Текст книги "Мир в латах (сборник)"
Автор книги: Татьяна Полякова
Соавторы: Рэй Дуглас Брэдбери,Роберт Шекли,Роберт Ирвин Говард,Владимир Першанин,Далия Трускиновская,Евгений Гуляковский,Фриц Ройтер Лейбер,Николай Романецкий,Михаил Емцев,Владимир Рыбин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)
Рыманов поморщился. Тут Дуля прав: увы, все это было, и никуда от этого не денешься.
– Да, – сказал он, – ты прав! Но ведь должен же ты соображать, что все это перегибы дураков, которые сидят на местах!.. Высосанные из пальца уровни демилитаризации, дутые проценты разоружения, извечные ударные темпы… Но ведь начиналось-то все не так!
– Кто вспомнит, как начиналось, когда увидят, чем кончилось? – сказал Дуля задумчиво.
– И потом, – перебил его Рыманов. – Вы тоже хороши! Работать надо, а не заливать дискомфорт водкой!
– Работать, говоришь… А что я умею? Чему меня научили? Штурвал самолета держать?.. Так столько штурвалов не наберется, чтобы на всех хватило!
– Но должен же ты понимать…
“Стоп, – сказал себе Рыманов. – А почему, собственно говоря, я должен оправдываться перед этим кретином? Если ему не понять, что все это объективный процесс развития общества, что прогресс в том и состоит, что исчезают старые профессии и появляются новые, то я – то в чем виноват?.. Ведь каждый по-своему понимает! Вот учились мы с ним в одном классе, жили в одном городе, служили в одной армии, а какие разные люди получились. А если взять весь мир? Сколько стран, сколько армий?.. Не может же ЮНДО подходить индивидуально к каждому кригеру, это же просто невозможно! И даже если бы было возможно, то процесс затянулся бы на десятки лет. А разоружение людям сейчас нужно, а не через полвека! Через полвека я буду лежать на кладбище, и мне будет глубоко наплевать, стреляют над моей могилой или занимаются любовью! Но сейчас, пока я жив, душу положу на то, чтобы была любовь и не было смерти!..”
– Скажи, Михаил, ты давно в Ассоциации? – спросил он.
Дуля смотрел на него удивленно.
– А с чего ты взял, что я член Ассоциации?
Рыманов рассмеялся.
– Догадался… Так вот скажи мне, Михаил: чего вы добиваетесь?
Дуля быстро взглянул на него, и было в этом взгляде что-то от затравленного насмерть зверя, безысходность какая-то и покорность судьбе.
– Ничего мы не добиваемся, – сказал он устало. – Хотим, чтобы оставили в покое и дали дожить остаток жизни. Неужели это так много? Это же единственное условие Ультиматума!
– А Ультиматум-то ваш, Дуля, блеф! – произнес вкрадчиво Рыманов.
– Что ты, Рыма! – сказал Фигнер. – Тебе мало “Мэджик стар”?
– Э-э, нет! – Рыманов пригрозил пальцем. – “Мэджик стар” – это прошлое, мы вам подобного больше не позволим. Да и где вы сил столько наберете, чтобы произвести десятки, таких акций, на которые указываете в Ультиматуме?
Дуля вздохнул и встал из-за стола.
– Дурак ты, Рыманов! – сказал он. – Это тебе не детские игры в тайное общество смелых и отважных!.. Такие, как ты, все-таки угробят мир. А потом будут прыгать на его останках и орать, что они были правы. Только убеждать в этом будет некого!.. Ты извини: мне пора.
– И это все, для чего ты искал со мной встречи?
– Да… Я просто хотел посмотреть на тебя. Вряд ли мы увидимся еще раз, во всяком случае, при таких обстоятельствах.
Он показал глазами на стол и выключил экран. Бледный туман вокруг них исчез.
– Ведь когда-то мы были друзьями… – проговорил Дуля.
– Это было слишком давно! – сказал Рыманов. – Забудь!
Подошел гарсон. Расплатились молча, от предложенной гарсоном возможности загримироваться отказались настолько решительно, что тот сразу отстал. На первом этаже надели плащи и нырнули в серую морось.
– Я тебя провожу, – сказал Фигнер.
– Хочешь убедиться, что я за тобой не слежу? – спросил Рыманов. – На это у меня есть спецы.
