Текст книги "Любимая ведьма герцога (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

С танцами все шло более-менее неплохо, я без труда повторяла за ним несложные движения, а вот с лиистрой – струнным инструментом вроде небольшой арфы – у нас приключилась нелюбовь с первого взгляда. Коэр хватался за голову и сокрушался тем, что раньше я делала успехи, а теперь надо возвращаться к самым основам.

После ужина я ушла в свою комнату и легла на кровать с книгой, но масляная коптилка давала слишком мало света для чтения.

«Кай, – позвала я. – Что ты думаешь о Маллене?»

Учитель вызывал у меня какие-то очень странные, непонятные чувства. Внешне в нем не было ничего особенного: самый обыкновенный мужчина средних лет, среднего роста и среднего телосложения. Серые глаза, темно-русые волосы с проседью на висках, ни одной яркой, запоминающейся черты. Посмотришь, отвернешься и не можешь его себе представить. Просто находка для спецслужб. И все же от него исходило что-то… беспокоящее. Не страх, не тревога. Чёрт, я вообще не могла определить, что испытывала в его присутствии. Не могла даже сказать, негативное это чувство или позитивное. Он одновременно притягивал и отталкивал.

«Я не знаю, Джен, – не сразу ответил Кай. – В нем определенно есть что-то необычное. Не опасное для тебя, но… Нет, не знаю. Давай подождем. Может, со временем станет понятнее?»

У меня не было оснований не верить Каю, но что-то подсказывало: с Малленом надо держать ухо востро.

28.

Через несколько дней пришел корабль. Я знала: Медор распорядился следить, чтобы никто с него не попал дальше пристани. Конечно, на нем могли привезти, к примеру, отравленные продукты, но тут уж надежда оставалась исключительно на Кая и его способности к предвидению.

Впрочем, корабль – это было громко сказано. Так, небольшая парусная лайба. С нее выгрузили какие-то мешки и ящики, которые замковые димары по-муравьиному расторопно потащили вверх по дорожке. Я подошла к похожему на усатого моржа капитану, отдала письма для Медора и Тэрвина. Писали их здесь обычным средневековым способом: пером на большом листе плотной бумаги. Складывали и скрепляли чем-то вроде расплавленного на огне сургуча, делая оттиск перстня-печатки. У меня такого не было, и я вырезала кончиком ножа на еще мягкой нашлепке свои инициалы.

Письма получились коротенькие: я стеснялась своего корявого почерка и того, что наверняка делала массу ошибок. И почти одинаковые. Писала о плохой погоде, о занятиях с учителями, о том, как брожу по галерее и смотрю на море. Впрочем, одно отличие все-таки было.

В короткий затишок между дождями я выбралась в сад и заметила на клумбе среди засохших стеблей последний живой побег с двумя жалкими сиреневыми цветочками.

«Ноара, – сказала тогда Эфра. – Это как знак: думаю о тебе».

Я и правда думала о Тэрвине. И понимала, что больше не злюсь на Кая за тот вынужденный поцелуй. И корабль ждала, потому что надеялась получить письмо. Он ведь обещал писать. Нет, с моей стороны это еще не были чувства. Скорее, их возможность. Так или иначе, я больше не воспринимала его как маленького глупенького мальчика. Может, потому, что с каждым днем все больше становилась той девочкой, в чьем теле оказалась?

Сорвав цветок, я засушила его на каминной полке между двумя листами бумаги. Как в детстве, когда делала задание по ботанике. Вспомнился старый мультфильм, в котором пластилиновый ежик собирал листочки «для друга моего Гульбария». А когда цветок высох, вложила в письмо. Если я девочка, то мне положено делать всякие милые девчачьи глупости, разве нет? В школе у меня был дневник с розовыми сердечками. И анкета с вопросами типа «Кто из мальчиков тебе нравится?». И разукрашенный, густо обклеенный журнальными красотками песенник. Всё как у всех.

Запечатав письмо Тэрвину, я, после некоторых колебаний, сделала в послании к Медору короткую приписку: «Что вы знаете о Маллене, отец? Он кажется мне немного странным».

