Текст книги "Двойная звезда"
Автор книги: Татьяна Туринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Света тяжело поднялась с кровати и пошла приводить себя в порядок. Что-то она в последнее время стала похожа на старый сморщенный мухомор. Никуда не годится! Ну ладно, собралась помирать, так умри красивой!
Было нелегко, но Светлана мужественно занималась собственной внешностью. Зачем, и почему именно сегодня – она не знала. Просто почувствовала – надо привести себя в порядок. А то лежит целыми днями в постели, голова немытая, в ночной рубашке...
Когда, приведя себя более-менее в порядок, взглянула в зеркало, увидела незнакомую тетку. Из зеркала на нее смотрела сорокалетняя баба с лицом землистого цвета и заметной проседью. Как на вешалке болтались старенькие домашние джинсы да клетчатая ковбойская рубашка. Да, результат ее явно не впечатлил...
Зазвонил телефон. Кто в такую рань? Все знают, что она в это время или на работе, или спит сном младенца.
– Алло.
– Лана, я под твоим домом. Ты одна?
По Светкиной коже побежали мурашки. Господи, Витенька! Родной, золотой, любимый! Приехал! А вслух:
– Вы ошиблись номером, – и положила трубку.
Сердце сходило с ума, тело сотрясала дрожь. Любимый, родной, счастье мое! Зачем же ты приехал, нельзя, не надо! Здесь Олег, здесь Иришка, здесь другая жизнь!
Вновь зазвонил телефон. Света упорно не брала трубку, но звонки не стихали. Наконец, где-то после пятнадцатого звонка, Светлана не выдержала:
– Алло.
– Светуля, не клади трубку. Я под твоим домом и сейчас поднимаюсь к тебе.
– Нет, не смей!
– Я уже посмел. Я знаю, что Олег ушел. Ты одна. Я иду к тебе...
– Нет, Витюша, нет! Я не открою дверь. Уходи! Ко мне нельзя...
В трубке раздались короткие гудки. Не успела растерянная Светка положить трубку на место, как раздался звонок в дверь. Ноги подкосились, и она рухнула в кресло, рядом с которым стояла. Снова запиликал звонок, потом в дверь постучали. Света по-прежнему сидела в кресле, не в силах пошевелиться. Тогда вновь зазвонил телефон. Света послушно взяла трубку:
– Алло.
– Лана, я буду стучать и звонить, пока ты не откроешь. Я все равно уже здесь и никуда не уйду. В конце концов, на мой стук сбегутся соседи. Им будет очень интересно узнать, кто я такой и почему рвусь к тебе в гости.
– Это шантаж, – прошептала Светка еле слышно. Она была напугана, растеряна, и... счастлива!
– Пусть будет шантаж. Как бы это ни называлось, я отсюда не уйду.
Света молчала. Она и сама так хотела увидеть Виктора, броситься в его объятия. Но она была так страшна, так некрасива... Он же сразу разлюбит ее, как только увидит! Но стук и звонки продолжались, и Света действительно испугалась, что на шум сбегутся любопытные кумушки и по всему дому разнесут Бог знает, какие сплетни. И она открыла дверь.
Виктор действительно испугался, увидев любимую:
– Девочка моя, что с тобой?
Света смутилась:
– Не смотри на меня, я страшная, – и вдруг заплакала, зарывшись в мокрую от снега дубленку Виктора. – Витюша, родненький мой, любименький мой, ну зачем же ты приехал?! Я же просила тебя...
Виктор, успокаивая, гладил свое некрасивое сокровище по голове:
– Ты просила меня не звонить. А я и не звонил, я приехал.
– А звонил кто? Оффенбах?
Виктор захохотал:
– А почему Оффенбах?
– Потому...
Виктор целовал мокрое, соленое от слез, такое родное Светкино лицо. Целовал и все приговаривал:
– Девочка моя, что с тобой? Нельзя так рассупониваться, мы же обещали друг другу держаться. А ты меня так пугаешь! Звездочка моя ненаглядная, родная моя... – посмотрел на Светку в упор, внимательно и хмуро. – Нет, зайчик мой, так не годится. Все-таки придется мне тебя забрать. Я не могу тебя здесь такую оставить. Собирайся, солнышко, поедем домой.
