Текст книги "Госпожа (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Слава Богу...

– И девять минут флоггером.

Трость приземлилась посередине ее бедер. Удар ощущался как линия огня, вспыхнувшая на ее коже. Следующий удар поднялся выше. Третий еще выше. Но четвертый опустился ниже, поэтому она перестала угадывать, куда опуститься следующий. Ее задница, верхняя часть бедер, нижняя часть бедер... они горели от боли, которую она никогда раньше не испытывала. Как быстро все началось, так быстро и закончилось. Но только с тростью. По спине ударило что-то тонкое, вырывающее зубы. Она услышала щелчок, что-то вспороло воздух, что-то пронзило ее кожу. Как и раньше, она потеряла себя через несколько мгновений. Боль стала частью реальности, такой же частью, как и ее дыхание. Она даже не стремилась остановить ее. Она даже не терпела. Она получала ее, принимала ее и даже наслаждалась тем, что мужчина, который дарил ей ее, нуждался в том, чтобы дать ей ее. Древние Боги требовали кровавые жертвы от своих людей – голубь, убитый на алтаре, или ягненок. Для некоторый Богов – даже человек. Кровь искупала грехи людей, склоняла уши Богов к молящему. Но Грейс не чувствовала себя голубем на алтаре, отдавая себя на ночь Сорену? Это не жертва.

Когда боль прекратилась, Грейс просто стояла и ждала. Когда боль остановилась, Сорен оказался у ее спины, развернул ее к себе. Его рот нашел ее, и она ответила на поцелуй так же страстно, как он дарил ей его. Целуясь, он толкнул ее на постель и навис над нею. Она лежала под ним, его руки скользили по всему ее телу, по ее груди и вниз к животу, по ногам и по бедрам. У него были такие изящные руки, такие умелые пальцы, и когда она раскрыла бедра, и он скользнул в нее двумя пальцами, она приняла их как подарок. Она восхищалась каждым прикосновением, каждым ощущением, даже дискомфортом от того, как ее избитая спина терлась о простыни.

– Скажи, чего ты хочешь, – приказал он, и она знала ответ еще до того, как он спросил.

– Вас, – ответила она. – Вас целиком. Любой ценой.

Сорен снова прижал ладонь к ее груди.

– Грейс...

Она посмотрела в его глаза, серые и пылающие. Никогда прежде она не видела серого огня. Она запомнила цвет, потому что знала, что больше никогда его не увидит. Но сегодня она видела его, и этого уже достаточно.

– Пожалуйста.

Он прижал ладонь к ее горлу. Мир стал белым как утреннее небо.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – еще раз прошептал он ей на ухо.

Она ответила.

И заслужила это.

43 глава
Конь

 Уесли осторожно двигался внутри Лайлы. Не важно, как сильно он хотел расслабиться, он вспомнил ее приглушенные всхлипы от боли, вспомнил, что она никогда не делала этого, вспомнил, что на этот раз он был опытным, тем, кто должен был взять инициативу в свои руки.

– Ты в порядке? – Он поцеловал ее шею и плечо.

– Более чем. – Он закинул ее ногу выше себе на спину. – А ты?

Он усмехнулся и потерся носом о ее шею. Она так хорошо пахла, как уютная кухня, ванилью и клубникой.

– Сверх хорошо. – Он снова толкнулся, в этот раз чуть сильнее, чуть глубже. Лайла вознаградила его стоном удовольствия, низким и жаждущим. – Так хорошо?

Крепко зажмурившись, Уесли сосредоточился на своем дыхании и пытался игнорировать этот влажный жар, который крепко его сжимал. Смотреть на Лайлу тоже было слишком соблазнительно. Ее губы были красными от поцелуев, соски розовыми, ее гладкую кожу он котел облизывать и кусать... и Боже, эти длинные ноги. Он мог умереть с ними, сжимающими его талию.

Уесли начал медленно дышать. Он знал, куда хотел попасть, но отказывался отправляться туда без нее. Протянув руку, он ухватился за нижнюю рейку изголовья и подтянулся, располагаясь повыше, между ней и Лайлой. Теперь соприкасались только их бедра.

– Уес? – растерянный голос Лайлы вернул его.

– Я здесь. Немного меняю позу. – Он немного опустил ее на кровать, а сам поднялся повыше. Скользнув рукой между их телами, он нашел ее клитор и помассировал его. Лайла ахнула и отчаянно вцепилась пальцами в простыни.

