Текст книги "Легенда "Роузтауна". Призрачная любовь."
Автор книги: Татьяна Гилберт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Да, – улыбнулся Андерсон, но тут же посерьёзнел. – На самом деле, ничего подобного. Даже, если бы заманил тебя сюда с определенной целью, то точно не смог бы вызвать дождь. А вообще, если серьезно, то я просто хочу, чтобы ты перестала вести себя так, словно ты – красная шапочка, а я – страшный серый волк, который вот-вот съест тебя и всю твою семью. Я хочу, чтобы ты улыбнулась.
– Так нормально? – спросила Оливия, скривившись.
– Для начала сойдёт, – одобрил Оливер.
– Вот и отлично. А теперь – отпусти меня.
Удивительно, но это прозвучало не как приказ и даже не как просьба. Скорее, как вопрос.
– Может быть, в другой раз.
Оливер немного сменил положение. Его руки обвили талию Оливии, а сама девушка оказалась прижата грудью к его груди. Для идиллии не хватало только положить голову ему на плечо и уснуть так. Или просто сидеть, шепча на ухо милые глупости. Если первый вариант Оливия считала ещё хоть сколько-нибудь жизнеспособным, то второй сразу же отмела, не давая ему права на жизнь.
– И что теперь?
– А теперь спи.
– Когда ты ко мне прикасаешься?
– Да.
– Я так не могу.
– Почему?
– Потому что привыкла всегда засыпать в одиночестве.
– Спи уже, – фыркнул Оливер. – Ничего я тебе не сделаю.
– И на том спасибо, – проворчала Оливия.
Недоверчиво посмотрела в сторону Андерсона и всё-таки прикрыла глаза. На время в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь тихим дыханием. Оливия старательно пыталась уснуть, но понимала, что в таком положении у нее ничего не получится. Сидя за столом и, положив голову на столешницу, она уснула бы намного быстрее, чем сейчас. Присутствие рядом Андерсона основательно выбивало из колеи. В подобной ситуации девушка оказалась впервые, потому совершенно не знала, как себя вести. Никто из её друзей подобного себе не позволял. Но Оливер её другом не был. Он был возлюбленным из прошлой жизни, тягу к которому Оливия старалась отрицать, но которой все с меньшим успехом сопротивлялась. Потому-то сейчас и сидела, как на иголках. О сне речи не было. Он успешно помахал девушке рукой и скрылся в неизвестном направлении.
Эдельвейс спрыгнула со стола, подошла ближе к паре, осмотрелась вокруг и все же рискнула тоже присесть на пол, около камина. Огонь не вызывал у нее приятных ассоциаций, но Эдельвейс стойко переносила соседство с ним.
Андерсон понял, что Оливия так просто не уснет и решил сделать то, чего от себя не ожидал. Вспомнил, как убаюкивал младшую сестру и начал напевать колыбельную, чем ещё сильнее умилил Эдельвейс. Оливия вместо того, чтобы уснуть, окончательно взбодрилась.
– Она спит? – спросила Эдельвейс.
– Вряд ли, – ответил Оливер. – Оливия, ты же не спишь?
– Нет, – проворчала та. – Уснешь тут с вами...
– Тогда, может, она не будет возражать, если я покажу вам последний подарок Оскара?
Оливер повторил Оливии все, что сказала Эдельвейс.
– Не буду, – ответила Гэйдж.
– Музыкальная шкатулка, да? – предположил Андерсон.
Эдельвейс замерла на середине пути.
– Откуда ты знаешь?
– Мистер Браун рассказал.
– Ах, вот оно что, – Эдельвейс улыбнулась. – Да, мы с ним очень дружны. Он, на самом деле, очень хороший человек. Он помог мне воспрянуть духом, когда я совершенно отчаялась получить хотя бы одну весточку от Оскара.
На время девушка скрылась в смежной комнате, служившей мистеру Брауну чем-то вроде мастерской. Там было множество альбомов, карандаши, стоял мольберт. Лежало несколько книг об искусстве написания портретов.
