Текст книги "В плену отражения (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Что-то я совсем запуталась, – пожаловалась я. – Тут что, у каждого свое персональное время? Вон там люди ходят-бродят, те, с которыми мы не разговаривали. У них время идет. А этот стоит. И Элис стоит. И наверняка еще кто-то. Тот парень, возможно, должен был после Мартина еще с кем-то потрындеть, и тот, другой, тоже стоит, его ждет. У них, выходит, время остановилось?

– Не знаю, Света. Мы решили сидеть здесь до ужина – вот и будем сидеть. Тогда и посмотрим. Но мне гораздо интереснее другое. Вот отпустим мы свои скафандры на волю – что произойдет? С какого момента будет продолжение?

– Что значит, с какого? – не поняла я. – Ночью мы не вернулись на исходные позиции. Время дальше пошло.

– Да. Но ночью, по плану, мы спали и ни с кем не разговаривали. А вот вчера в лесу нас ждала Элис. Мы задержались и все-таки вернулись домой в то же время, в какое и должны были, – если судить по началу грозы.

– Ты хочешь сказать, что для нас все продолжится с момента несостоявшихся контактов? То есть мы все равно пойдем в лес, и наше время ускорится, чтобы потом снова стать синхронным с общим течением?

– Вполне возможно. Хотя очень не хотелось бы. Извини, конечно, не хочу тебя обидеть, но нет никакого желания заниматься трансгендерным сексом, да еще в ускоренном режиме. Я как-то еще мог это вытерпеть, когда был Мартином. Закрывал глаза и представлял на месте Маргарет тебя. Но представить тебя на месте Мартина – это уже слишком.

– Думаешь, у меня есть такое желание? – фыркнула я. – А ведь все равно придется. Хочешь ты этого или нет. Вот смотри, мы здесь часов семь, так? Сидим на скамейке, едим, разговариваем. Ну ладно, два раза сходили в замок. И за кусты еще. Не знаю, как ты, а у меня такое чувство, что я весь день рыла окопы или разгружала вагоны.

– А ты действительно когда-нибудь рыла окопы? Или разгружала вагоны? – насмешливо поинтересовался Тони.

– Не цепляйся к словам! Прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мы не сможем каждый день вот так сидеть и не пускать их в лес. Тем более, если это все равно бесполезно.

– Посмотрим, – буркнул Тони.

Но опасения наши оказались напрасными. Когда мы, как сказал Тони, отпустили вожжи, Мартин и Маргарет потащили нас туда, где мы должны были быть в тот момент – в большой зал. Маргарет шла впереди, и я видела, что она прошла мимо стоящей под аркой Элис, даже не замедлив шаг. К моему удивлению, Элис после этого отмерзла и тоже поспешила куда-то.

Так вот оно что! Если насильно подвести наши тела к тем, с кем они должны общаться, они и будут общаться, а Отражение займется починкой времени на отдельно взятом участке пространства. Но если предоставить им свободу, они сориентируются по часам, а не по последовательности действий. Тогда неиспользованный кусок просто, как сказал Тони, схлопнется, и все замершие тоже побегут туда, где должны находиться в этот момент.

За ужином Мартин и Маргарет постоянно таращились друг на друга, чем мы с Тони, разумеется, рады были воспользоваться. Влюбленные всегда и везде ведут себя, как идиоты. То смотрят друг на друга во все глаза, не думая о том, что это видно всем и каждому. То наоборот демонстративно друг друга игнорируют. Сидя за столом, Мартин все время косился вправо, вместо того чтобы уделять внимание своему тренчеру (тарелки ставили только на главный стол и на rewarde).

Хотела бы я знать, о чем думал Мартин. Он почти ничего не ел, сидел, опустив голову, со счетоводом – соседом справа – почти не разговаривал. Насколько я помнила, Маргарет ничего подобного не замечала, полностью утонув в своих собственных радостях и страхах.

Из рукава Мартин вытащил белый вышитый платок, вытер губы. Так вот куда он делся! А Маргарет думала, что его порвала или украла прачка. Это был ее любимый платок, который она вышила сиреневым шелком – буквы M и D и гирлянда цветов. Бабушка Невилл учила: каждый раз, когда пьешь, вытирай рот, мокрые губы – это непристойно. Значит, Мартин потихоньку утащил платок, чтобы даже при людях без опаски можно было целовать кусочек ткани, которого касались ее губы.

