Текст книги "Легенда "Роузтауна". Призрачная любовь."

Автор книги: Татьяна Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

От нее шло так много черной энергии, что Элинор стало не по себе. Никогда прежде не встречала она настолько злых людей.

Открытие оказалось неприятным. Бейкер чувствовала себя так мерзко, словно вымазалась в грязи с головы до ног. Это ощущение черноты затрагивало не только тело, но и душу. Невыносимо хотелось броситься в душ и долго стоять под струями, наблюдая, как стекает вся грязь.

Осторожно она выпустила горящую ладонь Оскара из своей ладони, чувствуя, как тело всё ещё сотрясает дрожь. Убрала и вторую руку.

– Всё? – спросил призрак.

Бейкер кивнула. Андерсон тут же принялся натягивать перчатки.

Элинор стало холодно, она обняла себя руками и принялась часто-часто дышать, словно не могла напиться воздухом. По-прежнему не оставляло ощущение, что сейчас кислород закончится, и она умрет. По лицу заструилась тонкая струйка крови. Как и у Оливии во время путешествия в прошлое, у Элинор случилось переутомление. Она потратила слишком много энергии. Кровь попала в рот, и девушка закашлялась, принялась отплевываться. Волосы занавесили лицо, макияж размазался, и по щекам текли черные струйки. С трудом заставив себя подняться, девушка дошла до кровати, рухнула поперек нее, вновь закрывая глаза.

Оскар подошел к кровати, прикасаться к Элинор не стал, чтобы не спровоцировать появление новых видений.

– С тобой всё нормально? – спросил заботливо.

Элинор сжала в ладонях одеяло, изогнулась, как от сильной боли.

– Оскар, Оскар, что же я наделала? – прохрипела изменившимся голосом.

Тем, который Андерсон не мог забыть, даже спустя столько лет. Голосом Бренды.

А после притихла. Лишь слабое дыхание говорило, что девушка жива. Просто ослабела от проделанной работы.

* * *

До самого вечера Элинор отлеживалась в кровати, стараясь восстановиться. Она почти обессилела, пытаясь найти в воспоминаниях Оскара зацепку. И сейчас могла гордиться собой. Ответ на вопрос всё-таки был найден.

Тезки сомневались, что она сможет провести операцию с переселением без проблем, но Элинор заявила, что там ей практически ничего делать не придется. Она станет лишь регентом, проследит за добровольным вселением душ одних людей в тела других. Основная нагрузка ляжет, непосредственно, на них самих. Оскар всё ещё с сомнением косился в сторону Бейкер. Её действия произвели на призрака неизгладимое впечатление.

– Значит, во всём случившемся виновата Бренда? – решил уточнить Оливер, срывая травинку и засовывая её в рот.

– Да, – подтвердила Элинор. – Её мысли оказались настолько разрушительными. Они намного сильнее, чем иное проклятие, произнесенное в сердцах.

– А что насчет спасения? – невесело спросил Оскар. – Точнее, наших с Эдельвейс просьб о спасении друг друга. Почему они не подействовали?

Элинор усмехнулась.

– Не говори глупостей.

– Разве это глупость? – насупился призрак.

– Конечно. Вы спаслись. Точнее, вам дали ещё один шанс. Думаешь, Оливер и Оливия случайно получили вашу внешность? Ничего подобного. Они стали вашим перерождением, именно им предстоит исправить ваши ошибки.

– Как это?!

Оливия, идущая впереди, резко затормозила и обернулась к говорившим.

– Если мы – это всё-таки они, то кто тогда они?

– Запутанные у тебя вопросы, – вздохнула Бейкер.

– Но ты меня всё равно поняла.

– Поняла. И могу сказать вот что. Их любовь оказалась настолько сильной, что они не смогли уйти в иной мир в одиночестве. Им необходимо соединиться, обнаружить друг друга, и только потом, вместе, они уйдут, оставив 'Роузтаун' и этот остров. А вы будете жить своей жизнью, правда, исправляя их ошибки.

– Какие ещё ошибки? – спросил Оливер.

– Своей главной ошибкой они считают потерю друг друга, – развела руками Элинор. – Ничего не поделаешь.

– Нас ненавязчиво подводят к мысли, что мы должны быть вместе, – ухмыльнулась Гэйдж.

