Текст книги "В плену отражения (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

В ответ я подумала нечто очень нецензурное, постаравшись направить мысль так, чтобы ее не услышала сестра Констанс.

Уже смеркалось, когда мы наконец отправились в путь. Аббатиса пошла нас проводить – уж она-то лучше знала, в каком месте дороги открывается проход между мирами. Красующийся на Полли Тони-амазонка в разодранных юбках бесил меня неимоверно, но что я могла сделать?

– Где-то здесь, – сказала сестра Констанс, когда мы проехали по дороге с полкилометра. – Она прошла чуть вперед и вернулась обратно. – Да, здесь. С той стороны дождь. Возьмите левее, в поле. А потом вперед. Если вдруг внезапно пойдет дождь, а дом сзади исчезнет, возвращайтесь и возьмите еще левее.

Распрощавшись со старой монахиней – я очень надеялась, что навсегда, – мы проехали по полю метров сто и повернули параллельно дороге. Дождя не было, избушка все так же смутно виднелась сзади.

– Ни фига не понимаю, – призналась я. – Мы объехали эту дверь по дуге и вернулись на дорогу. Только это дорога снова того мира – не нашего. А если бы проехали через дыру, то оказались бы на дороге нашего мира. У меня мозг плавится. То есть, не мозг, конечно, но неважно.

– Потому что тут все нелинейное, – хмыкнул Тони. – Извини, я не могу тебе это объяснить.

– Потому что сам не понимаешь, – поддела я.

– Возможно, – не стал спорить он. – И я не собираюсь плавить мозг Маргарет, он мне еще пригодится.

Я промолчала, потому что гораздо больше меня занимала другая проблема. Хотя это тоже была проблема линейности-нелинейности.

Я не могла перемещаться в пространстве поступательно. Либо висеть в воздухе неподвижно, либо мгновенно переноситься из одной точки в другую. Для этого я должна была выбрать ее и сфокусировать на ней свой псевдовзгляд. Или представить. Я могла, к примеру, опуститься на плечо Тони и оставаться там, пока он находится на месте, но не могла ехать с ним, поскольку никакой опоры, разумеется, у меня не было. В результате я постоянно оказывалась или позади Тони, или впереди. И это раздражало гораздо сильнее, чем его выпендрежная посадка или рассуждения насчет нелинейности пространства.

Хотя Полли шла ровным шагом, Тони очень скоро устал сидеть в непривычной позе, я видела это по его лицу и напряженной спине. Однако он изо всех сил старался не показывать этого. Я хихикала мысленно, но все же мне было его жаль. Кстати, я сообразила, как сделать, чтобы Тони не понимал то, что ему не предназначалось. Мне надо было думать, обращаясь к оставшейся позади сестре Констанс или хотя бы не вербализовать мысли, заменяя их размытыми чувственными образами. Если же я пыталась думать по-русски, Тони все равно меня понимал, хотя и плохо. Смешно, еще сутки назад я изо всех сил старалась передать Тони свои мысли, а теперь наоборот, пыталась их от него скрыть.

В деревне мы выбрали дом побогаче. Там Тони на глазах у хозяина и его домочадцев разжился седлом, едой, водой и одеждой. Мужской одеждой.

– Хватит с меня бабских тряпок, – заявил он.

– Ну-ну, – подумала я, глядя, как Тони пытается натянуть на женские бедра узкие штаны. Хорошо хоть рубаха нашлась просторная, а то бы еще и грудь не влезла.

На ночлег мы остались в этом же доме, причем Тони устроился на кровати хозяев. Видимо, у него были железные нервы – я бы точно не смогла спать, если бы у кровати, как часовые, застыли две неподвижные фигуры, место которых он занял.

До Дувра мы добрались за четыре дня, в объезд Лондона. Недалеко от порта пришлось попрощаться с Полли. Она не настоящая – мне снова пришлось напомнить об этом себе. Пошатавшись по порту, мы выбрали себе корабль понадежнее, который отплывал в Кале. Ноябрьская погода оптимизма не внушала, море хорошо раскачало, а нам вовсе не хотелось, чтобы Маргарет утонула и снова очутилась в Скайхилле. Поболтало нас изрядно, половину пути Тони провел, свесившись через борт, но в целом плавание прошло благополучно.

