Текст книги "Двойная звезда"
Автор книги: Татьяна Туринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Так вот, вашего Трофимыча я нейтрализовал. Он действительно будет заниматься делом, вдобавок ко всему при нем постоянно будет находиться мой человек, чтобы он ненароком не накопал чего лишнего. Ты думаешь, его случайно поместили в другую гостиницу? Так что своего Шваблюка можешь не опасаться. Так я могу на тебя рассчитывать?
– Конечно, Иванцопуло, о чем разговор! Ты ж меня знаешь, я всегда «за»!
На том и расстались. Виктор выпроводил Алену в смежный кабинет, принадлежащий его заместителю и другу, через скрытую дверь, так что Аленин уход из президентского кабинета остался незамеченным Светланой. Теперь уже Алене пришлось посидеть в гордом одиночестве, так как Андрей прошел в приемную через другую, официальную дверь и пригласил Свету в кабинет «главного».
Света вошла в кабинет в сопровождении Андрея и чуть не рухнула от неожиданности. С сердцем происходило что-то невероятное – оно одновременно билось в разных частях тела, выпрыгивало не только из груди, но даже и из ушей. Почему-то пропали все звуки. Виктор встал из-за стола и пошел навстречу Светке. Он, как рыба, шевелил губами, но ни одного звука из них не выходило. Потом в Светкиных ушах зазвенело, и сквозь противный звон стал пробиваться голос Виктора.
– ... извини за спектакль, каюсь, виноват, исправлюсь, – он приблизился к Светке и нежно чмокнул ее в щечку. – Проходи, присаживайся.
Виктор под локоток подвел Свету к мягкому кожаному дивану, усадил ее, сам присел рядышком и продолжил:
– А это мой лучший, самый близкий друг, Андрей. Он мне рассказал невероятную историю, но я ему не поверил. Он наверняка обознался, правда, Лана? Ты ведь его не знаешь?
– Знаю, – прошептала совершенно потрясенная Светка. Она была готова к случайной встрече с Виктором, больше того, она бы уехала в Киев смертельно разочарованной, если бы их случайная встреча не состоялась. Но то, что все это хорошо продуманная и спланированная акция – у нее даже и мысли такой не возникало! И сейчас, потрясенная, она не знала, радоваться ей или расстраиваться, что все так произошло, или рассердиться на Виктора за этот розыгрыш и изобразить крайнюю степень обиды. Она не могла прийти в себя, а потому не знала, как себя вести в этой более чем странной ситуации.
Андрей взял стул, придвинул его поближе к дивану и сел напротив влюбленных.
– Света, я должен тебе кое в чем признаться, – с раскаивающейся физиономией сказал он. – Когда мы с тобой познакомились, ну, ты ведь помнишь наше знакомство?
Света энергично кивнула, мол, еще бы не помнить, и Андрей продолжил:
– Так вот, я тогда рассказал о тебе Витьке, то есть Виктору, и он очень просил, чтобы я познакомил его с тобой. Он очень об этом просил, как будто чувствовал что-то, а я, гад, эгоист проклятый, отказался это сделать. Он всегда отбивал у меня девчонок, а ты мне очень нравилась, я не хотел, чтобы он отбил тебя у меня. Свет, ты прости меня, а? Это я во всем виноват. Если бы я не уперся тогда рогом, то вы сейчас были бы вместе. Вы должны были встретиться, а я вам помешал. Простите меня, братцы, простите, а?
На Андрея было жалко смотреть. Он выглядел таким виноватым и так страдал от чувства вины, что Светлане захотелось его непременно пожалеть. Вспомнилось, как здорово им было вместе тогда, сто лет назад, как весело они проводили время, гуляя по жаркой и пыльной Москве, и как легко, без взаимных обид, расстались, не сожалея ни о встрече, ни о расставании... Она протянула руку и погладила Андрея по голове, потом взлохматила ему волосы и улыбнулась:
– Ладно, Дюша, забудь. Проехали. Это было так давно...
Тот обрадовался, как малое дитя:
– Правда, ты не сердишься? И на Витьку тоже не сердись, он-то не виноват, это я, гад...