Неожиданно для себя я поняла, что испытываю по отношению к нему не только привычное раздражение на грани неприязни, но и странную жалость. А еще – совершенно непонятный стыд.

Лет десять назад, будучи одинокой настолько, что хоть на луну вой, я услышала одну песню. Убогое знание английского позволило мне понять только несколько слов: «ты словно поцелуй розы на могиле»[8]. Но этого было достаточно, чтобы моя фантазия заработала на полную катушку. Мелодия продирала до мурашек, я слушала ее раз за разом, рисуя по ночам – акварелью, черной тушью, пастелью. Сюжет был один и тот же. Рыцарь, вернувшись из крестового похода, узнает, что его возлюбленная умерла. Лунная ночь, кладбище, он на коленях целует розу, выросшую на ее могиле… Я никогда не была слишком уж сентиментальной, но этот выдуманный сюжет вкупе с песней заставлял меня плакать.

Почему-то сейчас я вспомнила и песню, и то чувство, которое она вызывала у меня. Именно оно разрывало меня в клочья, когда Маргарет впервые показала мне свою жизнь. Я узнала, пережила каждую минуту ее горя и радости. И сейчас мне было больно и стыдно от того, что моя собственная беда превратила эту волшебную и трагичную любовь в сборник непристойностей.

«Простите меня, – подумала я, обращаясь к Мартину и Маргарет так, словно они могли меня услышать. – Я постараюсь относиться к вашим чувствам с большим уважением. Уже только за то, что мы с Тони живем на свете, вы заслуживаете нашей благодарности».

В этот момент слуги начали разносить сладкое. На главный стол подали подкрашенный шафраном заварной крем и маринованные испанские апельсины. Гостям принесли растоны – круглые булочки из сдобного теста с масляной начинкой. Они лежали на больших блюдах, с которых каждый брал угощение сам. Выбирать было не принято, каждому доставался тот кусок, который находился на блюде ближе. Мартин сидел на самом непочетном месте – в торце, и ему достался последний растон, тот, что с краю.

Булочка лежала перед ним на столе, но Мартин не торопился ее есть. Подумав о чем-то, он разломил растон пополам. Я почувствовала боль: швейная игла оцарапала палец.

Значит, вот какое у вас колдовство, Бобби? Неплохо. Не гарантия, конечно, вполне может естественным путем выйти наружу, но если сработает – в итоге долгая болезнь или даже мучительная смерть. Непонятно от чего. И все будут знать, что это малефиция. Но доказать никто не сможет.

[1] Неточная цитата из статьи К.Марса «18-е брюмера Луи Бонапарта», где он ссылается на Г.В.Ф.Гегеля: «Гегель замечает где-то, что все великие всемирно-исторические события и личности повторяются дважды: первый раз как трагедия, а второй – как фарс».

[2] «Декамерон» (итал. Il Decamerone, от др. – греч. δέκα «десять» и ἡμέρα «день» – букв. «Десятиднев») – собрание ста новелл итальянского писателя Джованни Боккаччо, одна из самых знаменитых книг раннего итальянского Ренессанса, написанная приблизительно в 1352–1354 гг. Большинство новелл посвящены теме любви, многие имеют эротический характер.

[3] В XV–XVIII вв. немецкая мужская распашная куртка, плотно облегающая тело. Надевалась под верхнюю одежду, обычно на накидку.

[4] «Detti piacevoli» («Остроумные сентенции») – трактат, приписываемый итальянскому поэту и философу XV в. Анджело Амброджини по прозвищу Полициано.

[5] Виртуальная реальность (англ. virtual reality, VR – искусственная реальность) – созданный техническими средствами мир (объекты и субъекты), передаваемый человеку через его ощущения: зрение, слух, обоняние, осязание и другие. Виртуальная реальность имитирует как воздействие, так и реакции на воздействие.