Света замотала головой, протестуя:
– Нет, Вить, я дома. А ты уезжай...
– Я тебя уже два раза послушал. Ничего хорошего из этого не вышло. Собирайся.
– Нет, Витя, я никуда не поеду. И этот вопрос больше не оговаривается. Мы с тобой совершили ошибку, нам за нее и платить. А моя семья ни в чем не виновата. Им и так предстоит пережить горе, я не хочу его усугублять.
Виктор поморщился:
– Ой, Лана, это старая песня! В том-то и дело – ко мне ты уйдешь, или тебя совсем не станет – им то все равно предстоит разлука с тобой. Зачем ты все усложняешь?
– Я усложняю?! Да если бы ты в свое время выполнил Долину просьбу, мы с тобой уже давно были бы вместе! Так что это по твоей милости я вышла замуж за Олега. А уж коли я вышла замуж за него, с ним я и останусь. В отличие от тебя, он ни в чем не виноват!
– Конечно, я сам во всем виноват! – вспылил Виктор. И вдруг заговорил о непонятном: – Все забываю тебя спросить. Ты когда-нибудь бывала в Новосибирске?
Света опешила от такой резкой смены темы:
– Да, была один раз. Я как раз там с Олегом и познакомилась...
Виктор побледнел:
– ТАМ?! Когда?
– Там. И что значит «когда»? Тринадцать лет назад...
– Осенью? Приблизительно в середине октября?
– Скорее, во второй половине... А что?
– Тебе ничего не говорит "Бар гостиницы «Турист»?
Светлана опешила еще больше:
– Да, я жила в «Туристе»...
– Ну а бар?
– Да, один раз была там... А что?
У Виктора сжалось сердце:
– Какие-то особенные ощущения связаны с баром, ассоциации?
Света ненадолго задумалась:
– Сначала я себя очень плохо чувствовала, вся дрожала, думала, что простыла... А потом все прошло. Я как раз в этот вечер с Олегом и познакомилась... Да объясни ты, наконец, в чем дело? Причем тут Новосибирск?!
Виктор не мог ответить. От услышанного у него отнялся голос. Перехватило горло – он судорожно глотал воздух, но тот почему-то не попадал внутрь. Света испугалась:
– Витюша, что с тобой? Тебе плохо? – и понеслась на кухню за водой. Вернувшись, стала вливать воду в Виктора. Стакан выскользнул из мокрых рук и упал на пол. Вода разлилась на ковер и моментально в него впиталась, а стакан почему-то не разбился... – Витюша, что с тобой?!
Виктор, наконец, немного оклемался. Отдышавшись, ответил слабым голосом:
– Просто в этом баре мы с тобой и должны были встретиться. То, что ты приняла за простуду, на самом деле было предчувствием нашей судьбоносной встречи. Мне тоже в этот день с утра было как-то странно плохо, а ближе к вечеру я оказался рядом с гостиницей «Турист», и, увидев табличку «Бар», понял, что умру, если не зайду туда. Я сидел там и ждал неизвестно чего, но я ждал и ждал, не сводя глаз с входной двери, а тебя все не было и не было... Но я не знал тогда, что жду тебя. Я просто знал, что что-то должно произойти. А ничего не произошло... Я немного посидел и ушел...
Теперь плохо стало Светлане. Теперь она ловила воздух ртом и не могла надышаться. Ненадолго установилась тишина, потом потрясенная Света понесла какую-то околесицу:
– Валька так долго собиралась... Я ее торопила, торопила... А в баре – ничего, пусто... И все прошло...
Света ненадолго замолчала, попыталась собраться с мыслями, потом захохотала истерически, периодически выкрикивая одно слово: «судьба». Через пару минут горький смех плавно перешел в не менее горькие слезы. Виктор попытался ее успокоить, но Света отстранила его и заговорила спокойным, даже каким-то будничным голосом:
– В этот вечер я и познакомилась с Олегом. Нет, не в баре, немного позже... Он сделал мне предложение буквально через полчаса после знакомства. Я шутя согласилась, уверенная, что и он тоже пошутил... Потом, когда он уже приехал за мной во Владик, и стало ясно, что это не шутка, я вспомнила свое болезненное состояние в день нашего знакомства. И я решила, что это было предчувствие нашей с ним встречи, а сама наша встреча – судьба, от которой не убежишь... И Олега посчитала своей судьбой... Я ведь его тогда не любила, но решила – раз это судьба, так тому и быть... Я полюбила его потом, уже в Киеве, когда узнала хорошенько, когда почувствовала на себе его заботу и любовь...