Спустя несколько минут, она вновь появилась в комнате, заняла место у огня. В руках у неё была музыкальная шкатулка, лакированная, блестящая, с изображением ангела на крышке. Стоило только повернуть ключик, как заиграла тихая музыка, в которой Оливия без труда узнала песенку 'Милый Августин'.
Миниатюрные лошадки, в точности, как говорил мистер Браун, скакали по кругу. Белые и черные они чередовались через одну. И как настоящая карусель то поднимались вверх, то опускались вниз, в такт мелодии, которая всё лилась и лилась.
Оливия не видела Эдельвейс, а вот музыкальная шкатулка не укрылась от её взгляда. Девушка протянула руку и осторожно провела пальцем по идеально выточенной спинке одной из лошадок.
– Красота какая! – произнесла восхищенно.
Эдельвейс улыбнулась.
– Я часто любуюсь шкатулкой и слушаю эту песенку. Она напоминает мне об Оскаре. Я знаю, что он где-то здесь, на острове, но почему-то не могу его видеть. Это знание приводит меня в отчаяние. Я бы все, что у меня есть, отдала за одну-единственную встречу с ним. Но основная проблема в том, что у меня совсем ничего нет. У меня, на самом деле, и жизни даже нет. Это существование, когда я сама мертва, а душа никак не успокоится.
– Ты только не плачь, – тут же произнес Оливер, понимая, к чему все идет.
– Но...
– Мы постараемся вам помочь.
– Эй! – Оливия ткнула его локтем под ребра, но Андерсон даже бровью не повел.
Он, кажется, причислил себя к числу людей, способных оказать помощь призракам. Его лицо светилось такой уверенностью, что Оливия на время сама поверила ему. Может, правда, сумеет?
– Точно? – оживилась Эдельвейс.
– Я ничего не обещаю, – ответил он. – Просто за то время, что мы проведем на острове, мы попробуем свести вас вместе. Тем более что Оскар на острове. И Оливия его видит время от времени.
– Ты, правда, видишь его? – обратилась девушка-призрак к Оливии.
Оливер в очередной раз передал Гэйдж чужой вопрос.
– Да. Я его вижу. За то время, что провела на острове, встречала уже дважды. И всегда, неизменно, мы разговаривали о тебе. Он говорил, что я очень похожа на тебя. Увы, я не могу тебя увидеть, потому не знаю, правдивы ли эти слова. Приходится верить на слова Оскару и Оливеру. Не думаю, что оба стали бы мне врать.
– Мы и не врём, – произнес Андерсон. – Ты же вместе со мной путешествовала в прошлое. Ты знаешь, что вы, на самом деле, одинаковы, как близнецы.
– Ты с Оскаром – тоже.
– И это немного настораживает. Никогда не встречал людей, которые были бы так похожи.
– Знаешь, нет ничего невозможного. Смотри на вещи проще. Представь на секунду, что ты не какой-то посторонний человек, а потомок Оскара.
– Этого не может быть.
– Почему же? – изумилась Оливия.
– Потому что Оскар погиб при пожаре.
– Он – да! Но его семья осталась жива. Возможно, его родители решились на рождение ещё одного ребенка. Или у Оскара уже был брат...
– У него было два брата, – вмешалась в разговор Эдельвейс. – И оба – старшие. Виктор и Александр.
Эдельвейс замолчала. Оливер с трудом сглотнул.
– Моих прадедушек так звали, – сказал после небольшой паузы.
– Я так понимаю, что попала в точку, – ухмыльнулась Гэйдж, не услышавшая половину разговора.
Составлять мнение обо всем приходилось из реплик тезки.
– Вероятнее всего, – кивнул он. – Скажи, – обратился к Эдельвейс. – Фамилия Оскара, случайно, не Андерсон?
– Точно, – подтвердила та. – Оскар Андерсон.
– Отлично, – протянул Оливер. – Выходит, я, на самом деле, его потомок.
– У меня тоже был старший брат, – продолжала просвещать своих гостей Эдельвейс. – Правда, мы с ним были родственниками лишь по отцу. Моя внешность почти точная копия внешности отца. Брат тоже похож на него. Меня взяли в семью лишь потому, что я похожа на отца. Если бы внешнее сходство было лишь с матерью...
– Позволь задать тебе один вопрос?