[6] Цитата из стихотворения В.Маяковского «Послушайте» (1914)

[7] Здесь: trencher (англ.) – кусок хлеба, используемый вместо тарелки

[8] Имеется в виду песня Seal «Kiss from a rose», вошедшая в саундтрек к фильму «Бэтмен навсегда» (1995). На самом деле никому, кроме автора, точно неизвестно, на могиле (on the grave) роза или в сумерках (on the gray). Но Seal предпочитает сохранять мистификацию, предлагая слушателям ориентироваться на свое воображение.

14. Пока еще не допрос

– Мы связались с вашим семейным врачом, мистер Даннер, – детектив-сержант Локер небрежным жестом поправила очки и прочитала что-то в своем планшете.

– Лорд Скайворт, если позволите, – поправил Питер, на что Локер лишь нетерпеливо дернула плечом.

– Доктор Фитцпатрик подтвердил, что мистер и миссис Каттнер в данный момент не в состоянии давать показания, а также отвечать за свои действия. Поскольку он не психиатр, нам придется провести медицинское обследование. Но мне непонятно другое. Констебль связался с лечащим врачом миссис Каттнер, и тот говорит, что она находится в таком состоянии уже довольно давно. С мистером Каттнером это случилось в вашем доме. Я могу узнать, почему они оба находятся здесь, а не в лечебном учреждении?

– Потому что ни одно лечебное учреждение не знает, что делать в таком случае.

– Откуда вы знаете, что у Каттнера та же болезнь, что и у его жены? – Локер сдвинула очки и посмотрела на Питера в упор. – Вы не врач. И даже доктора Фитцпатрика пригласили не сразу.

– Он вел себя точно так же, как и его жена. То есть никак не себя не вел. И я собирался отвезти их обоих в Лондон, как только моей жене станет лучше. Она от всех этих потрясений заболела, – все это Питер сказал, скрестив за спиной пальцы, поскольку с детства усвоил: врать на тему здоровья опасно.

Чертов Фиц! Ведь просил же его молчать о том, когда он был у них. Впрочем, скорее всего, это не он, а кто-то из слуг. Может, даже Джонсон – его ведь не предупредили, что это нежелательная информация.

Питер позвонил врачу, как только Локер начала опрашивать слуг. Тот долго вздыхал, молчал, но все же согласился не упоминать о точной дате визита, если ему не зададут об этом конкретного вопроса.

«Только одно мне объясните, пожалуйста, – попросил он. – Почему вы на самом деле пригласили меня только вчера?»

«Потому что ожидали чего-то подобного, – сдался Питер. Чтобы правдоподобно соврать, надо было сказать часть правды. – Полицию. То есть одно с другим не связано, но так уж все сложилось».

«То есть, если бы вы не ждали полицейских, то вообще ко мне не обратились бы?»

«Ну… да».

«Почему? Вы знаете, в чем дело, так? И знаете, что никакие врачи не помогут?»

«Знаю».

«Что это? Наркотики? Медитативные практики?»

«Вроде того. Спиритизм. Они пытались общаться с духами своих предков».

«Я бы сказал, что это вздор, – вздохнул Фиц, – если бы не знал, что такие случаи бывают. Но постойте, если я правильно понял, миссис Каттнер ушла в себя сразу после родов?»

Питер подумал, что загнал себя в ловушку, но все же выкрутился:

«Они практиковали это еще во время беременности, и с ней уже были такие… моменты. Правда, это быстро проходило».

«Мда… – задумался Фиц. – Роды могли спровоцировать этот эскапизм. Но мистер Каттнер? Он же, наверно, не идиот? Как он-то решился на новые опыты, зная, что произошло с его женой?»

«Никто не связал ее состояние со спиритическими сеансами, – продолжал выдумывать Питер. – В тот вечер, когда они приехали, Тони попросил нас с женой поучаствовать в сеансе. Уж и не знаю, зачем мы согласились».

«И что? Это был настоящий сеанс, с верчением стола?»

«Нет, с доской[1]. Жена потом ее выбросила».

«И как, вызвали духа?»

«Не знаю. Я во все это не верю. Но факт, что утром мы обнаружили его… вот в таком состоянии».

