Текст книги "Легенда "Роузтауна". Призрачная любовь."
Автор книги: Татьяна Гилберт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Когда переоденешься, скажи. Я подожду здесь.
– Хорошо.
Удивительно, но внутри дом оказался не таким пугающим, как снаружи. Его обстановку даже можно было назвать уютным, если бы не слои пыли на мебели, паутина в углах и разбросанные повсюду листы бумаги. Оливия подняла один из них, присмотрелась. На листе был карандашный набросок, профиль девушки. Её профиль... То же самое было и на других листках. Разные позы, разный взгляд, но неизменна модель. Она, и только она. То есть, Эдельвейс.
Отложив рисунки на край стола, Оливия стянула с себя майку и надела толстовку Андерсона. В этот момент на второй план отошла даже брезгливость, свойственная девушке. Она не думала о том, что надевает вещь постороннего человека. Мысли целиком и полностью были заняты тем, что ей нужно согреться. Дождь был не по-летнему холодным, и кожа начала покрываться мурашками. А толстовка Оливера была сухой, ещё хранившей тепло его тела. Правда, с размером произошла ошибочка. Оливия могла завернуться в эту толстовку дважды. Она и Оливеру-то была большая по размеру, а об Оливии и речи не шло. Девушка в этой одежде буквально тонула.
– Можешь заходить, – крикнула Оливия.
Дверь тихо скрипнула, оповещая о том, что Андерсон теперь тоже в помещении.
Дождь не прекращался. Капли продолжали бить по крыше и по стеклам. Стихия разгулялась не на шутку. Оливия услышала раскат грома, пока ещё не очень громкий, прозвучавший в отдалении. Но не сомневалась, что это только первая ласточка. И за одним раскатом грома последует и второй, а там и молнии засверкают. Создавалось впечатление, что природа нарочно загнала их в этот дом, а теперь устроила зрелищное представление со спецэффектами, какие ни один голливудский фильм не сможет превзойти. Потому что только настоящая стихия завораживает.
Оливия вспомнила детство. Раньше она очень любила грозы. В то время как другие дети боялись, она, не сомневаясь в правильности своего поступка, выбегала из дома на улицу, прыгала по лужам, подставляя лицо каплям. А однажды, когда ей исполнилось четырнадцать, отправилась в компании своих друзей купаться. И плавала в грозу, чувствуя сумасшедший адреналин в крови. Друзья потом сказали, что она – сумасшедшая. Гэйдж только смеялась в ответ. Она нисколько не боялась, ощущая уверенность в том, что всё с ней будет хорошо. И не ошиблась.
Вот и сейчас, разгуливая по мрачному дому, она чувствовала, что ничего плохого не случится.
– Ты нашёл что-нибудь интересное? – спросила девушка, собирая с пола все листочки.
Не только альбомные, но и вырванные из блокнотов, как формата А5, так и крохотных. Практически на всех был запечатлен её образ, но иногда попадались изображения роз, указывая на то, что когда-то в этом доме проводил время человек, влюбленный в 'Роузтаун' и в Эдельвейс.
– Кроме твоих портретов – ничего.
– Не моих...
– Да, прости. Кроме портретов Эдельвейс.
– Тот, кто нарисовал их – определенно, талантливый художник. Смотри-ка, как он сумел передать каждый жест, каждое движение. Даже в набросках видна любовь художника к музе. Интересно, он тоже встречался с ней или просто видел этот образ? А, если видел, то как часто? Сколько картин нарисовал по памяти?
– Думаю, ты не ошиблась насчет любви художника к натурщице, – произнес Оливер.
Он подошел к столу, взял один из набросков. Обвел кончиками пальцев овал нарисованного лица. В наброске чувствовалось теплота, любовь, восхищение, а не попытка отточить мастерство, рисуя одного и того же человека.
– Почему?
– Уверен, что не попаду впросак, предположив, что эти рисунки принадлежат мистеру Брауну.
– Почему именно он?
– Пока вы готовили чай, я полюбопытствовал и сунул нос в его бумаги. Там среди исписанных листков лежали другие портреты Эдельвейс. Не наброски, а законченные работы. Их оказалось, конечно, на порядок меньше.
– Выходит, он не только талантливый садовник, но и отличный художник.