Говорить – во всяком случае на равных – было больше не о чем, и до машины шли молча, аккуратно обходили с разных сторон лужи на тротуаре. Открывая дверцу машины, Рыманов сказал:
– Может, тебя подвезти?
– В застенки ЮНДО, что ли? – спросил Фигнер. – Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам доберусь.
– Ну, тогда будь здоров! До встречи!.. И подыскивай себе адвоката, потому что вы обречены.
– Чему быть, того не миновать! – сказал Фигнер. – Только когда начнешь нас обкладывать, учти, что это не так просто.
Он резко повернулся, перешел на другую сторону улицы и быстрым шагом удалился в сторону площади де Голля. Рыманов некоторое время смотрел ему вслед, последняя фраза Дули ему не понравилась. Рыманов сел в машину, захлопнул дверцу и вызвал дежурного.
– Здесь Рыманов.
– Слушаю, господин начальник!
– Немедленно кэтчера! Район – по пеленгу. Ориентир – моя машина. Объект – мужчина лет пятидесяти, среднего роста, одет в серый плащ, на голове серое кепи… Никаких активных действий, только наблюдение!
Он включил маяк для пеленгатора, и тут в голову ему пришла мысль, настолько неожиданная, что его даже пробрал озноб.
“Подожди, подожди, – сказал он себе. – Ведь это уже игра ва-банк. Не торопись, подумай!..”
Думать было нечего. Риск, конечно, есть, куда же без риска. Но ситуация того стоила. И он решился. Включил двигатель, развернулся и не спеша двинулся в ту сторону, куда ушел Фигнер. Он догнал его, как и рассчитывал – около парка. Фигнер даже не вздрогнул, когда рядом взвыли тормоза. Он остановился, равнодушно глядя, как Рыманов выходит из машины.
– Что-нибудь забыл? – спросил он. – Ах да, я не вернул тебе магазин.
– Оставь его себе, – сказал Рыманов. – Хочешь я тебе помогу?..
Фигнер молча пожал плечами.
– Ты подумай вот о чем, – сказал Рыманов. – Когда все это кончится, вас ждет смерть! Никакие “Огненные меченосцы”, никакие посткригеры вам не помогут.
Ему показалось, что Фигнер слушает с интересом. Это подхлестнуло Рыманова, и он минут пять упражнялся в ораторском искусстве, доказывал Фигнеру, что заранее подготовить пути отхода – далеко не последнее дело, что когда FMA начнет рассыпаться, все бросятся спасать свою шкуру и всем будет наплевать друг на друга… Он услышал за спиной в парке чуть слышное шипение, понял, что “джампер” уже здесь, и умолк.
– Из всего сказанного тобой я не услышал главного, – проговорил Дуля. – Что я должен сделать, чтобы подготовить пути отхода?
– Ничего особенного… Нужно сделать так, чтобы текст Ультиматума на фирменном бланке вашей Ассоциации – то есть, в том виде, как нам прислали – попал в Совет Блюменталя… Это такой город в Иртании, на Восточном побережье.
– Знаю, – сказал Фигнер.
– Ах да, ты же выполнял там интернациональный долг… Так что скажешь? Устраивает предложение?
– Нет.
– Ты хорошо подумал? Ведь жизнь, Дуля. Жизнь!..
– Ты так ничего и не понял, Рыма! – сказал Фигнер. – Существование – далеко не всегда жизнь. Для жизни нужна еще и свобода!.. Это до меня дошло, когда я выполнял интернациональный долг. Вот так-то, Рыма!
– Ну, смотри, Дуля!
– Смотрю, Рыма, смотрю! Ты думаешь, я встречался сегодня только с тобой?..
Он повернулся и ушел, маленький и одинокий, какой-то нереальный в желтом свете фонарей. Сзади послышались легкие шаги, и из парка, где приземлился “джампер”, вышел кэтчер. Рыманов кивнул ему, и парень пошел вслед за Дулей.
Рыманов вернулся в машину очень недовольный собой.
Слева бесшумно промелькнула тень, и пока Рыманов соображал, что бы это такое могло быть, впереди, там, куда ушли Фигнер и кэтчер, вдруг вспыхнул свет, и через секунду раздались сухие выстрелы.
