Текст книги "Госпожа (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 21
Королева

Весь день Нора провела в детской Сорена, ища все, что можно было использовать против своих похитителей. Но кроме лезвия она ничего не нашла, и за это была почти благодарна. Сорен заставил ее пообещать не думать об этом, не представлять то, что произошло между ним и его сестрой. Она не хотела оснований для нарушения обещания. Будем надеяться, что одного лезвия окажется достаточно, если Нора сможет сохранить его, спрятать и использовать, если и когда наступит время.

Часы тикали с мучительной медлительностью. Она знала, что Мари-Лаура ждала... чего-то. Какого-то шага от Сорена или Кингсли... или, возможно, даже от Норы. Мари-Лаура расставила фигуры. Теперь она сидела и ждала, когда кто-то сделает шаг. Но кто?

Через час после наступления темноты Нора услышала шаги снаружи ее комнаты. Она весь день слышала их... случайные скрипы половиц, тихий скрежет кожаной обуви. Она знала, что один из мальчиков Мари-Лауры издавал звуки специально, чтобы напугать ее. И это работало. При каждом звуке она садилась, а ее сердце бешено колотилось в груди. Она даже немного поспала, но недостаточно. Каждый звук в доме немедленно приводил ее в состояние боевой готовности или отключал чувства. Постоянные всплески адреналина истощили ее. Она хотела лишь оказаться дома в постели Сорена и проспать несколько недель, спать пока каждое мгновение в этом доме не покажется абсурдным сном и, когда проснется, скажет Сорену: «Мне снился самый безумный сон – твоя жена все еще жива, и она пришла за мной...» На что он бы рассмеялся и сказал, чтобы она перестала есть каджунскую еду перед сном. К полудню последние угольки сна полностью бы потухли, и она бы не помнила ничего из сна, кроме того, что он был.

Нора улыбнулась при этой мысли, и открылась дверь, Деймон смотрел прямо на нее, лежащую на полу.

Это был не сон.

– Время сказки, – сказал он. Нора встала и неохотно присоединилась к нему в коридоре.

Он следовал за ней, держа правую руку в кармане, а левой удерживая ее шею в немой угрозе.

Решив прощупать почву, Нора прочистила горло и открыла рот.

– Нет, – ответил он, прежде чем она успела что-либо произнести.

– Нет, что?

– Даже не утруждай себя. Ты можешь угрожать мне, флиртовать со мной, подкупить всем чем угодно, это не сработает.

– Значит, у вас настоящая любовь, да? Ты и она?

– И близко нет.

– Я получу подсказку?

– Будешь угрожать, – начал Деймон, – и я рассмеюсь. Ее покойный муж сколотил состояние на контрабанде оружия и наркотиков. Я работал на него. Он убивал людей ради развлечения, когда ему становилось скучно, и он умер миллиардером. Среди твоих знакомых нет человека страшнее, чем был он. Среди твоих знакомых нет никого богаче ее. А что касается заигрывания, я много слышал о тебе. В восточной Европе я трахал проституток с куда большим опытом, чем у тебя. Спасибо, но нет.

– У меня куча венерических заболеваний. Большинство из них мучительные и смертельные. – Нора надеялась, что ее слова прозвучали убедительно. У нее ничего не было, но им не обязательно это знать. Никогда в жизни она не была так благодарна своей плохой репутации.

– Не сомневаюсь.

– Как насчет другого парня? Можно использовать взятку, трах или угрозы на нем?

– Нет.

– По той же причине что и у тебя?

– В первый раз ты права.

Нора невесело рассмеялась.

– Он влюблен в нее? Ой, это так мило. Если они решат пожениться, я знаю хорошего священника.

– Уверен, они вышлют тебе приглашение. Можно будет совместить церемонии. Их свадьба. Твои похороны.

Он резко толкнул ее через порог комнаты Мари-Лауры, настолько резко, что она едва не упала на пол, но ей удалось изящно восстановить равновесие и остаться стоять на ногах, спиной к кровати.

– Très bien, – сказала Мари-Лаура, лежа на постели. Она сидела в своем пеньюаре и халате, ее левая нога лежала на салфетке, и она старательно красила на ней ногти. – Ты очень грациозная. Занималась танцами?

