Текст книги "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 16

Иван

август 2022 года

Башка разламывалась от боли, глаза отказывались открываться, а кто-то целовал в щеку.

Сашка?!

Вчерашняя сцена на причале всплыла из памяти, как Левиафан, и заставила застонать сквозь зубы. Но что было дальше? Я помнил только то, как вернулся в дом и выпил еще. Потом – провал. Неужели мы с ней все-таки?..

По миллиметру открывая глаза, впуская под веки свет, яркий, как вспышка ядерного взрыва, увидел рядом морду Лисы. Она старательно пыталась меня разбудить мокрым холодным языком.

– Лис, иди на фиг! – рявкнул я и скривился от боли в висках.

Обиделась, ушла.

Ну и сволочь ты, Ваня, собаку-то за что? Она же как лучше хотела. И явно не с голодухи – в миске что-то лежало. Значит, Саша уже встала и позавтракала.

Боже, зачем я это ей вчера сказал? Зачем?!

Отвык от бухла, потерял квалификацию.

Первый год после развода пил как не в себя. Да и потом с Витюхой тоже неслабо. А когда тот уехал, одному стало не в тему. Или, может, слова отца Рафаила так зацепили?

Я тогда приехал к ним с похмелюги, и, видимо, он учуял перегар.

– Не в том, Ванечка, печали топишь, – только и сказал.

Но как сказал…

И с чего вдруг меня вчера пробило? Или, может, подумал, когда предлагал ей, что напьемся вместе и ляжем в постель? Потому что по пьяни будет уже все равно?

Две недели ада. Две недели боли в яйцах и хронического стояка, который уже и прятать перестал. Две недели тупой дрочки по ночам – хотя можно было просто встать и открыть дверь в соседнюю комнату. Подойти, сдернуть с нее одеяло, вместо него накрыть собою и трахать так, словно последний раз в жизни. Ведь знал же, она не оттолкнет. Потому что хочет того же.

Хочет – и точно так же понимает, что будет только хуже.

Поэтому… ничего не будет.

Две недели прошло, две осталось. Но уже не придется вот так целыми днями рядом, с утра до вечера.

Переболеть. Переломаться. На этот раз окончательно.

Правда, говорят, что наркоманию вылечить невозможно, а она… да, она мой наркотик.

И что я в ней нашел? Чем она меня так захватила?

Неужели только тем самым местом?

Да нет, конечно. Не только. Но сейчас я заставлял себя так думать. Хотеть ее – разрешил себе, когда понял, что не смогу… не хотеть. Но говорил, что, кроме желания, не осталось больше ничего. Потому что она все убила.

Нет, Ваня, мы все убили. Вместе. Каждый по отдельности, но все равно вместе.

Но почему? Может, просто не могли поверить, что все идет к концу? Казалось, как-нибудь рассосется? Что любовь можно отнести в химчистку, где ее приведут в порядок и вернут – как новенькую? Когда мы перешли ту черту, из-за которой обратного пути уже не было?

Я сел, переждал очередную ракетную атаку внутри черепа, добрался до ведра, выпил ковш холодной воды. На плитке на сковороде обнаружилась давно остывшая яичница. Да и чайник тоже был чуть теплым.

Часы показывали начало первого. Ну да, мужик сказал – мужик сделал. Сказал, до обеда будем спать – так и есть. Интересно, где она? Дверь в кубло открыта, в комнате пусто. Значит, в лабе.

Оделся, заглянул туда. Саша сидела за столом и что-то записывала в распечатанную таблицу. Подняла голову – глядя мимо меня, кусая губы.

– Привет…

– Давно встала? – я тоже не смотрел на нее.

– Давно.

– Слушай… – это мы сказали одновременно и оба замолчали.

– Прости, – разорвал паузу я. – Не знаю, что на меня нашло. Давно не пил. Забей. Ладно?

– Уже, – она опустила глаза на таблицу, что-то старательно подчеркивая в ней ногтем. – Кстати, можем сегодня никуда не ездить. Подождет денек. Завтра посмотрим побольше.

– Да нет, все норм. Ближе к вечеру. Пойдем к тем точкам, которые рядом.

– Хорошо. Только ты… поешь, ладно?

