Текст книги "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

Иван

Я понимал, что веду себя как последний мудак, и от этого становилось еще гаже. Понимал, но никак не мог затормозить – уж больно хотелось, чтобы она уехала. Но, походу, забыл, какой Сашка может быть упрямой. Так было всегда: чем больше на нее давили, тем сильнее она упиралась. Хотя как можно забыть эти сощуренные, темнеющие в цвет грозового неба глаза и стиснутые до скрежета челюсти?

А вот эта моя яичница в одно рыло и вовсе была мерзкой. Вернувшись из экскурсии по подсобным помещениям, мадам глянула так, что ветчина застряла в глотке. И кашлять при ней было бы отстойно. Пыхтел и дулся, пока она не ушла в кубло, как Витюха называл маленькую комнату размером не больше собачьей будки.

Я думал, она выйдет и что-нибудь себе приготовит, но время шло, за дверью в кубло было тихо.

Прекрасно, тебе приспичит, когда я лягу. Или поесть, или в туалет, или в баню.

С Витюхой мы друг другу не мешали, он умел быть тихим и незаметным, как мышка. Но от Александры я ничего хорошего не ждал. А может, все-таки свалит? Я правда готов был оплатить ей все издержки, лишь бы уехала и оставила меня в покое.

Хотя… покоя мне теперь точно не будет. Даже если уедет. Собирали муравьи разрушенный муравейник, по палочке, по хвоинке, а потом пришел медведь и снова все развалил.

До половины первого я не ложился, сидел за компом и сводил в стат-таблицы данные за прошлый месяц. Работа нудная, кропотливая, но необходимая, чтобы оценить характеристики воды в динамике. Чуть отвлечешься – и уже не та цифра в графе. Конечно, от ошибки никто не погибнет, война не начнется, озеро не высохнет, но я всегда был лютым перфекционистом и перепроверял все дважды или даже трижды.

Закончил, потянулся и пошел купаться. При огромных размерах Волозеро было довольно мелким, средняя глубина – меньше трех метров, поэтому в жару хорошо прогревалось. В последнюю неделю задул северик, но вода все равно осталась теплой. Я уже привык летом окунаться на ночь, только когда совсем уж холодало, топил баню. Один вечер огибал мыс слева, другой – справа.

Наплавался в призрачном свете белой ночи, растерся полотенцем, вернулся и никаких признаков хозяйственной деятельности не заметил. Плита холодная, посуда на месте. Назло бабе отморожу яйца? Да ради бога, полируй свою язву.

Под дверью виднелась полоска света. Второй час, чего ей не спится? Или, наоборот, уснула со светом? Подошел к двери, стукнул легонько.

– Саша?

Тишина в ответ.

Осторожно приоткрыл дверь – так и есть. Легла на одеяло и уснула, не раздеваясь. Я всегда поражался ее способности мгновенно засыпать в любом месте, в любой, самой неудобной позе. Уже потом, во сне, свернется комочком и превратится в мягкого, теплого, уютного зверька.

Так, Лазутин, на хер всех зверьков!

Всё – на хер!

Хотел выключить свет и выйти, но что-то не позволило.

Утром будет прохладно, замерзнет.

Ну и черт с ней. Замерзнет – проснется, залезет под одеяло.

Ругая себя на чем свет стоит, взял чистый половик и накрыл ее. Запасных одеял или пледов у меня в хозяйстве не водилось. Закрыл дверь, щелкнул выключателем, разделся, лег.

Уснешь тут, как же!

До этого момента была только злость – чистая, ничем не замутненная. Я и правда не хотел ее больше видеть. Никогда. Хотел забыть. И даже, вроде, начало получаться. Север – он такой, дует на рану, холодит, и та затягивается. Вспоминал, конечно, но уже без той боли. Почти три года – достаточный срок, чтобы перестать корчиться, как ошпаренная кипятком кошка, услышав имя «Саша». Даже если оно принадлежит кудлатому парню-водиле.