– Настоящий талант, – согласился Оливер. – Я, например, совсем не умею рисовать. – На время он отвлекся и посмотрел в окно. – Интересно, дождь сегодня закончится или нет?
– Нам в любом случае, придется возвращаться в пансионат. Иначе там все забьют тревогу.
– Не думаю, что до завершения стихии нас начнут искать. А вечером мы и сами появимся.
Оливия подошла к подоконнику. Провела рукой по стеклу, смахивая паутинку.
Вода с неба лилась ровной стеной. Вряд ли кто-то отправится на их поиски в такую погоду. Предпочтут подождать до лучших времен.
– Если ты снова огорчилась из-за того, что тебе придется коротать время в моем присутствии, снова скажу, что всё не так уж и плохо, – донесся до нее голос Андерсона. – Во всяком случае, здесь только я, а Стелла и её группа поддержки отсутствуют. Они на тебя во время завтрака так смотрели, словно желали подавиться и упасть замертво прямо в столовой. Я тебе такого не желал.
– Об этом я вообще не думала, – нахмурилась Гэйдж. – А теперь думаю.
– И какие мысли возникают в твоей голове?
– Хочу домой.
Глава 7. Домик на окраине.
С каждым часом, проведенным в лесу, надежда на возвращение в пансионат угасала. Оливия тяжело вздохнула, понимая, что им предстоит провести здесь ночь. К вечеру похолодало основательно, и теперь даже толстовка Оливера не особо спасала от холода. Андерсон особого интереса к персоне своей подруги по несчастью не проявлял, сидел на стуле, покачиваясь, и старательно делал вид, что его здесь нет. А, если и есть, то он просто старательно исполняет роль мебели.
Оливия от молчания мучилась. Все песни в плеере были прослушаны и даже неоднократно, рисунки пересмотрены раза по три и благополучно отложены в сторону. Девушке хотелось поговорить о чем-нибудь, отвлечься от мыслей о бездарно потраченном времени. Но собеседник у нее был только один, и он всем своим видом давал понять, что общение ему не интересно.
Гэйдж посмотрела на экран мобильного. Было уже около половины восьмого. Надежда на возвращение в пансионат окончательно умерла. Нужно было обустраивать ночлег на новом месте.
– Оливер, – позвала девушка.
Ответа не последовало.
– Оливер! – крикнула она, повысив голос.
– Что? – откликнулся тот недовольно.
– Ты хочешь есть? – спросила Гэйдж первое, что пришло ей в голову.
– А у тебя есть, что мне предложить?
– Есть, – Оливия загадочно улыбнулась.
– И?
– Не скажу, что это так уж полезно и питательно, но у тебя и того нет...
– Лив, не заговаривай мне зубы.
– У меня есть... – девушка заглянула в сумку. – У меня есть бутерброды. Целых три. Полтора из них я великодушно отдам тебе. Шоколадный батончик, но тут ты можешь рассчитывать только на половину, так как лакомство в одном экземпляре. Бутылка минеральной воды и жевательная резинка.
– Когда ты только успела набрать еды?
– Я думала, что буду гулять весь день, потому и запаслась заранее.
– Но ты же не дашь мне еду просто так?
– С чего ты взял?
– Улыбка была говорящая. Мне нужно что-то сделать в обмен на ужин?
Оливия кивнула. Да и смысл отпираться? Оливер все равно раскусил её сразу же. Дальше бессмысленно придумывать отговорки.
– Разожги огонь в камине.
– А вот тут начинается самое интересное, – протянул Андерсон. – В общем, как я и думал, ужина мне не получить.
– Почему?
– Каким образом я должен его зажечь? Несмотря на то, что я общаюсь с призраками, высекать огонь из воздуха я пока не научился.
– Не надо думать, что я такая уж дрянь, – вздохнула Оливия, закатывая рукава толстовки.
Забравшись в потайной кармашек сумки, она достала зажигалку, полную, ещё ни разу не использованную. Положила её на стол и щелчком отправила на противоположный край стола, прямо Оливеру в руки.
– А это откуда? Что-то я не замечал тебя с сигаретой в руках...
– Из воздуха, – язвительно ответила Гэйдж. – Неужели так трудно не задавать глупых вопросов? Я в любом случае готова накормить тебя ужином за такую малость, как огонь. Возле которого, кстати, ты тоже сможешь погреться. Что и откуда берется – волновать тебя не должно.
