Текст книги "Госпожа (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Часть пятая
Шах

Глава 34
Королева

Нора опустила кинжал и в последний момент повернулась и вонзила его глубоко в бедро Мари-Лауры. Та закричала от шока и боли, и на мгновение Деймон и Андрей замешкались в бездействии. Вокруг нее засвистели пули, прочерчивая в воздух. Откуда они? Что происходило? Она ничего не видела. Кто-то напал на нее и прижал к полу. Она едва могла дышать.

Затем пистолеты замолчали, и она ощутила запах смерти в комнате. Меди и дыма.

Но чьей смерти? Она боялась открыть глаза. Если она будет держать их закрытыми, тогда никогда не узнает ответа на свой вопрос. Если она откроет глаза, то увидит, кто умер и не сможет справиться с этим, не сейчас. Кто-то держал ее в руках, держал крепко. Она решила держать глаза закрытыми и остаться здесь.

Навсегда.

Глава 35
Король

Потерявшиеся в пространстве мужчины стреляли куда попало, и Кингсли убил охранников прежде, чем они даже увидели, кто принес смерть к их порогу. Кингсли поспешил к Сорену и Норе, но вскоре пожалел об этом решении.

Мари-Лаура вытащили кинжал из ноги и направилась к Кингсли. Она вонзила оружие ему в бок. Он схватил ее, пытаясь удержать. На таком близком расстоянии он не мог отстреливаться, не поранив себя. Пистолет упал на пол. Она царапала его лицо, дралась с ним, как дикое животное. Ей удалось вырваться из его рук. Упав на пол, француженка схватила пистолет и направила его в угол комнаты – прямо в спину Сорена.

Кингсли вытащил из кармана лезвие. Когда она попыталась оттолкнуть Кингсли, он перерезал ей подколенное сухожилие. Она завыла в агонии, и пистолет выпал из ее рук.

Задыхаясь и истекаю кровью, Мари-Лаура откашливалась, лежа на полу.

Кингсли прижал руку к боку.

Кровь... столько крови. Его ранили. Pas de problème. Еще одна рана. Он добавит ее в свою коллекцию.

Осмотрев комнату, он увидел кровавую бойню. Одного мертвого мужчину на полу.

Еще одного на полу.

Одна женщина на полу... все еще дышит.

Кингсли опустился на колени рядом с Мари-Лаурой

– Ты всегда была более вспыльчивой, – прошептал он на французском, пока его сестра лежала на полу, вздрагивая, из раны на бедре текла кровь. – Одной вспышки гнева слишком много.

Он положил ей руку на лоб, и стер каплю крови с лица. Спустя все эти годы она все еще была красивой, его сестра.

– Мы должны были умереть, – прошептала Мари-Лаура, – ты и я. Мы должны были умереть в том поезде, когда мама и папа умерли. Мы должны были умереть вместе...

– Мы умерли. В тот день вся семья Буассоннё умерла. Я лишь призрак Кингсли Буассоннё. Ты лишь призрак Мари-Лауры.

– Я больше не хочу быть призраком.

Ее спина изогнулась, лицо исказилось в агонии. Кинг нежно успокоил ее и прижал ближе к себе. Она жестко вцепилась в его руку и вонзила ногти в кожу.

– Он не любил меня... – прошептала она. – Мой собственный муж.

– Но я любил тебя.

Она кивнула и глубоко вдохнула. Это был ее последний вдох.

– Merci. – прошептала она последнее слово и в следующую секунду оставила Кинсгли.

Глава 36
Конь

В момент, когда Уесли понял, куда ушел Сорен и куда направлялся Кингсли, он понял, что не может оставаться в доме и ждать конца света. Он побежал за Кингсли, зная, что подвергнет себя серьезной опасности. Но это уже не имело значения. Больше ничего не имело значения. Только спасение Норы было важно.

Он припарковал машину почти у парадной двери и вбежал внутрь. Не зная план дома, он мог лишь бегать повсюду, обыскивая каждую комнату. Наконец, он нашел комнату, библиотеку, кровавую баню, в которую та превратилась.

