Текст книги "Любимая ведьма герцога (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
«Луна, луна. Цветы, цветы…»
Вот привязалось же!
– Давайте помогу, – предложил таксист, увидев, что я заплатила больше, чем насчитало мобильное приложение.
– Спасибо, – кивнула я и неуклюже выбралась из машины, вытащив два огромных пакета с маленькими подарочными пакетиками.
– У вас праздник? День рождения? – водитель взял с заднего сиденья охапку цветов – целых семь букетов. Розы, гвоздики, хризантемы.
– Да, – я снова кивнула и подхватила их, прижав к боку. И добавила зачем-то: – Юбилей.
– Оу… – равнодушно отозвался он. – Поздравляю. Это… здоровья вам.
Ну разумеется, что же еще можно пожелать тетке, отметившей… юбилей. Только здоровья. Не кашляй, бабушка. И челюсть вставную не потеряй.
Я тащила свои трофеи к парадной, поправляя подбородком норовящую сползти с плеча сумку, когда вдруг почувствовала чье-то присутствие рядом. Неужели таксист пошел за мной? Показалось, что слышу за спиной осторожные мужские шаги.
Да ведь он мне в сыновья годится! Маньяк? Или решил ограбить?
Я резко обернулась и никого не увидела. Пустой двор. Мелькнули и исчезли габариты свернувшего в арку такси, залаяла вдалеке собака. Только ночь вытаращилась на меня полной луной, как одноглазый черный кот.
Странно. Это ощущение было таким отчетливым. Словно кто-то стоял за спиной и дышал в затылок.
Поставив пакеты у двери, я выудила из сумки ключи и тут же уронила их. Издевательски звякнув, они провалились в решетку слива. К счастью, брелок-пингвин оказался слишком широким и застрял. Эта мелочь стала последней каплей ужасного дня, когда я с утра до вечера растягивала рот в улыбке, благодаря за поздравления и пожелания. Слезы хлынули ручьем.
У пустой квартиры – безнадежно пустой! – был все же один плюс. Никто не видел и не слышал, как я плачу, уткнувшись лицом в диванную подушку, перепачканную потекшей тушью. До чего же паршиво остаться одной в пятьдесят лет!
Пятьдесят… Это звучало как конец света. Конец жизни. Головой я понимала, что наступит утро – и ничего не изменится. Как все шло, так и будет идти дальше. Как вчера, так и завтра. Как было и в тридцать, и в сорок.
Да ладно, Эля, совсем не так.
В тридцать я была счастливой женой и ждала ребенка… который не родился. Два ужасных слова, пугало любой будущей мамы: «замершая беременность». Узнав, что детей у меня больше не будет, Виктор постепенно начал отдаляться, и через два года мы развелись.
В сорок я любила так сильно, как никогда прежде. И любовь эта была взаимной. Она могла бы стать моим счастьем до конца дней. Если бы Олег не погиб в автокатастрофе. Меня как будто льдом сковало, и никто уже не смог его растопить.
Так что… тридцать, сорок… Тогда пугала сама цифра. Конец одного жизненного этапа и начало нового. Сейчас это была не просто пятерка с нулем. Не старт шестого десятка и постепенное превращение в старуху. Точнее, не только это, но еще и беспросветное, как осенний дождь, одиночество. Искать кого-то, лишь бы заткнуть пустоту – нет, это было не для меня.
Я вытерла слезы и встала. Все, минутка слабости закончена. Как верблюд в пустыне: лег, поревел, жалуясь на судьбу, встал и пошел дальше. Когда была в Египте, экскурсовод рассказывал: опытный погонщик никогда в такой момент не будет ругать скотину и заставлять подняться. Даже животному время от времени надо поплакать и выпустить пар.
Стянув через голову платье, я подошла к шкафу повесить его и остановилась у зеркальной дверцы. Картина не обрадовала. Не только зареванной физиономией с распухшим носом и разводами косметики. Разумеется, смотреть на свое отражение каждый день приходилось не по одному разу – когда причесывалась, делала макияж, одевалась. Но уже давно я не пыталась взглянуть на себя… глазами стороннего наблюдателя. Представляя, какой видят меня другие люди. Не только мужчины.