Забрав мои письма, капитан достал из кармана два других. Печать Медора – месяц со звездой – была мне знакома: видела оттиск на бумагах в его кабинете. Тэрвин носил на левой руке перстень с резным синим камнем, и теперь я с любопытством разглядывала выдавленный на красной застывшей массе рисунок: силуэт похожей на орла птицы.

Сначала я прочитала письмо Медора – короткое, суховатое. В основном пожелания быть осторожной, беречь себя и теплее одеваться, а также старательно учиться.

В общем, не скучай, Дженна, и будь хорошей девочкой.

Письмо Тэрвина, напротив, оказалось длинным: два больших листа мелким аккуратным почерком. Наверно, писал его не один день. Читала я еще не слишком быстро, поэтому хватило надолго. И пока не закончила, губы сами собой разбегались в улыбку.

Такое мягкое, нежное, неспешное. Как он сам. Я вела пальцем по строчкам, старательно проговаривая про себя каждое слово – и будто слышала его голос, видела лицо. Это письмо вряд ли кто-то назвал бы по-настоящему любовным. Ничего чувственного. Но глаза выхватывали то, от чего внутри на мгновение все замирало и где-то в солнечном сплетении острый холодок приятно мешался с теплом.

«Скучаю по тебе», «думаю о тебе», «вспоминаю, как мы с тобой…»

В самом конце, уже после имени, Тэрвин дописал: «Жду встречи с тобой». Невольно вырвалось вслух:

– И я тоже…

«Как трогательно!» – поддел Кай, но я не ответила.

После обеда погода испортилась окончательно. Оставалось только надеяться, что корабль успел добраться до порта без происшествий. Дождь лил, не ослабевая ни на минуту, море ревело, а ветер разошелся так, что оконное стекло дребезжало под его ударами. Если б не полосы бумаги, которыми девушки заклеили щели, в комнате наверняка был бы ледник. Но я устроилась у камина на мохнатом коврике, смотрела на огонь – и по-прежнему улыбалась. А перед сном, напрягая глаза в тусклых отблесках мутного света, еще раз перечитала письмо Тэрвина. И он мне приснился.

Мы сидели на скамейке в саду. Только это был какой-то совершенно незнакомый сад. Не дворцовый и уж точно не тот, что рядом с замком. Деревья шелестели молодой листовой, заливисто пели птицы, сладко пахли мелкие лиловые цветы. Открытое голубое платье едва прикрывало колени, Тэрвин – в джинсах и черной футболке – выглядел самым обыкновенным парнем, а вовсе не наследником герцога. И это было наше первое свидание. Мы держались за руки и молчали, а я ждала, когда же он наконец решится и поцелует меня. Ждала – волнуясь, умирая от страха и нетерпения.

И он решился. Это был совсем другой поцелуй. Не как во время помолвки и даже не как тот, что на прощанье. Еще неловкий, неумелый, робкий, но уже не детский. Тот, с которого все только начинается…

Я проснулась с отчаянно бьющимся сердцем, с трудом пытаясь перевести дыхание. За окном было темно, все так же свирепо завывал ветер.

Как жаль, что это всего лишь сон, подумала я и… рассмеялась.

О чем жалеть? Не все ли равно, какие тряпки нам приходится носить и в каком мире жить. Я – его невеста. Наяву, а не во сне. Он влюблен в меня, и все это рано или поздно случится. Я – снова молодая красивая девчонка и обязательно буду чувствовать и воспринимать все, как она. Уже начинаю!

Я встала, зажгла от углей в камине лучинку, от нее – светильник. Скинула рубашку, поежившись от ночной прохлады. Подошла к зеркалу, висящему на стене за ширмой, рядом с сундуком. И впервые, любуясь отражением, не напоминала себе: «Это ты, Дженна!»

Потому что и так знала. Эта похожая на грациозного олененка девочка, уже почти девушка – я!

29.

Я тоже писала Тэрвину ежедневно. Вернее, одно большое письмо по кусочкам. Не торопясь, обдумывая каждое слово. О своих занятиях, о всяких маленьких происшествиях в замке, о мыслях и снах. Это стало неотъемлемой частью дня. Сначала учеба с Малленом, после обеда музыка, танцы и хорошие манеры, а потом – письмо. Оставалось еще время, чтобы почитать, и погулять в саду или по галерее, любуясь морем, и для рукоделья, но все это было не настолько важно.

