Текст книги "Душа как скрипка. Биография, стихи, воспоминания"

Автор книги: Татьяна Снежина

Соавторы: Вадим Печенкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава одиннадцатая

Утром я проснулась раньше моей соседки и сразу же, умывшись, отправилась на веранду делать зарядку. Но то, что я там увидела, было для меня полной неожиданностью. У края веранды лежал огромный букет из диких роз и лесного папоротника. Это было очень красиво и со вкусом составлено. Я сразу подумала, что нужно не забыть поблагодарить Рому за столь приятный сюрприз. Над Гаграми вставала молодая заря, а в море уже кто-то плавал. У меня зрение не ахти, но, но-моему, это был иностранец, которого поселили под нами. Я поставила букет в вазе с водой в тени, чтобы он подольше сохранился, уж больно он мне понравился.

Утром за завтраком в столовой я поблагодарила Романа за утренний подарок, в ответ на что Рома тихо ответил – «Пожалуйста» и уставился на меня удивленно из-под очков. После завтрака я, как это и полагается, пошла на пляж.

На пляже было очень много народу, несмотря на ранний час. С трудом отыскав место, искупалась и с удовольствием улеглась загорать. Какая-то назойливая мошка не давала мне покоя и все время ползала у меня по щеке. Раз пять я ее отгоняла, но на шестой раз мое терпение лопнуло. Я открыла глаза, поднялась, и меня ослепил блеск знакомых очков и зубов. Он, то есть Роман, щекотал меня травинкой, а теперь стоял и улыбался. Он расположился рядом со мной, и мы, таким образом, провалялись за разговорами весь день и даже в столовую не пошли, решили худеть (хотя Роману было уже некуда). Как выяснилось, букет этот собрал мне не Роман, а вообще неизвестно кто. И тут я поняла, что начинаются мои приключения. Кто же? Для меня оставалось загадкой.

Вечером, вернувшись домой, мы с Ромой стали рассматривать свой загар. Я, благодаря предварительному московскому загару, темнела равномерно, но что касается Романа, он, увлекшись болтовней, сгорел неимоверно, был как помидор, и чуть ли не дымился, как только что сваренная сосиска. Было его жаль, но в то же время в душе радовалась, что больше он не пойдет со мной на пляж и не будет докучать своими разговорами. Но не тут-то было. На следующее утро, после столовой, он снова шел за мной по дороге на пляж. Я его отсылала домой, ссылаясь на то, что он сгорел. Но все бесполезно. Он шел за мной как упрямое, ничего не понимающее животное. И я начала уже сердиться.

Глава двенадцатая

Рома был таким человеком, на которого бесполезно сердиться и ругаться. Он все равно сделает по-своему. И он действительно делал все по-своему, ходил за мной, лез с разговорами и даже в воде не давал покоя. Это начинало меня бесить. Пользуясь тем, чему я научилась на медицинском профиле школьного производственного обучения, я стала запугивать Романа различными степенями солнечных ударов и ожогов. Но, как уже говорила, все бес-но-лез-но. Итак, день был снова испорчен. Всю ночь из соседнего номера раздавались стоны. Это Роман мучился со своей кожей. Во-первых, я не могу видеть человеческих страданий, во-вторых, он мне не давал спать. Я нашла в холодильнике бутылочку кефира, вошла в их номер и дотронулась осторожно до плеча Ромы. Он в страхе откинулся к стене и испуганно замахал руками. Но когда я напялила ему на нос очки, он расплылся в ангельской улыбке. Я смазала его до ужаса сожженную кожу, после чего он успокоился и с улыбкой на губах, как младенец, заснул. Вернувшись к себе, я все-таки не могла уснуть при мысли о том, что мною же спасенный Роман, завтра от меня же и не отстанет. Но я вспомнила лозунг, который писала на практике по УПК – «Спеши делать людям добро. Будь добр, чуток и милосерден». Осмыслив это, я провалилась в сон.

Мне снилось, как Надеждин и Рома дерутся на шпагах, а я в средневековом платье пытаюсь их разнять. И вдруг шпага Ромы случайно вонзается мне в самое сердце. Оттого, что я схватилась за сердце, мне стало еще больнее, и от боли я проснулась. Было еще темно, но уже начинало светать. К груди я прижимала огромную розу, которая испускала благоухание, шипом вонзившись мне в кожу. Сначала я подумала, что эта роза выпала из вазы и прямо на меня. Но ваза стояла в другом конце комнаты, да и роз там было прежнее количество.