Рыманов дал сигнал тревоги, выскочил из машины и бросился вперед. Схватился за карман. Потом вспомнил, что пукалка осталась без магазина и что и с магазином в данной ситуации это не оружие, и зло сплюнул. Когда он подбежал к месту происшествия, кэтчер стоял на колене и, сжав обеими руками здоровенный “паркер”, быстро стрелял вдоль улицы в серую морось, а шагах в десяти лежал ничком на тротуаре школьный приятель Мишка Фигнер по прозвищу Дуля.
“Судя по всему, шлепнули свои же, – подумал Рыманов. – Больше некому. Профессионально они его. За что же? Неужели за встречу со мной?.. И с кем это он еще встречался? Не с Глинкой ли?”
Рядом с шипением приземлился юндовский “джампер”, еще одна машина бросилась вперед, в погоню за напавшими на Фигнера, и далеко впереди вдруг грохнул взрыв. Улица осветилась вспыхнувшим и мгновенно угасшим солнцем, с рокотом прошлось между домами эхо. Рыманов понял: от “джампера” остались одни обломки и мысленно поблагодарил судьбу за то, что сегодня такая гнусная погода и на улицах нет гуляющих, дело закончится лишь тремя трупами. Потом Рыманов представил себе заголовки завтрашних газет и свою физиономию на первых полосах, и ему стало не по себе. Он оставил кэтчера дожидаться следователя и прессу, сел в машину и уехал. Упоминать имя Рыманова кэтчеру было запрещено.
По дороге Рыманов вызвал Глинку.
– Слушаю! – отозвался тот.
– Вацлав! Это Рыманов. Нам надо немедленно встретиться. Произошло несколько примечательных событий, и время не ждет. Ты где?
– В штаб-квартире, в своем кабинете.
– Сейчас я буду у тебя.
Когда он вошел в здание, там царила некоторая суматоха, не свойственная этому обычно тихому заведению.
“Ну и наделала шума моя встреча”, – подумал Рыманов.
Выйдя из лифта, он тут же наткнулся на бегущего куда-то дежурного, поймал его за рукав.
– Какие новости по моему вызову, – спросил он.
– Никаких, – прошептал дежурный.
– А куда же вы так мчитесь?
– Умер заместитель!
– Что-что? – спросил Рыманов. – Какой еще заместитель?
Дежурный вдруг встал по стойке “смирно” и идиотски парадным голосом произнес, четко выговаривая слова:
– Пять минут назад у себя в кабинете застрелился господин Глинка, ваш заместитель!
Рыманов с трудом сдержался. Он даже зубами скрипнул, так ему хотелось ударить дежурного кулаком прямо в торжественно-трагическое лицо.
3.5. Его разбудил сигнал вызова. Рыманов, кряхтя, выполз из постели и, не зажигая света, включил тейлор. На экране появилось недовольное лицо Кшижевского.
– Долго спите, уважаемый! – прозвучало вместо приветствия.
Рыманов посмотрел на часы. Было девять.
– Что случилось? – спросил он. – Я лег в шесть утра. С этим самоубийством было столько возни.
– И что? – поинтересовался Кшижевский без энтузиазма.
– Ничего. Тайных связей мы не обнаружили. Правда, выяснилось, он вчера днем встречался с неким Михаилом Фигнером, убитым несколько позднее около площади де Голля. Записи разговора мы не нашли, однако оснований подозревать Вацлава у нас нет. По-видимому, инициатором встречи был Фигнер.
– А в результате Глинка покончил с собой? – сказал Кшижевский. – Ты можешь прибыть ко мне? Прямо сейчас?
– Через сорок минут буду, – пообещал Рыманов.
Кшижевский отключился.
“Ну и ситуация, – думал Рыманов. – Совет Безопасности наверняка проведет расследование. Самоубийство заместителя начальника Секретного отдела ЮНДО – это вам не баран начихал! Это может рассматриваться как политическая акция. Да еще под каким соусом ее подать!.. Придется покрутиться нашему Кшижевскому, чтобы при расследовании не всплыла информация об Ультиматуме и “Мэджик стар”. Для него это верная политическая смерть!.. Ух ты! Вот она, маленькая щелочка! И ее можно превратить в огромную щель, сквозь которую господин Кшижевский провалится. Только надо все очень-очень хорошо продумать. Здесь даже Олль не помощник… Информация должна просочиться так, чтобы на первом этапе развития событий никто не мог заподозрить, что источником ее является мистер Рыманов. Это, образно говоря, главное условие начального этапа, ибо никому не известно, на что способен смертельно раненный зверь. А вот когда агония закончится, мир обязательно должен узнать, кто свалил зверя и спас планету от той пропасти, в которую тянул ее бывший генеральный директор ЮНДО”.