– Да, конечно.
– Твоя фамилия Гэйдж?
Эдельвейс посмотрела на него с подозрением.
– Откуда тебе это известно? Кажется, я не называла тебе свою фамилию при знакомстве.
– Она, – Оливер указал в сторону Оливии. – Тоже носит эту фамилию. Так что, тайна внешнего сходства больше не тайна. Все дело в том, что мы – ваши потомки. Прошло всего лишь две смены поколения, и снова появились люди, полностью копирующие вашу внешность. И по странному стечению обстоятельств, мы пересеклись именно на этом острове.
– Мы с Оскаром встречались раньше, до 'Роузтауна'. Пересеклись в особняке, на званом вечере. Только тогда ни о какой симпатии не могло быть и речи. Он выплеснул мне вино на платье и оскорбил. Все прекрасно знали, что я не прихожусь дочерью герцогине, потому надо мной смеялись в обществе. И он, конечно, не упустил случая посмеяться вместе со всеми. На том вечере он был не один, а со своей нареченной невестой. Её звали Бренда Уорен. В обществе её семью все знали и уважали. Бренда тогда смотрела на меня с надменной улыбкой на губах, а Оскар смеялся...
– Раздевалка, – прошептал Оливер.
– Что? – удивилась Эдельвейс. – Что такое раздевалка?
– Место, где мы впервые встретились с Оливией. Место, где она подралась с моей девушкой...
– Чем больше я узнаю, тем больше у меня дурных предчувствий, – вздохнула Оливия.
– В последнее время у меня тоже, – вынужден был согласиться с ней Андерсон. Повернувшись к Эдельвейс, он произнес: – Не могла бы ты рассказать мне всё-всё о своей жизни? Просто сейчас обнаружились некие детали, которые есть и в наших с Оливией отношениях. Мне нужно знать, что ещё ждет нас с ней. И в этом деле твой рассказ невероятно важен.
– Хорошо, я расскажу, – с легкостью согласилась Эдельвейс.
Глава 8. История Эдельвейс.
Она всегда была белой вороной. В любом обществе чувствовала себя чужой, а потому старалась как можно меньше времени проводить на виду, примеряя на себя роль невидимки. Так оказалось намного проще. Не было вечных упреков, пощечин, попыток задеть за живое. Было только блаженное одиночество в компании садовых цветов. Они оказались самыми благодарными слушателями, самыми лучшими друзьями. Неудивительно, что большую часть своего времени Эдельвейс проводила в саду поместья, а не в особняке, где её не жаловали.
Своей матери она не помнила. Знала лишь, что та была служанкой семьи Гэйдж, приглянулась хозяину, и между ними разгорелся роман, который тщательно скрывали. Но долго удерживать отношения в тайне не удалось. Беременность служанки, конечно, никого не насторожила. А вот рождение ребенка расставило всё по своим местам. Ребенок, ничего не взяв от матери, полностью скопировал внешность отца. Женщина была с позором изгнана из дома, а новорожденную назвали Эдельвейс в честь цветка, который так нравился её матери. Её оставили жить при доме.
Зачем? Эдельвейс часто задавалась этим вопросом, но так и не нашла ответа.
Она была лишней в этой семье. Отец не обращал на нее никакого внимания, его жена, герцогиня не упускала случая отпустить в адрес девушки какое-нибудь колкое замечание, обязательно подчеркнув её происхождение. Оскорбления сыпались не только в адрес Эдельвейс, но и в адрес её матери. Стоило только Эдельвейс появиться в гостиной, как улыбка сползала с лица женщины. Её совершенное, прекрасное лицо искажала гримаса гнева.
– Не удивлюсь, если ты повторишь судьбу своей мамаши, – шипела герцогиня, глядя на Эдельвейс.
Девушка боялась её, а потому старалась не попадаться лишний раз на глаза. Старший брат во всем разделял взгляды своей матери, потому от него Эдельвейс постоянно доставались оскорбления, а иногда и побои. Он ненавидел сестру, и ненависти своей не скрывал. Ему хотелось унизить её, привить комплекс вины за то, что она появилась на свет. И, в определенной мере, у него это получилось.