– Дюша, не начинай сначала. Я все поняла и не сержусь.
– А на Витьку?
– А почему я на него должна сердиться? Разве что за весь этот спектакль. Здорово вы меня разыграли, ничего не скажешь!
Андрей подскочил, довольный, обнял сидящих Свету и Виктора и сказал:
– Ребята, я вас очень люблю! Ну ладно, я пошел, меня ждут, – и выскочил из кабинета с блуждающей по лицу улыбкой.
Виктор развернул Светлану лицом к себе, долго в упор смотрел в ее бездонные зеленые глаза и, наконец, поцеловал. О, какой это был поцелуй! Все мечты, все надежды, все ожидания вложил в него Виктор. И Света приняла его со всеми мечтами, надеждами и ожиданиями, добавив к ним свои страхи и запретные желания, которые так долго гнала прочь. Они вливались друг в друга через этот поцелуй, как будто рассказывая о том, как плохо им было друг без друга, как они пытались друг дружку забыть, и как ничего у них не получалось, о том, как хотелось снова встретиться, как мечталось быть всегда рядом и никогда, никогда больше не расставаться... Когда же силы были на исходе, и такой безумный и многозначительный поцелуй закончился россыпью маленьких, невероятно нежных и легких поцелуйчиков, Света в изнеможении упала в объятия Виктора и притихла, уткнувшись горячими губами в его сильную шею. Виктор же продолжал тихонько целовать любимую в светлую пушистую макушку. Обоим было так хорошо, что хотелось умереть прямо сейчас, в объятиях друг друга, вместе, чтобы уже никогда-никогда не разлучаться даже на минуточку, даже на мгновение. Чтобы быть вместе, всегда только вместе. И чтобы не было больше проблем, препятствий в виде семьи, расстояний между Москвой и Киевом, чтобы не было больше никого в целом мире, чтобы только они вдвоем во всей огромной вселенной...
Время и пространство исчезли. Исчезли и звуки, исчезло все вокруг. Не было ничего. Были только двое. Он наслаждался нежным, едва уловимым ароматом ромашки от ее волос, она – терпким, таким мужским запахом лосьона после бритья. Да что там запахи – они просто наслаждались друг другом.
Вдруг эту замечательную тишину нарушили тихие, едва различимые Светкины слова:
– Я люблю тебя...
Виктор аж подскочил:
– Что? Что ты сказала?
Но Света вновь притихла, продолжая вдыхать столь волнующий, особенно в эту минуту, аромат его тела. Виктор осторожно, кончиками пальцев, поддел ее лицо за подбородок, пытаясь заглянуть в ее глаза:
– Лана, родная моя, что ты сказала?
Но она только крепче прижималась к его груди, словно не желая даже на минуту от него отрываться.
– Ланочка, сокровище мое, это правда? Девочка моя, зайчик мой ненаглядный, – и он принялся осыпать ее поцелуями везде, где мог дотянуться, ведь она, с силой прижавшись к нему, сковывала его движения. Он целовал ее и приговаривал между поцелуями:
– Родная моя, любимая моя! Ланушка моя, Лапочка, звездочка моя! Господи, как же я люблю тебя! Люблю тебя!!! – и вновь целовал, целовал, целовал... – Я люблю тебя...
Смеркалось... Зимой рано темнеет. За окном зажглись фонари, и от этого в кабинете показалось еще темнее. Виктор и Света по-прежнему сидели на диване, обнявшись. Не было сил оторваться друг от друга, чтобы включить свет и закрыть жалюзи. Они уже несколько часов сидели вот так, без движения и без слов, прижавшись друг к другу и боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть свое хрупкое счастье. Наконец Виктор, чмокнув в очередной раз драгоценную макушку, встал и подошел к окну:
– Лануля, глянь, красота какая!
Света молча подошла к нему и посмотрела в окно. Действительно, красота! Темно-синий бархатный вечер сиял яркими огнями фонарей. Все вокруг было покрыто слоем пушистого, свежевыпавшего снега. А снег все падал и падал, тихо кружась в загадочном танце под неслышную музыку вечности... Ветра не было, и крупные снежинки долго кружились на одном месте, прежде чем упасть на ковер, сотканный из мириада таких же крошечных льдинок. Таких же, да не таких – подумать только, ведь среди этого мириада не было двух одинаковых снежинок! Каждая – совершенно оригинальное творение. И абсолютная, нереальная тишина...