Он замедлил свои толчки и сосредоточился на удовольствии Лайлы. Он мог кончить в любую секунду, но отказывался это делать, пока не кончит она. После этой ночи он мог больше никогда ее не увидеть, хотя его нутро подсказывало, что это только начало чего-то, а не конец. Но что бы ни случилось, ничто не могло изменить тот факт, что это был ее первый раз, и он сделает всё правильно, даже если это прикончит его.

И учитывая, что она была племянницей Сорена, это действительно могло его убить.

– Так хорошо? – Он прикоснулся к ней так, как она ему показала. И судя по тому, насколько припухшим был ее клитор, ей определенно нравилось то, что он с ней делал.

– Более чем хорошо, – ответила она, улыбаясь и хватая ртом воздух.

Ее дыхание ускорилось еще больше, и ее бедра напряженными толчками терлись о его руку. Он взял ее за запястье и обернулвокруг своего плеча.

– Держись за мою шею, – сказал он, желая ощущать ее руки на своем теле, когда она кончит, нуждаясь в ее прикосновениях так же сильно, как и она.

Она обвила его шею, запуская пальцы в волосы и крепко держась за него. Ее хватка была почти болезненной. Но он не возражал.

Его пальцы начали двигаться быстрее, и дыхание застыло в ее горле. Он ощутил, как она напряглась вокруг него, так крепко, что он поморщился. С последним едва слышным всхлипом Лайла кончила, ее внутренние мышцы сжались вокруг него. Не важно, как сильно он хотел насладиться победой, доведя ее до оргазма, его тело требовало собственного освобождения. Он толкнул ее на спину, растянулся на ней и задвигался медленными толчками, которые заставляли Лайлу извиваться под ним.

Спустя несколько коротких, резких финальных ударов он кончил в нее, опустошая себя с такой силой, которую ни разу в жизни не ощущал. Оргазм ударил по глазам и внутренностям. Даже когда он кончал, он понял, что никогда не кончал так интенсивно за всю свою жизнь.

Уес рухнул на Лайлу, и она еще раз обняла его, в этот раз и руками и ногами.

Они вместе дышали и молчали. Он не испытывал чувства вины или стыда, или неловкости. Осторожно он вышел из нее и заметил, как Лайла чуть поморщилась.

Перекатившись на бок, он притянул ее к себе, спиной к своей груди, и обнял.

– Спасибо, – прошептала она, опустив голову и поцеловав руку, которой он обнимал ее.

– Мне это доставило удовольствие. В буквальном смысле этого слова.

– И мне.

– Я ошибался, – признался Уес. – Это была отличная идея.

Лайла рассмеялась, и воздух словно наполнился музыкой.

– Идея станет ужасной, если дяде удастся застукать тебя, – ответила она, устраиваясь у него под боком. Он поцеловал ее плечо, шею, целовал каждый участок ее тела, до которого мог дотянуться. –Я не планировала настолько далеко вперед.

– Все хорошо. Он всего лишьубьетменя. Тебя он оставит живой.

– И это хорошо?

– О, да. Ради секса с тобой? – Уес перекатил ее на спину и снова накрыл своим телом. –Я готов умереть.

44 глава
Король

Кингсли стоял без рубашки перед зеркалом в комнате Дэниела и изучал свои раны. После того как Нора проткнула бедро Мари-Лауры, его сестра вытащила кинжал и использовала его на нем, когда он пытался прижать ее к полу. Он солгал и сказал, что застрелил Мари-Лауру, когда она вспорола его бок. Ему не нужно было стрелять. Госпожа Нора была внимательной во время всех уроков самообороны, которые он давал ей несколько лет назад. Она целилась прямо в бедренную артерию и проткнула ее. Мари-Лаура истекла кровью. Он никогда не скажет этого Норе. Она заслужила, чтобы ее руки оставались чистыми. Пусть его руки будут в крови.

К счастью для него, у Мари-Лауры был не такой хороший прицел, как у Норы. Нож оставил свежую рану на боку, глубокую, но не смертельную. Только болезненную и сейчас...

– Черт... – выдохнул он и отодвинул бинт. Рана снова открылась. Нет смысла отрицать очевидное. Ему нужна настоящая медицинская помощь, а не его слабые полевые навыки.

