Текст книги "Госпожа (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Глава 14
Ладья
Грейс сидела в одной из гостевых комнат Кингсли, уставившись на телефон. Она должна была позвонить Закари и рассказать о произошедшем. Она понимала, что должна. И все же что-то удерживало ее, что-то большее, чем просто большой счет за разговор с Австралией. Если бы он узнал о происходящем, ушло бы несколько дней на то, чтобы добраться до Штатов. Один полет занял бы целый день, и столько же он бы потратил на дорогу до аэропорта. И все это время он был бы в панике. Она представила, как он сидит в самолете без возможности связаться с ней и узнать о происходящем. Для нее это было похоже на мучение, чистый ад. Он любил Нору, и не без боли она признавала это. Он обращался к ней за советом, чтобы посмеяться, или просто, когда хотел хорошенько поругаться с кем-то, кто не сдастся. Ей никогда не приходилось спрашивать, с кем он говорил по телефону, когда она натыкалась на него с трубкой в руке. Никто другой не забрался ему под кожу так, как это сделала Нора. Это она делала его таким страстным, таким раздражительным.
Возможно, другая жена ревновала бы к их дружбе. Но как она могла ревновать, когда именно она пожинала все плоды? В ту же минуту, как он вешал трубку, он хватал Грейс за запястье или талию и тащил ее в спальню. Иногда они даже не добирались до спальни. Женатые почти двенадцать лет, и он все еще любил наклонять ее над кухонным столом, задирать юбку и погружаться в нее. И всегда после того, как кончал внутри нее, он прижимал ее ближе и шептал, как любит ее. Она знала, что он любил ее. Он бы пересек океан ради нее, и оставил Нору на другом конце света.
Нет, она не могла так поступить с ним, привести его в этот кошмар и заставить страдать от бессилия. «Блаженно неведение», – напоминал он ей. Она расскажет ему, только когда будет должна. А пока...
Грейс вздохнула от облегчения после того, как положила телефон в сумочку. Вопрос звонить Закари или не звонить Закари был, наконец, решен. Еще об одной мелочи не придется волноваться.
Теперь она должна волноваться обо всем остальном. Прежде всего, в ее разуме был Сорен. То, как Кингсли посмотрел на Сорена после прочтения записки, которую доставила Лайла, – она уже видела этот взгляд. Двенадцать лет назад, когда врач вошел в палату в госпитале и сказал Грейс и Закари, что у них нет надежды, их ребенок умер, и им придется смириться с тем фактом, что Грейс может больше не забеременеть снова – такой же взгляд.
Сочувствие от палача.
Записка содержала смертельную угрозу. Она чувствовала это.
Грейс вышла из комнаты в поисках Сорена или кого-нибудь еще, кто составит ей компанию. Она больше не могла находиться среди собственных мыслей. Гуляя по дому, Грейс снова столкнулась с Гриффином, молодым человеком, который впустил ее в дом. Он ходил вдоль большого панорамного окна, приклеившись ухом к телефону. Она осталась на лестнице и вне поля его зрения. Грейс не слышала, о чем он говорил, но могла сказать точно, что, что бы не слышал он по телефону, должно быть, не обрадовало его, потому как, резко завершив звонок, он швырнул телефон через всю комнату. Закрыв лицо руками, он поднял взгляд, только когда к нему подошел юноша с темными волосами, собранными в низкий хвост. Юноша, скорее мальчик, а не мужчина, взял Гриффина за запястья и аккуратно отвел руки от его лица. На мгновение они просто смотрели друг на друга. Грейс не могла их винить. Гриффин был, бесспорно, привлекательным со своим точеным подбородком, темными, торчащими во все стороны волосами и татуировками, выглядывающими из-под рукавов футболки. Но и мальчик обладал такой неземной красотой, которую она прежде не видела. Только подростки могли достичь такого уровня уступчивой привлекательности, словно у ангела. Гриффин схватил юношу за затылок и притянул для такого властного, такого страстного поцелуя, что Грейс едва не ахнула вслух. Они целовались так, словно перед концом света. Возможно, так и было. Возможно, им всем стоит найти того, с кем можно будет так целоваться, чтобы напомнить себе, что они все еще были живыми. Прикованная изображением предапокалиптичной похоти в конце коридора, Грейс даже не услышала шаги позади себя.