– Я могу потрястись под ‘Daydream Believer’ Дэви Джонса. Но не занималась специально.

Мари-Лаура пожала плечами.

– Как жаль. Ты низкая и для балерины это преимущество. Хотя недостаточно худая, и у тебя слишком большая грудь.

– Природа та еще сучка.

Мари-Лаура закрыла лак и вытянула ногу на кровати. Даже в пятьдесят она сохранила телосложение танцовщицы. Должно быть, она постоянно работала, чтобы оставаться такой подтянутой и грациозной. Мари-Лаура могла быть худее и старше нее, но Нора ни на секунду не сомневалась в том, что француженка была достаточно сильной, чтобы серьезно навредить ей.

– Присаживайся, – Мари-Лаура похлопала по краю кровати. Она знала, что будет дальше и, конечно же, Деймон принес веревку, чтобы привязать ее к спинке кровати, прежде чем оставить двух женщин наедине. – Хорошо провела день?

Откинувшись на подушки, Мари-Лаура широко и невинно улыбнулась. Кто-то мог бы сказать, что они были двумя школьницами, веселящимися на девичнике.

– Прекрасный день. Смотрела на стену, смотрела на потолок, считала паутину. – Нору связали – на этот раз только веревкой. Спасибо Господу за крохи милосердия.

– Должно быть, в своей жизни ты много потолков перевидала.

– Не слишком много. Мне нравится быть сверху. Кроме Сорена, с ним я повидала много полов. Когда не была с завязанными глазами.

– Часто ты занималась сексом с моим мужем?

– Я не знала, что он был твоим мужем, пока мы с ним трахались. Это ты подстроила свою смерть. Не вини меня.

– Я не виню тебя. Я виню его и своего брата.

– Они тоже не знали, что ты жива.

– Я не виню их за незнание. Таков был план. Я виню их за беспечность.

Кровь в жилах Норы моментально превратилась в лед. Она почувствовала будто стоит на краю обрыва, может, даже на краю того самого обрыва, с которого якобы упала Мари-Лаура. Но в этот раз упадет она, если не будет осторожной.

– Им было не все равно, – ответила Нора, подбирая слова.

– Ранее ты сказала другое. Ты сказала, что моя месть против них не работает. И ты пообещала историю в подтверждение. Я хочу услышать твою историю.

Черт... Нора уже ощущала, как ее овевает ветер, пока она приближалась к земле. Мари-Лаура приготовила хорошую ловушку, и она угодила в нее.

– Я сказала, что месть не сработала, потому что она не разлучила Кингсли и Сорена. Я не говорила, что им было наплевать.

– Для меня это одно и то же. Если моя любовь к кому-то убила бы моего брата, я бы ни за что на свете не хотела снова видеть этого человека.

– Да, теперь я вижу, как сильно ты любишь Кингсли.

Мари-Лаура наклонилась вперед и уперлась локтями в ноги. Подпирая ладонью подбородок, с опасным блеском в глазах, Мари-Лаура ответила лишь тремя словами.

– Расскажи мне сказку.

– Ты уверена, что хочешь слышать красочное повествование о том, как я трахалась с твоим братом?

– Ну, конечно же. Деймон, оставь нас. Она стесняется.

Днймон закончил с узлами на веревках Норы и оставил их одних в комнате. Мари-Лаура потянулась к прикроватной тумбочке и вытащила пистолет. Она положила его возле лампы и откинулась на подушки. Миленькая насмешка. Пистолет лежал дулом к Норе. Нора проигнорировала это.

– Устраивайся поудобнее, – сказала Нора Мари-Лауре. – Эта история, как и секс с Кингсли, требует времени.