Неделя шла за неделей, сырая хмурая осень незаметно перешла в такую же сырую и неуютную зиму. Я тайком завела себе расчерченный на клеточки календарик и вычеркивала дни от одного прихода корабля до другого. В долгожданный день после завтрака бежала на галерею и всматривалась в море, а как только на горизонте появлялась темная точка, неслась к пристани. В любую погоду. Даже в дождь – накинув плотный, почти непромокаемый плащ с капюшоном. Само собой, учеба ради такого случая отодвигалась.

Отдав свои письма капитану, я возвращалась в комнату и читала очередную короткую записку от Медора. Разумеется, первым хотелось открыть письмо Тэрвина, но откладывала на потом – на сладкое. Занималась с Малленом, искоса поглядывая на бежевый квадратик с красной печатью, лежащий на подушке.

Казалось бы, что можно узнать о человеке по одному письму в неделю, пусть даже очень длинному и подробному? Но к этим ровным мелким строчкам, описывающим его жизнь, день за днем, раскрывающим надежды и мечты, добавлялось и то, что пряталось между ними. Я читала письма Тэрвина и словно разговаривала с ним. Каждое новое добавляло что-то к его образу.

Какой он, спрашивала я себя. И сама отвечала.

Спокойный, уверенный – и в то же время способный радоваться и смеяться от души. Наблюдательный, вдумчивый, умный не по годам. Настойчивый и упорный. Внимательный и заботливый. Он всегда спрашивал о моем самочувствии и настроении, беспокоился, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь.

Недостатки? Наверняка они были, но об этом я особо не задумывалась. Хотя и подозревала, что его упорство может легко перетекать в упрямство, а забота – иногда зашкаливать. Но кто без греха?

Мне очень хотелось увидеть Тэрвина снова, но он писал, что отец вряд ли разрешит навестить меня раньше весны. Дороги зимой становились почти непроезжими, хорошо хоть привычные ко всему вестовые добирались с письмами до восточного порта.

Я ловила себя на том, что потихоньку влюбляюсь в него – вот так, на расстоянии. И вспоминала термин из физики: наведенные колебания. Когда-то я училась в музыкальной школе на хоровом отделении и запомнила, как отзывается на ноту соль стол, если к нему прижать пальцы. Мне так это нравилось – как будто он подпевал! А сейчас я сама была таким столом, отзываясь на чувства Тэрвина.

Нет, мой полувековой опыт никуда в одночасье не делся. Но теперь он – на удивление! – не мешал, даже помогал в чем-то. Прежняя жизнь все больше отдалялась. Я ничего не забыла, но это стало похожим на интересную книгу, которая запомнилась в мельчайших деталях. Дочитала, обдумала – и поставила на полку. Чтобы начать новую, не менее увлекательную.

Да, с каждым днем я все больше и больше осознавала себя Дженной. И мои зарождающиеся чувства к Тэрвину были, по сути, еще детскими, когда в мечтах не идут дальше прогулок за ручку и поцелуя. Хотя девчонкам в таком возрасте страшно интересно все, что касается секса, они редко связывают его с собой и с мальчиком, в которого влюблены. Я знала об этом все, что только может знать женщина, но нас с Тэрвином это не касалось… пока не касалось.

С Каем мы мои чувства не обсуждали. Мне не хотелось, а он деликатно помалкивал, подъедая мои эмоции. Разговаривали больше о насущном. О безопасности. Теперь он реально был моим ангелом-хранителем. Как бодигард, каждое утро осматривающий с помощью зеркала днище Мерседеса, в который предстоит сесть шефу. Точно так же Кай заглядывал в недалекое будущее, чтобы узнать, не грозит ли мне смертельная опасность.