Хотя, какая тишина может быть в центре Москвы? Нет, конечно, Москва жила своей шумной жизнью, просто в кабинете стояли звуконепроницаемые стекла, отсюда и ощущение тишины. Влюбленные еще немного понаслаждались зимней красотой и Виктор спохватился:
– Ты, наверное, проголодалась? Что ж я тебя не кормлю! Поехали, солнышко мое. Поехали.
Он взял Светкину дубленку, помог ей одеться, снял с вешалки свое пальто и вывел Свету из теплого офиса на холодную улицу. На ходу натягивая пальто, подвел ее к своей машине и открыл перед ней дверцу:
– Прошу!
Светлана критическим взглядом окинула машину и выдала со вздохом:
– И ты, Брут!
– Ты о чем? – не понял Виктор и сам посмотрел на машину: все нормально, чистая, красивая, довольно дорогая машина. Или ей не нравится Ауди, привыкла на Мерседесах ездить? От этой мысли на душе как-то вдруг стало тоскливо. Неужели и она такая же, как все его бывшие многочисленные подружки? После двух дней знакомства плачут, мол, мобильник поломался, через неделю уже о машине заговаривают. Конечно, Лана его не за деньги любит, но все-таки неприятно...
– Не понимаю я такую моду. Модно сребристые машины – и все дружненько ездят на серебристых. Весь город, вся страна, да что там, весь бывший Союз, все так называемое родное СНГ! Как будто все машины из одного гаража вышли, все одинаковые, хоть Мерседес, хоть Ауди, хоть Дэу – все на одно лицо! Вроде цветов других не существует – или серебристая, или, как альтернатива – черная. Море фантазии! – и Света недовольно села в машину.
– Так тебе цвет не нравится? – с облегчением спросил Виктор. Слава Богу, ошибся!
– Нет, ну почему же, сам по себе цвет вполне приличный. Мне не нравится, что все ездят на одинаковых машинах. Мерседес это или Опель – видно только вблизи, по фирменному логотипу. А издалека все машины одинаковые, будто сошли с одного конвейера. Только Жигули да Запорожцы еще держатся по-старинке, видимо, на модную краску денег найти не могут. Фу, терпеть не могу все одинаковое! Как интернатские, честное слово! Ведь сколько красивых цветов есть, нет же, кругом только черные и серебристые машины, как исключение, еще белые попадаются. Скукота...
Виктор вел машину легко и уверенно, а сам внутри улыбался своей ошибке. Какая прелесть – ей не нравится цвет!
– А тебе какие цвета нравятся? – спросил он.
– Вообще или машины? Потому что это разные вещи. Те цвета, что великолепно смотрятся на машинах, для одежды не всегда годятся. И наоборот. Я, например, люблю красный цвет в одежде, а красная машина, на мой взгляд, довольно вульгарна. А вот бордовая, вишневая, синяя – это очень мило. Изумительно смотрится голубая, с сиреневым оттенком, да еще с перламутром. А желтенькие, горчичные – ведь море красивых цветов! Алена тебе с ходу сотню назовет. А, подумав, еще пару сотен выдаст, она по этой части большая дока. А самый писк, по крайней мере для меня – зеленые оттенки, от темной до светло-зеленой, бирюза, морская волна, и обязательно с перламутром. Такая красота! Вообще, не так уж важен цвет. Лишь бы было разнообразие. Все одинаковое оскомину набило еще при Союзе.
Светлана мило щебетала, а Виктор улыбался уже в открытую. До чего же она мила и непосредственна, его Лана! Она совершенно не разбирается в машинах, ее абсолютно не волнуют их технические характеристики и возможности, цена и надежность. Ей надо только, чтобы было красиво и не как у всех. Дитя, очаровательное взрослое дитя!
– А куда ты меня везешь? – дитя, наконец, забыло о машинах и переключило свое драгоценное внимание на что-то другое.
