Текст книги "Легенда "Роузтауна". Призрачная любовь."

Автор книги: Татьяна Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Все ниточки тесно сплетались в один клубок, но при этом оставалось море других загадок. Зачем это призракам? Почему они решились на разговор с живыми людьми, а не друг с другом? И самое главное, почему они не видели друг друга? Судя по всему, Оскар был для Эдельвейс смыслом жизни, она для него – не менее ценна. Так почему они не чувствовали присутствия друг друга рядом?

В любом случае, отношение к Оливии изменилось. Оно понемногу начало трансформироваться из лютой ненависти и неприятия, если не в любовь, то в симпатию точно. Почти всю ночь Оливер провел без сна, ворочаясь с боку на бок, думая о том, как могли бы сложиться их отношения, начнись они не так, как начались? Что, если бы он проснулся в день отъезда в хорошем настроении, приехал на место сборов без опоздания, и не стал бы спорить с Оливией в автобусе? Что, если бы их первый разговор проходил не на повышенных тонах, а после не было размолвок по мелочам и скандалов в столовой?

Он посмотрел на ладонь, на которой всё ещё выделялась красноватая полоска пореза, оставленная на память о разбитом стакане. Это тоже было глупо. Не стоило так активно демонстрировать ненависть, которой не было. С самого начала они могли поговорить нормально, не на повышенных тонах, и тогда все развивалось бы по иному сценарию. А сейчас...

Оливер снова покосился в сторону своей соседки. Она обхватила ладонями кружку и осторожно подула на жидкость. С поверхности поднимался пар, жидкость была очень горячей.

Андерсона снова накрыло той странной волной, что и во время вчерашнего разговора, отбрасывая на столетие назад.

Они оказались в обеденной зале 'Роузтауна', а не в маленькой пристройке, где обитал садовник. Перед Оливией стояла сервированная по всем правилам тарелка; лежали салфетки, столовые приборы. Оливер посмотрел прямо перед собой. На противоположной стене расположилось огромное зеркало, и Андерсон без проблем мог оценить свой внешний вид. Конечно, сейчас его место занял Оскар, то есть, он получил возможность посмотреть на мир глазами Оскара.

Ошибки быть не могло. Его снова отбросило в конец девятнадцатого века, потому что вместо футболки и джинсов на нем снова были строгая рубашка, брюки и жилет. Оливия в очередной раз превратилась в Эдельвейс, потому сидела рядом не в своих вещах, а в одежде, свойственной тому времени. Вновь платье с камеей у самой шеи, длинные рукава, юбка в пол...

На обед в пансионате давали куриный бульон. Оливер ощущал его тошнотворный запах. И в прошлой жизни он терпеть не мог это блюдо само по себе. Супы ел, а чистый бульон пить не мог. Оливия же послушно поедала свою порцию. Зачерпывала немного ложечкой, ждала, пока жидкость остынет, а потом отправляла её в рот.

Андерсон поймал на мысли, что любуется действиями девушки.

'Ты же любишь её. Конечно, ты в восторге от всего, что она делает'.

Картинка исчезла так же внезапно, как появилась.

Оливер застонал и уронил голову на руки, сложенные на столе, как у примерного ученика, который старается зарекомендовать себя, потому на уроках ведет себя так, как того хочется учителям.

– Что случилось? – забеспокоилась Оливия. – Ты снова, да? Опять какая-то картинка из прошлого?

– Я не хочу тебя любить, – провыл Оливер, едва сдерживая порыв побиться головой о столешницу. – Не хочу.

– Не волнуйся ты так, – ответила девушка. – Я и сама не очень-то рада тому, что в прошлой жизни была твоей возлюбленной, тем не менее, мне приходится с этим мириться. Ничего не поделаешь.

– Конечно, ничего. Но я не хочу, чтобы чувства Оскара пробуждались во мне!

– А разве к тому есть предпосылки? – Гэйдж посмотрела на Оливера изумленно. – У меня, например, нет.

– Нет. Нет никаких предпосылок, – соврал Андерсон. – Просто каждый раз, когда меня выбрасывает во временной коридор, и я становлюсь Оскаром, мне кажется, что ещё немного, и я признаюсь тебе в любви. Потом это проходит, но первое время... Это невыносимо.