Что касается Маллена, время шло, а ясности так и не прибавилось. Он по-прежнему тревожил, и беспокойство это было совершенно непонятным. Медор на мой заданный в письме вопрос толком ничего не ответил. Лишь то, что до сих пор учитель ни у кого никаких подозрений не вызывал и ни в чем предосудительном замечен не был. При дворе служил больше десяти лет, занимался с другими детьми, последние три года – со мной. Жена его, дочь дворцового смотрителя, погибла несколько лет назад, упав с лошади, маленький сын жил у родни в деревне.

Кай своего мнения не изменил: оснований не доверять Маллену он не находил. Какой-либо чувственный интерес ко мне тоже исключался. Я и сама поняла бы это, а уж Кай – тем более. Но время от времени я ловила на себе взгляд учителя – цепкий, пристальный, словно проникающий вглубь. И тогда по спине пробегали мурашки, неприятно щекоча крохотными мохнатыми лапками.

В первые дни после приезда в замок я надеялась, что смогу подружиться с Тэллой и Диной, однако этого не произошло. Нет, они держались со мной вежливо и доброжелательно, но не более. Была ли причиной разница в положении или в возрасте – какая разница? Иметь вместо подружки ехидного невидимку – это было грустно. Оставалось утешать себя тем, что служанки не испытывают ко мне ненависти, как Нелида. С ними я хотя бы могла поболтать о чем-то нейтральном, иначе чувствовала бы себя совсем одинокой. Особенно в середине недели, когда очередное письмо Тэрвина уже было перечитано много раз, а до следующего корабля оставалось еще так долго. Это в зрелом возрасте дни мелькают, как огни за окном скорого поезда. А в юности время ползет беременной черепахой, так и хочется придать ей ускорения.

30.

– Кажется, вот-вот заболею, – пожаловалась я Тэлле. – Может, не ждать, прямо сейчас позвать лекаря?

Уже несколько дней меня познабливало, несильно, но противно болела голова, иногда накатывала пугающе знакомая слабость.

– Вы не промочили ноги, когда выходили в сад, нисса Дженна? – забеспокоилась служанка. – Или могло ветром продуть на галерее. Я схожу за нессом Атерисом.

Пожилой румяный толстячок в обычном для врача длинном черном балахоне задал кучу вопросов, заглянул в горло, приложил к груди ухо, слушая дыхание, и даже помял через платье живот.

– Возможно, вы слегка простудились, нисса Дженна, – предположил он, закончив осмотр. – А может, дело в том, что скоро станете девушкой. Понимает, у девушек и взрослых женщин…

– Я знаю! – прозвучало не слишком вежливо, и я добавила, чтобы смягчить: – Спасибо, несс Атерис, но мне уже рассказали.

– В этом нет ничего страшного или непристойного, – лекарь, похоже, решил, что я не захотела его слушать по причине излишней стыдливости. – Девочка должна радоваться, что взрослеет.

Тэлла и Дина переглянулись, едва сдерживая смешки, и я их прекрасно понимала. Нет, все ясно, дело естественное и необходимое, никуда от него не денешься, но радость от этого явления испытываешь только в одном случае, да и то всего несколько секунд. Когда оно происходит после нежеланной задержки. Впрочем, именно это знание мне сейчас было точно ни к чему, пусть лежит на дальней полке со многими другими. До поры до времени.

– Я пришлю вам отвар из трав, – Атерис направился к двери. – Он точно не повредит. В любом случае.

Ночью мне приснился сон, необыкновенно яркий и отчетливый. Я вообще в этом мире видела совсем другие сны, не как раньше. Те были обрывчатыми, запутанными и забывались сразу же после пробуждения. Здесь – словно кино смотрела на стереоэкране и одновременно играла в нем главную роль. Просыпалась и не раз потом прокручивала в голове.

В этом сне я оказалась посреди огромного поля сладко пахнущих лиловых цветов, которые никогда не случалось видеть раньше, ни в здешнем мире, ни в своем. Хотя нет, однажды видела. В том сне, где мы с Тэрвином целовались в саду. Запах дурманил, от него кружилась голова. Все тело покалывало изнутри тоненькими иголочками, словно наружу сквозь кожу прорывались пузырьки ледяной газировки. Это было… ощущение странной незнакомой прежде силы. Почти всемогущества. Волшебное чувство, одновременно пугающее и вызывающее неописуемый восторг.