Я начала судорожно соображать, чьи же это проделки. Татьяна Александровна бегать по ночам в лес за букетом не могла. Муж ее тоже – не солидно. Оставалось два варианта: или это Рома, или это я – лунатик и по ночам хожу в лес. То, что я не лунатик, у меня и сомнений не было. Насчет Ромы у меня были кое-какие сомнения. Это, бесспорно, он, но зачем было врать. Заснуть я уже не могла, не могла понять, кто же этот мой тайный поклонник. Я вышла на веранду и увидела, что смуглый сосед тоже не спит. Он стоял и курил.

– Why don’t you sleeping? – спросила я его.

– I don’t want it, – сказал он.

– You smoke too much. This is very bad.

– Well, good night!

– Good morning!

Я была удивлена моему такому свободному общению с иностранцем. Так и до Надеждина недалеко, подумала я. Мне стало холодно на веранде, и я решила идти спать.

Глава тринадцатая

Завтрак я, конечно же, проспала. Когда проснулась, до его конца оставалось 15 минут. Моментально вскочила, привела себя в порядок, собралась и вышла из пансионата, пока не вернулся Роман.

По дороге на пляж я все время оглядывалась, и неожиданно решила пойти и найти безлюдное, дикое место, где Роман не смог бы меня разыскать.

Такое место было за скалами, я его помнила еще с прошлого отдыха. На этом месте, окруженном скалами из гладкого белого камня и чайками на вершинах, сидела уже какая-то семья. Но тем лучше, подумала я, никто не пристанет. Здесь и расположилась.

Солнце уже припекло и разжарило меня, когда я услышала стук камня. Я слегка приоткрыла тяжелые от жары веки и увидела ноги иностранного соседа. Он тоже шел на это место.

Продолжая лежать с полузакрытыми глазами, я могла видеть только его ноги. Через несколько минут шум повторился. Приоткрыв глаза, увидела чьи-то красные ноги, приближавшиеся ко мне. Я в ужасном ожидании подняла голову и тут же, обессилевшая от гнева, опустила ее. Возвышаясь надо мной, стоял, обвешанный рубашками, полотенцами и влажной панамкой, Роман. Из-под полотенца и панамки на голове торчал только красный облупленный нос с очками. Все остальное – сплошные занавески. Это было невыносимо.

Глава четырнадцатая

Жара и Рома довели меня до изнеможения. Я встала, стерла полотенцем пот с лица, разбежалась и с самого высокого края скалы прыгнула в море. Волны приятно, щекотно сразу обняли мое разгоряченное тело. Плыла под водой, пока хватало дыхания. За это время я успела разглядеть всю эту красоту, скрытую от внешнего мира. Тут была святая тишина, божественный сумрак и простор. Изредка проплывали отдельные рыбки и медузы. Здесь, под самой скалой, на дне лежал огромный ее осколок. И я подумала, не дай бог неудачно нырнуть и напороться на него – верная смерть. И для себя подметила, что нужно посильнее отталкиваться и нырять подальше. На этом мой запас воздуха иссяк. Когда я вынырнула наружу и посмотрела на берег, который был довольно-таки далеко, я увидела, что иностранец сидит рядом с занавешенным Романом и о чем-то говорит. И, как мне показалось издалека, Рома с ним легко общается. Вот что значит МГИМОшник, – подумала я, – только на втором курсе, а уже так шпарит. Но идти к ним мне все же не хотелось. Выйдя на берег, я залезла на ту скалу, с которой прыгала в воду, подошла к самому краю и села на белый гладкий камень. Со стороны можно было подумать, что я любительница острых ощущений. Сидеть и болтать ножками в пропасти со скалы высотой не меньше 20 метров, а то и больше – не каждому по душе. Но мне было все равно где, лишь бы не с этой «занавеской».