– Извини.

– За что?

– За то, что я неподходящий объект для влюбленности. Думаю, окажись на моем месте Стелла или одна из близнецов, тебе было бы намного приятнее.

– Не пори чушь! – Оливер вскочил с места, с трудом сдерживая порыв в очередной раз нагрубить девушке. – Они бесят меня ещё сильнее, чем ты.

– Договорились, – бросила Оливия и отвернулась.

Парень сделал глубокий вдох и сел на место. Подвинул к себе чашку и посмотрел, наконец, что ему предложили выпить. В чашечке, на поверхности воды плавали не только чаинки, но и лепестки роз.

– Снова розы, – буркнул недовольно.

– Смирись, это же 'Роузтаун'. Здесь везде розы, – ответила Оливия.

Она сама к идее пить чай с розами отнеслась настороженно, а потом – неожиданно понравилось. Теперь она старательно вылавливала ложечкой лепестки и тщательно их пережевывала.

– Ребята, – осторожно позвала их Камилла. – Что это было сейчас? Я ни слова из вашего разговора не поняла.

Тихий стук чашки о столешницу заставил всех троих отвлечься от разговора и обратить внимание в сторону мистера Брауна.

– Внучка, – обратился он к Камилле. – Помнишь, вчера во время нашего разговора я упомянул легенду о влюбленных, которые посадили куст красных роз в саду 'Роузтауна'.

– Конечно, – Лоренс улыбнулась нежно. – Эта легенда теперь одна из моих любимых...

– Дело в том, что эти двое молодых людей и есть те самые возлюбленные, – произнес мистер Браун.

Он говорил всё так же неспешно, размеренно. Каждое слово обдумывал, прежде, чем произнести.

– Но ведь они же умерли, – пробормотала Камилла. – Это же...

– Мы не призраки, – в очередной раз сказал Оливер, наблюдая за тем, как все краски сходят с лица девушки. – Не призраки. И мы – не те самые возлюбленные. Наверное. В последнее время я вообще ни в чем не уверен.

– Нет, всё правильно, – усмехнулся чему-то своему старик, подливая себе в кружку еще немного чая.

Он некоторое время потратил на выбор печенья, лежавшего в тарелочке. Взял одно и опустил в чай, размачивая.

– Тогда я окончательно запуталась, – жалобно произнесла Лоренс.

– Эти молодые люди, разумеется, не являются парой влюбленных из легенды. Они лишь обладают поразительным внешним свойством с теми самыми влюбленными. Юноша – вылитый Оскар, девушка похожа на Эдельвейс, как две капли воды. Они настолько похожи, что я сначала грешным делом подумал, будто ты тоже призраков видишь, раз привела их ко мне.

– А вы видите призраков? – пролепетала Камилла.

– Вижу, милая, вижу. Причем, давно уже. С тех самых пор, как сюда приехал, да в грозу удар молнии на себя принял, так и приобрел такую способность. Встретил я одну призрачную деву во время дождя. Помню, как сейчас. Я в тот день розами, как обычно, занимался. Обрезал отцветающие цветы. Их много, потому и времени немало уходило. И тут вдруг начался дождь. Да не просто дождь, а настоящая гроза. Гром так грохотал, что кровь в жилах стыла, молнии сверкали огромные. Вот одна из них прямиком в меня и угодила. Конечно, я думал, что на том жизнь моя и оборвется. Но нет... Очнулся на том же самом месте, а рядом со мной на корточках девушка сидит. В платье красном, ещё по моде конца девятнадцатого века сшитом, роза к поясу приколота. Дождь стеной стоит, а у нее платье абсолютно сухое, ни пятнышка. Волосы рыжие, как огонь. И, кажется, сама вся светится изнутри. Я, как её увидел, сразу подумал, что это ангел по мою душу пришел. Но она сказала, что я жив. И ещё удивилась, что живой, а её вижу. Помню, я тогда удивился её словам, но значения им не придал. Я хотел с ней ещё поговорить, но она исчезла. И, главное, я не заметил, как она скрылась. Вроде только-только передо мной стояла, а уже и нет её. Растворилась в воздухе без следа.