И тут он хлопнул себя ладонью по лбу.
“Господи, – сказал он себе, – Да как же все просто!.. Вацлав, милый ты мой, ты даже представить не мог, какие возможности создаешь для меня своей смертью. Теперь, правда, не снять тебя на видеопленку, но можно обойтись и листочком бумаги, отпечатанным на твоем “Консуле”. Аи как хорошо!.. И печать твоя личная у меня, и подпись я запросто подделаю, она всегда была проста, твоя подпись, и один экземпляр письма я оставлю у себя. Все равно, получив сейчас такую бумагу, ни один редактор не станет организовывать проверку. Не та обстановка и не того уровня информация. А потом, когда буря пронесется, всем станет ясно, каковы причины происходящего. И найти настоящего виновника утечки информации будет не так уж и сложно. Тем более, что тогда он и не подумает скрываться… Вот так-то! И проделать все это надо сразу после встречи с Кшижевским Иначе момент окажется упущенным, и акция покажется всем подозрительной изначально”.
Приведя себя в порядок, он быстро позавтракал и спустился вниз. Выгнал из подземного гаража бронированную “Тойоту”, изготовленную по спецзаказу, привычно проверил “карандашом”, не подсунули ли за последние часы в салон “жучка”, и удовлетворенно крякнул, ничего не обнаружив.
“Все-таки мы были предусмотрительны, – подумал он, – когда заказывали машины из чистого пластика. По крайней мере, магнитную мину не подбросят”.
Потом он вернулся в дом, переключил автоматику на режим “Отсутствие хозяев”, и, зарядив в диктофон чистую кассету, положил его в боковой карман. Надел под пиджак бронежилет. Так, на всякий случай. Выйдя из дома, он захлопнул дверь и сменил код на замке. Когда домашняя автоматика заэкранировала пуленепробиваемые стекла, сел в машину.
“А все же я вчера был очень неосторожен, – думал он, вводя в кибер-шофер маршрут движения. – Неужели расслабился, увидев под Мишкиным посланием давний детский знак?.. Нельзя так! Не те времена наступили!.. А как все начиналось! Как хорошо все начиналось! Разве не купались мы в радости тогда, десять лет назад, когда был подписан столь ожидаемый большинством населения планеты Великий Договор? Какие были митинги на следующий день, какой был праздник! Как качали на руках офицеров, срывающих с себя погоны! Крики, объятия, лозунги, поцелуи, цветы… И Сковородников, бурчащий в толпе: “Рано еще радоваться! Умоемся еще кровушкой!”… И я, оравший ему, что он дурак, что он всегда по-дурацки всем недоволен, что сегодня не время для дурацкого пессимизма… Сковородников мрачно огрызался, а я обнимался и целовался с девушками, выпрашивающими на память об этом дне пуговицы с моего мундира. Так и вернулся на базу без пуговиц.