– По-моему, как раз навязчиво, – проворчал Оливер.

– Но тебе же подобная перспектива не претит, – подначила парня Элинор.

Оливер почел за благо замолчать, пока все его мысли и переживания не открылись перед Оливией.

– Призраки слишком сентиментальны, – вздохнула Гэйдж.

– Все люди по природе своей сентиментальны. А мы с Эдельвейс были людьми. Не сразу же в призраков превратились, – ответил Оскар.

– Я не сентиментальна.

– Это пока, – подбодрил девушку призрак.

Тем самым заставил замолчать и Оливию.

За разговором они не заметили, как подошли к домику на окраине. Оливия перебралась поближе к Оливеру. Элинор о чем-то шепотом переговаривалась с Оскаром, потом решительно зашагала к домику, попросив тезок оставаться на месте. Предупреждение было лишним. Они и так никуда не собирались.

Оскар прислонился спиной к стволу высоченного дерева и без особого интереса обвел взглядом пейзаж, открывшийся перед ним. Здесь все было знакомо, былого восторга уже не вызывало. Более того, успело основательно достать.

– Почему ты не пошел вместе с Элинор? – спросила Гэйдж, решив возобновить диалог с призраком.

– Она сказала подождать здесь, а с ней я предпочитаю не спорить, – отозвался парень.

– Её способности произвели на тебя впечатление?

– Ещё какое.

Оливия повернулась лицом к домику. Она видела, как Бейкер поднялась на крыльцо. Скорее всего, не стала входить без разрешения, только постучала. Дверь приоткрылась. Собеседницу Элинор ни она, ни Оскар не видели. А вот Оливер свободно разглядывал Эдельвейс в неизменном красном платье.

– Она появилась? – спросила Оливия, осторожно коснувшись руки своего тезки.

Он резко дернулся, озадачив девушку основательно.

– Что такое? – продолжала она расспросы.

– Ничего, – тихо ответил он. – Ничего, – повторил тише.

На объяснения у него могло бы уйти намного больше времени, чем на попытку отделаться от собеседницы. Присутствие Оливии рядом становилось почти невыносимым. Оливер снова начинал переходить в иное состояние, когда удержать контроль над собственными поступками оказывалось проблематично. От одного прикосновения его встряхнуло так, словно он сунул пальцы в розетку, и его ударило мощным разрядом тока. Видимо, Оскар, представив, что через столько лет разлуки увидит Эдельвейс, находился в состоянии эйфории, чистейшего восторга, и это состояние передавалось Оливеру. Только реагировал он не на Эдельвейс, а на ту, кто был, по определению, его второй половиной.

– Теперь, когда все в сборе, думаю, можно начать, – произнесла Элинор.

– И что мы должны делать? – спросила Эдельвейс тихо.

– Ничего особенного. Вам просто нужно взяться за руки. Тебе с Оливией. Оскару с Оливером. Плюс ко всему мне нужна личная вещь каждого из вас.

– Перчатка подойдёт? – спросил Оскар.

– В самый раз, – кивнула Элинор, принимая из его рук белоснежную, шелковую перчатку.

Эдельвейс тоже сняла с руки перчатку, кружевную.

– Мы тоже должны что-то дать? – уточнила Оливия.

– Нет, вы не должны, – отвлеченно бросила Бейкер, подводя Эдельвейс к Оливии.

Девушка осторожно вытянула руку вперед, сомневаясь в том, что из этой идеи хоть что-то выгорит. Эдельвейс тоже протянула ладонь, и Элинор соединила их руки. От Эдельвейс Оливия почему-то не ощущала такого жара, как от Оскара. Прикосновение призрака сейчас было похоже на легкое касание ветерка.

Элинор за руку подвела Оливера к Оскару и повторила тот же ритуал, что и с девушками. Оливер ожидал, что руку обязательно обдаст жаром, но этого не произошло. Прикосновение Оскара было не таким, как прикосновение к Эдельвейс. Запах гари тоже прослеживался, но от рукопожатия можно было охарактеризовать, как холодок, прошедший по ладони.

Взяв кружевную перчатку, Элинор прошептала несколько слов, которые никто из присутствующих вновь не смог разобрать.

– Оливия, повторяй за мной. Эдельвейс, ты тоже.

