Текст книги "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 14
Иван
июль 2022 года
На самом деле этот аттракцион с миской и ножом устроил дед Ленька – сам признался. До того как наняться лаборантом-сторожем на биостанцию, он возил туристов и рыбаков на стоянки, катал их по всему озеру, показывал заброшенные деревни и церкви. Нет, ритуал такой с заговором на самом деле был, вот дед и вкопал в одной из заброшек нож: вроде как остался от прежних времен. Читал туристам заговор, вгоняя дамочек в краску и получая от этого большое удовольствие. Я бы и не вспомнил, если бы Саша не заметила и не спросила.
Хотел немного ее потроллить, а мысли неожиданно свернули… ну на секс, само собой, они с него и не уворачивались, только на другую его ипостась. На то, о чем вообще не мог думать без холодного пота и льда в яйцах.
Я знал, что она мне этого не простила. Тогда я не просто облажался – обосрался самым жидким образом. С чего вообще взял, что она пытается перевалить решение на меня? Да с того же, с чего она подумала, будто то же самое хочу сделать я. Мы снова – как всегда! – друг друга не поняли. Может, и не хотели понимать?
Тогда я вообще ничего не соображал. Когда Саша лежала в реанимации с трубкой в горле, не мог ни спать, ни есть. Как раз заканчивалась сессия, я принимал экзамены. Ставил всем подряд «хорошо», не слушая. Если кто-то пытался возмущаться, задавал дополнительный вопрос и ставил «отлично». Все потеряло смысл, в голове долбило отбойным молотком: лишь бы только выжила!
Она выкарабкалась. Но вдруг оказалось, что беременна.
Дети – это для меня была больная тема. Я… боялся детей – и боялся признаться себе в этом. Уже потом, на озере, как-то отстраненно подумал, что наш брак был, по большому счету, союзом эгоистов, которые любили в первую очередь науку и себя в науке. И что держался он на двух столпах: на сексе и на том, что мы друг другу не мешали. Не мешали любить себя в науке. Ребенок, перетягивающий внимание, в эту систему не вписывался. Сашка была права: рожать только потому, что, вроде, так надо, не слишком честно по отношению к этому самому ребенку. Да и по отношению к себе самим тоже.
И все же, все же…
Я понимал, что это неправильно. Что так не должно быть. Раньше Сашкины месячные были всего лишь досадным ограничителем функционала. Но с того момента, когда она перестала принимать таблетки, я ждал «красный день календаря» со страхом. И не знал, чего боялся больше: что она беременна или что снова не беременна.
И вот пожалуйста. Нам так не хотелось выбирать, но жизнь поставила перед гораздо более сложным выбором: с высокой вероятностью неполноценный ребенок или аборт. Мы должны были проговорить вслух все наши страхи, чтобы понять, сможем ли справиться – вместе. Но я сказал, что приму любое ее решение. Имел в виду, что поддержу во всем, а прозвучало как «делай что хочешь, только отъебись».
А потом выкидыш, снова больница. Саша ушла глубоко в себя, закрылась на сто замков, не открывала на стук и не брала трубку. А когда вышла… это была уже совсем другая Саша. И все пошло под откос.
Потом я часто думал, как бы все сложилось, не появись в нашей жизни Соломина и Магнич, и понимал, что это было уже неважно. Не они – так кто-то еще. Не зря говорят: где тонко, там и рвется.
Нам осталось взять две последние пробы. Обычно мы почти не разговаривали, но сейчас вдруг стало невыносимо молчать. Хоть о чем-то говорить – лишь бы заглушить эту сосущую тоску.
– Саш, а как мама?
Ничего другого в голову не пришло. В конце концов, это было достаточно нейтрально. С ее родителями отношения сложились вполне мирные, ровные. Может, они меня особо и не любили, но никогда этого не показывали. А вот моя мама могла Сашу и подкусить, причем тонко – не прикопаешься, но так, словно вилкой шкрябнуло по зубам.
– Нормально. Более-менее здорова, работает, мультики рисует. А твои?