– Новая любовь, – раздался голос Сорена позади нее.
– Неудивительно, почему Кингсли работает дома. Мне бы тоже понадобился круглосуточный доступ к постели, если бы меня постоянно окружали такие сцены.
– Кингсли почти постоянно пользуется своим преимуществом круглосуточного доступа к кроватям.
– Я не виню их. – Грейс отвернулась от сцены в конце коридора. – Я никого и вас не осуждаю.
– Даже меня?
Грейс присела на верхнюю ступеньку и оперлась спиной о перила.
– Даже вас, Отец Стернс. – Она улыбнулась, когда он сел рядом с ней. – Мой дедушка был служителем в Пресвитерианской церкви. У него была жена, дети. Брат Закари, Аарон, раввин, и у него тоже есть жена и дети. Я никогда не понимала, почему католическая церковь так настаивала на целибате священников.
– Целибат не всегда был обязательным для священников. Представители церкви Нового Завета были женаты. Этого не было до одиннадцатого века, после Первого Собрания лютеран целибат стал обязательным. Второе Собрание лютеран запретило сражения на рыцарских турнирах.
– На рыцарских турнирах?
– Да. Они, по-видимому, проводились в равных теологических рангах.
– Вы ведь не сражаетесь?
– Только с Элеанор.
– Я помню курс Истории Европы. Не думаю, что многие Папы были сторонниками обета безбрачия. Скорее, несправедливо применяли его среди священников.
– Меня не заставляли. Не в обязательном порядке. Большинство африканских священников женились, и епископы закрыли на это глаза. Православным священникам разрешено жениться. Наказываются только за те нарушения, которые стали достоянием общественности.
– Так какова цель обета? Психологическое насилие?
– Теорий множество. Когда церковь разбогатела, она была заинтересована в сохранении богатства. У женатых священников подразумеваются сыновья. Сыновья наследуют деньги и земли. Церковь хотела сохранить эти деньги и земли как свои собственные. Так и родился обет безбрачия. Теперь, конечно, большинство епископов знают священников, у которых есть любовницы и любовники. Но если им не было бы запрещено жениться, их дети были бы незаконнорожденными и не могли бы стать наследниками.
– Это причина?
– Одна из многих. Я бы сказал, это реальная причина, вот почему те, кто знает историю церкви, принимают обет, словно это суждено самим Богом. Официальная позиция церкви такова – священники должны хранить целибат, потому что Иисус хранил целибат. Это так же объясняет, почему женщины не могут быть священниками.
– Иисус был евреем и обрезанным. Церковь требует, чтобы все священники были еврейского происхождения и обрезаны? Если это так, тогда мой муж мог бы стать лучшим священником, чем вы. Клянусь, он бы не стал. Нелепо проводить такую четкую грань.
– Не соглашусь с вами. Иезуиты всегда были более либеральны в этих вопросах. Замужняя католическая женщина на контрацептивах считается блудницей, даже если она верна своему мужу. Мы склонны упускать из виду подобные абсурдные ситуации.
– И закрывать глаза на случайных любовников?
Сорен начал улыбаться от ее вопроса, но затем сосредоточился.
– Я знаю нескольких иезуитов, у которых были любовники. По большей части другие мужчины.
– Они знают о вас с Норой?
– Единственный, кто знает, иезуитский священник, который слышал мою исповедь.
– И что он говорит?
Сорен улыбнулся, и что-то в этой улыбке заставило ее подогнуть пальчики на ногах.
– Говорит, отправить ее к нему, когда я закончу с ней.
Грейс посмотрела на него и взорвалась от смеха.
– Я не шучу, честно.
– Я верю вам.
– Моему духовнику около семидесяти. Я предупреждал его, что ночь с Элеанор может стать концом для него. Он ответил, что будет доволен уйти под музыку и встретиться со Святым Петром с улыбкой на лице.
– Он мне уже нравится.
– Тридцать лет назад, перед тем, как отправиться в Рим, я спросил его, позволит ли Бог быть священником кому-то вроде меня.
– Вы рассказали ему, кем вы были?