– О, хорошо, – раздался голос в дверях. – Кто-то в этом доме в худшей форме, чем я.

– Не понимаю, о чем ты, Maîtresse, – ответил он, Нора подошла к нему и изучила рану на боку. – Ты выглядишь как обычно.

– Я знаю, ты сказал, что я выгляжу как кусок дерьма, но это все равно сексуально. Почему на французском все звучит лучше? – Она осторожно провела пальцами вдоль раны. – Нужна помощь?

– S’ilvousplaît.

– На кровать, шлюшка, – сказала она. – Если я причиню достаточно боли, буду ждать оплаты.

– Запишем это на мой счет.

Кингсли лег на кровать,на неповрежденную сторону, Нора вернулась через несколько минут со спиртом, полотенцем, иголкой и нитью.

– Хорошо, что Аня – швейный задрот. В доме можно найти какую угодно нить.

– Ты собираешься меня шить?

– Да. Или ты позволишь мне это сделать, или я отвезу тебя в больницу.

– Никаких больниц, – ответил он, вспоминая свой последний визит туда, который мог стать его последним визитом куда-либо, если бы не появился священник и до чертиков не напугал врачей.

– Так и думала. А теперь замри и не шевелись.

Кингсли поморщился, когда Нора начала прочищать рану. Спирт в составе прожигал глубоко, и он дышал сквозь боль.

– Хочешь настоящего спирта? Который пьют? – Нора продела черную нитку через иголку и смочила нить в растворе. – Будет адски больно.

– Ты помнишь, с кем разговариваешь?

Нора усмехнулась и склонилась над его раной.

– Верно подмечено. Говоря о замечаниях... – Она воткнула иглу в его кожу, и Кингсли закрыл глаза, сопротивляясь желанию вздрогнуть или поморщиться. – Иисусе, Кинг, да тебя избили. Некоторые из этих синяков выглядят старыми.

Он изогнул бровь. Нора закатила глаза.

– Ох уж этот похотливый священник. Я уезжаю на неделю, чтобы потрахаться с кем-то другим, а он запрыгивает на тебя, как только я отворачиваюсь.

– Неправда. Я соблазнил его, и он заставил меня ждать несколько дней.

– Он такой садист.

– Если тебе станет легче, он едва меня не убил.

– Верно. – Она протянула нитку сквозь его кожу и снова сделала прокол. – Но мы оба знаем, что именно это ты и любишь.

– Я не жаловался, клянусь.

Несколько минут она работала, молча сосредоточившись, а Кигсли вцепился в перекладину изголовья, чтобы не дергаться.

– Где ты научилась накладывать швы?

– У Госпожи Ирины.

– Ах... да, моя русская. Она тоже довольно неплохая садистка.

– У одного моего клиента был медицинский фетиш... как же его звали? Рифмуется с Факер.

– Такер.

– Он. Ему нравилось, когда ему сшивали губы. Платил пять сотен за шов.

– Не припоминаю, чтобы заставлял тебя делать с ним такое.

– Это не вошло в протокол. – Она подмигнула ему.

Он начал смеяться, но осекся. Никакого смеха во время накладывания швов. Однажды он усвоил это.

– Я знал, что ты брала сверх цены.

– Ты тоже.

– Нет, – возразил он. – Это была творческая арифметика.

– В такие времена, – сказала она, завязывая конец нити, – Я скучаю по работе с тобой.

– Мы были хорошей командой, ты и я, Госпожа.

– Да. Особенно когда объединились для Блонди.

– Он сам себе армия. Нам нужна была единая сила, чтобы его победить.

– И, тем не менее, он всегда побеждал.

– Лишь потому, что мы позволяли, – ответил Кингсли, и Нора широко улыбнулась. На ней были только черные трусики и черный топ, и все ее синяки были выставлены на обозрение. Но даже с синяками, с разбитой и заживающей губой, она все еще была красавицей, ради которой любой мужчина пожертвовал бы своей жизнью. Даже священник. Даже король. – По крайней мене, так мы себя успокаиваем.

– Думаешь, сможем повторить? – спросила Нора, замолчав, чтобы прижать смоченный в спирте ватный шарик к кровоточащим швам.

– Повторить что? Объединиться для него?

– Быть командой. – Она посмотрела на него без улыбки. – Может, друзьями? Или, может быть, по крайней мере, ты мог бы перестать меня ненавидеть?

