Текст книги "Одним ангелом меньше"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Все валилось из рук, вещи покинули уже ставшие привычными места и оказывались там, где он меньше всего ожидал их встретить. Голова кружилась, как с шампанского похмелья, ноги подкашивались от противной ватной слабости. Иван побоялся сесть за руль.

Пересаживаясь с трамвая в метро, штурмуя узкие переходы, торопливо перебегая улицы, он думал о том, о чем вот уже почти месяц запрещал себе вспоминать. Сейчас он отдал бы все на свете, лишь бы с Женей ничего не случилось. Только узнать, что все в порядке, что ей ничего не грозит – и больше никогда, никогда…

Вот и Захарьевская, уже с утра забитая машинами. Еще вчера он ставил здесь свою «жульку», прямо под знаком, запрещающим стоянку всем, «кроме автотранспорта ГУВД». А сегодня все владельцы этого самого автотранспорта казались врагами и вредителями.

Ключ никак не хотел входить в замок. Иван надавил, и ключ застрял. «Господи!» – застонал он, дергая дверь. «Спокойно, спокойно! Я – око покоя, я – дали ладья…» Заклинание, заученное еще на первом курсе, мгновенно сработало. Иван взял себя в руки и, медленно покачивая ключ из стороны в сторону, вытащил его из замка. Так же медленно, осторожно вставил его снова, повернул. Замок щелкнул, дверь открылась.

Он лихорадочно листал календарь, попадая то на февраль, то на апрель. Вот он, телефон. И буквы имени, и цифры обведены так густо, что местами ручка прорвала бумагу. Какой интересный телефон, одни двойки и пятерки. Что же это за больница? Судя по номеру, это север города. Он так и не спросил. Да и что он вообще о ней знает? Ничего. Ровным счетом ничего. Как будто она существо из другого мира. Появилась ниоткуда – и уйдет в никуда. Как метеор, примчавшийся из глубин космоса, промелькнувший падучей звездой и сгоревший…

«Да что это я?» – удивился Иван. Только что он летел сюда сломя голову, умирая от беспокойства, только что нетерпеливо, срывая странички, листал календарь, и вот смотрит на записанный номер, не в силах снять трубку и набрать семь цифр. Ну же! Одна, другая… щелчок. Занято! Еще раз! Снова занято… Короткие гудки пульсировали в трубке, вонзаясь раскаленными иглами прямо в мозг.

Иван положил трубку на рычаг, подошел к окну, распахнул его. Внизу сновали туда-сюда машины, спешили люди. Совсем рядом тяжело дышала Нева. Духота сжимала кольцо – на лбу выступили крупные капли, пот струйками стекал по спине. Зазвенело в ушах. Иван подумал, что сейчас потеряет сознание.

Он сидел за столом и смотрел на телефонный аппарат. «Сейчас, еще минуту. Только досчитаю до тридцати. Нет, до пятидесяти. А теперь еще до пятидесяти…» Пришел Зотов, что-то говорил, Иван что-то отвечал. Он снова и снова оттягивал момент, как будто боялся услышать что-то ужасное. Нет, он знал, что услышит что-то ужасное.

– Алло? – отозвался наконец приятный женский голос.

– Будьте добры, Женю.

– Минутку…

Иван ждал. На том конце провода раздавались какие-то шорохи, голоса, кто-то смеялся. Со скрипом открылась дверь, и мужской голос спросил: «Эй, девчонки, кто-нибудь сегодня видел Черепашку?»

Внутри что-то оборвалось. Он попытался вдохнуть поглубже, но не смог. Колючий воздух больно оцарапал горло.

– Алло, вы слушаете? Женя на операции, позвоните через час.

Иван положил трубку. Все кругом плыло.

– Вань, ты в порядке? – Голос Костика звучал как сквозь слой войлока.

Он кивнул и откинулся на спинку стула. На табло маленьких настольных часиков, подаренных Алексеем на день рождения, между часами и минутами появлялись и исчезали две точки. «Как пульс», – подумал он, дотронулся до шеи и сразу же, с первого прикосновения, нащупал биение крови в сонной артерии.

Черепашка! Врач! Ведь говорил Костик, что надо еще раз проверить всех знакомых медиков Литвиновой. Зря, что ли, они его сразу окрестили Хирургом? Ну а если это просто совпадение? Мало ли Черепашек?

