Текст книги "Одним ангелом меньше"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Татьяна Рябинина
Одним ангелом меньше

Ветер, как назло, дул со всех сторон, громыхал карнизами и швырял в лицо пригоршни колючих снежинок. Воздух терпко пах морозом. Выйдя из метро, Женя обреченно направилась к трамвайной остановке. Стоявшие там люди ежились и поднимали воротники. Одно за другим зажигались окна в домах, дразня замерзших и усталых своим теплым светом.

Когда стоишь на темной холодной улице и смотришь на свет в окнах, всегда кажется, что там, за ними, – уютное и мирное жилище, где добрые и умные люди живут своей сложной, интересной и значительной жизнью, думала Женя. И даже трамвай – насквозь промерзший, лениво ползущий и громыхающий на каждом шагу, но ярко освещенный изнутри – дарит иллюзию спасительного убежища.

Но трамвая все не было. Народу на остановке прибывало. Окутанная облаком адреналина, толпа на остановке искрила от напряжения. Вновь подходящие вызывали смутное раздражение и расценивались как конкуренты в борьбе за крохотный пятачок трамвайной площади.

Когда мимо воспрянувших духом и собравших остатки сил граждан проследовал на крейсерской скорости пустой трамвай с табличкой «В парк» и народный гнев достиг критической отметки, вдруг произошло нечто. На отрезок пути напротив остановки, прямо под фонарь – как на сцену – выехала новенькая «Ауди»-«бочка», поблескивающая в снежных искрах, будто бокал шампанского. Из машины вышла девушка. Какое-то время она стояла, разговаривая с водителем, потом захлопнула дверь, и «Ауди» с достоинством аллигатора степенно отчалила. Девушка стояла у кромки тротуара и смотрела вслед удаляющейся машине. Снежинки ложились на ее непокрытую голову.

Забыв о трамвае, Женя смотрела на нее, не отрываясь. Девушка казалась сказочно, нереально прекрасной. Ее лицо, фигура, вьющиеся крупными волнами волосы, стекающие до талии, – все было удивительно гармоничным и завершенным. Она словно явилась из другого мира, и Женя вдруг остро почувствовала себя нелепой, несчастной и никому не нужной.

«Ауди» давно скрылась за поворотом, а девушка все стояла и смотрела в метель. Но вот она повернулась и перевела взгляд вперед – сквозь людей и дома. Жене показалось, что по ее щекам медленно текут слезы и капают на огромную розу, которую девушка поднесла к губам. В этом цветке, неестественно багровом, растрепанном, было что-то странно пугающее, неряшливое и вульгарное, диссонирующее, как фальшивая нота.

Девушка провела по цветку рукой – так гладят детей или котят, так впервые проводят чуть вздрагивающими от волнения пальцами по щеке любимого мужчины. Она еще раз коснулась лепестков губами и бросила розу под колеса спешащих мимо автомобилей. Постояла секунду, прикрыв глаза, потом повернулась и медленно пошла по проспекту.

Женя застыла, приоткрыв рот. Но тут из-за поворота показался долгожданный трамвай, и те, кто наблюдал за странной сценой, тут же забыли о ней. Только женщина средних лет в дорогой, но столь же некрасивой, как и хозяйка, шубе сказала в пространство, перекладывая тяжелую сумку из одной руки в другую: «Надо же, такая красивая – и такая несчастная!» Она искренне недоумевала: как можно быть несчастливой с такой внешностью!

Трамвай, кряхтя, подполз к остановке…

– Лиса, иди держи клиента!

Зевая, Алиса вышла из тесной каморки, где стояла кушетка. Она не спала уже больше двух суток. Сначала, как всегда, повздорила с матерью, ушла, хлопнув дверью. Решила осчастливить Вадика, а он оказался не один. На Вадика, в общем-то, плевать, но все равно обидно. Сидела на вокзале и злилась на весь белый свет, привычно обвиняя во всем мать. Потом академия, ночное дежурство в клинике, полночи провозились с выпавшим с девятого этажа «персом», так и не спасли. Снова лекции, на последней чуть не уснула. Смена с четырех до двенадцати ночи. Клиника хоть и дорогая, но популярная, люди идут один за другим, и не только с кошками-собаками, кто гада принесет, кто обезьяну, вчера вот сову притащили. И сегодня народу было – пропасть. Только вроде угомонились; только Алиса прилегла – и пожалуйста: «Иди держи клиента!»