Сегодня мне делали комплименты: «Элечка, ты так хорошо сохранилась, прямо девочка».
Прямо, криво… Что толку выглядеть в пятьдесят на крепкие сорок пять или потрепанные сорок? Главное – на сколько себя чувствуешь. «Девочке» – по ощущениям – было лет восемьдесят. И началось это уже с год назад или даже раньше. Слабость, апатия, почти полное отсутствие аппетита. Даже сегодня, за столом, который накрыла на работе для коллег, ничего не ела, только выпила полбокала вина.
Я ходила в поликлинику. «Ну что вы хотите, – снисходительно сказал совсем молоденький мальчик-терапевт, которому, видимо, не удалось поступить в ординатуру, – это климакс. Он такой, беспощадный. Пусть гинеколог заместительную терапию назначит».
«У всех проходит, и у вас пройдет, – флегматично утешила тетка-гинеколог. – Но таблеточки попейте».
Таблеточки не помогали. Иногда накрывало так, что темнело в глазах и звенело в ушах. Почти до обморока. А когда сегодня утром достала из шкафа парадный брючный костюм, в который пару лет назад еле влезала, оказалось, что он болтается на мне, как на вешалке. Ну еще бы! Минус пять кило за последние три месяца. Сами собой. А раньше борьба за стройную фигуру была неотъемлемой частью моей жизни – диеты, спорт.
Мда, худая корова еще не газель. Ребра, ключицы, тазовые кости – как металлоконструкции. А грудь… Когда-то ведь была моей гордостью – высокий третий размер идеальной формы. Сейчас только анекдоты на ум и шли. Про уши спаниеля и вытянутую физиономию Сэма. Впрочем, начинать плакать по второму кругу еще и из-за этого не имело смысла.
Сил хватило только на то, чтобы поставить цветы в ведро с водой, смыть косметику и почистить зубы. Но стоило лечь в постель, и оно появилось снова – ощущение чьего-то присутствия рядом. Так отчетливо, что я вздрогнула и включила свет.
Никого.
С ума схожу, что ли?
«Нет, Эля, не сходишь».
Голос звучал… как будто внутри моей головы.
Голос Олега.
2.
– Олег? – губы не слушались, словно замерзли.
«Нет. Я использую тот голос из твоей памяти, который тебе наиболее приятен. И вызывает наибольшее доверие».
– Кто… ты?
Нет, я определенно спятила. Не от пары глотков вина ведь глюки.
«А я говорю, что нет, – голос звучал ровно, абсолютно без выражения. – Может, ты меня выслушаешь? Без этих глупостей о том, что спятила? Хотя понимаю, это будет сложно. Но ты уж постарайся, ладно? От этого зависит и твоя дальнейшая судьба, и моя. От того, сможешь ли поверить и довериться».
Я растерянно молчала, и даже мысли встали на паузу.
«Ну вот, умничка. Мы с тобой прожили почти сорок лет во взаимовыгодном сотрудничестве, и я к тебе привязался. Не хотелось бы расставаться. Но придется, если откажешься от моего предложения. Кто я? Сущность из другого мира. Нет, не инопланетянин. В космосе разумной жизни нет. Зато есть в других измерениях. Бесчисленное множество миров. Да ты ложись, Эля, так будет удобнее слушать».
Я послушно опустилась на подушку. Может, это сон?
«Нет, не сон. Все вполне реально».
– Ты мои мысли читаешь?
Это было неприятно. Словно вдруг узнала, что ванная оборудована скрытой камерой, позволяющей любому желающему наблюдать за моими интимными процедурами.
«Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Каждую твою мысль и поступок. Каждое чувство и желание. Вопрос этики? Ну вы же допускаете наличие каких-то там высших сил, и вас не смущает, что они знают о вас все, не правда ли? Кстати, ты можешь не говорить, а думать. Мне все равно».
– Тогда лучше буду говорить. Насчет высших сил… Я не религиозна. Да и вообще… это что-то совсем другое.
«Ты не веришь в ангелов-хранителей? – мне показалось, что мой невидимый собеседник насмешливо улыбнулся, хотя в голосе по-прежнему не было ни тени эмоций. – Не буду утверждать, что их нет, вероятно, они обитают в каком-то другом пространстве. Но мы платим вам тем, что стараемся уберечь от несчастий. Насколько это возможно, конечно».