Кинсгли стоял на коленях рядом с женщиной. Кровь сочилась сквозь его рубашку. Но он стоял, дышал, жил.

Одно чудо.

– Нора! – выкрикнул Уесли. Он снова позвал ее по имени. И в третий раз. С каждым разом все громче.

На полу с пистолетом лежал огромный мужчина, очевидно, мертвый. В нескольких футах от него лежал другой, поменьше – тоже мертвый.

Два чуда.

Последним он заметил что-то, кого-то, скрывающегося в углу комнаты. Мужчину, полностью одетого во все черное.

Сорен. Живой. Невредимый мог бы сказать Уесли, судя по всему.

Сорен стоял на коленях лицом к стене, спиной к комнате. Когда пистолеты выстрелили, когда пули вылетели, Сорен спрятался, укрылся от греха подальше. Но он не был в опасности. Он бы сам убил себя за трусость, за то, что позволил Норе...

– Я здесь, Уес, – раздался голос Норы, тихий и тонкий, казалось исходящий из ниоткуда и одновременно отовсюду.

– Где ты? – позвал он, бегая вокруг, ища ее. Ее подстрелили? Она где-то пряталась?

Медленно Сорен начал разворачиваться, и Уесли поспешил к нему.

– Сорен, где, черт возьми, Нора? – потребовал Уесли, разъяренный больше, чем когда-либо в своей жизни. Если тот прятался, пока Нора страдала, он убьет священника голыми руками.

– Я же сказала, я здесь, Уес. – Теперь он видел ее.

Она лежала в углу комнаты, свернувшись в позу эмбриона, совершенно не обращая внимания на окружающее поле битвы. Сорен укрыл ее от пуль собственным телом. Прижимаясь головой к его груди, с закрытыми глазами, Нора никогда не выглядела такой живой, такой красивой.

Такой невредимой.

Глава 37
Ладья

 Грейс стояла у окна дома и молилась. Она годами не делала этого, не обращала мысли к вере. Два дня в присутствии Сорена превратили ее в преданную монахиню. У нее больше не было мыслей, не было страха. Ее разум обратился к одной молитве, которую она повторяла снова и снова, пока та не превратилась в песню средневековых монахов.

Избавь нас от зла... Избавь нас от зла... Избавь нас от зла...

Она услышала звук подъезжающей машины. Та повернула на подъездную дорожку и поползла к дому, позади нее еще одна машина. Грейс не могла говорить, не могла дышать, не могла сделать ничего, кроме как прижать руки к сердцу и смотреть.

Остановилась первая машина, и из нее вышел Кингсли. Кингсли... в крови, но живой. Он положил руку на капот и тяжело дышал, явно от боли.

Открылась другая дверца машины, из нее появился Сорен с чем-то на руках. Не с чем-то... с кем-то. Он нес Нору в дом. Но была ли она жива? Грейс не могла понять.

Из второй машины появился Уесли. Он выглядел потрясенным, бледным как призрак, но живым. Живой, это все, о чем она переживала. Живой – это все, что было важно.

Уесли подошел к Кингсли, взял его руку и закинул ее себе на плечи. Кингсли позволил себе опереться всем весом на Уесли, и тот, наполовину идя и наполовину таща на себе Кинсли, направился к дому. Полотенца, бинты... она найдет их и осмотрит раны Кинга.

Грейс побежала к двери и открыла ее. Сорен вошел первым.

Голова Норы лежала на плече Сорена. Грейс ахнула, когда ярко-зеленые глаза встретились с ее взглядом.

– Грейс? Какого черта ты тут делаешь? – спросила Нора так, словно они встретились на вечеринке на Манхэттене, а не в доме в черти какой глуши.

– Долгая история. Ты как?

– Ох... я в порядке, – ответила она, пока Сорен нес ее вверх по ступеням, а Грейс осталась ждать внизу. – Зак здесь?

– Он в Австралии. – Грейс рассмеялась ответив. Как абсурдно для нее находиться здесь – самое желаемое место на всей планете.

– Ты можешь ему кое-что передать от меня?

– Все, что угодно, – пообещала Грейс.

– Скажи, что мои правки будут немного позже. У меня уважительная причина, честно.

