Текст книги "Подлинное искупление (ЛП)"

Автор книги: Тилли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Меня захлестнуло чувство вины и унижения.

– Ты была моим другом, а я тупо это профукал. Мне… мне жутко стыдно за то, как я себя вёл. Если бы я мог это изменить, если бы мог всё вернуть, я бы так не сделал. Я бы не стал…

Мэй накрыла ладонью мою руку, не дав мне договорить. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоить свои натянутые нервы.

– Райдер. Дело сделано. Я вижу, что ты изменился. Но более того, я вижу, как ты смотришь на Беллу. Ты никогда на меня так не смотрел, и это хорошо. Именно так всё и должно быть. Теперь я это вижу.

Тяжелый груз, душивший меня всё это время, начал ослабевать. Мэй сказала:

– Просто пообещай мне, что будешь заботиться о ней, как никто другой.

Мэй крепко сжала мне руку.

– Она так долго боролась, Райдер. С такого юного возраста она заботилась обо всех нас. Она была нашим самым яростным защитником. Но это лишало её сил. Совершенно лишало сил, но она всё равно никогда не отходила от нас ни на шаг, любила нас, была нам матерью, которой у нас никогда не было.

У меня заныло в груди. Я представил себе Беллу в детстве, такую же непреклонную, какой она была, когда защищала меня от Палачей. Эта мысль чуть не выбила из меня дух. С губ Мэй сорвался горький смех.

– Она рассказывала нам о жизни, которая у нас когда-нибудь будет – на свободе и с мужчинами, которые полюбят нас за нашу внутреннюю красоту, а не за то, как мы выглядим, – Мэй вытерла нечаянную слезу. – И она так сильно в это верила, Райдер. А потом она умерла, ну или, по крайней мере, мы думали, что она умерла. В темноте ночи, здесь, в клубе, я оплакивала мечты о той жизни, которую она желала нам всем, потому что у нас они сбылись, а у нее – нет. Откуда мне было знать, что Белла жива и всё ещё борется – борется за жизнь, а затем вернётся в Новый Сион, чтобы бороться за тех, кто сам не в силах постоять за себя.

Мэй замолчала и кивнула мне головой.

– Она боролась и за тебя. Боролась за твою жизнь… так храбро сражалась за мужчину, завладевшего её сердцем.

Я сглотнул подступивший к горлу ком.

– Но теперь пора положить конец её борьбе, – Мэй сделала глубокий вдох. – Пора ей опустить свой щит и стать, наконец, счастливой… пора ей обрести покой.

Я отвернулся, сморгнув подступившую к глазам влагу. Мэй поднялась на ноги.

– Белла всегда была и будет самим дыханием моего сердца. Она – величайшее сокровище, которое только можно найти, – сказала она. – И я счастлива, что именно ты показал ей её значимость. Потому что она бесценна, Райдер. Поистине, бесценна.

Мэй подошла к двери. Как только она потянулась к дверной ручке, я произнёс:

– Прости, Мэй. Как бы то ни было, прости меня за всё.

Мэй оглянулась на меня.

– Это уже в прошлом, Райдер. Теперь у нас обоих есть уготованное нам судьбой будущее. Настало время смотреть вперед, не оглядываясь назад.

Я склонил голову в знак согласия.

– Приходя ко мне, ты сильно рискуешь. Если Стикс тебя здесь застанет, то совсем не обрадуется.

Мэй пожала плечами.

– Мне нужно было убедиться, что ты любишь Беллу так сильно, как это необходимо, – Мэй улыбнулась мне чистой, радостной улыбкой. – И возвращение Беллы научило меня проявлять больше твёрдости. Она научила меня быть сильнее. Белла – непревзойденный нарушитель правил, но теперь я вижу, что некоторые правила нужно нарушать.

– Это точно, – сказал я, вспомнив прекрасное лицо Беллы.

Я почувствовал, как налились теплом мои мышцы, при одной мысли о её идеальных глазах и губах… о том, как она на меня смотрела.

Только на меня.

С откровенной любовью.

– Знаешь, Райдер, – произнесла Мэй. – Когда-то мы с тобой были хорошими друзьями. Думаю, может, однажды, мы снова могли бы ими стать.