* * *

Четыре года... столько Элеанор ждала секса с Сореном. Слишком долго, по ее мнению, но опять же, зная ее, она бы позволила ему взять ее в первый же день их знакомства. Глупый священник был скрупулезным, да и его эта странная идея, что она должна быть полностью готова морально и эмоционально к тому, что означало делить с ним постель. Он именно так и сказал. Делить с ним постель. Так благородно... даже почтительно. Он никогда не говорил о «трахе». Он матерился лишь тогда, когда хотел кого-то намеренно спровоцировать или шокировать. Она же, в свою очередь, материлась как моряк с синдромом Туретта. Она никогда не говорила Сорену насколько сильно ей нравится то, как он говорил ей об их личной жизни, как заставлял чувствовать себя леди, обсуждающей секс в столь тактичных цивилизованных формах. Конечно же, так было до тех пор, пока они не стали любовниками, и тогда она поняла, каким полосканием мозгов были эти его разговоры. Вне спальни, он так и сыпал эвфемизмами и утонченностью. Как только она начала «разделять с ним постель», она открыла, что джентльмен в мирской жизни превращался в дикаря в спальне, внутри нее. Секс с Сореном был жестким, грубым и беспощадным, и она обожала его, упивалась им, не могла насытиться им, насытиться Сореном.

Спустя три месяца, с тех пор, как они стали любовниками, она лежала на его упругом животе, изможденная поркой, которую он ей подарил, и синяками после секса. Она сделала ошибку, произнеся очень опасное предложение очень опасному мужчине.

– Хотела бы я, чтобы вас было двое, – сказала она, целуя центр его груди, пока его пальцы скользили по ее ребрам. – Я хочу этого каждую ночь.

Этим она имела в виду, что она любила его, любила быть с ним, подчиняться ему, видеть настоящего его, которого он прятал от всего мира, и который выходил лишь по ночам.

Но вместо того, чтобы рассмеяться над ее ненасытным желанием, подразнить ее насчет либидо, которое могло конкурировать с любым мальчиком-подростком на это земле, он просто ответил:

– Я поговорю с Кингсли.

Нора, тогда еще Элли или Элеонор, села в постели и уставилась на него.

– Вы не шутите, Сэр?

– Конечно, нет.

Она покачала головой, и ее глаза наполнили слезы.

– Я принадлежу Вам, – прошептала она и отчаянно и многозначительно выделила «Вам».

В уголках идеальных губ Сорена появился намек на улыбку, и в мгновение она оказался на спине под ним, ее запястья были прижаты над ее головой его стальными руками.

– Я иезуит, – напомнил он ей. – Мы всем делимся.

Он широко развел ее бедра своими коленями и ввел в нее два пальца. И как всегда ее тело откликнулось на его прикосновение, даже против воли.

– Я не хочу быть ни с кем кроме вас. Я ждала вас. – Она попыталась выскользнуть из-под него, но он крепко держал ее на месте. Путей к отступлению не было.

– Кингсли ждал тебя почти столько же, сколько и я. – Он опустился на нее и поцеловал. Сначала она игнорировала его поцелуй, пыталась притвориться, что этого не происходило, но его рот был слишком настойчив, ее сердце слишком послушным. Она отдалась его поцелую, отдалась ему. – Давай не будет заставлять его ждать.

И так было решено без всякого обсуждения ее чувств по поводу того, что они вдвоем на следующей неделе проведут вечер у Кингсли. Никакое количество надувания губок и протестов не смогли бы отговорить Сорена. До того, как стали любовниками, они долго обсуждали ее табу. Но ей было сложно их придумать. Она знала, что он не побреет ее на лысо, не отрежет руки, и не проткнет сердце. Поэтому Нора сказала, что доверяет ему и знает, что он никогда не толкнет ее через переломную грань.

– Я никогда не отведу тебя туда, где ты не хочешь быть, – пообещал он, взяв ее руку и поднеся к губам, поцеловал. – Но будут времена, когда ты можешь не получить удовольствия от путешествия. Ты пойдешь со мной?

Она ответила кратко:

– Куда угодно. – Вероятно совершив ошибку, потому что «куда угодно» оказалось спальней Кингсли.

* * *

– Ты позволила ему заставить тебя заняться сексом с моим братом? – спросила Мари-Лаура, вытягивая Нору из прошлого.

– Ты используешь «позволила» и «заставил» несколько иначе, – напомнила ей Нора. – Сорен владел мной. Я была его собственностью. Я была его собственностью, потому что позволила ему владеть мной. Позволить владеть ему мной было моим выбором. И, как только он завладел мной, – он завладел мной полностью.

– Ты не хотела быть с Кингсли?