Здесь было так замечательно, как на небе. Абсолютно никого и только море внизу, небо сверху и чайки наравне с тобой. Я сидела, подставив лицо солнцу, которое беспощадно рисовало на мне веснушки и выбеливало волосы. А за закрытыми веками на синем фоне вновь был он, Надеждин. Он улыбался мне и звал с собой куда-то вдаль, в границу между морем и небом. Он протягивал ко мне руки и звал по имени, он говорил: «Лена, Лена»! Я чувствовала, как приятно по мне стекали капельки морской воды, которая еще не обсохла. И тут я явственно услышала над собой голос: «Лена»! Сердце оборвалось, я резко оглянулась, увидела его, попыталась встать, поскользнулась на мокром камне и стремительно полетела вниз головой со скалы. И в этот момент только промелькнуло: «Ну, вот и я как чайка. 20 метров. Камень». Удар!!! Какой-то туман, ничего не видно, легкие наполняются чем-то холодным, наверное, это вода… ну вот я и сама становлюсь частичкой этой святой тишины, божественного сумрака и простора. Что-то непонятное у меня в голове, какие-то мысли и… все!

Глава пятнадцатая

Уже был поздний вечер, когда я почувствовала пудовую тяжесть на веках, в руках и ногах. Что-то ужасно тяжелое давило на меня. С трудом приоткрыв глаза, я в маленькую смутную щелочку между ресниц увидела белые стены, белый потолок, белые лампы и черные дырки окон с белыми занавесками. Я попыталась поднять свинцовую руку, но она бессильно упала, как не моя. И вдруг кто-то своей горячей рукой взял мою холодную и поднес к теплым, как парное молоко, губам. Я подняла воспаленные веки и увидела его, моего соседа иностранца. Я тут же поняла, кого он мне напоминал. Теперь я видела, что не напоминал, а был тем, кого я так ждала, искала и в кого так верила. Загар ему очень был к лицу. Он улыбался, но глаза его были полны слез. Я не понимала, почему он плачет. Ведь я нашла его, нашла. Он снова со мной. Я растянула сухие воспаленные губы в улыбку. Не знаю, какой она получилась, но у меня почему-то тоже против воли, сами собой потекли слезы. Я не хотела плакать, потому что за слезами я ничего не видела, но стереть их не могла. Руки вновь были непослушны и тяжелы.

За дверями были еле слышны голоса медсестер. Где-то далеко звучала тихая грустная музыка.

Все, чем я могла выразить свои чувства, это слезы, улыбка и слово, которое я сказала с трудом. Это слово «Саша».

– Молчи, – сказал он и положил рядом со мной букет из диких роз и лесного папоротника. Боже, что после этого творилось у меня в душе, теперь я понимала, кто каждую ночь взбирался ко мне на балкон и приносил такие великолепные букеты. Я не могла на него насмотреться, но чувствовала жуткую усталость, боль в спине, голове, глазах. Мои веки тяжелели, глаза закрывались.

– Тебе нужно отдохнуть. Закрой глаза и спи.

– Ты больше никогда не уйдешь? Ты всегда будешь рядом со мной?

– Я не уйду, я всегда буду с тобой, – сказал он. – Спокойной ночи!

Я закрыла глаза и стала проваливаться в бездну сна. А в голове еще повторялась эта фраза, которая когда-то произносилась им с телеэкрана, была для меня символом разлуки и которая теперь была сказана так тепло и проникала в самое сердце. И я засыпала с мыслью о том, что он теперь всегда рядом. Спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи…

* * *

Спокойной ночи… Вместе с тетрадью закончился и мой отдых в Анапе. Наутро мне в Москву. Я опять вспоминал то лето, когда мы всей семьей отдыхали в Абхазии, в живописном месте под названием Холодная речка. Белые скалы, вековые сосны, теплое море, гостеприимные жители республики. Особенно вспоминалась та скала, с которой мы часто ныряли с сестрой. С нее почти всегда в солнечную погоду было видно дно… но дно далекое, а на дне красивая раковина. Как ни старались сестра и я, разрывая легкие и не щадя барабанные перепонки, как мы ни пытались, но не могли донырнуть до дна… все было тщетно. Слишком глубоко. Но однажды, придя рано утром, чтобы никто не видел, я забрался чуть выше «разумного», скользя мокрыми ногами по гладкой белой поверхности скалы, таща с собой увесистый валун, я рисковал сорваться каждую секунду. Взобравшись высоко, насколько мог, и оттолкнувшись сильнее, ушел в глубь воды вслед за тяжестью камня в ладонях… Раковина, подаренная в тот же солнечный день сестренке, теперь как свидетельство того прекрасного времени лежит в коробке вместе с ее тетрадями, а на дне… На дне морском остался только огромный обломок той белой скалы.