– Кто это вы? – я начала терять терпение. – И за что платите?
«Спокойно, Эля. Я понимаю, у тебя был трудный день. И то, что предстоит услышать, тоже не из легких. Поэтому постарайся держать себя в руках. Ты женщина сильная, я знаю, что справишься».
– Очень обнадеживающее начало, – с невольной дрожью усмехнулась я. – Уже можно бояться?
«Лучше послушай. Обитаемые миры образуют кольцо вокруг звезды, которую вы называете Солнце. Они существуют в одном пространстве, но в разных временных потоках. Мы можем переходить из одного в другой. Так легко, как вы переходите из комнаты в комнату. Некоторые миры похожи на ваш. Другие сильно отличаются. И мы тоже сильно отличаемся от вас. Первые пятьдесят лет – по вашему измерению – у нас нет физических тел. Каждый из нас представляет собой энергетическую сущность, которой требуется постоянная подпитка. Как вы нуждаетесь в пище и воде. Мы берем энергию у вас и других существ такого же типа. У людей в разных мирах. Энергию ваших чувств, эмоций».
– Потрясающе! – это звучало как полный бред, но я почему-то верила. – То есть вы – энергетические вампиры? Паразиты?
«Совсем нет. Мы берем то, что вы и так уже отдали в мировое пространство. Ничего не отнимая у вас. Если грубо, мы энергетические мусорщики. Подбираем то, что вы выплеснули, выбросили. И используем в своих целях. А в ответ пытаемся уберечь вас от опасностей».
– В ответ… – я сжала виски ладонями. – Так ведь вам и самим выгодно, чтобы мы жили подольше. Хотя бы пятьдесят лет. У нас так за коровами ухаживают. Заботятся. А когда нужно молочка, доят.
«И вы считаете это нормальным, правда? И корове хорошо, и вам. Отличие в том, что мы вас не доим, не заставляем отдавать энергию. Во всяком случае, нам категорически запрещено провоцировать людей на поступки, вызывающие сильные эмоции. Мы можем влиять на подсознание, но это разрешено только для спасения жизни… – он остановился, видимо, подбирая нужное слово, – компаньона. Хотя вы далеко не всегда слушаете то, что называете внутренним голосом. Например, садитесь в самолет, даже если голос говорит: произойдет катастрофа. Или, несмотря на нежелание, выходите из дома, когда на другом конце города за руль сел ваш убийца».
– Вы заранее знаете, что должно случиться? – удивилась я, хотя уже вполне надо было прекращать это делать. Удивляться.
«Точнее, что может случиться. Разные варианты возможных событий. На очень коротком промежутке времени. День-два, не больше».
– А что происходит потом? Через пятьдесят лет?
«Мы выбираем мир, в котором хотим жить дальше. Отправляемся туда и там воплощаемся. Мне трудно объяснить, Эля. Как это происходит. Энергия превращается в материю. В тело. И облик тоже выбираем. Но только один раз».
Мда… В детстве я с увлечением читала фантастику. Но даже там такого не было.
– Кстати, как тебя зовут? – поинтересовалась я. – Если уж ты мой… компаньон и мы столько лет вместе.
«Ты все равно не сможешь это воспроизвести. Даже мысленно, – он произнес что-то отдаленно похожее на «Кайюоиллооу». – Если тебе так необходимо имя, называй меня Кай».
3.
– Послушай, Кай… – видимо, от волнения мне стало совсем нехорошо. Сильно мутило, кружилась голова, и время от времени я словно проваливалась куда-то. Как в самолете в зоне турбулентности. – С трудом верится, что вы не нарушаете эти запреты. Часто люди делают какие-то вещи словно против своей воли. Как будто их что-то заставляет. Или кто-то. А еще бывает такое, что одни всегда счастливы, а другие всегда печальны. Кто-то без конца влюбляется, а кто-то рискует жизнью без необходимости. Хочешь сказать, это случайно так складывается? А может, вы гурманы и любите какие-то определенные эмоции?
Он не отвечал довольно долго, хотя его незримое присутствие я ощущала по-прежнему.