На французском берегу мы раздобыли лошадь и припасы и придумали, как будем передвигаться. Зайдя на постоялый двор, внимательно слушали разговоры, чтобы найти тех, кто собирался ехать в нужном нам направлении, а потом просто пристраивались к ним, держась в пределах видимости. Двигаться по солнцу у нас не получилось бы: небо почти все время было покрыто тучами. Впрочем, по мере продвижения на юг становилось теплее, хоть это радовало.

Хуже стало, когда мы добрались до Оверни. Если с французским языком у нас обоих проблем не было, то с окситанским дело обстояло плачевно: ни Маргарет, ни Мартин его не знали. Возможно, я и могла бы читать мысли, ну, или хотя улавливать какие-то образы, но никаких мыслей в головах окружающих не было по определению. К счастью, мы догадались забраться в ратушу одного из городков, через который проезжали, и украсть карту окрестных земель.

Учитывая мой дерганый способ перемещения, когда я пропускала Тони вперед, а потом мгновенно догоняла его, разговаривать мы с ним могли только во время привалов. По ночам он спал, а мне оставалось только думать и вспоминать. Конечно, я делала это и раньше, в телах Маргарет и Мартина, но теперь, когда ничто телесное мне не мешало, воспоминания стали необыкновенно яркими и отчетливыми.

Надо сказать, как только мы оказались во Франции, у меня появилось смутное ощущение, что когда-то я здесь уже была. Ну да, была, с Федькой – но лишь в Париже. Нет, это было совсем не то. Знакомой казалась именно провинция, которую я не могла знать даже по фотографиям из интернета. Почему-то Франция, в отличие от Англии, меня никогда особо не интересовала.

Мы были уже близко от Оверни, когда нам встретилась вооруженная охрана какого-то вельможи. Что-то такое шевельнулось в памяти, когда я смотрела на французских солдат. И вдруг…

«Забил снаряд я в пушку туго. И думал: угощу я друга…»

Баба Клава! Так вот оно что! И вот почему меня отдали в школу с французским! Но почему-то эта тема у нас дома никогда не всплывала, не удивительно, что я обо всем забыла.

– Тони, я знаю, как мои предки оказались в России, – сказала я, когда мы устроились на ночлег в очередном богатом доме (с картой необходимость выслеживать на постоялых дворах попутчиков отпала).

– И как? – пробормотал он уже в полудреме.

– Не спи, слушай! Я вспомнила. Моя бабушка, папина мама, умерла еще до моего рождения, но у нее была сестра, баба Клава. И меня к ней отправляли на лето в деревню.

– Да, ты рассказывала, я помню. И что?

– А то, что у нее девичья фамилия – французская. Корбье. Я нашла какую-то старую-старую открытку, адресованную Клавдии Корбье, и спросила, кто это. По мужу-то она была Дроздова. Мне тогда шесть было. Или семь. Она рассказала, что наш предок был французским офицером и остался в России после войны 1812 года. Тогда много французов осталось. И мы с ней, с бабой Клавой, учили стихотворение про Бородино. Ну а потом я все благополучно забыла. И только сегодня вспомнила. Ну, а от Франции до Англии вообще рукой подать.

– Ну вот паззл и сошелся, – сказал Тони и укрылся одеялом с головой.

От нечего делать я хотела полетать по дому, рассмотреть картины и мебель, но тут Тони снова вынырнул из-под одеяла.

– Ты здесь? – спросил он. – Я уже засыпал, и вдруг в голову пришла одна очень странная мысль. Ты школьную физику помнишь?

– Глупый вопрос! Конечно, нет. Ну, если только что-то нужное архитектору. Сопротивление материалов и тому подобное. Только это не школьное.

– Если этот мир – отражение, значит, должен быть какой-то особый источник света.

– Да? А зеркало тогда где? – не поняла я.

– Какое зеркало? Мы видим предмет только потому, что свет падает на него и отражается нам в глаза. А зеркало – это уже двойное отражение: от предмета на зеркало и от зеркала в глаза.

– То есть выходит, если рядом с предметом нет человека с глазами, нет и отражения?