– Я не хотела хотеть, – ответила она улыбнувшись. – Я думала, что как только ты влюбляешься в кого-то, и этот кто-то отвечает взаимностью, так и должно быть. Больше никого не существует, верно? Вот как должно быть. Не осуждай меня. Я была такой юной и глупой.

– Ты была влюблена.

– Я и сейчас влюблена. Сорен был достаточно любезен, чтобы показать мне недальновидность такого образа мышления. Один человек на всю жизнь? Один? Нелепо. Кому нужно подобное давление? Кощунство – ждать, что один человек удовлетворит все твои потребности. Ты ждешь, что человек будет Богом для тебя.

– У тебя странная теологическая теория. Мой муж и мой брат изнасиловали тебя, и ты связала все с любовью.

– Изнасиловали? Ты серьезно? Ты встречалась со своим братом? Не думаю, что он способен физически кого-то изнасиловать. Стоит ему заговорить, и трусики самовозгораются.

– Ты не хотела быть с ним, а мой муж заставил тебя. И это не изнасилование?

– Жертва изнасилования не может сказать ни слова, чтобы остановить насильника. Я могла. У меня было стоп-слово, и я решила не использовать его.

– Почему?

– Я не хотела разочаровать Сорена.

– И все?

– Ну... если на чистоту, я всегда была неравнодушна к Кингсли.

– А ты ему нравилась? Моему брату?

– Я слышу скепсис, – Нора подняла подбородок и уставилась на Мари-Лауру.

– Именно. Но я думала, что ошибаюсь, полагая, что мой брат со вкусом выбирал женщин.

– У него отличный вкус в женщинах. Он, вероятно, трахнул тысячу самых прекрасных женщин на этой планете.

– И тебя.

Нора рассмеялась, низко и раскатисто. Перепалки с женщинами... не часто она в них участвовала. Женщины в ее мире в основном боялись даже моргнуть в ее сторону. Может, она и не часто играла в эту игру, но это не значит, что она не знала правил.

– Знаешь, как они называют меня в Преисподней?

– Скажи-ка.

– Белая Королева. Сабы носили белое. Я носила этот цвет лучше, чем кто-либо другой. Остальные сабмиссивы боялись меня. Они слушали мои приказы, словно я была Госпожой. Будучи собственностью Сорена, я стала особенной в том мире. Мне завидовали, меня боялись и желали. И тебе, черт возьми, стоит поверить, что твой брат хотел меня. Он и Сорена хотел. В ту ночь, которую мы провели в его доме... он получил нас обоих.

Глава 22
Ладья

Грейс не знала ответа на вопрос Уесли. И она была более чем уверена, что не хотела его знать. Куда направлялся Кингсли? Ее сердце пыталось держать ответ втайне от своего разума. Если он направлялся туда, куда она думала, то есть вероятность, что он не вернется. Она едва знала мужчину, но это не имело значения. Девушка не знала, как много еще стресса и страха она сможет пережить, прежде чем просто сломается.

Они вернулись в дом, и Грейс оставила в гостиной разговаривающих друг с другом Уесли и Лайлу. Уютное место, оно напоминало ей маленькое английское имение, которое она посетила подростком во время школьной поездки. Грейс вспомнила о нем, блуждая по коридорам этого элегантного старого особняка, и думала, как стыдно превращать такой дом в музей. Он был построен для семьи, и в нем должна жить семья.

Хотя знала, что не должна, Грейс открыла каждую дверь на первом, а затем и на втором этаже. Ее сердце сжалось, когда девушка увидела спальню, которая, очевидно, принадлежала двум маленьким девочкам. Две односпальные кровати, поставленные рядом. Бледно-розовые и белые стены, все в цветах сахарной ваты. Над левой кроватью висела нарисованная картинка. Байрони было написано печатными буквами. Над правой кроватью курсивом было выведено имя Уилла. На каждой кровати лежала гора плюшевых игрушек – львы, волки, обезьянки из носков и улыбающиеся дельфины. Грейс взяла маленькую коричневую собаку и прижала к груди. У нее в детстве была такая же. Даже до сих пор хранится где-то на чердаке у ее родителей. Она назвала ее Бернард, «хотя и не святой», так говорила она людям, гордясь своей шуткой. Как же Грейс хотела, чтобы в ее доме однажды появилась такая комната – маленькая кроватка, заваленная игрушками, и Закари каждую ночь в сказочном патруле. Зная своего мужа, он бы читал сыну или дочери взрослые романы Томаса Харди или Вирджинии Вульф. По крайней мере, они смогут усыпить малыша.