Света вновь замолчала. Молчал и Виктор, потрясенный услышанным. Вот, значит, какая она, судьба-злодейка! Вроде, дала им шанс встретиться, но, как только этот шанс был благополучно упущен, она тут же подсунула тот же шанс сопернику. И уж соперник его не упустил! А Виктору просто не хватило терпения дождаться свою Звездочку. Он, как последний идиот, повелся на причитания новосибирского дружка Сереги, повторяющего без конца страдальческим тоном: «Водка зе сьтынет». Водка стынет! Он променял свою Ланочку на водку! А в итоге, на водку же променял жизнь...
– Витюша, мы с тобой обязательно будем счастливы, только не здесь и не сейчас. Мы совершили ошибку, нам и расплачиваться за нее. А там, на том свете, мы будем вместе. Неправда, что смерть – это конец. Это только физическая смерть, это наши тела умрут, а души наши будут вместе. А тело – что тело? Ты посмотри на это тело, – Света усмехнулась и подвела Виктора к зеркалу. Оттуда на них смотрела странная парочка: дама неопределенного возраста в просторных, явно не по размеру, джинсах и застиранной рубашке, и рано постаревший мужчина в мокрой от снега дубленке, с тяжелыми мешками под глазами и небольшим рваным шрамом на левой щеке. Действительно, довольно печальное зрелище. – А там мы будем красивыми, и нам уже никто не будет мешать. А потом у нас еще будут жизни... Только обещай, что в следующий раз ты найдешь меня раньше, чем я выйду замуж...
31
Москва
– Витенька, сынок, да что же это такое? Ты посмотри в зеркало, ты же на себя не похож! Что с тобой? Нельзя же так убиваться из-за несчастной любви! Да была бы там принцесса какая или королева красоты, еще можно было бы понять. А тут – старая, толстая, замужняя баба с ребенком, тьфу, глаза б мои на нее не смотрели. Ты ж у меня красавец, ты ж у меня всем хорош – просто идеальный жених, а эта фифочка носом крутит! Да мы тебе найдем...
– Хватит, мама, – Виктор довольно грубо перебил мать. – Никого ты мне не найдешь, и не старайся. И я себе больше никого не найду, и хватит об этом.
Мать запричитала:
– Как это не найдешь? Ты что ж это такое говоришь? Что ж ты крест на себе ставишь? Как ты...
– Я сказал – хватит! – сын вновь перебил мать, на сей раз еще более грубо. – И прекрати говорить гадости о Светлане. Она ни в чем не виновата, виноват во всем только я. Кругом виноват...
– Да что ж ты натворил такого страшного, – никак не унималась мать. – Если и обидел ее – попроси прощения, она простит. И вообще займись делом, хватит в постели вылеживаться! Ты когда на работе-то в последний раз был? Займешься делом – быстрей свою занозу из сердца выбросишь. Ты ж от мыслей своих черный стал! Вся твоя болезнь в голове сидит, вся хворь придуманная...
Виктор подскочил на кровати:
– Ах, придуманная?! Не хотел говорить, расстраивать тебя, да видно, время пришло... Так вот, хворь моя придуманная ни одним лекарством не лечится, и на этом свете я доживаю последние денечки!
Мать вновь запричитала:
– Что ты говоришь, Витенька! Нельзя такие...
– Не перебивай меня, слушай, раз напросилась. Не знаю, поймешь ли ты... Дело в том, что я – исключение из правил, очень редкий экземпляр...