Я покосился через плечо. Она смотрела в воду, поглаживая Лису по спине.
– Мама уехала к Люське в Швецию, возвращаться не собирается. С отцом не развелась, но у него другая… женщина. Были проблемы с бизнесом, еле выплыл. У Ильи с Соней зимой сын родился. А Андрей Сергеевич как?
– Папа умер, – после долгой паузы ответила Саша.
– Когда? – мне стало совсем паршиво.
– Год назад. Сердце.
– Почему ты не сказала?
– А должна была? – она повернулась с горькой усмешкой. – Зачем? Ты бы на похороны пришел?
– Нет, но…
– Вань, зачем ты все это?.. – ее глаза заблестели, на скулах проступили красные пятна, голос дрогнул. – И так хреново…
– Извини…
Я поймал себя на том, что захотелось обнять ее. Просто обнять, погладить по волосам. Тряхнул головой, отгоняя и это желание, и легкое, похожее на сон воспоминание, как обнимал ее дома в прихожей, уезжая «в поле». К счастью, мы как раз подходили к последней точке, работа отвлекла.
– Коник… Странное название, – пробормотала себе под нос Саша, записывая пробу в журнал.
– Кёниг, – пояснил я, убирая в сумку батометр. – Так в первых упоминаниях, в летописях. Вождь, король. Кёниг-остров – королевский, княжеский. Потом стал Кёник, потом Коник, так и остался.
– Купила мама коника, а коник без ноги. А можно… туда?
– Ну давай, – нехотя согласился я. – Только тут мели и луды везде. Сейчас немного южнее подойдем, где стоянка.
Бросив якорь, мы выбрались на берег. Лиса рванула по кустам, Саша обошла кострище, присела на лавку в беседке, зябко повела плечами.
– Какой-то странный остров. Не нравится мне здесь. Не знаю почему, но не нравится. Не по себе. Как будто… кто-то на меня смотрит. И не просто смотрит, а мысли читает.
– Рассказывают, что здесь когда-то новгородцы бились с чудью. И чудь вся полегла. Так что ничего странного. Какой-то энергетический отпечаток, наверно, остался. Местные вообще его стороной обходят. Ни за грибами, ни за ягодами сюда не плавают, хотя их здесь пропасть. И сети рядом не ставят. А туристы редко возвращаются.
Я не сказал ей еще одну вещь. По местным поверьям, побывав на Конике, люди меняются, потому что потусторонние силы заглядывают им в душу. То ли эта самая убитая чудь, то ли озерные духи. Я не верил во все эти мистические бредни, но и мне здесь было… неуютно. Поэтому задерживаться не стали.
На станции, когда Саша разбирала пробы, а я давил картошку на пюре, от которого уже тошнило, снова вспомнилось, как захотелось обнять ее. И такой тоской пробило, хоть вой.
Прекрати, приказал я себе, остервенело орудуя толкушкой. Ничего не изменилось. Потому что изменить ничего нельзя. Потому что… это она мне изменила.
* * *
февраль 2018 года
В новом семестре у Саши семинар для третьекурсников. До этого она занималась высшей водной растительностью и кандидатскую на эту тему защитила, а тут вдруг фитопланктон. Тоже водоросли, но только одноклеточные. Я, разумеется, не могу удержаться, чтобы не вспомнить бородатый анекдот: «Так мы и до мышей дотрахаемся». Саша сначала кривится, но потом эта тема ее неожиданно увлекает, и она даже начинает подумывать в сторону докторской.
Я так высоко пока не замахиваюсь. После защиты кандидатской прошло меньше двух лет, и я морально не готов снова подписываться на эту гонку. Но если Сашу диссер отвлечет, буду только рад, потому что в последние полгода наша жизнь похожа на сплошной питерский ноябрь. Ничего не радует, ни ее, ни меня.