– Я просто спросил.
– Я просто ответила.
– Ну да.
– Олли, занимайся огнем, пожалуйста.
Оливия оперлась локтем на столешницу и практически улеглась на столешницу. Сидение в четырех стенах действовало на нее угнетающе, как и ушибленный бок. Боль снова напоминала о себе и, что логично, настроение не улучшала. Девушка прикоснулась ладонью к спине и недовольно поморщилась.
– И всё-таки?
– Папа сказал положить на случай непредвиденных ситуаций, вроде той, что мы наблюдаем сейчас. Он у меня вообще предусмотрительный. Собственно, и меня всегда старался приучить к порядку.
– А кто он у тебя?
– Военный, – охотно отозвалась Гэйдж, наблюдая за тем, как Оливер берет несколько дровишек, сминает бумагу, лежавшую там же, в углу.
Не заталкивает, как можно больше, а складывает их в определенном порядке, дает разгореться... Кажется, он не так уж безнадежен. Оливия, в принципе, сама могла зажечь камин без труда, если бы не эта дурацкая боль. Из-за нее не хотелось с места лишний раз сдвигаться.
– Правда?
– Да.
– И каково быть дочерью военного?
– Клёво, – засмеялась Оливия. – Мне, во всяком случае, нравится. С отцом у меня более доверительные отношения, нежели с матерью. Мама, конечно, тоже хорошая, и я люблю её, но у нас разные взгляды на жизнь. Ей кажется, что я недостаточно женственна, и это её удручает. Она хотела бы видеть на моем месте классическую девочку, каких уже давно и нет. Платьица, шляпки, каблуки – каждый день.
– А ты сама от этого не страдаешь?
– Нет. Мне комфортно так, как я живу. Нет, конечно, я могу носить платья, могу поизображать из себя куколку, но мне это очень быстро надоедает. Это, как маска. Вечно носить невозможно...
– Отец тебя, конечно, поддерживает, – предположил Андерсон.
– Он всегда о сыне мечтал, потому – да. Его во мне абсолютно все устраивает. Он и досуг мне обычно продумывал.
– Это как? Решал, что смотреть, слушать? Куда ходить и что носить?
– Нет. Летний отдых организовывал. Обычно его выбор падал на военно-спортивные лагеря. Надо ли говорить, что я там была единственной девушкой?
– А в этот раз?
– В этот раз я взбунтовалась, но бунт, видимо, был слабым. Я хотела уехать из страны куда-нибудь далеко... Туда, где много солнца. Например, в Италию. Но родители решили всё по-своему. Так я оказалась здесь. А ты?
– Я мог поехать в Италию, – усмехнулся Андерсон. – Но имел глупость сказать предкам, что уже самостоятельный, потому могу отдыхать отдельно от них. Отец отправил меня сюда.
– Забавно, – протянула Оливия, поднимаясь из-за стола.
Она подтащила к огню стул, на спинке которого развесила свою ветровку и майку. Кепку положила на полку, расположенную над камином.
Расстегнула молнию сумки и достала оттуда обещанный ужин. Бутерброды были тщательно упакованы. Хлеб не размок, а потому еда по-прежнему, выглядела аппетитно. Оливия протянула один бутерброд Оливеру:
– Держи, заслужил.
За второй принялась сама.
Ели они в молчании. Оливия смотрела на огонь, медленно пережевывала каждый кусочек. Отламывала немного и отправляла в рот.
Приятное тепло постепенно наполняло комнату.
Оливер щелкнул выключателем. Свет в комнате погас, зато воцарился мягкий полумрак. Гэйдж подумала, что это смотрится даже немного романтично. Будь у них еще бутылка вина на двоих, так вообще классика жанра.
Оливер, последовав примеру тезки, подвинул стул к камину и теперь тоже любовался на огонь. За окном лил дождь, дрова приятно потрескивали в камине... Даже приятный собеседник нашелся. Вечер, обещавший стать катастрофой, оказался довольно милым.
Расправившись со своей порцией, Оливия разделила последний бутерброд на две части и протянула половину Андерсону.
Достав из сумки шоколадку, Гэйдж усмехнулась.