Глава 38
Пешка

Лайла проснулась в тишине. Тишине, да, но не в покое. Воздух вокруг нее гудел, словно что-то великое и страшное произошло, и весь мир все еще содрогается от шока.

Она скинула одеяла и побежала в коридор. Она увидела, как ее дядя и тетя исчезли в спальне в конце коридора. Внизу у лестницы стояла Грейс с Кингсли, та помогала ему избавиться от окровавленной рубашки. И Уес, он стоял в центре фойе, прислонившись к стене, делая короткие, неглубокие вздохи, словно пытался подавить рвотные позывы.

– Она жива... – Лайла посмотрела на Уесли и направилась к комнате дяди. Он схватил ее за руку и притянул к себе.

– Мы должны дать им немного времени.

Лайла кивнула и попыталась успокоить себя, хотя все внутри нее хотело побежать к тете, обнять ее, прижаться, плакать в ее объятиях от неимоверной радости. Но что-то говорило ей, что Уес был прав, она должна остаться здесь. Она должна остаться с ним. Он взял ее за руку и не отпускал.

Она посмотрела вниз на их руки и затем на Уеса. Он смотрел в коридор, смотрел на запертую дверь, за которой воссоединялись ее тетя и дядя. На лице Уеса она увидела, как боролись друг с другом печаль и облегчение. Облегчение она понимала. А печаль...

Затем она осознала. Уес не был просто близким другом ее тети. Его чувства были сильнее, чем влюбленность. Он любил ее. Он был влюблен в нее. И в самый критический момент, ее тетя прижалась к дяде, а не к нему.

Это казалось такой пародией... таким ненужным. Здесь стоял этот прекрасный молодой человек, который мог дать все, но не было никого, кто мог принять это.

– Я не должна говорить этого, – начала Лайла, собирая все свое мужество. Когда всей ее храбрости не хватило, она взяла немного у тети и немного у дяди. Наконец, ее хватило. – Но скажу.

– Говори все, что хочешь, Лайла. – Уес все еще держал ее за руку. Она приняла это как знак произнести то, что требовало ее сердце.

– Если бы я была на ее месте... – начала она, затем наклонилась вперед и быстро поцеловала его в щеку, – я бы выбрала тебя.

Глава 39
Королева

Нора прижалась к Сорену, пока он поднимался по ступенькам. Они не говорили. Что тут скажешь? Все, что им нужно было сказать, они сказали в той комнате, где стояли на коленях друг перед другом со смертью за спиной. Им не нужны были слова, не нужно было ничего кроме друг друга, и они ничего не хотели.

Сорен осторожно опустил ее на край кровати, отправился в ванную и включил кран. Нора была покрыта кровью, грязью, двухдневным потом и страхом. Она не могла дождаться, когда снова станет чистой, сможет выбраться из этой одежды, которую, казалось, носила целый год. Долгая горячая ванна была подобна раю, и она знала, что это и будет рай, потому что Сорен был здесь.

Когда вода наполнила ванную, Сорен вернулся к ней и помог раздеться. Он не поморщил нос от того, как плохо она пахла. Он не комментировал ее раны, даже огромный чернеющий синяк на боку, после того как ее сильно пнули. Разговор об этом сделает все это важным, а сейчас ничего не было важно, кроме прекрасной правды, что она была жива и в безопасности, он был жив и в безопасности, и они были вместе.

Он отвел ее в ванную, и Нора медленно и осторожно опустилась в воду, вздрагивая от того, как тепло просачивалось в израненную кожу.

Сорен опустился на колени рядом с ванной и, собрав волосы Норы, помог откинуться ей на спину. Когда она снова встала, то заметила воду на его лице.

– Простите, сэр, – сказала она, беря полотенце. – Я не хотела вас обрызгать.

Он прижался лбом к ее лбу.

– Конечно, не хотела.

Часть шестая
Превращение пешки в ферзя

Глава 40
Королева

День, когда Сорен и Кингсли спасли ее, был самым лучшим днем в ее жизни. И как все свои лучшие дни, Нора провела его в постели. На следующий день она проснулась в пустой постели, на подушке лежала записка от Сорена, в которой было написано: «Бегаю».