Грейс провела ладонью по животу и возненавидела эту плоскость. Она четыре дня в неделю бегала по пять миль, правильно питалась, принимала витамины... и, тем не менее, месяц за месяцем не могла забеременеть. Она молилась о чуде, чтобы Бог исцелил рубцовую ткань внутри нее, и чтобы она смогла забеременеть. Сейчас эта мольба казалось такой мелочной, такой эгоистичной. Нора попала в руки сумасшедшей женщины, намеренной отомстить. Теперь девушка могла молиться, чтобы Бог сегодня был в настроении творить чудеса.

Неохотно Грейс вернула собаку на горку игрушек и ушла из спальни. Она заметила комнату в конце коридора, которая была открыта, хотя была готова поклясться, что закрыла ее, когда вошла в комнату девочек. Грейс подошла к двери и увидела, что та вела не в комнату, а к лестнице наверх. Она не увидела включенного света, поэтому в полной темноте начала подниматься по ступенькам, пока те не закончились. Шаря рукой по темной двери, нашла ручку, повернула ее и поняла, что оказалась на крыше дома.

Она вышла на площадку и осмотрелась. В дальнем конце крыши стоял Сорен, глядя в ночной лес, окружающий имение. Грейс застыла, увидев священника таким молчаливым и мрачным. Ей стоит вернуться и оставить его наедине со своими мыслями. Но она весь день была одна и понимала, что слетит с катушек, если не избавится от этого голоса в своей голове.

Собравшись с мужеством, девушка подошла к нему и остановилась рядом. Он держал в руке высокий бокал с красным вином, поднял его к губам и выпил.

– Не возражаете, если я присоединюсь к вам ненадолго? – спросила Грейс, внезапно ощутив страх. Хотя страх чего? Что он не захочет находиться в ее компании или все-таки захочет?

– Пожалуйста, останьтесь. Ваша компания будет самой желанной.

– Не уверена насчет этого, – ответила она, вздохнув. – Я даже наедине с собой не могу находиться.

Он отвернулся от темного леса и начал изучать ее лицо. Его взгляд ощущался интимным и проникающим, словно он пытался понять больше, чем видел.

– Вы плакали.

Грейс подняла руку к лицу и провела пальцами под глазами, вытирая дорожки слез, смешанных с тушью.

– Извините. Должно быть, я ужасно выгляжу.

– Нет, вы выглядите прекрасно. И беспокойно.

– Спасибо, – ответила она и устало усмехнулась. – Вас не спугнешь женскими слезами?

– Едва ли, – сказал он, поднимая бокал к губам и делая глоток. – В правильных обстоятельствах я скорее наслаждаюсь ими. Думаю, ваши не той разновидности, о которой я говорю.

– К сожалению, нет, – ответила она, почти покраснев при мысли о том, как Сорен доводит женщин до слез. – Я совершила глупую ошибку, заглянув в одну из детских комнат.

– Вы с Закари все еще пытаетесь зачать?

– По правде говоря, да. Откуда вы узнали? – если бы она говорила с кем-то еще, Грейс была бы очень смущена, переходя на столь личное. По какой-то причине девушке показалось, будто ей нравится то, что она может говорить с ним о чем угодно, и дальше его собственных ушей это не распространится. Священник, напомнила она себе. Конечно.

– Элеонор рассказала мне. Вам стоит знать, что она не сплетничала. Она попросила прочитать новенну³ за вас.

– Правда? – сердце Грейс сжалось от такой доброты.

– Элеонор убеждена, что я нервирую Бога, и что Он больше рад моим звонкам, чем ее, как она говорит.

– Значит... вы молились, чтобы я забеременела?

– Читал новенну. Я девять раз молился о том, чтобы у вас произошло зачатие.