В жизни Эдельвейс ни дня не проходило без слёз. Девушка даже не бралась считать, сколько раз за всю свою жизнь плакала. После первой сотни, наверняка, сбилась бы со счёта.
Выходы в свет с семьей тоже были испытанием на прочность. Несмотря на то, что семейство старательно поддерживало легенду о том, что Эдельвейс – их дальняя родственница, оставшаяся сиротой, а они взяли её к себе из жалости, в обществе ходили слухи об истинном происхождении девушки. Все прекрасно понимали, что Эдельвейс – дочь Алистера Гэйджа, а не несчастная сиротка, принятая в семью сердобольными родственниками.
Воспитанная в атмосфере ненависти Эдельвейс не умела находить общий язык с посторонними людьми. От всех она ждала подвоха, чем заработала репутацию неприступной гордячки, которая мнит о себе больше, чем значит. Дети во все времена были и остаются самыми жестокими существами. В конце девятнадцатого века им было присуще всё, что и детям современным. Только тогда они старались действовать не напористо, а более уточнено, изысканно, если угодно. Большое внимание уделялось манерам. Самым лучшим развлечением становились интриги, и, чем больше, тем лучше. Против кого их плести? Ответ на вопрос был очевиден. Против тех, кто не способен ударом ответить на удар. Самой лучшей мишенью стала Эдельвейс. Она легко поддавалась чужому влиянию, не умела давать достойный отпор. Её попытки хоть как-то отгородиться от постоянных насмешек лишь раззадоривали обидчиков. Жертва поддается на провокацию? Нужно увеличить старания, и тогда станет ещё веселее...
И план тут же претворялся в жизнь.
Особенно доставалось Эдельвейс от Оскара Андерсона. Он был младшим отпрыском в семье, самым любимым. Его баловали больше, чем остальных, потому-то он вырос с установкой, что весь мир должен лежать у его ног. Любое слово становиться законом. Те, кто ему нравится – становиться королями жизни, те, кто попадает в опалу... О! Об их судьбе лучше не заговаривать, потому что Оскар приложит все усилия для того, чтобы уничтожить своего врага. Никто не вспомнит, как звали того человека, потому что очень скоро он окажется на самом дне жизни. А достопочтенным господам не свойственно общаться с грязью.
Оскар заметил Эдельвейс на одном из званых вечеров. И это было не просто отторжение, а сильнейшая ненависть, какую не описать слова. Все они меркли перед описанием того вулкана, что клокотал в душе Андерсона. Парень и сам не понимал, отчего его так раздражает эта тихая, забитая жизнью девчонка. Почему одного взгляда на нее достаточно для того, чтобы от хорошего настроения не осталось и следа. Оскара раздражало буквально все, начиная от внешности, которая странным образом не сочеталась с личностью девушки, и, заканчивая её манерой разговаривать. Внешность у нее была очень яркая, неизменно привлекающая внимание, но обладательница её оказалась полной противоположностью. Вместо яркой бабочки перед Оскаром была бледная моль. Бесцветный, тихий голос, практически лишенный эмоций выводил из себя. Хотелось заорать на девчонку, чтобы вызвать у нее хоть какие-то чувства, но она вместо того, чтобы ответить, начинала плакать. Женские слезы Оскар ненавидел сильнее всего. Его мать добивалась всего исключительно слезами.
Слухи о происхождении рыжеволосой девчонки лишь подливали масла в огонь. Оскар от природы был очень высокомерен, общался лишь с ровней. Всех, кто оказался ниже по рангу, людьми не считал. Узнав, что Эдельвейс не богатая наследница, а всего лишь приживалка, он позволил себе развернуться в полную силу.
Последней каплей стало то, что её, ничтожество, дочку какой-то служанки отправили учиться не куда-нибудь, а в 'Роузтаун', место, где обучались представители элиты. Эдельвейс здесь не место – решил Оскар и принялся с удвоенным рвением доставать девушку. В ход шло все... Он, как будто невзначай опрокидывал девушке на платье еду в столовой, ставил подножки, а потом смеялся над её неуклюжестью. Бренда, сопровождавшая его всегда и везде, естественно, поддерживала его в этих начинаниях. Признаться, они были идеальной парой. Оба высокомерные, заносчивые, гордые.