«Если полиция будет сильно наседать, – посоветовал Фиц, – можете им все это рассказать. Конечно, они попытаются не поверить, но эзотерические опыты нередко приводят к нарушениям психики. Особенно если они принимали что-то для вхождения в транс. Галлюциногены какие-нибудь, например».

– Ладно, оставим это… пока, – сказала Локер, отложив планшет и снова поправив очки, которые делали ее рачьи глаза еще более выпуклыми. – Поговорим о Каттнере. Как давно вы его знаете?

– Лет двадцать. Мы учились вместе.

– А в детстве? Он ведь из Скайворта?

– Нет. В Скайворте у него родственники. Он родился в Стэмфорде и жил там… не помню, до тринадцати лет, что ли. Потом его семья переехала в Бостон. Мы познакомились уже в Оксфорде.

– Он был вашим управляющим. Почему вы взяли его на эту должность?

– Странный вопрос, – пожал плечами Питер. – Мне нужен был человек, он подходил. Мы с женой решили, что лучше это будет кто-то близкий.

– И почему он уволился?

Питер подумал, что если в чем-то заподозрить человека, подозрительным будет выглядеть любое его действие, даже самое безобидное.

– Ему предложили другую работу. В Лондоне. К тому же он собирался жениться.

– Его жена – подруга вашей жены, так?

– Да. И что? Какое это имеет отношение?..

– У Каттнера была интимная связь с Холлис?

– Откуда мне знать? – возмутился Питер.

– Вы же друзья?

– И что? Друзья должны докладывать друг другу о своих, как вы говорите, интимных связях?

– Видимо, об этом знают все, кроме вас. И, возможно, жены мистера Каттнера.

Дьявол! Только идиот мог подумать, будто в этом доме можно что-то сохранить в тайне. Одна маленькая шлюшка похвасталась или пожаловалась другой – и понеслось. И не надо быть провидцем, чтобы догадаться, кого заподозрят в первую очередь.

– Вы полагаете, он специально приехал сюда, чтобы убить мисс Холлис?

– Послушайте, мистер… лорд Скайворт. Мы с вами сейчас просто беседуем. Позднее я приглашу вас для дачи официальных показаний, но сейчас у меня даже диктофон не включен. Скажите честно, на моем месте вы думали бы иначе? Не зная Каттнера лично, просто по обстоятельствам?

– Не знаю, – честно ответил Питер. – Возможно, я тоже подумал бы на него. Но ведь вы сами сказали, что у нее были напряженные отношения со всеми в этом доме.

– Да, это так, – кивнула Локер. – Но, судя по тому, что я услышала, мотив был только у Каттнера.

Питер встал, подошел к окну, посмотрел в сад. Света и Тони все так же сидели на скамейке, рядом стояла коляска со спящей Мэгги. И Фокси сторожила коляску, и Вера вязала в шезлонге. Привычная ежедневная картина.

А насколько хорошо он знает Тони, мелькнула предательская мысль. Двадцать лет – достаточно ли, чтобы изучить человека от и до? Иногда Тони удивлял его так, словно это был незнакомец. Но можно ли вообще узнать человека настолько, что он не будет удивлять?

Нет, кто угодно, но только не Тони. Скорее, Питер мог бы поверить, что он сам выбрался ночью из дома и убил Энни. Хотя нет – Энни вряд ли. Тогда уж Хлою.

Он повернулся к Локер, которая терпеливо ждала, сидя за круглым столом: для беседы с обитателями дома выбрали малую голубую гостиную.

– А в чем, по-вашему, мотив, офицер? Исходя из ваших слов, я могу предположить только шантаж. Но не вижу логики. Почему сейчас, а не год или полгода назад? К тому же, если эта связь имела место до знакомства мистера Каттнера с его супругой, в чем может быть суть шантажа? По-вашему, переспать с горничной – это так ужасно? Мистер и миссис Каттнер – достаточно взрослые люди, каждый со своим интимным багажом. Другое дело, если бы эти отношения продолжались. Но они не продолжались, думаю, вам это известно.

– И все же! – не сдавалась Локер. – У него нет алиби на время убийства.

– Они с женой приехали в Скайхилл в субботу днем, – возразил Питер. – До позднего вечера он постоянно был у всех на виду.

