Текст книги "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 24

Иван

Когда открыл глаза, первой мыслью было, что все приснилось. Ну потому что не могло такого быть в реальности.

Но нет… могло.

Саши рядом не было, зато меня укрывала куртка, оставляя на съедение комарам ноги и задницу. Мох налип… везде, в общем, налип. Костер горел бодренько, и, судя по поленьям, подновили его совсем недавно. Встав и оглядевшись, я увидел Сашу в беседке. Она сидела за столом, положив подбородок на сложенные руки, смотрела на озеро и о чем-то думала.

Одежда просохла не до конца, но лучше уж такая, волглая, чем ходить голым, тем более стало еще холоднее. Ветер улегся, зато выпал туман.

Ощущение было странное. Остров с тремя соснами повис в дымке, как Лапута*. И я сам себе показался таким же неприкаянным бродячим островом, который уплыл из прошлого, а к настоящему так и не пристал.

А знаешь, Ваня, сказала херова мертвая чудь, глядя из пустоты белыми глазами, вы ведь этой ночью попрощались. Ты не понял?

Да понял, понял, не дурак. То есть дурак, конечно, но не до последней степени терминальности. Потому и было с таким накалом, что в последний раз. Для того судьба нас и свела снова, и на остров этот закинула, чтобы наконец все выяснили и отпустили друг друга. Только… поесть надо сначала. Какие разговоры на голодный желудок.

Оттягивать не имело смысла, но кто бы знал, как было страшно! Даже не сам разговор, а то, что он последний. И неважно, что еще надо будет дождаться, пока нас отсюда заберут, пока она уедет. Как только мы скажем последние слова, все будет кончено.

Наверно, Саша думала о том же, потому что тянули долго, а начали одновременно.

– Вчера отец Рафаил сказал, что если мы не поговорим и не простим друг друга, не сможем идти дальше, – она смотрела на огонь и кусала губы. – Так и будем в мыслях возвращаться назад. Топтаться на одном месте.

– Он прав, – я нашел ее руку и сжал пальцы. – Знаешь, ночью я подумал, что это наш второй и последний шанс. Ну не можем мы расстаться, если нас вот так друг к другу тянет. Если нам вот так… пиздато. Что ты смеешься?

– Помнишь, мы обсуждали, почему так: если плохо, то говорят, что хуево, а если хорошо, то пиздато? Извини, я не то… – она смахнула комара со лба.

– Ну да. А еще удивлялись, что хуево – плохо, а охуенно – хорошо. Это правда были мы?

Я встал, отошел на пару шагов, туда, откуда был виден остров вдалеке.

– А утром проснулся, тебя рядом нет. Ты сидишь, смотришь на остров, который в воздухе висит. И я подумал, что мы с тобой как этот остров – между небом и землей. То есть водой. И… да, шанс у нас был только один, и мы его просрали. Не сейчас, раньше. Знаешь когда?

– Знаю, – вздохнула она. – Когда ты сказал, что примешь любое мое решение. Помнишь? И я решила, что ты хочешь свалить выбор на меня.

– А ведь все было не так, Саша, – горло сжало, и слова еле протиснулись. – Я не хотел решать вместо тебя. Имел в виду, что во всем тебя поддержу. Что бы ни случилось. А получилось…

– То, что получилось. Если бы мы обсудили все, проговорили все варианты… Да, окончательное решение было бы за мной, конечно, но все равно мы должны были… вместе. А мы этого не сделали. У нас и так тогда все уже было не очень хорошо, Вань. Мы ведь жили каждый сам по себе, хотя и под одной крышей. Если что-то было не так, просто гасили сексом. А оно копилось и копилось. Ваня, у нас реально был тогда шанс. Вместе мы бы со всем справились. Даже если бы больной ребенок родился – все равно справились бы. Но только вместе. Ты не представляешь, как мне было тогда…

Она замолчала. Я повернулся к ней и увидел, что она спрятала лицо в ладонях. Сел рядом, обнял, и она уткнулась мне в плечо.

– Мне тогда казалось, что моя жизнь кончилась. Что уже ничего хорошего в ней никогда не будет. Ты знаешь, это затягивает. Так, что уже и не выбраться. Тебе говорят, возьми себя в руки, как не стыдно так распускаться, а ты не можешь.

– Саш, депрессия – это болезнь. Ты же ходила к врачу, принимала лекарства. Разве я тебе говорил так – «возьми себя в руки»?

