Текст книги "Покорение"
Автор книги: Тереза Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Пума был совсем озадачен:
– А что такое будет?
– Как же? Наш ребенок.
– Ах, это. Конечно. Я забыл. – Он уже и в самом деле забыл, из-за чего его пленница начала рыдать и стенать.
Он нежно взял ее за руку.
– Нет, не надо, – она отдернула руку, – как раз с этого все началось.
Пума, чтобы не расхохотаться, некоторое время смотрел на одеяла, соображая.
– Я расскажу тебе, как получаются дети.
Он рассказал. Когда он закончил, Кармен в ужасе смотрела на него:
– И ты – ты хотел сделать это со мной?! – Она заикалась в смятении. – Нет! Никогда!
Пума улыбался: она занятна, эта испанка.
– Но так делают все, – просто объяснил он.
Кармен посмотрела ему прямо в глаза:
– А я – не буду.
Пума поднял одну бровь:
– А как же жених?
– Это большая разница! Мы с ним поженимся.
– Почему бы нам с тобой не пожениться? – Голос Пумы был угрожающе спокоен.
– Никогда! – вскричала Кармен. Она решительно скрестила руки на груди и напустила на себя гордый вид.
Кровь бросилась Пуме в голову. Эта женщина, порождение испанской собаки, отказывает ему! Он – уважаемый воин, знаменитый охотник. Женщины-апачи, даже некоторые из испанок, искали его внимания, завлекая игривыми взглядами и ласковыми улыбками; они были счастливы, если он удостаивал их одним взглядом! А эта пленница – эта рабыня! – не желает выходить за него замуж! Это было страшное оскорбление.
Он поднялся:
– У тебя был тяжелый день. – В голосе его была злость. – Я покидаю тебя, чтобы ты отдохнула.
Кармен нерешительно глядела на Пуму. Она чувствовала – что-то произошло. И поняла: он оскорблен.
– Подожди! – крикнула она вслед.
Его рука, взявшись было за полог, опустилась. Он обернулся.
– Да? – В его голосе слышалась оскорбленная гордость.
– Я… я понимаю… мне предложена большая честь стать твоей женой… Но я не могу, потому что у меня уже есть жених…
Ее голос пресекся: ведь это и не было предложением, говоря по чести. Может быть, он обиделся еще больше. Она растерянно потерла лоб. Она не знала, что делать. Но нельзя отпускать его так – злого, оскорбленного. И эти поцелуи… они были так прекрасны…
– Откуда тебе известно мое имя?
– Из каравана. – Видя ее непонимающий взгляд, он пояснил: – Лопес, повар, сказал мне.
– А… – Что же еще сказать? Он снова собирается уйти. – …Я знаю, что тебя зовут Пума. А есть у тебя другое имя?
Он нахмурился:
– Апачи не пользуются своими истинными именами. – Нет, он не скажет ей, что его истинное имя – Грозный Горный Лев.
Кармен с трудом выдерживала на себе его взгляд.
– Пума, – проговорила она. – Спасибо тебе – за мое спасение.
Он кивнул:
– Не за что. – И повернулся, чтобы уйти, но остановился. – Как звучит твое полное испанское имя?
– Донья Кармен Иоланда Диас и Сильвера.
Он явственно слышал гордость в ее голосе. Он наблюдал, как слова слетают с ее губ и думал о том, как сладки, как мягки эти губы…
– Я происхожу из старинной фамилии, из благородного рода. Я родом из Севильи, – гордо проговорила Кармен.
Пума коротко кивнул:
– Понимаю. – Пленники, у которых он выучился языку, часто рассказывали об Испании, о ее богатстве, ее чудесах. Говорили они и о Севилье. Это был город-партнер по торговле с Новым Светом.
Итак, его пленница – из богатой семьи. Статус этой семьи, очевидно, таков, какого Пума никогда и не слышал – и не надеялся узнать. Теперь ему стало ясно: она вне досягаемости для него. Как глупо было с его стороны предлагать ей выйти за него замуж. Она никогда не снизойдет до того, чтобы выйти за странствующего апача, который даже не владеет землей, на которой стоит его дом.