И продолжалось все нормально. Тогда же, при подписании Договора создали Организацию Объединенных Наций По Вопросам Разоружения. Громов, помнится, еще заявил, что аббревиатура “ЮНДО” звучит на русском совершенно по-идиотски. А я ему отвечал, что “ЮНЕСКО” поначалу тоже, наверное, звучало не слишком привлекательно… Как бы там ни было, а мы тогда же решили, что борьба за разоружение без нас не обойдется и наше место только в рядах этой самой ЮНДО. Надо сказать, очень своевременно решили, потому что тот, кто раздумывал долго, вскоре остался без работы… А какие толковые люди стояли тогда во главе организации! За дело брались аккуратно, пользовались исключительно экономическими рычагами… “Эй, парень, ты не хочешь сдавать свой пистолет, да? Мы тебя прекрасно понимаем и потому предлагаем продать его, все равно он тебе не понадобится!.. А у вас, мистер, мы бы хотели купить ваш оружейный магазин. Что? Нет, насчет цены вы не ослышались, именно столько мы вам и предлагаем… Торопитесь, месье, оружие дешевеет, как бы вам не пришлось потом рвать на себе волосы…” Денег не жалели, высвободившиеся от гонки вооружений миллиарды и умная налоговая политика позволяли такую роскошь. И никакого нажима, никаких особых мер. Колеблющихся подгоняли толпы собственных сограждан, грозясь разгромить магазины. Сограждан сдерживали, отвлекали от колеблющихся, помогали “выпустить” пар”… По всей Земле уничтожали оружие. Соревновались друг с другом, кто быстрее и больше уничтожит. Жесткий контроль и надзор. Все в руках ЮНДО, вся помощь – ЮНДО, ЮНДО – главный герой нашего столетия, надежда человечества, символ прогресса. Выкупали частные заводы по производству военной техники. Сотни тысяч людей работали над их реконструкцией и перепрофилированием. Да здравствует конверсия!.. Не поддающиеся перепрофилированию демонтировали. Пресекали попытки консервации. Уговаривали, убеждали, специальное ведомство ЮНДО занималось дискредитацией наиболее твердолобых милитаристов в глазах общественного мнения… Одновременно с конверсией взялись за армейских. Стариков с почетом провожали на пенсию, уносили с митингов на руках, расчувствовавшиеся генералы вытирали платочками слезы. Для тех., кто был помоложе и пожелал переучиться, организовывали бесплатные курсы, давали приличное пособие. Тех, кто не желал, снова уговаривали, убеждали, подключали общественное мнение.
Тяжелое было время, и сил не жалели. Потому что понимали: это не капитан Мортон и не лейтенант Белов меняют мундир на штатский костюм, это меняет шкуру целая планета. А линька никогда не проходит легко… Здорово помогли “зеленые”. Впрочем, во многих местах именно они и были сердцем движения, его честью и совестью. Впереди шли средства массовой информации, рассказывали о победах, анализировали временные неудачи, пропагандировали, уговаривали, убеждали. И, опьяненные первыми успехами, проморгали поворот.
Господи, когда же эта скотина, именующая себя Человеком Разумным, станет разумным действительно? Сколько еще раз ее надо четвертовать, сколько раз посадить на кол?..
Некоторым первые успехи показались слишком малыми. Хотелось погромче, поярче, а главное, побыстрее. Чтобы попасть в анналы, чтобы потомки вспомнили добрым словом и возложили цветы к памятнику… Кое-где появились арестованные. А потом и первые казненные… Сила рождает ответную силу.
И пошло. Колеблющиеся отшатнулись. Слишком уж часто в истории человечества люди сталкивались с волюнтаризмом. И вот в огне вспыхнувших мелких конфликтов возникла Ассоциация Бывших Военных. Появилось понятие “кригер”… В общем, человечество оказалось перед лицом некоего подобия всемирной гражданской войны.
Года три борьба шла с переменным успехом. FMA помаленьку консолидировала свои растущие силы. Мы тоже были не лыком шиты. Борьбы в городах избегали обе стороны. Чтобы не травмировать население. Мы – потому что и так выглядели в глазах общественности нападающей, а значит, неправой стороной. Они – потому что не хотели отталкивать общественность от себя. Ведь в историческом масштабе они были все равно обречены, хотя подпитывающая среда, конечно, имелась: уголовники, мафия да и мало ли на планете недовольных и неудачников. Впрочем, мы бы их все равно медленно, но верно раздавили. Но вмешались сиюминутные политические цели. И новое руководство пошло на крайние меры. Арестовали и расстреляли нескольких деятелей Европейского Штаба Ассоциации, хотя их причастность к бандам