Она улыбнулась. Бегаю. Конечно, он бегает. Грейс принесла ей завтрак, и они провели целый час за разговорами. Она полюбила Грейс с того момента, как встретила ее несколько месяцев назад в своем доме – полюбила так сильно, что Нора практически не могла поругаться с Заком. Конечно, он принадлежал Грейс. Она поняла это, как только увидела эту напуганную, прекрасную, смелую рыжеволосую валлийку, стоящую на ее пороге. Нора предложила помочь Грейс с посудой после завтрака, но та сказала ей оставаться в постели – приказ Сорена.

Несколько часов спустя Сорен вернулся со своей долгой пробежки и принес ей ланч. После обеда он провел целый час, массируя неповрежденные части ее тела. Два дня в наручниках и связанной в странной позе причинили ей больше боли, чем она когда-либо испытывала в своей жизни. И для такой женщины, как она, которая вела такой образ жизни, это кое о чем говорило.

В обед Грейс принесла еще еды.

– Мне нравится это обслуживание номеров, – сказала Нора, когда Грейс протянула ей чашку чая. – Но у меня ощущение, будто я на карантине. Не думаю, что «жертва похищения» заразная.

– Твой священник приказал нам всем оставить тебя одну. – Грейс покраснела, и Нора прищурилась. – Не думаю, что кто-то из нас настолько храбр, чтобы нарушать его приказы.

– Нарушайте скорее. Он ушел на еще одну пробежку.

Грейс села на кровать рядом с бедром Норы.

– Еще одну? Разве он не бегал утром?

Нора кивнула. – Ага. Он чувствует себя немного подавленным.

– Подавленным?

Отпив чая, Нора попыталась найти способ как можно деликатнее объяснить Грейс. Затем она вспомнила, что она была Норой Сатерлин, и никогда не страдала деликатностью.

– То есть, возбужденным.

Грейс едва не подавилась чаем. Она откашлялась, чтобы прочистить горло.

– Что? Священники тоже возбуждаются, – напомнила ей Нора. – Он садист, а это еще больше усложняет секс. Я разбита. И он еще несколько недель будет деликатно заботиться обо мне. Кингсли разбит. Ему нужно наложить швы, но Сорен говорит, что долго тот не протянет, позволяя кому-либо заботиться о нем. Когда Сорен становится таким и не может наказать кого-то, он наказывает себя. Отсюда и бег. Нам нужно достать ему сабу.

– Сабу? Ты говоришь о...

– Сабмиссива. Извращения для Сорена как литиум. Для большинства людей это стабилизатор настроения. Половина моих клиентов приходят ко мне по медицинским показаниям, а не сексуальным. Без извращений Сорен становится... сложным.

– Сложным?

– Капризным. Угрюмым. Сердитым. Подбери синоним к слову «стервозный».

– Занятно. Значит, ему нужен сабмиссив для игры?

– Если под «игрой» ты подразумеваешь «выпороть до одури», то да. Хотела бы я заказать саба и чтобы его доставили с курьером. Человека, а не сэндвич.

– Даже представить не могу, как кто-то может заплатить ему за привилегию провести с ним ночь.

– Не для него, нет. Сорен в буквальном смысле необходимо выпороть саба тростью. И он иногда это делает.

– И понимаю почему.

Нора прищурилась на Грейс. Грейс, казалось, заметила, как на ее бледных веснушчатых щеках вспыхнул румянец, покрывая еще и уши.

– Ты влюбилась в моего священника, – сказала Нора.

– Что? Нет. Конечно, нет.

– Еще как да.

– Нора, я замужем.

– Ты человек. Не отрицай. Я не из ревнивых. На самом деле, наоборот. Скорее из «или дайте посмотреть, или расскажите все детали после».

Нора замолчала, а Грейс отвела взгляд и смотрела на дорогу, виднеющуюся в окне. Она ждала возвращения Сорена? Возможно.

– Он добрался до тебя, не так ли?

Грейс покачала головой.

– Я говорила тебе – я счастлива замужем, и это конец разговора.

– Грейс, меня похитили и держали на мушке. Я могла умереть. По крайней мере, ты можешь ответить на мой вопрос.