– Убийство могло произойти и в ночь с субботы на воскресенье, когда Каттнера никто не видел. Слуги сказали, что, хотя двери дома и закрываются на ночь, выйти можно через веранду, не говоря уже о любом окне первого этажа. Если бы тело обнаружили раньше, то и время убийства можно было бы определить точнее, но – увы.

– А кстати, вы уверены, что это убийство? – спросил Питер. – В моей адвокатской практике был случай, когда все выглядело как убийство, но это оказался несчастный случай. Она могла упасть, удариться головой.

– Теоретически могла, – нехотя согласилась Локер. – Но там, где ее нашли, нет ничего, обо что можно разбить голову. Это поляна. Ни камней, ни деревьев. Ее либо ударили по голове, либо принесли оттуда, где она сама ударилась. Что подразумевает чье-то присутствие.

– Констебль рассказал вам о моих подозрениях в адрес бывшей жены? Моей бывшей?

– Да, но это все так… невразумительно. Священник близорук и не уверен стопроцентно, что видел именно вашу жену. А что касается образца ткани – мы не нашли среди вещей Холлис подобной одежды. Конечно, мы проверим, где была миссис Даннер во время убийства, но мне кажется, что это пустая трата времени. Эксперты сейчас работают с телом, возможно, выяснится что-то важное. Я попросила бы вас не уезжать никуда в ближайшее время. И чтобы мистер и миссис Каттнер тоже оставались здесь.

Детектив-сержант поднялась, одернула короткий черный пиджак, кивнула в знак того, что разговор окончен, и вышла. Питер сел в кресло и задумался. С горечью он вынужден был признать, что за последние годы отвык мыслить как адвокат. Нет, он был уверен, что Тони ни в чем не виноват, но не представлял, как смог бы убедить в этом кого-то еще. Например, присяжных.

Подожди, остановил он себя, до присяжных еще далеко. Но если Локер не найдет настоящего убийцу Энни, – а Питер крупно сомневался, что найдет, – все может сложиться очень даже неприятно. И тогда Тони – да и Свете тоже – лучше будет оставаться там, где они сейчас. Но с другой стороны, если убийство повесят на Тони, он окажется в закрытой психиатрической лечебнице, тут даже сомнений нет. И что там с ним будет дальше – даже думать не хочется.

Искать убийцу Энни самому? Нанять частного детектива? Возможно, и придется. Все было бы проще, если бы Питер был уверен: это дело рук Хлои. Но он не был уверен, потому что не понимал логики. А когда Питер чего-то не понимал, он злился и чувствовал себя уязвимым. Его подозрения не подкреплялись ничем существенным. Конечно, можно было убедить себя в ее сумасшествии и полной невменяемости, но этого не хватало.

Скрипнула дверь, вошла Люси, села напротив.

– О чем она тебя спрашивала? – спросил Питер. – О Тони?

– Да. И о Свете. Даже, наверно, больше.

– А об?..

– Интимной связи? – Люси очень похоже передразнила Локер. – А как же! Только ее больше интересовало, знала ли Света об этом. Ну, мол, вы же подруги, она должна была с вами поделиться.

– И что ты сказала?

– Что слышала что-то такое мутное, но это было давно и несерьезно. И что Света, разумеется, об этом ничего не знала, иначе да, конечно, сказала бы мне. А потом я вышла и подумала, что мы с тобой, граф, просто дремучие идиоты. Эта паучиха уже решила, что Тони прикончил Энни. А мы с тобой дровишек подбросили: да-да, миссис Каттнер ничего не знала. Наоборот, надо было твердить, что все это фигня, ну было, подумаешь, делов-то. И что Светка как раз все знала. И все вокруг знали. Вот тогда бы ей пришлось другой мотив для Тони сочинять. А так она уверена, что, даже если он и не притворяется невменяемым, значит, спятил реактивно. После чего? А после убийства. Умышленного, неумышленного – неважно.

– Вот ведь дерьмо! – Питер стукнул себя кулаком по колену. – Я все-таки надеялся, что про них с Энни не всплывет. Да, ты права, похоже, мы хотели как лучше…

– А получилось как всегда, – буркнула Люси по-русски. И снова перешла на английский: – Ты все-таки думаешь, это Хлоя?