– Ну, формально – да, – согласился Тони. – Но не обязательно глаза. Может быть какой-то светочувствительный материал. Как фотопленка, например.

– Кажется, начинаю понимать. Ты хочешь сказать, что должен быть какой-то источник света, или, точнее, источник энергии, который обеспечивает существование Отражения. От него падают лучи на наш мир… на оба наших мира, отражаются и фиксируются… не знаю, на чем. На чем-то в пространстве. Может, это Бог? Ну, источник энергии?

– Не знаю, может быть. Но как с этим связаны кольца и драконы? А я уверен, связь должна быть.

Непонятно почему, я вдруг разозлилась.

– Давай лучше ты будешь спать! – буркнула я и мгновенно перенесла себя в другую часть дома.

[1] (англ.) «Я узнаю твои секреты, когда ты разговариваешь во сне» – слова из песни «Talking In Your Sleep» (1983) группы The Romantics

[2] Numerus clausus (лат.) – ограниченное количество, квота

[3] 1291 г.

[4] Подобная посадка описана в книге И.Ефремова «Таис Афинская»

33. Ловушка

– Она приезжала в прошлом году, – всхлипывая, рассказывала Лора. – Сказала, что когда-то давно тут был ее дедушка, когда Присцилла была еще маленькой. Что Присси рассказала ему про кольцо. И что ей с тех пор очень хотелось сюда попасть, увидеть Джереми. И кольцо тоже.

– На самом деле это был мой дедушка, – мрачно сказал Питер. – И что, ты ей рассказала про кольцо?

– Но я же не знала! Я сказала, что кольцо это приносит несчастье, и поэтому мы его зарыли под драконом. Что Джереми его стережет.

– И все? Больше ничего? Не рассказывала, как его можно добыть?

– Нет. А как? Я и сама не знаю. Я думала, раз дракон стережет кольцо, его никто не сможет выкопать.

Питер взял лопату, вошел в грот, засыпал яму и разровнял землю. Джереми забрался в пещеру, тяжело вздохнул и лег на привычное место.

– Вчера она была у Джереми? – спросил Питер, выбравшись наружу. – Чешую брала на память?

– Не помню, – наморщила лоб Лора. – То есть да, была. А вот чешую… Ирвин утром как раз все вычистил. Но, может быть, на земле нашла? Видишь, как с него сыплется? Осень же.

На земле валялось несколько синих чешуек – темных и светлых. Питер подобрал светлые, положил в карман.

– Если у тебя есть что-то от дракона: чешуя, зуб или коготь – он тебя не тронет. Можно просто согнать его с места, он отойдет и будет рядом стоять. Если она подобрала чешую, то запросто могла вернуться ночью и выкопать кольцо. И где мы теперь ее будем искать?

– Да кто она такая? – не выдержал Ирвин. – И зачем ей понадобилось это кольцо?

– Моя бывшая жена, – нехотя буркнул Питер. – Она ненормальная. По-настоящему. Сумасшедшая.

– И почему она не в лечебнице, если сумасшедшая?

– Потому что ее никто не может поймать, вот почему.

Они вернулись в дом и устроились в гостиной – Лора и Ирвин на диване, Питер и Джонсон в креслах. Не вдаваясь особо в подробности, Питер рассказал, как Хлоя год назад украла другое кольцо из склепа, как пыталась добыть драконью чешую из шкатулки лорда Колина, как похитила Люси и Джина.

– Бред какой-то, – пробормотал Ирвин.

– А дракон не бред? – подал голос молчавший до сих пор Джонсон.

– А что не так с драконом? – удивилась Лора. – Ну да, конечно, они не на каждом шагу попадаются, но ничего удивительного в них нет.

Ну да, конечно, подумал Питер, если ты выросла в компании дракона, то, разумеется, ничего удивительного. Интересно, они вообще догадываются, что рядышком, через стеночку, живет себе еще один мир, в котором драконы – как раз нечто очень даже удивительное? Спросить – или лучше не стоит?

– Ладно, нам пора, – сказал он, поднимаясь. – Она уже наверняка в Рэтби, а может, и в Лестере. Даже думать не хочется о том, что скажет моя жена. Лора, желаю, чтобы все у тебя прошло удачно. И чтобы ребеночек родился здоровенький.