– Эдельвейс, – хмыкнул Андерсон.

– Я потом уже узнал, что её Эдельвейс зовут, – продолжил свой рассказ мистер Браун. – Пришел я утром в сад. И слышу, пение раздается. Голосок звонкий, как колокольчик, нежный-нежный. Напевает 'Милого Августина'. Присмотрелся, а платье-то знакомое, красное, среди роз мелькает, как огни маяка. Девушка меня увидела, смутилась. Оправдываться начала, что не хотела пугать. Но меня она и не напугала, я рад был этой встрече. У меня первая встреча из головы никак уходить не желала. Я все вспоминал эту прелестницу, да хотел людей порасспрашивать о ней, но не потребовалось. Она сама пришла. Разговорились мы с ней о жизни, тогда-то девушка мне имя своё и назвала. Рассказывала о том, что жених её умер, сгорел заживо. Плакала сильно. А я смотрел на неё, как зачарованный, да все жалел, что раньше таких девушек не встречал. Уж очень она мне понравилась тогда. Я хотел с ней поближе познакомиться. Но, когда узнал, что она возлюбленного потеряла, все свои мысли решил уничтожить. Негоже было вот так внимание своё навязывать. Один раз я, правда, за руку её взял, и не по себе стало. Кожа у нее горячая была, как раскаленные угли. Я тут же руку отдернул. Принюхался, и понял, что меня всё время озадачивало. Дымом от нее пахло. Костром... В первую-то встречу я на это внимания не обратил. Думал, что молния в дерево какое попала, вот оно и полыхает, а запах в саду разносится. А оказалось, вон оно что.

– И как вы узнали, что она – призрак?

– Она сама и сказала. Я у нее спросил, почему от нее дымом пахнет, она возьми, да расплачься. Ну, что тут делать станешь! Я успокаивать её принялся, слова старательно подбирал, чтобы не обидеть. Она слезы вытерла, улыбнулась и тут же меня признанием своим ошарашила. Рассказывать начала о том, что она внебрачная дочь аристократа. Он сначала её при доме её держал, а потом сюда учиться отправил, чтобы меньше слухов в обществе ползло. О пансионате рассказывала, о том, как учиться здесь начала. Мало с кем общий язык найти удавалось, особенно ей от одной девушки доставалось. Та, конечно, не ровня ей была. Законнорожденная аристократка. Голубая кровь, белая кость, как ни крути. Эдельвейс говорила, что красива та девушка была невероятно, только какая-то неприятная. Вот смотришь на человека – глаз не отвести, ангел во плоти, а как рот откроет, так хоть уши затыкай. Что ни слово – то гадость какая-нибудь.

– Что за девушка это была?

– Не ведаю того, – развел руками старик. – Не называла мне Эдельвейс её имени. Вообще неохотно о ней говорила. Больше о женихе своем рассказывала, которого, как вы знаете, Оскаром звали. Он тоже из благородной семьи был и на фоне остальных воспитанников пансионата выделялся. Его здесь не особенно жаловали за то, что характер у него был, дай, Боже, терпения каждому из его собеседников. Постоянно в скандалы какие-то ввязывался, со своими товарищами по обучению конфликтовал, дрался частенько. А как увидел Эдельвейс, так сразу же обо всех своих прежних развлечениях позабыл, словно подменили его. Только о любимой своей и думал, стремился всё время поближе к ней быть. Эдельвейс, когда об этом рассказывала, такой счастливой выглядела. У неё глаза от счастья светились, и улыбка с лица не сходила, а я сидел и слушал, себя мучил, но слушал.

– Вы что, в призрака влюбились? – бесцеремонно спросила Оливия.

Камилла посмотрела на соседку по комнате осуждающе, но не стала ничего говорить.