Эдельвейс старалась избегать Оскара, отказывалась от еды, чтобы не ходить в столовую, из комнаты выходила, как можно реже. Только бы не попадаться на глаза своему вечному преследователю. А Оскар поставил перед собой цель – извести неугодную девчонку. Если он ставил перед собой цель, – обязательно её добивался. Вот и сейчас никакие меры предосторожности не могли заставить его отказаться от мысли претворить задуманное в жизнь.
Ему доставляло радость видеть слезы в глазах Эдельвейс.
Он откровенно грубил ей, отпускал в её сторону пошлые шуточки, намекая на происхождение, а иногда говорил, что её саму ждет подобная участь, потому что никто не захочет связывать свою судьбу с такой, как она. Грязнокровка...
Когда именно изменилось его отношение, Оскар точно не мог сказать, потому что и сам не заметил этого, столь резкого перехода от ненависти к любви. Мысль о том, что Эдельвейс ему не безразлична, стала откровением для него самого. Теперь его тактика поведения изменилась. Вместо того чтобы унижать девушку прилюдно, он начал избегать её. Бренда заметила перемены в настроении своего возлюбленного, но ничего не стала уточнять. Сама-то она, по-прежнему, продолжала издеваться над рыжеволосой выскочкой, решившей дерзнуть и проникнуть в высшее общество.
Оскар стал задумчивым. Никак не мог разобраться в своих чувствах. С одной стороны продолжал убеждать себя в том, что ненависть – единственное, что он может испытывать к этой девушке, с другой стороны... Его издевательства прекратились, но вот преследовать Эдельвейс он не перестал. Как ходил за ней хвостом, так и продолжил ходить, только теперь ловил себя на мысли, что любуется ею. Любовался походкой, жестами, улыбкой. Эдельвейс улыбалась редко, да и то, находясь наедине с самой собой. Она могла сидеть в беседке с книгой, читать, а потом отложить книгу в сторону и улыбнуться чему-то своему. Оскар иногда ловил себя на мысли, что хочет стать адресатом этих улыбок и тут же начинал обвинять себя в излишней сентиментальности.
Ничего поделать с собой он не мог. Его тянуло к девушке, и он не знал, как этому притяжению можно сопротивляться. И можно ли?
Он ходил тенью за Эдельвейс, наблюдал издалека за тем, как она ухаживает за цветами в саду, как скользит меж розовых кустов, что-то тихо напевая. Наблюдал за тем, как она кружится в осеннем саду среди опадающих листьев, вальсируя с воображаемым партнером по разноцветной листве, и весело смеется. Как играет с её волосами ветер... В какой-то момент Оскар окончательно убедился в том, что влюбился, и это открытие стало для него громом среди ясного неба. Он не мог смириться с тем, что выбор пал именно на Эдельвейс.
С самого детства его приучили к мысли, что женой его станет Бренда Уорен, и это Оскара полностью устраивало. Он не любил Бренду, но и отторжения она не вызывала. Скорее, их отношения можно было назвать ровными, без взлетов и падений. Достаточно было знать, что они – красивая пара, и родители согласны с их выбором. У обоих – блестящая репутация, достаточное количество средств, впереди – роскошная жизнь. Но...
Теперь все оказалось под угрозой срыва, потому что Оскара внезапно потянуло на экзотику. Он часами мог любоваться на девушку с 'огненной внешностью', но так и не решался признаться в своих чувствах, боясь быть осмеянным окружающими. Никто не смог бы понять его. Совсем недавно он только и делал, что оскорблял Эдельвейс, а сейчас вдруг воспылал к ней неземной любовью.
Их свел случай.
У Оскара была привычка по вечерам подниматься на самый верхний этаж 'Роузтауна' и оттуда наблюдать за тем, что происходит на территории сада и беседки. Он неторопливо поднимался по лестнице, когда услышал крик. Ошибки быть не могло. Кричала именно Эдельвейс. Отчаянно умоляла кого-то отпустить её, одуматься. Но ответа на эти мольбы не последовало.