– Да. Та беседа, должно быть, была одной из самый неловких в моей жизни. Но он слушал, задал несколько вопросов, спросил, могу ли я удовлетворить свои потребности без полового акта, и я могу. Я никогда не собирался нарушать обет безбрачия или целомудрия.
– Так почему нарушили?
– Могу просто сказать – юная Элеанор Шрайбер предложила жесткую сделку. Пятнадцать лет, а она уже пыталась затащить меня в постель. Я должен был взять ее сразу, а не заставлять ее ждать меня несколько лет. Все это время мы могли быть вместе... а теперь время на исходе.
Его слова, такие простые, такие печальные, ударили в нее словно кулаком в живот.
– Мы не можем так думать. – Грейс покачала головой. – Вы не можете так думать. Мы знаем, где она, верно?
– Да, знаем. – Он достал медальон Лайлы из кармана и открыл его. Грейс наклонилась вперед и посмотрела на фотографию.
– Ваша мать была красивой. – Никто не сомневался, что молодая мама на фотографии родила мальчика, сидящего рядом с ней. У них были одинаковые умные глаза, одинаковые черты, тот же цвет волос и глаз, та же нордическая красота. Он даже унаследовал губы своей матери... скульптурные и манящие губы.
– Да. Лайла очень похожа на нее. Боже, не могу поверить, что Мари-Лаура опустилась так низко, чтобы использовать мою племянницу в роли пешки.
– Как она сюда попала?
– Мари-Лаура каким-то образом влезла в электронную почту Элеанор. Лайла и Элеанор часто переписывались. Лайла думала, что Элеанор пригласила ее, чтобы удивить меня. Отвратительный сюрприз.
– Бедняжка. С ней все в порядке?
– Будет. Я сказал ей позвонить маме и сказать, что она навещает меня. Лайла отказывается возвращаться до тех пор, пока мы не найдем Нору, а мне не хватает сил заставить ее. Лайла... она четыре года подряд каждый день после школы работала в ветеринарной клинике. Моя сестра, Фрейя, очень богата. – Он слегка улыбнулся и шумно сглотнул. Грейс хотела прикоснуться к нему, чтобы успокоить, но убрала руку в последний момент. – Поэтому Лайле не нужно было работать. Однажды, гуляя, Лайла нашла собаку на обочине. Ее сбила машина. Эта тринадцатилетняя девочка подобрала ее и принесла в офис клиники. Так она и нашла подработку. Потому что, когда ветеринар спросил, почему она так далеко несла эту дворняжку, Лайла ответила, что даже собака не заслуживает смерти в одиночестве.
– Боже, какое прекрасное у нее сердце. – Несомненно, в этот момент Лайла была растеряна, переживала, что ее тетя могла умереть в одиночестве.
– Так и есть. Она унаследовала от моей матери гораздо больше, чем просто внешность. Мама пережила достаточно травм и трагедий и продолжала счастливо жить.
– Она все еще жива? – спросила Грейс, прежде чем задумалась о том, что может ответить Сорен.
– Нет. Она умерла несколько лет назад.
– Вы очень сильно ее любили. Я это вижу. – Его взгляд смягчился, когда он говорил о ней. Ей понравилось это.
– Да. Она... – он замолчал и закрыл медальон. – Это долгая ужасная история. Не буду вас утомлять ею.
Грейс чуть не засмеялась.
– Вы не сможете утомить меня, даже если прочитаете телефонный справочник. Поговорите со мной. Я предпочла бы слушать ваши слова, чем свои мысли в голове.
Он сочувственно кивнул. Должно быть, он испытывал то же самое. Лучше поговорить о чем-нибудь… кроме происходящего.
– Мама приехала в Америку по музыкальной стипендии и устроилась на работу к моему отцу и его жене в качестве гувернантки для моей сводной сестры Элизабет.
– И он влюбился в нее?
– Нет. Изнасиловал ее.
Грейс прикрыла рот рукой.
– Мой отец был жестоким человеком. К тому же, обнищавшим английским бароном.
– Вы серьезно?
– Более чем. Его отец промотал семейное состояние. Он приехал в Америку и использовал свой титул, чтобы жениться на богатой девушке. Он пытался вернуть славу, по его мнению, он должен был быть таким. Он заставлял всех называть его Господин Стернс.