– Не знаю, Люс, – Питер поморщился так, словно откусил пол-лимона. – Я не могу понять, и меня это бесит. Зачем понадобилось лезть к Агнес? Что она еще хотела узнать? Что хотела сделать? Убить Энни, чтобы подставить Тони или меня – это слишком даже для психопатки.

– Успокойся, – Люси накрыла ладонью его барабанящие по столу пальцы. – Ты не можешь нормально думать, когда злишься. Пока еще ничего страшного не случилось. Успокойся – и мы подумаем вместе.

[1] Уиджа (англ. Ouija board) – доска для спиритических сеансов с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами от 0 до 9, словами «да» и «нет» и со специальной планшеткой-указателем.

15. Точка обзора

После скудного завтрака из хлеба с водой Мартин отправился в комнату, которую ему отвели под мастерскую. Ее окна выходили на восток, поэтому светло там было только до обеда. В ожидании Маргарет он подправлял уже написанное, и это было волшебное ощущение. Я не рисовала очень давно, а красками – тем более. Его точные аккуратные движения вызывали у меня настоящий восторг, как будто были моими собственными. Да они и были моими. Это я сейчас вместе с ним писала портрет Маргарет – тот самый портрет, для которого вместе с ней позировала только позавчера.

Она задерживалась, и Мартин все чаще посматривал на дверь. Я знала, в чем дело, и мысленно хихикнула, когда вошла Элис и сказала, что миледи нездорова и не сможет прийти. Мартин тяжело вздохнул и продолжил работу.

Писал он быстро, портрет был уже почти готов, и на днях предстояло начать следующий – Хьюго. Я подумала, что Мартин действительно мог стать если не великим, то, по крайней мере, известным художником, сложись его жизнь иначе. Мне захотелось узнать о нем больше. Тони обещал рассказать о его жизни до встречи с Маргарет, что-то я уже знала и еще узнаю сама, но что с ним случится, то есть уже случилось после Скайхилла – это навсегда останется тайной.

Ушедшее из комнаты солнце заставило его остановиться. Тщательно убрав рабочее место – в этом он был по-немецки педантичен, Мартин сел в кресло и закрыл глаза. Это было очень кстати: после вчерашних посиделок в парке я чувствовала себя так, словно провела целый день в спортивном зале. Болела каждая мышца, каждый сустав, но телу Мартина это было до лампочки – оно двигалось как обычно: резко и стремительно. Почти всю ночь он не спал. Вертелся с боку на бок, вставал, пил воду из кувшина. Возможно, когда-то в реальности он думал о Маргарет. А может, об иголке и о Роберте Стоуне. Это я знала, что в Скайхилле с ним ничего особенно плохого не произойдет, но не он.

Подремав немного, Мартин пообедал в людской и вышел в парк, где устроился на траве под деревом. Я дала ему как следует выспаться, заодно отдохнула и сама. Когда он проснулся, тело ныло уже не так сильно, и я потащила его к Маргарет. Помимо всего прочего, это была моя маленькая месть Тони. Конечно, он тоже не особо привлекал меня в женском обличье, но я хотя бы не высказывалась так резко.

Маргарет сидела на скамье с раздраженно-страдающим видом и вышивала. Элис на полу разбирала мотки ниток и раскладывала по цветам. На сундуке лежала стопка чистых простыней, рубашек и всяких тряпок. Рядом валялся мешок для грязного белья.

– Я думал, ты вообще не придешь, – брюзгливым тоном сказал Тони.

– Мне хотелось порисовать, – злорадно ответила я. – Мы с Мартином заканчивали ваш с Маргарет портрет. А еще – дать тебе возможность прочувствовать ситуацию.

– Просто отвратительно! Ужасно быть бабой! Могла бы предупредить, что ли!

– Да ладно! – фыркнула я. – Сейчас-то тебе что? Маргарет сама с этим управляется. А вот когда ты будешь настоящим хозяином этого тела…

Тони посмотрел так, словно готов был откусить мне голову.

– Впрочем, от этого дела есть хорошее средство, – не могла остановиться я.