«Мало! И никакое это не совпадение!» – мрачно просигналила из глубины грозовая пелена.

– Костя! – Иван вырвал из календаря листок и бросил его на соседний стол. – Это областная больница. Быстренько позвони, узнай, что за отделение.

«По крайней мере, час у нас есть. Женя на операции». – «А при чем здесь Женя?» – «А при том, что за это время Хирург-Черепашка ничего не сможет ей сделать». «Но Женя ведь не блондинка и на Литвинову не похожа. Почему ты думаешь, что ей что-то может угрожать?» – пытался уговорить себя Иван, но не мог избавиться от мысли о том, что Женя в опасности. Не зря же с утра его мучило это предчувствие непоправимого.

Костик перебросил бумажку обратно. На ней крупными буквами было написано: сосудистая хирургия. Иван невольно сжал челюсти и поморщился от волны ожившей боли.

– Костя, ищи коня, срочно – и вперед. – Иван достал из сейфа кобуру и наручники.

– Девушка, мы из уголовного розыска, – Иван показал сидящей на посту медсестре раскрытое удостоверение. – Быстренько, где нам Женю найти?

– По коридору прямо и налево, до конца. Последняя дверь. А что случилось? – девушка даже привстала от любопытства.

Не говоря ни слова, Иван быстрым шагом пошел по коридору, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Сзади, едва поспевая, семенил Костик. Из дверей палаты выглянула пожилая женщина в байковом халате и испуганно юркнула обратно.

Они не дошли еще и до поворота, как услышали отчаянный женский крик: «Помогите!»

Застыв на секунду, Иван ринулся вперед. Ему казалось, что он бежит слишком медленно, как во сне, когда надо спасаться от смертельной опасности, а вместо этого едва можешь пошевелиться. Дверь оказалась запертой. Костя повернулся к медсестре, подбежавшей следом:

– Ключ!

– У меня нету, – растерянно ответила та. – Кто-то брал и не вернул.

Иван разбежался и сильно ударил по замку ногой. Дверь подалась, но не распахнулась: на полу кто-то лежал.

– Господи! – задохнулась от ужаса девушка.

– Тише! – крикнул Костя. – Успокойся! На окне решетки есть?

– Какие решетки? Шестой этаж!

– Балкон?

– Лоджия. Только там не перелезть.

– Посмотрим. – Костя рванулся в соседнюю дверь. Четыре женщины, обитательницы палаты, испуганно вскрикнули. – Пардон, дамы! – Он уже возился с замком балконной двери. – Снимаем кино про шпионов. Вы – массовка. Скажите «чиз»!

– Костя, я буду держать. Только вниз не смотри! – Иван сам посмотрел вниз и поежился.

Костя влез на перила, придерживаясь за перегородку, и прижался к ней животом. Женщины таращились через окно, хлопая совиными глазами и сдавленно охая.

– Отпускай! – И Костя спрыгнул на лоджию с другой стороны. Было слышно, как он дергает балконную дверь, потом раздался звон разбитого стекла и объемистая тирада, достойная капитального исследования филолога-инвектолога.

Иван выбежал в коридор как раз вовремя: в замке повернулся ключ. Оттолкнув Костю, он влетел в комнату – сестринскую или что-то в этом роде: кресла, столик с электрическим чайником и чашками, кушетка, на которой неподвижно лежала девушка в белом халате. На полу валялся скальпель, а рядом, в луже неправдоподобно алой крови…

К горлу подступила тошнота. Иван стиснул зубы и отвернулся. Отчаянно завизжала та самая молоденькая медсестра. К ним уже бежали. В комнате вдруг стало тесно. Все говорили одновременно, но Иван не слышал ничего.

Он смотрел на Женю. На окровавленный халат, на скальпель. На страшную рану, перечеркнувшую ее горло. И снова ему нестерпимо захотелось проснуться.

– Операционная свободна? – спросил склонившийся над Женей пожилой врач. – Живо! Кровь! У нее четвертая отрицательная, я знаю.

Откуда-то появилась каталка, и Женю увезли. Темноволосая женщина в белом халате приводила в чувство ту, другую, которая лежала у двери. Костя, зайдя в комнату, поднял ее с пола и уложил на кушетку. Иван прислонился к стене и закрыл глаза.