А вот проснулась я от совсем другого ощущения – как раз хорошо знакомого. От противно ноющей, тянущей боли в животе.

Вот спасибо, доктор. Угадал! Колдун, что ли?

Можно было даже не заглядывать под одеяло, и так знала, что там увижу. Поморщилась, дернула за шнурок – в комнате служанок задребезжал колокольчик. Спустя пару минут прибежала зевающая во весь рот Дина в теплой шали поверх ночной рубашки. Со светильником в руках. Значит, было очень рано, раз они с Тэллой еще не встали. За окном чернела непроглядная тьма, не понять, то ли ночь, то ли уже утро.

– Ну что, досмеялись? – пробурчала я, откинув одеяло.

– Поздравляю, нисса Дженна, – Дина старательно кусала губы, чтобы не улыбаться.

– Ой, только не надо повторять за лекарем, что я должна этому радоваться.

– Простите.

Она достала из сундука чистую рубашку и полотняную ленту-псевдотрусы, а из ящика под кроватью – простыню и сложенные тряпки, которые, видимо, использовались вместо прокладок.

– Живот болит, – капризно пожаловалась я, переодевшись в чистое и забравшись под одеяло.

Дина налила в стакан немного отвара, кувшин с которым прислал лекарь. Видимо, это была универсальная микстура «от всего, но смотри не перепутай». Горькая и противная.

«Кай!» – позвала я, когда служанка ушла.

«Чего? – откликнулся он. – Хочешь, чтобы тоже поздравил?»

«Прекрати! Послушай лучше, что мне приснилось».

Мысли мои он читал автоматом, а вот сны, как выяснилось, ему были почему-то недоступны. И я частенько их пересказывала. Вот и этот изложила в деталях. Потому что он был особенным. Совсем короткий, но вот это ощущение силы… Оно, кстати, не исчезло после пробуждение, хотя стало не таким явным, без колющих изнутри иголочек.

«Помнишь, ты говорил, что ведьминские способности могут быть связаны с женским статусом? Может, этот сон – знак, что они прорезались, когда я стала девушкой?»

«Вполне вероятно, – согласился Кай. – В тебе действительно что-то изменилось со вчерашнего вечера. В плане энергии. Не могу объяснить, что именно, но это есть. Ты как-то говорила: чай, если остыл хоть немного, – это уже помои, невозможно пить».

«Что, мои эмоции теперь невкусные?» – хмыкнула я, почему-то обидевшись.

«Наоборот, как будто перчику добавилось. Качественно иное состояние. И знаешь, в тот раз такого не было, точно помню».

«Ну а толку-то? Допустим, они есть, способности эти, но я не знаю, как ими пользоваться. Может, надо как-то учиться?»

«Может быть. А может, нужен подходящий повод. Куда ты торопишься-то?»

«Глупый вопрос! – меня бесило все, и в первую очередь эта ужасная сложенная тряпка между ногами. Она напоминала о том, что я точно хотела бы забыть навсегда: больница, искусственные роды на седьмом месяце, слезы и отчаяние. – Я надеялась, что смогу превратить Гирмаса в жабу. Или хотя бы сделать так, чтобы он не смог мне навредить».

«Кто знает, может, еще и сможешь», – он словно плечами пожал.

Любопытно, я так и не смогла придумать для Кая какой-то облик, но дорисовывала к его монотонным словам жесты и мимику, снова и снова вспоминая Чеширского кота.

Самопожатые в знак сомнения плечи без тела и головы – это… концептуально, подумала я засыпая. Просто… сюр…

31.

Человек так устроен, что не может долго бояться. Срабатывает психологическая защита. Сначала, узнав об опасности, шарахается от каждой тени, а потом, когда день идет за днем, а ничего так и не происходит, машет на все рукой и живет себе дальше. Хотя источник опасности никуда не делся.

Неделя сменялась неделей, месяц месяцем, но никто не пытался меня отравить, задушить или столкнуть с галереи. Кай методично каждый вечер заглядывал на сутки или двое вперед, чтобы убедиться: там я еще жива. Ведьминские способности никак не проявлялись, хотя ощущение силы, пришедшее в дневную явь из сна, так и не пропало. Даже к странным взглядам Маллена я почти привыкла и не обращала внимания.

