Текст книги "В плену отражения (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Я уже не знала, где боль от борьбы тела с разумом, а где ломота от жестокой лихорадки. Дождь не прекращался и на следующий день. Возможно, разумнее было остаться в хижине и снова попытаться развести огонь, сжечь лавки или еще что-нибудь сухое, но Мартин, словно в бреду, торопился добраться до Лондона.
За те несколько месяцев, которые прошли после свадьбы, я не слишком хорошо успела узнать Лондон. А даже если бы и успела, вряд ли бы смогла разобраться в сплетении кривых тесных улочек, – слишком сильно изменился город после Великого пожара[3]. Да и Маргарет в ее придворную бытность нечасто покидала дворец. И все же мне показалось, что мы очутились где-то недалеко от Вестминстера.
– Сюда, – прохрипел Мартин, почти теряя сознание.
Билл соскочил с осла и постучал в ворота небольшого, но явно зажиточного дома. Басовито залаяли собаки. Приоткрылось смотровое окошко.
– Мой господин! – по-немецки ахнуло за воротами старческим голосом.
Дальнейшего я не видела, потому что Мартин все-таки отключился. Его успели подхватить, сняли с коня и понесли в дом. Кстати, это была еще одна вещь, которую я не понимала. Когда тело спало или теряло сознание, я ничего не видела – само собой. Но каким образом слышала, чувствовала запахи и испытывала различные тактильные ощущения?
Мартина принесли в жарко натопленное, душное помещение, раздели и уложили в мягкую кровать под одеяло. Какое блаженство! Если б только еще все не болело так сильно. И окно бы немного приоткрыть – дышать же нечем.
Побежал день за днем. Судя по всему, у Мартина было как минимум воспаление легких, что меня изрядно беспокоило. Нет, я знала, что он не умрет, но вот успеет ли достаточно оправиться до конца октября? Тем более, что лечить его толком, разумеется, не лечили. Обтирали уксусом, настоянным на травах, окуривали каким-то вонючим дымом, пускали кровь. Вот, собственно, и все. Приходил некий важный доктор, судя по тому, как к нему обращались, – настоящий, не банщик-цирюльник. Считал пульс, слушал дыхание, приложив ухо к груди. Бормотал что-то невнятное на латыни. Прописал некое целебное питье, которое Билл пытался вливать Мартину в рот, когда тот ненадолго приходил в себя.
Помимо голосов Билла и доктора, я различала еще два. Старческий, который звучал из-за ворот, принадлежал старшему слуге Киршнеру. Обладателем второго, тоже немолодого и скрипучего, был тот самый барон Гейден, которому Мартин адресовал письмо. Ухаживал за Мартином Билл – обтирал, менял простыни, расчесывал волосы. Проделывал это он так ловко, что я подумала: из этого мальчика действительно получился бы хороший врач. Ну, или медбрат – это уж точно.
Наконец Мартин начал приходить в себя. У него еще держалась высокая температура, он страшно кашлял и большую часть суток спал, но дело потихоньку шло на поправку. Билл как раз поил его куриным бульоном, когда в комнату вошел барон Гейден.
– Вам лучше, мой господин? – спросил он по-немецки с почтительным поклоном.
– Да, Гейден, – прохрипел Мартин и закашлялся. – Давно я здесь?
– Две недели.
– Ничего не помню. Последнее – как мы с Биллом ночевали в какой-то хижине в лесу.
– Вы добрались сюда сами, мой господин. И потеряли сознание у ворот. Я ждал вас раньше, к Варфоломеевской ярмарке[4].
– Я не мог приехать раньше, Гейден, – поморщился Мартин. – Вы получили деньги по моему векселю[5]?
– Конечно. Вы приехали за ними?
– Нет. То есть не только. Я написал письмо отцу, хотел передать через вас, но потом решил, что лучше будет самому поехать к нему.
Браво, Мартин, ты все-таки решился. Но, думаю, не стоит.
Барон поддержал меня, то есть мои мысли:
– Мой господин, я взял на себя смелость отправить это письмо. Сейчас вам никак нельзя отправляться в такой дальний путь. Вы еще очень больны и не скоро поправитесь.