– Мы едем ужинать, – загадочно ответил Виктор. – Кстати, я же забыл позвонить.
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака мобильный, набрал номер и сказал невидимому собеседнику:
– Ольга Степановна, я уже еду. Минут через пятнадцать буду, – и нажал отбой.
– Прямо тайны мадридского двора, – с довольной улыбкой сказала Света. – Ну ладно, тайны так тайны. А вот о чем мы с тобой забыли. Я ж сюда все-таки не гулять приехала, у меня же есть совершенно определенная цель поездки, и я должна ее выполнить. Я ведь даже командировку забыла отметить, это ты виноват – забил голову бедной девушке.
– Успокойся, радость моя, тебе ничего не надо делать, все уже сделано до твоего приезда. Все бумаги уже лежат в папочке на моем столе, тебя дожидаются. Ты приехала не в командировку, а ко мне в гости. Так что расслабься и получай наслаждение.
По его совету Света расслабилась и заткнулась. Она молча вертела головой, глядя по сторонам и не узнавая Москву. Во-первых, она уже сто лет тут не была, а во-вторых, зимой ей здесь бывать еще не доводилось и потому все вокруг казалось таким необычным и загадочным. Особенно красиво выглядели деревья. Редкие ели со снежными шапками на лапах и макушках казалось, сошли с новогодней открытки. А вот березки, ясени и клены со своими белыми, заснеженными и причудливо изогнутыми ветвями, были похожи на волшебные, заколдованные деревья, выскочившие неосмотрительно из сказочного леса и застывшие от удивления и испуга... И все это буйное великолепие было щедро сдобрено праздничной иллюминацией – все вокруг переливалось разноцветными огоньками, взрывалось неоновыми фейерверками, сверкало россыпями самоцветов.
Через несколько минут они подъехали к высокому дому из красного кирпича. Дом был необычной формы, закругленный с одной стороны и острый с другой, с оригинальными балкончиками и многоуровневой крышей, покрытой красной же черепицей. Света видела нечто подобное в рекламе недвижимости да в так называемом «Царском селе» – жутко дорогом районе в центре Киева. Заехали в подземный гараж. Все вокруг было так непривычно для Светланы, словно в кино.
На лифте поднялись на двенадцатый этаж, и Виктор открыл одну из дверей своим ключом:
– Прошу! – он пропустил гостью вперед и прошел вслед за ней в просторный холл. – Раздевайся, проходи.
Из кухни выглянула приятная женщина лет сорока пяти, вся такая аккуратненькая и уютненькая, в строгом сером трикотажном платье и кружевном фартучке поверх него.
– Ольга Степановна, это Светлана, моя любимая женщина. Прошу любить и жаловать. Очень надеюсь, что она согласится стать хозяйкой этого дома. Собственно говоря, для вас она уже хозяйка.
Ольга Степановна почти естественно улыбнулась, показывая, как безумно счастлива она от появления новой хозяйки. Светлана же слегка обалдела от такого представления. Вот так запросто он обозвал ее хозяйкой своего дома, словно это уже давно решенный вопрос. Она прошла в комнату и огляделась:
– Да, видна рука опытного дизайнера. Красиво... Но в дизайнерских работах частенько не хватает простого домашнего уюта, уж слишком все продумано, даже, я бы сказала, вылизано. Как будто на выставке, не похоже на жилую квартиру. Поэтому я предпочитаю все делать сама, вплоть до ремонта.
Она ходила по квартире и разглядывала стильные шторы, предназначенные не столько для защиты от любопытных глаз, сколько для украшения окон; шикарную мебель; какие-то странные, но довольно оригинальные светильнички, ловко вмонтированные по периметру гостиной... Все это великолепно сочеталось друг с другом, даже люстра, если это архитектурное сооружение можно было так назвать, вписывалась как родная. С высокого потолка, покрытого какой-то невесомой крошкой, свисало нечто непонятное, причудливо переплетенная смесь дерева, металла и стекла. Да, все было очень красиво и дорого, но чего-то все же не хватало...
– Вот и займись, доведи наш дом до ума, – Виктор обнял ее и поцеловал в кончик носа.