На смотровом столе сидел печальный английский бульдог, бежевый с белой грудью, облаченный в диковинный намордник, и настороженно косился по сторонам. Рядом стоял высокий мужчина лет сорока, хорошо одетый, с аккуратной бородкой.

– Какой ты красивый, парень, – восхищенно сказала Алиса. – А как тебя зовут?

– Станислав, – оторопело ответил хозяин.

– Да не вас, – фыркнула Алиса, – собаку.

– A-а… Цапка.

– Цапочка, дай-ка нам твою попку, сейчас мы тебе укольчик сделаем.

Подошел со шприцем врач Алик, и, пока он делал свое черное, с точки зрения пса, дело, Алиса держала Цапку и нежно приговаривала что-то. Станислав откровенно полировал ее взглядом, удивляясь выражению лица этой высокой белокурой девушки. Оно было таким нежным и ласковым, как будто на столе сидел ее единственный обожаемый ребенок.

Алиса проводила пациента и его хозяина до выхода, чтобы закрыть за ними дверь, но Станислав задержался на пороге.

– Девушка, а что вы скажете, если я вас куда-нибудь приглашу? Посидеть, кофе попить?

– Ну, пригласите, – улыбнулась Алиса.

Хотя тренажерный зал был далеко не маленький и кондиционер в нем имелся, все-таки к концу дня запах пота, талька и металла буквально пропитывал все вокруг. Марина отзанималась час аэробикой и теперь сидела на неудобном вишневом седле тренажера, с натугой разводя в стороны непослушные рамы. В последнее время она стала замечать, что грудь стала что-то… не того. А ведь не рожала, не кормила. Только… Ну, неважно! Пожалуй, надо еще подбавить нагрузки.

– А давайте я вам помогу, – услышала она, нагнувшись.

Марина уже готова была отрезать: «Спасибо, сама справлюсь», но, обернувшись, увидела на шее гориллоподобного качка золотую цепь в палец толщиной, а на руке – «Ролекс» и приветливо улыбнулась.

– Ну что вы, я сама.

– И все-таки я помогу, – парень нагнулся. – На сколько?

– Ну, на один кирпичик.

– Больше, меньше?

– Больше.

Качок звонко перекинул изогнутый штырь, словно ненароком коснувшись ее обтянутого фиолетовыми лосинами колена.

– Спасибо!

Теперь Марина уже с большим трудом сдвигала рамы и, если бы не пристальный взгляд своего добровольного помощника, который по-прежнему стоял рядом, наверно, сдалась бы и поплелась в душ.

– А зовут вас, наверно?.. – вкрадчиво спросил он и выжидательно замолчал.

– Наверно, Марина.

Качок назвался Анатолием и снова надолго замолчал, разглядывая Маринины ноги. Наконец он попросил «телефончик в награду».

– Давайте лучше я вам позвоню. – Марина с радостью бросила рамы и вытерла пот со лба.

Парень сбегал в раздевалку, принес ей визитку и, пару раз оглянувшись, удалился. Марина сползла с тренажера и плюхнулась на скамеечку. Звонить она, разумеется, не собиралась, но… пусть будет, мало ли что. Мальчик небедный, это очевидно, а от таких знакомств она никогда не отказывалась. Правда, сейчас это стало… скажем, неактуально, сейчас ей нужны не знакомства, а муж, но кто сказал, что муж – это пожизненно? Впрочем, если задуманное удастся, то в ближайшее время ей будет совершенно не до новых знакомств.

Посмотрев на часы, Марина спохватилась. Пора. Через час приедет Катя, привезет свадебное платье. Наконец-то она сможет примерить все сразу: и платье, и фату, и туфли. Неделя – и она станет Мариной Самохваловой. А там видно будет.

– Юлька, тебе кофе наливать?

– Наливай.

– Пока ты была в поле, звонил Влад.

– Влад? – Ослепительная блондинка, с обожанием разглядывавшая себя в зеркале, повернулась к подруге. – Опять?

– Опять. Я сказала, что ты у клиента. Передайте, говорит, что звонил Влад. – Хрупкая невысокая Кристина поставила перед Юлей чашку кофе.

– Вот ведь зануда, – пробормотала та, отхлебывая ароматный горячий напиток. – Нет, с этим надо кончать! – Она с досадой отодвинула чашку так, что блюдце опасно звякнуло. – Слушай, Кристин, если еще позвонит, скажи, что я уволилась. Хорошо?