Пума окинул взглядом хижину, на которую возлагал столько надежд. Она вдруг померкла в его глазах. Он метнул взгляд на женщину, сидящую на его постели. Но она сидит на егопостели – его, полуиндейца племени хикарилья-апачи! Не на постели какого-нибудь испанского дворянина! Он почти зарычал. Если этому суждено было быть, то пусть так и будет: он оставит ее себе. Он не станет больше предлагать ей выйти за него замуж: она наплюет на его предложение, как она только что сделала. Но он оставит ее себе: ее, с ее «старинным, благородным происхождением». Он улыбнулся жестокой улыбкой.
Кармен, увидев его улыбку, вздрогнула. Она поскорее натянула на плечи меховое одеяло.
Пума больше не мучился виной за то, что он провез ее, как пленницу, на виду у всей деревни – после того, какона ему отказала.
Пусть себе думает, что она здесь в безопасности – и что он отвезет ее в Санта Фе. А он тем временем будет забавляться, заманивая свою жертву. Теперь она в большей опасности и зависимости, чем тогда, когда перешагнула порог его жилища.
Ему стало легче от этой мстительной мысли.
– Спи, – сказал он.
– Да, – согласилась Кармен послушно и легла. Ей внезапно стало невмоготу выносить это напряжение. – Буду спать.
Он вышел.
Кармен подумала, как ярко изменился он после того, как она с такой готовностью отдала себя его поцелуям. Она потрогала свои пылающие губы… Ее первый поцелуй… и второй, и третий… Она вспыхнула.
Кармен заползла под меховые одеяла и закрыла усталые глаза. Но человек, дважды спасший ее, покинул вигвам, а вовсе не ее мысли. Она видела его перед собой: голубоглазого индейца, который говорил свободно по-испански. Она вспоминала его объятия, его теплые губы, его руки…
Она вновь вспыхнула при одном воспоминании, как она сама почти отдалась ему. Ей нужно помнить о своем женихе. Хуан Энрике Дельгадо казался таким далеким. И Санта Фе был где-то далеко-далеко.
Надо добраться туда во что бы то ни стало. Она должна выйти замуж.
Она подумала: а сможет ли Хуан Энрике Дельгадо целовать так же сладко, как Пума? Воспоминания вновь захватили ее. И в сознание начали заползать преступные сомнения. Сомнения о том, что Хуан Энрике Дельгадо так же хорош. Она вздохнула: никто больше не сможет так поцеловать ее.
Надо вернуться к своему народу, надо вернуться в Испанию. Ей нельзя здесь оставаться: иначе она подпадет под очарование Пумы. Нет, она не останется ни дня. Слишком он хорош и слишком велико искушение.
Глава 23
Кармен проспала весь день и следующую ночь. Она проснулась на рассвете от слабого шума. Кто-то подходил к ее вигваму. Затем послышались приглушенные голоса. Кармен не выдержала и посмотрела через приоткрытую дверь.
Там стоял Пума и разговаривал со своей матерью. Рядом горел костер. Пума стоял к Кармен спиной. В лучах восходящего солнца он казался еще сильнее, стройнее и выше.
Кармен заметила, что его постель все еще лежит неразвернутой на земле. Ее сердце заколотилось: она поняла, что все это время, пока она спала в вигваме, Пума спал на холодной земле. Он не только находился снаружи; он охранял ее. Может быть, только из-за его присутствия здесь она могла так долго и безмятежно спать.
Кармен опустила полог. Нельзя зависеть от этого красивого индейца, подумала она. Надо еще раз подчеркнуть перед ним свою решимость достичь Санта Фе и встретиться с женихом. Она пыталась возродить в душе образ своего обожаемого Хуана Дельгадо, сидящего у ее ног, с любовью глядящего на нее – но в то утро образ почему-то не являлся. Кармен вздохнула – и оставила попытки. Все равно: надо ехать в Санта Фе. Там она увидит, наконец, как выглядит Хуан Энрике Дельгадо.