Но едва узнал, что она приедет, злость полыхнула снова. Как пожар на торфянике, который, вроде, погас, а на самом деле ушел вглубь и ждет момента, чтобы вырваться обратно на поверхность. Не было ничего, кроме злости. Пока не увидел, как она спит. Едва заметно улыбаясь, по-детски подложив под щеку ладонь. Так, как шесть лет спала рядом со мной, каждую ночь.

И вот тут-то сквозь бешенство пробилось, продралось кое-что совсем другое. Желание – да такое сильное, какого ни разу не испытывал за все это время. Да нет, даже больше, потому что в последний год перед разводом с сексом у нас все обстояло плохенько.

Сильное возбуждение – это адски приятно. Но при одном условии. Что секс будет. В противном случае это оборачивается таким же адским мучением. Чистейшей воды физика. Разбухший от крови член требует, чтобы давление изнутри уравновесилось давлением снаружи, чтобы его сжимало мягкое, теплое, влажное… женская плоть. Иначе мерзкая тянущая боль в яйцах и в паху гарантирована. Ручки? Ну да, физическое напряжение снять можно. Вот только не всегда с возбуждением уходит и желание. Член уже спит, а оно все зудит и зудит, как комар над ухом.

Я пытался вспомнить ее уродиной – какой она бывала, когда мы ссорились. Заплывшие от слез глаза, потеки туши, распухший нос, красные пятна на щеках. А сквозь эту картину, как второй снимок, отснятый на один кадр, просвечивали опущенные ресницы, приоткрытые от страсти губы, подрагивающие ноздри. Пытался вспомнить, как она орала базарно-визгливым голосом, выплевывая похожие на жаб слова, будто мачехина дочка из сказки. А слышал тихое, бархатное «я люблю тебя…»

Пытался представить ее в постели с Магничем – как он обнимает ее, целует… трахает по-всякому. Уж это точно должно было срезать любое желание под корень. Но слащавый красавчик растворился в темноте, и вместо него с Сашей оказался я. И это мои губы были на ее груди, мои пальцы пробирались между сжатыми ногами, прокладывая путь в то самое мягкое, теплое, влажное… женское. Я помнил ее запах, помнил горьковато-соленый вкус ее сока. Помнил, как она запрокидывает голову и тихо стонет от наслаждения.

Наваждение…

Встал, натянул штаны, вышел на крыльцо. Пик белых ночей уже прошел, но закат все еще сливался с рассветом. Сел на ступеньку, глядя туда, где на стыке воды и неба светилась желто-оранжевая полоса. Скрипнула дверь, в щель просочилась Лиса. Устроилась рядом, положила морду мне на колени.

– Ну что, и тебе не спится? – спросил я, поглаживая рыжий загривок.

А мысли уже рвались туда – на десять лет назад, в такие же белые ночи…

* * *

июль 2012 года

– Простите, а главный корпус – это куда?

Я сегодня дежурный на воротах. Открываю, закрываю, записываю в журнал всех входящих и въезжающих. Тоска зеленая, но все лучше, чем на кухне. Там, невзирая на лица и статус, командует толстый повар Палыч, ему все равно кого гонять, хоть второкурсников, хоть аспирантов.

Замок заело, дергаю, обдираю пальцы. Оборачиваюсь со свирепой рожей. Две девчонки, прошмыгнувшие у меня за спиной, топчутся растерянно с сумками в руках.

– По проезду до конца и направо.

За одну короткую фразу не успеваю толком рассмотреть их, поэтому притормаживаю вопросом:

– Биофак?

Биостанцию в Кузнечном оккупировали всевозможные разновидности биологов, но иногда просачиваются и посторонние экземпляры вроде меня – с геологического или географического.

– Да, – кивает высокая фигуристая брюнетка. – Экология. Пятый курс.

Ну да, на своем факультете я бы такую вряд ли пропустил.

– Пятый? Заочницы, что ли?