Саша сидела, ссутулившись, по-птичьи приподняв острые плечи, и я вдруг вспомнил – так же остро, – как однажды она стояла перед шкафом, собираясь на работу.

Она всегда была худой, а после больницы, выкидыша, антибиотиков похудела еще сильнее. К тому же снова открылась язва – строгая диета, лекарства.

– Ванька, я такая стала страшная, – Саша смотрела на себя в зеркале и чуть не плакала. Самый маленький лифчик, раньше безнадежно тесный, теперь предательски морщился, как и трусы на попе. – Все кости торчат. Все на мне болтается. Как из концлагеря сбежала.

Мне бы сказать, что она все равно самая красивая, а я ляпнул: мол это повод обновить гардероб, и скинул ей на карту денег.

Пошутил, козел!

Сейчас, оглядываясь назад, я понимал, насколько тупо себя вел. Тогда меня жрало чувство вины – и абсолютной беспомощности. Я не знал, что делать, и повелся на слова тещи: дай ей время, пусть отойдет. Просто молча ждал. Хотя наверняка она имела в виду совсем другое – насчет ребенка.

А ведь, может быть, именно отсюда и начала расти Сашина ревность, расширяя уже наметившуюся трещину? Я слишком мало говорил ей комплиментов, слов любви… да что там, я вообще мало говорил. Всегда казалось, что дела важнее слов. А она, наверно, чувствовала себя некрасивой, непривлекательной для меня, стала более закрытой, скованной в постели – потому что стеснялась своего тела? Боялась, что найду кого-то – поэтому и ревновала?

С трудом прогнав тугой ком сквозь пересохшее горло, я вернулся в комнату, согрел чайник. Через силу запихнул в себя холодную яичницу, подержал на ладони пачку аспирина. От похмелья он помогал хорошо, зато ковырял дырки в желудке. Бросил обратно на полку, лег.

Мысли потекли с того же самого места, на котором я их остановил. Как будто отжал кнопку «стоп». И было странно, что раньше не понимал вещей, которые сейчас казались элементарными. Или требовалось отойти на расстояние – чтобы увидеть?

Я опять вспомнил день святого Валентина, ту неожиданную вспышку страсти и несколько месяцев потом – когда мне казалось, что у нас снова все будет хорошо. Нет, что у нас уже все стало хорошо.

* * *

весна 2018 года

– Тебе идет!

– Правда? – Саша улыбается, глядя на мое отражение.

Стою у нее за спиной, положив руки на плечи. Наши взгляды встречаются в зеркале. Новое платье, новая прическа. Она всегда носила распущенные волосы, чуть ниже плеч, только кончики подравнивала. Иногда подкручивала щипцами или собирала в хвост. И вдруг подстриглась коротко. Не под мальчика, но все равно неожиданно. Даже лицо как будто округлилось, скулы не так выпирают. Но главное – в глазах снова появился подзабытый кошачий блеск, который действует на меня как конский возбудитель.

Пробегаю губами от уха по шее, к ключице, пробираюсь руками под подол, медленно поднимаюсь по обтянутым колготками бедрам.

– Ванька, я опоздаю, – запрокидывает голову мне на грудь, подставляет губы. – У меня первая пара сегодня.

– А мы быстро. Очень быстро. Даже не заметишь.

– Что значит, не заметишь? – возмущается, делает полицейский разворот и тянется к пряжке моего ремня. – Быстро – ладно, но заметить хочу.

Платье под мышками, колготки висят на одной щиколотке, брюки под коленями. Она сидит на столе, в опасной близости от недопитой чашки кофе, ноги закинуты мне на плечи. Быстро, жестко, глубоко. И громко. Соседи, наверно, в экстазе – ну и плевать. Пусть завидуют.

– В душ уже некогда, – спрыгивает со стола, хватает влажные салфетки. – Черт! Черт!!! Чуть не забыла!

Одной рукой натягивая колготки, другой Саша тянется к ящику стола и достает упаковку таблеток. Щелчком выколупывает одну, бросает в рот, запивает кофе.

– Саш… – поправляю сзади воротник платья, – а может, попробуем еще раз? У тебя там три штуки осталось…

Она вздрагивает, на пару секунд замирает, потом сдвигает брови.