– Я живу в Англии, где все еще есть сословие пэров, и даже не могу представить, как можно расти в таком окружении.
– Он был злым человеком, мой отец. Обаятельным, любил манипулировать. Он внушал уважение, где бы ни появлялся. Никто не мог перечить ему. Никто бы не посмел. Они понятия не имели, каким человеком он был.
– Но вы знали.
– Я знал. – Он сжал медальон в пальцах. – Я знал, что мама боялась его. Я тоже научился бояться его. Большинство матерей, укладывая детей спать, рассказывают им сказки. Моя мама повторяла вслух мне свое полное имя и адрес в Копенгагене каждую ночь. Такая была моя сказка перед сном. Ее имя, ее адрес, имя ее отца, имена родственников. Гизела Магнуссен, дочь Сорена Нильса Магнуссена, 23 Хальфдансгейд 2300 Копенгаген...
Сорен закрыл глаза, повторяя сказку его матери. Грейс перестала дышать, когда его голос перешел на шепот. Она представила девушку восемнадцати лет со светлыми волосами, серыми глазами, сидящую на краю маленькой кровати мальчика. Она представила, как юная, напуганная мать натягивает до подбородка одеяло и шепчет ему на языке, которого в доме больше никто не знал. Она говорила маленькому сыну, почему заставляла его выучить адреса и имена на память? Или делала это в качестве детской игры?
– Каждую ночь она рассказывала мне одну и ту же историю. Каждую ночь я должен был повторить ее. Она знала, что был всего лишь вопрос времени, прежде чем он отправит меня в школу и устанет от нее.
– Она боялась, что вы вдвоем исчезнете?
– Она думала, что он убьет ее.
Сорен на мгновение посмотрел в глаза Грейс и снова отвел взгляд.
– На самом деле, он просто отпустил ее и переключился на новую жертву.
– Боже мой, что пережила ваша мать...
– Об этом невыносимо думать. Она любила нас, мою сводную сестру Элизабет и меня. Вот почему она осталась и не уехала, не сбежала. Любовь сделала ее узником в этом доме. Любовь ко мне.
– Вас разлучили?
– Когда мне было пять. Он отправил меня в школу-интернат в Англии. Маму бесцеремонно уволили и отправили в Данию. Она вышла замуж и родила мою сводную сестру Фрейю. Я не виделся с ней и не встречался с сестрой до своего восемнадцатилетия.
– Что вы испытали, когда снова увиделись с нею?
Он молчал и, казалось, обдумывал ее вопрос.
– Ответить на ваш вопрос могу, только сказав, что я надеюсь, что рай хотя бы на половину полон той радостью, как и наши сердца в тот день. Даже сейчас, когда ее больше нет, я все еще ощущаю эхо той радости, все еще ощущаю отголоски.
Горло Грейс сжалось.
– Даже не могу представить. – Грейс подумала о ребенке, которого однажды носила. О ребенке, которому не суждено было родиться, и, тем не менее, крохотная частичка ее страдала о том, что могло быть. – Что она, должно быть, чувствовала, потеряв вас и затем снова вас обретя...
Он молчал и смотрел на фотографию в медальоне. Грейс хотела прикоснуться к нему – к его руке, его лицу, но воротничок священника на его шее, и стена, о которой он предупреждал ее, удержали ее от прикосновения.
– И теперь еще одна единственная женщина в мире, которую я когда-либо любил, попала в тот же дом, куда попала моя мать, где ее изнасиловали и где она годами жила в страхе. И по той же причине – из-за любви ко мне. Не поверю, что Мари-Лаура проделала все сама. Ей помогают. У нее... я даже не могу думать об этом.
– Тогда не думайте, – сказала Грейс с большей уверенностью, чем сама ощущала ее. – Нора бы не хотела, чтобы мы думали. Она бы хотела, чтобы мы вытащили ее оттуда. Мы знаем где она, да? Каков план?
– Кингсли постарается вытащить ее. Он умолял меня позволить ему попытаться. Я не мог отказать.
– В одиночку?
– Если кто и может ее спасти без кровопролития, так это он.