– Конечно, сынок, ты у меня самый умный, самый... – продолжала кудахтать Ирина Станиславовна. Виктор взвился:
– Я же сказал: не перебивай! Есть такой термин в астрологии, «Двойная звезда» называется. Это когда двое рождаются под одной звездой, в один день и час, и предназначены только друг для друга. Встретятся – будут самой счастливой парой на земле, не встретятся – оба погибнут. Это очень редкое явление, исключительно редкое. И нам со Светой подфартило стать этими исключениями, – он горько усмехнулся. – Только к моменту нашей встречи она оказалась замужней дамой. И весь ужас в том, что семью она бросить не может. И не бросит никогда! И осталось нам с ней жить всего шиш да маленько! Теперь понимаешь, КАК ты ее обидела?! Ни за что, ни про что оскорбила до глубины души. И насколько все было бы проще, будь она не так строга во взглядах. А ты ее ТАК...
Ирина Станиславовна, наконец, притихла. Конечно, она не поверила во все эти астрологические бредни, но серьезность сына ее испугала. Только теперь она обратила внимание на то, что ее драгоценный ребенок за несколько недель основательно похудел и осунулся, даже почернел, стал слишком слаб... Пожалуй, у него действительно серьезные проблемы со здоровьем. Неужели так убивается из-за материных слов? И это что же, выходит, это она, Ирина Станиславовна, виновата в его нынешнем состоянии? Да, пожалуй, она действительно погорячилась тогда. Наверное, не стоило вот так сразу высказывать свои мысли при чужой женщине. Конечно, порядочная женщина не будет мотаться по командировкам, но кто знает, может она и впрямь не такая? Вон ведь, как упорно об этом твердит Витюша. Да, некрасиво получилось, надо бы извиниться, да где ее, ту Светлану, теперь найдешь? Уехала в свой Киев. А Витенька тут, бедный, без нее мается. Небылицы какие-то придумывает. Или это она, Светлана, сказок ему нарассказывала? Ой, как все сложно!
– Ну что ты такое говоришь! Витенька, сынок, прямо средневековье какое-то! Кто тебе эти глупости в голову вбил, принцесса твоя, что ли? Так нашел, кого слушать. Это она таким хитрым способом тебя прикарманить решила, а ты и сопли распустил, поверил...
Виктор не ответил, только посмотрел пристально в глаза матери и отвернулся к стенке. Помолчав немного, добавил:
– Верить или не верить – это твое личное дело. А мое дело – предупредить тебя. Я уже и завещание написал. Тебе отписал максимум, сколько ты сможешь потратить до конца своей жизни; акции и прочие финансовые бумаги оставил Андрею, фирма тоже остается за ним... Еще одну часть оставляю Светланиной дочери. В том, что девочка лишится матери, моя вина, я должен компенсировать ее потерю хотя бы материально. А тебя очень прошу, не смей оспаривать эту часть завещания.
Выдав тираду, Виктор замолчал окончательно. И, сколько мать ни пыталась его растормошить, какие бы слова ни говорила, сын не реагировал ни на что.
***
Киев
Так и не сумев растормошить сына, Ирина Станиславовна бросилась разыскивать Андрея. Тот подтвердил астрологические бредни Виктора и, в свою очередь, повез мать лучшего друга к Нине, как главному специалисту в этой области. И лишь только поговорив с расплакавшейся вдруг Ниной, Ирина Станиславовна поверила в космическую исключительность своего сына. И только тогда по-настоящему ужаснулась – что она натворила?! Как, КАК вернуть расположение Светланы, как уговорить ее перебраться к Виктору?!
Андрея и, как сразу догадалось материнское сердце, влюбленную в Виктора Нину не пришлось долго уговаривать на поездку в Киев, и «команда спасения» выехала в столицу Украины.
Выйдя из поезда в полдевятого утра, прибывшая компания на такси отправилась в спальный район с таинственным названием Воскресенка.