Света отстранилась:
– Не надо, Витя. Мой дом не здесь.
– Я хочу, чтобы этот дом стал твоим, – он вновь обхватил ее и смотрел теперь прямо в ее глаза, как бы ожидая немедленного ответа.
– Я тоже этого хочу, но... Витя, давай не будем начинать все с начала, а? И вообще, ты обещал меня покормить, – Света перевела опасную тему в другое русло. – Давай, корми, а то я тут у тебя исхудаю!
Виктор вымучено улыбнулся. Не такого ответа он ждал, тем более после тех слов, которые услышал от любимой в офисе. А он-то, наивный, думал, что уже все хорошо, что теперь, после ее признания, не будет больше проблем, не будет преград...
Ольга Степановна ловко накрыла стол для ужина на две персоны и испарилась в недрах кухни. Устраиваясь за столом, Светлана спросила:
– Она что, живет у тебя?
– Нет, ну что ты! Она приходит три раза в неделю, убирает, стирает, готовит. Когда надо – приходит чаще. Но пока я был один, мне вполне хватало и этого. Если хочешь, она будет приходить каждый день. А если она тебе не понравилась, мы наймем другую. Родная моя, все будет так, как ты захочешь. Ольга Степановна! – громко позвал Виктор.
Света испугалась, решив, что он уже увольняет домработницу:
– Ты что, не надо, пусть работает, я ничего против нее не имею!
Тут же из кухни вышла Ольга Степановна все с той же, словно приклеенной, дежурной улыбкой на лице:
– Да, Виктор Михайлович. Что-то не так?
– Нет, нет, все замечательно. Сегодня вы нам больше не понадобитесь. И завтра тоже. Впрочем, если вдруг наши планы изменяться, я позвоню вам. А пока – до послезавтра. Спасибо.
Та кивнула, развернулась, на ходу снимая передник, и спешно покинула рабочее место. Влюбленные остались одни.
– Ну что, приступим? – Виктор профессионально открыл бутылку шампанского, глухо выстрелив пробкой, но не пролив ни капли содержимого на скатерть. Налил вино в красивые фужеры. – Давай, мой зайчик, выпьем за нашу почти неожиданную встречу. За то, чтобы...
Виктор хотел сказать: «чтобы никогда больше не расставаться, чтобы мы всегда теперь были вместе, чтобы жили мы с тобой долго и счастливо, а все невзгоды и сомнения остались позади». Но вспомнил, как несколько минут назад она дала понять, что еще ничего не решено и пока все остается, как раньше. Ему было очень больно, но он решил пока не торопить события, не накалять обстановку... Выдавил из себя улыбку и протянул руку с фужером навстречу Светкиному фужеру.
Пищу поглощали молча. Оба думали о том, как здорово было бы, чтобы теперь они всегда ужинали вот так, вдвоем, дома. ДОМА... Светлане ведь тоже так хотелось назвать это место домом! Ведь она не меньше Виктора мечтала об этом, об их совместной жизни, об их неземном счастье! Но не могла она на это решиться, не могла! Слезы подступали к глазам, и она скрывала их, наклоняясь над тарелкой и тщательно пережевывая котлету по-киевски, совершенно не ощущая ее восхитительного нежного вкуса. Виктор старательно хрустел зеленым салатным листом...
Ужин плавно подошел к концу. Виктор вновь наполнил фужеры шампанским и решил вернуться к волновавшей обоих теме:
– Я хочу выпить за тебя, Лана. За то, что я нашел тебя. Пусть поздно, но я тебя нашел. Я пью за мою любовь к тебе, за мою надежду быть с тобой. И я пью за слова, которые ты мне сегодня сказала. Что бы ни случилось с нами в дальнейшем, какой бы стороной ни повернулась к нам судьба – я всегда буду помнить эти слова и буду жить ими. Даже если ты никогда больше не осмелишься повторить их. Я люблю тебя, Лана, – и выпил содержимое бокала до дна.
Света молча выпила и принялась убирать посуду со стола. Виктор ей активно помогал. Вдвоем справились быстро, даже посуду вместе мыть веселей. Вместе было так хорошо, тепло, уютно...