– Вань, давай хотя бы до осени подождем, ладно? Я только-только в себя начала приходить после всего этого кошмара. Да и декрет чтобы не посреди учебного года.

– Ладно, ладно, – я поднимаю руки ладонями вперед. – Я только спросил.

Саша убегает, мне позже, могу спокойно привести себя в порядок.

Да ладно, я и правда просто спросил. Разведка.

Мне и так все нравится. Страшно спугнуть.

Мы снова выбираемся куда-то из дома – в кино, рестораны, клубы. Если погода позволяет, гуляем. По вечерам, если не работаем, то сидим, обнявшись, перед телевизором. И секс снова стал таким же срывающим крышу, как раньше.

Ну… мне хочется так думать, но на самом деле… Да, бурно, страстно, но что-то все-таки изменилось. Я не хочу сравнивать. Даже если стало иначе – лучше так, чем то, что было еще пару месяцев назад.

Но иногда словно что-то царапает. Тонко-тонко, как не до конца срезанная этикетка на рубашке.

Мы и раньше мало разговаривали, а сейчас, пожалуй, еще меньше. Мне всегда казалось, что высший пилотаж – это когда с человеком легко молчать. Но и молчание тоже стало другим. Как будто едешь в машине и понимаешь: что-то не так. Не ход, не звук двигателя, не вибрация, а что-то неуловимое – то состояние, которое передается через подпороговые чувства.

Иногда Саша так глубоко уходит в свои мысли, что не сразу реагирует, когда я к ней обращаюсь. Словно просыпается и не может понять, где она и что происходит. И кто рядом. Хочется спросить: Саш, о чем ты думаешь? Но знаю, что не ответит. Потому что уже пытался.

«Да ни о чем таком, Вань».

А в глазах… испуг? Как будто поймал на чем-то, что для меня не предназначено.

Гоню прочь ненужные мысли, но не всегда получается. И, вроде, поводов никаких нет, а по спине пробегает холодок, и волоски на руках встают дыбом.

Утром того дня… в день святого Валентина… Да, утром Саша молча собиралась на работу, о чем-то думая, и я даже поздравить ее не рискнул, опасаясь наткнуться на колючий взгляд. Решил, что лучше вечером. Куплю какой-нибудь торт – хоть чаю попьем.

А потом этот беспозвоночный хрен и совершенная неожиданная вспышка в машине. Я тогда чуть было не связал эти два факта, но потом, отматывая пленку назад, понял, что путаю причину и следствие. Исходная точка была раньше, а я ее проморгал.

Что-то изменилось в тот день, когда появилась Кира. Саша словно вынырнула из омута. Может, что-то промелькнуло у них в разговоре – заставившее ее встряхнуться, вспомнить, как у нас все было раньше. В конце концов, и тогда, на биостанции, все началось с Киры.

Новый виток?

Как бы там ни было, но уснувшая в Саше женщина вдруг проснулась, встрепенулась… Может, и крендель тот что-то такое почуял – феромонное?

Она теперь снова ходит в парикмахерскую и в салоны красоты, делает какие-то маски и всякие прочие женские штучки. Покупает новые шмотки, крутится в них перед зеркалом, рассматривает себя – уже не с ужасом, а с удовольствием. От нее бьет тем опасным электричеством, от которого не спасает никакое заземление. И я рад этому – так откуда же страх?

Или боюсь, что это преображение замечаю не только я?

Раньше я об этом не думал. Даже после той венерической истории. А если все-таки и думал, то быстро загнал подобные мысли куда-то очень глубоко. Но сейчас ревность приоткрывает один глаз, посматривает на Сашины новые юбки и новое задумчивое выражение – и тихо-тихо мурлычет на ухо пушкинское: «Уж нет ли соперника здесь?»*

Может, не для меня все это? Может, о ком-то другом она думает, лежа со мной в постели? Может, весь этот фейерверк в его честь?

Отгоняю сомнения пинками, они, как бродячие собаки, отбегают в сторону, но не уходят, крутятся поблизости, наблюдают. Ждут подходящего момента, чтобы наброситься всей стаей.