– Ты разыгрываешь козырь «меня похитили»?

– Да, и буду так делать пока это возможно.

– Это не честно.

– Ты хочешь увидеть синяк размером с футбольный мяч на моем боку, там, где меня пнули?

Нора изогнула бровь и ждала.

– Выкладывай, Рыжая.

– Твой священник за гранью слова «превосходен», а я поэтесса. У меня должны быть слова. Я... торжествую – единственное слово, которое приходит на ум, от понимания, что он реальный, и он ходит по этой планете. В нем есть святость, и я ее чувствую в своем духе, в своей душе. Он отправился умереть ради тебя, и это великий и могущественный поступок. Рядом с ним я чувствую себя рассеянной и в то же время благословлённой. Если бы он сидел на троне, я бы сидела у его ног. Это ощущение даже не романтическое или сексуальное. Это просто... – Она замолчала и взмахнула руками. У нее закончились слова. Нора знала это ощущение. – И, Нора... мне даже не нравятся блондины.

– Правда? А я люблю блондинов.

– Должно быть, ты считаешь меня безумной.

– Веришь ты мне или нет, я полностью тебя понимаю.

– Я никогда не услышу этого от Закари. Меня до конца жизни будет дразнить эта влюбленность.

– Ты собираешься сказать Заку?

– Мы пытаемся рассказывать друг другу все. На самом деле... он сказал мне, раз я в штатах, то могу побыть развязной, но только если буду осторожной и на следующий день не расскажу ему всех деталей. Я сказала ему, как ревновала ко всему веселью, которым он насладился в твоем мире. Он ответил, что теперь моя очередь.

– О, теперь ход за тобой, пока Зак не обрюхатил тебя, и ты снова не стала скучной.

– Я не думаю...

Нора начала перебивать возражения Грейс, но тихий стук в дверь прервал ее цепочку мыслей.

– Этот разговор еще не закончен, – Нора указала на Грейс. – Подожди. Я только начала тебя допрашивать о том, какие грязные вещи ты и Блонди уже сделали, пока я томилась в неволе. И если нет фотографий, я буду негодовать.

Нора открыла дверь и увидела Уесли у порога. Ее сердце ухнуло вниз, когда она увидела его таким застенчивым и взволнованным.

– Привет, незнакомец, – сказала она, закрывая дверь за собой и выходя в коридор. Она не могла не обнять его. Он притянул ее ближе, сжимая так крепко, что она вздрогнула от боли и прошептала, – Не отпускай.

– Я буду обнимать тебя столько, сколько ты пожелаешь.

Всегда. Она только подумала об этом слове, но не произнесла его. Она скучала по этим рукам, комфорту, который они дарили.

– Я сходил с ума, ожидая возможности поговорить с тобой. Сорен...

– Знаю. – Нора вздохнула и посмотрела на него. – Он держит всех на расстоянии, чтобы я могла отдохнуть. Но ты – это ты, тебе можно нарушить правило.

– Приятно слышать. Я чувствую себя немного запертым здесь, и затем я вспоминаю через что прошла ты...

– Уес, тебе разрешено испытывать эмоции, связанные с этой ситуацией. Как и мне разрешено использовать их ради сочувствия, печенек и прочего.

– Ты хочешь печенье?

– Думаю, они помогут процессу исцеления.

– Я испеку тебе печенье.

– Пожалуйста, не надо. Я и так дерьмово чувствую себя из-за тебя.

– Почему?

– Кольцо? – Нора скрестила руки на груди. – Кольцо для помолвки... я его потеряла.

– Не думаю, что ты его потеряла. – Он знал, что она обменяла его бесценную фамильную реликвию на лоскут белой ткани? – Я думал, она забрала его. Разве нет?

Нора громко сглотнула. Она не могла сказать ему правды. Ложь была гораздо более милосердной.

– Вроде того.

– Все хорошо. – Уесли залез в карман джинсов и вытащил кольцо. – Мы вернули его.

– Твою мать. – Нора уставилась на бриллиант, сверкающий на его ладони.