На губах Мэй заиграла знакомая искренняя улыбка, и я ответил:

– Да… было бы здорово стать твоим другом, Мэй. Друзья. То, кем мы всегда должны были быть.

Мэй ушла, и комната погрузилась в тяжелое молчание. Я уставился в потолок, прокручивая в голове то, что только что произошло.

«Настало время смотреть вперед, не оглядываясь назад».

Мэй была права, я это знал. Теперь для всех нас уже не было пути назад.

Закрыв глаза, я попытался убедить себя последовать её совету. Это не так-то просто, когда твое прошлое неподъёмным грузом давит тебе на плечи. Но я должен был попытаться.

Ради Беллы я должен был хотя бы… попытаться.

***

Через некоторое время я открыл глаза. Постепенно ощутив свои мышцы, я поёрзал на кровати. По доносившимся снаружи звукам я понял, что семья и друзья Палачей всё еще веселятся.

Осознав, что мне нужно отлить, я застонал. И обхватив руками сломанные ребра, с трудом поплелся в ванную. Закончив, я направился к двери ванной комнаты и поймал свое отражение в висящем над раковиной зеркале. И тут же замер. Я, бл*дь, замер, и сердце мое ушло в пятки, когда в ту же секунду я увидел глядящее на меня оттуда лицо Иуды.

На какой-то момент я совсем об этом забыл.

Мне в голову сразу же потоком хлынули его образы, на шее бешено заколотился пульс, и я изо всех сил старался перевести дух. Совершенно обессиленный и еле стоя на ногах, я оперся на раковину и закрыл глаза. Руки дрожали от охватившей меня ярости. Иуда. Грёбаный Иуда. Даже после смерти, он по-прежнему держал меня в плену своих чар. По-прежнему засорял мой разум… по-прежнему гробил мою долбаную жизнь.

Я открыл глаза и посмотрел в зеркало. Стиснув челюсти, я уставился на себя. Затем размахнулся и ударил рукой о стенку висящего на стене шкафчика. Дверца сорвалась с петель, и из него посыпалось содержимое. Сконцентрировав все свои силы на том, чтобы дышать сквозь боль от сломанных ребер, я заметил в раковине черную машинку для стрижки волос.

Я взял её в руки и посмотрел в зеркало. У нас с Иудой всегда были длинные волосы. У нас всегда были бороды, точно, как у Иисуса и его учеников.

Но мне вовсе не хотелось быть кем-то вроде Иисуса.

И уж точно не хотелось походить на Иуду.

Недолго думая, я щелкнул переключателем и поднес к голове машинку. Не обращая внимания на жуткую боль в ребрах, я провёл жужжащими лезвиями по своим длинным каштановым волосам. Каждый раз, когда на пол падала очередная прядь волос, с моих губ срывался сдавленный крик.

С каждым новым заходом я стискивал зубы и выбрасывал из своей головы Иуду. Его улыбку, смех, его руку у меня на спине. Его восторг, счастье… его гребаное умопомешательство. Лица его плачущих от боли жертв, его безумные глаза… впивающиеся мне в кожу ногти, царапающие меня, чтобы остановить… его мёртвые стеклянные глаза…

По моему лицу потекли слёзы, и я увидел, как в раковину упала последняя прядь волос. Я поднёс машинку к бороде и постриг и её. Лезвия были не слишком короткими, поэтому они не сбрили ее полностью. Но опустив машинку, я взглянул на свое новое отражение в зеркале… и почувствовал, как всё рушится.

Иуда исчез. Он исчез с моего гребаного лица.

У меня подкосились ноги, и я повалился на пол. Я поднес руки к голове и, почувствовав, как ладонь коснулась коротких волос, закричал ото всей нахлынувшей на меня боли. Мне хотелось, чтобы Иуда исчез… но я и не подозревал, как же будет больно, когда это наконец-то произойдёт.

Я наклонился вперед, раскачиваясь от невыносимой боли в груди.

– Райдер! – услышал я отчаянный окрик Беллы.

Она ворвалась в ванную и тут же опустилась рядом со мной. В дверях стоял кто-то ещё. Я поднял глаза. Сестра Руфь смотрела на то, как я, бл*дь, теряю последние остатки самообладания.

– Райдер, – прошептала Белла. – Что ты наделал?

Она подобрала пряди моих срезанных волос.