Мы почти никуда не ходим. Работа, дом, иногда к родителям. У нас и так-то было не слишком много друзей, хватало общества друг друга. Но сейчас мне кажется, что мы на необитаемом острове. Есть такой термин – «кабинная лихорадка», доходящее до психоза раздражение людей, вынужденных находиться долгое время в изолированном пространстве. Мы хоть и не полностью изолированы, но раздражение то и дело прорывается. Хотя я все понимаю… пытаюсь понимать.
После этой истории в Саше словно погасла женщина. Нет, она следит за собой, как и раньше. Одевается, причесывается, красится. Но нет того огня, который и меня поджигал, как порох, от одного взгляда. И в постели у нас тоже все стало… тускло. И да, она снова на таблетках.
– Ваня, дай ей время, – говорит теща. – Пусть придет в себя.
Время идет, ничего не меняется. Хотя… нет, кое-что все-таки изменилось. Саша стала меня ревновать. Нет, она не закатывает сцены, не роется в моем телефоне. Но я замечаю, как она сканирует мои взгляды на других женщин, как подрагивают ее ноздри, когда прихожу домой: вынюхивает чужие духи? А эти ее смехуечки, когда подбираю рубашку к костюму или галстук к рубашке!
Меня это бесит, потому что никогда не давал ей поводов для подозрений. Если не считать венерической истории, конечно. Неужели этого хватило? Меня тогда это тоже сильно зацепило, но я постарался убедить себя, что тетка-венеролог права насчет подарка из прошлого, и затоптать этот окурок, пока не начался пожар.
Трудно сказать, как все сложилось бы дальше, если бы в нашем доме не появилась Кира.
Тогда, на практике, с которой все началось, они поссорились из-за меня, но потом снова стали общаться. Но прежней дружбы уже не было, к нам она никогда не приходила. От Саши я знал, что в первый год аспирантуры Кира вышла замуж за какого-то важного чиновника, однако брак этот продержался меньше года. Диссертацию в конце аспирантуры она не защитила, ушла работать в городскую администрацию, на мелкую должность в комитете по природопользованию. Сначала они с Сашей перезванивались, потом перестали. И вот, спустя полтора года, сюрприз.
Мы сидим на кухне, пьем вино, разговариваем. Я смотрю на Киру и думаю, что она совсем не изменилась. Только если раньше выглядела старше своего возраста, теперь моложе. Но интереснее для меня не стала. А ведь полыхнуло когда-то. Или это был просто дежурный стояк от воздержания?
– И что за явление Христа народу? – интересуюсь с иронией, когда Кира уходит.
– Да как-то так получилось, – пожимает плечами Саша, убирая со стола. – Она пришла на факультет, заглянула на кафедру. Собирается к нам с осени. На прикладной экологии вакансия. Разговорились, я ее пригласила зайти. Ты против?
– Да нет. По правде, все равно. Твоя подруга, не моя. Только ты предупреждай в следующий раз, когда кого-то приглашаешь, ладно?
– Хорошо, – кивает она.
Что-то во всем этом кажется мне странным. Не вяжутся вспышки Сашкиной плохо скрываемой ревности с приглашением в гости подруги, которая когда-то имела на меня вполне определенные виды. Или это проверка – как я на нее отреагирую?
Так и тянет спросить: чего ты добиваешься, Саша? Может, хочешь со всем покончить, но не решаешься? Может, тебе нужно, чтобы я оказался виноватым, а ты – несчастной брошенной овечкой?
Думать так мерзко, а заговорить об этом вслух… пожалуй, выставить себя полным кретином. Даже если это и правда. Все равно ведь не признается, будет с возмущением отрицать.
Я пытаюсь отгонять эти мысли, но где-то спустя неделю появляется кое-что еще, и они уже не кажутся таким абсурдом.
Кое-что? Нет, кое-кто. Некто Магнич – и вдруг оказывается, что я тоже могу ревновать, да еще как! А ведь считал себя абсолютно неревнивым. Не воспринимать же всерьез ленивое, в мыслях: «Эй ты, козел, хули вылупился на мою бабу?!» Или, может, просто серьезных поводов не было?
День святого Валентина. Мы не собираемся как-то особо отмечать, но у меня вдруг отменяется лекция у вечерников. Покупаю цветы, конфеты, плюшевого слона, еду за Сашей. И даже припарковаться удается так, чтобы перехватить ее, когда выйдет. Сижу, жду. Наконец она появляется, но не одна.
Рядом идет какой-то смазливый хрен, которого я раньше не видел. Хотя ничего странного, на биофаке я читаю две лекции в неделю как приглашенный преподаватель и мало кого знаю. Хрен придерживает Сашу под локоток и что-то вливает в уши, а она глупо улыбается. Потом замечает машину, что-то говорит ему и идет ко мне.
– И что это было? – интересуюсь мрачно, когда она садится на пассажирское сиденье и целует меня в щеку.
– Магнич, – морщит нос Саша. – Доцент беспозвоночный.
– В смысле?
– С кафедры зоологии беспозвоночных.
– Очень смешно.
– Ванька, ты чего, ревнуешь? – она смеется, да так, как я давно уже не слышал. – Ну наконец-то, дождалась. А ты чего вдруг здесь?
– Праздник, – пытаюсь выкинуть все ненужное из головы. И правда, праздник же! – Предлагаю такую программу: сначала поедем в ресторан, потом домой и будем трахаться, как кролики.
– Заманчиво, – Саша выпячивает губу, и я щелкаю по ней пальцем. – Только у меня встречное предложение. Мы сразу едем домой, заказываем пиццу и трахаемся, как кролики, – ее рука ложится мне на ширинку, содержимое которой мгновенно становится колом. – Или, может, начнем прямо сейчас?
– Фи, Александра Андреевна, – я ответно забираюсь к ней под юбку, – как не стыдно? Тут же дети ходят!
– А стекла тонированные! – она тянет язычок молнии.
Поймав по оргазму на брата в режиме handmade, мы все-таки едем домой, где начинаем раздевать друг друга прямо в прихожей. Какая там пицца! Такого угара у нас не было с прошлого лета. Но потом, уже ночью, когда она спит, уткнувшись носом мне в плечо, в голову приходит не самая приятная мыслишка.
А с чего, собственно, ее так разобрало на пустом месте? Не связано ли это случайно с той милой сценкой, которую я наблюдал у входа на факультет?
Глава 15
Александра
июль 2022 года
Наконец он пришел – последний день июля и последний день нашего двухнедельного марафона. Дальше работа предстояла в основном в лаборатории, а на озере только визуалка и экспресс-пробы, но для этого уже не надо было объезжать все точки, достаточно двух-трех в день.
– Спасибо, Ваня, – сказала я, разгружая сумку с пробирками и бутылками. – Без тебя я бы…
– Фильтров хватит? – поспешно перебил он, убирая в шкаф батометр. – Ты у меня всю пятерку пожрала.
Для количественной оценки органики на единицу объема водные пробы отстаивали и пропускали через специальные мембранные фильтры с разным размером пор. Для фитопланктона годились только пятый и шестой номера – вечный дефицит.
– Впритык, – я быстро посчитала оставшиеся в коробке. – Извини. Хочешь, закажу, когда в Питер приеду?
– Я и сам могу. Давай, разбирай, я готовить. Завтра спим до обеда. Неужели эта каторга наконец закончилась?
– Ну хотя бы две точки надо будет отсмотреть.
– Вот после обеда и отсмотрим.
Иван ушел, а я занялась своей рутиной: расставила бутыли по фиксаторам, сделала последние посевы, слила воду с уже отстоявшихся проб, залила осадок формалином. И подумала вдруг, что мне будет не хватать этих ежедневных поездок, таких выматывающих, как физически, так и морально.
Что за мазохизм, Саша? Ты реально во всю голову долбанутая.
– Иди есть, – прилетело из-за двери.
Я взяла тарелку с пюре и тушеной курицей и хотела уйти обратно в лабораторию, но Иван остановил.
– Не хочешь пять капель? Отметить конец полевых работ?
– Так еще не конец, – возразила я.
– Это уже ерунда, на пару часов в день. Основное сделали.
С тех пор как у меня нашли язву, я почти не пила. Очень редко, очень мало и только в ремиссии. Видимо, весь отпущенный мне лимит алкоголя пришелся на развеселые студенческие вечеринки. И уж тем более не хотелось пить с Иваном.
Он стоял, покачивая в руке бутылку водки, и ждал. Я уже хотела сказать «нет», но… почему-то кивнула.
– Только реально пять капель.
Он плеснул мне на дно стакана, себе налил половину.
– Ну, – чокнулся со звоном, – за успех твоего… надеюсь, не совсем безнадежного предприятия.
Выпив залпом, Иван поморщился, закусил куском курицы – все так же стоя, как на фуршете. Я тоже выпила одним глотком – желудок обожгло, поспешила закидать пожар картошкой. Комната качнулась, стало жарко. Вот она – отвычка. Пивную пробку понюхать и окосеть – это про меня.
– Спасибо, – буркнула, покрепче стискивая пальцы на тарелке, чтобы не уронить. – Я… пойду… туда.
– Угу, – буркнул Иван и налил себе еще.
Мне стало как-то неуютно.
Да ладно, блин, не станет же он меня спьяну насиловать.
И тут же пробежало следом, с усмешечкой:
А если станет, то не факт, что буду сильно сопротивляться.
Правда, похмелье после этого получится похлеще, чем от водки.
Но это будет завтра…
«Это завтра, а сегодня я его… поцеловала», – разухабисто запела в голове Алла Борисовна.
А что, если и правда поцеловать, а?
Да, и это с пяти капель? А если бы больше выпила? Сама бы его трахнула, не раздевая?
Если бы больше, тогда желудок уже скрутило бы так, что подобные мысли в голову точно не полезли бы. Не до того стало бы.
Я юркнула с тарелкой в лабораторию и дверь прикрыла. Проглотила ужин, как пещерный человек, не разбирая вкуса. Посуду помыть? Ладно, завтра помою. Плеснула воды, чтобы не засохло, поставила на лабораторный стол. Попыталась закончить работу, но все валилось из рук.
Выключила свет, вышла в сени. Иван сидел за столом, запустив пальцы в волосы, с бутылкой и стаканом, и пристально разглядывал пустую тарелку. Я мышью вышмыгнула на крыльцо, дошла до причала, до самого края, остановилась, глядя на оранжевую полосу заката.
Ждала?
Нет.
Или… да?
Хлопнула дверь, заскрипел песок под ногами, потом доски. Иван подошел, положил руки на плечи, резко развернул к себе. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Так близко, что все вокруг расплылось. Голова кружилась от его запаха, который не мог перебить водочный перегар.
– Сашка… – хрипло выдохнул он. Пропустил пряди моих волос между пальцами, как любил делать раньше, проводя подушечками двух больших по щекам и под подбородком. – Господи, если б ты знала, как я тебя хочу. И… как я тебя ненавижу. Чем больше хочу, тем сильнее ненавижу. Чем сильнее ненавижу, тем больше хочу. Наваждение. Соблазн…
Я молчала и ждала, что будет дальше. Его слова были как удар, как та пощечина – единственный раз, когда он не сдержался, хотя, наверно, такое желание появлялось и раньше. Наши последние ссоры были настолько безобразными, что и мне хотелось вцепиться когтями ему в физиономию.
Оттолкнув меня, Иван повернулся и пошел по причалу прочь. От неожиданности я потеряла равновесие, поскользнулась на мокрых досках и свалилась в воду.
– Блядь! – гаркнул он, и эхо полетело над озером. Подбежал, наклонился. – Руку давай!
Я бы, конечно, не утонула, но нахлебаться успела. Выбралась с его помощью на причал, села на край, свесив ноги, прокашлялась. С волос, с одежды текло. Бриз уже сменил направление – холодком тянуло с берега, и по спине побежали мураши. Разбирал какой-то дурной хохот – видимо, подступала истерика.
– Саш, прости, – Иван дотронулся до моего плеча, но я только рукой махнула, продолжая давиться смехом.
Постояв немного рядом, он сплюнул в воду и направился к дому. Надо было идти и мне – обтереться и переодеться в сухое, пока не прохватило на ветру. Встала, отжала волосы, сняла мокрые кроссовки, вылила из них воду.
Смех потихоньку выдохся, и теперь в голове крутились Ванькины слова:
«Если б ты знала, как я тебя хочу. И… как я тебя ненавижу»…
«Наваждение. Соблазн»…
О-о-о, я хорошо знала, что такое соблазн.
У моего соблазна было имя.
Его звали Вячеслав Магнич.
* * *
февраль 2018 года
– Девки, нового доцента видели? У беспозвоночных? – на кафедру ураганом врывается секретарша декана Люся. – Такой няшечка!
Из девок на кафедре сейчас только аспирантка Тося и я – принимаю пересдачу у мгновенно насторожившейся третьекурсницы.
– Нет, – Тося тоже делает охотничью стойку. – Что, прям так хорош? Может, еще и не женат?
– Хорош, хорош. Насчет женат – не знаю, но кольца нет.
Тося с Люсей обсуждают новенького, а я продолжаю пытать девчонку, которая валится уже второй раз. Новый доцент меня не интересует. Меня вообще ничего не интересует в последнее время. Живу на автопилоте. День да ночь – сутки прочь.
Осенью после выкидыша напала такая депра, что с трудом заставляла себя вставать с постели, есть, ехать на работу. Пришлось сесть на транки и антики*. К Новому году немного отпустило, но ощущение тупой пустоты осталось. Ничего не радует, ничего не хочется. Даже секс через силу.
Ухожу с головой в работу, разбираюсь в новой теме. С первого курсача занимаюсь высшей водной растительностью, и вдруг здрасьте – планктон, о котором знаю только то, что он есть.
«Александра Андреевна, сможете взять семинар вместо Маргариты?»
А Александра Андреевна как студент-заочник.
Что, завтра сдаем китайский? Ща выпьем водочки и сядем изучать.
Вгрызаюсь, как бультерьер, и неожиданно оказывается, что это интересно. Такие там страсти бушуют, не хуже, чем у людей.
Планктон интересно, а новый доцент-няшечка – нет.
Через пару дней девчонки показывают мне его в буфете, издали. Толком даже рассмотреть не получается, да и хрен с ним. Кафедры раскиданы по всему зданию, с их обитателями мы пересекаемся либо на бегу, либо на каких-то общих мероприятиях. Половину преподавателей я не знаю, не говоря уже об ассистентах и аспирантах. А беспозвоночные и вовсе обитают в другом крыле.
А еще через пару дней неожиданно появляется Кира.
Мы не виделись с окончания аспирантуры. Первое время перезванивались, болтали в сети, потом постепенно перестали. На тот момент она работала в городской администрации. Что, интересно, ей понадобилось у нас?
– Саш, я по диссеру приходила, – поясняет Кира, подсаживаясь к моему столу. – Защита в марте, у вас, на прикладной экологии. А с осени берут штатным преподавателем. Слушай, а ты долго еще? Может, пойдем куда-нибудь, поболтаем? Сколько мы не виделись? Полтора года?
Мне не слишком хочется, но альтернатива – сидеть и заполнять учебные ведомости. Или тащиться домой и готовить ужин.
– Пойдем, – встаю, надеваю пальто, беру сумку.
Выходим в коридор, и я с размаху натыкаюсь на мужчину, который с улыбкой придерживает меня под локоть. И что-то вдруг происходит. Как будто мокрой тряпкой протерли давно не мытое окно, и оказалось, что за ним солнечный день.
– Добрый вечер, – демонстрирует все тридцать два зуба Кира.
– Добрый, – кивает он и идет дальше по коридору.
– Это кто? – Кира хватает меня за рукав.
– Магнич. Доцент с кафедры беспозвоночных.
– А зовут его как?
– Понятия не имею. Он у нас неделю всего.
– Ладно, – вздыхает Кира. – Приду осенью и займусь вплотную. Надеюсь, хоть его ты у меня из-под носа не уведешь?
– Смеешься? – фыркаю я, а сама лихорадочно пытаюсь понять, что это было.
Кира трещит, смеется, я ее не слушаю, но киваю и угукаю, обозначая присутствие в эфире. И только когда выходим на набережную, под резким сырым ветром, сдувшим в неизвестность ректорских уток, до меня доходит.
Я вдруг почувствовала себя женщиной – интересной… желанной…
Я уже забыла, как это бывает. Несмотря на регулярный супружеский секс. И дело даже не в привычке, не в рутине, а в той черной дыре, в которую провалилась осенью. Таблетки-колеса хоть и выкатили меня из нее, но липкая жирная пленка апатии все равно осталась. Но вот всего один мужской взгляд – заинтересованный, жадно оценивающий! – и ее словно содрало таким же вот резким, сильным ветром, который захотелось вдохнуть полной грудью.
Я с головой окунулась в это новое – нет, старое, конечно, но настолько забытое, что стало новым – ощущение и даже не заметила, как Кира напросилась в гости. Кивала, кивала и спохватилась на словах:
– Только давай в магаз зайдем, куплю чего-нибудь, а то неудобно. Ну там, не знаю, торт, вино. Ванька-то не рассердится, что я вот так завалюсь, как снег на голову? Хоть посмотреть, каким он стал.
Кольнуло ревностью – той самой, уже ставшей привычной, но такой же вялой и липкой, как все прочие мои чувства в последнее время.
Может, сказать, что вспомнила про неотложное дело – мол, в другой раз?
Неловко? Или… хочется посмотреть, как Иван на нее отреагирует?
А он никак не реагирует. Ну разве что немного удивления, когда мы заходим. Разговаривает с ней, поглядывает через стол, но… Я сравниваю его взгляды с тем, что было в глазах Магнича, и понимаю: в Ванькиных нет ничего, кроме вежливой скуки и желания, чтобы она поскорее убралась.
Проходит неделя. День святого Валентина, у студентов традиционное бешенство, да и преподы, особенно те, кто помоложе, не отстают. Цветочки, конфетки, шарики. Иван утром даже и не вспомнил, хотя год назад мы ездили отмечать в загородный ресторан. Слегка задело, но… совсем слегка.
Заканчиваю свои дела, спускаюсь в вестибюль, иду к выходу.
– С праздником, Александра! – кто-то, подойдя вплотную, открывает передо мной дверь.
Оборачиваюсь – Магнич!
Надо же, узнал мое имя!
– Спасибо. А вас, простите, как зовут?
– Вячеслав. Осторожно! – он поддерживает меня под руку: на крыльце скользко, накапало с крыши и замерзло.
По горлу прокатывается мягкое тепло, я пытаюсь его проглотить и неожиданно замечаю машину Ивана. Короткий испуг – как будто застукали за чем-то… непристойным? Хотя я просто вышла вместе с коллегой.
– Извините, Вячеслав, меня муж ждет. С праздником.
Иду к машине, сажусь, целую Ивана в щеку. Он мрачно интересуется, с кем я любезничала.
Это что, ревность? Он – ревнует? Серьезно?!
Внутри словно разворачивается, распухает из крохотной точки огненный шар. Что-то жгучее, острое, сладко порочное. Когда-то это уже было, я точно помню.
Ну да, конечно! Когда мы танцевали на поляне у костра. Перед тем как уйти вдвоем к озеру.
И когда он предлагает сначала поехать в ресторан, а потом домой и трахаться, как кролики, меня накрывает таким сильным желанием, какого я не испытывала уже очень давно. Настолько сильным, что терпеть до дома просто невозможно…
___________________
*транквилизаторы и антидепрессанты (сленг)