Воскресенка оказалась довольно далеко от вокзала. Какое-то время пришлось простоять в пробке на мосту через Днепр. Ирина Станиславовна была слишком озабочена судьбой сына, а потому любоваться красотами весеннего Киева была не склонна. Да и любоваться особо было нечем, разве что широким и могучим Днепром, через который они пытались перебраться. Даже в хмурое ненастье река выглядела красивой. Темное облачное небо отражалось в серой воде. Сильное в середине, у берегов течение практически не было заметным и небольшие лагунки выглядели довольно уютными. На широко раскинувшихся ветках одинокого дерева, в высоту давно переросшего мостовые перила, устроили выездное заседание черные галки. Они не только оккупировали крону дерева, но некоторые из них с удобством устроились непосредственно на перилах, и наблюдателю казалось, что в эту минуту они живо обсуждают очень серьезную птичью проблему. Их серьезность выглядела так забавно и могла бы растопить любое, даже ледяное, сердце. Только троице, прибывшей из Москвы, было совсем не до умиленья...
Прознав о давнем знакомстве Андрея с возлюбленной сына, Ирина Станиславовна попросила его сломить сопротивление Светланы. Самой говорить с несостоявшейся невесткой ей, во-первых, не очень хотелось. Ирина Станиславовна испытывала к несостоявшейся невестке весьма неоднозначные чувства. Было ужасно стыдно перед нею за свое недавнее выступление в защиту морали. Теперь-то она прекрасно понимала, что Светлана не заслужила и десятой доли пролившегося на нее гнева. Но, несмотря на стыд, несчастная мать физически не могла заставить себя полюбить женщину, от которой настолько сильно зависела не только судьба, но и сама жизнь единственного сыночка. Умом понимала, что должна любить и лелеять Светлану, как собственную дочь хотя бы ради Витюши, но в душе занозой сидела какая-то злость, не позволявшая простить киевской выскочке зависимость от ее решения. Отсюда выплывало и во-вторых – Ирина Станиславовна панически боялась обидеть Светлану, нечаянно обнажив свою неприязнь и страх перед нею. Вот потому-то честь провести со Светланой «воспитательную беседу» выпала именно Андрею.
Увидев Свету, Андрей ужаснулся. Боже, что случилось с той миловидной, полной жизни молодой женщиной, которую он видел буквально два месяца назад? Вместо цветущей Светланы перед ним, держась за входную дверь, стояло приведение. Из аппетитной пышечки Света превратилась в худющую трость желтого цвета. Кожа не успела стянуться и от резкого похудения дрябло висела на щеках и подбородке. Глаза спрятались глубоко под брови, под ними залегли темно-коричневые нездоровые круги.
Света посторонилась, впуская гостя в квартиру, и прошла в комнату, на всякий случай, держась за стенку. Ее шаги были столь неуверенные, и все движения такие скупые и четко просчитанные, что смертельная жалость к давней подруге сжала сердце Андрея и он, не в силах побороть чувство вины, схватил ее сначала за плечи, потом и вовсе прижал с силой к себе, не давая сделать следующий шаг:
– Прости меня! Господи, что я наделал?! Светка, милая, прости меня!
Света только крепче вжалась в стенку и едва слышно проговорила:
– Мне тяжело стоять. Позволь мне пройти...
Голос ее был настолько слаб, что чувствовалось – ей тяжело не только стоять, но и говорить. Пожалуй, даже дышать для нее было задачей не из легких. От жалости и боли у Андрея перехватило горло. Он не смог ответить, только молча отошел в сторону, и с ужасом наблюдал, как осторожно садится хозяйка в кресло, какой крупной дрожью трусятся ее руки, когда она опирается на подлокотник кресла. Ужас от осознания того, что перед ним находится практически покойница, которая почему-то еще умеет шевелить конечностями и немножко языком, сковал все его члены. Только теперь он понял, насколько серьезны были разговоры о том, что несчастным влюбленным не жить друг без друга. До сих пор он все еще не осознавал, что друг детства и всей жизни, Витька Иванцов, самый дорогой человек на свете после Янки и маленького Ваньки, может кануть в небытие в любое мгновение! И не он один. Вместе с ним уйдет замечательная, веселая девочка Света, с которой когда-то так здорово было бродить по летней Москве...
Молчание затянулось, и Андрей понял, что не сумел совладать со своими чувствами и все, что успел передумать за пару минут, Света явственно читала на его лице, как на листе бумаги. Она только усмехалась уголками губ его ужасу, а глаза ее оставались все такими же мертвыми серыми стекляшками. А ведь еще два месяца назад она смотрела на Андрея искрящимися зелеными озерами...