– Влюбился, девочка, – невесело произнес мистер Браун. – Было дело. И понимал, что неправильно это. Грешно даже, в какой-то степени. Ведь нет её уже среди живых, а я на нее смотрю, как на любимую девушку. Понимал, что ничего не получится, а всё равно лелеял в душе надежду. Оно ведь как получается, сердцу приказать невозможно. Оно само обращается в сторону того, кого считает идеалом для своего владельца. Вот мое сердце на этом острове и осталось. Пытался я отсюда уехать, в других местах жить, но все равно обратно, как магнитом тянуло. Не мог я вдали жить. Всё равно или поздно сюда мыслями возвращался. Целый год продержался, а потом бросил всё в городе, да вернулся сюда. И первым делом с ней встретился. Она меня у самого берега встретила, на шею кинулась, обняла. И я понял, что не столько без места жить не могу, сколько без нее. Но и другое открытие меня ждало в тот момент. Я понял, что время-то мое утекает. Она всё такая же, как прежде, юная, цветущая, а я с годами не молодею. Вот уже и совсем одряхлел, но оставить её никак не могу. Думаю, как она тут одна-одинешенька жить будет?

Старик снова закашлялся.

Оливия посмотрела на него с жалостью во взгляде. Оливер вздохнул тяжело.

– Скажите, мистер Браун, а мальчика вы ведь тоже встречали? – продолжала расспросы Гэйдж. – Ведь знали же, как он выглядит, раз, увидев Оливера, испугались.

– И с ним виделся, было дело, – признался старик. – С ним мы при несколько других обстоятельствах столкнулся.

– Что за обстоятельства? – напрягся Андерсон.

Его рассказ заставил понервничать. По всему выходило, что Эдельвейс здесь страдает от одиночества, а поскольку хочет, чтобы у нее был собеседник, может и на него тоску наслать. Тогда прощай, нормальная жизнь. Здравствуй, отшельнический образ жизни на острове, вдали от мира. В окружении роз и в компании призрака.

– Я тогда решил на озере порыбачить немного. Вышел рано утром из дома, прихватил с собой все снасти, да отправился к озеру. Отплыл на лодке довольно далеко от берега, рыбачил себе, рыбачил, а потом услышал что-то вроде тихого покашливания. Обернулся, а на другом конце лодки он стоит. Парень лет семнадцати. Страсть, как на тебя похожий. И снова тот же запах дыма мне в ноздри ударил. Но я даже не удивился. Сразу понял, что очередной призрак мне компанию составить решил. Уж очень странно он на лодке устроился. На самом носике стоял и даже не покачивался. Так ни один акробат не устоял бы, равновесие удержать в этих условиях невозможно, а он стоит себе, да смеется. Спросил, можно ли мне компанию составить, а я не стал отказывать. Пригласил его присесть. Он с носа лодки соскочил, а лодка даже не покачнулась, в тот момент я окончательно в своих подозрениях удостоверился.

– И он тоже с самого начала всё вам рассказал? – решилась полюбопытствовать Камилла.

– А вот с ним, правда, сложно оказалось общий язык найти, – признался мистер Браун. – Не обманывала Эдельвейс, говоря, что характер у мальчика тяжелый. Он дерзкий был, нервный какой-то. Но после пары столкновений тоже понял, что я угрозы для него не таю и начал понемногу со мной откровенничать.

– И что он вам рассказал? – Лоренс откровения мистера Брауна захватили, как и в первый раз. Она часами готова была его слушать.

Оливия и Оливер все время были начеку. Старались внимательно ловить каждое слово, чтобы не пропустить ни одной важной детали. Им обоим было немного не по себе от этих откровений. Мистер Браун стал видеть призраков и разговаривать с ними после удара молнии, но с ними-то ничего подобного не происходило. Так почему же они свободно общаются с душами погибших подростков?

– О своей возлюбленной рассказывал, – пояснил старик. – В общем-то, я сразу понял, кто передо мной, как только он имя свое назвал. Тоже мне о своей жизни рассказывал, о том, как в пансионате воспитывался. И была у него невеста. Он вроде даже жениться на ней собирался, а потом Эдельвейс встретил. Она сюда приехала гораздо позже остальных. Тихая была, задумчивая, все время себе на уме. Её немного блаженной считали, потому и дразнили. Оскар и сам сначала над ней издевался, а потом неожиданно взял, да и влюбился. С сожалением рассказывал о том времени, когда главным заводилой был и всех обитателей пансионата против нее настраивал. Он часто говорил о чувствах своих, что в тот момент его одолевали. Путался он в них страшно. Говорит, вроде и нравится она мне, но взгляд равнодушный, как скользнет по моему лицу, так сразу гадость какую-то сказать хочется, унизить прилюдно.