– Значит, вы отправили письмо… – Мартин откинулся на подушки, тяжело дыша. – Значит, отправили…
– Не сердитесь, мой господин, если я по недомыслию поступил неверно, – желтоватое морщинистое лицо Барона побледнело.
– Нет, вы все сделали правильно, – тяжело вздохнул Мартин. – Теперь обратной дороги нет. Вы знаете меня с детства, у меня от вас нет секретов. Я просил отца расторгнуть мою помолвку и разрешить жениться на другой женщине. На англичанке. Дочери графа.
Барон пригладил свои седые волосы, постучал в замешательстве по зубам костяшкой пальца.
– Это серьезно, мой господин, – сказал он растерянно. – Вы думаете, маркграф?..
– Почему нет? Он сам женился на Урсуле фон Розенфельд морганатическим браком. А я даже не наследник.
– Ах да, вы же не знаете…
– Чего я не знаю? – нахмурился Мартин.
– Ваш брат… Он был ранен во время турецкой кампании, под стенами Буды[6]. Рана нетяжелая, но на обратном пути в Баден у него началась лихорадка. Сейчас он в Вассербурге, уже скоро месяц, и никто не знает, выживет ли. Лекари запрещают везти господина Альбрехта домой, говорят, что дорога может его убить.
– Проклятье! – в отчаянье воскликнул Мартин. – Все против меня.
– Боюсь, что так, мой господин. Если ваш брат умрет, единственным наследником будете вы. У Карла нет никаких прав на титул.
– Что же мне делать, Гейден? – тихо спросил Мартин. – Я не могу жениться на Марии или на ком-то еще. Не хочу.
– Тогда молитесь, мой господин, чтобы ваш брат выжил. А сейчас вам лучше поспать. Доктор де Бренн оставил для вас маковую настойку.
Когда барон вышел, Мартин начал ругаться. Долго и изощренно. Мой словарный запас изрядно обогатился, хотя ругательства зачастую продукт недолговечный, за пять веков вполне могли протухнуть.
– Вам что-нибудь нужно, мастер? – Билл деликатно дал ему выпустить пар и только потом подошел ближе.
– Забудь обо всем, что слышал, понял? – резко приказал Мартин. – Я – Мартин Кнауф, бродячий художник. И все.
– Мастер, я не понимаю по-немецки, – пожал плечами Билл. – Так что считайте, я ничего не слышал.
– Вот и отлично. Тогда принеси мне маковой настойки. Ведро! Чтобы я уже больше никогда не проснулся.
– Вы шутите, мастер, – понимающе кивнул Билл. – Одного глотка будет вполне достаточно.
– Я не шучу, Билл, – Мартин устало закрыл глаза. – Если мой брат умрет, мне действительно лучше не просыпаться.
– Будем надеяться, что никто не умрет, – Билл налил в ложку настойки из пузырька и дал Мартину выпить. – Спокойных снов, мастер!
[1] Генрих VIII являлся потомком Рюрика в 26-ом поколении по линии дочери Ярослава Мудрого Анастасии, вышедшей замуж за венгерского короля Андраша I.
[2] Фактически наименование Баден-Дурлах стало употребительным лишь с 1565 г., когда резиденция маркграфа была перенесена из Пфорцхайма в Дурлах.
[3] Большой (Великий) пожар в Лондоне (англ. Great Fire of London) – название пожара, охватившего центральные районы Лондона с 2 сентября по 5 сентября 1666 г. Огню подверглась территория внутри древней римской городской стены.
[4] Ярмарка, ежегодно проходившая в Лондоне в районе Смитфилд 24 августа (день святого Варфоломея). Описана в пьесе Бена Джонсона «Варфоломеевская ярмарка» (The Bartholomew Fair, 1614)
[5] Система переводных («итальянских») векселей возникла в XIII в. в Италии. С их помощью можно было получить уплаченные деньги в другом месте и в другой валюте – фактически осуществить перевод.
[6] Австро-турецкая война 1540–1547 гг. – война между Австрией и Османской империей за господство в Венгрии. В 1541 г. нанятая австрийцами немецкая армия вместе с венгерскими войсками осадила Буду, но потерпела сокрушительный разгром от войск Сулеймана I.
22. Тет-а-тет
Обычно Джин сосал грудь флегматично, можно сказать, с аристократическим достоинством, но сейчас явно злился и даже пытался кусать сосок беззубыми деснами.