Светлана подошла к окну. Черноту за окном разрывали острые лучи фонарей, и в их свете по-прежнему медленно кружились крупные хлопья снега. Виктор подошел сзади и нежно поцеловал Свету в шею. Ее словно прошило сладким током. Она наклонила голову, а он все целовал и целовал ее за ушком, в шейку, от корней волос и вниз, все дальше и дальше... Света знала, что не должна бы позволять ему это делать, ведь это может кончиться плачевно, но не могла прервать его нежных поцелуев, не могла отказаться от его ласк... Она растворялась в нем, ее уже, как бы, и не было... Его руки скользили по ее шелковой блузке, теребили такие непослушные мелкие пуговички... Его надо остановить, надо прервать путешествие его рук под ее блузкой... Но как? Господи, где взять силы остановить его, отказаться от этих нежных ласк?!
Виктор повернул Свету к себе и стал осыпать поцелуями ее лицо, губы... Его пальцы, наконец, справились с неимоверным количеством пуговиц на ее блузке. Он подхватил ее на руки и понес в спальню, на широченную кровать-сексодром. Света обхватила его за шею и целовала могучее плечо, ухо, густые жесткие волосы... Виктор бережно уложил свою драгоценную ношу на постель. Блузка упрямо держалась на Свете только за счет манжет. После нескольких бесплодных попыток расстегнуть их, Виктор с силой рванул, и пуговицы с треском отлетели. Теперь он добрался до ее брюк... А Света и не возражала. Она судорожно теребила пуговицы на его рубашке, тщетно пытаясь их расстегнуть, и не догадываясь в безумстве страсти, что это вовсе не пуговицы, а маленькие перламутровые кнопки. Виктор пришел на помощь и сам стянул с себя рубашку через голову, видимо, от нетерпения тоже забыв, как расстегиваются кнопки. Света целовала его широкую мускулистую грудь с редкой растительностью, одновременно расстегивая его брюки. Их руки, пальцы переплелись – где чьи, не разберешь...
Света стеснялась своего тела. После появления на свет дочери и многомесячного кормления грудью ее фигура изменилась кардинально и явно не в лучшую сторону. Многолетняя борьба с собственным телом была ею с оглушительным треском проиграна и Света, ради того, чтобы жить в ладу с самой собой, полюбила себя такой, какой стала. Полюбить вроде удалось, да комплекс все-таки остался. И если одетую себя Света воспринимала нормально, то без одежды себя не любила категорически, потому и на пляже не появлялась много лет. Впрочем, с солнцем она с детства не дружила, уж больно беспощадно оно любило ее нежную молочно-белую кожу. Так что пляж ей был вообще противопоказан, и невозможность загорать Светлану совершенно не беспокоила. Дома перед мужем Света тоже старалась лишний раз не светить обнаженностью – конечно, она однозначно подходит под описание Кустодиевской красавицы, но зачем лишний раз выставлять такую красоту на обозрение?!
Сейчас же она, казалось, забыла о несовершенстве фигуры. В эту минуту ей хотелось одного – любить. Любить! Любить и быть любимой, отдаться собственной страсти, бесстыдству, безумству естества... Она сгорала от желания, ее била мелкая дрожь. Виктор тоже весь дрожал, срывая с любимой брюки с криком голодного троглодита, завалившего мамонта. Вот он, миг победы! Вот она, родная, любимая, долгожданная, лежит перед ним, вся как на ладони. Осталась самая малость – освободить желанное тело от нижнего белья. Виктор припал губами к ее губам, а руки продолжали свой коварный поход... Легкий щелчок, и верхняя часть оставшегося на Светке туалета отлетела в сторону. Остался последний бастион...
О, какие у него ласковые руки! Какой он нежный! Какой сладкий! Господи, как хорошо! Его волшебные руки, щекоча, опускаются все ниже, отодвигают тонкую ткань... А горячая волна, напротив, поднимается все выше, накрывает с головой... Тело в предчувствии наслаждения делается тяжелым, словно наливается свинцом. Пальчики, его шаловливые пальчики, чего они хотят? О, как хорошо!!! За это можно всё отдать! Всё... Всё. Всё? Да, всё! Отдать, но не предать!