– Вам нехорошо? Понюхайте, – донесся издалека незнакомый голос, и Иван закашлялся, вдохнув отвратительный запах нашатыря. Темноволосая стояла рядом, озабоченно глядя на него. Бледная как смерть девушка сидела на кушетке и лихорадочно грызла ноготь. Заметив взгляд, она смутилась и быстро спрятала руку в карман.

«Идиот! Все мы идиоты! Все мы были уверены, что маньяк – это мужчина. Даже не подумал никто у Цветкова спросить: Черепашка – это мужчина или женщина? А покупательница Сабаевой – «лохатая дура»? Да вот она сидит, ногти жрет, сволочь! Загнала себя в ловушку, как крыса, обморок изобразила!»

– Знаешь, Ваня, я тоже чуть в обморок не грохнулся, как увидел. Одна у двери в обмороке, другая… – переводя дыхание, сказал Костя. – Эй, ты чего?

Иван медленно подошел к девушке, схватил ее за отвороты халата и стащил с кушетки. Та жалобно пискнула и уставилась на него расширенными глазами.

– Ну и зачем ты это делала, тварь? – Иван начал трясти ее, да так, что длинные светлые волосы девушки, собранные в пучок, рассыпались по плечам.

– Я… не… – Она пыталась что-то сказать, но не могла.

– Иван, да ты рехнулся! – Костя с неожиданной для его субтильной комплекции силой оттащил того от девушки, и она, как куль, плюхнулась на кушетку – похоже, ее не держали ноги. – Ты что, думаешь, это она той горло перерезала?

– А кто, по-твоему? – Иван стряхнул с рукава Костину руку.

– Может, вы все-таки объясните, что тут происходит? – вмешалась темноволосая женщина, опускаясь на кушетку рядом с медсестрой. – Вы, собственно, кто такие?

– Уголовный розыск. Старший лейтенант Малинин, а это – майор Логунов. Вы врач?

– Да. Дежурный врач. Типанова Надежда Ивановна.

Костя повернулся к девушке:

– Вы в состоянии разговаривать?

– Да, конечно, – она судорожно вздохнула. – Знаете, это был такой ужас!..

– Минуточку. Вы бы не могли пока выйти? – попросил он Типанову. – Нам надо со свидетельницей поговорить.

– С какой, к черту, свидетельницей? – снова взвился Иван, но Костя жестом заставил его замолчать.

– Ваня… Это не она Черепашка, – тихо сказал он. – Ты посмотри, в ней росту – полтора метра на коньках и в шляпе.

– Черепашка? – переспросила девушка. – Черепашка – это Женя.

– Что?!

Ивану показалось, что его ударили под дых. В ушах противно зазвенело.

– Да. Это по фамилии – Черепанова. Она говорила, что ее и в школе так звали, и в институте.

Фотоснимок. Белый лист фотобумаги в ванночке с проявителем. На глазах появляются пятна, сливаются, становятся все четче, появляются лица…

«Не может быть! Господи, нет!»

Список, составленный Стасом Цветковым. Последняя – Черепашка. Женя Черепанова. Медсестра. Рост – высокий для женщины, средний для мужчины. Худощавое телосложение, короткие темные волосы. Неженская пластика движений, которая для мужчины была бы все-таки слишком мягкой.

А ведь он знал фамилию Жени… Не зря же эта самая Черепашка не давала ему покоя. Прямое созвучие! Разгадка лежала на поверхности, но он упорно не хотел ее замечать. Не хотел!

Один за другим кусочки мозаики становились на место.

«Такие клиенты ловятся большой облавой или случайно», – всплыли слова Китаева. А разве есть на свете что-нибудь случайное?

«Но почему, Женя, почему?»

Прохладные губы, зеленовато-карие загадочные глаза, тонкие длинные пальцы…

Все чувства как будто умерли. Только теперь ему до конца стало понятно, что значит расхожее словечко «отмороженный». Именно отмороженной в одно мгновение стала его душа. Не было боли, не было сожаления – ничего. Только недоумение: почему?

Когда-то давно он сильно напился со знакомым, только что вышедшим из госпиталя после полученного в Афганистане ранения. Парень, вытирая слезы, рассказал, как их машину накрыло из миномета, как, очнувшись и увидев рядом развороченные тела товарищей, он оторвал от своей голени окровавленный кусок мяса, висящий на лоскуте кожи, и… съел его, а потом бежал несколько километров, не чувствуя боли. Иван пытался представить себя на его месте – и не мог. Тогда не мог, а сейчас… он на мгновение стал тем парнем.