Оливер подавился чаем и принялся шумно кашлять. Оливия заботливо постучала его по спине.

– Не волнуйся, дорогой, – пропела насмешливо. – Ты против меня никого не настраиваешь, так что можешь параллели не проводить.

– Замолчи, – хрипло выдал он. – И без тебя не сладко.

– Ой, чувствительный ты мой, – фыркнула Гэйдж. – Не принимай всё так близко к сердцу. Ты не Оскар, а я не Эдельвейс. В отличие от нее, я могу за себя постоять. Мне не нужна помощь со стороны, тем более, с твоей стороны.

– Лив, не испытывай моё терпение.

– А то что? – с вызовом бросила девушка.

– Позже придумаю.

– Вот, когда придумаешь, тогда и угрожай.

– Не похожи вы на них, не похожи, – успокоил обоих мистер Браун. – Ты, – обратился к Оливии, – взрывная очень, импульсивная. Сама, как огонь. А Эдельвейс тихая, застенчивая. Никому слова поперек не скажет, и плачет часто. По тебе видно, палец в рот не клади – по локоть откусишь. Ты, – взгляд старика на сей раз обратился в сторону Оливера. – Чуть больше на моего знакомого призрака похож. Вот у девочки твоей только внешность идентичная, а у тебя и в характере что-то схожее проскальзывает. Только ты упрямый и не способен себя ломать. Меняться не умеешь, да и не хочешь этого делать. Однако временами язык всё-таки прикусываешь. Эмоции держать под контролем умеешь, а Оскар все прямо в лицо высказывал, не боролся с собой. Оттого и врагов у него было намного больше, чем друзей.

– Оскар и Эдельвейс такие разные, и всё-таки полюбили друг друга, – восторженно произнесла Камилла. – Какая всё-таки романтичная история.

– Только сырость не разводи, – резко пресек её попытки заплакать Оливер.

Лоренс тут же перехотела плакать и уткнулась носом в чашку.

– А раз вы поняли, что ваши знакомые призраки и есть та самая разлученная пара, то почему не попробовали свести их? – спросила Гэйдж, сделав вид, что не заметила оплошности старика, назвавшего её девочкой Андерсона. Хотя, было немного неприятно. С каких это пор она – девочка Оливера? Нет уж!

Мистер Браун усмехнулся.

– Отчего же не пытался? Пытался. Только провалилась моя затея.

– А почему?

– Они просто не увидели друг друга. Решили, что я их обманул. Нет, конечно, вначале меня одолевали сомнения. Я очень привязался к Эдельвейс, не думал, что смогу без нее жить, потому и не торопился их сводить. Но потом понял, что не принесет мне чужое горе счастья. Все равно у меня нет возможности с ней рядом быть, а, если бы была... – старик устало махнул рукой. – Она все равно только Оскара любит, а на остальных не смотрит. И я не смог бы сделать её счастливой. Не нужна ей моя любовь. Вот, когда я это понял, тогда и решил им встречу устроить. Рассказал ей о том, что встречал на острове парня под описание её жениха подходящего. Она встрепенулась сразу, как птичка, которую из клетки на волю выпускают. Смотрит на меня, счастливая, радостная. На шею мне кинулась, и все его имя повторяла. Оскар, конечно, тоже обрадовался. Я им место встречи сам выбрал, её же туда и привел. Оскар уже там стоял. Я думал, что они, как только друг друга увидят, сразу же бросятся друг другу в объятия, но... Они, как стояли на месте, так и стоят. Я её подтолкнул немного. Говорю, иди к своему любимому. А Эдельвейс смотрит на меня непонимающе. Оскар тоже спрашивает, где его любимая. Я между ними стою, от каждого на расстоянии вытянутой руки, обоих вижу, с обоими разговариваю. Они мимо друг друга прошли и даже не заметили. Оскар тогда вспылил, как обычно. Кричал на меня. Эдельвейс снова в слезы ударилась. Обвиняла меня в том, что я её обманул, над чувствами её посмеялся... В общем, исчезли они тогда оба и долгое время ко мне не приходили. Потом Эдельвейс первая мне руку протянула, в знак перемирия. Сказала, что прощает мне эту шутку неудачную, а я уже не пытался её переубедить. Оскар тоже долго не выдержал. Уж очень одиноко было ему на острове, вот он и пришел ко мне. Как к единственному собеседнику. Больше-то его никто не видел. Сколько людей на остров приезжало, а так у него ни с кем заговорить и не получилось. Правда, мне частично удалось вину свою за ту их встречу неудавшуюся искупить...