«Не хватало только, чтобы молоко пропало», – подумала Люси.
Она попыталась сесть поудобнее, хотя на узкой деревянной скамье это было проблематично. В ногу пониже колена впилась заноза, которую нечем было вытащить. Впрочем, все это было такой мелочью – по сравнению с Хлоей, которая сидела напротив и смотрела на нее в упор, немигающим змеиным взглядом.
Перед тем как кормить сына, Люси заглянула в сумку, которую Хлоя, несомненно, обшарила еще в туалете ресторана. В ней остались два чистых подгузника. И несколько влажных салфеток. Полупустая бутылочка с водой, погремушка, запасная пустышка. И все. Телефон – в другой сумке. И маникюрные ножницы, которые, к примеру, можно было бы воткнуть этой суке в глаз. А потом сесть в тюрьму за превышение обороны. Брелок, который висел на сумке, Люси сорвала и бросила под раковину в надежде, что Питер, когда придет ее искать, найдет пингвина и поймет: произошло что-то из ряда вон выходящее.
…Поменяв подгузник, Люси задумалась, глядя на туалетную кабинку. Пеленальный столик был узким и неудобным. Если оставить Джина на нем, он запросто может свалиться даже за те пару минут, которые ей понадобятся, как говорил дед-генерал, на оправку. Придется отнести сокровище папаше и вернуться.
В этот момент дверь открылась, вошла высокая худощавая женщина в возрасте, одетая в джинсы и желтую блузку.
– Простите, пожалуйста, – попросила Люси жалобно, – вы не могли бы одну минутку посмотреть за мальчиком, чтобы он не упал?
– Да, конечно, – кивнула женщина и подошла к столику.
– Спасибо боль… – сказала Люси, выходя из кабинки. Недоговорив, она остолбенела.
Женщина держала Джина одной рукой. В другой у нее был кухонный нож, который она приложила к его горлу.
– Тихо! – прошипела она. – Идем со мной. И не вздумай делать глупости.
Люси почувствовала, как ее заливает черная волна паники, но последний проблеск здравого смысла диктовал: не кричать, не дергаться, делать, что она говорит.
– Возьми сумку!
Схватив с крючка сумку, Люси незаметно сорвала с нее брелок и бросила под раковину.
– Иди вперед! Наверх и по коридору во двор! Ни звука!
Люси покорно вышла, поднялась по ступенькам.
– Стой!
Похитительница выглянула в коридор – никого.
– Быстро, пошла!
За первой открытой дверью возилась мойщица посуды. Она стояла к ним спиной и даже не обернулась на звук шагов. С чего бы – мимо нее постоянно бегают официанты с тарелками. На кухне один из поваров посмотрел на них от плиты и крикнул что-то про туалет. Женщина подтолкнула Люси в спину.
«Не кричать, не кричать!»
Они вышли в маленький тесный дворик-колодец. Услышав хныканье Джина, Люси обернулась.
– Быстро! На улицу! – прошипела незнакомка, по-прежнему держа нож у горла ребенка.
«Хоть бы машина какая-нибудь заехала. Продуктовая. Или из прачечной».
Узкий проезд вел на улицу, к стоянке ресторана. Они с Питером тоже оставили там машину. Вот бы он вышел за чем-нибудь. Хоть бы кто-нибудь вышел. Или приехал. Ну почему, когда не надо, кругом полно народу, а когда надо – никого?!
Женщина подошла к маленькому белому «Опелю», открыла дверь, коротко приказала:
– Садись!
Люси послушно села на заднее сиденье. Пот стекал по лбу, по вискам, по спине, сердце колотилось, во рту был медный привкус от прикушенной губы. Она с трудом перевела дыхание. Женщина отдала ей Джина и села за руль, заблокировав двери.
– Без фокусов, – сказала она, обернувшись. – Я плохой водитель, учти.
Они выехали из Стэмфорда и через несколько миль свернули на проселок. Джин успокоился и задремал.
«Что ей надо? – отрешенно думала Люси, прижимая к себе сына. – Выкуп? Запросто. Жена и сын графа. Может быть, специально их караулила. Или случайно увидела, узнала – спонтанное решение. Часто ли заложников возвращают? Она не скрывала лицо. Кажется, дело плохо. Но она одна. Или нет? Или где-то ждут сообщники? Куда она их везет?»