– Простите, – тихо пробормотал Иван. – Я был уверен…

Девушка неуверенно кивнула головой.

– Расскажите, пожалуйста, как все произошло, – мягко спросил ее Костя.

Иван, не в силах произнести больше ни слова, сел в свободное кресло и закрыл глаза, чтобы не видеть кровавую лужу. Случившееся не укладывалось в голове. Он был готов ко всему, даже к самому страшному, но такого не мог и предположить.

– Я пришла пить чай, – говорила тем временем медсестра, – а тут… Женя, и у нее… Я закричала…

– Подождите, давайте все по порядку, хотя бы в двух словах. Подробно потом следователю расскажете. Вань, кончай страдать, иди Калистратычу позвони. – Иван кивнул, но не сдвинулся с места. – Вас как зовут?

– Светлана.

– Значит, так, Света. Давайте вместе. Вы взяли ключ, пришли сюда, что дальше?

– Только я хотела включить чайник – входит Женя. Бледная такая. Она в последние дни вообще очень странная была, я даже спрашивала, что с ней такое.

– Вошла Женя – и что?

– И дверь закрыла. На ключ. Я спросила, зачем. Она не ответила, подошла ко мне, а руку в кармане держит. Я говорю: «Женя, тебе плохо?» А она: мол, прости, Света, я не хотела, но должна это сделать. И скальпель достает. А глаза совершенно пустые, страшные такие… – Светлана замолчала.

– Иван Николаевич, ты еще здесь? Что это с тобой? Видел небось и похлеще. – Костя стряхнул с рукава рубашки несколько мелких осколков стекла.

Иван не ответил. На него нашло какое-то оцепенение. Если совсем недавно хотелось проснуться, то теперь – только спать. Долго-долго. А лучше не просыпаться вообще никогда…

Костя посмотрел на него с недоумением.

– Светочка, вы извините, я сейчас быстренько сбегаю позвоню, а потом продолжим. Хорошо? Телефон на посту?

Он вышел в коридор. Типанова стояла рядом с дверью.

– Кто бы мог подумать! – сказала она совершенно убитым голосом. – Такая девчонка хорошая, пятый год у нас уже. И все ее любили… Послушайте, а что это с майором вашим? Они что, знакомы с Женей? У него такой вид, будто он впервые кровь увидел или любимую женщину потерял.

Костя остановился, будто на стену налетел.

– Мать твою!.. Извините.

– Да ничего, на здоровье, – Типанова усмехнулась. – Пойду узнаю, что там наверху. Бабулечка, не волнуйтесь, все в порядке, это больной просто плохо стало. – Она легонько подтолкнула к двери палаты любопытную старушку, непременно желающую знать, кто кричал и что произошло.

Костя набрал номер Калистратова. Три звонка, пять, десять… Ну же, Андрей Ильич, где вы?

Словно услышав его, следователь снял трубку. Костя коротко доложил о случившемся. Калистратов молчал. В трубке послышался шелест, как будто на другом конце быстро переворачивали листы бумаги.

– Андрей Ильич?

– Ё-хай-де! – медленно и раздельно произнес Калистратов свое коронное «приличное» ругательство. – Ладно вы, но я-то, старый лапоть! Как я-то промухал? У Зотова в оперативке этого нет, но в следственном деле по Литвиновой есть протоколы допросов ее знакомых. Черепанова – школьная подруга Литвиновой. Когда я дела принял, мне еще показалось, что какая-то фамилия повторяется дважды. Нет чтобы сразу все по листику перетрясти! Ладно… Свидетельницу ко мне привезите обязательно, буду ждать.

Костя вернулся в сестринскую.

– Света, подождите, пожалуйста, минутку, – сказал он. – Ну-ка, Вань, пошли покурим. – И он буквально вытащил Ивана на лоджию, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ваня, ты извини, конечно… Это она?

– Что «она»? – На Костю смотрели глаза усталого больного пса.

– Та женщина, из-за которой ты…

– Ты знаешь? – перебил Иван.

– Догадываюсь.

Иван сжал голову руками и застонал.