– Спасибо, – почти прошептала Грейс. – Закари хочет прекратить попытки завести биологического ребенка. Говорит, что это слишком тяжело для меня. Он согласен на усыновление, но я хочу пытаться дальше. Но теперь эта мечта кажется такой эгоистичной и мелочной, в то время как Нора...

– Не нужно, Грейс. Не думай, что Бог не способен подарить тебе ребенка и вернуть Элеонор к нам. В конце концов, Он всемогущ. Он может управиться с более чем одним заданием в его списке дел.

– Запомню это. – Ночной ветер прикоснулся своими руками к ее коже, и Грейс пододвинулась ближе Сорену, инстинктивно ищу укрытия. Он не отпрянул от нее, когда ее плечо прикоснулось к его руке. – Хотя... стоит произойти чему-то подобному, и я не могу сдержать себя и немного порадоваться тому, что бездетна. Нет детей, значит, никто не может их похитить. Сейчас для меня люди кажутся очень хрупкими, мир ужасно небезопасным. Нора чья-то дочь, и она боится... она, должно быть, так напугана.

Сорен обнял ее за плечи, и слезы снова начали капать. Она ближе прижалась к нему, уткнувшись головой ему в грудь. Она ощущала себя ребенком, пытающимся найти утешения в объятиях отца.

– Элеанор, – начал он и обеими руками обнял ее, – она самая смелая женщина, которую я знаю. Когда ей было пятнадцать, она даже меня не боялась. И поверьте мне, я пытался напугать ее.

– Я бы боялась вас. И я боюсь вас.

– Но не она. Знаете, ее первым словом, которое она мне сказала мне... я помню, словно это было вчера. Она сказала: «Ты же знаешь, что похож на идиота, верно?»

Грейс громко рассмеялась и отпрянула из его объятий.

– Она вам это сказала?

– Она сделала исключительный акцент на том, что я не надел замок на свой мотоцикл. Сказала, что этим самым я привлекаю грабителей. Учитывая, что неделю спустя после этой беседы ее арестовали за угон автомобиля, она не знала, о чем еще говорить.

– Арестовали за угон? Какая испорченная девчонка. Я и не представляла, что она была в такой передряге. Я думала, что девочек-подростков арестовывают за кражи кошельков и косметики.

– Элеонор все делает нестандартно.

– И вы любите ее за это. – Улыбнулась ему Грейс.

– Да. Бесконечно и не раскаиваясь. Мое сердце было так истерзано после встречи с нею. Разорвано надвое. Я знал, что должен любить ее лишь как отец любит дочь, но ее дикость и красота делали это практически невозможным. Хотя я и защищал ее, как отец. Я всегда пытался защитить ее. И у меня всегда получалось. До сих пор.

Грейс сделала еще один шаг назад. Ей нужно немного пространства между ней и Сореном. Находиться в его руках было неестественно хорошо, необоснованно безопасно. Она гадала, было ли это тем, что испытывал Закари с Норой – странное притяжение к кому-то, кого она не могла понять, кто казался почти чужаком. У них, обоих, что-то вроде тайных знаний. Тайная интуиция. Они видели то, что не могла представить, Сорен и Нора, понимали то, что она никогда не поняла бы. Но почему Грейс хотела увидеть, хотела понять...

– Мое сердце сегодня не со мной, оно далеко, – сказал Сорен, всматриваясь в темноту.

– Как далеко?

– В десяти милях отсюда, у Элизабет дома. Я могу пробежать это расстояние за час.

– А я – за сорок пять минут, – ответила она, улыбаясь.

– Веди себя хорошо. Ты на семнадцать лет моложе меня. Уважай старших, – сказал он, очевидно пытаясь не улыбнуться ей.

– А если не буду, вы перебросите меня через свое колено?

Сорен изогнул бровь, и Грейс покраснела от уха до уха.

– Боже мой, теперь вы меня застукали. – Она закрыла лицо руками.

– Радуйся, что Кингсли не слышал этого. Он бы воспользовался этим предложением.

Он улыбался, пока говорил, но она заметила печаль в его глазах, печаль и страх.

– Где Кингсли?

– В последнем месте, где я хотел, чтобы он был.

– Он пытается вернуть Нору.

Сорен кивнул.