В надвигающихся сумерках где-то недалеко звонили колокола церкви и звали прихожан к вечерне. Я с сожалением закрыл тетрадь, и, бросив прощальный взгляд на пролив, побрел по пустынным и пыльным улочкам старого города. Шел и думал о своей жизни. Было очень тихо, и даже лая собак, так привычного для маленьких городков, почему-то не было слышно. Людей не было видно, и только запахи жареной рыбы, украинских борщей на чесноке, которыми тянуло из-за перекосившихся калиток, выдавали их существование. У меня внутри было какое-то щемящее чувство. Я его объяснить не мог, что было в его основе? То ли мысли о судьбе Лермонтова, рано погибшего и не дописавшего свою прозу, то ли мысли о Печорине и девушках, которых он любил, то ли незримость их присутствия, которая была в каждом дуновении ветерка, в тенях отбрасываемых деревьями в лучах уходящего солнца, то ли мысли о сестре и о том, что никогда она уже не закончит свои повести, не споет нам новую песню, то ли некое необъяснимое чувство незавершенности моей поездки, легкое разочарование, что мечты так и остались мечтами, и я не встретил свой мираж… а может ощущение непостижимости красоты Жизни и ее невозвратности в уходящем дне.

Во рту давно пересохло от жары, от пыли дорог, хотелось пить. Я встречал по пути колодцы, но проходил мимо с рассеянностью горожанина. А сейчас… Я заметил невдалеке водную колонку. Устало опершись на ее грубо покрашенную голубой краской маковку, я стал качать воду. Она показалась мне прекрасной – лилась, сверкая в последних отблесках дня голубо-багряными огоньками, и главное – она была холодная. Холодная настолько, что заломило зубы. Напившись вдоволь… а потом еще попив, я вдруг почувствовал как устал, как натружено гудят ноги. Захотелось покоя и отдыха. Может, остаться здесь на ночь, может, постучаться сейчас в первую попавшуюся дверь и напроситься на постой? Постучаться и… дверь откроет босоногий мальчик, проведет внутрь дома, а в углу светлой мазанки будет сидеть глухая старуха. Остаться на ночь, и полностью ощутить себя Печориным. Но из неспешного потока мыслей меня вывел звонок мобильного, и мир вернулся на свое место. Ошиблись… Наверное, ошибся и я… Скорей… Пока не стемнело, в путь, в реальный мир, на скрипучем автобусе по пыльным, уставшим от жаркого дня, дорогам Тамани в Анапу, и потом домой в Москву.

ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Самолет через Шереметьево вернул меня опять в столицу. Четвертая тетрадь была прочитана мной позже в суете московских будней и как нельзя больше соответствовала по духу и настроению миру, который меня окружал: суета, мимолетность встреч, событий, незапоминающиеся лица, такие же разговоры и дела… Дела, опять дела. Вернее, даже не дела, а хлопоты… Суета… Туман воспоминаний и вчерашних событий, асфальт перед глазами взамен яркому небу. Такая она столичная жизнь. Итак, тетрадь четвертая… «Три дня холостяка», или «Заплатите штраф». Ждут ли меня в ней Стужин, Александр, Антола или Лена?.. Пока не знаю…

ТРИ ДНЯ ХОЛОСТЯКА, ИЛИ ЗАПЛАТИТЕ ШТРАФ

Самолет приземлился в аэропорту «Шереметьево». Саша ступил на родную землю и облегченно вздохнул. Он сошел с трапа, еле сдерживая радость возвращения. На его глазах выступили слезы. Шутка ли, полгода в Штатах. Впервые за несколько месяцев он почувствовал себя счастливым. Он шел по нагретому московским солнцем асфальту. Здесь даже воздух был родным, здесь было все близко его сердцу…. Но там осталась Катарина. «Господи, ведь только благодаря ей моя жизнь там была хоть чем-то скрашена. Если бы не она, я вряд ли вернулся обратно таким, каким меня знали все. Единственное, о чем я жалею, – это Катарина. Возможно, я никогда больше не увижу ее. Жаль. Но она американка, и у себя дома, а я… Только здесь я личность, только здесь меня знают и уважают, только здесь я поистине живу. Скоро я буду дома, скоро. И опять, не успеешь передохнуть, за работу. Снова интервью, репортажи, прямой эфир…» – такие мысли крутились в голове у молодого журналиста-международника, ехавшего в трамвае домой.