Ты жизнь моя, судьба моя.

Откройся мне, второе я.

Дорогу в этот мир раскрою,

Глазами моими посмотреть позволю.

Сольются эпохи две в одну,

На место я твоё приду.

Девушки послушно повторяли заклинание. Голос Оливии немного подрагивал. Девушка, по-прежнему, сомневалась в разумности этого плана. Элинор неоднократно подтверждала свои способности, но страх перед подобными вещами у Оливии никуда не делся.

Она проговаривала слова, слыша, что собственный голос звенит в ушах. На самом деле, это был голос Эдельвейс, впервые прорвавшийся в её сознание.

– Теперь вы, – обратилась Элинор к парням.

– Ты жизнь моя..., – начал Оскар.

– ... судьба моя, – подхватил Оливер.

Когда заклинание было произнесено, Бейкер вскинула руки к небу, и в тот же миг Оливия едва не закричала от ужаса. Вокруг них взметнулся круг из огня, яркого, почти ослепляющего. Девушку подхватило и закружило странным вихрем, она чувствовала, что с каждой секундой становится все легче, прозрачнее. Её душа менялась местами с душой Эдельвейс.

Полянка, всё это время находившаяся в тени, внезапно озарилась ярким светом. Оливию оплетали какие-то золотые нити, окутывали со всех сторон. Она чувствовала касание ветра, нежное, заботливое, шорох листвы, слышала пение птиц и отчего-то аромат роз, разлившийся в воздухе так внезапно. Он напоминал о Роузтауне.

Нити, оплетавшие её, осторожно придерживали девушку, не давая упасть. Так же медленно они помогали ей опуститься на землю.

Глаза Оливия открыла, почувствовав под ногами твердую почву. А до того, как оказалась на земле, крепко жмурилась, чтобы не закричать от испуга.

– Время до заката, – произнесла Элинор строго. – Как только солнце начнет садиться, все вернется на свои места. Думаю, вы сами понимаете, что вы поменялись местами не навсегда. Место живым среди живых. Место мертвым среди мертвых. Идти против этого закона природы запрещено.

– Да, – тихо произнес нереально знакомый Оливии голос.

Её собственный голос. Но Оливия точно знала, что в тот момент ни слова не произнесла. Выходит, у них получилось. И душа Эдельвейс всё-таки смогла занять место в новом теле.

Призраки, впервые очутившиеся в человеческом теле после стольких лет существования в форме бестелесных сознаний, вели себя довольно странно. Вместо того, чтобы броситься друг другу в объятия, они старательно разглядывали себя.

– У меня удивительная одежда, – пролепетала Эдельвейс, глядя на платье Оливии. – Юбка очень короткая. Разве такие можно носить?

– Можно носить и короче, – ответила Элинор, намекая на свой наряд.

Он и, правда, был вызывающим, намного более провокационным, чем сарафан Оливии.

– А рубашка? Сейчас, правда, принято носить такие? – вмешался Оскар.

– Правда, – кивнула Бейкер.

Тезки переглянулись. Как-то странно свидание началось.

* * *

Они не знали, как следует вести себя на свиданиях, потому-то сейчас оказались в тупиковой ситуации. Не могли найти слов или что-то сделать. Оскар придерживался мнения, что ему мешает присутствие посторонних, Эдельвейс молчала. Элинор сделала вид, что замечания не услышала, а пребывающие на данный момент в состоянии призраков тезки только фыркнули. За ними, значит, можно наблюдать, а они посмотреть не могут?

– По берегу хотя бы прогуляйтесь, – внёс предложение Оливер. – Поговорите друг с другом, а не стойте столбом. Вы столько лет ждали этой встречи, а сейчас ведёте себя, как чужие люди.

– Хорошая идея, – подхватила Оливия. – Прогуляйтесь. А мы подождем здесь. Только к закату, пожалуйста, вернитесь.

– Ты не можешь отпустить их в одиночестве, – возмутилась Элинор.

– Почему?

– Потому что ваши души привязаны к телам. Хотят они этого или не хотят вас в качестве наблюдателей им придется терпеть. Я могу остаться здесь. Но у меня возникла идея получше.

– Какая? – обратился к ней нестройный хор голосов.