– Спасибо, Питер, – кивнула Лора. – Приезжайте как-нибудь с женой, с сыном. Думаю, ему понравится Джереми.

– Джин еще слишком маленький, – улыбнулся Питер. – Может быть, когда подрастет.

Попрощавшись, они с Джонсоном вышли из дома, сели в машину. Мотор завелся, потом чихнул раз, другой и умолк. Как ни крутил Питер ключом, эффект был нулевым.

– Джонсон, вы в этом что-нибудь понимаете? – обреченно спросил Питер.

– Сомневаюсь.

Тем не менее, Джонсон открыл капот, осмотрел там все, что-то подергал, по чему-то постучал. Машина не заводилась. Подошел Ирвин, тоже заглянул под капот.

– Придется звонить в мастерскую, – сказал он, доставая из кармана телефон, похожий на привычные смартфоны, и все же чуточку другой: с абсолютно белым, молочного оттенка, дисплеем.

Вообще, как заметил Питер, отличие этого мира заключалось в мельчайших деталях. Например, некоторые слова Лора и Ирвин произносили иначе, иногда употребляли выражения, о смысле которых он мог только догадываться. Электронные часы на каминной полке – циферблат состоял из крохотных точечных светодиодов. Ноутбук на столе – с совершенно иной раскладкой клавиатуры. Обручальные кольца на среднем пальце правой руки. Да много чего.

– К сожалению, мастер сейчас в городе, сможет подъехать только завтра утром, – сказал Ирвин, закончив разговор. – Если хотите, побудьте у нас, а вечером мы по пути завезем вас в гостиницу. Завтра мастер заедет за вами и привезет сюда.

Питер с Джонсоном поняли друг друга без слов. Ситуация складывалась не из приятных. Проход открылся накануне вечером. Когда он должен закрыться – вот вопрос. Возможно, им уже надо бежать бегом, бросив машину. А может, наоборот, он будет еще открыт и вечером, и на следующий день, и тогда Лора с мужем окажутся совсем не там, где рассчитывали.

– Мистер Локхид, миссис Локхид, – решился Джонсон, – пожалуйста, не сочтите нас за сумасшедших, но… Дело в том, что мы пришли сюда из другого мира. Почти такого же, как этот. Раз в год, примерно в это время, между ними открывается проход. На короткое время. Он находится на дороге между вашим домом и деревней.

Лора и Ирвин переглянулись.

– Я тебе говорила, а ты не верил! – сказала Лора Ирвину, ни капли не удивившись. – Я помню, Питер, как твоя машина появилась на дороге прямо из воздуха. Ты тогда меня чуть не задавил. А потом еще приходил человек, который утверждал, что нашего дома тут никогда не было. Мол, он тут часто на велосипеде ездит, никогда его не видел. Это тоже было осенью, как раз в конце октября. И еще люди, которые, как и вы, считали дракона чем-то невероятным, – они тоже всегда появлялись только осенью, ни в какое другое время. Мне всегда казалось, что они какие-то другие. И ты, Питер, тоже другой. Я не знаю, как это объяснить, чем вы отличаетесь. Я просто это знаю.

«Есть вещи, которые просто знаешь», – вспомнил Питер.

– Лора, я не представляю, когда этот проход закроется, – сказал он. – Может, через час, может, завтра. А может, уже закрылся. И тогда нам придется остаться здесь на целый год. Надеюсь, вы найдете для нас какой-нибудь уголок в сарае. Мы будем чистить пещеру Джереми и вообще работать за еду.

– Не шутите так, милорд, – мрачно попросил Джонсон. – Чего больше всего боишься, то обычно и случается.

– Лора, вам лучше подождать хотя бы до завтра, – посоветовал Питер. – Не думаю, что ваша медицинская страховка действительна в нашем мире.

– Но у нее неправильное положение плода, – растерянно сказал Ирвин. – Поэтому ей надо в больницу. Если вдруг схватки начнутся раньше срока, сама она не сможет родить, а что, если я не успею довезти ее до Лестера?

– Подождите хотя бы, когда приедет ваша няня. Если она сможет сюда добраться, значит, проход уже закрылся.