С этой решимостью Кармен поднялась со своего ложа. И тут же взгляд ее упал на деревянную расческу, лежавшую возле кровати. И она удивилась предусмотрительности Пумы. Была ли расческа здесь, когда она впервые переступила порог его жилища, или Пума положил ее, пока она спала? Мысль о том, что Пума входил к ней и глядел на нее, спящую, привела ее в волнение. Но она быстро подавила свои чувства. Хуан Энрике Дельгадо – вот единственный мужчина, о котором она должна думать.
Кармен вышла из вигвама и чинно подошла к двум индейцам. Еще прежде чем она подошла, Пума прекратил разговор и повернулся к ней бесстрастным лицом. Парящая В Небе поглядела на Кармен доброжелательно. Кармен инстинктивно ощущала, что говорили они про нее, и от этого возникло тягостное чувство.
– Буэнос диас, – проговорила Кармен с чарующей улыбкой.
Оба кивнули. Пума пристально поглядел на Кармен: она выглядела посвежевшей, прекрасной – но ему бы хотелось, чтобы она была старой и усталой. Тогда бы его сердце не билось так сильно, дыхание не учащалось, когда она направляла на него свой лазурный взгляд.
Парящая В Небе что-то проговорила вполголоса по-индейски. Кармен вопросительно взглянула на Пуму.
– Моя мать говорит, что возьмет тебя на склон горы – собирать съедобные травы. Она хочет научить тебя традициям женщин апачей.
Кармен слабо улыбнулась и поблагодарила:
– Очень мило со стороны вашей матери. Но вряд ли это будет мне полезно. Я должна ехать в Санта Фе, а не оставаться здесь.
Кармен заметила, как облако нашло на лицо Пумы. Его губы упрямо сжались. Кармен пожала плечами: это его проблемы. Кармен повернулась к Парящей В Небе, проговорив несколько очень любезных фраз по-испански: ее семья будет всегда признательна ей за доброту и гостеприимство; она очень сожалеет, что не может оставаться достаточно долго, дабы изучить традиции индейских женщин.
Парящая В Небе поняла ее без перевода. Она усмехнулась и в полуулыбке обратила свое лицо к Пуме. Такую же улыбку Кармен заметила и на лице Пумы. Парящая В Небе молча, с достоинством пошла вниз по склону горы. Кармен улыбнулась: какая милая женщина его мать.
Кармен обернулась и увидела, что Пума смотрит на нее. Пришло время все открыть пленнице, подумал Пума.
– Донья Кармен, – холодно проговорил Пума. – Я не повезу вас в Санта Фе. – Он молча, скрестив руки на груди, ждал ее ответа.
Нахмурясь, неприятно удивленная, Кармен проговорила:
– Но вы знаете, что я должна быть в Санта Фе… мой жених…
Но как она доберется туда без помощи Пумы? Чего он хочет от нее? В ее душе нарастала ненависть к упрямому индейцу:
– Вы знаете, что я должна ехать туда. Я уже проехала полмира для того, чтобы попасть в Санта Фе. Хуан Энрике Дельгадо ждет меня.
Пума стоял с бесстрастным лицом. Потом пожал плечами, показывая, что ему нет дела до заждавшегося жениха.
Кармен начинала всерьез злиться:
– Что вы задумали?
Он все продолжал глядеть на нее с каменным лицом.
Тогда Кармен уперла руки в боки и решительно подошла к нему.
Ее голова пришлась вровень с его грудью.
– Я требую, – раздельно и медленно произнесла она, стараясь четко выговаривать испанские слова, чтобы он понял все до единого, – я требую, чтобы меня доставили в Санта Фе.
Ее бирюзовые глаза встретились с его ледяным голубым взглядом.
– Нет.
Ей захотелось ударить его.