– Обоим и Кингсли, и Элеонор предстоит там столкнуться с неизвестными опасностями. Я предпочитаю, когда они оба рядом со мной.

– Вы любите Кингсли?

– Да. Тебя это шокирует?

– Совсем нет. Он напоминает мне Нору. Высокомерный, дерзкий, опасный, красивый.

– Эти двое как родственные души, хотя и будут отрицать это до последнего своего вздоха. Родители Кингсли погибли, когда ему было четырнадцать. Родители Элеонор были более чем бесполезны для нее, когда она была подростком.

– Вы вроде отца для них.

– Можно и так сказать. И теперь я отец, который отдаст все что угодно, чтобы вернуть их в целости и сохранности.

– Они вернутся. Вы верите, что у меня однажды появится ребенок. Я верю, что вы вернете своих.

– Спасибо. А пока... – он поднял бокал и сделал еще один глоток.

– Я должна была додуматься до этого, – сказала она, кивая на вино. – Лучше, чем плакать над плюшевой собакой.

Сорен слегка улыбнулся и протянул ей бокал.

– Возьми. Мне больше не стоит пить.

Грейс на мгновение замешкалась, но взяла бокал из его рук. Пить после него казалось очень интимным жестом. Тем не менее, она сделала глоток.

– Мерло. Неплохо.

– У Дэниела приличный винный погреб. Его покойная жена, Мэгги, была своего рода энофилом⁴.

– Тогда я выпью в память о Мэгги. – Она подняла бокал, чтобы сделать еще один глоток.

– Sláinte mhaith, – сказал Сорен, его произношение кельтских слов было таким идеальным, что даже ее ирландская мать была бы впечатлена.

– Уверены, что не хотите? Я с радостью поделюсь.

– Я уже выпил пять бокалов.

– Пять? – ошеломленно повторила Грейс. – Я бы в коме валялась под столом после пяти бокалов Мерло. – Четыре бокала это вся бутылка.

– Я редко столько пью. Чаще всего по бокалу в день.

– Оно прекрасно подходит для снятия стресса. Если бы Закари попал в этот дом, мне бы пришлось поставить алкогольный катетер в руку.

– Обычно я нахожу более приятные средства снятия стресса, чем алкоголь.

Грейс усмехнулась и сделала еще один глоток вина, желая, чтобы оно ударило ей в голову как можно быстрее.

– Уверена, что так и есть. Ночь с Норой, должно быть, отличная терапия.

– Ты себе даже не представляешь... – улыбка, которая появилась на его лице, была такой влюбленной, что у Грейс едва не подкосились колени. Мощное вино. Должно быть, это именно вино.

– Я счастливая замужняя женщина с потрясающим мужем-любовником. И я читала все книги Норы. И думаю, у меня есть кое-какая идея.

– Я тоже читал ее книги.

– Возмутительно, – подразнила она. – Священник, который читает эротику.

– Только под авторством Элеонор.

– Она определенно мой любимый автор.

Грейс села на карниз крыши и повернулась спиной к лесу. Она лучше будет смотреть на Сорена. Никогда в своей жизни ее не привлекали блондины, но что-то в нем поражало. Даже в ночи он отбрасывал тень. Странно было видеть его таким – в белой рубашке, без воротничка, но все же он выглядел как священник, святой.

– Могу я задать вопрос? – Сорен смотрел на нее.

– Конечно. Любой.

– Почему ты не ненавидишь Элеонор?

– Думаю, мне понадобится гораздо больше вина, чтобы ответить. – Она попыталась рассмеяться, но не получилось. Сорен ждал, изогнув бровь. – Хорошо... мои семейные проблемы с Закари начались задолго до его знакомства с ней.

– Но они были любовниками, – напомнил он ей.

– Я об этом прекрасно знаю. Она флиртовала с ним при каждом их разговоре. Я знаю это, потому что она рассказывает о том, какой мой муж злой и больше не ведется на ее шарм.

– И это не приводит в ярость?

– Приводило бы, если бы я считала ее угрозой. Думаю, если бы мы с Закари расстались, ее сердце было бы разбито.

– Да. Она любит вас обоих.