«Черт, а если не закрылся, она окажется в буквальном смысле в чистом поле. И не факт, что успеет вернуться обратно!».

– Мы пойдем пешком, прямо сейчас, – сказал Питер. – Надеюсь, что не вернемся.

Лора потянулась поцеловать Питера на прощанье, но вдруг охнула и схватилась за живот.

– Черт, кажется, началось! Что делать?

– Что делать? – в отчаянье переспросил Ирвин. – Либо мы попытаемся как-то объехать эту дыру, либо ты будешь рожать здесь. Садись в машину, я возьму сумку.

– А как же Присси?

– Придется взять с собой.

– Я ее одену.

– Иди в машину, Лора, я все сделаю.

Ирвин заметно нервничал, но делал все быстро и ловко. За несколько минут он одел девочку, собрал все необходимое, перекрыл воду и электричество, взял сложенную заранее больничную сумку. Лора уже сидела на заднем сиденье потрепанного пикапа неизвестной породы. Ирвин усадил Присси в детское кресло и повернулся к Питеру:

– Вы знаете, где это место?

– Приблизительно, – покачал головой Питер.

– Я знаю, – сказала Лора. – Я помню, где Питер меня чуть не сбил. Я тогда шла к реке, чтобы утопить кольцо. До моста оставалось где-то ярдов двести. Доедете с нами?

Оказавшись рядом с местом, Ирвин остановился, вышел из машины и огляделся. За ним выбрались Питер и Джонсон. По обе стороны от дороги было поле, но справа оно было поровнее, да и съехать на него было проще.

– Отъедьте вправо ярдов на сто, а потом параллельно дороге вперед. Если нас сзади не будет видно, поворачивайте обратно и возьмите еще правее.

Машина свернула с дороги вправо, проехала немного, свернула влево – и исчезла.

– Проклятье! Слишком рано! Им надо вернуться.

Но они напрасно ждали, что машина появится снова. Пять минут, десять, пятнадцать…

– Милорд, боюсь, мы опоздали, – тяжело вздохнул Джонсон. – Видимо, они проскочили в последнюю минуту.

Питер понимал, что Джонсон прав, но все-таки упрямо пошел по дороге вперед, то и дело оглядываясь. И каждый раз видел позади Джонсона, а вдалеке – красный кирпичный домик под черепичной крышей. И холм, поросший кустарником. И только когда Джонсон превратился в крошечную точку, он сдался и вернулся.

– Надеюсь, леди Скайворт поймет, что произошло, – сказал Питер, когда они вернулись к дому. – Не подумает, что я бросил ее и остался с Лорой.

– Скорее, она подумает, что вас убила и съела Хлоя, – похоронным тоном отозвался Джонсон. – А ведь я говорил вам: не шутите так.

– Джонсон, вы можете сказать, почему я такой лузер? Сначала женился на этой стерве, потом никак не мог с ней развестись, а теперь вот это.

– Не могу, милорд, – корректно ответил Джонсон. – Но если вы лузер, это заразно. Мы с вами упустили ее дважды. И остались здесь как минимум на год. В компании овчарки и синего дракона, которому надо варить кашу с мясом. Вы случайно не спросили, где они держат запасные ключи?

– Я видел, Ирвин положил их в цветочный горшок. Хотя бы крыша над головой у нас будет.

Питер нашел ключи, открыл дверь.

– Заходите, Джонсон, будьте как дома. Сейчас включим воду и электричество, сварим кофе и подумаем, что делать дальше.

– Что делать дальше, я не знаю, милорд, – сказал Джонсон, когда они уселись у камина с чашками кофе и бутылкой найденного на кухне бренди. – Ситуация, по правде, катастрофическая. Там – это полбеды. Ну да, нас объявят в розыск, в Скайхилле хозяйство пойдет прахом, у леди Скайворт, возможно, от переживаний пропадет молоко, но она справится. Она женщина крепкая. Но вы подумайте о миссис Локхид, ее муже и девочке – им-то сейчас каково?