«Да, Эля, есть такие, кто нарушает. Энергия разных чувств… это как для вас вкус, ты права. Кто-то любит сладкое, кто-то кислое или острое. Так и мы. Кому-то больше нравятся ваши светлые эмоции, кому-то темные. Но отследить выполнение правил невозможно. Все на нашей совести. Могу сказать одно. Я никогда не заставлял тебя делать что-то, лишь бы получить более приятный для меня вид энергии. Иначе ты была бы гораздо счастливее. Хотя от смерти тебя несколько раз спас. Например, когда не позволил поехать за город вместе с Олегом. Ты и не заметила. Просто не захотелось».
С тех пор прошло почти восемь лет, но воспоминание резануло, как ножом.
«Дождь… Может, не поедем?»
«Элечка, дрова должны привезти. Если никого не будет, сгрузят в проезд, потом замучаемся перетаскивать. Оставайся дома. А я туда и обратно, к обеду вернусь»…
– А ты ведь мог убедить меня, чтобы я его отговорила…
«Нет, Эля. Прости, не мог. Это тоже категорически запрещено. Вмешательство в судьбы людей, с которыми мы не связаны».
– Вот как… – перехватило дыхание, снова подступили слезы. – Ты не мог… Ты ведь такой правильный. Законопослушный. Не вынуждал меня ни к чему ради вкусной энергии. Не вмешивался в судьбы посторонних. И что же тебе нужно теперь? Что случилось такого, если ты впервые за сорок лет заговорил со мной? Это ведь наверняка тоже запрещено – прямой контакт? А, ну да, как же я забыла. Ты хотел мне что-то предложить? А если откажусь, нам придется расстаться. То есть тебе придется со мной расстаться. А разве ты можешь? Расстаться с компаньоном? Ведь надо будет искать нового на оставшиеся десять лет?
Догадка была рядом. Лежала на поверхности. Но… слишком страшная, и я ее старательно отталкивала.
«Да, Эля, – помолчав, сказал Кай. – Ты и сама уже поняла, в чем дело, но не хочешь себе признаться. Я нарушил сейчас самый главный запрет. Именно потому, что привык к тебе и не хочу искать кого-то другого. Кто не занят. Хотя таких в Кольце предостаточно. В любом мире, населенном людьми. Вот только найти компаньона не так-то просто. Нужно, чтобы совпадали определенные частоты».
– Я?..
«Ты умрешь завтра утром. Должна умереть. В половине девятого. По пути на работу».
– Но… – я совершенно растерялась. – Как?
«У тебя последняя стадия рака, Эля. Такая форма, которая почти до самого конца не дает никаких внятных симптомов. И обнаружить ее сложно. Хотя и возможно».
– Но почему? – слеза набухла на нижнем веке, сорвалась на щеку. – Ты же знал, так почему не заставил меня что-то сделать? Ведь это для спасения моей жизни, ты же сказал, это можно!
«Я понял, когда уже было поздно. Энергия меняется не сразу. И все-таки заставил пойти в поликлинику. Спасти тебя вряд ли удалось бы, но хотя бы продлить жизнь. Не моя вина, что ты попала к врачу-недоучке, который думал только о том, как бы закрыться в кабинете и трахнуть медсестру. И потом я тоже пытался. Разве тебе не приходили в голову мысли, что надо бы сходить еще к какому-нибудь врачу, когда плохо себя чувствовала? Но в том-то и беда, что вы далеко не всегда нас слушаете. Иначе разве кто-то умирал бы раньше срока?»
А ведь я понимала: со мной что-то не так. Но было слишком страшно. Пока ты точно не знаешь, можешь надеяться, что это пустяковое недомогание. Пройдет. И вообще просто климакс. Неприятно, но от этого не умирают.
– И что… теперь? – спросила я, проглотив слезы.
«Я не могу помочь тебе… здесь. Но могу дать новую жизнь в другом мире».
– Что нужно сделать? – я уцепилась за эту призрачную надежду, как утопающий за соломинку. Или, как говорят китайцы, за змею.
«Едва твоя душа и сознание…все, что составляет твою личность… как только оно покинет тело, в первые секунды это будет плотный сгусток энергии, который я смогу вобрать в себя, мгновенно перенести в другой мир и вложить в тело человека, умершего преждевременной смертью».