Она была в таком шоке после того, как Сорен и Кингсли пришли за ней, что даже не подумала поискать кольцо Уесли. В ее рубашке был спрятан манитургиум. Кольцо она отдала мертвой и похороненной Мари-Лауре.

Уесли поднял руку и печально потер лоб.

– Мне принес его Кингсли. Мне не нравится иметь причину симпатизировать этому человеку. Теперь их у меня тысячи.

– Тысячи?

– Ага. Тысячи. Кольцо, ты, живая и невредимая, – большего мне и не нужно. Кольцо сделало нас троих равными. Но твоя безопасность свела на нет все наши разногласия.

– Не могу поверить... – ее голос стих. Да, она могла поверить. Из такого ада возникло столько рая. Сейчас она могла поверить во что угодно. – Я так рада, что Кинг вернул его тебе.

– Он интересный парень, этот Кингсли. И станет интересным отцом.

– Подожди... ты знаешь?

– Ага. Он сказал, что его девушка беременна.

– Что? – Нора чуть не упала в обморок. – Джульетта беременна?

– Да, а ты не об этом говорила?

Нора покачала головой, совершенно онемев. Мари-Лаура сказал ей о ребенке Кингсли, которому было около двадцати, и он жил где-то во Франции. И теперь Джульетта беременна? В Норе что-то заклокотало, пугающая разновидность радости. Она разрасталась так быстро, что начала бурлить в ее смехе.

– Нора?

– Прости, – ответила она, держась за ушибленный и избитый бок. Смех был мучительным, но она не могла остановить его. Не смеяться будет еще больнее. – Кингсли... все... жизнь прекрасна. Жизнь странная и удивительная, ужасающая, и прекрасная.

– Ты жива. Лучше этого уже ничего нет.

Ее смех наконец утих, и она подошла ближе к нему, чтобы положить руку на центр груди Уесли. Она подняла голову и встала на носочки, намереваясь его поцеловать. Но он отвернулся, и ее губы встретились с его щекой.

– Уес?

– Нора... нам нужно поговорить. Я думал кое о чем, о кольце, о нас – понимаешь, с тех пор, как тебя похитили. Кингсли вернул мне его, и я признаюсь, испытал облегчение. Не знал, как объяснить маме и папе, что мы потеряли самую ценную семейную реликвию. Затем я подумал, почему я был так счастлив, когда он мне его вернул? Почему я не взбешен из-за того, что он его отдал, а не ты?

– Хороший вопрос.

– Я довольно долго ненавидел Сорена, ненавидел мир, в котором ты жила. И теперь, когда я узнал его и знаю, что ты с ним в безопасности, я больше не ненавижу его...

– О чем ты говоришь?

– Думаю, часть меня была влюблена в тебя, потому что хотела спасти тебя от него. Дело в... я думаю См – это странно. Я не понимаю этого и никогда не пойму. И не знаю, почему, черт возьми, мне может захотеться связать женщину в постели. Как она будет прикасаться ко мне, если ее руки связаны?

– Справедливое замечание.

– И я не хочу делить женщину своей жизни с другим парнем. Нет. Я хочу любить ее полностью и хочу, чтобы она любила меня полностью.

– Я не осуждаю тебя. Многие люди думают так же.

– И я хочу детей.

– В этом нет ничего плохого.

– И я бы хотел спать с женщиной, которая не будет сравнивать меня со всеми ее предыдущими и более опытными парнями, с которыми она была, чтобы я не думал, что не дотягиваю до их уровня. Думаю, я заслуживаю этого.

– Все это и многое другое.

– Я вот к чему... Я не понимаю твой мир и никогда не пойму. Но ты счастлива в нем. Ты в безопасности. И чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, что ты и я слишком разные, чтобы провести вместе вечность. Я люблю тебя, и ты мой лучший друг, но...

– Уес... – Нора сделала шаг назад. Затем еще шаг. Она смотрела на Уесли широко распахнутыми глазами. – Ты бросаешь меня, да?

– Это не так. – Уес прижал руку к груди.