– Что такое? – удивился парень.
– Смотри, – Оливия продемонстрировала ему шоколадку, а потом надорвала упаковку.
– Твикс, – прочитал Оливер и тоже усмехнулся. – Да уж.
– В нашей ситуации лучше не придумаешь.
– Сладкая парочка.
– Бери, – девушка протянула Оливеру его часть.
– И снова спасибо.
– И снова не за что. Приятного аппетита.
– И тебе.
Смяв пустую упаковку, Оливия бросила её в огонь. Пламя на время взметнулось, но уже через секунду снова успокоилось, стало ровным.
– Скажи, а ты не жалеешь, что не поехал с родителями на отдых?
– Да как сказать.
– Как есть.
Оливия открутила пробку от бутылки и сделала пару глотков, чтобы запить еду, а после – чтобы прополоскать рот.
– Не брезгуешь? – спросила, протягивая Андерсону.
– Нет, всё нормально.
Он принял воду из рук Оливии и тоже сделал пару глотков.
– И всё-таки, что насчет сожаления?
– Думаю, жалеть о чем-то бессмысленно. Это уже произошло, и у меня нет возможности отмотать время назад. Так зачем горевать о том, чего нельзя изменить? Лучше я буду избегать подобных ошибок в будущем.
– Если мы выберемся отсюда.
– Да, если выберемся, – согласился Оливер.
Он старался быть оптимистом, но мысли об Эдельвейс, связанные с рассказом мистера Брауна постоянно его преследовали. Оливеру хотелось верить, что он не связан с этим островом навеки, а потому сможет нормально жить в городе, не испытывая желания вернуться сюда. Здесь неплохо, но это совсем не предел его мечтаний.
– Можно личный вопрос?
– Можно.
– Он очень личный.
– Давай уже...
– Тебе есть, ради кого возвращаться домой?
– Конечно. Мама, отец, Эмма.
– Эмма?
– Это моя сестра.
– Старшая? Младшая?
– Младшая. Ей всего семь лет. В этом году она идет во второй класс.
– А как она выглядит? Похожа на тебя?
– У нас с ней много схожего. И я, и она похожи на отца. Только у нее глаза серые, как у мамы, а у меня в точности, как у отца. Если говорить о характере, то даже не знаю, похожи ли мы с ней. Вообще она очень подвижный, веселый ребенок. Настоящее солнышко. У нее очень много друзей и даже... хм, молодой человек. Ну, во всяком случае, она так говорит. Они просто сидят рядом, и на день Валентина он подарил Эмме открытку и шоколад. Она считает, что это признак серьезных отношений.
– Здорово! – искренне восхитилась Оливия.
– А у тебя есть братья или сестры?
– Я единственный ребенок в семье. Вообще-то мама с трудом согласилась и на это. Перспектива родить второго ребенка её никогда не прельщала.
– Слушай... А ты о чём подумала? Решила, что Эмма – моя девушка?
– Нет, что ты, – Оливия попыталась говорить искренне. Даже хихикнула, чем только утвердила Андерсона в его подозрениях. – Я ничего такого не думала.
– Вот сейчас включу свет, и, если окажется, что ты покраснела...
– Не включай!
– Почему? Боишься проиграть?
– Нет... Я не краснею, даже, когда стесняюсь, так что проиграть не боюсь. Дело в другом.
– И в чём же?
– Не принимай этот вопрос близко к сердцу. Я спросила о девушке не потому, что мне это интересно. Пойми меня правильно, это не мои эмоции, не моя ревность, не мои переживания. Просто на время я снова стала Эдельвейс, и это её интерес, а не мой. Я не знаю, что делать. Голова кругом идёт от всего, – Оливия закрыла лицо руками. – Прости, этот разговор не нужно было начинать. Ну, или просто не затрагивать тему наших близких. Стоит только заговорить об этом, как я снова ощущаю себя другим человеком, а не самой собой. А тому, другому человеку, очень важно все, что с тобой связано, и... Оливер, не молчи. Скажи хотя бы что-нибудь. Иначе я буду чувствовать себя – глупее не бывает.
– Всё нормально. Я же всё понимаю. Вспомни хотя бы наш разговор в коридоре, когда я признавался тебе в любви. Тогда ведь это тоже были не мои слова, но произносил их я. Так что я в курсе того, какие чувства могут одолевать настоящую тебя, а какие – быть проявлением Эдельвейс. Не переживай так.