И вот он дома. Все спокойно и тихо, за окном весна в самом разгаре. Саша сел в кресло и его обдало пылью. Он прокашлялся, встал, подошел к окну и распахнул его. Свежий прохладный ветер ворвался в долго пустовавшую комнату. Бумаги и газеты, лежавшие на столе, разлетелись, как мотыльки, давно стосковавшиеся по полету. Он смотрел на них и думал, что завтра суббота, потом воскресенье, в понедельник работа, а с ней старые друзья. Ну, а сегодня пятница. Сегодня ребята без него выходят в эфир, а он будет сидеть перед своим новеньким телевизором и оценивать сюжеты, подготовленные для передачи.

Саша взглянул на улицу, там солнце щедро разливало золото по ручьям, весело звенящим по дорогам. Какой-то мальчуган упорно запускал бумажный кораблик, который то и дело переворачивался на бок, не в силах справиться с ручьем. Саша смотрел на паренька и вспоминал себя. Когда-то в детстве он тоже, представляя себя капитаном дальнего плавания, мастерил из клетчатых тетрадных листов кораблики и отправлял их по весенним водам в «кругосветное» плавание. Как это было чудесно. Но судьба сложилась по-иному. Он посмотрел на свою жизнь со стороны: «Ну что: окончил МГИМО, работаю на телевидении, а толку никакого. Ведь уже двадцать восемь лет, а нет ни жены, ни детей, ни перспективы. А ведь Кэт говорила, что любит меня…» Вдруг в дверь позвонили.

Кто это может быть?! Господи, когда это прекратится. Не успеешь приехать, как тут же к тебе нагрянут непрошеные гости. Шаркая по полу тапочками, осторожно переступая через бумаги, Саша пошел открывать. Подойдя к двери, он было открыл рот, чтобы спросить «кто там», но тут же представил со стороны, как здоровенный дядя боится открыть дверь. Ему стало стыдно за себя, и он, преодолев ряд замков, засовов и цепочек, открыл. На пороге стоял Димка. Вид у него был довольно странный. Голубая куртка была жутко истрепана и кое-где даже разошлась по шву, брюки и ботинки перепачканы в грязи. Он держал в руках оправу очков с выбитыми стеклами и смотрел на Сашу красными, жалобными и в то же время злыми близорукими глазами. С ним рядом стояла девушка лет двадцати. В руках она держала изломанный букет нарциссов.

– Санек! Ты дома?! Боже, какая удача! Ты нас не приютишь на часок? – говорил Димка, перешагивая через порог. – Как ты доехал? Все в порядке, без приключений?

– Я нормально, с тобой-то что?! Ты на себя не похож!

– Я тебе сейчас все подробно расскажу. Хотя чего особенно-то рассказывать? Ты что, наш транспорт не знаешь?! Вот решил машину дома оставить и проехаться к тебе на метро, а там на этом злосчастном трамвае, – Дима рассматривал остатки прежних очков, близко поднося их к глазам, – прямо звери какие-то! Ты посмотри, что с очками сделали?!

– Дим, ты хоть меня со своей очаровательной спутницей познакомь, – тихим голосом произнес Саша.

Спутница Димы действительно была очаровательна. Густые волосы были жутко растрепаны, две пуговицы на плаще беспомощно висели на длинных нитках, черные туфли выглядели так, будто в них недели две бродили по самым грязным местам Подмосковья. Дима растерянно посмотрел на девушку.

– Честно говоря, мы не знакомы.

– Лена, – смущенно представилась девушка, – вы извините, мне пора, я пойду.

– Куда же вы в таком виде пойдете, Леночка?! Не стесняйтесь. Вы можете остаться. Приведете себя в порядок, тогда и пойдете, – засуетился Саша. Девушка ему очень понравилась, и он хотел с ней познакомиться поближе. Он проводил густо покрасневшую девушку в ванную комнату, чтобы она привела себя в порядок, а сам вернулся к другу.

– Где ты ее откопал, Димон?

– Да в трамвае вместе ехали и вышли на одной остановке. Просто жалко девчонку стало, ну я и предложил ей зайти к одному моему товарищу. Вот мы и зашли.

– Понято…. Пойду, чай поставлю. – Саша удалился на кухню. Ему было слышно, как в ванной комнате плещется вода.

А тем временем Лена стояла у зеркала в ванной возле открученного крана и расчесывала волосы: «Боже мой. Зачем я пошла с ним. Я ведь знала, куда иду, знала. И все-таки пошла. Какая же я дура! А вдруг он спросит, куда я шла? Что я ему скажу? Ведь я же шла именно сюда. Боже, как это глупо! Меня, видно, черт попутал. Написала бы лучше открытку, как к двадцать третьему февраля, и все. Мне теперь страшно выйти отсюда к ним. Неужели я у него дома?! Просто не верится», – Лена была очень взволнована таким неожиданным поворотом судьбы. Она не могла поверить, что сейчас выйдет из ванной и увидит того, о ком она беспрестанно думает с шестнадцати лет. И все эти два года она могла только в своей фантазии представлять себе обстановку его новой квартиры и только мечтать попасть в нее.

Переборов в себе страх, Лена вошла в комнату, где сидел Дима. Вид у него был удручающий. Он с такой тоской смотрел на свои искалеченные очки, что казалось, вот-вот заплачет. Лена подошла к нему. Ей так хотелось погладить его по голове и пожалеть как малыша.

– А где Саша? – как можно ласковей спросила она.

– На кухне, – насупившийся Дмитрий был краток.

Лена подошла к окну. Ее глазам предстала дорога, по которой она бродила, высчитывая то самое окно, из которого сейчас смотрела на улицу. Она уже стала представлять себе, как будет о своем приключении рассказывать своей подружке – Аньке.

– Она умрет от зависти!

– Вы что-то сказали? – послышался знакомый голос.

Лена оглянулась и увидела Сашу с дымящимся чайником в руках.

– Нет, нет! – Она с ужасом осознала, что последнюю фразу произнесла вслух.

– Ну, что ж, тогда садитесь пить чай, – пригласил всех Саша.

Лена не без стеснения уселась за стол, пододвинула к себе чашку с чаем и схватила шоколадную конфету. Дима же, помешивая чай в чашке, пустым взглядом смотрел в одну точку.

– Леночка, а вы учитесь или работаете? – нарушил тишину Александр.

– Учусь.

– А где, если не секрет?

– В театрально-художественном училище.

– М-м. Это, должно быть, очень интересно! А на каком факультете и курсе учитесь?

– Это что, допрос?

– Нет, нет, что вы! Ни в коем случае! Просто мне интересно узнать о вас побольше. Вы мне очень понравились.

– Учусь я на художника-гримера, на втором курсе, – смущенно ответила покрасневшая, как помидор, Лена.

Саша сидел и наглым образом разглядывал девушку. «Она очень даже ничего. Правда, молоденькая очень, восемнадцать лет всего, но не беда. Не это главное. Главное то, что она мне нравится, да и я ей тоже вроде бы понравился – вон, как краснеет. Сейчас такие стеснительные – большая редкость. К тому же она чем-то похожа на Кэт. Только у нее волосы русые и глаза…. Какие у нее необычные глаза, какие-то серо-голубо-зеленые. Смотрел и смотрел бы».

Тем временем день близился к концу, и за разговорами никто не заметил, что на часах уже семь часов вечера.

– Ой, мне же в студию! – встрепенулся, напугав всех, Дмитрий. – Ладно, Санек, я побежал, а то поздно!

– Возьми мою машину.

– Ты хочешь, чтобы сослепу в аварию попал? Нет уж, спасибо! Я как-нибудь так доберусь. Ну, пока!

– Ну, давай! Смотри, не упади на улице без очков!

Все засмеялись, и Дима, приободрившись, ушел.

– Вы знаете, мне вообще-то тоже уже пора, – в нерешительности произнесла Лена.

– Да, кстати, а куда вы шли, Леночка, с букетом?

– А я… я ехала… к одной своей знакомой на день рождения…

– Она, наверное, здесь недалеко живет?

– Да!

– А у меня тоже скоро день рождения будет.

– Ну, я пойду.

– Может, еще посидите?

– Нет, мне пора.

– А можно я вас провожу?

– Ой, лучше не надо.

– Почему?