– Что, так страшна? – тихонько прошептала Света, пытаясь вложить в слова хоть капельку иронии. – Страшна, я знаю. Рассказывай, какими судьбами?
Все заранее заготовленные фразы вылетели из головы гостя, как только он перешагнул порог квартиры. И говорить оказалось совсем нечего – он по Светкиным глазам понял, что она прекрасно знает, зачем он приехал, но не намерена отступать от принятого решения. И все-таки сказал:
– Свет, дальше медлить нельзя. Потом может быть слишком поздно...
Света кивнула:
– Я знаю. Только уже и так поздно... Давно уже поздно...
– Нет, нет же, еще можно все исправить, – горячо возразил Андрей.
– Нет, – хозяйка покачала головой. – Нет, Дюша, уже давно поздно. Мы опоздали на долгих тринадцать лет... Ничего уже не исправишь...
– Не говори так! Я знаю – это я виноват, если бы не я, вы бы уже давно были вместе!
Света попыталась улыбнуться:
– Не смеши меня, Дюша. Причем тут ты?
– Ну как же, я же тебе говорил, это я не захотел тогда вас познакомить...
– Ты не захотел, а он и не настаивал... Да ладно, Дюш, не в этом дело. Это ведь не единственный случай. До этого он отказался от меня во Владивостоке. А потом мы не смогли встретиться в Новосибирске. Там он не дождался меня, а я зачем-то ждала подругу, хотя и не могла ждать. Мне бы бросить все и нестись, сломя голову, в этот чертов бар, а я сидела и ждала, пока Валька наведет марафет. Так что не ты виноват, Дюша, а мы. Сами. Оба. А ты успокойся, не вини себя. Нет твоей вины в нашей смерти. Если тебе будет так легче, то я отпускаю тебе твою мнимую провинность...
Андрей только мотал головой из стороны в сторону, не в силах проронить ни звука. Комок в горле никак не проходил, только становился все плотнее и плотнее. Андрею казалось, что комок вырос уже настолько, что Света может видеть его сквозь ворот его рубашки. А он все рос и рос, и Андрей начал опасаться, как бы он не лопнул, не взорвался вместе с его шеей. И все мотал и мотал головой из стороны в сторону, зажмурившись на всякий случай, чтобы Света не смогла увидеть, как закипают в его глазах слезы. Не гоже это, ой, негоже, мужику плакать перед женщиной!
Светлана догадывалась, что он плачет, или, по крайней мере, близок к этому. Она деликатно позволила ему справиться с собой, не пасть перед ней лицом в грязь. Ох, мужики, какие же вы глупые создания, что ж вы все пыжитесь, все тужитесь, изображая из себя несгибаемых, железных роботов, а ведь на самом деле такие же живые существа, как и женщины, разве что чуть менее эмоциональные.
Воспользовавшись данной возможностью, Андрей действительно сумел справиться с собой. Подавил слезы, проглотил проклятый комок. И предпринял еще одну попытку:
– Светуля, ты же умная женщина. Ну скажи мне – кому будет легче, если вы с Витькой умрете? Кроме вас, разумеется. Тут я мог бы с тобой согласиться – да, вам действительно станет легче. У вас уже ничего не будет болеть и никто не помешает вашему счастью. А если ТАМ ничего нет?! И тогда ты и ТАМ не сможешь стать счастливой? Ты об этом не думала? Вы оба просто канете в небытие, просто перестанете что-либо ощущать. И уж естественно, думать. Именно поэтому вы, конечно, не сможете себя чувствовать несчастными, вы даже не поймете, что обманулись в своих ожиданиях. Но оправдает ли это вашу раннюю смерть? Чего ради обрекать себя на мучения и страдания в этой жизни, если после смерти окажется, что ТАМ ничего нет?
Андрей сделал небольшую паузу. Не только для того, чтобы вдохнуть воздуха. Но и давая возможность Светлане прочувствовать его слова, подумать над ними, а может, и ответить на них. Но нет – Света по-прежнему молчала, правда, лицо ее выражало некоторую заинтересованность его словами, что само по себе успокоило его, вдохновило на дальнейшие изыскания темы загробной жизни:
– А ты не задумывалась о том, что ТАМ, – он многозначительно поднял глаза к потолку, демонстрирую полную лояльность к Создателю, – вам могут не простить того, что вы прошлепали свой шанс, пренебрегли Даром Божьим?! Ты не боишься разгневать Его?