– Нет, у нас специалитет. А вы? Кстати, меня Кира зовут. А это Александра, – она небрежно машет рукой в сторону своей подруги.

– Иван. Геофак, магистратура. Гидролог.

– Ну ладно, еще увидимся. Приятно было познакомиться, – улыбается кокетливо, с заманушечкой.

Отвожу взгляд и упираюсь им во вторую, совершенно неинтересную. Вот вообще никакая: среднего роста, худая, острые скулы, ключицы – как металлоконструкции. Наверняка и кости тазовые торчат так, что трахать травмоопасно. Ни бюста, ни попы. Прямые русые волосы чуть ниже плеч. Ни одной яркой черты, не за что глазом зацепиться.

Подумав так, я случайно ловлю ее взгляд и… цепляюсь. Всего на какую-то долю секунды, как будто микрозазубриной на ногте. Самые обыкновенные глаза, не большие, не маленькие, серые, но зрачки затягивают, как омуты.

Они уходят, оставив после себя странное мятное послевкусие – легкий холодок на языке и в желудке. Спохватываюсь, что забыл записать их в журнал. Да плевать, никто не проверяет.

Полуденное марево, надсадный стрекот кузнечиков в траве, запах разогретой сосновой смолы. Сижу в будке, закрыв глаза, вспоминаю Киру и ее зазывную улыбку.

Почему бы и не да? Постоянной девушки у меня нет, только легкие, ни к чему не обязывающие знакомства. На первом курсе встречался с Ариной из параллельной группы. Я был влюблен, она снисходительно позволяла быть рядом с ней. Пока не выяснила мое материальное положение, которое я старался не афишировать. Выяснила – и резко захотела за меня замуж. Так резко, что заставила настороженно присесть на попу и задуматься. Жениться в обозримой перспективе я не собирался, поэтому отношения эти свернул и с тех пор обхожусь короткими связями ко взаимному удовольствию.

Кира вполне в моем вкусе, люблю ярких. И чтобы было за что подержаться – не толстух, но с формами. А главное – чтобы без комплексов и без претензий на высокое и чистое. Может быть, когда-нибудь и я захочу этого, но уж точно не сейчас.

Так что… берем Киру. Два месяца в сухом воздержании – это много. Я никогда не ломлюсь в закрытые двери, видимо, не охотник по натуре. Но если девушка сама дает понять, что не против, стараюсь не упустить шанс.

Еще увидимся, сказала она.

Непременно увидимся. Может, даже сегодня вечером. Если не идет дождь, после ужина мы собираемся на поляне у озера, разводим костер, болтаем, поем, танцуем. В непогоду остаемся в столовой, но там слишком тесно. Сегодня прогноз обещает ясно, так что… все возможно. Придет, куда денется. Белая ночь, костер… романтика. Она явно не из тех, кто долго ломается. Резинки бы не забыть.

Интересно, а эта… Александра тоже придет?

Имя ей совершенно не подходит. Какая она Александра, курам на смех? Так… Шурик. Джинсики, маечка, ноль косметики. Девчонка. Пятый курс, говорите? Двадцать один год, получается, всего на год младше меня. И не скажешь ведь. На вид от силы восемнадцать.

А глаза такие странные. Прямо втягивают в себя, как черная дыра. Интересно, какая она, когда улыбается? Губы пухлые, но в меру, ей должна идти улыбка. И носик такой… аккуратненький.

Пытаюсь вспомнить ее лицо, собрать все это вместе: глаза, губы, нос, скулы, но никак не получается. Образ ускользает – будто дразнится. Кира – тут все четко и определенно. И… скучно?

Да ну ладно, чем интереснее эта серая мышка? Я даже голоса ее не слышал, ни слова не сказала.

Любопытно, а какой у нее голос? Высокий, низкий? Мне нравятся низкие женские голоса – мягкие, бархатные, отдающие в животе, как сабвуфер. И не только в животе. А эта мышь наверняка должна пищать… как мышь.