– Что же делать?

– Побудь пока здесь, а я со Светой закончу. Ильич попросил ее привезти, когда… все станет ясно. Дежурная врачиха пошла узнать, как там дела. – Костя хотел еще что-то сказать, но не стал, похлопал Ивана по плечу и вернулся в комнату.

– Ну, Света, давайте продолжим. Я говорил со следователем, ему нужно будет с вами побеседовать под протокол, так что узнаем, как у Евгении дела обстоят, и поедем. Не волнуйтесь, вас потом обратно привезут.

Светлана кивнула.

– А… ваш товарищ? – спросила она.

– Думаю, его сейчас лучше не трогать. Понимаете, мы ехали сюда преступника задержать, даже не знали толком, кто он, знали только, что здесь работает и что прозвище у него Черепашка. А вот как все вышло. Ну, он и переживает, что от начальства попадет.

Удовлетворенная вполне понятной версией, Светлана снова кивнула.

– Так на чем мы остановились? – Костя сел рядом с ней и открыл блокнот. – Женя достала скальпель – и?..

– Я говорю: «Женя, что я тебе сделала?» Она молчит и подходит все ближе. Я в угол у двери забилась. «Женя, – говорю, – не надо, у меня дети маленькие, мама инвалид, хоть их пожалей». Она остановилась, смотрит на меня и молчит. Мне так страшно стало, я, кажется, закричала что-то и сознание потеряла. Очнулась уже на кушетке, Надежда Ивановна рядом, а на полу – лужа, – Светлана зябко вздрогнула. – Я вытерла, пока вас не было. Или не надо было?

– Да нет, все в порядке.

– Знаете, я так испугалась, до сих пор отойти не могу, все трясется внутри.

– Ну не надо, не надо, – Костя дотронулся до ее маленькой руки, – все уже позади.

– Скажите, а что она… с собой сделала? Надежда Ивановна сказала, ее в операционную повезли.

– Горло перерезала.

– Кошмар какой! И что на нее нашло? Она была как… сумасшедшая.

– Света, она и есть сумасшедшая. И мы ее подозреваем в очень серьезных преступлениях.

Вернулся с балкона Иван, сел в кресло и уставился в пустоту. Костя и Светлана тоже молчали. Прошло уже около часа с тех пор, как увезли Женю. Костя понимал, что надо было давно уехать со Светланой, оставив в больнице Ивана, но он слишком беспокоился за него. Наконец стукнула дверь: вошла Типанова и остановилась на пороге.

– Ну что вам сказать? Ничего хорошего. Пока жива, правда.

– Что значит пока? – Иван вскочил с кресла.

– А то и значит. Шанс есть, но… Очень много крови потеряла, к тому же четвертая отрицательная редкая, у нас ее было мало, влили заменитель, пока донора среди персонала искали. А у нее возьми и начнись аллергическая реакция, шок. Редчайший случай. Еле откачали. Положили в реанимацию. Кстати, ей охрана-то не нужна?

– А что, она может сбежать? – удивился Костя.

– Да вы что?!

– Ну тогда не нужна. Мафики за ней не охотятся. А разговаривать с ней?..

– Без сознания, – вздохнула Типанова.

– Ладно, спасибо вам большое. Ваня, поехали! Надежда Ивановна, мы Светлану к следователю заберем часа на полтора-два?

– Если надо, забирайте. Скажите, а что Женя все-таки натворила? Не сейчас, а раньше? Почему-то вы ведь за ней приехали?

– Пока, к сожалению, ничего сказать не могу. Кстати, вы ведь дежурите сегодня, да?

– Да. До утра.

– Пожалуйста, если Евгения в себя придет или… Ну в общем, позвоните вот по этому телефону.

Когда Светлана вышла из кабинета Калистратова, Костя сидел в коридоре на подоконнике и крутил на пальце колечко от ключей.

– Ну как, все нормально? – спросил он, спрыгивая на пол.

– Да, наверно. А вы меня ждете?

– Вас. Света…

– Что?

Костя замялся. Он чувствовал себя напроказившим мальчишкой. Да и не ко времени все как-то, словно танцы на похоронах. Но… Девушка с каждой минутой нравилась ему все больше.

– Вам так ваше имя подходит! – выпалил он совсем не то, что собирался сказать. И тут же добавил, не давая ей опомниться: – А вам позвонить можно?