– Я больше не мог быть им, – произнёс я. – Не мог смотреть в зеркало и видеть его. Я… я не мог больше выносить, что все в этом баре видят во мне его… Грейс, Лила…

Я взглянул на свою жену.

– Даже ты.

Белла покачала головой.

– Нет, Райдер. Ты не твой брат. Никто так не думает.

У меня в голове пронеслись предсмертные слова Иуды…

«Зло порождает зло, Каин. Какой бы грех не запятнал мою душу, он живет и в тебе. Мы с тобой одинаковые… Рождены одинаковыми… Творим одно и то же…».

– Мы с ним одно, – сказал я и провел пальцами по венам у меня на запястье. – У нас одна кровь.

Я покачал головой.

– Мы никогда не знали наших родителей, но посмотри на нашего дядю. Посмотри на Иуду… Я сделан из того же зла, что и они. Мне не убежать от судьбы.

Мне было невыносимо проступившее на лице у Беллы выражение полной беспомощности. Я не хотел ранить её больше, чем уже ранил. Но… но…

– Ты считаешь злом меня?

Мой взгляд скользнул к стоящей в дверях Руфи. Я нахмурился.

– Что?

Руфь опустилась на пол и села напротив меня. Белла прижалась ко мне и взяла меня за руку. От её прикосновений я черпал силы. Она и была моей грёбаной силой.

– Ты считаешь злом меня? – повторила Руфь.

Белла казалась растерянной.

– Нет, – ответил я, глядя на женщину, о которой практически ничего не знал.

Сейчас, в рубашке и длинной юбке, она выглядела иначе, совсем не так как при нашей первой встрече. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а карие глаза внимательно смотрели на меня… очень внимательно.

Руфь сглотнула и опустила глаза.

– Значит, ты похож на меня.

Я понятия не имел, о чем она говорит.

– Ничего не понимаю.

Руфь сидела, не поднимая глаз и сцепив руки на коленях.

– Мне было тринадцать, когда меня забрал к себе мой приемный старший брат. Моих родителей никогда не было рядом, их больше беспокоил поиск очередной выпивки. Поэтому он меня забрал. Он приехал за мной, сказал мне, что нашел Бога, и что на него возложено исполнение священной миссии.

Я застыл на месте, а она тем временем продолжала.

– Он отвез меня в Техас. Когда я увидела его новый дом, то глазам своим не поверила. Увидела всех этих людей, которые его любили и поклонялись… но моя любовь к его дому длилась недолго.

Белла так сильно сжала мне руку, что, по-моему, перекрыла приток крови.

– Потому что однажды ночью он пришел за мной. Я не понимала, чего он хочет от меня – своей сестры. Но вскоре я это узнала, – она поморщилась. – Он повел меня в свою постель… и… и…

Руфь крепко зажмурила глаза.

Когда она подняла голову, по её щекам катились слезы.

– Я не знала, что ношу близнецов. Лэнс, мой брат, скрыл это от меня, когда врачи делали мне УЗИ. До их рождения меня держали в полной изоляции, – у нее вырвалось рыдание. – После того, как они родились, мне разрешили подержать их на руках всего несколько минут. Я никогда не хотела этих детей; он меня к этому принудил. Но когда я заглянула в их большие глаза, то мгновенно их полюбила. Они стали так мне необходимы, что я даже не могу этого объяснить. Они были моими… моей душой, моим сердцем… пока он их у меня не забрал.

– Нет, – прошептала Белла и неистово вцепилась мне в руку.

Я пытался вздохнуть, но не мог. Воздух просто не шел.

– Я часами плакала и плакала. Кричала, чтобы ко мне вернули моих сыновей. Но мой старший брат, Пророк, сказал мне, что мои мальчики – его сыновья – будут воспитываться как его наследники. Что Бог поведал ему, как их растить… вдали от людей. Потому что они особенные.

– Руфь, – произнесла Белла и взяла её за руку.

Почувствовав от Беллы столь необходимую ей поддержку, Руфь поморщилась от боли. Но я не мог пошевелиться. От шока я лишился дара речи.

– Я так и не оправилась от потери своих мальчиков. Пророк сказал, что из-за своего угнетенного состояния и отсутствия веры, я стала настоящим бедствием для общины, поэтому он меня выслал. Отправил меня подальше от моих сыновей, чтобы я не нарушила Божьи замыслы.