Светлана по-прежнему молчала, но заинтересованность на ее лице поугасла. Андрей понял: то ли утомил, то ли сбился с интересующей ее линии, решил для проверки сменить тему, впрочем, не отходя от основного разговора:
– Хорошо, допустим, ты уверена в существовании потусторонней жизни, ты уверена, что вам с Витькой там будет хорошо, и за все ваши страдания в этой жизни вы будете вознаграждены. А скажи мне, подружка дней моих суровых, – ты не задумывалась, скольким людям вы причините горе своим уходом? Ты не думала, что твоей дочери очень скоро может понадобиться материнская помощь и поддержка? Очень хорошо, что она так любит отца. Но каково девочке будет без матери? Да в ее-то подростковом возрасте. Ты думаешь, горячо любимый папа сможет ответить на все ее вопросы? Сможет дать ей дельный женский совет?
Андрей намеренно устроил еще одну паузу. Заинтересованность на Светкином лице явно возросла, но брови ее сжались у переносицы, на лбу пролегла вертикальная ложбинка. «Ага, не нравится? А ты подумай, как понравится твоей дочери оказаться без матери!» И Андрей продолжил без всякой жалости к умирающей:
– Ты жалеешь своего мужа, оберегаешь его от предательства. А ты думаешь, после твоего ухода он до конца своих дней понесет по жизни память о тебе, как флаг? И до гробовой доски останется тебе верен, так же, как и ты ему?! Ой, вряд ли! Светуля, уверяю тебя, как представитель мужского пола: не дождешься! Ему сейчас сколько – тридцать шесть, сорок?
– Тридцать девять, – едва разлепляя склеившиеся губы, ответила Светлана. Сказала растерянно и совсем не так уверенно, как в начале разговора.
– Тридцать девять лет! Мужчина, что называется, в самом расцвете! И ты действительно думаешь, что остаток жизни он проживет бобылем? А у него ведь не остаток, у него еще полжизни впереди! Поверь мне, и полугода он один не проживет! Может, не сразу женится, но баб начнет водить не позднее полугода после твоих похорон! А как ты думаешь, куда он их будет водить? Не к маме же с папой. Сюда, милая моя, сюда, – гость красноречиво обвел подбородком пространство. – В твой дом, в твою постель! И не думаю, что сильно будет скрываться от твоей дочери. А потом и женится. И у твоей горячо любимой дочечки появится мачеха. И дай Бог, чтобы она к твоему ребенку относилась по-человечески! А то еще и своего родит от вашего папаньки, и останется твое дитё на обочине дороги, никому не нужным... Но даже в самом лучшем случае – ты только представь – когда твоя дочь будет выходить замуж, поправлять на ней фату и платье будешь не ты, а совершенно посторонняя тетка! Ты хочешь этого?! Хочешь?!
Андрей дважды повторил «Хочешь». Повторил с убийственным нажимом. Он действовал сейчас совершенно интуитивно, и говорил совсем не то, что готовился сказать. Но ему казалось, что сейчас нужно говорить именно это и именно так, как он это говорит. И пусть жестоко объяснять умирающей женщине то, что овдовевший муж недолго будет оставаться вдовцом. И пусть еще более жестоко использовать в уговорах дочку, как тяжелую артиллерию. Он чувствовал всем сердцем, что иначе Светка ничего не поймет, упрямо встав в позу. И ведь с нее станется – не только сама умрет «назло врагам», но и Виктора за собой утащит в потусторонние дали.
– Ты хочешь этого?! Хочешь?!