– Именно туда, – проговорила она раздельно, с трудом сдерживаясь, – я еду. У меня есть жених… – Пума казался ничуть не более впечатленным. – …который ждет меня. Он женится на мне. – Она подошла вплотную к индейцу, не страшась риска для правого дела. – И, если меня туда не доставят, я пойду пешком! – гордо закончила она.
– Нет.
– Нет?! Тогда что вы намерены делать со мной?! – Холодок прошелся по ее спине, когда первое подозрение о том, что этот красивый, суровый человек вовсе не добр, закралось в ее сознание. – По-вашему, я должна оставаться здесь и учиться премудростям апачских женщин?
Должен же он понимать абсурдность этого, думалось ей.
– Да, – последовал ответ.
Она пристально посмотрела на него, потом гордо вскинула брови:
– И не подумаю!
Впервые за все время Пума улыбнулся. Он победил. Хотя – для него никогда не было сомнения в том, что он выиграет. Теперь она была в его власти; она была его. Победа сделала его великодушным.
– Можешь жить здесь, – он указал ей на вигвам движением подбородка. – Будешь собирать для меня съедобную траву. Я буду для тебя охотиться и защищать тебя. Ты родишь мне детей.
Она застыла на месте, обновив в памяти сведения о том, как получаются дети. С широко раскрытыми бирюзовыми глазами, растерянная, Кармен, запинаясь, проговорила:
– Но вы… вы не можете заставить меня… – Она с трудом перевела дыхание. – Я – испанка. Мои люди станут преследовать вас… Они не позволят вам…
Кармен боролась сама с собой, чтобы не впасть в отчаяние. Нет! Это не должно снова случиться с ней.
Пума посмотрел ей в глаза:
– Твои люди не найдут тебя. Они не знают, где искать.
Он смотрел на нее и где-то в глубине души недоумевал, отчего он так стремится быть с нею вместе. Она испанка, и ему становилось больно от одних воспоминаний об испанцах. Он ненавидел испанцев. Его лицо снова стало бесстрастным. Он решил оставить ее, и он ее себе оставит. Она научится у апачей их жизни. Он достаточно много знал про испанцев, чтобы не желать жить с ними.
– Разве я не имею права голоса? – возмущалась Кармен, все еще сопротивляясь одной мысли о том, что он сказал. Она, она станет собирать для него пищу! Жить с индейцами! Станет вынашивать его детей! – Она закрыла глаза. Нет, ни за что! Когда она решилась начать свое путешествие, она понимала, что ее ждут опасности; но никогда, даже в самых мрачных подозрениях, она не представляла, что с ней случится такое.
– Нет. – Это слишком, подумала Кармен. Она внезапно вскочила и побежала, сама не зная куда, желая скрыться от него и его слов.
Камни под ногами и громоздящиеся валуны в иное время бы остановили ее, но теперь она их не замечала. Ей надо было убежать.
Пума с колотящимся сердцем догнал ее: хотя она и была легка, как антилопа, но бегала не лучше него. Он поймал ее и повалил наземь. Они покатились по склону, пока он не поймал ее кисти и не прижал их к земле. Оба тяжело дышали: она – от страха, он – от веселого восхищения ею.
– Ты останешься со мной, – прорычал он. – Тебе не убежать.
Она гневно полыхнула взглядом:
– Убегу! Вы не смеете держать меня здесь!
– Смею. – Он отпустил ее руки, и она попыталась оттолкнуть его. – Тебе некуда бежать. Если ты убежишь в горы, или в пустыню, ты погибнешь. Здесь везде дикие звери. И встречаются дурные люди.
Она ярко вспомнила кугуара и Голову. И умолкла.
– Ты не знаешь, как добывать пищу, где достать воду, – продолжал он. – Ты умрешь.
Она посмотрела на него невидящим взглядом. Вид ее самой, лежащей беспомощно в агонии посреди пустыни, с потрескавшимися сухими губами – как донья Матильда – ужаснул ее мысленный взор.