– Ну что, шлюха, как тебе трахается с моим мужем? – не оборачиваясь, спросила женщина.
Люси почувствовала парадоксальное облегчение. Сердце как-то сразу перестало частить. Она, как и Питер, всегда сильно нервничала, когда не могла понять, что к чему. И хотя перспектива не стала выглядеть радужнее, ситуация хотя бы стала понятной.
– Так вот ты какой, цветочек аленький, – сказала Люси по-русски и перешла на английский: – Приятно познакомиться, Хлоя. Хотя нет, вру. Не особо приятно. И что тебе надо?
– Заткнись! – рявкнула Хлоя и так ударила по тормозам, что Люси бросило вперед, она едва успела подставить руку, чтобы Джин не ударился головой о спинку переднего сиденья. Локоть взорвался острой болью.
– Осторожнее! – процедила сквозь зубы Люси. – Я так понимаю, мы тебе нужны живыми. Только не понимаю, зачем. Денег хочешь?
– Еще раз говорю: заткнись! – заорала Хлоя.
– Как скажешь, – пожала плечами Люси, потом прикрыла Джину уши ладонями и вполголоса выдала такую тираду, которая заставила бы покраснеть пьяного русского извозчика. После этого она замолчала, напряженно прикидывая, что все это могло значить и чем может кончиться. Учитывая то, что произошло с Энни, последнее оптимизма не вызывало.
Проселок свернул в лес. Попетляв между деревьями, Хлоя остановила машину и заставила Люси выйти. Она снова попыталась забрать Джина, но Люси вцепилась в него мертвой хваткой, за что получила ощутимый тычок ножом между ребер – на голубой кофточке сразу же проступила кровь.
– Ну и тащи его сама, – фыркнула Хлоя.
Они подошли к заброшенной охотничьей хижине, больше похожей на сарай.
«Интересно, это наш лес или соседский? – пробежала бледная мысль. – Все-таки, пожалуй, надо было больше интересоваться делами поместья. И о чем я только думаю?»
Оглядевшись по сторонам, Хлоя втолкнула Люси в дверь, которую закрыла на хлипкую задвижку.
– Садись и сиди тихо, – кивнула она на скамью у стены.
Люси поставила на скамью сумку и села, по-прежнему прижимая к себе Джина. Бок саднило, но кровь, похоже, уже не текла. Хлоя уселась на такую же скамью у противоположной стены и уставилась на Люси в упор. Та отвела взгляд: с детства усвоила, что на пьяных и ненормальных пристально смотреть опасно. Вместо этого украдкой рассматривала хижину и прикидывала, что может сделать. Выходило, что ничего.
Между ними находился грубо сколоченный стол, но Хлоя сидела ближе к двери. К тому же задвижка. И нож – вполне острый, как выяснилось. А главное – Джин. Не будь Джина и ножа, можно было бы рискнуть с надеждой на успех. Хотя Хлоя была выше, но все же старше и в неважной физической форме. Люси, пусть и не слишком спортивная, обладала солидной массой и навыком жестких девчоночьих драк, который никуда не девается. Когда-то ее боялись даже самые хулиганистые мальчишки, потому что в ней жила боевая ярость берсерка[1]. Но сейчас это было бесполезно. Металл очень хорошо укрощает подобное бешенство, если ты не знаешь, как справиться с вооруженным противником голыми руками.
«Да, дедуля, – вздохнула Люси, – лучше бы ты меня каким-нибудь приемам убойным обучил, вместо того чтобы армейские байки травить из своей десантной жизни».
Кроме скамеек и стола в комнате был шкаф, лежанка и убогая печурка типа буржуйки. Углы заросли паутиной, на всем лежал толстый слой пыли. Похоже, пока здесь не устроилась Хлоя, в хижину сто лет никто не заходил.
– И что ты собираешься с нами делать? – поинтересовалась Люси.
– Закрой рот! – мрачно посоветовала Хлоя.
– Успокойся, а? – предложила Люси миролюбиво. – Ну ладно, ты Питера ненавидишь, но я-то тебе что плохого сделала? Если ты хочешь от него что-то получить, может, вместе подумаем, как это лучше устроить? В моих интересах уйти отсюда живой и здоровой, нет?