– Бррр, Джонсон, даже представить не могу. Хорошо, что мы их предупредили, а то ведь могло быть еще хуже. Вот так, ни о чем не подозревая, оказаться в чужом мире. Женщине, у которой начинаются роды! Надеюсь, хотя бы до нашего Лестера они успеют доехать. Рожать на улице ее не оставят, это точно. А вот что будет с ними дальше – даже думать об этом не хочу. И понимаю, что ни в чем не виноват, но все равно чувствую себя виноватым.

– Нет, милорд, вы – точно ни в чем не виноваты. Все случилось бы так вне зависимости от того, приехали бы мы сюда или нет.

– Но, может быть, она расстроилась из-за кольца, и у нее схватки начались раньше времени?

– Как будто это вы его украли. Подумайте лучше о том, как мы будем жить этот год.

Питер налил себе и Джонсону по второй порции бренди и задумался. Вот этот момент – в уютной гостиной, с кофе и вполне пристойным бренди – казался тихой гаванью, за пределы которой не хотелось высовывать нос. Вот так сидеть, сидеть, сидеть – весь следующий год… Не думая о Люси, о Джине, о Лоре, о Хлое с кольцом – в общем, ни о чем не думая.

– Видимо, нам придется охотиться в лесу, – сказал он, выпив бренди одним глотком. – Как думаете, в здешнем лесу есть дичь? Или устроиться в деревне какими-нибудь подсобными рабочими. Впрочем, одно другому не мешает.

Джонсон посмотрел на Питера с жалостью – как на ребенка, который важно рассуждает о взрослых проблемах.

– Милорд, когда мы попробуем устроиться на работу с поддельными документами, нас сдадут в полицию.

– Почему с поддельными?

– Потому что в здешнем мире нас не существует. А если и существуем, то это еще хуже. К тому же смотрите – мы живем в доме, хозяева которого пропали. Кто поверит, что мы их дальние родственники, которых попросили присмотреть за хозяйством и драконом? Боюсь, нам придется куда-то уехать. Точнее, уйти пешком – машина-то не на ходу. Денег – местных денег – у нас нет.

– Уйти? – Питера развезло всего с двух рюмок. – Куда уйти? А дракон? И собака?

– Дракон… Видимо, придется взять их с собой. Не бросать же. Иначе они погибнут.

Питер грязно выругался.

– Бродячий цирк с драконом. Красота! Спешите видеть! Будем давать представления на площади. Вот вы что умеете, Джонсон? Жонглировать? Или глотать огонь? Или, может, по канату ходить? Я – точно ничего. Если ходить, то только с шапкой – собирать деньги. Черт, у нас даже шапки нет. Разве что у Локхидов какая найдется.

Он вытащил из кармана телефон и посмотрел на дисплей.

– Связи нет. Ну да, конечно. Было б странно, если бы была. Безобразие, почему тут нет роуминга?

– Кстати, милорд, раз проход закрылся, вечером наверняка приедет няня Присциллы. Что мы ей скажем?

– Джонсон, – простонал Питер, глотая бренди прямо из бутылки, – разберитесь с ней сами, пожалуйста. А я пока… посплю…

Он упал на диван и через минуту уже храпел, производя шуму не меньше порядочной лесопилки. Джонсон аккуратно составил чашки и рюмки в раковину и убрал бутылку в стенной шкафчик. Потом вернулся в гостиную, сел в кресло, прикрыл глаза и задумался…

34. Точка невозврата

До Каора мы добирались две недели. Можно было бы и быстрее, но погода не баловала.

– Ты вообще знаешь что-нибудь о Каоре? – спросил Тони, когда мы остановились на центральной площади, чтобы сориентироваться.

– Только название. Ну, и вино, конечно. Хотя, на мой пошлый вкус, слишком сладкое.

– Ты в курсе, что женский алкоголизм не излечим?

– Да, Капитан Очевидность, что-то слышала. Наверно, первое, что я сделаю, если когда-нибудь получу обратно хоть какое-нибудь захудалое тело, – напьюсь.

– Серьезно? – хмыкнул Тони. – Не секс? Напьешься?

– Сначала наемся, потом напьюсь, а потом секс. И не читай мне, пожалуйста, мораль. Я ведь не спрашиваю, чем вы занимались на пару с Мартином, когда он бродяжничал по Европе.

– Это не я, это он! – возмутился Тони.

– Да какая разница! Лучше скажи, куда нам дальше.