Пума понял, что она начинает прислушиваться к нему со вниманием. Теперь настал его час.
– Я стану заботиться о тебе, – проговорил он, – буду добывать пищу и одежду для тебя; дам тебе жилище. Не допущу, чтобы кто-то напал на тебя и обидел. Ты понимаешь?
Она кивнула.
– Тебе со мной будет безопасно. И я не сделаю тебе ничего плохого, – подчеркнул он.
Она снова кивнула и вздрогнула от пронзившей мозг мысли: он прав, ей нечего возразить. Ей некуда бежать. Она полностью зависит от его воли. Она взглянула в его суровое лицо и поежилась.
– Мой народ поможет тебе. Ты будешь жить с нами. И когда-нибудь ты поймешь и полюбишь жизнь с нами. Со мной.
Он верил, что так и будет: он и раньше знал и видел такие случаи. Все дети смешанных кровей были с готовностью принимаемы в племя. А женщины, которых приняло племя хикарилья, после рождения первого ребенка уже считали народ апачей своим.
Кармен замолчала надолго, обдумывая его слова. Казалось, ее душа сейчас далеко-далеко. Матерь Божья, может быть, она вообще уже отлетела?
Она сделала попытку освободиться, и он отпустил ее. Кармен села и огляделась. Горы были все те же: немые конические вершины уходили ввысь. Изменилась только она.Теперь ее жизнь здесь, с индейцами. Он так сказал. Она недоуменно посмотрела на Пуму: отчего она с готовностью подчинилась его словам? Затем она поняла: она чувствовала себя в чужой воле; у нее не было больше своей… и мертвящее чувство безнадежности осталось в ней.
– Нет! – внезапно вскричала она и поднялась на ноги. Он, не веря, смотрел на нее своим ледяным голубым взглядом. – Ты не можешь украсть меня и держать здесь как… как какую-нибудь дикую кобылу! Я – человек, как и ты! У меня есть душа! Я не совершила никакого греха, чтобы Бог допустил это! Нет!!!
Все в ней кричало и плакало. Она побежала обратно в вигвам, бросилась на шкуры – и плакала, плакала и рыдала, пока слезы не опустошили ее. Да, она его пленница, но она – не вещь. И она будет бороться, чтобы выжить здесь.
Пума стоял в дверях в глубокой задумчивости. Хорошо, подумал он, что эта женщина не сдается сразу: она станет хорошей матерью и вырастит сильных, волевых сыновей. И дочерей.
Он, именно он, хорошо знал, что принять плен сразу, без борьбы – значит умереть. Он сам так и не смирился со своей судьбой в мексиканской тюрьме. Он боролся и восставал, надеялся и сражался. И он выжил и победил.
А теперь его маленькая испанская пленница тоже боролась за свою свободу. Он улыбнулся: это хорошо. Значит, он был прав, когда выбрал ее в жены. Даже несмотря на то, что она – испанка.
Глава 24
Постепенно, хотя и неохотно, Кармен вынуждена была признать, что приняла эту новую жизнь с индейцами. Она всюду следовала за Парящей В Небе – вот и теперь, они шли по краю обрыва к источнику. Там они напьются освежающей, холодной воды – и, возможно, даже вымоются. Теперь она находила удовольствие в совсем простых вещах.
Она несла тяжелую корзину со съедобными кореньями. Хорошо еще, что можно будет отдохнуть. За прошедшие несколько недель она поняла, как тяжела работа женщин племени апачей. Они собирали ягоды, коренья и орехи: все, что могли предложить людям горы. В основном они с Пумой ели то, что собирала Кармен. Конечно, иногда Пума приносил мясо. Ей очень нравилось мясо антилопы. Но она решительно отказалась вновь попробовать мясо собаки. Она всегда отдавала свою порцию Парящей В Небе, когда они вместе садились за еду.