Картина, которую Оскар увидел, стала спусковым крючком. В глазах потемнело, ничего не осталось кроме ненависти. Только желание уничтожить.
Он и сам иногда развлекался тем, что зажимал Эдельвейс в каком-нибудь темном углу и насмешливо предлагал ей стать его любовницей, постоянно намекая на то, что гордость её ничего не значит. Рано или поздно она повторит судьбу матери. Кто-нибудь воспользуется ею и бросит. Она не из тех женщин, ради которых совершают подвиги. Она из тех, кого бросают, не задумываясь. Эдельвейс всегда поджимала губы, словно вот-вот собиралась заплакать, но не рыдала. Подобные выпады она старалась игнорировать, хотя на душе оставался мерзкий осадок.
– Ну чего же ты стесняешься, мышка-малышка? Или ты у нас персональная вещь Оскара? Я не думаю, что он будет против. Он уже давно к тебе никакого внимания не проявляет. Это все заметили... Так что не сопротивляйся. Тебе же лучше будет. Обещаю, что буду очень нежным.
Альберт попытался поцеловать Эдельвейс и даже на время прижался губами к её губам, но в тот же момент вскрикнул и, размахнувшись, ударил девушку. Она посмотрела на него так, что Оскар невольно сглотнул. В глазах Эдельвейс плескался коктейль из злости и ненависти. Никогда прежде не видел он такого взгляд у этой девушки. Казалось, она вообще не способна на проявление эмоций.
– Стерва. Я всё равно не отступлюсь...
– Отпусти её, – произнес Оскар, подходя к ним.
В этой ситуации он старался вести себя точно так же, как и обычно. Никакой излишней эмоциональности, только отчужденность и уверенность в собственной неповторимости. То, что позволено ему, не позволено остальным. И, если он издевается над Эдельвейс, то только он и будет это делать в дальнейшем.
Сложив руки на груди, он свысока наблюдал за Альбертом, который руки убирать не торопился. По-прежнему, сжимал локоть Эдельвейс в своей ладони.
– С чего бы? – усмехнулся Альберт.
– Это приказ. Мои слова не обсуждаются, – произнес Оскар.
Альберт усмехнулся.
– Конечно. Так я тебя и послушал.
– Бунт на корабле? – усмехнулся Андерсон.
– А, если так?
– Что ж... – протянул Оскар.
Больше он ничего не сказал. Подошел к Альберту, улыбнулся, чуть приподняв уголок губ и, размахнувшись, нанес удар. Он оказался такой силы, что Альберт не устоял на ногах. Отлетел, как пушинка, и сразу же схватился за нос. По лицу его стекала кровь. Скорее всего, Оскар умудрился сломать своему, теперь уже бывшему другу, нос.
Эдельвейс, вместо того, чтобы сбежать, продолжала жаться к стенке и дрожать.
– Никогда не трогай то, что принадлежит мне, – прошипел Оскар.
Альберт, все еще держась за нос, отползал к стене, а Оскар неумолимо приближался к нему. Он в этот момент выглядел пугающе. Даже Эдельвейс, привыкшая к его выходкам, была напугана.
– Но ты же...
– Никогда, – повторил Андерсон. – Разве я непонятно объясняю?
– Понятно, – кивнул Альберт.
– Вот и отлично. А сейчас убирайся отсюда.
Оскар достал из кармана платок и швырнул его своему поверженному врагу.
– Утри сопли. Не позорься.
Альберт схватил кусок ткани, прижал его к носу. Поднялся на ноги и поспешил удалиться, время от времени оглядываясь назад. Будто боялся, что Оскар бросится его догонять.
Оскар и Эдельвейс остались один на один.
– Ты как? – спросил Андерсон без особого интереса в голосе.
– Спасибо, – пролепетала Эдельвейс. – Все хорошо.
– Точно?
– Да.
Он подошел ближе. Эдельвейс попыталась отодвинуться, но ничего не получилось. Оскар уперся обеими ладонями в стену, отрезая ей пути к отступлению.
– Посмотри на меня, – попросил тихо.
Она послушалась. Не могла не послушаться... У него был слишком властный голос.