_________________________

*А.С. Пушкин. «Я здесь, Инезилья…»

Глава 17

Александра

август 2022 года

Мы замерли в шатком равновесии. Малейшее движение – и в пропасть. Я снова и снова вспоминала мамины слова: несказанного нет. Но Иван выразился предельно ясно: хочу и ненавижу. Спьяну? Ну так что у трезвого на уме…

Я пыталась сформулировать для себя, что испытываю к нему. Вот так же коротко, в двух словах. Хочу? Да. Ненавижу? Пожалуй, нет. Перегорело. Больше недоумения, обиды, досады. Глупо было бы отрицать, у него имелся повод меня ненавидеть. Как и у меня. Просто я от этой злости слишком устала.

Я вообще устала от всего на свете. С утра, уже по накатанному, готовила завтрак на двоих, забирала свою половину в лабораторию, ела за компом. До обеда обрабатывала уже созревшие посевы и отстоявшиеся пробы с осадком, сводила данные в таблицы. Обед готовили по очереди, после него ехали в пару точек – контрольные пробы, визуальный осмотр, фотосъемка.

Жара, вопреки прогнозу, где-то задержалась, озеро цвело умеренно. Сине-зеленые водоросли в одних местах, диатомы – в других. Как будто они тоже напряженно ожидали: начать войну или пока еще мирно пососуществовать. Я разглядывала наполненные пробирки на свет, фотографировала в разных фильтрах и понимала, что результат всей моей двухнедельной каторги получается… вшивенький.

Нет, в качестве иллюстрации для диссера он вполне годился, потому что диатомы действительно расплодились по сравнению с предыдущими годами, но хотелось-то другого – войны не на жизнь, а на смерть. Не между нами с Ванькой, а между группировками фитопланктона – как между двумя кланами мафии.

– Хер, а не таксис*, – вздохнула я, когда мы отсмотрели самое перспективное пятно у комбината. – Висит на месте. И плотность практически не выросла за две недели.

– Погода испортила защиту? – фыркнул Иван, вглядываясь в воду из-под ладони. – Даже водоросли против тебя?

Я отметила это «даже». Положила как хомяк в защечный мешок. Потом достану, рассмотрю и подумаю, что это значило. Скорее всего, ничего.

– Не испортила, – ответила, записывая результаты в журнал. – Рост есть, этого уже достаточно. Спорнем, что они начнут бурно плодиться, когда я уеду? Перед зимней спячкой?

– Не исключено, – Иван сплюнул в воду. – Оставайся.

– Да? – я чуть не уронила за борт ручку. – А не ты ли уговаривал меня уехать в первый день? Даже предлагал компенсировать все расходы.

– Я смирился с неизбежным злом. Видимо, монахи так повлияли. Терпение, смирение – и будет тебе, сын мой, царствие небесное.

– А свози меня к ним, – вполне мирно попросила я, притворившись, что не заметила его ерничанья.

– Тебя? – хмыкнул Иван. – Решила душеньку облегчить покаянием?

Так… высунулась из окопа – и тут же получила в нос баллистическую ракету.

Нет, Ваня, не выйдет. Я буду как Троцкий в восемнадцатом году: ни мира, ни войны, а армию распустить. Или как буддист в позе лотоса – полировать дзен.

Ом мани падме хум… Ом-м-м…

Пожала плечами, дописала в журнал, отложила его. Можно и домой.

– Послезавтра съездим, если не передумаешь, – сказал Иван минут через десять, уже взяв курс к станции. – Отсмотрим точки, заберем в Куге продукты и им тоже закинем.

Я тут же пожалела о своей просьбе. Видимо, на то и был расчет – что откажусь. А, собственно, почему? Ну да, от церкви я была так же далека, как от Австралии, но что-то происходило со мной здесь – на расстоянии от повседневной жизни с ее суетой, в тишине, под холодным северным небом. Странное состояние – я даже не знала, с чем его сравнить. Как будто сливалась с этой бескрайней водой и убегала с ней куда-то далеко, за горизонт.

Всю эту неделю, по вечерам, закончив работу, я выходила на причал. Садилась на край и смотрела на закат. Казалось, будто пристань плывет, рассекая волны. Иногда ко мне присоединялась Лиса, молча лежала рядом, думала о своем. А я – о своем. Вспоминала все до мелочей, словно проживала заново. И многое, очень многое, теперь выглядело иначе.