Она страшилась сказать, что живет в «семье», и это не давало ей покоя. Индейцы себя держали так, будто приняли ее в свою семью: мать Пумы, муж его матери, тетки Пумы, многочисленные кузины. Она не в силах была до конца разобраться в их родстве, потому что слова приветствия, с которыми они друг к другу обращались, предназначались для братьев и сестер. Но она предполагала, что единственный ребенок Парящей В Небе – это Пума.
Кармен должна была признать, что и Парящая В Небе, и ее муж, Охотник, были очень добры к ней. Некоторые смотрели недобро. Большинство сторонилось ее. А одна молодая женщина по имени Птичка Порхающая В Пиниях, часто и подолгу глядела на нее. Во взгляде читалась обида. Кармен не могла придумать, что такое она совершила, что могло бы обидеть эту женщину. Птичка Порхающая В Пиниях часто отпускала громкие замечания по ее поводу, смеялась над ней и шепталась с подругами. Подруги тоже не выражали доброжелательства. Кармен пыталась игнорировать шепот и обидные слова, но часто грустила по этому поводу. Больше она не пыталась спрашивать Парящую В Небе, о чем они говорят. Потому что, повторив однажды услышанное про себя, Кармен увидела, как Парящая В Небе сжала губы и покачала головой, но переводить отказалась. Значит, это были оскорбления. Позже Парящая В Небе говорила с Птичкой, и та молча метнула на Кармен недобрый взгляд.
Мужчины-апачи полностью игнорировали Кармен. Ее это устраивало, только хотелось бы, чтобы и Пума игнорировал ее. Нет, мысленно поправила себя Кармен, это не совсем так. Честно говоря, ей нравилось, когда он разговаривал с ней. Когда он оказывался рядом, сердце ее учащенно билось. К ее удивлению, он не пришел к ней ночью ни разу – чтобы делать детей. Она удивлялась: ведь он взял ее в плен именно для этого. Так он сказал. Кармен вздохнула: ей никогда не понять мыслей апачей.
Дни, которые она провела с апачами, проходили как в тумане. Она изучала их язык, узнавала обычаи и работу индейских женщин. Парящая В Небе слегка говорила по-испански, хотя и не так хорошо, как Пума, который, как она выяснила, лишь притворялся сначала, что не понимает по-испански.
Пуме, по-видимому, нравились ее успехи. Он с удовольствием называл ей индейские слова и делал комплименты по поводу растений и корней, которые она приносила. Но Кармен знала: он твердо решил сделать ее белой индианкой.
Он пристально следил за ней. Когда она уходила из деревни по своей естественной надобности, он бросал на нее подозрительный взгляд голубых глаз; а когда она долго не возвращалась, он шел по ее следам, неоднократно вызывая в ней конфуз. Он подозревал, что она вновь сбежит.
Кармен при первой возможности решила сбежать непременно, но неопределенно было одно: куда бежать? Горы были незнакомы и пугали ее; да она и понятия не имела, в какой стороне искать испанские отряды. Она давным-давно не видела ни одного испанца.
Она подумала о Пуме: он обращался с ней хорошо. Это она вынуждена была признать. Он приносил ей мясо – ее излюбленное, антилопу. Когда начинался дождь, он помогал сделать крышу непромокаемой. После того, как он спас ее от когтей кугуара, Пума пришел с его шкурой. Он рассказал ей, что Злой с его наемниками ушли. Мясо кугуара было уже подпорченным, сказал Пума, но шкуру ему удалось спасти. Кармен кивнула, совсем не горя желанием попробовать мяса кугуара. С помощью Парящей В Небе она выделала шкуру, и теперь она украшала ее ложе. Время от времени Кармен не могла не бросить на нее гордого взгляда.
Кармен заметила, что Пума постоянно носит с собой ее мешочек с драгоценностями. Знает ли он истинную их ценность? По его поведению она заключила, что знает. Кармен старалась не слишком часто бросать на мешочек взгляды; ей не хотелось подогревать подозрения Пумы. Но если она все-таки сбежит, тогда драгоценности помогут ей.