– Ну вы же звонили сегодня. Это я подходила. Я ваш голос узнала.

– А… домой?

Света посмотрела на него с улыбкой, одновременно удивленной и недоверчивой. Потом достала из сумки записную книжку, вырвала листочек и написала номер.

– По крайней мере, вы все обо мне знаете, – сказала она. – Ну, до свидания. Ни пуха ни пера!

– Это к чему?

– Ну вы ведь, наверно, теперь к начальству на ковер?

– A-а, да. Пойду получать клизму. К черту!

Когда он подходил к кабинету Боброва, оттуда вышел Иван – чернее тучи.

– Иди, герой, шеф тебя ждет, с цветами и шампанским. Мне уже вставил – по самое дальше некуда.

– А ты домой? То есть к себе?

– Да. В одно место только заеду – и домой.

Иван повернулся и ушел, не попрощавшись. А Костя, глупо улыбаясь, направился к начальнику. «Что, Константин Сергеевич, попался? – спросил он себя вслух и тут же ответил: – Похоже на то!»

– Это вы опять? – Типанова, похоже, нисколько не удивилась. – Пока ничего нового. По-прежнему без сознания. Не стоило приезжать, я ведь обещала позвонить, если что-то изменится.

– Да-да, извините, – пробормотал Иван. – Я посижу, подожду. Можно?

– Пожалуйста. Только не здесь, а в холле. – Типанова внимательно смотрела на него большими, чуть навыкате глазами в тонкой сетке морщинок. – Простите, а можно задать вам бестактный вопрос?

– Задавайте.

– Это по долгу службы такое рвение – или как?

– По долгу, – Иван резко повернулся и пошел в холл.

Навстречу ему шла Светлана. Увидев Ивана, она помрачнела.

– Вы снова за мной? – спросила девушка и прикусила губу.

– Нет.

– Значит, из-за Жени. Извините, я не запомнила ваше имя-отчество…

– Иван Николаевич.

– Иван Николаевич, я понимаю, это не мое дело… Хотя как не мое, если она меня убить хотела. Как подумаю, просто дурно делается: что мои мальчишки делали бы без меня…

Иван стиснул зубы. Ему и без того было плохо, так плохо, что и вообразить невозможно, а тут еще каждый норовит укусить. Он не хотел сейчас понимать никого. И думать не хотел – ни о ком. Светлана прочитала что-то на его лице и испуганно замолчала. Однако уходить не торопилась. Она стояла, засунув руки в карманы накрахмаленного халата, и посматривала на Ивана искоса, кусая губу, как будто пытаясь принять какое-то решение.

– Вы ведь были знакомы с Женей раньше, да? – наконец спросила она нерешительно.

– Да. Вы удивлены? Как же, мент – и сумасшедшая убийца.

– Да нет, не удивлена. Чего в жизни не бывает. Похоже, для вас это тоже новость.

– Вы правы. – Ивану стало стыдно за свою резкость.

– Наверно, это странно, но я сочувствую и вам, и ей… Ладно, не буду вам надоедать. Как только что-то станет известно, я подойду.

Светлана ушла, а Иван прошел в холл и сел на диванчик. Время шло, давно стемнело. Он то вскакивал и начинал ходить взад-вперед, считая клетки линолеума, то выглядывал в окно, то снова садился. Несколько раз мимо пробегала Светлана, каждый раз отрицательно качая головой.

Иван и сам не знал, зачем приехал сюда, чего ждет, чего хочет. Самым страшным было то, что он с абсолютной ясностью понимал: наилучший выход для Жени – умереть. Поправиться, чтобы провести остаток жизни в психиатрической больнице – Ивану невыносимо даже думать об этом. Но как смириться с тем, что ее не будет! Не только рядом с ним – с этим он уже давно смирился. Не будет вообще, нигде!

Ему казалось, что утро, когда он проснулся со страшной головной болью и не менее страшными предчувствиями, было тысячи лет назад. Затылок раскалывался, и теперь ныло все тело, слезились глаза. Он прикрыл их и незаметно задремал…

Кто-то настойчиво тряс его за плечо.

– Иван Николаевич, проснитесь! – Лицо Светы было встревоженным.

– Что? – Остатки сна слетели мгновенно.