– А ты мне вообще ничего не говорил, – горько усмехнулась она. – Только смотрел мимо меня. А мне так херово было. И выглядела – краше в гроб кладут. Что я должна была думать? Что надоела тебе, что вот такая уродина – уже не нужна.

– Господи, Саша! – я аж застонал. – Никогда я так не думал, никогда. Ты всегда была для меня самая красивая. Почему молчал? Да я вообще потому что по жизни такой хуй с горы. Если можно не говорить – лучше промолчу. А когда до зарезу надо, тем более запор словесный нападает, хоть палкой выковыривай. Да я тогда просто подыхал от беспомощности, потому что не знал, чем тебе помочь. А ты молчала.

– А ты разве спрашивал? – она всхлипнула.

– Да спрашивал, только ты не слышала. Отвечала на автопилоте: «Все нормально». А потом просто устал. Спрашивать. Ждал, когда отмерзнешь. Сашка, если бы мы тогда смогли вот так поговорить, как сейчас…

– Тогда мы не смогли бы, Ваня, – резко перебила Саша. – Пойми, сейчас нет смысла выяснять, кто был прав, кто виноват. Мы оба были не правы и оба виноваты. И сейчас говорим об этом только для того, чтобы не осталось каких-то непоняток. Хотя все это…

– Как серпом по яйцам. Да. А потом ты стала меня ревновать на пустом месте. И я никак не мог понять почему. Разве я тебе давал какие-то поводы? Сначала просто было неприятно, потом стало рили бесить.

– Почему? Вань, я чуть не сдохла и потеряла ребенка. Во мне все тогда умерло, и женщина в первую очередь. Зомби. Робот. И ты – где-то в параллельной вселенной. Мне казалось, что рано или поздно ты найдешь себе другую. Красивую, здоровую. Живую. И потом болячки еще те, венерические, помнишь? Червячок-то остался и вырос потом в большую-большую гадину. И знаешь, сначала это было даже не всерьез. Просто хотелось тебя хоть как-то зацепить. Хоть чем-то. Чтобы заметил, что я рядом. А потом… и правда начала сомневаться. Наверно, еще немного – и докатилась бы до слежки, подслушивания, до рытья в твоем телефоне. Если б ты знал, как мне было противно, как я себя презирала за это. Но ничего не могла с собой поделать.

А ведь я думал об этом. Но только сейчас, за эти три недели, когда столько всего перебрал в памяти. А тогда – нет. Тогда злился, пер напролом, натыкался на запертые ворота, отскакивал и сам замыкался все больше и больше. Ничего не хотел понимать. Просто нализывал свои обиды, как пес отдавленную лапу.

– Саш, но ведь у нас было же потом все хорошо, – это прозвучало как-то жалко, растерянно, будто пытался оправдаться. – Полгода. Или даже больше. Пока не…

– Пока не появилась Соломина? Нет, Ваня, – Саша покачала головой. – Не было хорошо. Знаешь, что такое нейрохимическая осцилляция? Это улучшение состояния безнадежного больного перед смертью. Кажется, что пошел на поправку, а это просто последний всплеск. Ты ведь понимаешь, что если уж мы начали, нам придется все друг другу рассказать? Абсолютно все…

Разумеется, я это понимал. Был ли к этому готов? А разве можно быть готовым к смерти? Церковные всю жизнь готовятся, а все равно умирают в страхе – как Ермона. Страшно, да… но придется. Да и главное я уже знал. Ну да, дьявол, сука, в деталях, но детали уж точно не перевесят дьявола. Так что говори, Саша, я переживу. Да и тебя ждет одно неприятное открытие. Угостим друг друга касторкой… на прощание.

– Когда Соломина на факультет пришла… ну в тот день, когда у нас была дома… мы с ней в коридоре встретили Магнича.

От одного его упоминания словно шкрябнуло наждачкой по уже ободранной коже. Хотя я понимал, что это только начало. Что к концу рассказа шкуры у меня не останется. Значит, придется отращивать новую.

Саша снова сидела, обхватив колени, прижавшись к ним подбородком. Как улитка в раковине… И снова эти лиловые грозовые глаза – два водоворота, в которые лучше не заглядывать.

– Я его тогда вообще не знала, он только пришел. Я споткнулась, он меня поддержал и пошел себе дальше.

– И это была любовь с первого взгляда, – ракета вылетела прежде, чем я успел ее тормознуть.

– Ты будешь рассказывать вместо меня? – одним уголком рта усмехнулась Саша.

– Извини…

– Любовь с первого взгляда была у Соломиной. Ну или не любовь, хрен ее знает, но запала она на него конкретно.

– Вот как? – удивился я. – Выходит, ты обскакала ее на лошадке уже второй раз? Это немного меняет ракурс.

– Да, как-то так. Но, знаешь, и меня тоже пробило. Только по-другому.

– Значит, пробило, – я сам нажимал на наждачку, сильнее, еще сильнее. – А ведь я чувствовал: что-то не так. Когда ты на Валентина с ним вышла, а потом в машине ко мне в штаны полезла. И потом, дома. И еще потом, и еще. Ты так резко изменилась. Похорошела. Глаза заблестели. Трахалась со мной, а представляла его, да? А я убеждал свое самцовое самолюбие, что нет, не может такого быть. Просто у нас все на лад пошло, что ты отмерзла наконец. Вот только не надо так щуриться, – я взял ее за запястья и резко развернул к себе. – Ты сама сказала: нам придется друг другу все рассказать. Надеюсь, не думала, что будем сидеть рядышком… бабушка с дедушкой… и тихо-мирно, в интеллигентных, блядь, выражениях рассказывать, как друг другу изменяли? Нет, Саша, катарсис – он, сцуко, такой… неприятный.

Она смотрела куда-то мне на колени, ноздри подрагивали, губы тоже. Но справилась с собой быстро.

– Нет, не думала. Да, меня к нему потянуло, и это был, как ты сказал, соблазн. Но я никогда не представляла его на твоем месте. Ваня, сейчас нам нет смысла друг другу врать. Все, что я говорю, это чистая правда. Просто его интерес меня разбудил от спячки.

– Ага, понятно. То есть он был для тебя что-то типа виагры?

– Ну… типа да. Только не по отношению к тебе, а вообще. В целом.

– А ты знаешь, что когда мужики на виагру подсаживаются, потом без нее уже не стоит?

– Поэтому я и сказала, что это был всплеск… перед смертью. На самом-то деле между нами ничего не изменилось. Как ехали в первые годы на одном сексе, так ненадолго к этому же и вернулись. Потому что надолго нас не хватило бы, даже если бы не появилась Соломина.

– Соломина… Саш, а скажи честно, ты с виагрой своей беспозвоночной переспала назло мне? Или все-таки потому, что соблазн победил?

– Назло. Только… – она подняла глаза и посмотрела на меня так, что стало жутко. Как в тот последний вечер, когда сидела на кухне с телефоном. – Только, Вань, я с ним не спала.

Вот так бывает, если из бани прыгаешь в сугроб или в прорубь. Ледяной ожог.

– Что? – слово получилось как деревянный чопик. Маленькое и жесткое. Затычка, в общем. – Саша, ты же сама сказала, врать нет смысла.

– Я и не вру. Сейчас. Не было ничего.

– Ничего – это чего? – первым побуждением было снова скинуть ее в воду. Как минимум. – Письки в письку не было? А что было? Сочный минет? Нежный петтинг?

– Вань, – она втиснула ногти в ладони, – тебе не кажется?..

– Что это слишком? Да, пожалуй. Подробности ни к чему. Что там у вас было и чего не было. Вот просто скажи – зачем?

– Что зачем? Зачем тебе это сказала тогда?

– Ах, да. Назло же. Это было сильно, ага. И тогда, и сейчас. Даже не знаю, что круче. А знаешь, в чем прикол, Саша? Что Соломину твою я трахнул один-единственный раз. После тех твоих слов. Когда ты пришла утром. И тоже назло. Без малейшего желания и удовольствия. Нет, одно желание все-таки было. Чтобы ты узнала и тебе было так же больно, как и мне. Хотя ты и так была уверена, что я с ней сплю.

Чего я ждал? Что она придет в ужас от своей роковой ошибки? Или начнет оправдываться? Но Саша молчала, кусая губы, и было в этом молчании что-то такое… отчего мне стало еще холоднее и жарче одновременно. Аж в цыганский пот бросило.

– Как-то мы не с того конца зашли, – я накрыл ее руку своею и подумал мимоходом, что прозвучало двусмысленно и пошло. – Давай все сначала. Что-то тут явно не так. Она вдруг резко стала на меня вешаться где-то через месяц, в конце сентября или в начале октября. До этого-то мы на кафедре просто здоровались, даже не разговаривали. Я еще, помню, злился, что она к нам домой таскается. Приходишь после вечерних, а там бабские посиделки.

– Я ее не приглашала, – поморщилась Саша. – Она и в первый раз, зимой, сама напросилась, неудобно отказать было. А потом так и пошло. Звонок в домофон – привет, это я. Намеков не понимала.

– Намеков? – хмыкнул я. – Некоторые люди даже пинок в жопу понимают как флирт. Поправь, если я ошибаюсь. Она запала на Магнича и надеялась, что ты их как-то сведешь. Или просто делилась с тобой ходом завоевательной кампании. А потом что-то или кто-то открыл ей глаза на вашу с ним… э-э-э… тонизирующую дружбу. И тут кисо обиделсо.

– Примерно так и было. Я действительно надеялась, что она меня от него избавит.

– А что так? Надоел?

– Она старательно к нему липла, но ничего не получалось, – мой вопрос Саша проигнорировала. – А потом как-то увидела нас вдвоем в курилке, и ее переклинило. Наговорила кучу гадостей при студентах, припомнила, как я тебя у нее увела. А потом до меня начало долетать огородами, что у вас с ней… отношения.

___________________

*Летающий остров из книги «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта

Глава 25

Александра

– И ты поверила?

– Ну ты же поверил про Магнича, – поморщилась я.

Сейчас, когда все это говорилось вслух, казалось каким-то… жалким, что ли? В процессе кажешься себе героиней драмы. А потом – как будто комикс, нарисованный простым карандашом.

«Катарсис – он, сцуко, такой… неприятный», – так он сказал.

Неприятный? Это ты пошутил, Ваня. Это как кишки через уши вытаскивать и на кулак наматывать.

Я поверила этим слухам потому, что внутренне уже готова была поверить.

Когда мы с Кирой поссорились на биостанции, она мне заявила: мол, они гуляли в первый вечер, и он ее ну просто очень-очень хотел, а она не дала. Поэтому на меня и переключился. Типа ей назло. А я ответила со смешком: ну и дура, надо было дать, а теперь соси лапу. Но допускала краешком сознания, что могло быть и так, ведь видела же, как он на нее слюни пустил, когда увидел. Потом это стало неважно и, вроде, забылось. А через столько лет вспомнилось.

Это был такой родничок, который пробился и побежал, растекаясь, по заболоченной почве моей ревности, все шире и шире. Потому что слухи становились все гуще и гуще. Наши бабы любили посплетничать. А еще любили подойти с круглыми глазами: «А знаешь, Шура, я тут слышала… это, конечно, все вранье, но ведь твари какие, разносят на хвосте, а?» И посмотреть – как же я буду реагировать. Я делала вид, что мне все равно, хотя, конечно, это было не так.

А потом как-то зашла в буфет и увидела их вдвоем. Они сидели, пили кофе и что-то оживленно обсуждали. Казалось бы, ну и что? Я тоже пила кофе с Магничем и курила с ним вместе. Но это так органично легло на те сплетни, которые до меня долетали, что обожгло, словно удар хворостиной по голым ногам. Как-то в детстве мне прилетело от деда на даче, чем-то я его достала сильно. Один-единственный раз, но именно поэтому, наверно, и запомнилось. Иван сидел ко мне спиной, и я быстро вышла, пока он меня не увидел. А вот Кира заметила и улыбнулась – ядовито-сладко.

Ну а дальше одно пошло наматываться на другое, и маховик этот быстро набирал обороты. Мне казалось, что только ленивый не обсуждал роман Лазутина и Соломиной. И все это щедро лилось мне в уши. И вместе я видела их все чаще – притом что Иван появлялся у нас факультете всего три раза в неделю. Как будто они специально старались попасться мне на глаза. Сначала я просто устраивала Ивану сцены, дома, разумеется. Потом уже сама подгадывала так, чтобы он увидел меня с Магничем. А даже если и не увидит – ничего, донесут так же, как мне о нем. Тут был и еще один расчет. Если ему наплевать, как выгляжу в глазах коллег я, так пусть и его тогда считают немного рогатеньким. Любовью, как говорится, за любовь.

Теперь уже Иван закатывал скандалы мне. Мы раз за разом обменивались ядерными ударами, превращая землю в пустыню. И так продолжалось не месяц, не два, а целых девять – до самого отпуска. Иногда на время затихало, потом разгоралось снова.

– Знаешь, Саша, мне кажется, Кира очень грамотно поработала со слухами, – Иван подобрал щепку и начал обдирать с нее кору. – Тебе прилетало обо мне, мне – о тебе. И ведь выглядело все так, что не на пустом месте, согласись?

– Еще как не на пустом, – хмыкнула я. – И мы оба клюнули. И начали в ответку… соответствовать. Ах, ты меня подозреваешь? Ну так вот на тебе. У меня ведь тогда с Магничем вообще ничего не было. Ну пили кофе, ну курили. И все.

– Да? – Иван приподнял брови. – А как же соблазн? Как же виагра?

– Это было недолго. Разбудил мертвую царевну – и на этом его миссия закончилась. Может, он на что-то и рассчитывал, но я – точно нет.

– Вот ведь засада, Саша. И у меня с Соломиной тоже ничего не было. Даже меньше, чем у тебя, потому что не курю. И вот смотришь сейчас назад и думаешь: ну что за тупая херня, как можно было на это повестись? Ловко она нас с тобой развела. И тебе отомстила, сразу оптом, за прошлое и настоящее, и меня рассчитывала в итоге к рукам прибрать. А я, козел такой, все не прибирался и не прибирался, потому что ну ни капли ее не хотел. Но, не буду скрывать, ближе к концу пьесы реально был готов ее трахнуть. Потому что ты так меня достала, что…

Он швырнул щепку в огонь, и та затрещала, стреляя искрами.

– А я думала, что готова поймать тебя на горячем и развестись. Но, наверно, врала себе, потому что была бы реально готова – что-то для этого делала бы, а не только истерики закатывала. Ну не знаю… в телефоне бы твоем рылась, детектива частного наняла.

– Ты и правда это сделала бы? – Иван посмотрел на меня с удивлением.

– Не знаю. Вряд ли. Как-то слишком уж… мерзко. Скорее, ждала бы, что нарыв созреет и лопнет.

– Ну, походу, и лопнул.

– Было бы странно, если б нет.

Почему-то казалось, что мы будем разговаривать долго-долго. А все уложилось минут в пятнадцать, наверно. Я и лекции так читала: чтобы никакой лишней воды, только самое важное. И вот теперь, похоже, мы подошли к главному. К тому, что требовало объяснения. Когда он сказал, что переспал с Кирой уже после моего исторического признания, это был шок. Как и для него – что я ему соврала.

– В смысле?

– Вань, когда ты пришел под утро пьяный и измазанный помадой, я сказала себе: все, хватит.

– А ведь я тогда пытался объяснить. Но ты и слушать не стала.

– Что слушать? Что ты был в баре с мужиками?

Ну да, я выкатила тогда что-то про гей-бар и помаду, после чего он махнул рукой и ушел наверх.

– Саш, а я ведь и правда был в баре с мужиками. В обычном баре. У Сокульского был день рождения. И даже сообщение тебе написал, которое ты не открыла. И если бы не начала плеваться ядом, все рассказал бы.

– Хорошо, я была не права, – скрипнув зубами, признала я. – Расскажи сейчас.

– Я уже собрался уходить. Часов в одиннадцать. Мне позвонили. Из полиции.

– Из полиции? – переспросила я. – Кажется, догадываюсь, по какому поводу.

– Соломина где-то в клубе налакалась в дымину, устроила драку с какой-то девкой, их обеих и забрали. И она уговорила, чтобы позвонили мне.

– А почему тебе? У нее родители есть.

– Ты меня спрашиваешь, Саша? – Иван раздраженно дернул щекой.

– Ну а кого же? И ты, разумеется, поехал ее спасать.

Вот сейчас точно не стоило язвить, но я не удержалась. И тут же себя обругала за это.

– Был бы потрезвее – не поехал бы. Посидела бы до утра в обезьяннике, не умерла бы. Но критическое мышление сделало ручкой. Вызвал такси и поехал. Там все было долго, очень долго. Еще и забашлять пришлось. Приволок ее домой, выгрузил и уехал.

– Вань, – поморщилась я. – Договорились же не врать. Начнем с того, что после кабака и полиции помады на ней уже не должно было остаться. В таком количестве, сколько оказалось на тебе.

– Она в такси начала марафет наводить. А потом все об меня и вытерла, когда тащил ее. По лестнице пешком. Лифт не работал. У меня куртка была расстегнута.

Я и хотела поверить, очень хотела. Но… не получалось.

– Просто посмотри мне в глаза, – попросила я. – И скажи, что ты тогда с ней не спал.

– Саша! – застонал он. – Я же сказал, что нет. Какой смысл врать – сейчас?

– Жаль, что удалила, конечно, но не хотелось эту гадость у себя держать.

Глаза снова защипало, и я заморгала, не пуская слезы.

– О чем ты?

– Я после… твоего бара дала себе три дня – чтобы окончательно дозреть. Ну мало ли вдруг… передумаю. Но не передумала. Сидела вечером и смотрела в телефоне, как заявление подать на развод. И тут прилетела прикольная картинка. С неизвестного номера. В воцап. Наверняка Соломина, кто же еще. Парочка в постели.

– Саш… – Иван закрыл лицо рукой. – А ты слово такое – «фотошоп» – никогда не слышала? Хочешь я тебя в постели склею с… не знаю, с кем? С Гретой Тунберг, например?

– Это я и сама умею. Не очень хорошо, правда. Неважно. Я бы, может, и не поверила. Соломина там была четко, ты… мужик в профиль и не в фокусе. Похож, конечно, но так… смутно. Вот только на лопатке у него был твой иероглиф. Довольно отчетливо. Понимаешь, Вань, чтобы нафотошопить его на какого-то похожего мужика, надо было знать, что он у тебя там есть. Хорошо рассмотреть и запомнить. А теперь скажи, что я должна была подумать?

Иван запустил пальцы в волосы, превратив их в воронье гнездо. Покачал головой, усмехнулся криво.

– Знаешь, не буду врать. На твоем месте подумал бы то же самое. Хотя был еще один вариант. Дождаться меня, показать и спросить, что за херня.

– Я так и собиралась. Хотя бы для того, чтобы посмотреть на твое лицо.

– Но вместо этого спросила, что у меня с Соломиной. Ну а я психанул первым, не дожидаясь раскрутки скандала. А ты свалила. И я даже не сомневался куда.

– И все-таки… Вань?

– Хорошо, – тяжело вздохнул он. – Ты не хотела, чтобы я касался подробностей твоего… недогрехопадения. Я тоже решил кое-что опустить. Я когда домой ее притащил и в постель сгрузил, пошел себе кофе сварить. На кухню. Она выползла и начала всякое разное говорить. Про тебя в основном. Я вроде как и не слушал, но кое-что все-таки зацепило. Так сильно зацепило, что подвис маленько. Она поняла по-своему, начала мне рубашку расстегивать. И вполне так даже расстегнула. И почти сняла.

– А ты не сопротивлялся, конечно.

– Нет. Ну ты вот хотела с Магничем трахнуться мне назло, но тормознула. И я так же. Подумал: да какого хера я из себя целку изображаю, ты-то себе ни в чем не отказываешь. Но уж больно она была пьяная. Пардон, не встало.

– Вот облом, – натужно рассмеялась я. – Но иероглиф заметила. Хотя и пьяная была.

– Заметила. У нее там панель зеркальная над столом. Спросила, что это значит. Я сказал.

– И чем кончилась эросцена?

– Да ничем, – скривился Иван. – Надел рубашку и ушел. Ну а дальше… Размер и расположение запомнила, значение узнала. Найти в сети картинку не проблема. Это моя версия. Другой нет.

– Ну и на что она рассчитывала, когда мне это прислала? – теперь непоняток больше не осталось, но стало так тоскливо, что хоть в озеро головой. – Что я тебя выгоню, а она подберет? Хотя… кое-что ей и правда перепало.

– Разово. После этого я с ней даже не разговаривал больше ни разу. Она пыталась, но… скажем так, не получилось. На что рассчитывала? Может, и на это. А может, просто нагадить, раз уж не вышло.

– Вот нагадить как раз вышло, – я встала и подошла к дереву, на которое обратила внимание еще утром. Старая-престарая облезлая ель с какими-то вырезанными знаками на стволе, давно заплывшими смолой. Провела по ним рукой и спросила: – Что это?

– Карсикко. Ритуальное дерево. Их тут много, по всему озеру. И по берегам, и на островах. Здесь и другие есть, но этот самый старый. Лет триста, не меньше. Это языческие знаки, по разным поводам. Но чаще погребальные. Если дерево гибло, их вырезали на другом, рядом.

– Значит, здесь где-то захоронение? – я поежилась. – Той самой чуди?

– Да, наверно.

Мне хотелось перевести разговор на что-то нейтральное, потому что уже была переполнена по самую маковку, но получилось немногим лучше. Стало совсем кисло. И ощущение потустороннего взгляда усилилось до предела. А сколько еще времени здесь придется провести, одному богу известно. Об отпуске я уже и не думала. Выбраться бы отсюда и домой вернуться. Хоть когда-нибудь.