– Хорошо, – пожала плечами Кристина. – А что случилось? Этот Влад, он ведь тебе постоянно звонит. Я думала… это твой молодой человек.

– Куда там молодой человек! Просто кретин один. Мы с ним пару раз трахнулись, так он после этого бросил беременную невесту и решил, что я должна выйти за него замуж.

– И что?

– Да ничего. Как говорится, переспать – это еще не повод для знакомства. Если бы я выходила замуж за каждого, с кем ложилась в постель… К тому же он грязнуля. В шкафу – «Бермудский треугольник», недельные носки – на журнальном столике.

Кристина помолчала, глядя в чашку, потом несмело спросила:

– Юль, а ты знала, что у него есть беременная невеста?

– Ну… Вообще-то знала.

– Тогда зачем тебе это понадобилось?

– А вот это уже не твое дело, – зло прищурилась Юля, и ее большие серые глаза превратились в злые пунктирные черточки. – Значит, понадобилось. К тому же я не виновата, что он такой енот-потаскун.

На Юлином столе ожил телефон.

– Страховая компания «Гарант-Эль». Добрый вечер, – промурлыкала она в трубку совсем другим, мягким и услужливым голосом.

Все это было вчера. А потом прошла ночь, наступило утро, начался новый день – день-обманщик, поначалу так много обещавший ярким солнцем, теплым и влажным ветром, который скоро пригнал тучи, похожие на грязную вату. Ближе к вечеру тучи разродились мелким, заунывным дождиком, даже не дождиком, а противной водяной пылью. Люди шли по улицам в недоумении: стоит открывать зонт или нет? Буквально через несколько минут и головные уборы, и пальто становились мокрыми, хоть выжимай. Еще даже не начало темнеть, а машины уже зажигали фары.

В сыром воздухе будто ожили все страхи, сомнения и дурные предчувствия. Как-то внезапно вдруг наступила та мучительная пора, когда кажется, что время умерло и весна никогда уже не наступит. Пора, когда так плохо одиноким, больным и невезучим, и даже счастливые и удачливые со страхом думают о завтрашнем дне. Когда остается так мало сил, чтобы дождаться лета. Наступала обычная предвесенняя петербуржская хандра…

Марина уже второй час топталась на тротуаре перед станцией метро «Парк Победы», выглядывая в потоке несущихся машин черный «Сааб» Андрея. Они должны были встретиться в десять и поехать в казино – поиграть по маленькой, но часы показывали начало двенадцатого, а Андрей все не появлялся. Марина ругмя ругала себя за то, что оставила дома сотовый, и без конца бегала к автоматам. Ни домашний, ни рабочий, ни сотовый телефоны Андрея не отвечали.

По-хорошему, надо было бы давным-давно развернуться и пойти домой, благо что недалеко, всего в десяти минутах ходьбы через парк, но какое-то тяжелое, гнетущее чувство не позволяло ей это сделать. Она понимала: что-то случилось. И этим «что-то» была не автокатастрофа и не несчастный случай. Андрей не ехал потому, что все узнал. Марина, правда, не исключала такого развития событий, более того, даже готовила себя к нему, но все шло так прекрасно и безоблачно, что она позволила себе расслабиться, раньше времени погрузиться в нирвану почти исполненной мечты. Не знавшая ни минуты покоя уже полгода, а особенно в последний месяц, она перестала волноваться, полагая, что дело сделано и мамонт в яме. И вот теперь, словно выдернутая из теплой ванны на холод, она маршировала взад-вперед, как солдат на плацу, и не знала, что делать.

И надо же было этому случиться именно сегодня!

Дождь то припускал сильнее, то истощался до едва заметной мороси, в песцовой шубе было жарко и неудобно. Стоило провести по меху рукой, шерстинки склеивались в длинные серые иголки. «Я похожа на дикобраза», – подумала Марина и удивилась, о какой ерунде беспокоится.

А беспокоиться стоило о другом. Марине было что скрывать от жениха. Лет так шестнадцать она подарила древнейшей профессии. Когда-то имелся у нее и сутенер, да выбился в люди и решил, что не к лицу ему проституток «держать». Как раз в это время один из постоянных Марининых клиентов предложил ей работу в своей фирме.