– В другое тело… умершего… – ошарашенно пробормотала я. – Но… если ты можешь это сделать, почему обязательно в другом мире, почему не здесь?
«Гармонию вселенной обмануть практически невозможно. Чтобы душа смогла вдохнуть жизнь в чужое тело, не должно быть ни малейшего зазора, ни на долю секунды, между тем моментом, когда она покинет твое и окажется в другом».
– Но разве это возможно?
«В любом законе есть лазейка. Я задумался об этом, как только узнал о твоей болезни, Эля. Рядом с вашим находится мир, минимально отстающий во времени. Это невозможно объяснить с точки зрения логики, но смещение уничтожит промежуток между двумя событиями. При переходе ты перенесешься назад и окажешься в другом теле в тот же момент, когда умрешь».
– Я даже не стану пытаться понять, – голова раскалывалась все сильнее. – Всегда казалось диким, как, по теории относительности, космонавт может отправиться в полет, а вернуться раньше, чем вылетел. Но там что-то связано со скоростью света… Черт, это бред какой-то!
«Нет. Это реальность. Хочешь проверить, правда ли? Завтра утром ты выйдешь из дома, сядешь в метро и на перегоне между «Черной речкой» и «Петроградской» умрешь. Впрочем, если останешься дома, все равно умрешь. Могу только сказать, что смерть будет легкой. Закружится голова, потеряешь сознание – и все. Даже сообразить не успеешь, что я был прав. И что ты отказалась от единственной возможности получить другую жизнь. В подарок на юбилей».
4.
– И… что мне делать? – голос дрогнул и сорвался. – До утра?
«Понятия не имею. Можешь спать – если удастся уснуть, конечно. Можешь… не знаю, встать и привести свои дела в порядок».
– Дела? За одну ночь? – горько усмехнулась я. – Почему ты не сказал мне раньше?
«Не хотел давать ложной надежды, Эля. Ты забыла, я могу предвидеть будущее на очень небольшом отрезке времени. Только прошлой ночью мне стало известно, когда и как ты умрешь. Пришлось искать подходящее тело в том мире, его ведь могло и не оказаться. Вероятность была очень и очень небольшой. Чтобы две смерти с разницей в долю секунды. Но нам с тобой повезло. В отличие от той девочки».
– Девочки?! – в ужасе переспросила я.
«Ей тринадцать лет. Спасти ее невозможно. Она умрет в любом случае, согласишься ты занять ее тело или нет. И учти, это очень жестокий мир. Жестокий и опасный. Но другого предложить не могу… До завтра, Эля. Я рядом, но сейчас тебе лучше побыть со своими мыслями. Принять то, что должно произойти».
Ощущение присутствия исчезло. Наверняка Кай по-прежнему был со мной, но я этого не чувствовала.
Кай… хранитель-паразит, подъедавший мои эмоции, знавший каждую мою тайную мысль, наблюдавший за мной в самые сокровенные моменты. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Потому что завтра я умру. И окажусь в другом мире. Хотя… он ведь и там будет моим компаньоном. Интересно, удастся ли привыкнуть когда-нибудь к тому, что вся моя жизнь как на ладошке?
Я встала, накинула халат, перешла из спальни в гостиную. Остановилась у письменного стола.
Привести дела в порядок? Да какие там дела. Квартира и дача останутся двоюродной сестре, с которой мы почти не общаемся. Все, что не надо, она выбросит. Если только документы в одну папочку сложить. И компьютер отформатировать. На это много времени не потребуется.
Подумав, я удалила из телефона все фотографии, а потом сожгла в раковине снимки из альбома: свои, умерших несколько лет назад родителей и Олега. Почему-то невыносимой показалась мысль о том, что Светка выкинет их на помойку.
Вот, собственно, и все. Итог полувекового пребывания на этом свете…
Я прилегла на кровать и неожиданно для себя уснула. Как в яму провалилась. Интересно, приговоренным к смерти перед казнью тоже ничего не снится – если удается заснуть?
«Как ты, Эля?» – поинтересовался Кай, едва я открыла глаза по звонку будильника.