– Вот только не надо тут изображать стокгольмский синдром!
– Какой еще синдром? Я вполне рациональна. Может, я тебе что-то подскажу или посоветую.
– Тоже мне, советчица! – презрительно фыркнула Хлоя. – Сиди и молчи, пока жива.
Время тянулось мучительно медленно. Захныкал Джин, с характерным голодным подвыванием. Расстегнув две пуговицы, Люси дала ему грудь. Хлоя смотрела на них, брезгливо морщась.
Внезапно Люси поняла, что Хлоя сама не знает, что с ними делать. Скорее всего, она увидела их с Питером в ресторане случайно. Приняла решение, даже не подумав, что будет, если у нее все получится. Получилось – что дальше? Возможно, именно сейчас она сидит и напряженно об этом размышляет. Потребовать за них выкуп? Но ведь надо полной кретинкой быть, чтобы думать, будто ее после этого не поймают. Убить? Тем более.
– Дай мне попить, пожалуйста, – попросила Люси, когда Джин наелся и задремал, довольно отрыгнув ей на плечо.
Хлоя, ни слова не говоря, резко встала, взяла с полки шкафа начатую бутылку минеральной воды, протянула ей. Люси обтерла горлышко рукавом, сделала несколько глотков.
– Почему все-таки Энни не забралась в дом Агнес? – неожиданно для себя спросила Люси.
К ее удивлению, Хлоя, помолчав, ответила:
– Потому что дура. Сначала все решиться не могла, дождалась, пока Мэри вернулась. Да еще где-то рядом собака залаяла, она испугалась.
– Ты ведь не хотела ее убивать, правда?
Хлоя уставилась на нее, приоткрыв рот.
– Почему ты так думаешь? – хрипло спросила она.
– Не знаю, – пожала плечами Люси, старательно рассматривая надломившийся ноготь. – Если бы хотела, сделала бы это как-нибудь… ну, не знаю, чтобы точно подумали на Питера. Или на Тони. Разве нет? Может, Энни и дура была, но ты – вряд ли.
– Она начала скандалить, требовать еще денег. Угрожала, что пойдет в полицию. Мы подрались. Она схватила палку, я эту палку у нее вырвала, ударила ее… Палкой… Она упала. Я ударила еще. Потом поняла, что она не дышит. Отвезла ее на машине в лес. Хотела оттащить подальше, но она тяжелая. Оставила на поляне. Уехала в город. Потом позвонила Мэри. Мне нужна была эта шкатулка!
Хлоя начала говорить спокойно, даже монотонно, ровным, бесцветным голосом, но с каждым словом заводилась, все больше и больше. Начали проскакивать визгливые, истеричные нотки. Она глубоко дышала, зрачки расширились, по подбородку потекла тоненькая ниточка слюны.
А ведь Питер был прав, поняла Люси, она действительно сумасшедшая, без шуток. И это очень и очень плохо.
– Зачем тебе шкатулка? – тихо спросила она. Лишь бы говорить, не молчать.
– А ты не знаешь? – крикнула Хлоя?
– Дракон, да? Ты была там, да? Говорила с девушкой? Хотела забрать кольцо, но не вышло?
– Да! Да, да, да!!!
– Но зачем, Хлоя?
– Затем! Ты думаешь, я когда-нибудь прощу его? Прощу их обоих? Питер никогда меня не понимал. Он такой правильный, такой занудный. А мне было мало. Мало его, мало того, что он мне мог дать. Но он не хотел понять! Они оба вышвырнули меня, как собачонку, которая нагадила на ковер. И теперь у меня ничего нет. И у них не будет. У тебя не будет. Думаешь, если с первого раза у меня не вышло, если ты родила этого щенка, я так все оставлю? Нет, не дождетесь.
Хлоя орала, сжав кулаки, брызги слюны летели во все стороны. Осторожно положив Джина на скамью, Люси встала, сделала несколько шагов к Хлое, погладила ее по плечу.
– Хлоя, тише, успокойся! – она старалась говорить мягко, хотя больше всего ей хотелось вцепиться когтями ей в физиономию.
Хлоя с размаху ударила Люси кулаком в лицо, та отшатнулась и чуть не упала, больно ударившись бедром о скамейку. С разбитой губы закапала кровь. Джин испугался и заплакал.