– Без кровопролития?
– Он тридцать лет жил с виной за гибель своей сестры. Все это время он винил себя, веря в ее самоубийство. Я не могу просить его снова ее убить. Не стану.
– Что, если это не сработает, если он не спасет ее, есть план Б?
Сорен не ответил.
Кингсли поднялся по лестнице и встретил их. – Дэниел сказал приезжать в любое время.
– Кто такой Дэниел? – спросила Грейс.
Кингсли прохладно усмехнулся.
– Он старый... думаю, друг. Его покойная жена и я были любовниками, перед тем как они встретились и поженились. Когда она умерла, Дэниел закрылся в своем доме на несколько лет. Взял его зверушку, чтобы она помогла вытащить его. – Кингсли указал на Сорена.
– Вы говорите о Норе? – Грейс сузила глаза на Кингсли.
– Именно. Он на неделю отпустил ее к Дэниелу.
– Для чего? – Грейс не была уверена, хотела ли она знать ответ.
Широкая улыбка расплылась на лице Кингсли. Сорен не стал встречаться с ней глазами.
– У нашей Норы волшебная киска. Она противоположность Бермудскому Треугольнику. Большинство мужчин заплывают в нее и находят себя.
– Кингсли, достаточно. – Сорен посмотрел на него.
– Ты был первым ее Потерянным мальчиком, – ответил Кингсли, абсолютно не страшась Сорена.
– Дэниел – мой старый друг, – ответил ей Сорен, игнорируя Кингсли. – Его дом очень близко расположен к дому моей сводной сестры Элизабет. Важно только это. Дэниел предупредил Аню о нашем приезде? – Обратился он к Кингсли.
– Он сказал, что Аня и дети в Монреале на несколько дней.
– Хорошо, – ответил Сорен. – Мы хотим, чтобы как можно меньше людей были вовлечены в это.
– Детей мы оставим здесь. И вас, madame, тоже, – Кингсли обратился к Грейс.
– Я тоже еду. Что бы то ни было, я еду. – Ни за что на свете она не вернется в Англию, пока не увидит Нору в безопасности.
– Она едет с нами, Кингсли. – Сорен встал и все равно еще на фут возвышался над Кингсли, стоящим на лестничном пролете. – Как Лайла и Уесли. Это к лучшему, и ты это знаешь.
Кингсли с горечью и холодом во взгляде посмотрел на Сорена, посмотрел так жестко и так резко, что мог бы разрезать алмаз на двое.
– Черт тебя подери, – сказал Кингсли, Сорен не ответил. Француз развернулся на пятках и исчез на нижнем пролете по лестнице.
– Что это было? – Грейс поднялась на ноги.
– Кингсли не заботит план Б.
Глава 15
Королева
Давным-давно...
Два с половиной года назад Нора проснулась утром, точно зная, что ей надо сделать, чтобы этот гребаный день стал более-менее сносным. Ей нужен секс, и много. К счастью, секс и его количество обещало одно шаловливое сообщение на голосовой почте.
Гриффин... дорогой... это сообщение твоему члену. Будь так любезен, я бы хотела провести день с ним. Пусть перезвонит, если ему интересно.
К обеду, ко времени, когда Гриффин обычно просыпался, он перезвонил ей. Ей даже не пришлось заканчивать вопрос, хотел ли он провести день в игре с ней, и ответил. – Да, да и да. О, и мой член тоже говорит да. И спасибо за предложение.
Как только Уес вышел из дома на занятия, Нора оделась в свой лучший «трахни меня» наряд – черные ботфорты, короткую плиссированную черную юбку, обтягивающую белую блузку и трусики, которым было суждено оказаться на полу и оставаться там всю ночь. Еще быстрее до Гриффина она добраться просто не могла. Они с Уесли жили вместе лишь два с половиной месяца. Ей нравилось его присутствие в доме. Рядом с ним дом казался уютнее, но из-за парня чертовски сложно было трахаться. Сегодня она будет активной. Отчаянные времена требуют отчаянных оргазмов.
Когда она приехала в шикарные апартаменты Гриффина в Ист-Виллидж, Нора схватила его за рубашку и толкнула к стене, не встретив и толики сопротивления с его стороны.