И тут вдруг запоздало соображаю, что вечером пролетаю: дежурство на воротах до одиннадцати. Обычно там сидит сторож, но сейчас у него отпуск. Обидно. Как бы кто-нибудь не подцепил такую красотку первым.

Время до ужина тянется, как резина. Приходит Димыч подменить меня, бегу в столовую, где почти никого нет. Опоздал! Проглотив кислые сырники, делаю рывок к поляне. Там уже начались посиделки, разжигают костер, но ни Киры, ни ее подружки не видно. Возвращаюсь на ворота. Через три часа придет завхоз и отпустит меня. Трафика в телефоне осталось всего ничего, пытаюсь читать скучнейшую бумажную «Охрану водных ресурсов», буксуя на каждой фразе.

Со стороны поляны тянет копченым дымком: ежевечерняя фишечка – жаренные на палочках сосиски под пивко. Официально спиртное на станции под запретом, но на пиво смотрят сквозь пальцы. Интересно, пришла ли все-таки Кира? И эта… мышь Александра?

А-лек-сан-дра… Имя – как граненый драгоценный камень, переливается на солнце. Кстати, есть такой – александрит. При дневном свете зеленый, при искусственном – сиреневый. Ей бы подошел.

Наконец я свободен и делаю еще одну попытку. Иду к поляне и вдруг слышу за кустом:

– Тоска тупая! Я думала, хоть Ванечка придет.

– Так он же на боевом посту, – возражает другой голос. Бархатный, грудной, теплый. Волшебный… – Поймаешь завтра, не гони.

Это происходит одновременно: встает резко на полночь – и они выходят навстречу мне. А ночи-то белые, а штаны-то спортивные, трикотажные, и руки в карманах не спасают.

Такое позорище со мной было всего один раз, когда в метро в час пик притиснуло к пышной девке с глубоким декольте. Целый перегон я пырился сверху на ее сиськи, упираясь вздыбленным членом в попу. Она возмущенно дергалась, пытаясь отодвинуться, но только подкидывала дровишек. Только чудом не кончил.

– О… привет! – Кира улыбается, бесстыдно полируя взглядом моего конька-горбунка. – А мы тебя ждали.

– Ну вот, я весь ваш, – конек не сдается, и фраза звучит вполне двусмысленно. – Можем к озеру прогуляться.

Девчонки переглядываются.

– Кир, ну ты иди, если хочешь, – говорит Александра. – А я что-то устала сегодня. Пойду спать.

Глава 5

Александра

июль 2022 года

Проснулась я не в полной темноте, конечно, ее в этих краях в июле не бывает, но… в темноте, в общем. И даже не сразу сообразила, где нахожусь.

Ах, да, биостанция. Каморка с окном на куст, поэтому и темень.

Нашарила на стуле у кровати телефон, перешедший в режим экономии, чтобы растянуть последние смертные пять процентов зарядки. Половина девятого. Ничего себе!

Встала, быстро оделась, заправила постель. Вечером надо будет обязательно помыться и постираться. Один день без душа, и уже кажется, что от меня воняет. Чувствительность к запахам, когда месяцами приходиться жить в спартанских условиях, – это бич. Хотя можно и окунуться, вода вчера показалась сравнительно теплой.

В большой комнате – назвать ее гостиной язык не поворачивался, а от слова «зала» меня корежило – никого не было. Решительно выдернув из розетки провод настольной лампы, я поставила телефон на зарядку и пошла в места общего пользования. На обратном пути притормозила, оглянулась, как будто могли застукать за кражей, и открыла крышку погреба.

Черная дыра. В самом буквальном смысле.

– Свет включи!

Вздрогнув от неожиданности, я чуть не свалилась вниз. Иван стоял на пороге лаборатории и смотрел на меня. Наклонилась и увидела на обратной стороне крышки выключатель с уходящим в темноту проводом. Нажала на кнопку – в погребе загорелась лампочка, подсветившая деревянную лесенку. Спустилась с опаской: вдруг показалось, что сейчас свет выключится и захлопнется крышка.