– Она флиртует с ним и со мной; если бы выпал шанс, думаю, она бы не отказалась от еще одной ночи с Заком, но для нее это лишь игра, пьеса. – Грейс замолчала, когда поняла, что она сказала, и кому. – Простите. Уверена, последнее, о чем вы хотите слышать, это то, как Нора флиртует с...

– Не извиняйся. Я никогда не обижался на шалости Элеонор. Жертвы, которые она принесла, чтобы быть со мной, настолько велики, что я был бы худшим из мужчин, если бы требовал от нее тотальной верности.

– Хотела бы я, чтобы больше людей были так открыты как вы и Нора. Несколько друзей Закари, точнее, бывших друзей, ненавидят меня, потому что я встречалась с другим, пока мы были порознь. Неважно, сколько раз он говорил им, что у него тоже была интрижка... мальчики, есть мальчики, но женщина, которая занималась сексом с другим, а не с мужем, не заслуживает прощения.

– Не для меня. И не для Бога. У нас с Элеонор всегда были открытые отношения, и это была целиком моя инициатива. Из-за того, кто я...

– А кто вы?

Он скрестил руки на груди и уставился на нее. Внезапно она ощутила себя непослушной школьницей, которую отругают.

– Ты знаешь кто я, Грейс.

– Я знаю, что вы садист. Так говорит Нора. И знаю, что вы хороший человек и чудесный священник. И это она тоже мне сказала.

Сорен вздохнул и сел рядом с ней на карниз. Она изучала его профиль, пока он подбирал слова. Прошло много лет с тех пор, как она брала в руки ручку и писала стихи. Она была довольно хорошей поэтессой в университете и мечтала заниматься поэзией всю жизнь. Но брак, ее карьера, реальный мир отобрали у нее эту мечту. Сейчас она внезапно ощутила вдохновение снова писать. Она знала, что на всю жизнь запомнит этот момент, на этой крыше, со священником. Картинка этого воспоминания порхала в ее голове, как мотылек. Она бы оплела словами эту ночь и запечатлела их на бумаге, чтобы они застыли на целую вечность.

– Среди нас есть те, кто воспринимают садизм, как игру. Для вас это может показаться грубым и оскорбительным.

– Мой брат играет в регби. Я знакома с концепцией причинения боли во время игры.

– Они счастливчики. Те, кто могут играть. Звучит свисток, игре конец, они расходятся. Но для меня... это не игра. Я не могу уйти.

– Нора объяснила мне немного. Сказала, это словно быть геем или натуралом. Это то, кем ты являешься, а не то, что ты делаешь.

– Я рад, что она помогла тебе понять. Не все это могут. Это пугает людей. Как и должно. Я бы начал волноваться, если бы кто-то вдохновился идеей причинения другому боли ради удовольствия.

– Должно быть то, чем вы занимаетесь, ужасает.

– Может. Чем больше боль, которую я причинил кому-то, тем больше мое удовольствие. Это прогулка по канату, балансирование. Всегда есть страх зайти слишком далеко, рухнуть. И в подобной ситуации, не ты один падаешь. Ты тащишь за собой и другого человека.

– Но для этого же существует стоп-слово, верно? Чтобы остановить падение?

Сорен кивнул.

– Они помогают, наши небольшие охранники. Мы с Элеонор так долго вместе, что она знает, как глубоко может меня принять без утраты себя.

– Вы когда-нибудь... – Грейс пыталась найти подходяще слово, – теряли себя?

– Да. Однажды с Элеонор, вскоре после того как мы стали любовниками. Она дразнила меня во время игры. Я принял усиленные ответные меры. От шока она забыла, что у нее есть стоп-слово. Я не остановился.

Грейс вздрогнула, когда его голос понизился почти до шепота. Я не остановился... Она не хотела знать, что он не прекратил делать. Это был секрет, который она позволит ему сохранить.

– Были еще случаи? – Грейс поднесла бокал к губам.

– Несколько. И все с Кингсли.

Грейс едва не подавилась вином. Она тяжело сглотнула и сделала глубокий вдох.

– С Кингсли? Правда?

– Кажется, ты удивлена. – Она не была удивлена. Она была шокирована, и Сорен, казалось, наслаждался ее шоком.

– Я думала, вы были подростками, когда были вместе.