Оскар посмотрел на нее и понял, что в этот момент окончательно пропал. Потерялся в этих синих глазах, которые смотрели на него с опаской. Засмотрелся на чувственные губы, к которым только что прикасались чужие губы, и которых сейчас мечтал коснуться он. Но вынужден был приказать себе одуматься. Не совершать опрометчивых поступков.
– Точно всё в порядке?
– Да. Я ведь уже сказала.
– Хорошо.
Андерсон отошел от Эдельвейс. Находясь на расстоянии от девушки, он мог контролировать свои поступки, не поступая опрометчиво. Когда находился рядом, устоять не мог, а потакать своим соблазнам не следовало. Риск оказаться в глупом положении – слишком велик, а свою репутацию Оскар оберегал, как зеницу ока.
– Если к тебе кто-то будет приставать, скажи мне, – бросил небрежно.
Эдельвейс послушно кивнула, хотя Оскар этого уже не видел. Он продолжил подниматься по лестнице вверх. Ему нужно было побыть в одиночестве, упорядочить мысли и попытаться смириться со своими чувствами.
Они не стали для него открытием и полной неожиданностью. Просто сегодня впервые он не смог удержать себя в руках. В любое другое время он прошел бы мимо, сделал вид, что ничего не заметил, а сейчас... Сейчас все было иначе. Ему не удалось оставить все, как есть. Ледяное равнодушие сменилось заинтересованностью к персоне Эдельвейс.
В ту ночь Оскар так и не смог заставить себя уснуть. Он все время думал об Эдельвейс, об отношении к ней.
С тех пор многое изменилось. Парни остерегались столкновений с Андерсоном, потому обходили рыжую десятой дорогой, а вот девушки наоборот стали стараться за десятерых. И в особенности Бренда. Она узнала обо всем одной из первых. Встретила Альберта, прижимавшего окровавленный платок к носу, и он пожаловался ей на Оскара. Поведал о том, как тот защищал Эдельвейс.
Бренда вспыхнула мгновенно, и никто не способен был потушить это пламя.
Она не собиралась мириться с присутствием в их с Оскаром жизни кого-то постороннего. Уж тем более, не этой девчонки, которая слова доброго в свой адрес не заслуживает. Её жизненное предназначение прислуживать в богатом доме, но никак не быть его хозяйкой. И той, кто укажет Эдельвейс на её место, станет Бренда Уорен.
Ведь она из породы тех людей, что не сдаются, а упорно, шаг за шагом идут к своей цели. Не сворачивают с выбранного пути, столкнувшись с проблемами, а старательно преодолевают все препятствия. В данном случае, препятствием служила Эдельвейс, и от нее следовало избавиться.
С самого раннего детства Бренде внушали мысли о том, что она – королева жизни, а потому достойна всего самого лучшего. Родители её обожали, с готовностью выполняя любую прихоть. Все, о чем она мечтала, тут же появлялось перед ней на блюдце с золотой каемкой. И сейчас Бренда не собиралась расставаться со своим амплуа королевы. Она хочет удержать Оскара рядом, и пойдет на все, чтобы он остался рядом с ней.
Бренда давно свыклась с мыслью, что Оскар Андерсон – её судьба. Сколько себя помнила, он всегда был рядом. Желая подарить дочери все лучшее, родители и в выборе жениха для дочери сыграли решающую роль. Перебрали множество вариантов, а в итоге остановились на Оскаре. Девушка не стала спорить. Давно свыклась с мыслью, что родители не ошибаются, и Оскар – лучший из всех кандидатов в мужья.
Они начали общаться, и, удивительное дело, сразу же поладили. До встречи с ним Бренда пребывала в уверенности, что кандидат в мужья ей не понравится. Нужно будет проходить долгий период притирки, стараться найти к нему подход, но ничего подобного в действительности не было.
Им не нужно было привыкать друг к другу. Они и так были двумя половинками одного целого. Конечно, на первом этапе о каких-то чувствах, а, тем более, о любви, не могло быть и речи. Бренда воспринимала Оскара именно, как достойную партию, а не как человека, ради которого она способна совершать поступки с большой буквы. Но время шло. Постепенно симпатия сменилась влюбленностью, и Бренда поняла, что лучше Оскара никого в её жизни не будет. Только он способен сделать её счастливой.