– Покатайтесь на лодке. Мы в это время постоим на берегу. И вы будете под присмотром, и мы вас не потеряем.

– А где им лодку взять? – вмешалась Оливия.

– На берегу, у причала, есть пара лодок. В отличном состоянии, – отозвалась Элинор, успевшая все в 'Роузтауне' досконально изучать. – Грести умеешь? – обратилась к Оскару.

– Раньше умел, – ответил парень.

– Вот и отлично. Не стоим на месте. Не стоим. Времени не так много!

* * *

– Эдельвейс, – впервые за всё это время он отважился назвать свою любимую по имени. – Пожалуйста, посмотри на меня.

Девушка время от времени тянула юбку сарафана, стараясь закрыть ноги. Второй рукой придерживала шляпку, так и норовившую слететь с головы. Прошло немало времени с тех пор, когда они жили, но в их характерах кардинальных перемен не произошло. Эдельвейс, по-прежнему, оставалась довольно сдержанной в своих чувствах. Она никак не могла заставить себя посмотреть на Оскара, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к нему. Они шли к причалу обособленно друг от друга. Подойти не решались, взгляды в спину нервировали, окончательно убивая романтический настрой.

Оказавшись в телах других людей, они оставались представителями другой эпохи. Они не могли понять, как можно открыто демонстрировать свои чувства, говорить о любви в присутствии посторонних. Потому эта долгожданная встреча получилась такой скомканной и абсолютно обыденной. Об этой паре слагали легенды, а они оказались ничем не примечательными особами. Даже в виде призраков они казались гораздо привлекательнее.

Тезки тяжело вздохнули, поняв, что случай клинический. Лечению не подлежит. Они сидели на поваленном дереве, лежавшим на берегу и вглядывались вдаль. Туда, где сейчас находились их тела, управляемые чужими душами.

– Эдельвейс, – снова обратился к девушке Оскар.

– Да, Оскар? – она подняла на него глаза и попыталась улыбнуться, но вместо этого по привычке заплакала. – Мы так долго мечтали о встрече, а теперь, когда мечта исполнилась, мы ведем себя, как... Как... Как глупцы!

Он протянул руку и осторожно коснулся ладони Эдельвейс. Девушка вздрогнула и покраснела. Пристально смотрела в пол, не смея обратить взор в сторону Оскара. За много лет разлуки она совсем от него отвыкла. Её любовь была всё так крепка, как прежде, но Эдельвейс старательно скрывала эти чувства. Сто лет одиночества позволили ей многое переосмыслить, многое понять. И сейчас, будучи уверена в своих чувствах, она сомневалась в чувствах Оскара. Неуверенность стала постоянной спутницей Эдельвейс. Ей никогда не нравилась собственная внешность, потому-то девушка придерживалась мнения, что Оскару давно усомнился в её привлекательности. Та же Бренда была намного красивее. Почему же он оставил признанную красавицу ради той, кто не мог соперничать по красоте с леди Уорен?

Эдельвейс не понимала только одного. Оскар полюбил её не за внешность. Точнее, не только за внешность, но и за потрясающе красивую душу, за доброе сердце... Сам предпочитал не думать, какие причины заставили оставить Бренду и назвать своей избранницей Эдельвейс. Делая этот шаг, Оскар не сомневался в правильности своего поступка. Ни разу не пожалел о своем выборе.

Нельзя сказать, что родители с радостью приняли сообщение о расторжении помолвки с Брендой. У них были иные планы на жизнь сына, брак с незаконнорожденной девчонкой казался им огромным пятном на репутации. Мать Оскара презрительно кривила губы, отец пытался говорить по-мужски, с применением грубой силы. Оскар оставался при своем мнении. Впервые в жизни он пошел в разрез с родительским мнением, оставил невесту, выбранную ими, и решил связать себя узами брака с той, о ком шептались в обществе, не упуская возможности отпустить остроту в адрес происхождения девушки.

– Разве этому я тебя учила? – возмущалась мать Оскара, обмахиваясь веером. – Бесчисленное количество раз говорила я тебе, что Андерсоны должны выбирать самое лучшее. Раньше мне казалось, что ты прислушиваешься к моим советам, а сейчас даже не знаю, что думать. Потомственный аристократ и вдруг связывается с грязнокровкой...

– Твои слова не повлияют на мое решение, – равнодушно бросил Оскар. – Для меня самое лучшее – Эдельвейс.

– Своё благословение на этот брак я не дам.

– Обойдусь без него.

Мать хмыкнула презрительно.

– Слабак.

– Вы с отцом тоже отвратительны, мама, – усмехнулся Оскар, покидая комнату.

– Послушай..., – неслось ему в спину.

– Поучайте своих любимых сыновей, – ответил он, не оборачиваясь. – А я проживу своим умом. Почему-то мне кажется, что я добьюсь больших успехов, чем они. Такие взрослые, а до сих пор держатся за материнскую юбку. Вот это в их возрасте должно быть стыдно, а не мое своеволие.

В своей прошлой жизни Оскар готов бы бороться за свою любовь. Сейчас никому ничего доказывать не требовалось. Потому-то Оскар растерялся. В былое время у них были общие воспоминания, проблемы, требующие преодоления. Что у них было сейчас? Ничего. Все осталось на прежнем уровне. Разве что к воспоминаниям о жизни в 'Роузтауне' прибавились мысли о вековом одиночестве. О невыносимом одиночестве.

– Ты права, – согласно произнес он. – Мы ведем себя глупо. На самом деле, все эти годы я мечтал лишь о встрече с тобой. Невыносимо было осознавать, что ты находишься рядом со мной, но я не имею возможности не то, что прикоснуться, а даже поговорить с тобой. У меня оказалось достаточное количество времени на размышления, чтобы понять, в жизни ничем и никем я не дорожил так сильно, как тобой. Ты... С тех пор, как я тебя увидел...

– Оскар...

– Прошу, Эдельвейс, выслушай. Не прерывай меня. Не думаю, что у меня хватит смелости во второй раз начать эту исповедь.

– Хорошо, – прошептала девушка.

– Нашу встречу нельзя назвать приятной. В первую очередь, конечно, из-за моих выходок, которые я позволял себе тогда. С тех пор, как увидел тебя, понял, что мой мир рушится. Правда, рушится. Это не преувеличение. До встречи с тобой у меня были иные ценности, иные взгляды на жизнь. Никогда не думал, что стану бросать вызов обществу, соединяя судьбу с девушкой, имеющей происхождение ниже моего. Нет, я не жалею об этом. Ни секунды не жалею. Напротив, счастлив, что судьба свела нас вместе.

Некоторое время Оскар молчал, подбирая слова. Ему нужно было сказать так много, что и всего дня не хватит, не то, что нескольких часов, а большую часть отведенного времени они уже потратили.

– Это прозвучит мерзко и отталкивающе, – продолжил он. – Но, на самом деле, я издевался над тобой только потому, что не мог смириться со своими чувствами. Фамильная гордость давала о себе знать. Долгое время я жил, глядя на мир глазами родителей, произнося их слова, но искренне считая их своими. Моё мировосприятие четко разграничивало 'хорошо' и 'плохо', вот только распределять правильно я тогда не умел. В тот момент мне казалось унизительным – любить девушку, стоящую ниже по социальной лестнице. В обществе ходили слухи о том, что ты – незаконнорожденная дочь графа, ребенок посторонней женщины, не имеющий никаких прав. Тебя ненавидели, презирали, и я был в числе этих людей. Точнее, делал вид, что поддерживаю их. Чтобы не раскусили меня, узнав об истинных чувствах, сам скандалы и провоцировал. Ты стала моей одержимостью, моим проклятием. Я не мог смириться со своими чувствами, принять их. Не мог заставить себя взглянуть правде в глаза. Любовь к тебе отравляла мою жизнь, делая её невыносимой, а я бежал от чувств. Старался утопить их в море ненависти, но так ничего и не смог с собой поделать.

– Зачем... – начала Эдельвейс, но Оскар приложил палец к её губам.

– Наверняка, ты помнишь, что я позволял себе нелестные высказывания в твой адрес, мои поступки тоже были далеки от идеала. Признаться, когда я находился поблизости, трудно было контролировать себя. Чем больше времени я проводил рядом с тобой, тем сложнее становилось держать чувства под контролем. Пока ты не училась в 'Роузтауне' моя жизнь была гораздо проще. Ты ворвалась в нее неожиданно, как весенний ветер, приносящий с собой перемены, поставила все с ног на голову. Я никак не мог смириться с тем, что почва уходит из-под ног каждый раз, когда взгляд останавливается на тебе. Чувствовал себя законченным идиотом, а перед глазами не оставалось ничего. Сплошное белое пятно, на фоне которого ярко выделялась ты. Не знаю, замечала ли ты, но я постоянно наблюдал за тобой, воображая, что однажды смогу открыто заявить о своих чувствах. Подойти боялся. Мне казалось, что, оценив мое положение, мою беспомощность, ты поступишь так же, как поступал я. Засмеешься мне в лицо и скажешь, что я недостоин твоей любви. Но ты меня полюбила...

Скрывать свои чувства удавалось ровно до тех пор, пока я не увидел тебя в объятиях Альберта. В тот момент я ясно понял, каково это, когда злость застилает глаза. Я готов был его уничтожить. С лица земли стереть, если это потребуется. Сам сколько угодно к тебе цеплялся, а когда увидел рядом другого человека не смог удержать себя в руках. На переосмысление моей недолгой жизни у меня было много лет, и я неоднократно прокручивал в памяти все эпизоды нашего обитания в 'Роузтауне'. Здесь было много слез, много боли, но мне хочется верить, что и приятные моменты были. Не знаю, насколько сейчас актуальна моя просьба, но, не сказав этого, я не смогу дальше жить. Не важно, в каком виде я буду существовать в дальнейшем, – снова стану призраком, заточенным на острове, или сумею освободиться... Мне важно лишь одно. Твоё прощение. Понимаю, что тебе непросто будет сделать этот выбор, но сейчас, когда у меня есть возможность сделать это, я прошу у тебя прощения. Мои просьбы звучат глупо, наивно моментами. Даже неловко просить об этом, потому что знаю – такое не прощают. Но ты...

Договорить он не смог, потому что почувствовал мягкое прикосновение ладони к своей щеке. Эдельвейс смотрела на него так, как раньше. Во время учебы в 'Роузтауне'. У Оскара не осталось сомнений, что перед ним его любимая, а не Оливия. У Эдельвейс был мягкий, кроткий взгляд. Мягкая улыбка, заботливая, нежная. Одного взгляда достаточно, чтобы почувствовать эту теплоту; ощутить все то, что Эдельвейс могла бы сказать словами, но выразила одним жестом.

– Эдельвейс, – прошептал он, но в тот же момент вынужден был замолчать, потому что девушка, в точности скопировав жест, приложила палец к его губам.

– Не говори ничего, Оскар, – ответила печально.

Андерсон готов был услышать от нее гневную отповедь, но совсем не ожидал, что девушка обнимет его и крепко прижмет к себе. Она заплачет, но это будут не слезы обиды, это будут слёзы радости.

Он едва различал шепот у самого уха. Даже затаил дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

– Я так долго тебя ждала, – шептала Эдельвейс, прижимаясь к нему умопомрачительно близко, как никогда раньше не позволяла, оглядываясь на нормы поведения того времени. – Я столько лет блуждала по острову, звала тебя. С каждым годом, проведенным здесь, мои надежды ослабевали, но я не переставала верить, что однажды мы с тобой встретимся вновь. Через годы и расстояния мы встретимся вновь, пронеся нашу любовь в первозданном виде. Искреннюю и чистую... Да, я помню твоё отношение ко мне, но я не осуждаю. Никогда не осуждала. Не могу этого сделать, потому что уже давно ничего, кроме любви к тебе не испытываю. У меня есть только это чувство. Именно оно согревало меня в минуты отчаяния, давало надежду на лучшее. Я не забыла ни секунды, проведенной с тобой Оскар. Ни секунды... Господи, какая же я глупая. Наверное, смешно слушать мои слова.

– Нет, совсем нет, – горячо возразил Оскар.

– Я не держу на тебя зла. Никогда не держала. Не стоит просить прощения, – добавила Эдельвейс чуть громче. – Оно у тебя давно есть...

Оскар осторожно прихватил зубами прядку волос. Огненно-рыжие, полыхающие, как закатное солнце, они сейчас были единственным, что волновало парня.

Ничто больше не имело значения.

Эдельвейс... Его Эдельвейс рядом, здесь. И он может прикоснуться к ней, услышать её голос, а не обращаться к воздуху, зная, что никто не ответит. От нее пахло, как и прежде. Не тем запахом гари, который стал для них стандартным во время существования в обличии призраков. А молоком и медом, немного луговой травой, нагретой летним солнцем, солёным морским воздухом и розами. Самый замечательный запах на свете.

– Жаль, что Оливер и Оливия сейчас далеко, – пробормотал Оскар задумчиво.

– Почему? – удивилась Эдельвейс.

– Мы далеко, – отозвались тезки. – Но это не мешает нам слышать ваши мысли.

– Оливия недовольна, – добавил Оливер в одиночестве.

– И всё-таки, что скажите? – задал вопрос Оскар.

– Да.

– Нет, – возразила Оливия. – Нет!

– Да, – повторил Оливер, зажимая рот своей тезке рукой.

Оливия попыталась укусить его за руку, но потерпела фиаско. Оливер, находясь в призрачном состоянии, ничего не ощутил.

– Позволь им хотя бы эту малость, – прошептал ей на ухо.

– Но...

– А потом я сделаю то же самое.

– Позволишь мне малость? – проворчала Оливия.

– Нет, поцелую тебя.

Души замолчали.

Над островом ярко-красным цветом начинал расцветать закат, а это означало только одно: время призраков выходит. Им осталось всего ничего до расставания. Посмотрев на небо, Оливия послушно кивнула. Она не может запретить им такую малость. Они заслужили...

Пару секунд Эдельвейс и Оскар смотрели друг на друга, стараясь запомнить этот образ, а потом одновременно потянулись друг к другу. Немного не рассчитали и неловко стукнулись носами; засмеялись. Оскар коснулся губами щеки девушки, совсем легко, практически невесомо, поцеловал уголок рта. Наконец, их губы встретились, и отчего-то на мгновение сердце замерло в груди. Поцелуй пары из легенды был нежным, заботливым, целомудренным и очень искренним. Здесь не было страсти. Была именно любовь. Любовь, которая, пройдя через годы, осталась такой сильной, как прежде.

– Моя любимая девочка, – прошептал Оскар. – Я буду любить тебя вечно. Если я окажусь в аду, а ты в раю, я все равно никогда не забуду тебя.

– Без тебя мне и рай не нужен, – ответила Эдельвейс. – Ад я уже проходила, когда скиталась в одиночестве по острову. Не хочу повторения этой ситуации. Единственное мое желание быть с тобой. Всегда...

Они приблизились друг к другу, снова губы соприкоснулись в поцелуе.

И в этот момент две души почувствовали, что время вышло. Их подхватывало легким ветерком. Золотые нити опутывали со всех сторон, безболезненно извлекая из тел, им не принадлежащих. Ещё некоторое время они оставались в человеческом облике. После свидания, даже вновь став призраками, влюбленные видели друг друга. Оскар протянул руку своей возлюбленной, она ответила на это рукопожатие, крепко переплела его пальцы со своими. Взявшись за руки, они медленно поднимались к небесам, пока не начали растворяться в воздухе.

– Я люблю тебя, – слышался в шелесте деревьев и шуме ветра голос Оскара.

– Я люблю тебя, – вторил ему голос Эдельвейс.

Две души, освобожденные от своего давнего заклятья, наконец, обрели покой. Обратившись в две лазоревые бабочки, они полетели к небу и скрылись за облаками.

Перчатки в руках у Элинор стали пеплом.

Глава 14. Расставание.

Оливия пропустила тот момент, когда снова оказалась в своем теле. Все произошло так быстро, даже времени подумать – не было. Девушка очнулась, чувствуя объятия другого человека. Оливер гладил её по волосам. Ничего не говорил.

– Оливер? – позвала она.

Андерсон встрепенулся и отпрянул.

– Оливия? – ответил тем же вопросительным тоном.

– Точно. Мы стали самими собой, – резюмировала девушка, отодвигаясь.

Она прижимала ладонью шляпку, чтобы ветер не унес, и искренне наслаждалась закатом. Он разливался над островом медленно, постепенно... Красно-розовые полосы расцвечивали небо, яркие лучи солнца заставляли девушку жмуриться, но она всё равно не могла отвести взгляд. Закат буквально заворожил её.

Оливия старательно искала среди облаков синих бабочек, но они окончательно скрылись из вида. Ничто больше не напоминало о недавнем присутствии поблизости призраков.

Андерсон деликатно кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание Оливии, и она незамедлительно повернулась к нему. Парень выглядел смущенным, что, в общем, не соответствовало его имиджу уверенного в себе молодого человека.

– Тут такое дело, – пробормотал он, запуская ладонь в волосы и слегка оттягивая их. – Довольно деликатный вопрос назрел.

– Деликатный? – удивилась Оливия, перебирая в памяти все возможные варианты деликатных и не очень вопросов.

О чем планирует спросить тезка, так и поняла.

– Ну, да, – кивнул Оливер.

– И что за вопрос?

– Ты..., – Андерсон замялся, а потом на одном дыхании выпалил: – Ты грести умеешь?

– А что? – усмехнулась Гэйдж, только теперь осознав, к чему клонит собеседник.

– Просто ты рассказывала, что много лет подряд отдыхала в военном лагере...

– Это сложно назвать отдыхом.

– Скажу иначе. Проводила лето в лагере. И, наверняка, какие-то знания у тебя в этом вопросе имеются. Я никогда на лодке не катался... В смысле, на такой лодке, – оправдывался Оливер. – Потому даже не представляю, как ей нужно управлять.

– Настоящий мужчина, – засмеялась Оливия. – Всегда знала, что на тебя можно положиться в сложной ситуации.

Оливер насупился. Фраза девушки ему не понравилась, но оспорить мнение Гэйдж он не мог. Он, на самом деле, не умел грести и даже никогда не пробовал. Заметив перемены в настроении Андерсона, Оливия засмеялась ещё громче, а потом потрепала парня по щеке.

– Улыбнись, – попросила. – Всё нормально. Я, действительно, умею грести, так что ночевать среди воды нам не придётся.

Губы Оливера тронула улыбка. Отказать Оливии в этой просьбе он не смог.

* * *

– За что? – шептала она. – За что?

С каждым разом голос становился всё громче. И вскоре это уже был не шепот, а исступленный крик.

– За что?!

У нее невыносимо болела голова, а тело, словно принадлежавшее другому человеку, было обречено на муки. Перед глазами раз за разом всплывали странные картины, на которых её прабабка, первая красавица, с красотой которой никто не мог тягаться, ходила по пятам за уже знакомой Стелле парой. Каждый взгляд Бренды Уорен был пропитан насквозь болью и ненавистью, а сердце, разбитое однажды, продолжали разбивать дальше. Из крупных осколков создавалось все больше маленьких. Они заставляли плоть кровоточить.

Ни одна боль на свете не сравнится с болью душевной. Ни одни на свете слезы не встанут в один ряд со слезами сердца.

До Стеллы постепенно доходил смысл всего происходящего в лагере. Девушка вспоминала семейное предание, которое она в детстве слушала с замиранием сердца. Истории любви предков всегда казались ей самыми прекрасными в мире, с которыми не способна тягаться ни одна другая история. Бабушка любила рассказывать эти истории внучке, потому как Бренда всегда была внимательным слушателем. Задавала вопросы, стараясь узнать как можно больше, и искренне верила, что любовь её предков – достойный пример для подражания. Так продолжалось довольно долгое время, пока в один, не слишком прекрасный момент, не обнажилась правда.

Стелле всегда нравились фамильные украшения, передававшиеся из поколения в поколение. Было что-то чарующее в своеобразном ритуале, который каждый раз проводили её родные. Это была не простая демонстрация украшений, а именно таинство. Бабушка доставала красивую бархатную коробку, развязывала ленточки, откидывала крышку, а потом по одному подавала девушке украшения, позволяя ей примерить что-нибудь из особенно приглянувшегося. Однажды Стелла не смогла удержаться от соблазна, сама открыла коробочку и в самом углу её увидела медальон. Он был таким красивым, что девушка тут же потянулась к нему, забыв обо всём остальном. Никогда бабушка не давала ей в руки эту вещь, никогда не позволяла рассматривать. Женщина всегда носила ключ при себе, не доверяя никому. В этот раз Стелла поступила некрасиво, украв ключ, но угрызений совести не было. Соблазн посмотреть на украшения оказался слишком велик.