Рутина затягивала, как болото. Сонно, размеренно, однообразно. Хотя нет, одну революцию я все-таки устроила, нашив себе из полотняных лент швом «назад иголку» вполне годных трусов. Целый десяток. Подрубила края, вместо резинки вдела тесьму-завязку. Тэлла и Дина смотрели круглыми глазами, а потом сшили такие же себе и долго удивлялись, почему никто не додумался до подобного раньше. Я скромно улыбалась.

Но помимо этого смелого шага все шло четко по расписанию. Занятия с учителями, прогулки по саду или по галерее, чтение, рукоделие. Письма Тэрвину и Медору. Болтовня с Каем. Когда я только узнала о существовании энергетического подъедалы, представить не могла, что привыкну к его незримому присутствию. Причем настолько, что оно станет само собой разумеющимся. Теперь я наоборот удивлялась, как жила раньше без мысленных разговоров с ним.

С Тэллой и Диной мы тоже постепенно сошлись ближе. Забавно, они словно приняли меня в свой маленький кружок, когда я стала девушкой. Конечно, разница в возрасте и положении все равно чувствовалась, но не слишком мешала. Как будто в пионерлагере в одном отряде оказались семиклассницы и пятиклассница. Такое со мной как раз было. Мы с девчонками вечерами после отбоя шептались про это, а малявки слушали, растопырив глаза и развесив уши.

У нас была договоренность: два раза в неделю Тэлла с Диной помогали мне мыться в лохани, которую наполняли ведрами, а в остальные дни по вечерам приносили в комнату какую-то кривую деревянную посудину. Я раздевалась, забиралась в нее и ополаскивалась из ковшика. Потом девушки в четыре руки меня вытирали, надевали ночную рубашку и расчесывали волосы. И попутно болтали о всяком-разном-девичьем.

Тэлла еще оставалась девственницей, а у Дины в столице уже был парень, за которого она рассчитывала выйти замуж, но тот предпочел ей другую. Оставив воспоминания о не слишком богатом интимном опыте, которым она – с придыханием и закатив глаза – делилась с нами. Вот тут моя многомудрая половина, чего только на своем женском веку не повидавшая, все же пыталась хихикать в кулачок, но я загнала ее обратно в темный угол.

Девчонкам положено слушать о таких вещах, разинув рот? Значит, буду слушать.

Письма Тэрвина и мои ответы ему все так же были главными моментами дня. Каждое следующее я ждала сильнее предыдущего. Мы оба мечтали о новой встрече и строили планы, как это произойдет. Я не знала, о чем думал он, но с моей стороны в этом ожидании не было ничего чувственного. Ну… явно чувственного, разве что подспудно. Хотелось видеть его, разговаривать, гулять по саду, держась за руки. Может, целоваться потихоньку в темном уголке, вдалеке от чьих-то глаз. В общем, как Скарлетт О’Хара, не убегавшая мечтами дальше признания в любви и поцелуя. Хотя нет, она еще и замуж хотела за этого своего пыльного красавчика. Меня замужество и так ждало впереди, оставалось только до него дожить. Признание было, поцелуй тоже, но я не отказалась бы все это повторить. И наконец сказать о своих чувствах, потому что не хотела делать этого в письме.

Как только начнется весна и сойдет снег… Я думала об этом, вычеркивая очередной день на самодельном календаре. Но все случилось иначе. Да-да, хочешь насмешить бога – расскажи ему о своих планах.

Начало новой недели выдалось хмурым и ветреным. С неба срывались редкие снежинки, обещая то ли метель, то ли холодный ливень. Забрав мои письма, капитан лайбы протянул взамен всего одно. Месяц и звезда – печать Медора.

– Только одно? – голос дрогнул.

– Да, нисса, сегодня только одно, – наклонил голову капитан.

Что же произошло? Почему Тэрвин не написал мне? Может, письмо Медора объяснит, в чем дело?

Внутри все превратилось в глыбу кислого зеленого льда, во рту пересохло. Прямо там, на пристани, отойдя в сторону, я сломала дрожащими руками печать и развернула лист.