Оливия посмотрела на него с благодарностью и слабо улыбнулась.
В душе появилась злость на девчонку-призрака. Она только что едва не поставила Оливию в глупое положение, начав пробуждать некое подобие ревности, как только Оливер назвал женское имя в списке тех, кто ему особенно дорог.
Оливию Гэйдж ведь не волнует личная жизнь Оливера Андерсона, не правда ли? Не волнует. Совсем. Или всё-таки волнует? Оливия не знала, что же ею руководит. Только ли эмоции Эдельвейс? Быть может, она сама уже начинает что-то чувствовать к Оливеру? Например, легкую симпатию... Ведь нет в этом ничего предосудительного. Он нравится ей, как человек. Однозначно, нравится. И он – хороший друг.
Или кто-то более значимый?
'Он просто не может быть значимым. Ты знаешь его от силы четыре дня'.
'Или добрую сотню лет', – нагло усмехнулся внутренний голос.
Перемены в настроении девушки не остались незамеченными для Андерсона. Он отлично понимал, что чувствует Оливия. Ведь сам неоднократно оказывался на её месте. Ловил себя на мысли, что любуется её жестами, смотрит ей вослед, наслаждается её голосом. Но потом как будто просыпался ото сна, и понимал, что это восхищение и любовь не его собственные. Они принадлежат другому человеку. И тот человек старательно навязывает их ему.
А, может, вовсе не навязывает?
Его взгляд был буквально прикован к Оливии. Она уже справилась со своими чувствами, и потому делала вид, что ничего не произошло. Смотрела на огонь, время от времени поднося ко рту бутылку с водой, делая маленькие глоточки.
Оливер поймал себя на уже привычной мысли, что его тезка очень симпатичная. И сейчас любовался ею. На самом деле, любовался. И это были его собственные мысли, а не мысли Оскара.
– Оливия, – тихо позвал он девушку.
– Да? – она посмотрела на него внимательно.
– Послушай...
Он не договорил, подвинулся ближе к Оливии. Она посмотрела на него непонимающе.
Пальцы осторожно коснулись её подбородка, и замерли на время. Оливия смотрела, не отводя взгляда, и Оливер с удивлением понял, что она не просто симпатичная. Она красавица. У нее были роскошные ресницы, которые сейчас немного подрагивали, великолепные рыжие волосы и очень красивые глаза. Ярко-синие. Такого цвета он прежде никогда не встречал.
Оливера невыносимо тянуло к Оливии. Как магнитом. И Андерсон решил не сопротивляться притяжению.
Он собирался поцеловать её, но тут почувствовал, что чужая ладонь уперлась ему в грудь. Оливия растерялась лишь в первый момент, а сейчас успешно справилась со своими эмоциями.
– Почему? – спросил он немного растерянно.
Собственные мысли сейчас снова были, как будто окутаны дымкой. Но это было не очередное подавление его воли, а простое желание поцеловать девушку, которая ему нравится.
– Прости, но я этого совсем не хочу, – ответила Оливия.
– На то есть причины?
– Разумеется.
– У тебя всё-таки есть парень? – предположил Оливер. – Там, за пределами острова.
– Нет. И...
– И? – поторопил Андерсон, по-прежнему удерживая лицо девушки в чаше своих ладоней.
– Никогда не было, – добавила Гэйдж равнодушно.
– А как же тот самый капитан мужской сборной?
– Он мой хороший друг, не более того.
– Тогда я не очень понимаю...
– Я не хочу получить свой первый поцелуй от тебя, – выпалила Оливия на одном дыхании. – Просто не хочу.
Оливер невесело усмехнулся и убрал руки. Долго мучился, не зная, куда их деть. В итоге сложил на груди.
– Я сказала что-то не то? – прищурилась Оливия.
Она снова была уверена в себе, в голосе даже звучало нечто, похожее на обвинение.
– Нет, это я сделал что-то не то, – ответил Андерсон. – Знаешь... Может, удивлю, но все-таки я – живой человек. У меня тоже есть чувства.