Вот тут была проблема. На украденной карте ни Больё, ни Фьё не значились. Снова искать по постоялым дворам паломников? Ездить по всей округе методом густого чеса?

Первый блин получился комом. Услышав на постоялом дворе заветное «Больё», мы отправились за парой ремесленников, но они повели нас явно не в ту степь. То есть в Больё-то мы попали, но оно было совершенно не то. Ни намека на монастырь.

– Ничего удивительного, – сказал Тони. – «Больё» в переводе – «прекрасное место». Так что их может быть по всей Франции до фига и больше. Придется возвращаться.

Так мы потеряли еще два дня. Посовещавшись, решили, что не стоит подслушивать разговоры всяких оборванцев. Лучше поискать монахов. А точнее, монахинь. И не в сомнительных притонах, а в приличных монастырских гостиницах. Монахинь мы в итоге нашли. Но ни в Больё, ни во Фьё они не собирались. Совсем отчаявшись, мы уже намеревались объезжать Каор по расширяющейся спирали, как вдруг нам наконец повезло.

Проезжая мимо одной из церквей, мы услышали, как пожилой мужчина, рядом с которым стояла понурая девушка-подросток, разговаривает со священником, и в разговоре то и дело упоминается Фьё.

Разумеется, ничего из разговора мы не поняли, но, судя по запыленной одежде и заморенным лошадям, они ехали издалека. Можно было предположить, что отец или, скорее, опекун везет девочку в монастырь, чтобы определить в послушницы. Закончив разговор, они перекусили в ближайшей харчевне и двинулись к Дьяволову мосту через Ло. Мы, разумеется, за ними.

Прошло три часа пути, мужчина с девочкой сделали остановку в небольшой деревушке и после отдыха поехали дальше. Я начала сомневаться, не ошиблись ли мы снова, но мужчина заговорил со своей спутницей, и в разговоре снова несколько раз прозвучало «Фьё».

– Откуда я знаю, – ответил Тони на мой незаданный вопрос. – Сестра Констанс сказала, что нам надо добраться до Каора, оттуда до Больё, а Фьё уже где-то рядом. Но сколько это в общей сложности? Может, пятьдесят миль, а может, и все сто. Мы еще даже до Больё не добрались. Будем ехать за ними до упора.

Вечером пришлось остановиться на ночевку в каком-то страшном клоповнике, а к обеду следующего дня наша компания добралась до небольшого монастыря. Женского. Исходя из того, что мужчина несколько раз упомянул Фьё в разговоре с привратницей, этот монастырь им не являлся. Надо понимать, они просились на отдых. Нам проситься, к счастью, нужды не было. Тони накормил и напоил лошадь, которой мы так и не придумали имя, а потом сам отправился в трапезную.

– Как-то мне не по себе, – сказала я, когда Тони устроился на ночь в неком подобии гостиницы для паломников – общем зале с тюфяками вдоль стен. – Вот приедем мы туда – и что? Как будем искать эту книгу? А что будет, если не найдем? Или в ней ничего нужного не окажется?

– Ты сама говорила, что неприятности надо переживать по мере поступления. Не окажется – тогда и будем думать, что дальше. Дай мне уже поспать. Ты не представляешь, какое это счастье – засыпать. Даже снов не надо, просто отключаться. Нужно провести двадцать лет без сна, чтобы понять это.

На следующий день погода испортилась окончательно. Ноябрь даже в теплой Окситании был далеко не летним месяцем. Дождь сыпал мелко, но густо, ветер швырял водяную пыль в лицо. Разумеется, лица у меня не было, но ощущения были именно такими. Мужчина выговаривал что-то девочке, та тихонько плакала – без всхлипов, только слезы стекали по щекам, мешаясь с каплями дождя. Тони ругался: только безмозглые идиоты могут отправляться в дорогу в такую собачью погоду, говорил он. Я почему-то вспомнила Фокси и Пикси. Как вы там, лисички?

Наконец после бесконечных миль голых полей на горизонте показались убогие домишки и высокая каменная церковь.

– Фьё, – сказал мужчина, и Тони вздохнул с облегчением.