выглядела проблематичной. И FMA ушла в подполье. Нашим руководителям были предъявлены обвинения в нарушении прав человека, но их невозможно было остановить, тем более что Генеральная Ассамблея ООН постоянно брала ЮНДО под защиту. И тогда последовала диверсия на атомной электростанции “Мэджик стар”, а еще через два месяца миру был предъявлен Ультиматум. Точнее, конечно, не миру, а руководству ЮНДО (мир об Ультиматуме и до сих пор не ведает). После этого уделом нашим стала оборона. Мы по-прежнему блокировали банды и громили подпольные склады оружия, но в стратегическом смысле все это уже было отступлением. Главного удара мы бы нанести не решились ни за что. Деятели FMA ситуацию прекрасно понимали и наглели с каждым днем все больше и больше. Сначала они стали убивать своих бывших соратников, оказавшихся по другую сторону баррикад. А после нашей акции “Туман” (попытка захвата начальника Ближневосточного Штаба FMA) провели одновременную серию террористических актов против руководителей ЮНДО. Так мы с Кшижевским оказались на нынешних своих должностях. Увы, у нас не хватило ни смелости, ни сил, чтобы что-то изменить. И мы по-прежнему обороняемся. Когда кригеры нападают на склад с продовольствием, мы, постреляв для видимости, отступаем, потому что боевикам Ассоциации тоже надо чем-то питаться. А иначе им придется грабить население. И хотя Кшижевский считает, что это было бы нам только на руку, больше его никто не поддерживает, так как сие выглядит уж совсем гнусно. Зато жестко беремся за своих, благо это самое простое. И структура начинает давать сбои. Вот и обороняемся. А сколько сил отнимает охрана различных объектов! А обвинения со всех сторон, что ЮНДО демонстрирует всему миру, свою полнейшую несостоятельность и беззубость. Горлопанам легко: они ничего не ведают об Ультиматуме. Тем более, что прежнее руководство Организации сумело выдать диверсию на “Мэджик стар” за обычную аварию, никакого отношения к нашему ведомству не имеющую… И все яснее и яснее становится, что процесс медленно, но верно катится к катастрофе, а мы бессильны, потому что даже представления не имеем, на чем реально базируется Ультиматум. И Кшижевский не позволяет активизировать работу в этом направлении. Нельзя, мол, провоцировать Ассоциацию… А ведь Рассел Якоби (псевдоним Генрих), пропавший в Тайгерленде, успел доложить о каких-то Д-излучателях, которыми располагает FMA. Этой информации Кшижевский не придал никакого значения. И операцию с Ридером мы затеяли без ведома Кшижевского… Нет, шеф – трус, и пора ему уходить, пока дело не закончилось катастрофой. А потом вся надежда на Гиборьяна и Шарпа…”
Кибер-шофер издал гудок, машина остановилась. Рыманов посмотрел вперед. У входа в штаб-квартиру, едва сдерживаемая охранниками, суматошно металась целая толпа репортеров. Рыманова узнали, и, когда он вышел из машины, вся свора бросилась на него. Он вжал голову в плечи и, не слушая их воплей, неистово заработал локтями, продираясь к линии охранников. Охранники смотрели на него с некоторым сочувствием. Оказавшись за их спинами, Рыманов попросил капитана загнать в гараж “Тойоту” и, сдерживая нервную дрожь, вошел в здание. Перед кабинетом генерального директора он сунул руку в карман и включил диктофон на запись.
“Господи, – подумал он, – в кого мы превратились! Бронежилеты, диктофоны, “жучки”… И это организация, призванная воплотить в действительность давнюю мечту человечества о мире без войн!
– Уф! – сказал он, ввалившись в кабинет. – Еле ноги унес!.. Я понимаю, самоубийство Глинки должно было вызвать интерес у прессы, но чтобы такой!..
Кшижевский сидел за столом, и взгляд его Рыманову не понравился.
– Кретин! – сказал тихо Кшижевский. – Ты и в самом деле все проспал, знаток тайных операций!.. Если бы твой Глинка только застрелился! Если бы!.. Твой Глинка на весь мир раззвонил и об Ультиматуме, и о “Мэджик стар”. “Я, видите ли, в корне не согласен с методами и формами работы Организации Объединенных Наций По Вопросам Разоружения, – процитировал он с бланка, лежащего на столе. – Деятельность ЮНДО, видите ли, глубоко порочна и только дискредитирует благородную идею освобождения планеты от скверны оружия”.
Рыманов замер, ошеломленно открыв рот. “Сорвалось, – думает он. – Черт бы побрал Вацлава! Весь мой замысел пустил псу под хвост!..”
Кшижевский расценил его молчание по-своему.
– Как будем выпутываться? – спросил он.
Рыманов пожал плечами и сел в кресло.