– Прости, если оскорбила, но и ты тоже попытайся меня понять. Я не хочу целоваться с кем-то по прихоти призраков. Мы с тобой практически не знаем друг друга, как Оливер и Оливия. Наши знания друг о друге, как об Оскаре и Эдельвейс, ограничиваются лишь вспышками воспоминаний, из которых многого не понять. Я не могу закрыть глаза и приказать себе влюбиться в тебя. В точности, как ты не сможешь приказать себе полюбить меня, лишь потому, что люди, похожие на нас, когда-то были влюблены друг в друга, и порознь им жизнь не мила. И сейчас, когда очарование момента растворится, когда мы вернемся в пансионат, нам будет стыдно и неловко. Ведь это же не ты хотел поцеловать меня, а Оскар хотел поцеловать Эдельвейс. Поэтому...
– Это было моё осознанное желание, – произнес Оливер, поднимаясь из кресла и прохаживаясь по комнате.
Оливии нечего было ответить. Она лишь немного приоткрыла рот от удивления, но тут же приказала себе собраться и не показывать своё истинное состояние.
– Да, – повторил Андерсон. – Это было моё собственное желание, а не желание Оскара. И поцеловать я собирался именно Оливию Гэйдж, а не Эдельвейс... Не знаю её фамилии, к сожалению.
– Но...
– Это глупо, – оборвал парень речь Оливии. – Я сам прекрасно понимаю.
– Не глупо. Неожиданно.
– Правда, так считаешь?
– А ты разве нет?
– Не считаю.
– Олли, мы терпеть не можем друг друга. Ты и сам мне говорил утром, чтобы я продолжала тебя ненавидеть, а сейчас... Покажи мне, пожалуйста, врагов, которые мечтают поцеловать друг друга? Только я не поверю, что они – враги.
– Я не считаю тебя врагом. Наши ссоры были откровенно глупыми. Почему всё так получилось, возможно, захочешь спросить ты?
– Захочу, – хмыкнула Оливия.
– Я о поцелуе, а не о вражде, – уточнил Андерсон.
– Все равно, говори.
– Я раньше как-то не задумывался о том, какая ты красивая, а сейчас...
– Могу дать совет.
– Какой?
– Включи верхний свет. Темнота – друг молодежи, да? Здесь и я подойду на роль красавицы?
Оливер щелкнул выключателем. Комната вновь осветилась ярким светом. Оливия сидела на стуле, покачивая ногой, и смотрела на тезку немного скептически, придумывая очередную колкость.
– Всё ещё не отказался от своей цели? Или теперь желание меня целовать исчезло?
– Дело вообще не в свете. И не в его отсутствии, – процедил Андерсон сквозь зубы.
– А в чём?
– Да в тебе же!
– Ещё скажи, что любишь меня безмерно.
– Не люблю.
– И на том спасибо.
– Но ты мне нравишься.
– А это – спорный вопрос.
– Ты мне не веришь?
– Я вообще никогда никому не верю. А уж после общения с призраками и новостью о том, что они мечтают быть вместе, но пока не нашли способа, понимаю, что стоит относиться с подозрением ко всему, что говорит Оскар. И ко всему, что произносишь ты.
Оливер пересек комнату так быстро, что Оливия даже не заметила, когда он оказался так близко к ней. Она увидела лишь его глаза, зеленые, как первая листва. Андерсон решительно подошел к ней, схватил за руку и прижал к себе, явно собираясь сделать то, о чем говорил ранее. Оливия охнула, когда её резко сорвали с места. Даже опомниться не дали.
– Ты – самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал, – уверенно сказал Оливер, прижимая Оливию ещё ближе.
Хотя, казалось, ближе уже просто невозможно. Она и так вжималась в его тело, заворожено глядя ему в глаза. Гэйдж чувствовала, что не может, а, скорее, не хочет сопротивляться этому взгляду. В любой другой ситуации, он не задумываясь, оттолкнула бы наглеца от себя, возможно, даже не просто оттолкнула, а наградила ударом в челюсть, чтобы надолго запомнил урок вежливости, но сейчас...
'Ты сошла с ума', – поставила себе диагноз Оливия.
Закрыла глаза, словно это могло спасти от той неловкости, что она сейчас испытывала, чувствуя, как Оливер наклоняется к ней и вот-вот поцелует...