– Я никогда не ненавидел тебя.

Нора щелкнула пальцем по его открытой ране. Кингсли задохнулся от боли.

– Лжец.

– Ладно. Я ненавидел тебя. Немного.

– Почему? Когда-то у нас все было хорошо, Кинг. У нас с тобой. Когда я работала на тебя, мы были даже почти друзьями.

Он тяжело выдохнул.

– Когда ты ушла от него в первый раз, я знал почему. Понимал, и неважно как мне больно было видеть его таким разбитым, я не осуждал тебя. Честно говоря, я был шокирован тем, как долго ты продержалась в его ошейнике.

– Я с превеликим удовольствием представляла способы его убийства.

– И это меня не удивляет. Любой истинный сабмиссив или раб не возражал бы против его пыток. Но я знал, кем ты была, и знал, как для тебя было тяжело отрицать ту половину себя, которая хотела стать Доминантом.

– Госпожой, – поправила она его.

– Oui, laMaîtresse.

Она молча работала над сложным участком особенно разорванной кожи. Без слов Нора протянула ему подушку, и Кингсли закусил ее.

– Ты должен начать лучше заботиться о себе, – сказала она, изучая его избитое тело после того, как наложила еще несколько швов.

– Я в порядке.

– В порядке? Я не буду говорить о шестидюймовой дырке, которую сейчас зашиваю. Ты весь в рубцах и синяках, похоже, будто этот блондинистый зверь исполосовал тебя.

– Так и было, – ответил Кингсли с толикой гордости.

– А ты когда-нибудь думал об использовании, ну не знаю, стоп-слова или типа того?

– Не оскорбляй меня.

– Или, может, системы зеленый, желтый, красный? – Нора вонзила иглу в него, и Кингсли впился зубами в подушку.

– С таким же успехом можешь назвать меня ванильным.

– Кингсли, упрямый ты осел, у тебя ребенок на подходе.

Он перестал кусать подушку, на мгновение зарылся в нее лицом и что-то пробормотал.

Нора оттащила подушку.

– И что это было?

– Я сказал:«Не напоминай».

Она понимающе кивнула головой.

– Боишься до чертиков, верно?

– Ты себе даже не представляешь.

Нора посмотрела на него.

– Прости, – прошептал он. – Ты представляешь.

– Ага, представляю. Я так рада за тебя, что могла бы расплакаться. И, возможно, заплачу, когда вспомню как это делается.

– Я пытаюсь не думать об этом.

Нора тяжело вздохнула и продолжила зашивать его.

– Не вздыхай, – приказал Кингсли. – Лучше бы ты ударила меня, чем вздыхала.

– Я вздыхаю, потому что Джульетта беременна, а ты снова одержим Сореном. Есть какая-нибудь вероятность, что эти две вещи связаны?

– Не анализируй меня. Я до сих пор ощущаю боль после последнего раза, когда меня анализировали.

– КингслиТеофильБуасонье, поговори со мной или я зашью тебе веки.

– Ладно. Это пугает. Я чувствую, как все начинает меняться. Я не хочу потерять его. Я не хочу любить кого-то больше, чем я люблю его, больше чем люблю Джульетту. Мое сердце и так достаточно разбито. Не уверен, что переживу еще одну рану.

– Я знаю, это пугает. Но ты не потеряешь Сорена, потому что у тебя будет Джульетта и Малыш. То,что есть между вами двумя, даже я не могу к этому прикоснуться.

– Забавно... я всегда думал то же самое о вас двоих. Я завидовал этому.

– Завидовал? Я должна была подчиняться ему. Так это работает. Сколько приказов на этой неделе он отдал тебе?

– Дюжины.

– И сколько ты нарушил?

– Все, кроме одного.

– Хочешь занять мое место? Хочешь сидеть у его ног и поливать палочку, и делать все, что он тебе говорит?

– Он был бы мертв через неделю.

– Так и думала.

– Он спас меня. – Кингсли закрыл глаза, вспоминая, как проснулся в больнице и понял, что его начальники позволили бы ему умереть и утащить их маленькие грязные секреты с собой в могилу. Сорен пришел и убедился, что Кинг выйдет из госпиталя на своих ногах, а не в мешке. Это был первый раз, когда Сорен спас его жизнь. Одному Богу известно, кто или что могло убить его, если бы Сорен не вернулся в его жизнь в правильное время. – Я не могу его отпустить.