– Пусть он заткнется! – завопила Хлоя. – Или я ему шею сверну.
Люси прижала сына к себе, покачивая и шепча какие-то бессмысленные слова.
– Он у меня отобрал все. Все! – Хлоя уже не кричала, но ее хриплый шепот был еще страшнее. – И я у него отберу все. Жену, ребенка. Вот тогда он узнает.
Люси почувствовала, как с медным привкусом крови мешается кислый привкус паники. Надо было что-то делать, пока еще не поздно.
– Послушай, Хлоя, послушай меня, пожалуйста, – просила она, изо всех сил пытаясь хоть как-то сохранять видимость спокойствия. – Подумай сама, если ты нас убьешь, тебя все равно найдут. Ты ведь не сможешь уехать из Англии. Тебя видели в ресторане. Тебя и так уже ищут. За двойное убийство, да еще и ребенка… нет, даже за тройное, еще ведь и Энни… Это будет пожизненное, Хлоя. И даже если тебя признают невменяемой… Оно тебе правда надо? Ты хочешь отомстить Питеру такой ценой?
Хлоя молчала, глядя на нее исподлобья. Ее пальцы нервно теребили оборку блузки.
– Послушай, мы можем уехать. Мы втроем. В Шотландию. Ты знаешь, ты права, Питер… он… – Люси незаметно скрестила пальцы. – Я уже не могу с ним больше. Я бы давно ушла, но ребенок…Мы устроимся где-нибудь далеко, там нас не найдут. А даже если и найдут, я смогу подтвердить, что уехала с тобой добровольно, тебе ничего за это не будет.
Логики в ее словах не было никакой, но Хлое, похоже, не нужна была логика. Она задумалась.
«Ну же, давай!!!» – хотелось заорать Люси. «Господи, пожалуйста, пусть эта стерва согласится. Она же с головой давно раздружилась. Пусть она поверит, что я на ее стороне».
– Ты не поверишь, но я тебя понимаю, Хлоя, – продолжала Люси. – Когда он говорил о тебе всякие гадости, я не верила. Я же знаю, что просто так ничего не бывает. Что он сам был виноват. Мужчины всегда виноваты, если женщине нужен кто-то еще. Если бы он дал тебе все, что ты хотела, разве ты не была бы с ним счастлива? Я была такая дурочка, думала, что он такой замечательный. Хотела уехать из России, разве там можно жить? Ты же понимаешь. А оказалось… Я бы тоже нашла себе кого-то, если бы не ребенок.
Хлоя слушала внимательно, напряженно, по ее лицу пробегали судороги, руки ходили ходуном.
– Ты врешь, – то ли сказала, то ли спросила она тоном обиженной маленькой девочки.
– Нет, Хлоя, – покачала головой Люси, понимая, что должна быть убедительной, но ни в коем случае нельзя переигрывать. – Посмотри на меня. Разве так выглядит счастливая женщина?
Это вообще было полным абсурдом, ну никак не могла она в такой ситуации выглядеть счастливой. Но Хлою почему-то проняло.
– Да, – кивнула она. – Похоже, от этой гадины всем одно несчастье. Если ты уедешь и увезешь ребенка, это будет для него хуже всего. Ребенок для него – самое важное. Но что, если он снова женится? Найдет еще одну дуру?
– Я скажу тебе по секрету, – таинственно прошептала Люси. – Это не его ребенок. Я родила от донора спермы. Питер ничего не может. Ты же знаешь.
– Да, – снова кивнула Хлоя, – да. Знаю.
– Нам надо ехать прямо сейчас, – Люси понимала, что надо брать быка за рога, пока Хлоя размякла. – Потом будет поздно. Пока полиция начнет нас искать, мы уже будем далеко.
Она спохватилась, что раньше сказала: «тебя и так уже ищут», но Хлоя не обратила внимания.
– Да, – сказала она. – Мы поедем прямо сейчас. Потом купим все, что надо. А сейчас надо уехать подальше.
[1] Берсерк, или берсеркер (др. – сканд. berserkr) – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в состояние повышенной агрессии, в сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли.