– Надевайте халат, и пойдемте быстрее, – она протянула ему белый сверток.

Иван встряхнул халат, кое-как натянул его, путаясь в рукавах. Он едва поспевал за Светланой, которая быстро говорила на ходу, слегка задыхаясь:

– Она очнулась, но ей очень плохо. Сильная сердечная недостаточность, и дыхательная тоже. Вряд ли до утра дотянет. Я уже звонила ее отчиму, должен приехать, если успеет до развода мостов. Днем его дома не было. Ей сказали, что вы здесь, и она хочет вас видеть. Конечно, так не полагается, но… Все равно уже ничего нельзя сделать. Только учтите, у нее трубки стоят, говорить она не может. Да и все равно не смогла бы – связки повреждены.

Сестра, сидевшая за столиком в углу реанимационной палаты, при виде Ивана возмутилась было и хотела что-то сказать, но, заметив за ним Светлану, только кивнула и отвернулась.

– Вон там, у окна, – шепнула Светлана.

Иван подошел и сел рядом на выкрашенную белой краской табуретку. Женя лежала в окружении каких-то ужасных аппаратов, опутанная трубками и проводами. Тихо попискивали мониторы. Он смотрел на ее лицо, мертвенно-бледное, такое же, как стягивающие ее горло бинты, на закрытые глаза, обведенные лиловой тенью, и понимал, что все его прошлые тревоги и сомнения – ничто по сравнению с этой минутой.

«Господи! – взмолился он. – Сделай так, чтобы она осталась жива! Я все брошу, на все пойду, даже на преступление, лишь бы спасти ее. Увезу, спрячу где-нибудь. Кем бы она ни была, что бы ни сделала! Лишь бы она выжила!»

Но через мгновение волна альтруизма схлынула, оставив лишь горечь и сожаление. «Женька, Женька! Что же ты наделала!»

Он взял ее за руку и тихо позвал:

– Женечка! Это я, Иван.

Она медленно открыла глаза. Лицо ее чуть заметно порозовело, писк мониторов стал громче и чаще. Сестра встала из-за стола, подошла к ним, проверила показания приборов.

– Ей нельзя волноваться, – произнесла она сердитым шепотом.

– Пожалуйста! – Голос Ивана звучал так умоляюще, что она пожала плечами и отошла.

Женя не чувствовала боли. Только невероятную тяжесть во всем теле. А еще – ужасную усталость. Словно она пыталась сбросить с себя огромные гранитные валуны, сбросить и взлететь. Голос Ивана, его лицо то отдалялись, то приближались. Рядом с ним было спокойно. Он поймет и, может быть, простит ее…

Она не один раз слышала, что перед умирающими в считанные секунды проходит вся их жизнь. Слышала, но не верила. А теперь – она словно смотрела фильм о своей жизни, который кто-то неизвестный показывал ей на сумасшедшей скорости. «Значит, я умираю…» – подумала Женя, но в этой мысли не было ни страха, ни отчаяния.

По всем приметам она должна была родиться мальчиком. Мама так и не смогла примириться с разочарованием, которое испытала, впервые увидев красную лысую девчонку – свою дочь. Девчонку назвали заготовленным для сына именем, ее коротко стригли, наряжали в шорты и брюки.

«Какой у вас милый мальчик», – говорили матери, и та довольно кивала.

Она покупала дочери машинки и конструкторы, а кукол у нее не было совсем, за исключением маленького резинового пупса, подаренного отчимом на шестилетие. Пупса Женька презирала, но из уважения к отчиму держала на почетном месте – в любимом кресле.

Отец ушел от них, когда Жене было всего два с половиной года. Уже став взрослой, она узнала, что развод был на редкость некрасивым, со скандалами, взаимными судебными претензиями и публичным перетряхиванием грязного белья. Между прочим, отец, по профессии детский врач, даже иск подал в суд, требуя оставить ребенка с ним. Мотивировалось это тем, что жена калечит психику девочки, намеренно воспитывая ее, как мальчика. Судьи посмеялись и признали иск необоснованным.

Отец женился на медсестре, с которой работал, и уехал вместе с ней на родину – в Хабаровск. Оттуда приходили щедрые алименты и праздничные открытки, а иногда, с оказией, и посылки: икра, крабы и красная рыба.