Казалось, на мгновение он потерял способность говорить. Нора ощутила что-то в горле, что-то похожее на камень, но она не могла проглотить его.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Ты даже не представляешь, как сильно. И я достаточно люблю тебя, чтобы понимать, что ты будешь счастливее с ним. Как бы больно ни было это признавать, будет еще больнее удерживать тебя и все время знать, что ты принадлежишь другому месту. Я... – он замолчал, поднял руку и закрыл глаза. – Я был готов заплатить последний цент, чтобы вернуть тебя. Каждый цент, который был у моих родителей. Каждый цент, который я мог выпросить, одолжить или украсть. А он... он отправился платить собственной жизнью.

Нора не могла говорить. Все, что она могла сделать, это обнять Уесли и крепко прижать его к себе, обнять его в последний раз.

– Я знаю, ты любишь его, – прошептал он ей в волосы. – И всегда будешь любить.

– Я знаю, что люблю тебя... и всегда буду любить.

– Я тоже тебя люблю. Ты сумасшедшая, странная и дикая женщина, я люблю тебя. Но...

– Знаю. Правда, знаю. Это правильно. Ты абсолютно прав.

– С ним тебе будет лучше.

– Так всегда и было.

– И ты в безопасности с ним.

– И всегда была.

– Теперь я это понимаю.

Нора прижалась к Уесли еще ближе. Ей было больно так тесно прижиматься израненным телом к нему, но одна должна была. У нее не было выбора, и к этому времени она привыкла к такой боли.

– Ты найдешь самую потрясающую девушку, – сказала Нора и прижала голову к его сердцу. – Девушку, которая будет обожать тебя и любить, и видеть в тебе все хорошее. И она будет такой же неимоверно ванильной.

– Боже, я так надеюсь на это.

– И она станет твоим лучшим другом и твоим партнером, и она будет помогать тебе управлять этой твоей чертовой фермой.

– Мне уже нравится эта девушка.

– И она будет умной и сильной, но очень милой. У нее не будет моих острых углов. И она не будет хранить стеки в своем шкафу.

– Только в стойлах.

– И она будет такой красивой...

– С безумно длинными ногами?

– Если захочешь.

– Захочу.

– Тогда с длинными ногами. Ты и ноги будете такими чертовски счастливыми, что на вас даже больно будет смотреть.

– Я не хочу, чтобы тебе было больно, – сказал Уесли, его голос немного дрогнул, и он уткнулся ей в плечо. – Никогда больше.

– Немного боли еще никого не убивало, – ответила она. – И ты знаешь меня, мне нравится, когда немного больно.

– Точно. Это же ты, в конце концов.

– И что теперь? – Она посмотрела на него, в эти большие карие глаза, с крапинками золотого вокруг радужки и во всю невинность, которая не исчезла даже после недели с ней в постели.

– Мы отпустим прошлое, – ответил он. – И будем жить своими жизнями.

Она кивнула и тяжело выдохнула.

– Ты первый. – Она глубоко вдохнула, желая вдохнуть как можно больше его аромата. Лета. Теплоты. Чистого белья, вывешенного сушиться. Уесли.

– Я не могу.

– Я тоже.

– Тогда одновременно?

– Хорошо. На счет три. Готов? – спросила Нора, пытаясь собрать волю в кулак.

– Нет, но нам лучше сделать это.

– Хорошо. Один... – сказала она.

– Два, – прошептал Уесли.

Они посмотрели друг другу в глаза и вместе произнесли последнюю цифру.

– Три.

Они отпустили друг друга.

Нора заставила себя стоять на месте, в коридоре, и не двигаться. После того, что из-за нее пережил Уесли, он заслужил это. Он заслужил быть именно тем, кто уйдет первым.

Он сделал шаг назад и развернулся. Когда Уес дошел до конца коридора, Нора позвала его.

– Мы ведь все еще можем быть друзьями, верно?

Уесли не обернулся, чтобы ответить, но одного слова ей было достаточно.

– Всегда.

Нора прижала руку к стене, чтобы успокоиться. Уесли... ее Уесли... В этот раз она знала, что он ушел навсегда. Это было хорошо. Это было нормально. Насколько сильно она любила его, она понимала, что никогда не вышла бы за него замуж. Она понимала, что он хотел того, чего она никогда не смогла бы ему дать – детей, моногамность, неразделенное сердце. Он заслуживал все это, и она молилась, чтобы однажды он это получил. Рано или поздно, она надеялась. Молилась за них всех.