Облегчить душу покаянием? Вряд ли. Скорее, мне хотелось познакомиться с людьми, которые добровольно ушли в это суровое безмолвие, понять, как можно переосмыслить всю свою жизнь. Именно это мне сейчас было нужно – переосмыслить.

Возможно, для этого я и попала сюда. Закрыть гештальт? Да, и для этого. И я его закрыла. Ну… почти уже закрыла.

Надеялась ли я на что-то, когда согласилась поехать? На то, что встреча с Иваном что-то изменит между нами? Трудно сказать. Может быть. Но теперь уже нет.

Именно сейчас для меня стало очевидным: вернуть то, что было раньше, невозможно. И дело даже не в его словах о ненависти. Просто мы перевернули эту страницу, стали совсем другими. Да, мы могли сейчас лечь в постель – и даже, может, получили бы от этого какое-то удовольствие… короткое, как от запретной еды, на которую желудок потом отзовется неминуемым обострением. Но ничего, кроме горечи, это нам не дало бы. Полынной горечи – ею пахло в доме: Иван развешивал по углам вязанки от блох, которых Лиса умудрялась цеплять у собак в Куге.

Помыв после ужина посуду, я сидела на причале, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. Ярко-золотой закат, чистое небо – значит, будет ясный теплый день. Еще неделя – и я уеду. Все постепенно забудется, уйдет в прошлое. Моя жизнь станет такой же тихой и спокойной, как этот вечер. Когда-нибудь я стану устало мудрой, невозмутимой. Может, даже устроюсь работать на такую вот биостанцию – подальше от людей.

Но это будет потом. А сейчас нужно спокойно, не торопясь, прожить и обдумать то, что когда-то пронеслось мимо меня, как пейзаж за окном скорого поезда. Даже самое острое и болезненное…

* * *

весна 2018 года

Кажется, что весна не вокруг, а во мне. Как будто я спала под сугробами и вдруг проснулась. Хочется жить, хочется чувствовать – ярко, наотмашь, грешно…

Снова хочется быть красивой. Нет, «снова» – не совсем так, потому что раньше я об этом особо не думала. Следила за собой по минимуму, покупала то, что садилось на фигуру и подходило по цене. Зато сейчас – просто хочется, без причины, без цели. Нравится ловить заинтересованные, откровенно жадные, оценивающие мужские взгляды, которые отзываются внутри сладким теплом. Нравится чувствовать себя женщиной – привлекательной, желанной.

А ведь еще совсем недавно я боялась смотреть на себя в зеркало. Живой труп! И дело не только в том, что при росте сто шестьдесят весила сорок пять килограммов. Хуже было то, что меня ничего не интересовало, ничего не трогало и не радовало. Отражение смотрело пустыми, ничего не выражающими глазами. Как будто жизнь закончилась в двадцать шесть лет – тогда, когда у других толком еще и не начиналась.

Я чуть не умерла сама, потеряла ребенка. Смерть прошла рядом, и ее ледяное дыхание выжгло меня снаружи и изнутри.

И все же что-то вернуло к жизни.

Оглядываюсь назад и пытаюсь понять, что это было.

Может быть, просто пришло время? Что-то происходило глубоко под ледяной коркой, хотя я этого не чувствовала. Нужен был лишь крохотный толчок, чтобы она треснула, позволила мне вдохнуть полной грудью, посмотреть на мир не через мутное стекло. И я точно знаю, когда именно это случилось.

Появилась Кира – и я увидела себя глазами человека, который знал меня раньше, совсем другую. Иван не в счет, он был со мной рядом все это время. Увидела – и ужаснулась еще сильнее, чем каждое утро, глядя на себя в зеркало. Я постарела лет на десять, а она не менялась вообще. Как будто убила и сожрала Фродо Бэггинса вместе с кольцом всевластья**. Все такая же яркая, молодая, красивая.

А потом мы вышли в коридор, и я столкнулась с Магничем. Он как раз меня раньше не знал, но страшная старая мымра Саша Лазутина чем-то его пробила. Саша, а не красотка Кира, которая сразу же положила на него глаз!

А ведь это уже было! Дежавю, твою мать!!!

Тогда я честно попыталась убедить себя, что мне показалось.