– Как будто не знаешь, – раздраженно буркнула я. – Сколько мне осталось жить? Полтора часа? Ты говорил, что я и в другом месте могу умереть, не обязательно в метро. Так вот в метро – не хочу. Вызову скорую, открою входную дверь входную и лягу на диван. Чтобы не гнить тут, пока на работе не хватятся и в полицию не заявят. Только вот время не сдвинется, если дома останусь?
«Не сдвинется. Делай, как сочтешь нужным».
Я приняла душ, оделась, причесалась. Смысла в этом не было никакого, вряд ли врачей со скорой интересовал внешний вид пациентов, тем более умерших. Но все равно не хотелось выглядеть какой-то замурзой. Со вкусом в последний раз выпила кофе со сливками – кто его знает, есть ли он в том мире, где мне предстояло жить.
Оставалось еще полчаса. Я сидела на диване, глядя на комнату через пелену усиливающейся дурноты, и крутила в руках телефон. Не хотелось звонить слишком рано. А вдруг начнут реанимировать и все испортят? Парадокс – вызывая скорую маме, я молилась: лишь бы успели. Но приехали слишком поздно.
– Ждите, – сказала девушка-диспетчер, когда я наконец дозвонилась и пожаловалась на сильные боли в животе – первое, что пришло в голову.
Оставив дверь квартиры приоткрытой, я вернулась в гостиную и легла на диван. Сердце срывалось в мелкую дрожь, воздуха не хватало, перед глазами расплывались черные круги.
– Ты здесь, Кай? – спросила я. – Твою мать, страшно-то как. Скажи, а что случилось… случится с этой девочкой? Как ее зовут, кстати?
«Дженна. Ее… по сути дела, казнят».
– Что?!
«В том мире смертельно опасно быть ведьмой, Эля. Учти это. Тех, кого подозревают в колдовстве, испытывают водой. Связывают руки и ноги, опускают в воду. Если утонула – значит, виновна. А если удалось откачать, подозрения снимаются. В вашем мире тоже так делали когда-то».
– У нас, кажется, было наоборот. Утонувших оправдывали и хоронили как честных христиан.
«Не все ли равно? Дженна – ведьма. Она родилась такой, а не стала по своему желанию. И она утонет. Твоя душа займет ее место. Тебя объявят невиновной, но ты все равно останешься ведьмой».
Последние слова Кая прозвучали будто сквозь слой ваты, их начал заглушать гул, становившийся все громче. Голова кружилась сильнее и сильнее, меня затягивало в какую-то безжалостную воронку. Тело налилось каменной тяжестью и погрузилось в холодную темноту…
И тут же яркий свет ударил по глазам. Я лежала лицом вниз, животом и грудью на чем-то твердом, и меня рвало водой. Спазмы скручивали тело, слезы капали на песок.
Наконец все закончилось, и я со стоном скатилась с того, что упиралось мне в живот, – с колена болезненно худого мужчины в темно-красной одежде. Мои руки и ноги были связаны, мокрое платье заставляло дрожать от холода. Грудь и горло жгло огнем.
Мужчина в красном поднялся, стряхнул песок с колен и произнес короткую отрывистую фразу. Собравшаяся на речном берегу толпа взревела. Похоже, одни радовались, другие, напротив, были разочарованы.
Ко мне подбежал еще один мужчина, уже немолодой, в богатом платье, расшитом золотом. Упав на землю, он обхватил меня за плечи, приподнял, прижал к себе и что-то быстро заговорил. Чуть отвернувшись, я встретилась взглядом со стоявшим поодаль мальчиком-подростком. Его лицо было белым, как снег.
Тихо сказав что-то, он закрыл глаза и скрестил два пальца на левой руке.
5.
«Кай, – мысленно позвала я, – ты здесь?»
«Здесь, Эля. Хотя лучше я будут называть тебя Дженной. Теперь это твое имя. До конца дней».
«Не уходи. Разговаривай со мной. Мне очень страшно. Я ничего не понимаю. Что происходит. О чем они говорят. Кто они».
Это была такая тихая внутренняя паника. И если б он не ответил, она вполне могла бы стать реальной и громкой.
«Не волнуйся. Я буду тебе обо всем рассказывать. И переводить их слова, пока ты сама не начнешь понимать и говорить. Я помогу тебе. А сейчас можешь притвориться, что от страха потеряла рассудок».