Через два года после развода мать вышла замуж за своего сослуживца по конструкторскому бюро, сорокалетнего Сергея Сумского. Для него это тоже был второй брак – первый распался давным-давно, и Сергей Игнатьевич страстно мечтал о детях. Они с Женей быстро подружились, и хотя девочка ясно сознавала, что Сергей Игнатьевич ей не родной, тем не менее очень его любила и называла папой.

Отчим не одобрял педагогических методов жены. По его мнению, Женька росла настоящей пацанкой. Живая, как ртуть, она постоянно ходила с синяками и ободранными коленками, лазила по деревьям, играла в войну с мальчишками, презирая девчонок с их куклами и тряпками. Исключение делалось для одной только Маши Пелевиной, впрочем, такой же непоседы. Однако, будучи по натуре человеком очень мягким и деликатным, Сергей Игнатьевич считал неэтичным вмешиваться в воспитание чужого, по сути, ребенка. Он утешал себя тем, что, несмотря на мальчишеские повадки, Женя – девочка умненькая, а главное, добрая и ответственная. Вот появится у нее сестренка или братик, тогда она обязательно станет помягче, поженственней.

Древние греки считали, что завистливые боги не любят счастливых, и боялись ничем не омраченного счастья. Два года их жизнь казалась безоблачной. Жене ни разу не доводилось замечать, чтобы родители поссорились или даже просто повысили друг на друга голос. Отчим был на редкость заботливым и душевно щедрым человеком. Он, как мог, старался порадовать «своих девочек» и сам искренне наслаждался их радостью.

– Женя, мы с мамой хотим сказать тебе что-то очень важное. Зимой у тебя будет маленький братик. Или сестричка. Ты довольна?

– Ура! Здорово! Давайте назовем его Стасиком. А если девочка, то пусть будет Ксюша…

…Мама – такая огромная, не обхватить. Ходит осторожно – не дай бог споткнуться. А сапоги ей застегивает папа. Или она, Женя. Самой маме не нагнуться. А в животе возится маленький человечек – даже видно. Если приложить руку и чуть-чуть надавить, он толкнет в ответ – будто поздоровается.

– Ксюшка, не толкай нашу маму, ей же больно! Лучше рождайся поскорее, я без тебя соскучилась!

…Ночью вдруг все забегали, засуетились. Папа звонил куда-то по телефону. Мама зашла к ней уже в пальто – попрощаться.

– Стасик решил, что пора уже родиться. Так что будь умницей, слушайся папу и через несколько деньков жди нас вместе с братишкой.

– Или с сестренкой…

…Отчим в прихожей у телефона – лицо белое, как бумага, руки трясутся. Женя смотрит на него, держа под мышкой игрушечный танк, и ничего не понимает. Вот он подходит к ней, обнимает и горько-горько плачет…

…Северное кладбище, люди, стоящие группками у свежей могилы. Крупные снежинки налипают на большую мамину фотографию, и Жене хочется смахнуть их. Ей кажется, что это плохой сон – ведь такого просто не может быть! Сейчас она проснется и босиком побежит в спальню родителей, заберется к маме под одеяло, погладит ее огромный живот под ночной рубашкой, поздоровается с Ксюшкой и будет принюхиваться к вкусным запахам, доносящимся с кухни…

Из Хабаровска прилетел отец. Женя очень смутно помнила этого высокого человека, который когда-то сажал ее на плечи и катал по комнате.

– Какая ты стала большая, Женечка! – Отец протянул ей большого плюшевого слона в черном галстуке.

Отец и отчим долго сидели на кухне, пили водку и о чем-то спорили. Женя обнимала слона и пыталась смотреть телевизор, но так ничего и не поняла, что там происходит на экране. Наконец мужчины вышли к ней.

– Женечка, – Сергей Игнатьевич, бледный, небритый, не знал, как начать. Голос его дрожал. – Папа хочет забрать тебя к себе, в Хабаровск.

– Тебе будет у нас хорошо, – отец опустился перед ней на корточки, притянул к себе. – Моя жена – очень добрая женщина, вы обязательно подружитесь. И с братишками тоже. Они близнецы – Петя и Вова, им скоро исполнится три года. Будешь с ними играть. Квартира большая, у тебя будет своя комната. А у бабушки Маши, моей мамы, есть домик, там у нее курочки, кролики. Ну что. Женя, согласна?