– Я тоже скучал по тебе, – ответил он, его руки уже заскользили по ее бедрам и забрались под юбку.
– Веди себя хорошо.
– Тогда в чем прикол?
Нора протолкнула язык в его рот, такой теплый и жаждущий.
– Хороший вопрос, – прошептала она у его губ.
Она знала, что Гриффин надеялся на секс и в большом количестве, и он получит его, совершенно точно получит. Но сначала она решила заставить его поработать. Поэтому начала свою любимую игру, ту, которой научил ее Сорен – игру «выбери число». Прекрасная игра, особенно когда выбирающий не знает, что он или она выбирают.
– Выбери число от одного до четырех, – сказала она после того, как затащила Гриффина за рубашку в гостиную, толкнула его на пол и оседлала его бедра.
– Два, – ответил он.
– Кайфоломщик. – Он всегда аккуратно играл в ее игры разума. От одного до четырех могло означать, сколько пальцев она введет в него. От одного до четырех могло означать, сколько раз она позволит ему ее трахнуть. Сегодня от одного до четырех значит, сколько часов она будет дразнить его, прежде чем они перейдут к самому сексу. Так, в течение двух часов она медленно раздела его догола, целовала и покусывала каждый дюйм его тела – татуированные бицепсы, сильную шею, его любимые дюймы, но ни разу не позволила ему кончить.
В час и сорок пять минут она привязала его к стулу. По крайней мере, она видела, как Гриффин проделывает то же самое с дюжиной мужчин и женщин. Трахая обездвиженного и связанного, совершать сексуальное насилие намного легче.
Как только она обездвижила Гриффина, она села напротив него на кожаную софу. Сатерлин сняла свои трусики и бросила их ему на бедра. Затем, положив одну ногу на подлокотник софы, она начала довольно красочно доставлять себе удовольствие. Нора поняла, что дразнить его очень приятно судя по тому, как ее белье начало подниматься над его коленями.
– Нора... пожалуйста, – умолял он, – ты убиваешь меня.
– Для тебя «Госпожа Нора».
– Ты не должна так обходиться с другими Доминантами.
– Если не хочешь быть моим мужчиной-шлюшкой на сегодня, тебе не стоило впускать меня в дом.
– Больше никогда этого не сделаю.
– Правда? – спросила она, приподнимая бедра и открывая ему лучший обзор.
– Ладно, однозначно так и поступлю. Пожалуйста?
– Я такая влажная. Видишь?
Нора развела ноги так широко, как могла. Чтобы немного улучшить шоу, она медленно скользнула пальцем во влагалище. Гриффин гортанно застонал.
– Мой клитор тоже набух. Думаю, что бы с ним сделать...
– У меня есть несколько предложений.
Нора кашлянула.
– У меня есть несколько предложений, Госпожа, – сказал Гриффин. Даже такой жесткий Доминант, как Гриффин, знал, что лучше не противоречить похотливой Домине, жаждущей доминировать.
– Думаю, мои трусики будут рады моей киске.
– Мой член будет рад твоей матке.
– Гриффин, а ты умеешь пользоваться пикаперскими фразочками. Если будешь еще немного умолять, может быть, позволю тебе обрадовать любую часть меня.
– Пожалуйста, трахните меня, Госпожа. Или позвольте трахнуть вас. Или позвольте схватить кого-то с улицы и трахать его или ее, пока вы смотрите. Мне все равно. Мне нужно, чтобы мой член был внутри кого-то, предпочтительно в вас, в течение следующих пяти секунд, или я умру на этом стуле, а вам придется отвечать за это перед законом. И моими родителями.
– Ой, так боюсь. Только не твои родители.
– Папа может разозлиться.
– Все еще не боюсь. Давай попробуем взятку. Я трахну тебя сейчас, а ты пообещаешь после сделать мне массаж?
– Я сделаю вам массаж чего угодно или всего тела, если вы того хотите, Госпожа. Особенно вашей киски своим стояком.
– Ты приглашаешь меня на ужин?
– Выбирайте место. Я плачу.
– Конечно, платишь. Думаю, что хочу провести ночь в городе. Хочу объезжать твой член всю ночь.
– Где угодно. Mi член es su член.
– Пентхаус в Гансвурте.
– Ваш.
Нора скатилась с софы и начала копаться в своей сумке, подыскивая нужные ей вещи.
– Теперь я собираюсь заткнуть тебе рот кляпом. Не воспринимай это лично. Мне легче кончить, когда ты не болтаешь.
– Что угодно. Отрежьте мне язык. Только трахните меня.
– Твое отчаяние очень приятно, Гриффин. Если так продолжишь, я, может, позволю и тебе кончить.
– Продолжу, клянусь.
– Я это вижу, – сказала она, смотря на его эрекцию.
Нора разорвала упаковку с презервативом и швырнула через комнату свои трусики. Она на минуту дольше, чем требовалось, раскатывала презерватив по члену Гриффина. После она взяла резиновую пищащую уточку из сумки и вложила ее в его связанные руки. Для того, чтобы Гриффин с кляпом во рту мог сказать стоп-слово или сказать, что ему нужно поговорить. Пищание уточки будет его сигналом. Ни разу за все те года, что они трахались как друзья, он не сжал уточку.
– Кстати, – сказала Нора, смазывая Гриффина лубрикантом, – если ты кончишь раньше меня, я еще на час оставлю тебя привязанным к этому стулу и буду трахать себя вибратором, который лежит в сумке. Затем сфотографирую тебя в таком положении и отправлю фото Кингу, который будет показывать ее каждому члену своего королевского двора, прежде чем познакомить их с тобой.
– Вы садистская сука, Госпожа.
– Лесть доведет тебя куда угодно.
– А до секса доведет? Это все, что меня сейчас волнует.
– Вполне возможно.
На мгновение Нора раздумывала провести еще пять минут, надевая кляп на Гриффина, чтобы еще немного помучить его. Но она была достаточно возбуждена и не в настроении мучить себя.
Она оседлала Гриффина, но не пустила его внутрь. Зацепившись каблуками сапог за перекладины стула, она расстегнула блузу и бюстгальтер спереди. Прижавшись обнаженной грудью к его груди, она наслаждалась теплом его мужского тела под своими затвердевавшими сосками. Позже она заставит их сосать и целовать почти целый час, пока его пальцы будут ублажать ее киску. В конце концов, Гриффин фантастически работал руками. Она все распланировала. Они доберутся до отеля, и затем она скажет ему, что он будет делать с ней остаток ночи. Сейчас говорить не было причин. Не похоже, что он собирался спорить с ней об этом. И определенно ему не предоставят выбора.
Нора опустила руку и обхватил Гриффина, направляя его в себя. Медленно, дюйм за дюймом, она садилась на него, вбирая глубоко в себя.
– Так лучше, правда? – спросила она, и Гриффин молчаливо кивнул. – Мой дорогой, я большая фанатка твоего члена. Мне стоит больше времени проводить с ним.
Гриффин запрокинул голову, когда Нора начала двигаться на нем, работая бедрами, выписывая ими восьмерку. Он наполнил ее тело настолько… она хотела остаться здесь весь день и ночь с ним внутри. Все исчезало во время секса. Воспоминания, мечты, все призраки прошлого... уходили. Нора превращалась в создание из чистейших ощущений, чистейших желаний. Она любила секс за тысячи причин, но в эти дни она любила его за то, что он дарил ей выход, блаженство забвения. И ей нужно это забвение... особенно сегодня.
С одной рукой на спинке стула, а второй между их телами и у ее клитора Нора довела себя до грани оргазма и осталась там. Она целовала шею Гриффина, кусала его плечи, посасывала мочки ушей. Она любила его стоны, его резкое дыхание, его твердый живот напрягался еще больше, когда он сдерживался от наступающего оргазма, как ему и приказали.
Но в глубине своего сознания Нора что-то услышала... знакомый звук.
– Черт, – вздохнула она, когда ее телефон начал вибрировать внутри ее сумки с игрушками. Но телефон, который она взяла с собой, был личным. Только у троих был этот номер – Кингсли, Сорен и Уесли. Она уже получила разнос от Кингсли за то, что не отвечала на его звонки. Она всегда отвечала, когда звонил Сорен. И Уесли... он волновался, когда она не отвечала, а она ненавидела беспокоить его.
– Задержи этот стояк, – сказала она и встала с Гриффина. Нора вытащила телефон из сумки и ответила, не проверяя номер.
– Привет, Нор, – сказал Уесли на другом конце.
– Как дела, малой? – спросила она, и снова взобравшись на Гриффина, ввела его внутрь.
– Ты кажешься запыхавшейся. Все хорошо?
– Я гуляла. – Это была полуправда, сказала она себе. Она гуляла... В какой-то момент этого дня она, определенно, гуляла.
– Ты снова дома?
– Ага, конечно. – Она поморщилась от новой порции откровенной лжи. Но она знала, что сказать, что прямо сейчас она насаживалась на член одного из самых сексуальных мужчин в Нью-Йорке, был не вариант, если только не хотела ввести парня в депрессию на неделю. Почему он так переживал, с кем она трахается, ей было не понять, но он переживал, и это было ее головной болью.
– Я хотел попросить тебя о помощи. Я и Фитц останемся на ночевку у Джоша. Не могла бы ты привезти мне инсулин? Если только ты не занята.
– Все хорошо. Не занята.
– Если ты занята...
– Я. Не. Занята.
– И не могла бы ты прочитать мою курсовую? Завтра ее сдавать.
Нора чуть не простонала вслух, но не от удовольствия. Она загнала себя в угол ложью. Она не могла отказать Уесу, теперь, когда сказала, что она дома и не занята. Теперь ей надо ехать обратно в Коннектикут, поехать в его универ, прочитать двадцать страниц курсовой и помочь исправить ее. Уес был гением в математике и точных науках, а не писателем. На это может уйти вся ночь. – Где ты?
– На баскетбольной площадке, буду тут еще час или два. Ты можешь подъехать?
– Да. Я подъеду.
Она завершила звонок и бросила телефон на ковер. С возобновленной решимостью Нора сильнее начала скакать на Гриффине, впечатывая свои бедра в его, потираясь клитором об основание его члена. С похотливым стоном она жестко кончила, сжимая его внутренними мышцами так крепко, что он вздрогнул под ней. Она продолжала двигаться. Он был таким хорошим мальчиком, он заслужил свой оргазм.
– Кончи для меня, – приказала Нора. – Кончи сейчас.
Большего поощрения ему не требовалось. Нора вонзила ногти в его плечи, когда он, содрогаясь, кончил, резиновая уточка выскользнула из его пальцев, и он тяжело дышал в ее грудь.
– Очень мило, – сказала она, вставая с него. Нора сняла кляп и развязала его руки.
– Мило? Все, что я заслужил, это «мило»? – подразнил Гриффин, схватил ее и потянул к себе. – Я собираюсь провести с тобой всю ночь, показывая, насколько я «мил».
– Нет. Планы изменились. – Нора нашла свои трусики и надела их. Она застегнула лифчик и блузку. – Во мне нуждаются.
– Нуждаются? – Гриффин натянул свои давным-давно отброшенные боксеры. – А как насчет ночи в городе? Гансвурт? Всю ночь объезжать мой член? Думал, мы это обсуждали.
– В другой раз, окей? – попросила она, испытывая небольшой укол вины. – Я должна помочь другу.
– Нора... – Гриффин посмотрел на нее, его лицо выражало крайнее разочарование.
– Гриффин... – она попыталась улыбнуться ему.
– Должно быть, он чертовски хорош в постели, раз ты бросаешь меня.
Вздохнув, Нора обняла Гриффина и поцеловала его в грудь. Он и пальцем не пошевелил, чтобы обнять ее в ответ.
– Это не личное, и не связано с сексом. Поверь мне, сегодня я не буду трахаться. Ну же, ты же знаешь, как я без ума от тебя.
– И ты охренительно это показываешь.
– Пожалуйста, не сердись. Серьезно, я не меняю твою постель на чью-то другую. Я должна помочь другу. Вот и все.
Он кивнул, и она поднялась на носочки, чтобы поцеловать его в щеку.
– Я серьезно о том, чтобы отложить, – сказала она, собирая свою сумку с игрушками и застегивая ее. – Я обожаю трахать тебя.