Тем временем к нам подошли двое крепких молодых парней в свободных серых туниках поверх узких штанов. Развязав руки и ноги, они подхватили меня осторожно и положили на носилки с длинными ручками, которые пристроили себе на плечи. С почти двухметровой высоты я увидела маслянисто-серую воду реки и странное сооружение на берегу. Оно напоминало колодезный журавль с воротом. На длинном конце толстой жерди висело что-то вроде стула со спинкой.
Я вспомнила гравюру из книги о средневековых ордалиях[1]. На такой стульчик сажали подозреваемого – неважно, в колдовстве или каком-то другом преступлении. Привязывали и с помощью ворота опускали бедолагу в воду. А потом вытаскивали. Захлебнувшихся посмертно оправдывали, выживших казнили. Считалось, что «чистая» стихия не может принять «нечистое». Но здесь все обстояло с точностью наоборот.
Там, где берег полого поднимался, виднелся деревянный помост, на котором кто-то сидел в кресле. Поскольку носильщики уже вышли на дорогу, разглядеть сидящего я не могла. Хотя и не сомневалась, что статус у него должен быть самый высокий. Властелин всего этого мира? Да нет, вряд ли. Тогда страны? Или просто какой-нибудь местный чиновник?
«Кай, ты знаешь, кто там сидит на помосте?» – спросила я.
«Его зовут Хеллай. Он аарцох. Правитель Марны. Так называется это государство».
«Аарцох? Почти как у нас герцог, – мысленно усмехнулась я. – Ты все здесь знаешь?»
«Когда б я успел? Пока только в общих чертах. Но узнаю, конечно, не волнуйся».
Тем временем меня перегрузили с носилок на открытую повозку, запряженную парой лошадей. Да нет, на обычную телегу с невысокими бортами, дно которой было устлано сеном. Один из парней сел на козлы, другой устроился рядом со мной и о чем-то спросил.
«Он хочет знать, не холодно ли тебе, и предлагает укрыть», – пояснил Кай.
Я кивнула. Здесь, как и у нас, была осень, небо хмурилось, с реки дул холодный ветер. С длинного синего платья, облепившего тело, с распущенных волос капала вода, и я продрогла до костей. От грубой попоны, укрывшей меня до подбородка, пахло конским потом и навозом, но мне было все равно. Зубы начали выбивать дробь, озноб прокатывал по всему телу волнами, то ледяными, то горячими.
«Кай, как бы мне не заболеть, – пожаловалась я. – Вот будет номер, если еще и здесь умру. Судя по всему, медицина местная в зародыше. А колдунить, ты сам сказал, опасно. Да я и не знаю, как».
«К сожалению, да, заболеешь, – отозвался он. – Дальше заглянуть не могу. Будем надеяться на лучшее».
«Спасибо, обрадовал!»
Везли меня недолго. Мягкая земля под копытами лошадей сменилась булыжной мостовой, и я сразу почувствовала это своей спиной: телегу начало отчаянно трясти. Впереди показалась стена, которая сделала бы честь любой военной крепости. Чтобы взять город штурмом, противнику пришлось бы приложить немало усилий. Одни тяжелые кованые ворота чего стоили.
Люди на узких улицах останавливались, смотрели на меня, переговаривались. Наверно, всему городу было известно, что на реке испытывают ведьму, хотя и не все захотели на это смотреть.
«Скажи, Кай, – меня начало затягивать в болезненную дремоту, но любопытство пересилило, – Дженна из знатной семьи? Тот мужчина, который ее… меня обнимал, он кто?»
«Ее отец. Твой. Его зовут Медор Саанти. Он правая рука аарцоха Хеллая. Главный советник. Нечто вроде вашего премьер-министра. Так что по рангу ты самая знатная женщина Марны, поскольку правитель вдовец, а его сын еще мальчик».
«А моя мать?»
«Умерла при родах. Здесь это не редкость. Насчет уровня медицины ты не ошиблась».
«И что? Если я самая знатная особа этой страны, то как же меня чуть не утопили из-за подозрения в колдовстве?» – удивилась я.