– Пуэрто-Рико, – прошептала Белла.

Руфь кивнула.

– Я находилась там, пока нас не вернули в США для объединения Нового Сиона.

Руфь взволнованно взглянула на меня, затем подалась вперед. Она подняла с пола прядь моих волос. Тогда я понял, что наши с ней волосы одинакового каштанового оттенка. А её глаза того же цвета и формы, что и мои.

Она была… она была…

– Я думаю, что Иуда стал похож на своего отца, а ты…, – она сглотнула. – А ты – на мать…

Руфь встретилась со мной взглядом.

– На меня.

Я смотрел на эту женщину, пытаясь разобраться во всём том, что она мне сейчас сказала. Дядя Давид был мне вовсе не дядей, а отцом. И он изнасиловал свою приемную сестру… мою мать…

– Я не знаю, каково это, быть сыном.

Понятия не имею, почему именно это было первым, что сорвалось с моих губ. Но ровно это я и сказал.

Руфь вздохнула и слабо улыбнулась.

– А я не знаю, каково быть матерью.

Я опустил голову, не зная, какого хрена мне теперь делать. Вдруг в мою свободную руку легла ладонь – теплая, мягкая и….

– Мать, – прошептал я, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла. – У меня есть мать.

– Да, – заплакала Руфь, и у меня в руке дрогнула её ладонь. – И, если ты мне позволишь… я… я хотела бы узнать тебя получше. Я… я люблю тебя, сынок. Всегда любила…

Белла наклонилась к Руфи и поцеловала её в висок. Моя жена прижалась ко мне, не отпуская меня ни на секунду и не давая мне сломаться.

Я сидел на полу в ванной, у меня в объятиях и в сердце были мои мать и жена. Обе хорошие женщины. Обе чистые души…

… все мы выжили.

У меня в голове снова раздались слова Смайлера, и я понял, что брат прав. Я должен попытаться жить. В этом кромешном аду, каким была моя жизнь, меня наградили чудесными дарами.

Сжав руку своей матери и потрясающей, храброй жены, я закрыл глаза. И на этот раз, когда меня окутала темнота, у меня в голове не возникло никаких ужасных образов. Вместо этого в груди разлилась легкость, и мое сердце наполнилось теплом.

И несмотря ни на что, я улыбнулся.

Улыбнулся и обнял свою семью…

. . потому что мне действительно повезло.

Просто чертовски повезло.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Белла

Три дня спустя…

Я продела руки Райдера в рукава чёрной рубашки и натянула её на его всё еще поврежденный торс. Теперь он уже мог одеваться сам, но я беспокоилась, что это требовало от него слишком больших усилий. Я подняла глаза и поймала на себе его взгляд. Последние несколько дней так было постоянно. Словно что-то в нем изменилось, что-то, от чего он стал лелеять меня, обожать… поверил в то, что я никогда его не оставлю.

Это было правдой. Я никуда не от него не уйду.

– Ты в порядке? – спросила я.

И тут он наклонился и впился губами мне в губы, лишив способности дышать. Я закрыла глаза и провела руками по его недавно постриженным волосам.

Райдер отстранился, и я улыбнулась, услышав, как он прошептал:

– Да. Я в порядке.

– Хорошо.

Я поцеловала его в голову.

Затем отошла, чтобы собрать кое-какие необходимые нам вещи. В этот день мы переезжали из здания клуба Палачей в наш новый дом. Когда Райдер рассказал мне о решении Стикса, я расплакалась. В этот момент из меня выплеснулись все сдерживаемые мною эмоции. Вся сила, за которую я с таким упорством цеплялась, улетучилась.

Он выживет.

Я буду жить с тем, кого люблю.

Это всё, что имело значение.

В дверь тихо постучали. Я улыбнулась, увидев на пороге сестру Руфь. Её робкие глаза немедленно метнулись к сыну.

К её сыну.

Даже сейчас, глядя, как эта тихая женщина, вне себя от волнения, приближается к Райдеру, я едва могла в это поверить. Райдер встретился с ней взглядом, и на его губах проступила нервная улыбка.

Их обоих сильно надломило их прошлое, но они отчаянно пытались бороться за будущее. Наконец-то, как воссоединившиеся мать и сын.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Руфь.