«Но я же ничего не умею», – смущенно ответила она. «Мариша, мне нужен человек, который будет делать то, что ты прекрасно умеешь: носить красивые платья, подавать кофе, улыбаться и спать с нужными людьми. Как видишь, я откровенен и не говорю, что мне нужна секретарша, – улыбнулся Олег. – А со Славиком, я думаю, проблем не будет».

Проблем действительно не было. То ли новый Маринин хозяин все уладил, то ли она уже окончательно надоела Славику, но расстались они мирно – по крайней мере так казалось ей.

На новом месте все шло по-старому. Сотрудники фирмы знали, что такое Марина, и относились к ней соответственно, но это нисколько ее не волновало. Ей нравилось проснуться утром и сесть перед зеркалом, сделать сложный макияж, уложить волосы, вытащить из шкафа красивый костюм, нравилось идти по улице и ловить на себе восхищенные взгляды встречных мужчин и завистливые – женщин. Людей она презирала, всех без исключения, просто кого-то больше, кого-то меньше, но себя любила беззаветно и без памяти. Надо же кого-то любить!

Годы превратили Марину из обиженной жизнью и людьми девчонки в холодную, расчетливую женщину. Главной и единственной целью в ее жизни давно стали деньги. С блаженной дрожью в пальцах она брала у начальника конвертики с зарплатой, пересчитывала купюры, с чисто физическим наслаждением доставала их из кошелька, чтобы расплатиться в магазине, кафе или косметическом салоне.

Между презентациями, приемами и банкетами, которые Марине надлежало украшать собой, с одной стороны, и обслуживанием в постели нужных людей и самого шефа – с другой, Марина сидела в офисе, варила кофе и заученно улыбалась посетителям. Все шло отлично, однако скоро ей пришлось задуматься о вещах неизбежных и неприятных.

Отметив двадцать восьмой день рождения, Марина вдруг осознала, что незаметно подросло новое поколение молоденьких зубастых акулок, которые шли в постельный бизнес не по необходимости, а по призванию, с удовольствием и энтузиазмом, не страдая при этом никакими ветхозаветными комплексами.

«Да, проститутки век недолог… Высокооплачиваемой проститутки, разумеется, – думала Марина, сидя в кафе и наблюдая, как очаровательное юное существо с наивно-хищными глазками обхаживает пожилого господина в клубном пиджаке. – Конечно, существуют любители и зрелых, элегантных женщин. Но вот беда, обычно у стоящих чего-то мужчин есть свои зрелые элегантные жены, поэтому для отдыха им хочется свеженького и остренького».

Будучи женщиной по-житейски разумной, Марина понимала, что ничем, кроме холеного тела и породистого лица, привлечь и удержать мужчину она не может: ни острым умом, ни открытой теплой душой, ни талантом заботливой хозяйки. А ей нужен был мужчина. Обязательно. Непременно. О любви вопрос не стоял – Марина знала, что полюбить не сможет никого и никогда. Ей необходим большой-пребольшой кошелек. Конечно, у нее были сбережения и драгоценности, но при том размахе, к которому она привыкла, их хватило бы ненадолго. А что потом? Снова поганая нищая жизнь на капусте и макаронах? Ну нет! Марина дала себе торжественную клятву, что вывернется наизнанку, встанет на уши, но найдет богатого дурака, который влюбится и женится на ней. А там хоть трава не расти, даже если он разведется с ней на следующий день после свадьбы. Уж она найдет способ обеспечить себя – тетушкины уроки даром не прошли.

Марина с головой ушла в «охоту за мамонтом» – так она окрестила свое предприятие. Задача оказалась намного сложнее, чем ей представлялось. Конечно, количество состоятельных людей в пределах ее досягаемости намного превышало среднестатистическую норму. Но беда была в том, что все они или уже знали, или очень скоро узнавали, что очаровательный референт Мариночка Колычева на самом деле штатная проститутка. Деловые люди, похоже, не верили расхожим домыслам, что из по горло сытых мужиками шлюх получаются самые нежные и верные жены. Кроме того, бизнесмены и банкиры были почти поголовно женатыми, а как можно «развести» мужчину, она не знала.

И только через полтора года что-то забрезжило на горизонте. Однажды Марину отправили отвезти хозяину здания, где располагалась их фирма, документы на продление аренды. Марина отдала папку с бумагами секретарю и уже собиралась уходить, но тут из кабинета вышел сам хозяин, «владелец заводов, газет, пароходов», господин Андрей Самохвалов.