Да ладно, не мог он обратить внимание на такую уродину! Иван все это время смотрел не на меня – сквозь меня. А когда однажды пожаловалась, поежился и с кислым смешочком предложил обновить гардероб. И денег скинул на карту.

И все же, все же…

Я словно проснулась в чужом городе и не могла понять, где нахожусь, что происходит. Впервые за долгое время захотелось что-то сделать, как-то себя изменить. А потом еще одна встреча с Магничем – в день святого Валентина. Его интерес, уже явный, ничем не прикрытый, и Ванькина неожиданная вспышка ревности. Я буквально слышала, как трескается, лопается, разлетается осколками ледяная броня внутри.

Да-да, лед тронулся, господа присяжные заседатели!***

Я теперь просто живу – и не только работой. Я словно немного пьяная – постоянно. Самую капельку, когда улыбка льется из глаз, даже если не пускаешь ее на губы. Когда кажется, что можешь все – даже взлететь над городом и обнять его руками. И с Ванькой у нас такой пожар, какого не было, наверно, с самого первого года вместе. Нет, какое-то различие все же есть, но я не хочу вникать.

Не хочу – пока не приходит понимание, что это мое волшебное состояние не вечный двигатель, оно требует подпитки. И что источник его вовсе не внутри меня. Мне казалось, будто на меня смотрят, потому что я вдруг стала вот такой… манкой, однако перепутала последовательность.

Нет, как раз такая я потому, что на меня смотрят с восторгом и обожанием. Точнее, смотрит – один человек, который и запустил весь этот механизм. И это вовсе не мой муж, которому я, похоже, успела надоесть.

Конец марта, я иду из аудитории на кафедру мимо тайной курилки. В здании курение под запретом, но на улицу идти никому не хочется, поэтому преподы дымят на нижней площадке дальней лестницы.

– Александра, добрый день!

Магнич, причем один. Обычно вокруг него вьются студентки, аспирантки, ассистентки и прочие дамы помоложе.

– Добрый, – невольно притормаживаю, и он протягивает пачку.

Господи, я спятила, после отека легких и обострения язвы – курить?! Бросила еще в первый год аспирантуры, да и студенткой дымила мало. Прикуриваю, стоим, разговариваем – ни о чем. От его красноречивых взглядов по спине к пояснице сбегают теплые щекотные мурашки. Пятиминутная болтовня действует как порция добротного порно.

Рассеянно прощаюсь и иду на кафедру, пытаясь вспомнить расписание Ивана. У меня еще одна лекция, а у него, кажется, сегодня только консультации. Пишу ему сообщение:

«Не задерживайся. Крольчиха соскучилась».

Тут же прилетает ответ:

«Понял. Приду пораньше. Надень тот красный лифчик!»

Апрель, май… Мы с Магничем давно уже на «ты», встречаемся в буфете, в курилке – да, я снова курю, к большому неудовольствию Ивана. Иногда он подвозит меня до метро. Пытается пригласить в ресторан, но я притормаживаю, напоминая, что замужем. Он красив, неглуп – и невыносимо скучен. А еще явно в меня влюблен. Само по себе это было бы в тягость, как любое чувство, на которое не можешь ответить. Но я веду себя как последняя сука, придерживая его на расстоянии вытянутой руки.

Потому что я – самый настоящий энергетический вампир. Его интерес и желание для меня как топливо. Или, скорее, как растопка, потому что заводит, но парадоксальным образом. Да, был момент, когда показалось, что меня к нему тянет. Это был самый настоящий соблазн, да еще какой! Но, к счастью, я быстро разобралась, что к чему.

Когда я смотрю порно, хочу вовсе не парня с экрана, хотя тот сказочно хорош и у него роскошный член, которым он явно умеет пользоваться. Это всего лишь подпитка для воображения. То же самое и с Магничем. Когда я разговариваю с ним, думаю не о нем, а о том, как вечером лягу в постель с Иваном.

И да… я понимаю, что все это неправильно. Что так не должно быть. Но отказаться от сладко порочного чувства полета не могу. Потому что оно как наркотик.

__________________

*таксис (в биологии) – организованное движение свободно передвигающихся микроорганизмов по направлению к действующему стимулу (положительный таксис) или от него (отрицательный таксис)**герой трилогии «Властелин колец» Дж. Р.Р. Толкина

***известная фраза из книги И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев»