Текст книги "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 18

Иван

август 2022 года

И это уже не в первый раз – вылетело что-то, чего вовсе не собирался говорить.

Я правда предложил ей остаться? Серьезно?

А если бы она сказала: да, пожалуй, задержусь до сентября?

Мне что, так нравится эта пытка?

Нет. До ее отъезда осталась неделя, и я жду не дождусь, когда она наконец соберет манатки и свалит. Вот тогда я рили напьюсь, как свин, и буду танцевать голым джигу при луне.

Тогда какого хера?

Если включить аналитику, то, скорее, хотел посмотреть на ее реакцию. А вот зачем – это уже второй вопрос, профессор. И, похоже, ждал чего-то другого. Но Саша не взорвалась, а с усмешкой напомнила, как сначала я пытался ее выгнать. Даже растерялся и зачем-то приплел монахов. Мол, пообщался с ними и проникся христианским смирением. Она пожала плечами и попросила свозить ее к ним. Вот тут-то меня и бомбануло. Поинтересовался, истекая ядом: что, покаяться решила?

Не получив ответа, подумал, что она всю неделю такая. С той самой моей пьянки, когда готов был трахнуть ее прямо на причале. Молчит, о чем-то думает, по вечерам сидит там и смотрит на озеро.

Яд взял вдруг и вытек…

Ну что ж, пусть съездит, если так хочется.

Я и сам не понимал, что со мной происходит. Нет, раздражение осталось, тут ничего не изменилось. И злость тоже. Я ее не простил. И понимал, что вряд ли когда-нибудь прощу. Но за всей этой чернотой вдруг проступила усталость и желание знать правду. Такое… усталое желание. И не голый факт знать, что она переспала с этим козлом. Это я и так знал.

Почему?

Почему, Саша? И зачем?

Просто объясни мне. Ведь не на пустом месте все это возникло. Когда ты вдруг начала выкатывать мне претензии насчет Соломиной, ничего вообще не было. Вот вообще ничегошеньки. Я просто приходил на факультет читать лекции и здоровался с ней на кафедре. Мы даже толком не разговаривали тогда.

Кто тебе наплел, будто у меня с ней что-то есть? Или, может, сама придумала, сама обиделась? А может, нужно было какое-то самооправдание, чтобы закрутить самой? Ванька мудак, трахает Киру, а я ему назло замучу с Магничем, так? Ты, кстати, тогда приглашала ее к нам домой – зачем? Специально?

А ведь я пытался с тобой поговорить. Но каждый раз или заводился сам, или заводилась ты. И кончалось все безобразным скандалом с воплями и слезами. А потом я просто перестал пытаться. И поймал себя на том, что поглядываю в сторону Киры. Не с каким-то интересом, а так… Когда тебя в чем-то обвиняют напрасно, невольно хочется сделать это назло – чтобы говорили не зря. Но и тогда еще не было ничего криминального. Болтали, иногда пили кофе в ближайшей забегаловке.

А потом и до меня начали долетать слухи. И вместе я вас с Магничем видел не раз.

Ну и что, сощурилась ты на мой вопрос, ты пьешь кофеек с Соломиной, я курю с Магничем. Чисто по-дружески.

Угу, по-дружески. Женщина, конечно, может дружить с мужчиной. Вот только между ними постоянно что-то встает. Большое и твердое.

Я с Соломиной не дружил, у меня на нее не вставало. Может, поэтому и не дружил?

Но тогда я об этом промолчал. Наверно, зря.

– Саша…

Мы вышли на чистую воду, вдали от мелких островов, я включил автопилот и повернулся к ней.

Она подняла голову и молча ждала продолжения. Закрытая, как раковина. Чайки подбирают их, поднимаются высоко и швыряют на камни. Как бы сбросить ее, чтобы раскололась, раскрылась?

Бесполезно. Разговора не получится.

– У тебя юбка какая-нибудь есть с собой?

– Нет, конечно. Зачем мне здесь юбка? – удивилась она.

– Ну мало ли, в церковь захочешь. Ладно, бабульки тебе найдут какую-нибудь тряпку обернуться. Они держат для паломниц.

– Хорошо.

Со стороны могло показаться, будто мы общаемся вполне мирно. Равнодушный нейтралитет. А вот что там внутри на самом деле?

Когда мы встретились три недели назад, это был вулкан на грани извержения. Снаружи, вроде, ничего особенного, но внутри бурлит. И у меня, и у нее. И эти две недели, пока мы целые дни проводили бок о бок, делая вид, что абсолютно спокойны, подвели нас к взрыву. Казалось, он неминуем, но…

Я смотрел ей в глаза и уже готов был впиться в ее губы. Вгрызаться, вжираться, жестко, до боли. А потом взял бы ее – так же грубо. И плевать на то, что было бы дальше.

Потому что ничего не было бы. Еще две недели молчаливой ненависти. Но это уже было бы абсолютно неважно.

Почему я в последнюю секунду оттолкнул ее – да так, что она свалилась в воду?

Я не знал.

Но с этой минуты что-то стало меняться. Как будто всю самую черную ярость выплеснул в эту вспышку.

Мы вернулись на станцию, я занялся ужином, Саша занялась своими делами в лаборатории. Все как обычно. Потом она помыла посуду и ушла на причал. О чем она там думает? И не спросишь ведь.

Или… может, спросить?

Вот просто подойти, сесть рядом – и спросить. Не ответит? Да, скорее всего, не ответит. Или ответит что-то резкое: мол, тебе-то какое дело?

Почему мы вообще никогда толком не разговаривали – о чем-то важном для нас обоих? Сначала это было особо и не нужно, а потом… мы уже привыкли к молчанию. Не умели – и не знали, как научиться.

Пока я думал об этом, глядя на нее из окна, Саша вернулась на берег и пошла к поляне, где на веревках сушилось белье. Лиса – следом. Лиса вообще теперь ходила за ней по пятам, я даже ревновал, хотя это было до смешного глупо.

Саша снимала простыни, полотенца, еще какие-то тряпки, вешала на сгиб руки. Я взял таз и вышел к ней.

– Кидай.

– Спасибо, Вань.

Улыбнулась грустно, сложила белье в таз, и я понес его в дом. Шел и всей шкурой чувствовал ее взгляд. Как выстрел в спину.

Падай, дурак, ты убит!

Давно убит. Только вот закопать забыли. Хожу, разлагаюсь. Зомби, твою мать!

А ведь что забавно. В тот последний «мирный» день Саша тоже снимала белье с сушилки на лоджии, а я держал таз.

Совпадение? Или нет?

* * *

август – октябрь 2018 года

Последний день отпуска. Только что вернулись из Италии – ночной полет с длинной пересадкой в Амстердаме. Сразу падаем спать и просыпаемся уже к вечеру. Завтра, как Сашка говорит, «в школу», а мы даже расписания не знаем. Впрочем, оно обнаруживается в воцапе.

– У меня завтра пусто, но собрание кафедры, – вздыхает Саша. – Придется тащиться.

– А у меня одна пара у себя и одна у вас. Первая и четвертая. Супер.

Вылезаю из постели, иду, потягиваясь, на лоджию.

– Вобанац! Саш, мы, когда уезжали, белье забыли снять. Пересохло.

– Ну и ладно. Не гладить же.

Постельное белье она принципиально не гладит. Вычитала, что это вредит гигроскопичности. Хотя, я так думаю, ей просто лень. Да и смысла нет, помнется через минуту.

Снимаем, бросаем кучей на диван. Делать ничего не хочется. Еще бы хоть пару дней побездельничать. А лучше недельку. Заказываем еду в доставку, валяемся в обнимку на диване, смотрим какую-то слюнявую мелодраму. Саша мыслями где-то далеко. Она и в Гаэте постоянно витала в облаках, словно выпадала из реальности.

Первое сентября – кажется, что везде ошалевшие перепуганные первокурсники. У меня третий курс. Читаю лекцию, потом не знаю, чем заняться. Самое поганое – когда такая дыра между парами. Помаявшись без дела, приезжаю на биофак пораньше.

Приглашенные преподы раскиданы по кафедрам вне всякой логики. Я читаю у экологов, поэтому приписан к прикладной экологии. Хотя у меня там даже стола своего нет, только общий – для таких вот приходящих. Захожу, и первая, кого вижу, – Кира.

Ну да, Саша ведь говорила, что ее с осени берут на вакансию. Значит, все-таки защитилась.

– Привет, – улыбается она.

– Привет, – сажусь за стол, достаю из сумки планшет, чтобы еще раз просмотреть заметки. – С первым рабочим днем.

Открывается дверь, входит Саша. Обнимается с Кирой, смотрит на меня.

– Вань, я уже все. Не буду ждать, ладно?

– Я тоже все, – влезает Кира. – Ты сильно торопишься? Может, посидим где-нибудь, поболтаем?

Саша мнется, косится в мою сторону, но соглашается, и они уходят.

Не могу сказать, что в восторге. Но, если подумать, Саша никогда не вмешивалась в мои отношения с друзьями, даже если они ей не слишком нравились. Не мне решать, с кем ей дружить. Большая девочка, разберется.

Потихоньку втягиваемся в рабочий ритм. У меня несколько дипломников и курсачей, к счастью, только на своем факультете. У Саши меньше, но зато больше лекций, и она всерьез думает о докторской. Во всяком случае, одну статью о фитопланктоне уже опубликовала. И не абы где, а в официальном журнале Академии наук.

– Ванька, меня зовут в институт лимнологии, – то ли хвастается, то ли жалуется она. – Их там моя статья прямо возбудила. Они обо мне узнавали и говорят, им такой специалист вот прямо нужен-нужен. Даже не знаю. Зарплата та же, но защититься в академическом институте легче.

– Но у тебя же договор на год, – отвечаю невнятно, потому что разговор в постели, мысли заняты совсем другим, да и язык с руками тоже. – Может, потом обсудим?

– Угу, – она подается вперед, тихо поскуливая. – Да, вот так, еще…

К разговору этому мы больше не возвращаемся, а потом и вовсе становится не до того.

Весной и летом мне казалось, что у нас снова все хорошо, но теперь начинаю сомневаться. Саша и раньше уплывала куда-то далеко в свои мысли, но обычно возвращалась с улыбкой. Теперь – нет. Сдвинутые брови, сжатые в тонкую линию губы, грозовые глаза…

– Саш, а что происходит? – не выдерживаю я.

– Хотела бы я знать, что происходит, – хмыкает она и выходит из кухни – как будто убегает от разговора.

А потом раздается и первый раскат грома.

В начале сентября Кира частенько забегала к нам, и меня это здорово раздражало. Саша не читала у вечерников и возвращалась домой раньше. А я приходил в одиннадцатом часу, усталый, с желанием поужинать и лечь. И тут пожалуйста – на кухне девчачьи посиделки.

– Все, ухожу, ухожу, – щебетала Кира и исчезала. Но не сразу. Я ужинал, а они с Сашей пили кофе – «на ход ноги».

И вдруг она исчезла совсем.

– Что-то подружки твоей давно не видать, – говорю без тени мысли и получаю в ответ, как веслом по лбу:

– Что, Лазутин, соскучился? На кафедре мало видитесь?

Обалдело хлопаю глазами. Неудачная шутка? Да нет, не похоже. Этот злой кошачий прищур я хорошо знаю. Хотя с весны уже успел подзабыть.

– Саш, глупости не говори, – ссориться не хочется. Тем более из-за Киры – это уж точно перебор.

– Глупости? – голос взлетает к потолку, брови следом – прячутся под челкой. – Ну если это глупости… Ладно, как скажешь.

Сгребает с тарелки в мусорник недоеденную картошку с курицей, выходит, хлопает дверью наверху. На втором уровне комната без определенного назначения, вроде как гостевая спальня, но у нас редко кто-то остается ночевать. Чаще я использую ее как кабинет, если не хочу ни на что отвлекаться.

Недоумеваю, какая муха ее укусила. Первое побуждение – подняться и попробовать что-то выяснить, но тут включается обратная реакция.

Значит, Шурик, я по Соломиной соскучился, да? А с Магничем кто в буфете позавчера любезничал? И прямо так сразу смутилась, когда меня увидела, глазки забегали, заулыбалась растерянно.

Ой, Вань, иди к нам. Вы не знакомы? Это Вячеслав, а это Иван, мой муж.

Хорошо хоть сначала его мне представила, а не наоборот, а то совсем был бы отстой. И я почему-то сцен не устраивал, хотя мог.

Вот только попробуй мне еще раз такие предъявы выкатить, Саша. Задолбала уже. Отвечу так, что мало не покажется.

Глава 19

Александра

август 2022 года

Закат обманул – и такое бывает. Утро и правда было ясным, а потом подул северный ветер – сивер или северик, так его здесь называют. Раскачал озеро, натянул хмарь, из которой посыпал мелкий, но частый, как крупа-сечка, дождь. И сразу повеяло тоскливой осенью.

– Давай сегодня никуда не поедем, – предложил Иван, когда я приготовила завтрак. – Так до вечера будет сыпать. Воды толком не видно.

– Откуда ты знаешь, что до вечера?

– С севера дождь недолгий. Но если обложной, то обычно до ночи. Потом тучи как принесло, так и дальше унесет. Завтра отсмотрим четыре точки. Две у Куги, потом продукты заберем и к монахам. Третья у Ильинского как раз, четвертая – около Коника, на обратном пути. Побултыхает, правда, но все лучше, чем под дождем.

– Хорошо, – равнодушно согласилась я.

Мне и правда было все равно. Вместе с этой тоскливой серостью пришла апатия, как две капли воды похожая на ту, которая навалилась на меня после выкидыша. Пытаешься смотреть в будущее – и видишь там сплошную вот такую серость. Беспросветную.

А ведь еще совсем недавно убеждала себя, что все будет хорошо. Вернусь домой, поеду в Сочи. Потом добью диссер. Забуду эту поездку как страшный сон. Вообще все забуду и стану жить спокойно дальше. Хорошо жить. Полной жизнью.

И ведь почти убедила же!

А сейчас мне хотелось только одного: чтобы поскорее все закончилось.

Я сидела в лаборатории, заполняла черновые таблицы, но работа не клеилась. Дождь шипел на шиферную крышу, вытягивая нервы через уши. Цифры путались, терялись, лезли не в те графы. Я без конца зависала над ними, пытаясь сообразить, что именно делаю.

Иван, ни слова не сказав, завел катер и куда-то уплыл, но скоро вернулся.

– Извини, но у меня и своя работа есть, – буркнул, зайдя в лабораторию.

Повесил на крючок мокрый дождевик, поставил на стол сумку. Я исподтишка наблюдала, как он капает водой из пробирок на тест-полоски, загружает пробы в анализатор, записывает результаты. Как морщит нос, шевелит губами, что-то подсчитывая, трет виски, скусывает заусеницу у ногтя. Так привычно, до боли знакомо.

А ведь я уеду – и больше его не увижу…

Эта мысль не промелькнула, а прошла медленно, как ледоход, оставив в кильватере след глухой тоски.

Все к лучшему. Все, что ни делается, – к лучшему.

Я приехала сюда, увидела его и окончательно поняла, что обратной дороги нет. Все выяснилось, все стало понятно.

Саша, ну зачем ты врешь себе? То, что все кончено, – да, так и есть. А вот что все выяснилось… Да ничего не выяснилось.

Хотя что тут выяснять? Он захотел другую бабу и трахнул ее. А я назло ему чуть не переспала с мужиком, к которому не испытывала ничего, кроме чувственного волнения. А когда не смогла – точно так же назло сказала, что да, переспала. Потому что после той фотографии, на которой он кувыркался с Соломиной в постели, мне уже было все равно. Я даже не стала выяснять, кто мне ее прислал. Может, она сама. Наверняка она. Какая разница?

Скорее, было интересно, за что она мне отомстила. То есть за кого – за Ивана или за Магнича. Или в комплекте, по совокупности? Впрочем, и это не слишком. Так, мимолетно.

А может, нам все же как-то поговорить? Нет, не прямо сию минуту, а перед моим отъездом. Так и так: давай все точки над i наконец расставим. Чтобы не осталось ничего невыясненного. И на этом навсегда распрощаемся, потому что больше уже не увидимся. На мои похороны тебя все равно не пригласят, а я не приду на твои. Ну да, скорее всего, будет больно. Даже очень. Но лучше прижечь рану, чем она и дальше будет гнить под пластырем.

Ну а если не захочет, я хотя бы буду знать, что попыталась.

Странное дело, даже дождь стал шипеть не так противно, когда я приняла решение. Вот такой же я была и в науке. Главное – наметить цель. Ну а дальше… «вижу цель, не вижу препятствий»*. Веселее мне от этого, разумеется, не стало, даже наоборот, но серая хмарь над будущим показалась не такой плотной. Да и в реале тоже.

Иван не ошибся: к вечеру ветер разогнал тучи, перед самым закатом показалось солнце – огромное, кроваво-красное. Аж мурашки по спине – такое жуткое.

– Все правильно, – он пожал плечами. – Я так и говорил. К ветру. К холодному ветру.

И снова я подумала, что это как-то… символично. Холодный ветер… перемен?

Ну что ж… пусть так и будет.

Пока топилась баня, я вышла к причалу. Волны перехлестывали через мостки белую пену. Ветер гудел в вершинах деревьев, гнул молодые стволы, как тростинки, пробирался под куртку. Я тут же замерзла и поспешила обратно в тепло, а потом, в бане, никак не могла согреться. Лила горячую воду на каменку, задыхалась от раскаленного пара, но все равно знобило.

Уже у себя в комнате нацепила все теплое, что только было, закуталась в одеяло, как в кокон. Я всегда мерзла – то ли от недостатка веса, то ли из-за низкого давления. А уж осенью, когда становилось холодно, но еще не топили, и вовсе постоянно стучала зубами. Вот так же, как сейчас, надевала по сто одежек. Обнимая меня – одетую в теплую пижаму поверх футболки, Иван ворчал:

– Во замоталась, не доберешься ни до сиськи, ни до письки.

– А ты меня погрей, – мурчала я, прижимаясь к нему. – А потом уже добирайся.

– Лягушонка! Нос холодный, лапы холодные! Давай их сюда, на самое теплое место.

– А место не простудится от холодных лап?

– Говорят, трением огонь добывают. И лапы согреются, и место не замерзнет.

– Попробовать, что ли?

– Главное, притормози, когда дымиться начнет.

Аж глаза зажгло слезами. Потому что никто никогда больше не назовет меня лягушонкой, не станет греть, отпуская пошлые шуточки. Будет что-то другое с кем-то другим, но вот так – точно нет.

И снова безумно захотелось обвинить во всем Киру, но… я прекрасно понимала, что смысла в этом – ноль без палочки. Потому что все уже случилось.

* * *

осень 2018 года

– Где тут у вас можно кофейку хорошего попить поблизости? – спрашивает Кира, когда мы выходим в коридор.

– Ну прямо совсем поблизости нигде. Можем в буфет, там сейчас никого не должно быть.

– Буфе-е-ет… – брезгливо кривится она. – Ну ладно, идем.

Спускаемся на первый этаж в кафетерий, который все по привычке называют буфетом. Берем кофе, булочки, садимся за столик.

– Слушай, Сань… – Кира заговорщики понижает голос и поблескивает глазами. – А что тот красавчик? Ну помнишь, я зимой приходила и мы его в коридоре видели?

– Магнич? – притворяюсь удивленной. – А что он?

– Женат?

– В разводе.

– А баба есть?

– Точно не знаю, но, вроде, постоянной нет.

– Сань, а как бы мне с ним познакомиться, а?

Прислушиваюсь к себе, не проснется ли собака на сене. Но собака спит мертвым сном. Пусть забирает – если сможет. Мне все равно не нужен. Он свое дело сделал, разбудил от летаргического сна.

– Приходи в курилку. Под дальней лестницей на первом этаже.

– Я ж не курю.

– Ну не знаю тогда. В буфете карауль, он здесь обычно обедает. Или можешь на беспозвоночную кафедру зачем-нибудь зайти. Придумай что-нибудь. Диссер защитила, значит, не дурочка.

– Стебешься? – Кира надувает губы. – Я думала, ты меня познакомишь.

– Кир, ну…

– Саш, привет. С началом учебного года! Можно к вам?

– Привет, Слав. Конечно.

– На ловца и зверь, – шепчет Кира, полируя взглядом задницу Магнича.

– Познакомьтесь, – предлагаю чопорно, когда, взяв кофе, он садится к нам. – Это Вячеслав, это Кира, наш новый преподаватель с прикладной экологии. Мы учились вместе.

– Очень приятно, – вежливо улыбается Магнич в ответ на лучезарную улыбку Киры, по замыслу способную растопить льды Антарктиды.

В два укуса проглатываю булочку, залпом выпиваю кофе.

– Ребят, вы извините, мне… ко мне дипломница сейчас должна подойти. Побегу.

Кира довольно кивает, Магнич заметно скисает. Но это уже не мои проблемы. Еду домой, пытаясь препарировать, что чувствую. Выходит, ровным счетом ничего. Наверно, даже рада буду, если Кира приберет его к рукам, потому что мне он уже здорово надоел, а послать лесом человека, который ничего плохого не сделал… Черт, я так не умею.