Прошло несколько дней, прежде чем она подумала о своем женихе. Каждый раз, думая о нем, она не могла избавиться от чувства вины. Пума был перед ее глазами и в ее думах каждый день. Она ела принесенную им пищу, чинила и стирала его одежду. Она уже привыкла к нему…
Но Хуан Энрике Дельгадо… Думает ли он о ней? Достигла ли Дона Матильда Санта Фе и рассказала ли о том, что случилось с Кармен? Плачет ли он по ночам о ее горестной судьбе? Эта мысль польстила ей, и она несколько изменила воображаемый образ своего жениха, представляя себе его не влюбленно глядящим ей в глаза, сидящим возле ее ног, а бессонно повторяющим в ночи ее имя. Да, ей нравилась эта сцена – больше, чем прежняя. Она видела, как Хуан тщетно пытается нащупать рукой ее тело на своем ложе, как он обращает к небу свое залитое слезами лицо в мольбах о… И тут раздался удар грома и прервал ее мечты.
Грозы в Стране апачей были частыми и свирепыми. Впереди нее Парящая В Небе куда-то указывала рукой. Потом она побежала. Кармен побежала вослед, едва успевая под тяжестью корзины.
Они достигли крова, которым оказалась пещера, как раз перед разразившимся яростным дождем. Они пережидали дождь, освещаемые светом молний, и Парящая В Небе бесконечно пересказывала Кармен историю апачей. Когда дождь кончился, небо было уже темно и наступила ночь. Им предстоял долгий и опасный путь в темноте, по мокрой траве. Они пришли в деревню совсем поздно.
Пума вышел к ним навстречу; на этот раз его обычно каменное лицо выражало открытую радость и облегчение.
– Я хотел идти вас искать, – сказал он. – Думал, вы потеряли путь.
Рядом с ним стояли несколько мужчин. Кармен поняла, что они хотели помочь ему в поисках. В груди ее поднялось теплое чувство: апачи беспокоились за нее. Но вскоре оно угасло. Конечно, они беспокоились за Парящую В Небе, а вовсе не за нее. Она грустно повернулась и пошла в вигвам, не замечая радости и блеска в голубых глазах Пумы.
Он вошел в вигвам следом за ней, и она не попросила его выйти. После этой ужасной грозы и трудной дороги ей необходимо было его общество.
Пума молча смотрел на нее. Он в самом деле испугался за нее. Он боялся за мать тоже, но Кармен больше занимала его мысли. Если бы что-то случилось с каждой из них… Но он прогнал эти мысли. Теперь она была в безопасности.
Она увидела, что пища уже приготовлена.
– Мужчины-апачи часто готовят сами? – спросила она, указывая на ужин. Она блаженно втянула носом воздух: ее любимая антилопа. Кармен улыбнулась.
Пума пожал плечами:
– Иногда. – Он тоже улыбнулся. – Я рад, что ты вернулась и с тобой ничего не случилось, Чигонни,моя подруга. – Голос его согрет теплом. Похоже, он, действительно, переживал за нее.
Они молча ужинали. Когда ужин был окончен, Кармен думала, что он, как обычно, потянется, встанет и уйдет. Но он не двинулся с места. Она пересела на свое ложе, устланное кугуаровой шкурой, что обычно бывало знаком к тому, чтобы он удалился. Он остался недвижим, глядя на нее. Она заметила одеяла на его свернутом ложе.
Пума страдал, оставаясь как бы в стороне, но он решил дать ей время, чтобы она привыкла к обычаям и жизни апачей; он не хотел применять к своей пленнице силу. Он и так уже восстановил ее против себя, сделав пленницей. Теперь он желал большего. Он хотел ее теплого, зовущего тела. Эта гроза дала ему понять, как много она для него значит. Она напомнила ему, что жизнь в горах подчас слишком коротка и опасна. Ему она нужна прямо сейчас.
Он облокотился на руку и подался чуть вперед.
– Сегодня я останусь, – проговорил он. Глаза его стали теплыми в свете костра.