– Какое? – с надеждой спросил Тони.

– Беременность, роды и грудное вскармливание.

– Заткнись! – рявкнул он.

– Какой ты милый, – улыбнулась я. – И я тебя тоже люблю.

– Извини. Просто меня все это… бесит.

– Не расстраивайся. Женщин это тоже бесит. Только они приспосабливаются, куда ж деваться. И ты привыкнешь. Первый раз – это стресс, да. Любая девочка подтвердит.

– Ты прекратишь или нет? – окончательно разозлился Тони. – Посмотрю я на тебя, как ты будешь сама бриться каждый день.

– Не буду, – коварно усмехнулась я. – Отпущу бороду. Длинную-предлинную бороду. И усы. Как на его портрете. Он там похож на гнома.

Я пошла в спальню и принялась стаскивать с себя одежду. Бесконечные крючки, пуговицы, ремешки, шнурки – просто ад! Я не представляла, как буду все это возвращать обратно, но особо не беспокоилась. Можно было ходить вообще голышом – никто бы не заметил.

– Что ты там делаешь? – крикнул Тони.

– Раздеваюсь.

– Зачем? – испугался он.

– Хочу посмотреть на себя в зеркало. То есть на Мартина.

– Ты спятила?!

– С чего вдруг? Надо же узнать, что мне досталось в аренду. Я, конечно, его уже видела полураздетым и некоторыми фрагментами, но это не то. И не говори, что ты так не делал. Маргарет каждое утро смотрит на себя в зеркало. Это у нее ритуал такой. А у Мартина только маленькое зеркальце для бритья.

Тони не сразу нашел что ответить. Помолчав, он выдал убийственный, по его мнению, аргумент:

– Это она, а не я. А ты сама собираешься пялиться на постороннего голого мужика. Притом что твой муж находится рядом.

– Ты сам-то слышишь, что говоришь? – захохотала я. – Это не посторонний голый мужик, сейчас это мое тело. Мы с ним в туалет вместе ходим, куда уж интимнее. Сколько я еще в нем проживу – одному богу известно. Может быть, всю оставшуюся жизнь.

Неловкими, непослушными пальцами я стащила с себя все и встала перед зеркалом. В этом не было ни капли эротического. Я просто обживала свой новый дом, знакомилась с ним. С Маргарет было легче – я попала в ее тело, когда она еще была девочкой, и успела привыкнуть к нему. К тому же она – как и любая женщина – проводила перед зеркалом немало времени, критически изучая свое лицо и фигуру. Кстати, фигуры у нас были очень похожими, а я на свою – ну, может, за исключением некоторых незначительных деталей, никогда не жаловалась. И в этом была еще одна причина, по которой мне хотелось увидеть тело Мартина.

Немецкое платье с его странными пропорциями не позволяло должным образом оценить сложение. Я знала только, что Мартин достаточно высок и крепко сложен, но под вамсом у него могло быть пузо, а под безобразными штанами-буфами – по-женски толстая задница. Во время их с Маргарет лесных свиданий они никогда не раздевались, ну а потом, когда встречались у нее в комнате по ночам, было темно. На ощупь? Ну, это как те слепые, которые подобным способом исследовали слона. Каждый составил себе представление, отличное от других. И от оригинала.

Казалось бы, какая разница? Не все ли равно, что за оболочка досталась мне в этой псевдожизни? Но… нет. Мартин раздражал меня, так сказать, по факту. С самого начала, с первой минуты. Однако теперь, когда мы с ним оказались в принципиально иных отношениях, я должна была к нему как-то привыкать. И если к лицу я уже более или менее притерпелась, то с телом еще даже толком не была знакома.

Впрочем, все оказалось неплохо. Положа руку на сердце, даже не хуже, чем у Тони. Вполне приличная мужская фигура. В наше время его вполне могли бы пригласить рекламировать, например, спортивное питание. Или нижнее белье. Так что смотреть на себя в зеркало было не стыдно.

– Ты мне не поможешь? – попросила я, запутавшись в крючках и пуговицах.

– Еще чего? – мстительно отозвался Тони. – Как раздевалась, так и одевайся обратно.