– Ну, не надо и все!

– Очень жаль, а… давайте с вами встретимся.

– Зачем?

– Ну, просто так, сходим куда-нибудь, посидим, поболтаем. Приходите в понедельник в пять часов к телецентру, я вас встречу. Хорошо?

– Ну… Я не знаю, я…

– Ну и прекрасно! Договорились!

– Нет, я…

– Буду ждать, буду ждать! До понедельника, Леночка!

Бедная девушка ни жива ни мертва вышла из дома и пошла на остановку трамвая. С горем пополам добралась до дома и сразу завалилась спать.

Молодой журналист стоял посреди комнаты, улыбаясь и вспоминая весь свой насыщенный день. Он присел на диван. Он чувствовал тяжелую усталость в теле, ему очень хотелось спать, и он решил лечь пораньше. Ему снился сладкий волнующий сон.

Ему снилось, что танцует с Катариной, обнимает ее тонкую гибкую талию, и ему было очень хорошо.

Проснулся Саша в двенадцать часов дня. Он никогда так долго не спал, и поэтому у него жутко болела голова. Умылся ледяной водой, оделся, выпил чашку кофе и решил пойти куда-нибудь прогуляться. И тут вспомнил, что Максим просил его сразу по приезде зайти к нему. Решено! Саша едет к Максиму.

Дверь открыл Максим и тут же расплылся в широченной улыбке, приглашая долгожданного друга зайти. От Макса пахло вином, а в квартире играла музыка.

– Санек! Молодец, что зашел! Моя в командировке, так что живем!

– Что ты разошелся так?

– Санек, я с такой девчонкой мировой познакомился! Конфетка! Она сейчас придет!

– Куда?!

– Ко мне! Куда же еще?!

– И ты собираешься в таком виде встретить девушку? Знаешь что? Ты ляг лучше, поспи. А я к тебе вечерком подгребу. О’кей?

– Эх, Санек! А как же она?

– Да ладно уж, я как-нибудь обойдусь. Ну, давай прямо при мне ложись спать!

– Ну ты что, Санек, что я, маленький? Я не желаю!

– Если не ляжешь, не приду вечером.

– Ну, все, все, ложусь, – Максим с покорностью ребенка положил подушку на диван, лег и, поджав ноги, закрыл глаза.

Саша, выйдя на улицу, решил подождать гостью друга, чтобы предупредить ее о состоянии Максима. Ждать ему пришлось недолго. Саша увидел медленно идущую по дороге девушку в сером свитере и черных брюках. Он не решался подойти и последовал за ней в подъезд. Девушка, заметив ведущего потрясающей молодежной программы, изумленно уставилась на него.

– Девушка, извините, вы случайно не к Максиму идете? – почему-то очень неловко себя чувствуя, выдавил Саша.

– Да, а что? – девушка улыбалась, заметив неловкость молодого человека.

– Знаете, он плохо себя чувствует и просил меня предупредить вас.

– Плохо чувствует…. Нет, я, напротив, должна посмотреть, что с ним. Ведь он один с женой дома. Мало ли что, а вдруг что-нибудь случится, и она растеряется. Нет. Я должна пойти, – девушка направилась к лифту.

– Постойте! Он… пьян и спит…

– Что?

– И жена у него в командировке. Я только что был у него. Не ходите туда, я прошу вас.

– Что же мне теперь, обратно идти?!

– Знаете, а пойдемте погуляем по Москве! Я с машиной.

– Неудобно как-то. Мы ведь почти незнакомы.

– Так давайте познакомимся. Александр, – представился Саша.

– Анна, – улыбнулась девушка.

Весь день Саша катал на машине Аню. Выяснилось, что она в этом году заканчивает первый курс лечебного факультета медицинского института. Александр удивлялся ее сходству с Катариной. Аня была такая же темноглазая и курносая, что особенно умиляло Сашу. По окончании прогулки он предложил Ане встретиться в пять часов у телецентра, на что она ответила, что постарается прийти.

Саша приехал домой в очень хорошем настроении. Открыв бутылку пепси-колы, он уселся в кресло и, положив ноги на журнальный столик, принялся пить прямо из горлышка. Где-то под боком зазвонил телефон. Саша снял трубку.

– Але!

– Саш. Привет!