Сердце Кармен бешено забилось. Она не могла сказать, чего в этих словах было больше: предупреждения, мольбы или вызова.
Она долго глядела на него и медленно кивнула в ответ.
Он поднялся и пошел к ней. Она глядела, как завороженная; не в силах сказать ни слова. Вдруг она вскочила и, подчиняясь инстинктивному страху, выбежала за дверь.
Он нагнал ее в один прыжок.
– Возвращайся, моя маленькая испанка, – прошептал он ей на ухо.
Она отталкивала его, но это не возымело никакого результата. Снова полил дождь; они оба промокли до нитки; и он втащил ее в вигвам.
Он опустил ее на пол и начал стягивать с нее одежду.
– Стоп, стоп! – закричала она. – Прекрати! Не надо!
Он взглянул на нее: она дрожала и была бледна. Ее губы тоже дрожали… он вспомнил свои собственные слова: «Я не обижу тебя».Он не понял: сказал ли он их ей – или они просто пришли ему на память. С чувством упрека к себе самому он отпустил ее и откатился прочь. Несколько минут он лежал молча, стиснув зубы, желая, чтобы утихло его сердцебиение, чтобы прошла боль. В конце концов он встал и пошел к кровати, которую сам себе приготовил.
– Хорошо, – сказал он вслух. – Я буду спать здесь.
Он решил, что даст ей время на то, чтобы привыкнуть к нему, к его присутствию по ночам; и, в конце концов, она будет принадлежать ему.
Кармен посмотрела на него; сердце ее колотилось. Дождь колотил в стены вигвама в такт с ее сердцем. Она с облегчением расправила плечи, подняла голову: может быть, он снова предпримет атаку?
Пума, закинув руки за голову, наблюдал за ней.
– Чувствуй себя в безопасности, – просто и мягко проговорил он в ответ на ее немой вопрос.
Кармен со вздохом забралась под меховые одеяла и натянула их на голову. Она слушала свое сердце, лежа в полнейшей тьме. Так что же случилось – или почти случилось? Ей дана отсрочка – но отсрочка чего? Когда Пума сказал ей, что не хочет оставаться в эту ночь на улице, так она его поняла, что он не желает ночевать на сырой земле под дождем, она кивнула в знак согласия. Но взглянув на ситуацию его глазами, она поняла, что соглашалась на нечто большее. Когда он втащил ее в вигвам, он превратился в совсем незнакомого, пугающего человека, почти не-человека. Такого Пуму она еще не знала. Все еще думая об этом, Кармен заснула.
А на другой стороне вигвама Пума вертелся без сна всю ночь. Перед рассветом он окончательно обессилел от дум. Неужели он сам на себя навлек эту муку? Жить рядом с женщиной, которую желаешь и сдерживать себя, видеть ее каждый день – и отказываться от нее? Что такое случилось с ним? Но, если он возьмет ее силой, он уничтожит то доверие, которое постепенно между ними установилось. И – он преступит через данное ей слово, что не причинит ей вреда.
Что делать? Неужели ему суждено страдать каждую ночь? Или превратить ее в забитое, уничтоженное существо – но страдать от мук совести? Наверное, Боги смеются над ним, подумал он, предоставив ему такой выбор. Он взглянул на женщину еще раз: ее светлые волосы разметались по одеялу: ее лицо было спокойно во сне. Она совсем не страдает, со злобой подумал он. А он готов умереть: так его обуревало желание.
И вдруг его осенило решение: ему не надо выбирать. Нужно заставить ее ощутить такое же желание – и тогда ему будет принадлежать и ее душа, и ее тело. Она сама отдастся ему. Тогда уж ей придется выбирать. А он сдержит свое слово.
Пума посмотрел на Кармен; на его губах появилась улыбка. В эту ночь он получил урок. Чувствуя себя свободно и спокойно, впервые за несколько недель, Пума заснул на рассвете.
Когда он проснулся, Кармен исчезла.