23. Возвращение в Стэмфорд
Ответ маркграфа пришел только в середине октября. Мартин поправлялся медленно. Он уже вставал с постели, но был еще очень слаб и из дома не выходил ни разу. К счастью, мне не приходилось заставлять его что-то делать или не делать, и поэтому постепенно прошла та мучительная ломота во всем теле, к которой невозможно было привыкнуть. И все же дорога из Лондона в Скайхилл беспокоила меня все сильнее и сильнее.
– Мастер, вам письмо!
Билл подал Мартину сложенный лист плотной кремовой бумаги. Замысловатый герб на ярко-красной печати, крупные, словно надутые буквы – за милю было видно: письмо непростого человека!
Мартин развернул послание, пробежал глазами ровные строчки. Так быстро, что я дочитать не успела. Крепко выругавшись, он отшвырнул лист и закрыл лицо руками.
– Плохие новости? – неслышно подкрался барон.
– Плохие, Гейден, – сквозь зубы процедил Мартин.
– Господин Альбрехт?..
– По крайне мере, две недели назад он был еще жив. Но никто уже не надеется. Заражение от раны пошло по всему телу. Смерть будет долгой и мучительной.
– Печально, мой господин… А что насчет вас?
– А что может быть, Гейден? Отец пишет, что сам решился на морганатический брак, уже имея двоих сыновей. Если я поступлю по-своему, Пфорцхайм останется без наследника. То есть может остаться без наследника…
– И что тогда?
– Что? Да ничего. После моей смерти Баден снова объединится под правлением потомков дяди Бернхарда. Если, конечно, Карл или его сыновья не развяжут войну за наследство.
– Карл? – удивился Гейден. – Вы имеете в виду вашего сводного брата? А он может?
– О, Карл может все, – горько усмехнулся Мартин. – И самое интересное, что отец, как мне кажется, не стал бы сильно возражать. Заметьте, он не запрещает мне жениться на Маргарет. Просто предоставляет возможность решать самому. Знаете, он всегда был равнодушен к моим сестрам, но из нас – троих сыновей – больше всех любил именно Карла. Говорили, что мы с Альбрехтом уехали из дома из-за плохих отношений с Урсулой, но это неправда. Вы же знаете, отец женился на ней всего через несколько месяцев после смерти моей матери, мне еще и года не исполнилось. Мы никогда не были с ней близки, но и плохого она нам ничего не сделала. Дело в том, что отец начал поговаривать о разделе Пфорцхайма между нами троими: Альбрехтом, мной и Карлом. Это и привело к ссоре.
– Но я не понимаю, мой господин, – барон раздраженно откинул со лба волосы, которые совершенно седой, но все еще густой волной падали на лицо. – Ведь Карл не имеет никакого права на наследство. Даже раздел между господином Альбрехтом и вами…
– Гейден! – с досадой перебил Мартин. – Что тут понимать? Германия – это не Англия. Мой сумасшедший дед Кристоф выбрал наследником Бадена дядю Филиппа – пятого по счету сына. Просто потому, что считал, что так будет лучше. Отец и дядя Бернхард с ним не согласились. И что? Когда дед окончательно спятил, они втроем взяли его под опеку. Потом Филипп умер, не оставив наследников, а отец и Бернхард взяли и поделили Баден. Какие законы, о чем вы? Через несколько поколений Баден превратится в десяток графств размером с огород.
– Так, может быть, было б лучше, если бы Баден и Пфорцхайм снова объединились?
– Да, наверно. Но если б я был уверен, что это случится! Мои двоюродные братья – не самый худший вариант. Но только не Карл. Его интересует только церковь. Я тоже лютеранин, но он… Он, к сожалению, фанатик.
– И что же вы намерены делать? – осторожно спросил Гейден после долгого молчания.
– Не знаю! – Мартин выкрикнул это с таким отчаянием, что мне стало жутко. – Я ничего не знаю. Только то, что в Пфорцхайм сейчас ехать не имеет смысла. Я должен вернуться в Скайхилл и увидеться с Маргарет. И как можно быстрее.
– Но вы еще нездоровы, мой господин, – испугался барон.
– У вас есть повозка?
– Нет. Но для вас я найду.