Она протянула руку, чтобы коснуться постепенно исчезающего синяка. На какой-то момент она застыла в нерешительности, но я с гордостью заметила, как Руфь снова двинулась вперед, и осторожно провела рукой по коже Райдера.

От этого лёгкого ласкового прикосновения Райдер сглотнул.

– Мне уже лучше. Рад, что покидаю это место.

Руфь понимающе кивнула. К двери подошел Стефан вместе с Соломоном и Самсоном. Я заключила его в объятья. Последние две недели были очень удачными для Стефана и моих сестер. Мы каждый день разговаривали и ощутимо сблизились.

Я ещё со времен моего пребывания в Пуэрто-Рико знала о его чистой душе и добром сердце. Но новость о том, что он мой отец – моя кровь, еще больше укрепило нашу с ним связь. Я видела, что с Мэй и Мэдди происходило то же самое. Мэй, как и в большинстве случаев, сразу же впустила его в свое сердце. А что до Мэдди, то с каждым днем она становилась рядом с ним всё раскованнее. С каждым днем её внутренние стены понемногу рушились.

Я очень гордилась ими обоими.

Стефан и Руфь поселились в квартире Тэнка, которая находилась неподалеку от огороженной территории клуба. Еще в Пуэрто-Рико я часто задумывалась над тем, есть ли между ними нечто большее, чем просто дружба, но они заверили меня, что нет. Я решила, что в каком-то смысле Руфь видела в Стефане старшего брата, который у нее должен был быть. Стефан о ней заботился и давал ту любовь, в которой ей так отчаянно не хватало в Пуэрто-Рико. Они стали лучшими друзьями.

Стали нашей семьей.

Соломон и Самсон сняли квартиру над гаражом. Они часто приходили в клуб, и не только, чтобы увидеться со мной и Райдером. У меня сложилось стойкое впечатление, что братьям понравились Палачи. По крайней мере, им точно нравился их образ жизни. Соломон признался мне, что то, как жили Палачи, не сильно отличалось от их роли охранников. Похоже, Палачам братья тоже очень понравились. Оно и понятно. Соломон и Самсон всегда были сильными, достойными людьми. Мне никогда не говорили, из-за чего их сослали в общину вероотступников, но я понимала, что из-за чего-то плохого. Я видела это у них в глазах всякий раз, когда они говорили о нашем бывшем доме.

Как и я, они просто пытались любыми способами приспособиться к этому незнакомому новому миру. Хотя, в отличие от них, мне еще только предстояло осознать, что мы действительно свободны. Я еще даже не выходила из дверей этого клуба.

– Ты готов? – спросил Райдера Соломон.

– Да, – ответил Райдер.

Соломон и Самсон помогли ему встать с постели и добраться до двери. Когда я увидела, как он похудел, у меня сжалось сердце. Его джинсы теперь на нем болтались, а рубашка, которая раньше плотно его облегала, теперь казалась слишком большой.

Я все ещё никак не могла привыкнуть к его коротким волосам и бороде. И все же у меня по-прежнему захватывало от него дух. Неважно с длинными волосами или короткими, с бородой или без, он всё равно был невероятно красивым. Райдер медленно подошел к двери. Я вместе с Руфью и Стефаном последовала за ним.

Пока мы шли по коридору, я услышала доносящиеся из бара голоса. От этого мне стало не по себе. Не секрет, что эти мужчины ненавидели Райдера. Его навещал только Смайлер.

Это будет нелегко.

Когда Райдер вошел в бар, там повисла гробовая тишина. Руфь стиснула мне руку. Расправив плечи, я проследовала за мужем… и у меня сжалось сердце. Братья, все до единого, со злобой уставились на Райдера. Слова были ни к чему; мы всё прочли по выражению их лиц – они все желали Райдеру смерти.

Увидев, как мужчины, скрестив на груди руки и с презрительными усмешками на лицах, поднялись со своих мест, я затаила дыхание. Мое сердце переполнилось гордостью, когда Райдер скрыл охватившее его в этот момент чувство опустошения, и, сделав над собой усилие, направился вперед.

Он высвободился из надёжных рук Соломона и Самсона и повернулся к ним лицом. Я оказалась права. Такая реакция бывших друзей убивала его изнутри. В глазах читалась явная боль.

– Я могу идти сам.

Мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть, как мой муж, пошатываясь, идёт к двери под злобными взглядами находящихся в баре мужчин. Я не могла смотреть на то, как он пытается сохранить чувство собственного достоинства, которое они так жестоко растоптали.

Я услышала, как Руфь порывисто втянула в себя воздух. Райдер остановился в центре комнаты, чтобы вдохнуть сквозь боль. Мне хотелось броситься к нему, помочь, но Руфь покачала головой.

– Не надо, – еле слышно прошептала она. – Он должен сделать это сам.

Это противоречило всем моим инстинктам, но я знала, что она права. Муж поднял голову и пошел к выходу. Он смотрел прямо перед собой и ни разу не оглянулся.

Потому что мы не могли. Если мы хотим выжить, то должны смотреть только вперед. Именно это он сейчас и делал, завоевав тем самым еще больше моей любви.

Райдер добрался до двери и вышел на улицу. Соломон и Самсон проследовали прямо за ним. Но я не смогла. Вместо этого я разочарованно посмотрела на всех этих мужчин, которые так жестоко стояли здесь и запугивали его. Но им было всё равно. Я поняла это по пустому выражению их лиц.

Я очень сомневалась, что Райдер когда-нибудь вернет себе их расположение. Их разделяла слишком сильная неприязнь. Но меня это больше не волновало. Мне уже начало казаться, что эти люди недостойны его благосклонности. Я не понимала, как они могут безучастно взирать на всё то, что он сделал, чтобы искупить свои грехи.

Он стоил большего, чем давали ему эти люди. И всё же он все это сносил. Я любила этого мужчину. Любила с отчаянной, душераздирающей страстью.

Руфь потянула меня за руку к выходу. Я уже собралась было уйти, как вдруг увидела в самом конце бара своих сестер. На их прекрасных лицах отражались противоречивые чувства, в глазах застыла нерешительность. Но я их не винила. Теперь я знала, на какие жертвы пойдёшь ради того, кого любишь.

Я кивнула им головой и чуть не расплакалась, когда Мэдди подняла руку и тихонько мне помахала.

Я и их тоже очень любила. Любила так сильно, что решила их отпустить. Они уже не дети, которым необходима моя защита. И мне тоже нужно жить дальше.

– Белла? – произнесла Руфь.

Я кивнула и последовала за ней на улицу, где нас уже ждали две машины.

Руфь села с Соломоном и Самсоном. Стефан забрался в другую, на место водителя. Я удивилась, узнав, что он умеет водить, научился ещё до того, как примкнул к общине. Я залезла в машину к отцу.

Голова Райдера опиралась на подголовник, но его грустный взгляд был устремлен на меня. От внезапного волнения к глазам подступили слезы. Я потянулась к его руке.

– Я так горжусь тобой, малыш. Очень, очень горжусь.

Райдер закрыл глаза. Он ничего не ответил. И я не настаивала. Я бы не лишила его той угасающей силы, за которую он цеплялся. Я поёрзала рядом с ним и положила голову ему на плечо.

Пока мы ехали мимо пустынных полей, я крепко держалась за своего мужа. Стефан остановил грузовик перед небольшим деревянным домиком. В нем не было и следа великолепия и роскоши жилищ Мэй или Лилы. Он даже не казался таким ухоженным, как дом Мэдди и Флейма.

Но, тем не менее, я замерла от восторга… это будет наш дом.

– Прости меня, – вдруг сказал Райдер.

– За что? – нахмурившись, спросила я.

– За это, – произнёс он, указав на дом. – Это просто кошмар. Убожество… ты заслуживаешь большего.

Я поймала его взгляд и покачала головой.

– Нет. Он наш. Он станет нашим домом. Внешность не имеет никакого значения, помнишь?

Райдер с сомнением всмотрелся мне в лицо, затем на его губах появилась ухмылка.

Мы вошли в дом. Он был маленьким и нуждался в уборке. Но там стояла большая кровать и диван. Как по мне, это был дворец.

Руфь застелила постель, и Райдер медленно направился к ней. Он сел на край кровати, а я опустилась перед ним на корточки и помогла ему снять обувь. Райдер следил за каждым моим движением.

«Я люблю тебя», – прочла я у него на лице.

«Я тоже тебя люблю», – отразилось на моём.

Позади нас кто-то откашлялся.