– Ты не обязан его отпускать. Его сердце достаточно сильное, чтобы вытерпеть и тебя, и меня. А это кое о чем говорит.

– C’estvrai, – согласился Кингси, и она продолжила зашивать. – Но я завидовал тебе. Я завидовал тому, как сильно он любил тебя и как свободно. Поэтому я был так зол на тебя, за то, что ты выбросила все это ради своего питомца. Это единственная причина, почему я был так зол.

– Спасибо, конечно, но его зовут Уесли. И он никогда не был моим питомцем.

– Продолжай повторять. Может, однажды ты поверишь в это. – Она снова щелкнула по ране, затем взяла пластырь и закончила обрабатывать ее. – Твой Уесли... он не один из нас. Я знал, что он никогда им не станет. Когда ты влюбилась в него, ты будто нас всех бросила, выбросила все, что leprêtre дал тебе, и все над чем я так упорно трудился. Отрицая себя, кем ты была, ты, словно, и нас отрицала.

– Я никогда никого не выбрасывала. Никогда не отрицала тебя или его. Я всегда лелеяла это, даже когда мы с Сореном были порознь, когда мы с тобой были порознь. Особенно тогда. Я любила Сорена, когда была с Уесом, так же сильно, как и Сорен любил тебя, когда мы с ним были вместе.

– Но ты выбрала leprêtre, верно? В конечном итоге оказалось, что ты любила его больше. Так же, как и он любит тебя больше, чем меня.

Нора снова вздохнула, на этот раз тяжелее. Кингсли почти рассмеялся от ее гримасы отвращения. Он любил еепытать.

– Любовь в сравнении с любовью. Кинг, ты сравниваешь бесконечности. Нет «больше». Любовь не так работает. Если это любовь, то она бесконечна. Нельзя ее сосчитать. Нельзя ставить друг с другом мою любовь к Сорену и любовь к Уесли и сравнивать, какая больше. Я никогда не достигну края ни одной из них. Сорен никогда не достигнет края любви к тебе, как и не доберется до края любви ко мне. Он отпускает тебя потому, что любит тебя, потому что знает, что тебе нужна свобода. Он держит меня при себе, по той же причине. Потому что любит меня, и я нуждаюсь в этом. В нем.

Нора завязала нитку и наложила марлю поверх швов.

– Видишь? Все не так плохо, правда?

– Думаю, мне почти понравилось, – признался он, перекатываясь на спину.

Нора положила руку на внутреннюю сторону его бедра и подняла ее к его паху.

– Не думаю, что «почти» правильное слово. Чертов мазохист.

– Если бы я не знал, что ты порвешь мои швы, я бы настоял на этом.

Она изогнула бровь и начала расстегивать его штаны.

– Я ничего не порву, – пообещала она и стянула свои трусики и топ. Он никогда не видел более уродливого черного синяка, чем на ее боку. И все же она казалась непреклонной, не сломленной. – Веришь или нет, я могу быть нежной.

– Где ты научилась быть нежной?

– Где же еще? – спросила она, тень печали мельком показалась на ее лице. – С Уесли.

Печаль исчезла, когда Нора, которую он знал и любил, и ненавидел, и снова любил, появилась в ее диких зеленых глазах.

– А теперь не двигайся, пока я тебе отсасываю. Предписание врача.

– MonDieu...– Он ухватился за балку изголовья, пока она шептала заклинание сирены своими губами и языком, и рукой, которая знала его голод так же, как и он. Отстранившись, Нора оседлала его, опускаясь на него дюйм за дюймом.

Он начал поднимать руки, чтобы прикоснуться к ней, но она схватила его за запястья и прижала их по бокам его головы.

– Веди себя хорошо, – сказала он, прищурившись. Медленно она начала двигаться. – Нас обоих помяли. Если мы хотим пережить этот трах, нам стоит быть осторожными.

– Если ты настаиваешь...

Он расслабился под ней, подчинился ее воле, ее телу.

– Ты бы умерла, – сказал Кингсли, и она наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, его шею и грудь. – Знаешь, что? Воткни ты нож в нее вместо него, и они бы вас обоих убили. Вчера ты совершила самоубийство.

Нора посмотрела на него и улыбнулась.

– Скорее мученическую смерть. Я работаю над своим предложением о канонизации.