– Ты можешь показать мне, что он там раззвонил миру?
– Да все, что только мог!.. Включи тейлор и сам все увидишь. По всем каналам глобальной сети крутят… И назвал-то как! “Обращение к человечеству”!.. Только нет времени, Серж! Сам понимаешь. Сейчас такое начнется – от меня не останется ничего! Надо что-нибудь предпринять.
– Пожалуй, теперь уже поздно, – сказал Рыманов и устало вздохнул. – Ноги бы унести!
Кшижевский решительно встал из-за стола, заметался по кабинету.
– Ну нет, – прошептал он ядовито. – Ты потому так говоришь, что тебе практически не грозит ничего! Это было бы слишком просто: ноги унести… Мы пока еще руководители ЮНДО, а ЮНДО – одна из двух самых мощных в мире организаций, имеющих оружие. – Он успокоился и снова сел за стол. – Как ты думаешь, кто поддержит нас в случае конфликта с Советом Безопасности? Теперь уже вскочил Рыманов.
– Ты что? – заорал он. – Ты хочешь пойти на открытое столкновение со всем миром?.. Да ты рехнулся!
– Ничего я не рехнулся, – сказал Кшижевский. – Разве есть другой выход?.. Отдуваться за всех я не намерен! Подготовь приказ о приостановке операций против FMA и о приведении спецподразделений ЮНДО в боевую готовность… скажем, в связи с чрезвычайными обстоятельствами.
– С какими чрезвычайными обстоятельствами? – Рыманов возмущенно фыркнул. – Ты считаешь то, что под тобой зашаталось кресло, чрезвычайным обстоятельством?.. Из-за этого можно рисковать миллионами жизней.
Кшижевский смотрел на него широко открытыми глазами. Из них вдруг выплеснулся страх, и это было так неожиданно и непривычно, что Рыманов опешил.
– Вот оно даже как? – сказал тихо Кшижевский. – Странная песня! Ну-ну!.. А может быть, в выходке Глинки и без твоего участия не обошлось, а? Может быть, ты сам в мое кресло метишь, а?
Он быстро опустил правую руку в недра стола, и через мгновение в глаза Рыманову смотрел зловещий черный зрачок.
Рыманов сжался.
– Ну и что? – сказал он спокойно. – Спецподразделения ЮНДО подчиняются только мне, ты не можешь отдать им приказа.
Кшижевский медленно встал из-за стола и приблизился к Рыманову.
– А ну, поднимайся! Рыманов встал.
– Руки за голову и двигай к тейлору. И без шуток!
– Я не отдам такого приказа!
– Пристрелю тебя, как собаку! – прошипел Кшижевский.
– И Шарп не отдаст! И Гиборьян тоже!
– Пристрелю! – опять прошипел Кшижевский. – Ты меня знаешь! Аккуратную такую дырочку во лбу…
“А ведь пристрелит, – подумал Рыманов. – Ей-богу, пристрелит!”
В дверь постучали.
Кшижевский спрятал руку с оружием за спину.
– Стой спокойно, где стоишь! Дернешься – первая пуля тебе!.. Дверь откройте! – гаркнул он.
Дверь распахнулась, в кабинет ввалилось несколько парней в черной форме гражданской жандармерии.
– Господин Кшижевский! – сказал один из них. – Капитан жандармерии Пьер Делакруа. – Он отдал честь. – Вы арестованы, господин Кшижевский!.. Вот ордер, можете ознакомиться.
– Я арестован? – воскликнул Кшижевский и вдруг расхохотался.
Жандармы недоуменно переглянулись.
– Я арестован! – заорал Кшижевский. – Я – генеральный директор ЮНДО – арестован жандармерией!
“Да он свихнулся”, – подумал Рыманов. И вдруг понял, что сейчас произойдет. Времени у него оставалось только на то, чтобы, сильно оттолкнувшись правой ногой, прыгнуть вперед.
В начале прыжка он увидел, как ушла из-за спины рука Кшижевского, и услышал, как быстро – один за другим – прозвучали два выстрела. Краем глаза он успел заметить, что жандармский капитан схватился за бок и начал оседать на пол. Еще увидел, как метнулись в сторону другие жандармы. Он понял, что нужно дотянуться до правой руки Кшижевского прежде, чем тот развернется в его сторону и полыхнет в упор жаром из черного зрачка… И, вложив в прыжок все свои силы, он успел. Мелькнул, кувыркнувшись в воздухе, пистолет, ойкнул от боли Кшижевский, и Рыманов всем телом обрушился на него, сбил с ног, подмял под себя, выкручивая левую неповрежденную руку.