– Мы вас оставим, – произнёс Стефан, окинув огорчённым взглядом обшарпанную комнату.

– Спасибо, – сказала я.

Соломон, Самсон и Стефан вышли из дома. Когда Райдер лёг, Руфь неловко подошла к кровати. Он устал; я увидела, как опустились его веки.

– Хочешь, я останусь и помогу тебе убраться? – спросила Руфь.

Я покачала головой.

– Нет, я справлюсь. Этот дом не такой уж и большой.

Руфь кивнула, затем осторожно подошла к сыну. Я отошла, занявшись чистящими средствами, которые принесла нам Руфь. Но не удержалась и с комом в горле взглянула на робкие новые отношения между матерью и сыном. Райдер наблюдал за тем, как его мать обошла кровать и встала рядом с ним.

Руфь провела рукой по краю матраса.

– С тобой здесь всё будет хорошо?

– Да, – низким, надтреснутым голосом ответил Райдер.

Руфь кивнула.

– Можно мне приходить к тебе почаще? Если… если, конечно, ты этого хочешь. Если нет, всё в порядке, но…

– Да, – перебил ее Райдер. – Я…

Он откашлялся.

– Я был бы рад… тебя видеть.

Ослепительная улыбка, озарившая лицо Руфи, могла бы осветить даже самые темные небеса.

– Хорошо, – выдохнула она. – Тогда я с нетерпением буду этого ждать.

Руфь осторожно наклонилась и ласково поцеловала Райдера в лоб. Когда она коснулась его губами, Райдер закрыл глаза.

Моё сердце запело от счастья.

Руфь попрощалась и, улыбнувшись мне, вышла из дома. Я взглянула на кровать. Райдер уже смотрел на меня. Я прошла через комнату и взяла его за руку. Присев на край кровати, я наклонилась и поцеловала его в губы. Затем провела рукой по его волосам.

– Спи, малыш, – прошептала я. – Спи.

Глаза Райдера закрылись, и через несколько минут его дыхание стало глубоким и размеренным.

Пока он спал, я убиралась в доме, закончив лишь, когда за окном начали сгущаться сумерки. Мне захотелось подышать свежим воздухом, и я вышла в прохладу влажного вечера.

Я присела на лежащее посреди дико растущей травы бревно…. и вздохнула. Я дышала и дышала, впервые начав осознавать нашу новую реальность.

Мы свободны. Мы вне общины, вдали от Палачей… и свободны.

Я почувствовала, как по щекам текут слезы. И заплакала. Я плакала и плакала обо всех унесенных жизнях, о тяготах и боли. Я выплеснула всё, что хранила в себе годами, отпустив всё это в сумеречное небо. Прошло некоторое время прежде, чем я выплакала все свои слезы. Вместо них настало долгожданное оцепенение.

Проблеск нового начала.

Я уставилась на старый деревянный дом. И в груди зародилась надежда. Он был нашим. У нас был собственный дом. Подумав о нашем будущем, я глубоко вздохнула. Я понятия не имела, что оно нам принесёт. Впервые с тех пор, как мы здесь очутились, я задумалась о том, как буду жить во внешнем мире.

В Пуэрто-Рико брат Стефан так много мне о нем рассказывал, что, когда я столкнулась с новыми зданиями, людьми и вещами, то почувствовала странную смесь узнавания и нерешительности. Увидев разные устройства, которых сторонился наш народ. Меня смущала даже одежда, которую носили некоторые люди.

Но я не дала всему этому меня запугать. Пережив столько ужасов, я твердо решила принять образ жизни этого нового мира с широко открытыми глазами. Я больше не буду колебаться.

Я запрокинула голову и улыбнулась, увидев, что на небе засияли первые звезды. Вдруг до меня донесся звук подъезжающего автомобиля. К дому медленно приближались огни фар.

Я напряглась, гадая, кто бы это мог быть. Машина остановилась, и из нее вышли мои сестры.

Все три.

За рулём сидел Малыш Эш. Он робко помахал мне рукой. Я помахала ему в ответ. Сестры направились ко мне, неся в руках тарелки. Я слишком устала, чтобы подняться с бревна, поэтому просто им улыбнулась. Первой заговорила Лила.

– Мы привезли вам еды. В ваш новый дом.