Это его решение мне было больше чем на руку. Главное – чтобы он отправился в путь в ближайшие дни, ведь мне надо было попасть в Скайхилл не позже двадцать восьмого октября. Следующие два дня Мартин то пребывал в крайнем беспокойстве, то, напротив, впадал в черное уныние. Он ходил по комнате из угла в угол или неподвижно сидел у окна, глядя во двор, и Биллу с бароном приходилось прилагать немало усилий, чтобы уговорить его съесть хоть что-то.
На третий день Гейден пришел с известием, что договорился о повозке. Отъезд наметили на двадцать третье. Мартин немного успокоился, хотя я абсолютно не представляла, надумал ли он что-то либо отложил принятие решения до встречи с Маргарет.
За день до отъезда Билл с непонятной робостью доложил:
– С вами хочет поговорить доктор де Бренн, мастер.
Доктор, высокий и пугающе худой мужчина неопределенного возраста, одетый в обычное для представителей своей профессии длинное черное платье, всем своим видом наводил на мысли о бренности сущего. Немного скрашивали тягостное впечатление лишь брови – густые и подвижные. Когда доктор говорил, они шевелились, как две мохнатые белесые гусеницы.
Поинтересовавшись самочувствием пациента, де Бренн перешел к делу.
– Я хотел бы поговорить о вашем слуге, мастер Кнауф.
– О Билле? – удивился Мартин. – А что с ним такое?
– Я надеюсь, вы оценили, как он ухаживал за вами во время болезни?
– Я мало что помню, доктор, но… да, пожалуй. Он хороший слуга.
– Мастер Кнауф, я мало видел людей, которые имели бы такие способности и желание ухаживать за больными. И он интересуется медициной. А мне как раз нужен помощник.
– Вы хотите забрать его себе? – понимающе кивнул Мартин. – Ну что ж… Жаль, конечно, терять такого хорошего слугу, но… Я же говорил тебе, Билли, все может случиться самым неожиданным образом, – он повернулся к Биллу, который стоял у двери в крайнем смущении. – Но как быть с твоей матерью и сестрами?
– Старшая из его сестер после Рождества выходит замуж за богатого торговца, – вместо Билла ответил доктор. – А среднюю я возьму тоже. Мой помощник женился на нашей служанке, и они уезжают в Уэльс. Ну а вдвоем с младшей мать как-нибудь управится.
– Если вы не против, мастер, я отвезу вас в Стэмфорд и вернусь в Лондон вместе с Джудит.
– Я не против, Билл, – улыбнулся Мартин. – И я рад, что ты хоть на шажок ближе подойдешь к своей мечте. Даже завидую тебе немного. С моей мечтой как раз все туманно.
– Мой отец был простым костоправом, мастер Кнауф, – сказал доктор, поднимаясь со скрипучего стула. – Но однажды он спас ногу лорду. И тот в благодарность помог мне получить образование в университете. Как знать, может, не сам Билл, но кто-то из его детей станет настоящим лекарем.
В последнюю ночь Мартин так и не смог уснуть. Он ворочался в постели с боку на бок, вставал, пил воду, смотрел в окно на темный двор. Мне было безумно жаль его. А ведь совсем недавно я вообще сомневалась в его чувствах к Маргарет. Теперь сомнений не было, но как бы я хотела знать, какое же решение он примет – то есть принял. Ясно только одно: с Маргарет он не встретился. Что же ему помешало?
На мгновение мне пришла в голову странная мысль: а что, если действительно задержаться в отражении еще на год, до следующего Хеллоуина? Тогда я точно буду знать, что же произошло с Мартином. Но… На одной чаше весов было простое любопытство, на другой – моя семья. И друзья, которым на голову свалилась обуза в виде парочки живых мертвецов и грудного ребенка. Выбор был очевиден. Тайна должна была остаться тайной навсегда.
Я вспомнила, как Тони сравнил чувства Маргарет и Мартина с чувствами Эдуарда VIII и Уоллис Симпсон. Конечно, он имел в виду несколько иное, но я подумала о том, что ситуация, в которой оказались эти две пары, до странности похожа. Мартину приходится делать тот же выбор, что и Эдуарду. То есть, конечно, наоборот: перед Эдуардом встал тот же выбор, что и перед Мартином. Корона или любимая женщина. Эдуард выбрал Уоллис и прожил со своей любимой тридцать пять лет – до самой своей смерти. А Мартин и Маргарет больше никогда не увиделись…