– Нет!!!
Виктор дернулся, словно раненый лев. Что не так? Опять? Он молча смотрел на Свету, ожидая пояснений.
– Я не могу... Витенька, родной мой, любимый! Я не могу... Я так хочу тебя, ты же видишь... Но у меня как будто предохранитель какой-то в голове сидит. Скорее даже, не в голове, а там... Я не могу... Я хочу, но не могу ничего поделать, что-то не пускает, не дает... Витюшенька, родной мой, – она встала на колени и принялась осыпать поцелуями его тело. – Родненький, любименький, жить без тебя не могу, не хочу. Что же нам делать? Прости меня, любимый мой, прости меня, сокровище мое бесценное...
Она целовала и целовала его поникшее, лежащее, как бревно, тело. Целовала и шептала слова любви, целовала, покрывая его грудь солеными слезами:
– Прости меня, прости меня, прости... Прости меня, любимый...
Так они и заснули. На застеленной кровати, обнаженные, в окружении разбросанных брюк, рубашек, нижнего белья. Замерзнув под утро, во сне Света прижалась голой спиной к Виктору. Неосмотрительно... Все началось по новой. Только теперь никто ни с кого не срывал рубашек и брюк, оба лежали «готовенькими к употреблению». Опять поцелуи, ласки, слова любви, бегающие по дрожащему от желания телу пальцы... Высшая степень возбуждения... И снова отчаянное Светкино «Нет!» в самый кульминационный момент...
Заплаканная Светлана убежала в ванную. Виктор оделся неспеша, и побрел на кухню готовить завтрак. Когда Света вышла из ванной, замотанная в большое банное полотенце, Виктор уже ждал ее за накрытым столом, на котором стояла тарелка с горячими тостами и дымился кофе в больших глиняных чашках, стилизованных под маленькие горшочки. Света скрылась в недрах спальни.
Вышла оттуда она уже одетая, в брюках и блузке. Манжеты с оборванными пуговицами болтались на руке, и Света закатала их почти до локтя, присела к столу.
Завтракали молча. Потом Светлана не выдержала:
– Витя, ты хорошо придумал с этой командировкой, но я не могу остаться. Я поеду домой.
Виктор ответил не сразу:
– Не решай сгоряча. Не спеши. Я тебя ни к чему не принуждаю, не тороплю. Я готов ждать, сколько потребуется. Конечно, мне нелегко. Но если ты уедешь, нам обоим будет еще труднее.
– Не знаю, Витя, я не уверена, – Света говорила очень тихо, раздавленная своей виной. – Витюша, я тебя действительно очень люблю... Но я не могу ничего поделать с этим дурацким предохранителем. Я хочу тебя, безумно хочу. Это не было спектаклем, так играть нельзя! Но что-то сидит во мне, что-то, через что я не могу перешагнуть, даже если хочу это сделать. Я и сейчас тебя хочу, прямо в эту минуту. Но, как дойдет до дела, опять включится проклятый предохранитель! Я не знаю, где он выключается! Витенька, родной мой, я не хочу тебя мучить. Я же вижу, как тебе плохо. Только, поверь, мне-то так же плохо... Если я останусь, мы изведем друг друга такими неоконченными пьесами... Я ж так из тебя импотента сделаю!
– Испугала! С другими я давно импотент... Для меня ведь существует одна женщина во вселенной – ты. А с бесполыми существами я спать не умею, у меня на них, как это ни грубо звучит, не стоит. – Виктор отхлебнул глоток кофе, помолчал немного. – Лана, не уезжай. Я прошу тебя, останься со мной! Пока хотя бы на две недели. А там... Глядишь, все и наладится.
Помолчал еще немного, как бы обдумывая новые аргументы, заговорил вновь:
– Лануля, милая, останься! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась у меня дома, но если тебя это напрягает, живи в отеле – у тебя же есть прекрасный номер. Это тебя абсолютно ни к чему не обязывает, не думай, что я буду рассчитывать на определенную расплату. То есть, я, конечно, рассчитываю, но не в качестве расплаты, а в качестве любви, как сегодня ночью...