Он посмотрел на их соединенные тела, отмечая их эротичную позу.

– Жестче.

Она быстрее задвигала бедрами, и, когда они оба кончили, было столько же боли, сколько и удовольствия. Но все это не имело значения. Для таких как они, это было единым, одним и тем же.

После одного раунда секса они оба рухнули на кровать, слишком уставшие и измученные для чего-то другого кроме сна. Длинный день. Кинг позвонил Гриффину сообщить хорошие новости о Норе. Затем позвонил Джульетте и сказал, чтобы она возвращалась к нему. Затем он повесил трубку и похоронил сестру, похоронил ее во второй раз. Он привлек проверенную команду, чтобы та разобралась с уборкой, но настоял, чтобы самому позаботиться о Мари-Лауре. Он стольким ей обязан. Накрыв могилу последним слоем грязи, он почти ничего не чувствовал, даже грусти. Он похоронил не свою сестру, а незнакомку. Его настоящая сестра спасла их всех, желая умереть вместе со своим священником. Ранение Мари-Лауры вместо Сорена вызвало столько хаоса и замешательства, что у него появилось две секунды, в которых он нуждался. Если он когда-либо и сомневался в любви Норы к Сорену, он бы никогда не сделал этого снова.

С этой мыслью в голове Кинг заснул. Когда проснулся, ночь все еще окружала их, но он ощутил, что они с Норой были в комнатен е одни.

Кингсли протянул руку и понял, что кровать пуста. Он что-то услышал и повернулся. В нескольких футах от кровати, в большом кресле-качалке Ани, сидел Сорен. В своих руках он держал Нору, укутанную в одеяло. Она делала это почти не слышно, но по дрожи ее тела он мог сказать, что она плакала на его груди. Конечно, она плакала после всего того, через что ей пришлось пройти. Срыв был неизбежным.

Он наблюдал за ними, наблюдал, как Сорен склонился, чтобы поцеловать ее в лоб, что-то прошептать на ухо, наблюдал, как она освобождается через слезы, пока наконец не заснула.

Сползая с кровати, Кингсли натянул штаны и подошел к ним. Сорен открыл глаза. Кингсли ласково погладил Нору по голове.

– На долю секунды я был почти готов ее убить, – признался Кингсли на французском. – Когда я думал, что она может убить тебя, чтобы спасти себя.

– Но затем?

– Затем я вспомнил, кем она была. И вспомнил, кем был я.

– Я никогда не забывал, кем ты был, – ответил Сорен, начиная медленно раскачиваться в кресле. Нора спала на его плече, ее лицо было в слезах, но спокойным.

– Я рад, что хоть один из нас помнит. – Он погладил Нору по волосам, прежде чем сделать шаг назад. – Я оставлю вас наедине.

Сорен покачал головой.

– Останься. Пожалуйста.

Кингсли улыбнулся ему сквозь темноту.

– «И Якова я возлюбил, – снова сказал на английском Кингсли, – а Исава возненавидел». Римлянам 9:13. Иногда я все же учился в школе.

– Недостаточно внимательно.

– Я был поглощен другим.

– Очевидно. Ты учил только неправильные стихи. Первая книга Царств (Или от Самуила) 18:1 «Когда кончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу». Первая книга Царств 20:16-17 «Так заключил Ионафан завет с домом Давида и сказал: да взыщет Господь с врагов Давида!», «И снова Ионафан клялся Давиду своею любовью к нему, ибо любил его, как свою душу». Вторая книга Царств 1:26

Сражен Ионафан на высотах твоих.

Скорблю о тебе, брат мой Ионафан;

ты был очень дорог для меня;

любовь твоя была для меня

превыше любви женской.

Кингсли уставился на Сорена и понял, что не может сказать ни слова.

Сорен улыбнулся его внезапной молчаливости.

– Кингсли, не вступай в словесную перепалку, основанную на священном писании с Иезуитским священником, – пожурил Сорен. – Ты потеряешь много времени.

– Я рад проиграть это состязание.

– Возвращайся в постель, – сказал Сорен. – Подчинись мне на еще одну ночь.

Кингсли опустился на колени у ног Сорена и положил руку на бедро Норы, прямо под тем местом, куда ее ударили. Они оба были ранены за свои грехи, и оба нашли свое исцеление у его ног и в его руках.

– Каждую ночь.