– А, это ты, Оленька, здравствуй, – он узнал голос своей давней знакомой, которой он всегда симпатизировал. Раньше она была к нему крайне холодна, но последнее время…

– Как хорошо, что ты приехал! Я так соскучилась по тебе. Не видела тебя целых полгода.

– Оленька… Милая, я тоже очень соскучился. Ты знаешь, я освобожусь только в пять часов в понедельник. Ну, как, идет?

– Идет. Я подойду к телецентру. О’кей?

– Чудесно! Ну, чао!

Он положил трубку и стал думать об Ольге. Она была ему почти ровесница и работала в милиции. Он всегда удивлялся, как такие симпатичные девушки, как Оля, могут работать в органах и не выйти замуж. Это очень интересовало Сашу. И он заснул с мыслями об Ольге.

В воскресное утро Саша проснулся от громко звенящего, без умолку, телефона.

– Да, – сонным баском вымолвил Саша.

– Але, але! Это Саша? – послышался в далеком шипении знакомый голос Катарины. Она говорила на ломаном русском.

– Кэт! Але, я слышу тебя, Кэт! – заговорил Саша на английском.

– Але. Ничего не слышно! Але….

В трубке послышались короткие гудки. Саша был сильно взбудоражен таким утренним происшествием. Он, не вставая, около двух часов просидел у телефона. Но Кэт больше не звонила. Он посмотрел на часы – половина двенадцатого. Саша включил телевизор: «На этой песне я прощаюсь с вами, до следующего воскресенья!» – закончил «Утреннюю почту» Юрий Николаев. Саша со злостью выдернул шнур телевизора из розетки. Вдруг раздался долгожданный телефонный звонок:

– Але. Слушаю! Кэт, это ты?! Але.

В ответ тишина и тут же повесили трубку.

– Черт знает что, – выругался Саша.

Он отправился на кухню варить кофе. В эти минуты Сашу все раздражало. Особенно русские народные частушки, доносившиеся из радио. Он поставил кофе на плиту, раздраженно выключил радио и услышал звонок в дверь. «Ну, кто там еще?» Он открыл дверь и обнаружил на полу букет нарциссов. И тут он почему-то вспомнил Лену и тот субботний день, когда он познакомился с Аней, и Олю, и, конечно, Кэт… Он почувствовал какой-то странный запах, от которого ему резало в носу. Саша, схватив букет, молниеносно бросился на кухню. Так оно и есть, кофе залил всю плиту. Настроение вконец упало, и Саша с ужасом вспомнил, что он в пять часов в понедельник… должен встретиться с… Леной, с Аней, с Олей…

– Идиот! – не выдержал Саша, – как можно было забыть! Что же теперь делать, не могу же я встретиться сразу с тремя? Как я буду с ними объясняться, что я скажу? Боже мой! Ну, идиот.

Саша натянул джинсы, свитер и вышел на улицу. День был прохладный, с субботой не сравнить. Он сел в машину, включил зажигание и остановился. Он только сейчас подумал, а куда он едет? Машина тронулась с места и поехала, куда фары глядят. В Саше проснулся дикий интерес ко всем достопримечательностям Москвы.

Он весь день ездил по музеям, выставкам, посмотрел все архитектурные памятники. Домой вернулся в одиннадцатом часу вечера. Ужинать он не стал, только выпил кефир и съел бутерброд с колбасой. Он кое-как добрел до кровати и, не расстилая постель, не раздеваясь, упал и сразу провалился в бездну сна.

Саша приоткрыл тяжелые веки, было уже светло. Будильник молчал и показывал… показывал десять часов. Проспал! – мелькнуло в голове у Саши. Он, не умываясь, выскочил на улицу. Сел в машину, но она, как назло, не заводилась. Возиться с ней было некогда, и Саша побежал на остановку трамвая. Пока он ждал трамвай, вспомнил вчерашний букет. Оказывается, у него вчера был день рождения, а он и забыл совсем. Наконец подошел полупустой трамвай. Саша быстро забежал в него и сел на красное сиденье. У него в голове вертелись различные фразы оправдания, которые он придумывал для предстоящей встречи с тремя девушками… похожими на Кэт. А вдруг Кэт в Москве, она такая, что может приехать в любой момент. Этого еще не хватало! Мысли зудящим роем одолевали мозг журналиста. Ему жутко хотелось спать, глаза закрывались сами собой.