– Ну и пожалуйста, – хмыкнула я. – Ты ведешь себя как настоящая тетка в это время. Женские гормоны заставляют тебя вредничать и капризничать.

– Может, ты пойдешь погуляешь? – окрысился Тони. – А мы с Маргарет повышиваем. Вот знаешь, нравится мне вышивать. Успокаивает.

– Ну а что? – я вернулась к нему. Застегнуться не удалось, но я надеялась до вечера ничего не потерять из одежды, а там уж Мартин сам разденется и утром снова оденется. – С работы тебя, наверно, уже выгнали. Сможешь продавать хэндмейд. Или портреты писать.

– А ведь правда, – Тони даже пяльцы отложил. – Я всегда жалел, что не умею рисовать. Если все будет как с тобой…

Он так обрадовался, что даже забыл о необходимости дуться и злобничать. Равно как и о том, что для начала надо как-то вернуться домой. Карибский кризис улегся сам собой. Элис наконец ушла. Конечно, она нас не видела и не слышала, но все равно ее присутствие раздражало. Мы устроились на кровати немного поболтать.

Сначала обсудили вчерашний эксперимент, потом я рассказала об иголке в растоне.

– Да, Мартин тут нажил врагов, – ничуть не удивился Тони. – Стоун облизывается на Маргарет с первого дня, как мы сюда приехали. Думаю, представляет ее, когда спит со своей тощей женой.

– Жаль, что он меня не может услышать. А так можно было бы его попугать. Сказать, что в сентябре его жена забеременеет и в ночь на первое июня родит мертвую девочку. Странно все-таки, что он взял ребенка Маргарет.

– Не вижу ничего странного. Таким мерзавцам хочется власти. Любой. Пусть даже над маленьким ребенком. Мы же не знаем, как он с ним обращался. Сомневаюсь, что хорошо.

– Знаешь, Тони, меня Мартин всегда бесил, но вчера почему-то мне стало его жаль. Еще до иголки.

Я рассказала Тони о поцелуе розы, о том, как мне стало стыдно за свои насмешки над их отношениями. Он долго молчал, потом повернулся ко мне.

– Ты бросаешься из крайности в крайность, Света. Я тоже думал об этом, когда Мартин ушел, и я остался один. На самом деле жизнь не роман и не картинки на заборе. Она и то, и другое. И даже не попеременно. Все зависит от ракурса. Иногда встанешь в позу играть трагическую роль, а кругом – комикс. Или думаешь: ах, жизнь – театр. Присмотришься повнимательнее – ан нет, цирк и зоопарк. Ну а то, как другие смотрят на твои чувства… Ты знаешь историю короля Эдуарда VIII?

– Который отрекся от престола, чтобы жениться?

Историю эту я знала довольно хорошо, но если человек хочет тебе что-то рассказать, почему бы не позволить ему это сделать?

– Да. Он женился на американке Уоллис Симпсон. Она дважды была разведена. По закону о престолонаследии король должен одобрить брак любого члена своей семьи. Однако самому ему никто не указ. За одним исключением: он не может жениться на католичке.

– Разве Симпсон была католичкой?

– Нет. Но есть еще один тонкий нюанс. Король – глава англиканской церкви. И что дозволено рядовому члену церкви, не дозволено ее руководителю. Формально человек, бывший супруг которого еще жив, в глазах церкви не является свободным. Твой нежно любимый Генрих VIII не разводился – он аннулировал свои неудачные браки, а это большая разница. Была бы миссис Симпсон дважды вдовой – никто бы и слова не сказал. Но я не о том. Одни считают их взаимоотношения величайшей историей любви XX века. А другие – что слабый и недалекий человек предал свою страну, свой народ, попав в лапы хитрой, корыстной и развратной женщины. Ну а истина, как обычно, где-то посередине. Да что там король. Взять нас с тобой.

– А что мы?

– Друзья по какой-то странной причине решили нас свести. На первом же свидании мы напились в баре и не переспали только потому, что были слишком пьяны. Но сделали это на следующий день и потом трахались в каждом углу, как кролики, пока ты не залетела. И тогда мне пришлось на тебе жениться. Похоже?