Светлана неуверенно покачала головой: что за глупый вопрос, кто же этого захочет. Но слишком неуверенно для того, чтобы Андрей, наконец, остановился, перестал мучить ее своей жестокостью. И он продолжил:
– А о матери своей ты подумала? Она ведь мужа схоронила, одна осталась. Ты представляешь, как ей было плохо, что она решилась бросить родной город и перебралась к тебе в Киев. Перебралась для того, чтобы не быть одной, чтобы быть рядом с дочерью. А любящая дочь решила добровольно уйти из жизни, потому что она, видите ли, слишком благородна для предательства! А разве своей смертью, заметь – добровольной смертью! – ты не предаешь мать?! Она с трудом пережила смерть мужа, ей было очень трудно и нелегко. Говорят, родителей хоронить – естественно. Да, пусть грубо, но правда. Супругов... наверное, гораздо более болезненно, но все-таки тоже естественно – ведь все равно рано или поздно кто-то из супружеской пары умирает, оставляя второго сиротой на этом свете. А вот детей хоронить – это уж естественным никак не назовешь. Это совсем противоестественно! Это самая болезненная, самая невосполнимая утрата в жизни. И ты, такая правильная, хочешь обречь свою мать на такие страдания? Ты пойми, что из троих твоих самых дорогих людей – мужа, дочери и матери – меньше всего пострадает именно муж. А дочь и мать будут страдать от твоего ухода до конца жизни!
Светлана под воздействием его слов все больше сутулилась в своем кресле, сжималась, казалось, усыхала на глазах. Но Андрей упрямо шел к цели, добивал безжалостно:
– Не знаю, какие отношения у тебя с твоей матерью. Может, недостаточно теплые. Может, и к дочери ты тоже относишься с некоторой прохладцей? По крайней мере, мне, как отцу, непонятно, как любящая мать может сознательно обрекать дочь на такие муки. Но это, возможно, ваши внутрисемейные дела и ты считаешь себя вправе решать их судьбы. Но кто дал тебе право лишать чужую женщину, не сделавшую тебе ничего плохого, единственного сына? Ты знаешь, что Витькина мать тоже похоронила мужа, как и твоя, и тоже, как и она, не имеет больше родственников, кроме него? Ты понимаешь, как она будет страдать без него?! А если она, не вынеся такого горя, решит наложить на себя руки? Как ты думаешь, на ком будет грех за этот ее поступок? На ней? А мне кажется, на тебе. Потому что это ты причиняешь ей горе своей упертостью. И ладно бы, если бы в этой упертости был хоть какой-то смысл! Но ведь это просто глупость, одна сплошная, ничем не оправданная глупость! Из-за которой пострадаешь не только ты, не только твои близкие, но и мать твоего возлюбленного. За что ты наказываешь ЕЕ?!
Перестарался Андрюша. Уж к кому, к кому, а к Ирине Станиславовне Светлана особого сочувствия не испытывала. Может, если бы он начал с Ирины Станиславовны, переключившись к концу на Светкиных родных, она и переменила бы свое мнение. Она была уже очень близка к тому, чтобы пусть не изменить решение, но, по крайней мере, серьезно об этом подумать. Да, тут Андрюша был абсолютно прав, обо всем этом стоило подумать. Вполне может быть, что Олег потоскует-потоскует без нее, да и найдет себе утеху где-то на стороне. Вполне вероятно, что и женится. Светлана не могла сказать, что ее радовала такая перспектива, но и ничего особо ужасного в этом она не находила. Вполне естественно: мертвым – мертвое, живое – живым. Так ведь и она в потустороннее царство отправляется не в гордом одиночестве! А вот Иришка, мама, это да, это ее больное место. Но что же тут поделаешь, коли судьба у нее такая короткая, «эксклюзивная»! У нее за своих домашних душа болит, а Андрей навязывает ей еще и вину за мать Виктора, за Ирину Станиславовну. Ну уж нет, за нее-то она не отвечает, ей своих хватает! С какой стати она должна переживать за женщину, пусть она даже и мать любимого человека, но Светлана с содроганием вспоминала, каким презрением горели ее глаза, когда она выпроваживала гостей из дома! И уж конечно, презрение касалось не обоих гостей, то есть Светы с Виктором, а только Светы. И это притом, что тогда Светка еще и повода ей никакого не давала, была, как раз, очень лояльно к ней настроена. Если уж совсем честно и откровенно, тогда Светлана и сама надеялась, что все закончится хорошо, что удастся ей побороть сопротивление внутреннего предохранителя, и она останется с Виктором...