Чувствовал ли к ней что-то подобное Оскар? Она не знала ответа на этот вопрос, а в лицо спрашивать не решалась. Разумеется, Бренда была осведомлена о нравах, царивших в обществе. Знала, что, отнюдь, не все мужчины хранят верность своим женам. Но пополнять армию обманутых женщин не собиралась. У нее были другие взгляды на жизнь. Никто не смеет её обманывать. Никто не смеет уходить от нее к дурнушкам вроде Эдельвейс. Она никогда не простит такого.
В обществе многие мечтали оказаться на месте Оскара. Ещё бы! Его девушка была одной из самых завидных невест, за место рядом с ней готовы были бороться многие, но она оставалась верна Оскару. Другим лишь улыбалась снисходительно, разрешала поцеловать ей руку, но ни разу не позволила усомниться в себе.
О её красоте слагали легенды, а многие художники были бы счастливы нарисовать её портрет. Бренда Уорен очаровывала всех.
В свою очередь девушки грезили об Оскаре, но он всегда проходил мимо них с гордо поднятой головой. Чужие симпатии не вызывали отклика в его душе. Оскар их попросту не замечал. Не делал вид, а именно не замечал. Его не волновали разочарованные вздохи, которыми его провожали, томные взгляды из-под полуопущенных ресниц. Он вырос с мыслями о том, что именно он всегда будет выбирать то, что ему нравится. Никто не заставит его сделать тот или иной выбор, если ему это предложение не по вкусу. Никому это и не удавалось. Оскар Андерсон в обществе был известен, как заносчивый, самовлюбленный молодой человек, превыше всего ставящий свои интересы.
Они с Брендой идеально подходили друг другу. Родители, договорившись поженить этих двоих, определенно, сделали правильный выбор.
Учеба в 'Роузтауне' сблизила их ещё сильнее. Здесь у Оскара появилось определенное влияние. Он пользовался уважением среди других учеников, в то же время, вызывая неодобрение у преподавательского состава. Девушки поглядывали на него украдкой, но не смели подойти близко, опасаясь гнева Бренды. Она обладала немалым влиянием и при желании могла натравить на соперницу своих подруг. В этом противостоянии победительницей, несомненно, выходила Бренда.
А сейчас привычный мир рушился, потому что нашлась та, кто дерзнул пойти против мнения молодой леди Уорен.
Эдельвейс с самого начала вызвала у Бренды отторжение. Происшествие с Оскаром окончательно убедило девушку в том, что не стоит смотреть на это сквозь пальцы. Нужно поставить зазнавшуюся выскочку на место, чтобы глаза поднять боялась. От одного только имени Оскара вздрагивала, понимая, что последует за её попытками сблизиться с Андерсоном. А последует многое, если Эдельвейс не одумается...
Если бы Бренда посмотрела на ситуацию непредвзято, она бы поняла, что её соперницу невозможно назвать этим словом в полном его смысле. Эдельвейс не делала ничего для привлечения внимания Оскара. Скорее, наоборот, старательно его избегала. Это он стал проявлять внимание, а после публично предложил Бренде расторгнуть помолвку. Она была вне себя от ярости. Это было оскорбительно!
Уорен кричала, бросалась предметами, уговаривала Оскара подумать, но он неизменно повторял одно и то же. Не будет новых взглядов на привычные вещи. Он принял решение, и он не желает больше находиться рядом с ней. Скажет родителям, и они расторгнут помолвку.
– Ты на ней собрался жениться?! – забыв о приличиях, истерично кричала Бренда. – На ней?! Да ты совсем из ума выжил, Оскар! Она недостойна даже рядом с нами стоять, а ты... Ты... Оскар, я прошу тебя, не делай поспешных выводов. Пройдет время, и ты поймешь, что сделал ошибку.
Андерсон ничего не ответил. Он даже не слушал того, что говорит ему девушка, пропуская все мимо ушей.
Бренда обошла диван кругом, обняла возлюбленного со спины, прижавшись щекой к его щеке.
– Оскар, прошу тебя...