Фу, ну что за глупости-то?

Огляделась, взяла два яйца, сыр, хлеб и масло. Выбраться бы теперь со всем этим добром, чтобы не свалиться и ничего не уронить. Кое-как справилась и увидела, что дверь в лабораторию открыта. Иван сидел за столом и листал бумаги в большой папке-регистраторе.

– Вот стата по физике, химии и биологии за последние пять лет, – он показал мне флешку. – В папках распечатанные графики, сводки погоды и отчеты. Надо будет что-то еще – скажешь.

– Ну много чего надо будет.

Не дождавшись ответа, я пошла в комнату. Собака, выгрызавшая подушечку задней лапы, отвлеклась и посмотрела на меня вопросительно-выжидательно.

– Ну нет, девушка, – я покачала головой. – Извини, но по всем вопросам к хозяину. Я тут сама на птичьих правах.

Пока варились яйца, нашла в шкафчике чай, сахар и дрянной растворимый кофе. Да, изменился Ванечка, изменился. Три года назад и не посмотрел бы на такое, не то чтобы пить. Вряд ли из экономии. Вырвала из блокнота лист и параллельно завтраку набросала список продуктов.

– Только не знаю, сколько денег надо, – сказала, положив его перед Иваном.

– Пока нисколько. Когда привезут, тогда и отдашь, – он спрятал листок в карман и встал. – Развлекайся. Вернусь вечером.

Я стояла и смотрела в окно, как он идет к пристани, садится в катер, заводит двигатель. Вскоре белая точка скрылась из виду. Собака, проводив хозяина, развалилась вверх пузом на солнышке.

Нормальное кино! Озеро, собака и Саша.

Не дай бог Ванька не вернется – и что тогда? Это вода, стихия коварная. Если верить карте, сразу за мысом, где-то в километре, начинается болото, охватывая его полукольцом. Ни в одну сторону по берегу со станции пешком не уйти. Ну если только зимой на лыжах, как мой тезка-шофер. До Куги я двенадцать километров на лодке точно не проплыву. Интересно, есть где-нибудь поближе люди? На карте деревни хоть и обозначены, но наверняка большинство заброшки. Если только биостанция на другом берегу.

Так, ну должны же быть какие-то средства связи. Я точно помнила, что в большой комнате рации не видела. Осмотрела всю лабораторию, но нашла только листочек на стене с частотами для нее. Наверно, Иван забрал с собой. Зато обнаружилось кое-что другое. На том же листке был написан еще и телефонный номер, а сам телефон – допотопный, дисковый! – стоял тут же, на столике.

Сняв трубку, я услышала гудок – работает! Интересно, чей это номер, биостанции или визит-центра в Куге?

Сейчас узнаем.

Набрала номер, в трубке щелкнуло, пошли длинные гудки. На десятом, когда я уже хотела дать отбой, услышала еще один щелчок и женский голос:

– Да, Ванюш, привет!

– Добрый день, – я натужно улыбнулась невидимой собеседнице. – Это Александра Азарова, я в командировке на гидростанции. Простите, с кем я разговариваю?

– Надежда Петренко, начальник биостанции. Здравствуйте, Александра. Ну как, осваиваетесь? Поладили с Иваном?

– Да, спасибо. Только… – тут я замялась. Заложить его или нет? С одной стороны, усугублять не хотелось, еще сильнее ведь взбесится. А с другой, я сюда не развлекаться приехала, не рыбку с лодочки ловить. Мне нормальные условия для работы нужны. Не ученые для биостанции, а биостанция для ученых. – Только хотелось бы немного больше содействия с его стороны. Тут ведь даже лаборанта нет. Мне без помощи не справиться.

– Хорошо, Саша, я с ним поговорю при первой же возможности. А вы к нам в гости приезжайте, как будет время. Договорились?