Здесь к нему на помощь пришли жандармы. Кшижевский коротко вякнул, когда звонко щелкнули у него на запястьях наручники, ошалело обвел присутствующих глазами. Тогда Рыманов встал, подошел к столу, налил в стакан воды и жадно выпил. Холодные струйки бежали по подбородку, и было чертовски приятно ощущать этот живой холодок.
А потом в кабинет вошел молодой человек в модном светящемся костюме с маленьким черным кейсом в руках и, представившись следователем по особо важным делам Трюффо, подвел черту.
– Вы, господин Кшижевский, – сказал он, – обвиняетесь по статье 74 Всемирного Уголовного Уложения: “Нанесение ущерба мировому сообществу”, а также по статье 104 “Ведение военной пропаганды”, а теперь еще и по статье 195 “Убийство должностного лица при исполнении им служебных обязанностей”.
И тогда Рыманов подошел к следователю. Вытащил из кармана диктофон.
– Вот здесь, господин Трюффо, запись нашей последней с господином Кшижевским беседы, состоявшейся несколько минут назад.
– Благодарю вас, господин Рыманов, – сказал следователь, и диктофон исчез в его кейсе. – Документы о выдаче оформим чуть позже.
А Кшижевский хриплым голосом проговорил по-русски:
– Ну и сволочь же ты, Серж!
3.6. Когда все собрались, Рыманов переключил внешние информационные каналы на секретаря и обвел присутствующих тяжелым взглядом.
Шарп расположился на своем привычном месте слева от Рыманова. Справа, на месте Глинки, сидел угрюмый Гиборьян. На его лице было написано все, что он думает по поводу происшедших и предстоящих событий. Место за Гиборьяном занял его заместитель Громов. Присутствие Громова было явным нарушением заведенного прежде порядка, но Рыманов решил закрыть на это глаза: теперь не до подобных мелочей. Да и Гиборьян, в последнее время изрядно растерявший инициативность, в присутствии Громова выглядит более уверенным.
– Кого прочат на место Кшижевского? – спросил Шарп.
– Меня, – сказал Рыманов: темнить со своими было ни к чему.
– Перемены, – равнодушно проговорил Гиборьян, и было видно, что ему глубоко наплевать, кто будет генеральным директором: “свой” Рыманов или кто-нибудь из экономического, административного или других отделов ЮН ДО.
– Мне не нравится твое настроение, – сказал Рыманов.
– А чему радоваться?! – вскинулся вместо Гиборьяна Громов. – Перемены есть перемены!.. Все разработанные планы – псу под хвост. Работа в пожарном порядке!.. А где пожарный порядок, там и проколы…
– Проколов быть не должно! – наставительно заметил Рыманов.
– Не порем ли мы горячку, Серж? – сказал Шарп. – К чему этакая спешка? Почему ты думаешь, что Ассоциация может реализовать Ультиматум?
– А им ничего и не остается, – сказал Рыманов. – Теперь, когда весь мир получил представление об угрозе, общественное мнение примет нашу сторону. Миру не понравится, что он взят в заложники кучкой кригеров. Это, знаете ли, не игры в войну, которыми мы и Ассоциация занимались до сих пор!
– А если нам дезавуировать заявление Глинки? – предложил Громов. – Провести кампанию в прессе. Вступить в контакт с руководством Ассоциации и сделать совместное заявление, что Глинка дезинформировал общественность. По-моему, Ассоциация пойдет на это…
– Ассоциация-то, быть может, и пойдет, – сказал Шарп. – Но нам-то на это идти нельзя… Вы подумайте, что будет дальше. Найдутся толковые головы, которые проанализируют нашу деятельность за последние годы – я имею в виду постоянное скатывание на позиции обороны – и сопоставят эту деятельность с информацией об Ультиматуме… Думаю, не надо объяснять, какие выводы последуют из этого сопоставления.
– Да, – сказал Громов. – Это будет полная дискредитация…