Звон битого стекла заставил их отпрянуть друг от друга.
Оливер смотрел перед собой. В дверном проёме прямо напротив него стояла Эдельвейс в своем неизменном красном платье. Именно она и швырнула стакан об пол.
– Что это? – прошептала Оливия, никого, кроме него, в комнате не видевшая.
– Кто, – поправил её Андерсон. – Эдельвейс собственной персоной.
* * *
Стоит ли говорить, что она снова зарыдала? По щекам текли слезы, а губы подрагивали. Эдельвейс схватила второй стакан, швыряя об пол и его. Ей хотелось разрушить всё вокруг, чтобы выместить всю свою злость. Показать миру те чувства, что сейчас разрывают на куски её душу. Не передать словами, как больно стало в тот момент, когда она увидела другую девушку в объятиях Оливера.
Точнее, видела она перед собой Оскара. Это именно он в её представлении обнимал другую девушку.
– Эдельвейс, успокойся! – прикрикнул на нее Андерсон.
И она внезапно послушалась, безвольно опустила руки и прислонилась к косяку. По щекам продолжали стекать слезы, ладони сжались в кулаки.
Эдельвейс прекрасно понимала, что глупо ревновать. Ведь это не Оскар, а посторонний человек. Но его лицо... Оно было абсолютно таким же, как у Оскара, а потому, не имея возможности, увидеть любимого, девушка активно занималась самообманом, убеждая себя в том, что перед ней новое воплощение Оскара.
Из рассказа нового знакомого она поняла, что он прибыл на остров всего на две недели. Но ей не хотелось его отпускать. Именно из-за его внешнего сходства с Оскаром. Она надеялась, что Оливеру понравится здесь, и он останется, подарив ей призрачное счастье. Сейчас её надежды были разбиты, а осколки мечты впивались в душу, оставляя после себя кровоточащие следы.
Он не останется с ней, потому что у него есть другая.
Промокнув слезы платком, Эдельвейс посмотрела на Оливера, а потом перевела взгляд в сторону его спутницы. Замерла на месте, поняв, кто стоит перед ней. Девушка была похожа на нее, как две капли воды, только вот вместо старомодного платья на ней была современная одежда.
Девушка стояла, засунув руки в карманы, и смотрела туда, где в данный момент сидела Эдельвейс. Но, скорее всего, не видела свою копию. Подозрения Эдельвейс подтвердились, когда девушка заговорила. Голос оказался идентичен её собственному голосу, только в нем было больше уверенности, и звучал он громко.
– Почему я её не вижу? – поинтересовалась Оливия.
– Если честно, я не знаю.
– Скажи ей, что увидеть своего двойника – плохая примета, означающая приближение смерти. Я не могу ей показаться, – ответила Эдельвейс. – Только и всего.
– Она что-то сказала? – вновь обратилась к Оливеру девушка.
Эдельвейс посмотрела на нее ещё раз. Да, сомнений быть не могло. Девушка похожа на нее невероятно, и она в данный момент рядом с Оливером, похожим на Оскара. Судьба? Или просто совпадение?
– Сказала, что тебе не стоит на нее смотреть. Это плохая примета.
– Вот как... – протянула Гэйдж. – Я слышала, что-то такое. Появление двойника – это предвестник смерти, да?
– Да.
– Понятно, – хмыкнула девушка.
Эдельвейс с интересом наблюдала за действиями своей копии. Ей отчаянно хотелось узнать, что та задумала. Но Оливия ничего особо не планировала. Она присела на корточки и принялась собирать особенно крупные осколки с пола.
– Ты это я? – тихо спросила Эдельвейс, подходя ближе к Оливии. – Ты – та, кто чувствует мою боль? Та, что иногда разговаривает со мной в мыслях? Я же не ошиблась? Это, действительно, ты?
– Она тебя не слышит, – напомнил Оливер.
– Эдельвейс обращалась ко мне? – спросила Гэйдж.
Парень кивнул.
– И она сейчас приближается ко мне?
– Да. Откуда ты знаешь?
– Чувствую.
Оливия чувствовала себя немного странно. Её попеременно бросало то в жар, то в холод. Порыв ветра стремительно распахнул окно и ворвался внутрь дома. Ярко, почти ослепляюще, сверкнула за окном молния. Ветер подхватил со стола все рисунки, которые Оливия сложила аккуратной стопочкой, поднял их и закружил в воздухе. Оливия отшатнулась назад, и тут же зашипела от боли. Несколько стеклянных крошек впились ей в ладонь, и без того саднившую после утреннего падения.
Андерсон тут же бросился к ней.
– Очень больно?
– До свадьбы заживет, – усмехнулась Оливия. – Промыть нужно. У нас, кажется, ещё оставалось немного воды.
– Я соберу осколки, – произнесла Эдельвейс.
– Она опять что-то сказала? – обратилась Гэйдж к Оливеру.
– Сказала, что сама уберет осколки.
– Справедливое решение. Сама насорила, сама и уберет.
Оливия вновь поморщилась.
Эдельвейс была совсем рядом, и Оливия не могла этого не заметить. Хотя бы потому, что чувствовала тот самый жар, как от Оскара. И сильный запах гари, буквально ударивший в ноздри. Гэйдж вздрогнула, почувствовав прикосновение к своей руке. Она не видела призрака, но ощущение жара на коже было необыкновенно осязаемым. Словно Оливия сама руку в огонь засунула.
Несколько горячих капель упало на руку Оливии. Эдельвейс снова плакала.
'Она всегда ревет', – всплыли в памяти слова Бренды.
Кажется, это не было преувеличением. Эдельвейс плакала по любому поводу.
* * *
Оливия сидела на полу, прикрыв глаза. Ей отчаянно хотелось спать, но она все еще сопротивлялась, стараясь выбраться из объятий Морфея. Получалось не очень хорошо. Лишь боль не давала окончательно провалиться в сон. Рука по-прежнему саднила. Оливия промыла её, промокнула своей, только-только высохшей майкой. Снова повесила вещь на спинку стула.
Гэйдж прислонилась головой к плечу Оливера, стараясь устроиться поудобнее. Но, почувствовав на себе чужой взгляд, отпрянула от Андерсона. Он усмехнулся тихо.
– Всё нормально, – произнес, улыбаясь обезоруживающе.
– Твоя доброта слишком подозрительна, – ответила Оливия.
Эдельвейс, сидевшая на краю стола, наблюдала за ними с интересом. Не удержавшись, засмеялась. Оливер посмотрел на нее хмуро, но она этого даже не заметила, погрузившись в свои воспоминания. Там было прекрасное время. Там она была рядом с Оскаром.
– Можешь даже сесть ко мне на колени, – предложил Андерсон.
– Твоё великодушие просто не знает границ.
– Да ладно, садись уже.
Парень потянул Оливию к себе; она вскрикнула от неожиданности, взмахнула руками, стараясь уцепиться за воздух, но, естественно, потерпела неудачу и упала прямо в объятия Оливера. В который раз за день она почувствовала себя неуютно, а потому поспешила разорвать зрительный контакт и отвернулась. Оливер продолжал удерживать её в объятиях и, кажется, не собирался отпускать.
Эдельвейс понимающе улыбнулась и прикрыла глаза рукой, чтобы лишний раз не смущать парочку и самой не смущаться. Все-таки прошло достаточное количество времени. То, что нормально для современности, в её времена считалось вызывающим поведением, едва ли не вызовом, брошенным обществу.
– Почему ты всегда отворачиваешься от меня? – прошептал Оливер, наклоняясь чуть ближе к Оливии.
Кончики его волос легонько прошлись по коже, касаясь шеи и щеки. Гэйдж вздрогнула, почувствовав, как Андерсон отводит от её лица несколько прядей волос и утыкается носом ей в шею.
– Может, хватит? – спросила недовольно. – По-моему, ты заигрался.
– Прости, но отказать себе в такой малости не могу, – усмехнулся он. – Привык, что ты рядом, но к тебе нельзя прикоснуться. Сейчас восполняю пробелы в тактильных ощущениях.
Он говорил тихо, и оттого его голос звучал еще обворожительнее, чем прежде. Оливия ощущала горячее дыхание, и понимала, что от этого шепота сердце у нее в груди то и дело вытворяет кульбиты. Оно у самого горла. И дышать почему-то трудно.
– Ты маньяк, – отозвалась она. – Наверняка, нарочно меня сюда затащил. Да?