– Да, спасибо, – кивнула я.

Ну что, Александра Андреевна, доносчику первый кнут? Да плевать. В конце концов, с какой ради о нем заботиться, если он вот такое вытворяет, пытаясь меня выжить?

Устроившись с ноутом в лаборатории, я несколько часов подряд просматривала данные с флешки. Прежде чем брать пробы и делать посевы, надо было изучить подложку: виды и количество фитопланктона в разных частях, динамику изменений, колебания физических и химических показателей воды в зависимости от климатических и хозяйственных факторов. Очнулась, когда солнце перевалило хорошо за полдень, а спина и шея дружно подавали сигналы SOS. Желудок тоже проявлял недовольство. Пришлось сделать перерыв на обед.

Сварила макароны, добавила полбанки тушенки, второй половиной поделилась с собакой. Прикинула, что вечером можно будет доесть. А еще – через сколько дней на таком рационе желудок объявит забастовку. Значит, снова садиться на овсянку, пюре и кисель. Хорошо хоть аптекой запаслась.

Ближе к вечеру я поняла, что мозг отказывается усваивать информацию. Закрыла ноут, натянула купальник и пошла на пристань. Можно было и голышом – на километры вокруг никого, но ведь по закону подлости именно в этот момент и принесло бы хозяина здешних мест. Вода, разумеется, была не как в Сочи, очень даже бодрящая, но поплавала я с удовольствием. Выбралась на мостки, растерлась полотенцем и легла загорать прямо на досках.

И нахлынуло вдруг одиночество. Не обычное, а особое. Экзистенциальное, как говорил папа. Когда не просто вокруг никого и не с кем словом перекинуться, а оказываешься наедине с мирозданием. Вот оно, а вот ты. И больше никого. Только сознание такой тет-а-тет переносит с трудом и трусливо прячется в мысли и воспоминания. Даже о том, о чем лучше не думать и не вспоминать.

* * *

июнь 2012 года

– Соломина, ну долго ты еще возиться будешь?

Кира в своем репертуаре. Папа по дороге на работу согласился подвезти нас до Финбана и наверняка проклял все на свете. Подождав пятнадцать минут и услышав по телефону обычное: «уже иду», поднимаюсь к ней. Она сражается с молнией раздутой сумки, похожей на бегемота.

– Ты вообще куда собралась, на практику или в дом отдыха?

– Шурик, да какая разница? – Кира с хохотом отскакивает, прекрасно зная, что за «Шурика» может и прилететь. – Не зуди. Мне говорили, что там не хуже, чем в доме отдыха. Все, я готова.

У вокзала выходим, садимся в электричку. До Кузнечного три часа пути. Даже Кира устает трещать и сидит, уткнувшись в телефон. Я, расслабленно прикрыв глаза, посматриваю из-под ресниц на мелькающие за окном леса и поля.

Люблю дорогу, люблю природу, особенно нашу северную. С детства знала, что буду заниматься чем-то связанным с ней. В выпускных классах разрывалась между географией, биологией и экологией, в итоге выбрала последнюю. Ну а потом поняла, что особая моя страсть – вода.

С Кирой мы дружим с первого курса. На самой первой лекции оказались рядом, познакомились, разговорились. Вот уж точно, «волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой»*. Яркая, шумная, привлекающая внимание Кира – и я, тихая, незаметная, замкнутая. Впрочем, одно общее у нас все же есть.

Мы обе – чокнутые ботанички. Вот только со мной это вполне вяжется, никого не удивляет. Но тот, кто не знает Киру, вряд ли поверит, что эта девица, помешанная на парнях, клубах и тряпках, окончила школу с серебряной медалью и уверенно держит курс на красный диплом. Никто не сомневается, что после защиты мы обе пойдем в аспирантуру. Я выбрала в качестве специализации водную экологию, Кира – биоиндикацию водных систем. Именно поэтому мы сейчас и едем на Ладогу: наша практика станет основой для дипломных работ, а может, и для будущих диссертаций.

