Текст книги "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8

Иван

июль 2022 года

Рация захрипела, захрюкала, забулькала.

– Иван, на связи?

– Да, Надюш, привет.

– Ты где?

– Из Куги иду, Коник справа.

– К нам не хочешь завернуть?

На биостанции я был три дня назад, что им могло от меня понадобиться? Вряд ли соскучились, у них и так там весело: трое сотрудников и прикольный охальник дед Ленька – за лаборанта и прочий технический персонал. Уже открыл рот отказаться, но сообразил, что это возможность убить время. Возвращаться к себе не хотелось, хотя бы до вечера.

– Ок, скоро буду. Покормите? А то я с утра без росины во рту.

– Покормим, – хмыкнула Надя. – Давай, плыви.

Грозы ничего не предвещало. Встретили, за стол посадили, накормили, а потом Надя выдала:

– Ты, Иван Федорыч, давно пиздюлей не получал?

– Э-э-э? – я чуть не подавился печеньем.

– Какого хера мне твоя баба питерская звонит и жалуется, что ты ей помогать отказываешься?

Так, приплыли. Мне и в голову не могло прийти, что Саша найдет телефон и позвонит Надежде. Я и сам-то им пользовался раза три за два года.

– Надя…

– Пока еще Надя, но не стоит доводить до Надежды Макаровны. Ваня, нам за каждого научного пиздострадальца копеечка капает. Мы их должны в попу целовать, на руках носить и какаву в постель подавать. А ты тут выдрючиваешься. Учти, когда нам финансирование порежут, именно я буду решать, кого на лопате вынести. И что-то мне подсказывает, без тебя мы не погибнем. У нас Мишка эколог, если что – справится. Так что, любенький мой, гонор свой поумерь, будь ласочка. Как только девушка открывает рот, ты подрываешь свою перделку и несешься делать то, что она скажет. Компран?

– Уи*, – буркнул я, чувствуя себя школьником в кабинете директора.

Наденька на самом деле была здоровенной мужеподобной бабищей предпенсионного возраста. В хорошем настроении милая и обаятельная, в плохом она становилась похожей на разъяренного щитомордника. И не дай бог оказаться в зоне поражения. А уж если это самое плохое настроение вызвал ты – туши свет. Я рассчитывал поболтаться у них пару часиков, но после этой содержательной беседы самым разумным было исчезнуть со скоростью визга. По крайней мере, пока Надя не успокоится.

– Привози к нам девушку, – предложила она, выйдя приводить меня на причал. – Все веселее будет.

Я чуть не ляпнул снова, что никакая она не девушка, а моя бывшая, но вовремя прикусил язык: вот так палиться было бы глупо. Хватит того, что Сашке-шоферу сказал, но тогда у меня совсем шарики за ролики заехали. Надя сама была в разводе, не стоило усугублять и дразнить гусей.

Внутри кипело и бурлило, раздражение требовало выхода. Конечно, я мог вернуться домой и вылить его на Александру Андреевну, но это было непродуктивно. Поэтому развернулся на юг и пошел вдоль берега в сторону целлюлозно-бумажного комбината, который был моей перманентной жопоболью. Как раз подошло время брать там пробы воды.

Построили его еще в тридцатые годы прошлого века, тогда же деревянными бейшлотами** перекрыли стоки двух рек – Ваймы и Сухой Волы. Уровень воды в целом поднялся незначительно, но большой залив на юге стал пригоден и для промышленных целей, и для лесосплава. В советские времена за очистными сооружениями худо-бедно следили, в девяностые все пришло в упадок. Не закрылся комбинат только потому, что остался чуть ли не единственным в стране, выпускающим подпергамент – бумагу для мешков. Тогда же полностью прогнившие деревянные плотины заменили бетонными нерегулируемыми дамбами.

