Текст книги "Тот самый (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Эпилог

…Что-то меня разбудило. Ещё не открывая глаз, ещё надеясь на чудо, я заворочался под одеялом, натягивая его на голову, и вдруг услышал громовой раскат хохота.

Сон слетел.

Что-то не то, – подумал я. – Что-то не укладывается. Всё должно быть совсем не так…

Сев в кровати, я привычным взглядом окинул книжные полки – на коричневых от старости корешках золотились первые лучи утреннего солнца. Тёплые квадраты света лежали так же на одеяле, на вытертом паркетном полу.

Подняв руку, я почувствовал, как зашевелились волоски на коже, увидел, как танцуют пылинки в столбе золотого света…

И я всё вспомнил. Вспышки воспоминаний вторглись в разум, как осколки разбитого зеркала. От них становилось физически больно, хотелось зажмуриться, зажать уши руками и закричать.

Выскочив из кровати, я как ошпаренный, бросился в ванну. Упал на колени перед унитазом… Из горла хлынула чёрная желчь. Она была горько-солёной, жгучей, и густой, как смола.

Опустошив желудок, я почувствовал себя гораздо легче. Нажал кнопку слива, поднялся и включил воду в раковине.

Моя руки, обратил внимание на странные белёсые полосы на коже, в виде больших продолговатых колец… Замер, а потом медленно поднял голову и посмотрел на себя в зеркало.

В общем-то, терпимо, – решил я после нескольких минут осмотра. – До свадьбы, как говориться… Впрочем, кто за меня пойдёт? И раньше-то далеко не подарок, сейчас… Впрочем, красота в мужчине – не главное.

Волосы, пшеничные в детстве, и потемневшие до русых с возрастом, теперь были белыми, словно бы седыми. Они спускались до самых плеч – ну да, в последнее время к парикмахеру бегать было некогда…

Радужка глаз им соответствовала. Бледно-серебряная, как старое зеркало – если приглядеться, было видно тонкие кровяные сосуды. Ресницы, брови – чуть темнее, чем волосы, они будто выгорели на ярком солнце.

Или вобрали в себя цвет серебряных цепей…

Вспышка памяти вновь заставила скрючится, упасть на пушистый коврик.

Дыши, кадет. – Просто дыши… – я словно бы услышал голос Алекса. И почувствовал его руку на плече.

Слюна стала горькой. Очень сильно захотелось смыть с себя всё. До скрипа оттереться жесткой мочалкой, прополоскать волосы, надеть чистую хрустящую одежду…

Протянув руку, я открыл кран в душевой, и дождавшись, когда потечёт кипяток, влез под струю.

Почему смех? – недоумевал я, спускаясь по лестнице в кухню. Мокрые волосы я стянул резинкой, а в шкафу обнаружил стопку чистых маек, трусов, и тренировочный костюм… – Ведь когда в доме покойник – положено скорбеть?..

Отец Прохор, Гиллель, Котов и Хафизулла. А так же девчонки – все были здесь, все сидели за столом.

А во главе стола, на своём любимом месте, восседал Алекс.

– Долго спишь, кадет, – словно ничего не случилось. Словно я спустился к завтраку самым обыкновенным воскресным утром… – Проходи. Мы тебе сырников оставили.

Диким взглядом я оглядел стол. Корки чёрного хлеба. Остатки селёдки в хрустальной рыбнице. Перья зелёного лука, варёная, уже остывшая и подёрнутая серой патиной картошка. Груда яичной скорлупы. Тарелка с прилипшими листиками лаврушки, горошинами чёрного перца и одинокой обгрызенной жопкой солёного огурца.

Посреди этого натюрморта возвышалась литровая бутыль «Арктики». Плескалось в ней на самом донышке…

– Вы что, пьёте? – тупо спросил я. – Утро же на дворе.

– Поминки затянулись, – пожал плечами шеф. – Да садись ты, не мозоль зрение.

Антигона молча встала, пододвинула мне табурет и отвернулась к плите, загремев какими-то крышками.

Я рухнул на него, как подкошенный. Ещё раз посмотрел на свои руки – да нет, ожоги от белого серебра никуда не делись…

Очень хотелось пощупать Алекса, но я не решился.

– А чего ржали, как кони? – честно говоря, шок у меня был почище, чем в кровати, сразу после пробуждения…

– Гиллель еврейские анекдоты травит, – пояснила Антигона, ставя передо мной тарелку, полную пухлых золотистых оладьев. Они были политы сметаной и малиновым вареньем. – Я таких смешных отродясь не слышала.

– Анекдоты? – мысли у меня в голове скакали, как блохи на сковородке. – Значит, всё кончилось? Пашка с Петькой?.. Те девочки в воздухе?..

– Увезли по больницам, – сказал отец Прохор, чинно прихлёбывая из блюдца. – Дистрофия и полное истощение организма. Но они выкарабкаются. Молодежь – она крепкая…

Я моргнул. Чудо-отрок выглядел молодо, как никогда. Волнистые волосы свободно спускались ниже плеч, обтянутых канареечной майкой с надписью «Нирвана». На запястье правой руки, в качестве браслета, был накручен пёстренький хипповский платочек… И только крест на груди поблёскивал тускло и сурово, как немой укор совести – легкомысленному прикиду святого отца…

Котов был в растянутой тельняшке, из-под которой выбивалась татухи с чёрными мессершмитами и парашютом…

Хафизулла был сам собой. В сиреневой косоворотке, с расчёсанной на пробор бородой, с головой, обмотанной чистым вафельным полотенцем…

Гиллель, девчонки, Алекс – все были обычными, повседневными. И такими живыми, что у меня свело скулы. В глазах защипало, я отвернулся.

– У меня созрел тост, – Алекс поднялся, и принялся недрогнувшей рукой разливать остатки водки. – За то, что все вы живы. Потому что умирать, господа – это стрёмно. Зато нет ничего приятнее, чем посидеть с друзьями на собственных поминках… За вас, сукины дети.

Все выпили. Я проглотил водку, как воду, и только потом почувствовал огненный шар в животе.

Гиллель и отец Прохор внимательно за мной наблюдали. По-видимому, ждали, когда я свалюсь в жутких корчах, изрыгая пену и чернея лицом… Но когда этого не случилось, они заметно расслабились и успокоились.

– Вот что крест животворящий делает, – шепнул сторожу, как бы между делом, чудо-отрок. Тот лишь усмехнулся.

А шеф тем временем вновь поднялся, оправил шелковый халат, зачем-то переставил пустую рюмку, и посмотрев на меня влажными глазами, объявил:

– Поздравляю, кадет. Ты принят в агентство «Петербургские тайны» на полную рабочую ставку.

Голову вновь пронзила вспышка. Блеск цепи, тяжесть креста…

– И… что это значит?

Я поёжился. Если на испытательном сроке довелось пережить… такое, что будет дальше?

– Да ничего особенного, – улыбнулся шеф. – Просто теперь ты допущен к ночным экскурсиям.