«Дорогая Дженна! Очень сожалею, но у меня для тебя дурные вести. Тэрвин тяжело заболел, и врачи опасаются, что надежды на выздоровление нет. Конь оступился на мосту и сбросил его в воду. Конечно, ему быстро помогли выбраться, но погода стояла холодная, и Тэрвина продуло ветром. Вот уже четвертый день у него сильный жар, и он не приходит в сознание. Крепись, моя девочка, я понимаю, что ты чувствуешь, читая это письмо. Будь мужественной. Если что-то изменится, я дам тебе знать. Хотел бы приехать сам, но не могу сейчас оставить аарцоха, он нуждается в моей помощи. Обнимаю, твой отец».

Письмо выпало из рук, и порыв ветра тут же унес листок в воду.

Господи, нет!!! Только не Тэрвин! Я не могу его потерять!

Что-то происходило со мной. Как будто лед внутри мгновенно растаял и превратился в жидкий огонь. Показалось, что поднимаюсь над землей, еще немного – и полечу. Прямо в столицу. Хорошо бы, но… увы.

Я сделала шаг в сторону корабля, который продолжали разгружать.

«Джен, ты спятила? – забеспокоился Кай. – Ты реально собираешься попроситься на борт? А дальше? На метле полетишь, ведьма ты моя недоделанная? Ты головой-то подумай. У тебя ни денег, ничего, как ты до столицы доберешься? На палочке верхом? Одна?»

«Что, меня похитят и продадут в рабство? – жестко поинтересовалась я. – Или изнасилуют и убьют? А ты загляни вперед и узнай. Предлагаешь сидеть и ждать, когда придет письмо с соболезнованиями?»

«А что ты можешь сделать? Если только увидеть его… в последний раз?»

«Хотя бы это! Но… как знать, а вдруг что-то и смогу?»

«Дженна, не торопись! Обдумай все. Ведь ты можешь взять слуг, охрану и поехать верхом».

«Ты смеешься? Кто меня выпустит из замка без распоряжения Медора?»

Я решительно направилась к кораблю и вдруг увидела спешащего к пристани Маллена. А ему-то что здесь понадобилось? Он почти бежал и подошел ко мне, запыхавшись, с раскрасневшимся лицом. Глаза его были похожи на расплавленное серебро.

– Готов служить вам, – он коснулся моей руки, скрестив два пальца, и добавил вполголоса: – Эйя…

32

Я смотрела на него в замешательстве. Вспомнилось, как Тэрвин скрестил на берегу реки два пальца и сказал потом, что это благодарность высшим силам за благосклонность к молитвам. Хотя нет, у него скрещенными были указательный и средний пальцы. А у Маллена – указательный и безымянный поверх среднего. А эйя – что это? Или кто?

«Это старинное слово, его теперь почти не употребляют, – пояснил Кай. – Означает что-то вроде «госпожа». Не в социальном плане, а как обращение к имеющей власть. И, кстати, в эротическом смысле тоже. Но он-то явно о другом. Джен, кажется, ты какая-то очень крутая ведьма, а этот чувак – из твоего фанклуба».

– Как вы узнали, что я здесь? И вообще… как вы узнали, Маллен? – я покосилась на корабль, разгрузка которого подходила к концу: на пристань вытащили последние мешки.

– Пока не стоит об этом, эйя. Что произошло и чем я могу вам помочь? Сейчас?

– Мне надо на корабль, – решилась я. – И попасть в столицу. Сегодня же. Наследник Тэрвин тяжело болен. Я должна его увидеть.

Маллен на несколько секунд задумался, потом кивнул. Оглянулся, убедился, что на пристани нет никого, кроме нас и капитана, лениво плевавшего в воду. Димары, подхватив мешки, спешили к замку, а матросы копошились на палубе.

– Будет страшный переполох, когда узнают, что вы пропали. Но если кому-то сказать, вас не выпустят без распоряжения несса Медора.