Привратница проводила приехавших во внутренний двор, где их встретила кругленькая румяная бабушка, которую сопровождала бледная тощая девица. Почему-то я ожидала, что монахини будут в таких же мантиях с иоаннитским крестом, как у сестры Констанс, но на них было обычное черное монашеское облачение. Я никак не могла вспомнить, как же оно называется – ряса? Подрясник? Или это у мужчин-монахов? В общем, они были одеты в черные бесформенные балахоны, подпоясанные то ли веревками, то ли матерчатыми кушаками. Оставляя открытым только овал лица, их головы покрывали черные головные уборы – апостольники.

– Это что, настоятельница? – спросила я Тони, глядя на румяную бабушку.

– Не думаю. Скорее, какая-нибудь экономка. Кольца-то нет.

На поясе у бабушки действительно висела внушительная связка ключей, а запястье правой руки было обмотано четками с крупными бусинами. И никакого кольца.

Бледная сестра увела куда-то девочку, которая снова принялась лить слезы, а бабушка-экономка сказала что-то и сделала приглашающий жест в сторону жилого корпуса. Девочкин опекун (мы с Тони решили, что это все-таки опекун, уж больно по-хозяйски он поглаживал ее там, где не следовало) вошел в дверь, за ним экономка, а за нею и мы. Надо же было с чего-то начинать поиски.

На лестнице Тони замешкался, и мы потеряли их в длинном коридоре с бесчисленными дверями.

– Черт, да где они? – пробормотал Тони.

– Не следует поминать нечистого в святом месте, – сказал по-французски ледяной, безжизненный голос бесполого существа.

Хотя я видела вокруг себя на триста шестьдесят градусов, появления этой черной фигуры не заметила. Тони вздрогнул.

В тени колонны стояла высокая и абсолютно прямая старуха, худая, как сама смерть. Морщинистая кожа свисала складками с костей черепа, безгубый рот провалился. Глаза словно втянуло вовнутрь. Один из них был затянут голубоватым бельмом, второй всасывал свет, как черная дыра. Как черный сапфир в ее кольце.

«Да ей лет двести», – промелькнула испуганная мысль.

«Всего лишь сто пятнадцать», – так же мысленно возразила аббатиса.

Она переводила взгляд с Тони на то место, где находилась я, и обратно.

– Мужчина в женском теле с кольцом Сияния и призрак, – медленно, едва ли не по слогам, сказала она, на этот раз вслух. – Что привело вас в обитель Фьё?

Тони открыл было рот, но аббатиса оборвала его:

– Нет! Рассказывай ты, – обратилась она ко мне.

Внезапно я поняла, что не приходится ничего говорить, то есть проговаривать свои мысли словами. Я словно прокручивала на огромной скорости кинопленку, на которой была заснята моя жизнь с того момента, как я впервые приехала в Англию. Скайхилл. Призрак Маргарет в окне и ее портрет. Первое путешествие в прошлое. Знакомство с Тони. Второе путешествие в прошлое. Склеп. Хлоя. Мистер Яхо.

– Подожди, – остановила меня старуха, бросив взгляд на руку Тони. – Значит, вы уничтожили настоящее кольцо Сияния… Кто надоумил вас сделать это?

– Маргарет. Она сказала, что так можно снять проклятие – и с нее, и с рода Скайвортов. И сестра Констанс…

– Аббатиса Констанс из Баклэнда. Хранительница кольца Отражения… Что ж… – настоятельница прикрыла глаза сморщенными веками. – Продолжай.

И снова закрутилась кинопленка. Беременность. Замужество. Первое возвращение в Хэмптон-корт. Роды. Снова Скайхилл. Рэтби и сестра Констанс. Мое превращение в призрак и еще одна жизнь Маргарет. Тони в теле Мартина и наш обмен телами. Снова Рэтби и путешествие в Овернь.

Когда я закончила, аббатиса долго молчала, стоя так неподвижно, что напоминала изваяние.

– Вы никогда не вернетесь обратно, – сказала она наконец, и мне показалось, что меня швырнуло в черную ледяную пропасть. – Вы думали, что спасаете душу Маргарет от проклятья, а род Скайвортов от исчезновения, но на самом деле… Уничтожив кольцо Сияния, вы уничтожили будущее обоих миров…

Конец второй книги