– Спасибо, – сказала я и встала на ноги.

Взяв у Лилы из рук тарелку, я поставила её у двери.

– Райдер спит, – объяснила я.

– Может, присядем? – спросила Мэй, указав на бревно.

Я кивнула и снова села. Лила опустилась рядом со мной. Мэдди и Мэй расположились напротив нас на траве. Я увидела, как Мэдди огляделась вокруг, и у нее на лице отразилась печаль.

– Не грусти, – сказала я своей младшей сестрёнке.

Мэдди взглянула на меня сквозь влажные ресницы.

– Мне не нравится, что ты так далеко от нас, – она потерла щеку. – Не нравится, что вы должны жить здесь совсем одни, что вам нельзя приходить на наши посиделки. На наши праздники. К нам домой.

От прозвучавшей у нее в голосе боли у меня сжалось сердце. Наклонившись, я взяла её за руку.

– Мэдди… так вышло. И я ничего не имею против. Он жив. Это для меня самое главное. Не этот дом или большие расстояния. А то, что мое сердце не разбилось от очередной чудовищной потери.

– И всё это благодаря вам.

Я выпрямилась, выпустив руку Мэдди.

– У меня не было возможности толком вас всех поблагодарить. Но… но вы даже не представляете, что это для меня значило, когда вы встали рядом со мной в том сарае, – я подавилась рыданием. – Когда я увидела его там связанным, таким сломленным, я испугалась, что больше никогда не смогу вздохнуть.

Я сморгнула подступившие к глазам слёзы.

– Но потом вы все встали рядом со мной. В знак солидарности.

Мэй повернулась и накрыла мою руку своей ладонью.

– Всегда, – прошептала она. – Так будет всегда.

Лила погладила меня по плечу и кивнула головой. Мэдди наклонилась и положила свою руку на ладонь Мэй. Я почувствовала прикосновение всех троих моих сестер и закрыла глаза, чтобы насладиться этим моментом. Моментом, который раньше казался просто невозможным. Который теперь был таким реальным и таким правильным.

Таким долгожданным.

Я открыла глаза.

– Мы всегда были такими, разве нет? Вчетвером против всего мира? – я шмыгнула носом и тихо рассмеялась. – Несмотря ни на что, у нас была любовь, которую ничем не сломить. Связь, которую никому не под силу разорвать.

– Даже сейчас, – произнесла Мэй и улыбнулась. – Даже в том сарае. Мы бы никогда не бросили тебя одну. Ты наша сестра. Мы никогда больше тебя не отпустим.

– И они никогда не поймут, – тихо сказала Лила.

Я повернулась к своей сестре.

– Мужчины, что здесь живут, включая наших мужей, никогда не поймут, почему ты его спасла. Но мы это понимаем.

Я замерла. Лила оглянулась на закрытую дверь дома.

– Я долго думала над тем, что ты сказала в сарае. И это действительно так. Мы всегда были друг у друга. А у него не было никого, – у нее заблестели глаза. – Представьте, каково это – провести всю жизнь в одиночестве, когда рядом лишь такой брат, вроде Иуды. Райдер даже не узнал бы, что Иуда чудовище; ему просто не с кем было его сравнивать.

Мэй печально вздохнула.

– Белла, я не думаю, что они когда-нибудь примут его назад.

– Знаю, – ответила я. – Это ничего. Потому что у него есть я. У него есть Руфь, Стефан, Самсон и Соломон.

– И мы, – залившись румянцем, сказала Мэдди. – У него есть и мы. Мы все понимаем, какой была та жизнь. И не виним его.

Я кивнула головой, не в силах ответить от переполнившей меня благодарности. Взяв, наконец, себя в руки, я прошептала:

– Я вас люблю. Я вас всех очень люблю.

– Мы тоже тебя любим, – сказала Мэй.

Я почувствовала, как меня переполняет усталость, копившаяся во мне все эти несколько недель. Лила погладила меня по лицу.

– Ты совсем без сил.

– Да, – вздохнула я. – Я очень, очень устала.

Мы поднялись на ноги. Мэдди тут же обхватила меня за пояс и прижалась щекой к моей груди.

– Тебе больше не нужно бороться, – прошептала она своим тихим, успокаивающим голосом. – Мы все в безопасности. Райдер тоже. Тебе больше не нужно бороться.