«Пока не могу сказать точно, Дженна, но думаю, что знатность и богатство в этом случае роли не играют. Тот мужчина в красном, который вытряхивал из тебя воду, – главный инквизитор. Здесь это, конечно, называется иначе, но суть та же. Думаю, он приговорил бы к испытанию водой любую женщину, даже если б она была женой или дочерью Хеллая».
За эти безмолвным диалогом я и не заметила, как телега подъехала к широкому рву, заполненному водой. Он кольцом обтекал остров, на котором стоял похожий на кружево белый замок с множеством затейливых башен и башенок. Через ров был перекинут мост с подъемной средней частью. Ворота дополнительно защищала решетка – она со скрежетом поползла вверх, когда мы оказались рядом.
Еще несколько минут, и телега остановилась, заехав в тесный внутренний дворик, вымощенный каменными плитами. Меня снова перегрузили на носилки. Высокое крыльцо, длинные коридоры и лестницы – путь показался бесконечным. Скрипнула, открываясь, дверь.
– Дженна! – полная румяная женщина в черном платье с отложным белым воротником всплеснула руками и бросилась ко мне, но остановилась на полпути.
[1] Ордалии, или Божий суд, – в средние века способ выявления виновности, испытание огнем, раскаленным железом или водой. Применялся, когда обычные судебные средства не давали нужных результатов.
6.
Подгоняемые энергичными командами и не менее энергичными жестами, парни-носильщики перетащили меня на зеленый бархатный диван и вышли. Совсем молоденькая девушка, скорее, еще девочка, в таком же черном платье с белым воротником, принялась раздевать меня, мягко заставляя то повернуться, то приподняться. В отличие от старшей, не прекращавшей говорить ни на секунду, девочка молчала. Она быстро избавила меня от мокрого платья, чулок и нижнего белья: узкой полотняной юбки, короткой рубашки и подобия трусов из полосы ткани, пропущенной между ногами и обмотанной вокруг талии.
Когда на мне оказалась другая рубашка, широкая, до щиколоток, девочка принялась сушить большим куском нагретой ткани мои волосы – длинные, густые, темные. Совсем не похожие на те, к которым я привыкла в прежней жизни: короткие и успевшие за четверть века забыть свой натуральный невнятно-русый оттенок.
Служанки – или кто они там? – помогли мне добраться до кровати, на которой вполне поместились бы трое. Ноги не держали, каждый шаг давался с трудом. Теплая от грелок простыня показалась горячей, ее прикосновение к коже было одновременно приятным и раздражающим. Укрыв одеялом, старшая озабоченно коснулась моего лба, покачала головой и о чем-то спросила.
«Она спрашивает, плохо ли тебе», – пришел на выручку Кай.
Я кивнула и блаженно вытянулась на мягкой постели.
«Кто это?»
«Старшую зовут Эфра. Кормилица и няня. Вторая – Нелида, ее дочь. Твоя служанка и подруга».
«Откуда ты все это знаешь?»
«Мне трудно объяснить, Дженна. Я не читаю мысли тех, с кем не связан, но кое-что просто… знаю. Например, что Эфре ты можешь доверять полностью. Она заменила тебе мать и любит не меньше, чем родную дочь. А вот Нелида… себе на уме. Я бы посоветовал быть с ней поосторожнее».
Немного согревшись, я то проваливалась в тонкий прозрачный сон, то выныривала из него. Нелида ушла и вскоре вернулась с полным пожилым мужчиной, одетым в длинный черный балахон. Судя по вопросам, которые он задавал, это был врач. Разумеется, я ничего не понимала, но Кай переводил, и я кивала или качала головой: к счастью, это означало здесь то же, что и у нас.
«Они думают, ты не можешь говорить от испуга, – пояснил он. – Кажется, это никого не удивило».
Подчиняясь указаниям врача, Эфра и Нелида приподняли меня, задрали рубашку до ушей и обтерли какой-то остро пахнущей маслянистой жидкостью, окуная мягкие тряпочки в тазик. Кожа начала гореть. Затем пришлось выпить что-то теплое из большой кружки, все до последней капли. Питье – горьковато-кислое, терпкое – щипало язык и нёбо, после него загорелось уже и внутри. Глаза закрылись сами собой, но сон теперь был совсем другой – глубокий, спокойный, без сновидений.