В Кузнечном нам не везет: нужный автобус только что ушел, а следующий через полтора часа. И идти-то всего три километра, но по жаре и с сумками… Кире удается очаровать какого-то парня, который за две сотни соглашается подвезти нас на «Газели», но потом отказывается брать деньги.

Вот и ворота. Кира барабанит по решетке, из будки выглядывает парень – наш ровесник или чуть постарше.

– Ах, какой! – шепчет Кира мне на ухо.

Он и правда симпатичный, но я бы не сказала, что прямо «ах». Высокий, широкоплечий, поджарый. Темно-русые волосы растрепаны, карие глаза прячутся в густых ресницах. Четко очерченные губы, прямой нос, щетина на чуть впалых щеках и подбородке с едва заметной ямочкой. Не совсем в моем вкусе. Или, может, я до сих пор не отошла от своего неудачного романа?

Их, романов моих, было всего два. Первый – платонический, с одноклассником Денисом, продлившийся полгода и закончившийся таким же невинным поцелуем после выпускного. Второй обрушился на меня год назад, когда приехала на экскурсию в Кижи. Там-то я и заболела севером с его холодными ветрами и синими озерами, а заодно влюбилась в экскурсовода Егора, студента-историка петрозаводского университета. Впрочем, одно от другого было неотделимо: двухметровый викинг с длинными светлыми волосами, бородой и холодными синими глазами был настоящим воплощением севера.

Группа шла за ним по острову, я – след в след, не отставая ни на шаг. Задавала вопросы, слушала, открыв рот, и замирала, поймав его взгляд. Когда экскурсия закончилась и все разбрелись в ожидании отправления теплохода, Егор предложил мне показать то, что в обычный маршрут не входит. Мы бродили по острову – сначала просто разговаривая, потом держась за руки. Потом целовались как ненормальные.

– Не хочешь остаться? – спросил он.

Это было какое-то безумие, но я отключила голову и согласилась. На теплоходе, глядя в сторону, поставила в известность руководителя группы, забрала свою сумку и вернулась на причал. К счастью, родители отдыхали за границей, Кира тоже куда-то уехала, беспокоиться обо мне было некому.

Егор приехал в Кижи на практику, жил в общежитии для сотрудников там же, на острове, в деревне Ямка. Сказал, что к нему приехала девушка, никаких проблем не возникло. Неделя пролетела как один день. Я словно попала в сказку, в Древнюю Русь. Впрочем, было и еще одно волшебство. Егор стал моим первым мужчиной, и это оказалось… чем-то необыкновенным. Мне словно открылись два новых сказочных мира сразу.

Когда его практика закончилась, мы уехали в Петрозаводск и провели вместе еще неделю. Пришло время возвращаться в Питер. Мы постоянно переписывались и перезванивались, несколько раз Егор приезжал ко мне, но уже к Новому году я стала подозревать, что сказка не пережила столкновения с реальностью и расстоянием: накал медленно, но верно ослабевал. Окончательно это стало ясно на зимних каникулах, когда я приехала к нему.

Мы не ссорились, не выясняли отношений – просто решили все закончить. Спокойно, без драмы. Поблагодарив друг друга. Вполне цивилизованно. Но все равно мне еще больно – как от любых разбитых надежд. И, наверно, я до сих пор ищу Егора в других мужчинах.

Как бы там ни было, сторож на воротах особого впечатления на меня не производит. В отличие от Киры, которая разве что из трусов не выпрыгивает и тут же с ним знакомится. Они пялятся друг на друга, не скрывая взаимного интереса, и я чувствую себя лишней. А потом Иван переводит взгляд на меня – и что-то вдруг происходит.

Нет, никаких там искр, молний и взрывов, как было с Егором. Вот вообще ничего. Просто глаза задержались на линии огня на какую-то миллисекунду дольше, чем нужно…