Да, весной был момент соблазна, и довольно острого, но я научилась перенаправлять свой интерес по другому адресу, нам с Ванькой пошло только на пользу. А сейчас и это уже не нужно. Просто свинство вот так держать его при себе, заставляя на что-то надеяться. Парень-то хороший, даром что скучный. Даже если с Кирой ничего у них не сладится, хоть отвлечет его от меня.

Но надеюсь я зря. То ли Кира слишком напирает, то ли Магнич такой твердый орешек, но дело не двигается. А она, похоже, увлеклась не на шутку. Каждый день караулит в буфете, выучила его расписание и по возможности ловит на выходе. Славка стоически терпит, но не сдается. После очередной неудачи, когда он не приглашает ее куда-нибудь приятно провести вечер и не предлагает подвезти, Кира заваливает ко мне – благо квартиру снимает в двух трамвайных остановках. Для нее благо, не для меня. Жалуется, страдает, строит новые завоевательные планы. Мои прозрачные намеки на то, что я занята, понимать отказывается. Потом приходит после вечерних лекций Иван, и я вижу, что он злится.

К концу сентября мое терпение лопается, и я уже хочу поговорить с ней всерьез, но тут происходит нечто, поставившее крест и на моих благих намерениях, и на наших с ней отношениях.

Каким-то чудом нам с Магничем удается пообедать без Киры. Прямо как на свободу из тюрьмы вырвались. Заворачиваем под лестницу перекурить, стоим, болтаем ни о чем.

– Стой, у тебя мусорина какая-то, – он снимает что-то с моих волос, и тут меня словно горячим ветром обжигает.

Кира, вцепившись в перила, смотрит на нас, и я прекрасно понимаю, как это выглядит в ее глазах: Славка со своей обычной блаженной улыбкой гладит меня по голове. Не говоря ни слова, она разворачивается и идет наверх.

– Прекрасно, – усмехаюсь, бросив окурок в банку из-под томатов. – Магнич, походу, нас спалили.

– Было б чего палить, – он пожимает плечами. – Мне жаль, если у тебя будут проблемы, но, может, хотя бы от меня отстанет? Я слишком дурно воспитан, чтобы послать женщину туда, куда хочется.

– Ты ей нравишься.

– А она мне – нет. Мне нравится другая женщина, которая, к сожалению, замужем.

Притворяюсь глухой. Наверно, я тоже дурно воспитана и не могу его послать. А как отделаться деликатно, не знаю. Но сейчас меня больше беспокоит другое. А именно, каких гадостей ждать от Киры. Зная ее, можно не сомневаться: гадости будут.

Она караулит меня около аудитории, где я провожу семинар. Заявляет во всеуслышание, не дожидаясь, пока пройдут студенты:

– Какая же ты сука, Лазутина!

Стиснув зубы, молчу, пока любопытные физиономии с отвисшими челюстями и блестящими глазами не исчезают из поля зрения. Кира тоже молчит, ждет моей реакции.

– Знаешь, – говорю, глядя в окно, – если ты за месяц не смогла его заинтересовать, я не виновата.

– Правда? Знаешь, Шурочка, почему ты сука? Потому что уже второй раз, глядя в глаза, утверждаешь, что мужик, который мне нравится, тебе не нужен, и тут же хапаешь его себе. А я тебе в жилетку плакалась, как дура. А вы с ним потом надо мной смеялись, да?

– Кир, ну что ты несешь? – звучит фальшиво, потому что стоит признать: некоторая доля истины в ее словах имеется. – У меня с ним ничего нет.

– Да-да, – усмехается она. – Я видела. Ну что ж… наслаждайся. Только потом не жалуйся.

Звучит это довольно зловеще. Настучит, пользуясь территориальными возможностями, Ивану? С нее станется. Конечно, он и так знает, что я общаюсь с Магничем. И раньше видел, и в буфете недавно, пришлось даже их познакомить, правда, Славка сразу же ушел. Но ведь тут зависит от того, как подать.

Однако через неделю до меня начинают долетать шепотки, что Соломина обломалась с Магничем и занялась Лазутиным – и, кажется, на этот раз с большим успехом.

_________________

*Фраза, известная по фильму «Чародеи» (1982). Первоисточник точно не известен, иногда авторство приписывают К.С. Станиславскому