В нулевые местные экоактивисты бурно требовали лавочку прикрыть, однако, как часто бывает, весь пар ушел в свисток. Комбинат продолжил работать, хотя очистку немного модернизировали. Но именно что немного. С химическими загрязнениями она справлялась, а вот с биологическими – так себе. Бурое цветение в южной части озера с почти стопроцентной вероятностью было связано именно со сбросами органики. Раньше диатом там практически не водилось.

Самое поганое, что пробы, хоть и бултыхались у красной черты, все же за нее не выходили. Формально придраться было не к чему. Я не раз ругался с главным инженером очистных сооружений, писал докладные, однажды даже добился приезда комиссии, которая, разумеется, не нашла грубых нарушений. Поругался и сейчас, хотя мы оба понимали, что это рутинный процесс. Инженер вяло отмахивался, как лошадь отгоняет хвостом слепня, я выпустил пену и уехал.

Вот только выпустил не до конца, потому что моментально сорвался на Сашу, едва успел войти в дом. Она сидела за столом и ела макароны с тушенкой, уткнувшись в ноутбук.

Изжога плеснула в уши. Я терпеть не мог ее манеру есть. Одна она всегда либо ела за компом, либо за столом, но пырилась в книгу. Как вариант – в телевизор. Клавиатуры у нее вечно были засвинячены крошками и чем-то пролитым и засохшим. Стратегический запас еды на голодный год. Если мы сидели за столом вдвоем, неважно, дома или в ресторане, выходило немногим лучше. Саша говорила с набитым ртом, глотала, толком не прожевав, роняла крошки, капала на стол и себе на колени.

– А ты не пробовала для разнообразия жевать? – спрашивал я. – У тебя и язва потому, что ты ешь, как троглодит.

– Ну вот ты жуешь, а у тебя все равно гастрит, – огрызалась она.

Скрипнул зубами, отвернулся, но когда Саша, помыв посуду, мяукнула про свои пробы, сорвался. И ее кляуза Наденьке пришлась очень кстати. Покатилось по накатанной к скандалу, но неожиданно она развернулась и ушла к себе. Это маленько остудило. Поел, затопил баню и пошел с белым флагом. Раз уж не удалось ее выгнать, все равно придется возить по озеру. Принцип не стоил войны с начальством.

В ожидании, пока прогреется баня, сделал экспресс-тесты воды у комбината. Химический оказался без динамики, биотест дал небольшой всплеск органики. Загрузил пробу в анализатор, посмотрел на часы. Пойти поплавать?

На фиг. В баню и спать. Умотался за день – и головой, и нервами, и всей тушкой. Плюс предыдущая ночь почти без сна. Зашел в предбанник, хотел поторопить Сашу и… остановился, закрыв глаза и стиснув зубы. Потому что желание открыть дверь нахлынуло внезапно соленой черной волной.

Как же мне нравилось это раньше – войти в ванную, раздеться, забраться к ней под душ. Обнимать – горячую, мокрую… такую доступную… такую мою…

* * *

август 2012 года

Последняя неделя практики и весь август проходят в полном угаре. Я не еду к родителям в Испанию, она – со своими в Сочи. Вместо этого сбегаем от всего мира к нам на дачу. Ни для кого нас нет.

Дом стоит уединенно, за двухметровым глухим забором. Ходим голыми, трахаемся во всех подходящих и неподходящих местах. Иногда выбираемся в лес или на речку, но и там все кончается тем же. Если идет дождь, вообще не вылезаем из постели. Сон, еда – все где-то на втором плане. О чем-то разговариваем, но и это тонет в желании, которое не только не спадает, но становится все сильнее.

Секса мне всегда надо было много – ну такой уж я есть, и не вижу смысла этого стесняться. Такая конституция. Но никогда не гнался за количеством женщин, не коллекционировал победы. Брал то, что легко шло в руки, и так же легко расставался, когда остывал. Считал себя довольно искушенным, и вдруг оказалось, что все прежнее в сравнение не идет с тем, что происходит с нами сейчас.

Иногда думаешь, что знаешь, о чем говоришь, а потом понимаешь, что рассуждал, как первоклассник о квантовой физике. Только сейчас я понимаю, что такое страсть. Это болезнь – мучительная, невыносимая, но прекрасная. Это жажда, когда пьешь и никак не можешь напиться. Когда все вокруг теряет смысл и видишь только одно… одну ее.

– Признайся, – говорю, на секунду оторвавшись от ее груди, от сосков – маленьких, твердых, с горчинкой, как вишневые косточки, – ты меня приворожила?

– А может, ты меня?

Смеется, запрокинув голову, а я веду языком по ее шее, от ямочки между ключицами до подбородка. Раздвигаю губы, обвожу их по кругу изнутри, уворачиваясь от ее языка, которым она пытается меня поймать. Выскользнув из кольца моих рук, Саша подходит к окну, оборачивается через плечо с дразнящей улыбкой. Полуденное солнце обрисовывает каждый изгиб, складочку, западинку. Я уже успел изучить каждый сантиметр, нет, каждый миллиметр ее тела, исследовать глазами, пальцами, губами, языком, запомнить так, словно выжгло на сетчатке лазером. Но все равно смотрю как впервые. Смотрю, хочу – и не могу поверить, что она моя.

Подхожу, обнимаю, руки на автомате ложатся на исходную позицию: одна на грудь, другая между ног, и она тут же расставляет их шире, наклоняется, чтобы легче было войти.

О, это уже не эро, а жесткое порно! Что ж ты делаешь со мной, ведьма? А что делают с ведьмами, знаешь? Их сначала трахают – вот так, до полной одури, а потом сжигают на костре. Но я, пожалуй, не буду тебя сжигать, оставлю себе. У меня будет своя собственная ведьма. Согласна?

Резинки заканчиваются уже к концу второй недели, хотя брал с запасом. Ну что делать, недооценил, не рассчитал. Приходится одеваться и ехать в поселок. Иногда рискуем и без них – уж больно хочется почувствовать друг друга так, чтобы ничего не мешало. Саша обещает пойти к врачу за таблетками, как только вернемся в город. Заманчиво, но кто бы знал, как не хочется возвращаться. Не хочется, чтобы заканчивалось это безумие.

Хотя кто сказал, что оно должно обязательно закончиться? Я просто сдохну без нее. Ну да, придется ездить в универ, заниматься всякими другими делами, но лишь бы видеть ее каждый день. Ну и не только видеть, конечно.

– Саша, переедешь ко мне? – спрашиваю вечером накануне отъезда, когда уже лежим в постели.

– Ты серьезно? – она приподнимается на локте, смотрит на меня так, словно прикидывает: шучу или нет. Растрепанная, губы распухшие, под глазами синие тени, на щеках красные пятна от моей щетины.

– Абсолютно. Или ты не хочешь?

– Хочу, но… – мнется, отводит глаза. – Вань, у меня родители… они…

– Не разрешат тебе жить с парнем без штампа в паспорте?

– Нет, но… Им наверняка захочется с тобой познакомиться.

– В этом проблема? – смеюсь с облегчением. – Завтра отвезу тебя домой, зайду, и познакомимся. А потом соберешь свои вещи и поедем ко мне. Идет?

– Ну… хорошо, – неуверенно кивает она и тянется ко мне. Так, что все вокруг снова исчезает.

Встреча с родителями проходит несколько скованно. Они, разумеется, в шоке, но стараются этого не показывать… слишком явно. Саша представляет меня, а когда уже сидим за столом, – ух, как в омут с головой! – говорит, что мы собираемся жить вместе.

– Будете снимать? – после долгой паузы спрашивает отец – мужчина суровый, полковник МЧС. Я невнятно киваю, и он добавляет: – Если что, поможем. Пока вы учитесь. Тебе ведь тоже еще год?

– Да. Потом аспирантура. Надеюсь. Но… мы как-нибудь справимся. Спасибо.

Пока Саша собирается, меня осторожно расспрашивают: кто я, что я, из какой семьи. Отвечаю правду. То есть часть правды: у отца свой бизнес, мать – дизайнер одежды. Брат работает с отцом, сестра замужем, ждет ребенка. Какой смысл врать? Ну да, дьявол в деталях. Потом, скорее всего, узнают, сейчас точно ни к чему. Но вот Сашке придется сказать. Хотя после Арины я этого ни разу не делал.

Вообще-то, думал, что если когда-нибудь захочется жениться, то только на девушке из обеспеченной семьи. Хорошо обеспеченной. Чтобы ей нужен был я, а не бабло моего папеньки. Нет, понятно, что деньги тянутся к деньгам, Люська, моя сестрица – яркий пример. Но не хотелось, чтобы это было единственной причиной. И вдруг в один момент все стало по барабану.

– Вань, ты что, правда это снимаешь? – спрашивает обалдело Саша, остановившись в холле и глядя на лестницу, ведущую на второй уровень.

Сажусь на диван, тяну ее за руку, усаживаю к себе на колени.

– Нет. Снимал однушку на Гражданке, а эту родители в прошлом году подарили. К диплому.

Небольшой каминг-аут. Рассказываю, что отец совладелец нефтеперерабатывающего холдинга, не из первой десятки, конечно, но и не в самом хвосте. Одна из компаний холдинга – закрытое акционерное общество, акции которого поделены поровну между нами пятерыми: отцом, матерью и детьми. Ежемесячный доход с них позволяет жить… мягко говоря, нескромно.

– То есть ты, получается, мажор? – Саша смотрит на меня, скептически выпятив губу.

– Получается. Только, знаешь, мажоры бывают трех сортов. Одним хочется еще больше-больше-больше бабла, и они вджобывают до потери пульса. Как мой брат Илюха. Сейчас он у отца пока зам финдиректора, но, разумеется, метит выше. Другие хотят только красиво жить и ни хрена не делать. Как Люська, сестра. Она всегда была прынцессой, в девятнадцать выскочила замуж за хоккеиста и живет с ним сейчас в Штатах. Ну а я довольно неприхотлив, запросы у меня умеренные, но деньги дают возможность заниматься тем, что нравится, не думая, как бы заработать на новые ботинки.

– Понятно. Только вот что, господин мажор… – она решительно встряхивает головой. – Свою долю за коммуналку и еду я все равно буду вносить. Это не обсуждается!

– Как скажешь, – я не хочу спорить. Пусть лучше разберет свои вещи, и займемся кое-чем поинтереснее. А можно даже и не разбирать, не убегут. – Только будь добра, не настаивай на половине, ок? Запросы у меня хоть и умеренные, но половину ты все равно не потянешь.

_______________

*(фр.) «Понимаешь?» – «Да»

**бейшлот – деревянная или бетонная плотина со шлюзами для регулирования уровня воды в водохранилище

Глава 9

Александра

июль 2022 года

Проснулась я в ужасном настроении. Дотянулась до телефона – шесть часов. Вставать? Или поваляться еще?

Мне казалось, что хреново – это провести месяц рядом с Ванькой в состоянии окопной войны, то и дело срываясь в обмен ракетными ударами и пережевывая воспоминания. Но вчерашняя неконтролируемая вспышка показала, что на самом деле хреново – это когда к окопной войне добавляется еще и желание. Тело, тварь такая, ничего не забыло и жестоко мстило за то, что его лишили вкусного.

Как ни печально признавать, секс в нашем браке всегда стоял на первом месте. За семь лет вместе планка задралась так высоко, что никто из мужчин, с которыми я потом решилась лечь в постель, не мог дать мне даже тени того, в чем я нуждалась. Ни качественно, ни количественно. И можно было бы сказать, что дело в чувствах, но… Даже в последний год, когда мы уже фактически ненавидели друг друга, трахались так, что только искры летели. Правда, послевкусие оставалось довольно мерзкое, и постепенно мы стали секса избегать.

Подойдя на цыпочках к двери, я осторожно приоткрыла ее и выглянула в щель. Иван лежал на спине, закинув руки за голову, но спал или нет, было непонятно. Поэтому на всякий случай так же тихо юркнула обратно. Отгоняя мысли о том, что частенько происходило между нами по утрам: секс, едва продрав глаза, мы оба любили. Хотя мы любили его во всех видах, позах, в любое время и в любом месте.

Еще вчера днем меня интересовало только то, как я буду делать свою работу, если он действительно откажется мне помогать. Сейчас все стало гораздо сложнее.

Так… надо брать себя в руки. Я справлюсь. Просто буду думать о нем и о Кире. Каждый раз, когда в голову полезет что-то ненужное. Буду напоминать себе о том, что я, хоть и призналась, на самом деле с Магничем так и не переспала. А вот он с Соломиной реально трахался и врал, глядя в глаза, что между ними ничего нет.

Главное – чтобы и Лазутина на то же самое не пробило, потому что в этом случае отмахнуться вряд ли получится. А потом будет так мерзко, что хоть камень на шею и в самое глубокое место Волозера, там, где порядка шестнадцати метров. Желательно перед этим еще яду выпить и в башку себе выстрелить. Чтобы наверняка. Но это вряд ли – в смысле, что его пробьет. Похоже, так крючит и плющит от одного взгляда в сторону бывшей супруги, что пердак начинает дымиться. Да, лучше пусть агрится, так безопаснее.

Наконец из комнаты донеслись какие-то звуки, я подождала немного и тоже вышла. Иван кормил собаку. Покосился на меня, но не сказал ни слова. И только когда я вернулась из санузла, поинтересовался, кто будет первым готовить завтрак.

– Можем, бросить жребий, – пожав плечами, ответила я и налила в чайник воды из ведра. – Или составить график. Или кто первый встал, того и тапки. Вариантов много. А еще можно по очереди готовить на двоих.

– С какой стати? – буркнул он.

– Для экономии времени. Нам каждый день пробы брать, а это с утра до вечера. По очереди готовить – на полчаса позже выезжать. Я не предлагаю за столом вместе сидеть и беседы беседовать. Могу и в лабе поесть.

– Тогда мне два яйца пожарь. С колбасой, – после паузы не попросил, а потребовал Иван. Или даже приказал.

Мне даже огрызаться не хотелось, потому что устала всего за один с небольшим день, а новый еще только начинался. Спустилась в погреб, взяла все нужное, приготовила. Забрала свое и ушла в лабораторию. Мое предложение вовсе не было трубкой мира – чистой прагмой. Да и есть хотелось. Если он думал, что я еще и тарелочку перед ним на стол поставлю, то зря. Может, и удивился, но виду не подал. И даже «спасибо» потом сказал – когда заглянул узнать, отметила ли я нужные точки на карте.

– Ты зря так вырядилась, – добавил, оглядев мой прикид: вейдерсы, сапоги и непромокашку поверх футболки. – Упаришься. Душно.

– Лучше быть мокрой внутри, чем снаружи, – ляпнула я, не подумав, как двусмысленно это прозвучит.

– Спорно, – хмыкнул Иван и взял ящик с батометром*. – Но как знаешь.

Пересчитав пробирки в стойке и пустые поллитровки, я сложила сумку. Когда вышла на пристань, Лиса уже сидела в катере на корме, а Иван заводил двигатель.

– Ну что, пойдем восьмеркой, – сказал он, настраивая навигатор. – Сначала на юг, по заливам и вокруг Куги, потом к комбинату, там самая грязь. Дальше на север, к биостанции. Кстати, мы с собой ничего не взяли, можем к ним заехать и там пообедать. Познакомишься с Надеждой заодно. Потом мимо больших островов по центру обратно на нашу сторону и дальше на север до устья Лексы.

Я молча кивнула – он хозяин, все тут знает, ему виднее. Мне между точками заборов делать было нечего, только по сторонам глазеть и думки думать. Даже фотки не сделаешь – слишком трясет. А красота вокруг была неописуемая. Жаль, что солнце пряталось за плотными, почти питерскими тучами. И парило тоже по-питерски, Иван не соврал. Очень скоро я сняла куртку, решив, что от брызг не растаю. А вот в штанах и правда образовался парник. Во что к вечеру превратится моя нижняя половина, я старалась не думать.

Вот бы научиться как-нибудь отключать голову, чтобы вообще ни о чем не думать.

На точках она была вполне занята. Иван глушил двигатель, опускал прибор на заданную глубину и брал пробу. Я выливала воду в бутыль и в пробирку, закрывала пробками и делала маркировки на стикерах. Потом отмечала время и точные координаты в журнале, и мы плыли дальше. Голова выключала рабочий мод, и там моментально начинал вариться малоприятный бульон из прокисших воспоминаний. Из того, о чем я предпочла бы забыть навсегда. Даже о том, что было хорошо, – потому что потом стало очень плохо.

* * *

осень 2012 года

– Санька, ау! – улыбается мама. – Не спи, замерзнешь.

Я и правда засыпаю на ходу. Или за столом, над тарелкой. Как в детском саду когда-то. «Азарова, из-за стола не выйдешь, пока не доешь», – говорила воспиталка. Я терпеть не могла молочный суп и клевала над ним носом, когда все уже уходили на тихий час.

Три месяца пролетели как один день. Еще немного – и сессия. А потом у меня диплом, у Ваньки магистерская работа. И экзамены в аспирантуру у нас обоих. Времени катастрофически ни на что не хватает. Я и к родителям-то забегаю хорошо если пару раз в месяц. Учеба, учеба, учеба… А еще выбраться бы куда-нибудь вдвоем, хоть изредка. А уж ночи – их так жаль тратить на сон.

В выходные мы не вылезаем из постели до обеда. А потом каждый садится за свой ноутбук. Прерываемся только для того, чтобы перекусить какой-нибудь сухомяткой и немного размяться, что в переводе означает потискаться. Но чаще всего остановиться на этом не удается, и обнимашки переходят в экспресс-перепих. Если бы я не начала принимать таблетки, мы бы точно разорились на резинках.

– Вань, а это вообще нормально – столько секса? – спрашиваю я, нехотя натягивая трусы и усаживаясь обратно за стол. – Я как-то читала, что крысе в мозг вживили электрод, в какой-то там центр удовольствия. И научили нажимать на рычаг, чтобы ловить кайф. Она только и делала, что нажимала, нажимала, пока не умерла от истощения.

– Может, и ненормально, – смеется он. – Но здорово, разве нет? Да и смерть очень даже приятная. Если бы можно было выбирать, я бы согласился на такую. Одно плохо – соображалка отключается и делать ничего не хочется.

– После смерти?

– Нет, после секса.

– А у меня нет. Мне наоборот хочется все побыстрее закончить и продолжить. И получше сделать, чтобы не мешали мысли, что наваляла кое-как. Да и вообще, знаешь, как-то… бодрит. Энергии добавляет. Если бы еще спать так не хотелось постоянно.

– Вы, бабы, потому что вампирши, – ворчит Ванька. – Мужик когда кончил, все отдал: и сперму, и энергию. И сдох. А вы получили и летаете.

– Угу, – я дергаю его за ухо. – На метле.

– Сань, а у вас вообще планы какие-то на будущее имеются? – выдергивает меня из дремоты над супом мама. – На совместное будущее?

Так, начинается. Это наверняка папа ее на разведку выслал. Он товарищ олдскульный и все эти «попробуем, а там видно будет» не одобряет. А мы с Ванькой и правда в эту сторону не думаем. Сейчас хорошо, а как дальше будет – к чему загадывать? Точнее, мы не думаем об этом вслух и вместе. Даже если бы мне и хотелось большей определенности, я не собираюсь торопить. Что касается его родителей, они приняли меня не то чтобы совсем равнодушно, но как-то… слишком уж спокойно. Прямо как в анекдоте: «Трахаетесь? А, ну ладно, только не курите».

– Мам, у нас сейчас планы дипломы получить и в аспирантуру поступить. А там видно будет. Мы всего-то четыре месяца вместе.

Правда? Всего четыре? Самой не верится. Кажется, что уже давным-давно.

– Ну ладно, ладно, – вздыхает она. – Денег надо?

– Ты мне только что давала.

– Ну мало ли… Вдруг не хватает, а сказать стесняетесь. Папа все беспокоится, что вам есть нечего. Ты вон тощая какая. Всегда была, а сейчас еще больше похудела.

Ой, мам, отвечаю про себя, это все потому, что нам вечно некогда поесть, а не потому, что не на что. И потому, что секс – дело энергозатратное. А если бы вы как-нибудь приехали к нам в гости, все вопросы сразу бы снялись. Хотя нет, возникли бы другие.

Я до сих пор не решаюсь сказать им, как на самом деле обстоит с Ванькиным финансовым положением. Не знаю почему. Как-то… неловко, что ли. Сама была в шоке, когда узнала. Потом понемногу привыкла, но все равно помалкиваю. Не хочется вот этого: ага, поймала золотую рыбку за член. Не от родителей, конечно, у них, скорее, другие мысли возникнут, типа «поматросит и бросит, зачем ты ему».

Врать не буду, и сама об этом думала сначала. Потом перестала.

– Мам… если честно, вы мне можете вообще денег не давать, это ничего не изменит. В плане нашего бюджета.

– О как! – ее брови взлетают под челку. – Нет, ну я предполагала что-то такое. Что папа там немножко олигарх.

– Ну не олигарх, конечно, но…

– Неважно. А деньги мы тебе, Саша, давать будем. Это вопрос самодостаточности. Пусть их немного, пусть ты пока сама не зарабатываешь, но все равно они твои. Собственные. Чтобы не просить на трусы и мороженку.

– Спасибо, мам! И папе от меня передай спасибо.

В сумке пищит телефон. Ванька? Нет, Кира. Просит методичку по статанализу. Обещаю принести завтра на лекции. Надо бы записать, память стала как у той самой золотой рыбки. Пишу себе напоминалку.

Мы не общалась с ней месяца два. С того самого вечера, когда ушла с Ванькой с поляны. Разумеется, она все поняла. Надо было быть совсем дурой, чтобы не понять, чем мы с ним занимались всю ночь. И, разумеется, смертельно обиделась. Даже не потому, что я, как она сказала, «увела у нее Лазутина», а потому, что врала, будто он мне на фиг упал. Оправдываться я не стала – да и в чем? В том, что он выбрал меня, а не ее?

Мы не разговаривали до конца практики, а уж у Ваньки на даче я и вовсе о ней не вспоминала. Когда начались занятия, Кира сделала вид, что мы незнакомы, но это мало меня огорчило. Или даже совсем не огорчило, потому что, кроме Ваньки, мне никто был не нужен. На лекциях я витала в облаках, представляя, как после занятий снова встретимся. Иногда распаленное воображение рисовало такие горячие картинки, что хоть срывайся и беги к нему. К счастью, наши факультеты располагались в разных зданиях, довольно далеко друг от друга.

Но в октябре Кира неожиданно сама со мной поздоровалась. Потом что-то спросила, села рядом на лекции. Я не стала ее отталкивать. Конечно, прежней дружбы между нами уже не было, но более-менее приятельские отношения возобновились. Она все так же меняла парней, одного за другим, ходила по клубам, моталась по выходным в финку, где устраивала феерические шопинги. Звала с собой, но я неизменно отказывалась. Об Иване мы вообще не разговаривали, словно его и не было, хотя Кира знала, что мы живем вместе. Только один раз спросила с иронической ухмылочкой:

– И что, он правда так хорош, как говорят?

Я прекрасно поняла намек, но не повелась и ответила спокойно:

– Да, очень.

Кира быстро отвернулась, но я заметила, как сползла с ее лица улыбка.

_________________

*гидрологический прибор, предназначенный для взятия проб воды на заданной глубине