– Вот как раз, как сегодня ночью, я и не хочу! Я не хочу, чтобы это повторялось! Я хочу тебя, но с завершением, по-настоящему, как у взрослых! Понимаешь? Ты думаешь, мне доставляет удовольствие мучить тебя? Пойми, родной мой, я ведь мучаюсь не меньше тебя! И физически, и морально! Я не хочу тебя мучить, и не хочу мучиться сама. Я люблю тебя, Витюша, но мне надо уезжать...
Виктор еще помолчал, как бы обдумывая перспективы. Потом спросил:
– А как же ты объяснишь мужу свое возвращение? Ведь ты поехала в командировку на две недели, а вернешься через день?
Светлана побледнела:
– Олег! Господи, я же забыла позвонить Олегу! Телефон, где телефон, – ее взгляд истерически заметался в поисках. – Где телефон?!
Виктор наклонился через стол и подал очумевшей Светке трубку, сиротливо лежащую прямо перед ее глазами. Та схватила телефон и выскочила в другую комнату, прикрыв за собою дверь. Сердце Виктора сжалось от боли и ревности к счастливому сопернику.
Из соседней комнаты раздался приглушенный Светкин голос:
– Сонэчко мое, как вы там без меня? Как Иришка? – помолчала, вслушиваясь в ответ собеседника. – Я не смогла, ты уж меня прости. Тут устроили шумную презентацию в честь открытия филиала, ну и, как результат, пришла поздно и звонить была уже не в состоянии. Да и вы уже спали... Я ж с поезда, совершенно не отдохнувшая, измотанная дорогой, а тут масса незнакомого народа, куча информации... Да, в гостинице... Одна. Одноместный номер, хорошая гостиница, где-то в центре, я еще не разобралась... Телефон? Да, конечно, есть, а откуда ж я тебе звоню... Номер? А какой же номер, – Светка лихорадочно соображала. – Да тут что-то затерто, я и внимания не обратила. Я узнаю, потом тебе перезвоню... Да, сонэчко, да, конечно... Обязательно... Береги Иришку... Все, пока. Целую.
Разговор закончился, но Светлана так и не вышла из комнаты. Виктор подождал несколько минут и прошел к ней. Света стояла, облокотившись на стол, и, казалось, не замечала ничего вокруг. Она лихорадочно соображала, как же теперь выпутаться из столь запутанной ситуации. Если ехать домой сейчас, это действительно вызовет у Олега вполне обоснованные подозрения. Оставаться – опасно, и опять же, в первую очередь, именно для Олега... Телефон, какой же телефон в ее номере, какая же она дурбалайка, почему же она об этом сразу не подумала?!
– Какие проблемы? – Виктор прервал ее мысленный процесс. – Возникли сложности? Не молчи, вместе подумаем.
Света посмотрела на него таким странным взглядом. В нем было и смущение, и чувство вины, и надежда на понимание, поддержку и помощь с его стороны...
– Я не посмотрела номер телефона в гостинице...
– Телефон – это не проблема. Главное – ты должна решить, что скажешь ему, если вернешься уже завтра. Это будет трудно правдоподобно объяснить... Подумай, стоит ли поступать столь неосмотрительно. Разумно ли это, если ты хочешь, чтобы он ни о чем не догадывался... Конечно, я безумно хочу, чтобы ты осталась со мной, но я уважаю твое мнение и приму любое решение. Если ты решила остаться с ним, то будет лучше, чтобы у него не было никаких подозрений относительно твоей командировки.
Света согласилась:
– Конечно, но как же сделать так, чтобы у него не возникло подозрений? Как ему объяснить мое срочное возвращение?!
– Очень просто – не возвращаться так подозрительно рано. Тебе придется остаться, как минимум, дней на десять. Если ты не хочешь жить у меня – живи в гостинице, я ведь ни на чем не настаиваю. Поживешь в Москве полторы недельки, отдохнешь... Я тебе уже говорил, скажу и еще раз – я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, не собираюсь тебя торопить... Да, у нас мало времени, но ты это понимаешь не хуже меня. Решение остается за тобой. Как насчет отъезда, так и глобальное, касающееся нашего с тобой будущего. Решай.