Спустя минуту Нора ощутила себя достаточно сильной и открыла дверь в спальню. Грейс была там. Она бы поговорила об этом с Грейс. Это было бы мило, правда? Поговорить о проблемах с мужчинами с женщиной? Какая новая концепция... женщина друг, которая не из Преисподней. Возможно, она привыкнет к этому. Больше женщин в ее жизни, меньше мужчин. Больше стабильности, меньше приключений. Может, она привыкнет к более тихой жизни, менее извращенной, менее сумасшедшей...

Об этом стоит подумать. Осесть где-нибудь с Сореном. Может быть не плохо. Люди так делают. Они стареют, успокаиваются, перестают спать со всеми подряд и начинают... что? Одомашниваться? Типа того.

Нора направилась комнату, но, дотронувшись до дверной ручки, замерла, когда заметила, как кто-то проскользнул в темный коридор.

Лайла... она где угодно узнает эти длинные ноги. Вместо обычных джинсов и футболки Лайла надела белую маленькую сорочку, девчачью и невинную. Должно быть, она вытащила ее из шкафа Ани. Идеально сидит. И Лайла даже не посмотрела в ее сторону. Она была похожа на девушку-солдата на задании, и это задание включало в себя выход из комнаты и поход в другую.

В комнату Уесли.

Нора не могла сдержать улыбку, гордясь за племянницу Сорена, за то, как она безрассудно пытается соблазнить почти не соблазняемого Уеса Райли. Должно быть, она научилась этому у тети Элли.

– Хорошая девочка, – в пустоту произнесла она. Нора пошла в конец коридора и несколько мгновений слушала у двери. Она не слышала ничего, никаких голосов. Надеялась, что Уес быстро охладеет к ней и не заденет ее чувств. Надеялась, что Лайла примет отказ хорошо и вернется в комнату до того, как ее сверх заботливый дядя поймет, что она делает... или пытается сделать. Единственным мужчиной, который переспит с восемнадцатилетней девственницей, племянницей Сорена, мог быть мужчина с навязчивым желанием умереть. Сумасшедшие детки.

Нора услышала, как открылась и закрылась парадная дверь, она выглянула из-за угла лестницы. Сорен вернулся с пробежки.

– Привет, – сказала она с верхушки лестницы. – Я выбралась из комнаты.

– Я вижу. – Он стоял внизу лестницы, весь потный, сексуальный и переполненный радостью, видя, как она стоит и улыбается ему. – Кажется, я приказал тебе отдыхать, разве нет?

– Приказал.

– И ты думаешь, я не накажу тебя потому, что ты уже вся в синяках?

– Я готова рискнуть. И говоря о рисках...

– Элеонор...

– Лови меня.

Она уселась на перила и без всякого предупреждения скользнула вниз к Сорену. Он поймал ее с гораздо большей грацией, чем выглядел ее неуклюжий спуск, и она обернула вокруг него руки и ноги.

– Элеонор, сколько тебе лет? – он спросил с откровенным отвращением к ее ребяческому поведению.

– Пятнадцать.

Сорен покачал головой.

– Ты слишком юна для меня, – и он пошевелился так, словно готов уронить ее.

– Мне тридцать четыре, мне тридцать четыре, честно. – Она впилась в него, и Сорен притянул ее ближе к себе.

– И ты будешь вести себя как подобает?

– А я должна?

– Нет.

– Тогда нет.

– Ты можешь хотя бы попытаться недели две вести себя спокойно? Моему сердцу тоже нужен отдых.

– Буду. Отныне я буду святой. Больше никаких диких игрищ, никаких попоек, никаких побегов с молодыми парнями, никакого сумасшествия.

– Сегодня произошло чудо. И я поверю в него, как только увижу воочию.

– Конечно, если я перестану спать с другими парнями... и девушками, это значит, что и ты не сможешь играть с другими сабмиссивами.

– Ну...– сказал он, и начал подниматься по лестнице с нею на руках, – давай не будем с этим торопиться.