Подойдя к капитану, Маллен что-то шепнул ему и вложил в руку тяжелый золотой медальон, который носил на шее. Капитан приподнял брови, пожевал ус и согласно кивнул. Через несколько минут мы уже был на палубе, скрытые от посторонних взглядов грубым брезентовым пологом.

«Да, Джен, ты легких путей не ищешь, – заметил Кай. – Но, наверно, так и надо. И знаешь, у меня сегодня просто царский обед из твоих чувств. Благодарю».

– А капитану не достанется за то, что он нам помог? – вполголоса спросила я Маллена, когда корабль отчалил.

– Не думаю, – он поправил полог так, чтобы на меня не летели брызги. – Если все будет в порядке, уже вечером мы окажемся на месте и все объясним вашему отцу. Наверняка он поймет.

– Хорошо, – кивнула я. – А теперь насчет других объяснений. Я все же хотела бы знать, кто вы такой, Маллен. Раз уж я… эйя.

– Я приставлен наблюдать за вами и охранять. И помогать, если надо.

– Кем? – я начала потихоньку злиться.

– Орденом ведьм. Я адепт первого ранга. А вы – одна из высших. Не зря же вас не взяла вода.

Кай на это пробормотал нечто невнятное, кажется, вообще на каком-то неизвестном мне языке. Я не стала переспрашивать, но смысл поняла. В высший ранг меня занесло явно не по заслугам. Воду настоящей Дженне обмануть определенно не удалось.

– Маллен, я ничего не понимаю. Вы можете нормально объяснить? Все по порядку? Пока мы до порта не добрались.

– Прошу прощения, эйя. Орден знает, кто из девочек имеет спящую силу, и наблюдает за ними, пока она не проснется. Это происходит, когда девочки становятся девушками, но не сразу. Должно случиться что-то такое, что послужит толчком. Для вас таким толчком стало известие о болезни жениха. Я почувствовал это и поспешил на помощь. Мы с вами связаны, уже давно.

– Подождите, Маллен. Значит, вы наблюдали за мной с самого рождения?

– Да, но издали. Пока вы не подросли. Потом стал вашим учителем. К сожалению, я не смог предотвратить испытание водой. Вас схватили внезапно. Думаю, донос послужил лишь поводом. Верховный дознаватель знал, что вы ведьма, и ждал, когда вам исполнится тринадцать. Возможно, донес кто-то из ордена. Вряд ли Гирмас ожидал, что вода не сможет одолеть вас.

Интересное кино! Мы с Каем и с Медором думали, что все дело в моей предстоящей помолвке с Тэрвином. Ошиблись? Или тут сложилось такое комбо, что сам черт ногу сломит?

– Значит, мужчины тоже обладают колдовской силой? – я поежилась на ветру и плотнее закуталась в плащ. – А дознаватели об этом знают? Почему колдунов не испытывают водой? Почему только ведьм?

– Вода – женская стихия, – пожал плечами Маллен. – Если обличат колдуна, его не будут испытывать, а просто казнят. Но это бывает крайне редко. Доказать трудно. Для женщин доказательства не нужны. Вода все решает сама. К тому же колдунов мало, и сила их невелика.

– Потрясающе… Но вот что еще интересно. Моя мать, насколько мне известно, ведьмой не была. И отец тоже не колдун. Откуда эти способности у меня? Медор мне не отец? Или мать все-таки была ведьмой? Вы-то должны это знать.

– Вы получили свой дар не совсем обычным путем, эйя. Не от родителей. Возможно, поэтому вы настолько сильны.

– Каким же? – эта его манера тянуть кота за яйца здорово раздражала. Ну почему не сказать сразу?

– С молоком кормилицы.

– Эфра – ведьма?! – я поперхнулась слюной. – Но почему она мне ничего не сказала?

– Да, ведьма, и довольно высокого ранга. Она не имела права ни о чем вам говорить, пока не проснется ваша сила.

– А Нелида, ее дочь?

– Она тоже. Но, насколько я знаю, ее время еще не пришло.

Да… когда мне казалось, что я более или менее поняла ситуацию, все оказалось намного сложнее. Даже Кай помалкивал, видимо, пытаясь переварить новую информацию.

– Послушайте, Маллен, – спохватилась я, – вы отдали капитану свой медальон.