– Как это? – удивился Оливер. – Они всё-таки смогли увидеть друг друга?

– Нет, это у них так и не получилось. Я передал Эдельвейс подарок от Оскара, и тогда она поверила, что я с возлюбленным её виделся. Только с того момента ещё печальнее стала. Ведь теперь поняла, что он, на самом деле, рядом, а она его видеть не может. Я понимал её печаль. Сам, когда её не вижу, с ума схожу.

– А что за подарок?

– Музыкальная шкатулка. – На секунду губы мистера Брауна осветила легкая улыбка. – Не новодел модный, а настоящая антикварная красота. Поворачиваешь ключик, музыка звучать начинает, и лошадки маленькие, – каждая, как произведение искусства, – скачут. Вверх – вниз, вверх – вниз. Эдельвейс, как эту штучку в руках у меня увидела, так сразу же с расспросами налетела. Откуда оно у меня? Я честно признался, что это Оскар ей попросил передать. Помню, как сейчас, мы сидели на лавочке, а она внимательно шкатулочку разглядывала, словно пыталась понять, точно от Оскара или же я подделку принес. Выяснилось, что Оскар ей обещал эту шкатулку после бала подарить, а поскольку семья его была в знатных кругах известной, конечно, печать их на шкатулке имелась. Эдельвейс её нашла, конечно. Повернула ключик осторожно, и музыка зазвучала. А Оскар стоял у меня за спиной всё это время. И поверил, что я подарок передал только в тот момент, когда музыку услышал. Услышать услышал, а вот Эдельвейс так и не увидел... Она хотела ему письмо передать через меня, но с письмами ничего не вышло. Надпись с листка исчезала, будто невидимыми чернилами все было написано, как только девушка ставила последнюю точку. Естественно, до Оскара ничего из написанного уже не дошло.

– М-да... – Оливия усмехнулась невесело. – Отличная перспектива.

– Выходит, мы будем вынуждены провести всю свою жизнь на этом острове, скрашивая одиночество призракам? – подвел итог Андерсон. – Мне подобная расстановка сил особенно привлекательной не кажется.

– В любом случае, если вы их видите, так просто они вас не отпустят.

– Я понимаю это, – вздохнул Оливер. – К тому же... Оливия видит только Оскара, я – только Эдельвейс. Это наталкивает на мысли о том, что они считают нас своими вторыми половинами. То есть, понимают, что мы – не они, но всё равно не захотят отпускать.

– Увы, в этом деле ничем я вам помочь не могу, – развел руками мистер Браун. – Вам самим нужно подсказку искать и пытаться призраков вместе свести, чтобы они вас оставили в покое. В принципе, вы можете снова попытаться устроить им свидание. Быть может, у вас это получится...

– Почему-то слабо верится, – произнесла Гэйдж.

Оливер ничего не стал говорить, но по его виду можно было без слов понять, какие мысли одолевают его в данный момент. В них все было темным, беспросветным, как безлунная ночь.

* * *

Оливер шел по дорожке, усыпанной гравием, старательно отгоняя все неприятные мысли, осевшие в голове мутным осадком после разговора с мистером Брауном. Если раньше у парня ещё были какие-то надежды, то сейчас от них и следа не осталось. Перед глазами то и дело всплывали картины ближайшего будущего. Все они, так или иначе, были связаны с островом и вынужденными соседями. Оливией и двумя призраками, которые не могут обрести свое счастье, а потому ломают жизнь другим людям, которые ни сном, ни духом.

Знай он, какие приключения ожидают в лагере, ни за что не отправился бы сюда.

Андерсон обернулся. Оливия и Камилла шли в отдалении, разговаривая о чём-то.

Его снова начало затягивать во временной коридор.

– Не хочу, – решительно произнес Оливер. – Не хочу этого видеть, слышать, чувствовать.

Дымка развеялась также внезапно, как и появилась.

Развернувшись, он зашагал ещё быстрее, чем прежде, почти переходя на бег. Хотя бы частичное решение проблемы было найдено. Если не смотреть пристально на Оливию, не пересекаться с ней взглядом, то и перемещений во времени не будет. Значит, нужно просто избегать общества девчонки, не приближаться к ней ближе, чем на пару метров, не разговаривать. Сделать вид, что её не существует, и, возможно, это наваждение пройдет. Не будет больше перемещений во времени и жизни в чужом теле. Он станет самим собой, Оливером Андерсоном, обыкновенным школьником из обыкновенной школы, а не потомком аристократического семейства их пансионата 'Роузтаун', питающего нежные чувства к странной девушке.

Оливер пытался в перспективе рассмотреть свои чувства к обеим девушкам. Эдельвейс. Она не подходила ему по множеству причин. Можно было долго перечислять эти самые причины, начиная от того, что они принадлежат разным эпохам, у них разные взгляды на жизнь и, заканчивая тем, что она просто-напросто уже мертва. А он – жив. Живые должны быть с живыми, а мертвые с мертвыми.

Эдельвейс милая, добрая, заботливая девушка. Общение с ней приятно. Рядом с ней он улыбается, но этого недостаточно для того, чтобы пожертвовать ради нее своей жизнью...

Оливия. Она живее всех живых. Идет сейчас позади и, кажется, кричит ему, чтобы притормозил. Она полная противоположность девушке из прошлого. У нее нет того обаяния, что присуще Эдельвейс, как и многих других черт. Оливия громко смеется, постоянно говорит не то, что от нее хотят услышать, а то, что думает. Сдержанность? Кокетство? Скромность? Она о них, наверняка, слышала, но пропустила эти знания мимо ушей. Ради такой девушки он тоже не стал бы жертвовать своей жизнью. Она всё равно не оценила бы. Из её уст, скорее, вылетит упрёк, нежели благодарность. Не стоило вмешиваться, она сама всё сделает. И сделает намного лучше, чем помощники.

Оливия Гэйдж не походила на героиню его романа. Да и не только его. Оливер пребывал в твердой уверенности, что нет на свете парня, который хотел бы получить такое сокровище. Сколько себя помнил, он всегда старательно избегал общения с девушками, подобными Оливии. Предпочтительнее оказывались даже не обремененные интеллектом представительницы противоположного пола, но зато отвечавшие его запросам, обладающие таким приятным качеством, как женственность. У его новой знакомой этого качества не наблюдалось. А, если и заложено было при рождении, то просто атрофировалось, поскольку девушка им совершенно не пользовалась.

Тем не менее...

Оливер свернул с дорожки и направился в глубину сада, к скамейке. Он сел, прислонившись спиной к недавно побеленному стволу дерева, но даже не обратил внимания на это. Ему нужно было, во что бы то ни стало выбросить из головы мысли об Оливии, которые отличались завидной настойчивостью.

Естественно, Андерсон пытался успокоить себя тем, что это не его собственные мысли, а нечто, навязанное извне. Отголоски чувств Оскара, которые у него проецируются на Оливию. Но именно это его и настораживало. Оскар ведь любил Эдельвейс, следовательно, и его должно тянуть к девушке в красном платье. Но при взгляде на нее в душе ничего не пробуждалось. И воспоминания накрывали лишь в тот момент, когда рядом находилась Гэйдж.

Информации было много, но связать все ниточки воедино не удавалось.

Шорох кустов заставил его насторожиться. Неужели опять Эдельвейс решила развлечь его разговором? Пришла за ним на территорию пансионата? Но вместо нее перед Оливером появилась тезка. Не спрашивая разрешения, она скинула ноги Оливера со скамейки, протерла её рукой и села напротив. Она тоже прислонилась спиной к стволу, который недавно побелили. Надвинула кепку на глаза так, что теперь Оливер видел только козырек и нижнюю часть лица.

– Извини, – неожиданно сказала Гэйдж.

– За что?

– Без причины. Просто так. Ну, или хотя бы за то, что называла тебя психом.

– Давай только без мелодрам, хорошо?

– Без проблем, – усмехнулась Оливия. – Собственно, это всё, что я хотела сказать.

Оливеру вдруг тоже стало стыдно за своё поведение.

– Ты тоже извини.

– Заметано, – она протянула ему руку для рукопожатия.

Не раздумывая, Оливер на него ответил. Они так и сидели, сцепив руки в воздухе. Оливия наблюдала за своим тезкой из-под козырька кепки, и в этом плане чувствовала себя увереннее. Ведь собеседник её взгляда не видел, в то время, как Оливер был перед ней, как на ладони.

На секунду вспыхнуло что-то яркое в сознание, ослепляя. На этот раз временное перемещение выбрало своей жертвой Оливию, потому что именно она видела Оливера в ином виде. Одежда по моде девятнадцатого века, волосы немного длиннее.

Скамейка, на которой они сидели, вдруг исчезла, вместо нее появилась беседка, увитая плетущимися розами...

Девушка резко отдернула руку, словно обожглась. Иллюзия растворилась.

– Тебя тоже отбросило в прошлое? – понимающе спросил Оливер.

– Да, – кивнула она. – Я только что была там... И ещё секунду назад была готова признаться тебе в любви. Ну, почему всё так? Почему?! Я не хочу этого!

Она выглядела такой расстроенной, что Оливеру стало жаль её. Он порывисто прижал Оливию к себе, не думая о последствиях. Их и от рукопожатия по временным коридорам носило. Что будет от объятий, страшно было представить. Тем не менее, Андерсон всё равно девушку обнял и провел ладонью по волосам.

– Ну что ты, – произнес успокаивающе. – Не такая уж плохая пара тебе досталась. Я вот тоже не в восторге от всего происходящего, но и не всё так плохо. Для того чтобы перестать грустить, я начинаю думать о том, что мне в пары могла достаться одна из близняшек, способная закатить истерику из-за сломанного ногтя. И понимаю, что всё не так страшно. Ты, конечно, не принцесса из моих грёз, но...

По мере произношения своей речи, Оливер всё яснее понимал, что вместо слов поддержки получилось нечто странное. От такого девушка не то, что не успокоится, а скорее ударится в слёзы.

– Ты продолжай, продолжай, – усмехнулась Оливия. – Поиграй на моих нервах. Разозлишь меня, и я расскажу все, что думаю о тебе.

– Так вот, я не худшая из всех возможных партий. Представь на секунду, что на моем месте мог бы оказаться тот же Йен. А у него брекеты, на голове не прическа, а какое-то воронье гнездо. Одежда неопрятная.

– Не суди о людях по их внешности. Он вполне может оказаться замечательным человеком.

– Ладно. Возьмем другой пример. Тайлер. У него внешность обычная, ничего примечательного. Но и отталкивающе ничего. Зато рост подкачал. Вот представь себя рядом с ним? Представила? И как?

– Разница в росте тоже не помеха, если есть чувства.

– Мне казалось, у тебя есть чувства только ко мне, – трагически произнес Андерсон. – А ты, оказывается, коварно мне изменила. Лив, ты разбиваешь мне сердце подобными признаниями.

– Какие ещё чувства? – насупилась Гэйдж, старательно освобождаясь от чужих объятий.

– Ненависть, Лив. Ненависть, – Оливер потянул козырек чужой кепки. – Чистая, не замутненная пошлой симпатией ненависть. Разве нет?

– Да, – хмыкнула Гэйдж.

– В таком случае, не раскисай. И продолжай ненавидеть. А я так и быть, отвечу взаимностью, – засмеялся Оливер.