Все произошло быстро. Андрей пригласил Марину в кабинет, «чтобы уточнить кое-что в документах», и без лишних реверансов пригласил ее поужинать. «Подсекай!» – скомандовала себе Марина и, очаровательно покраснев, согласилась.

Роман их развивался бурно и стремительно. Чтобы случайно не попасться на глаза многочисленным знакомым, Марина мгновенно перевела действие на личную территорию – свою квартиру и квартиру Андрея. Надо ли говорить, что господин Самохвалов оказался сравнительно молод, недурен собой, при этом сказочно богат и столь же сказочно не женат. Его возможные контакты с криминалом Марину не волновали, а связанная с этим перспектива стать вдовой привлекала ее не меньше, чем перспектива стать женой.

А мечта стать женой вырисовывалась все более отчетливо. Андрей был просто очарован Мариной и с каждым днем влюблялся все сильнее и сильнее. Марина же играла ангела. Как можно было отказаться от счастливой совместной жизни с такой нежной, любящей и заботливой женщиной!

И все же она не знала покоя. По ее мнению, Андрей слишком медлил. В любую минуту Марина ждала, что он откуда-то узнает о ее недавнем прошлом. И тогда она решила «случайно» забеременеть. Ребенок как таковой ей был абсолютно не нужен. Дети являлись для нее существами с другой планеты. Но если это необходимо для того, чтобы подтолкнуть Самохвалова к решительному шагу, она готова потерпеть. Насколько Марина успела узнать Андрея, он был слишком джентльмен, чтобы не жениться на матери своего – но только своего! – ребенка. А потом… Пусть разводится.

Но забеременеть никак не удавалось. «А что ты хочешь, милочка? – цинично усмехалась ее гинеколог Алла Валентиновна, грузная тетка с ледяными руками. – На проезжей дороге трава не растет». Впрочем, как-то обошлось и без ребенка. Тридцатилетие Марины отметили поездкой в Венецию, где, стоя в гондоле, Андрей преподнес ей кольцо с тремя бриллиантами и сделал официальное предложение. Марина сияла, глубоко презирая Андрея за непроходимую глупость. Оставалось продержаться месяц.

Решили торжеств не устраивать, скромно отметить событие в кругу самых близких, чтобы сразу же уехать в свадебное путешествие на Мальдивы. Никто на работе не знал, что у Марины роман с Самохваловым. С их фирмой, как ей казалось, Андрея связывали только отношения аренды, а с прежними клиентами она больше не встречалась, ссылаясь на нездоровье и занятость.

О существовании некоего Вячеслава Ивановича Бергера, по рекомендации которого Марину когда-то стал посещать ее нынешний шеф Олег Власов, она совершенно забыла. Ну как о дурном сне.

На неизвестно какой по счету попытке дозвониться в трубке вдруг щелкнуло.

– Слушаю, – Марина услышала голос Андрея, мрачный и усталый.

– Андрюша, это я, Марина. Где ты? Я жду тебя с десяти часов, волнуюсь, с ума схожу, звоню по всем телефонам, нигде не могу тебя найти, что случилось? – Она тараторила, не давая Андрею вставить ни слова, зная, что слова будут теми, которых она так боялась.

– Марина, – перебил ее Андрей. – не надо. Я все знаю.

– Кто? Кто тебе сказал? – прошептала она. Губы будто свело судорогой.

– Слава Бергер. Мы ведь давно знакомы. Ты не знала?

– Нет…

Марина почувствовала, как слезы, о существовании которых она за двадцать лет совсем забыла, предательски набежали на глаза.

– Я, как последний идиот, приехал пригласить старого друга на свадьбу… Неужели ты думала, что сможешь все скрыть? – голос Андрея звучал глухо и бесцветно. – Врала мне как сивый мерин. Прости, Марина, думаю, не надо говорить, что я больше не хочу тебя видеть?

– Но как же так?! Разреши, я приеду к тебе и все объясню. Я должна рассказать тебе…

– Не надо, Марина. Может быть, если бы ты сказала все сразу…

– Ну что, что я могла тебе сказать? – от волнения Марина почти кричала, не обращая внимания на стоящих рядом. – Ведь это значило бы…

– Это значило бы, что ты, по крайней мере, мне доверяешь. Что я для тебя не только денежный мешок. Не знаю, смог бы я тогда это проглотить, не знаю. Но сейчас – точно нет. Так что не звони мне больше.

– Прошу тебя, не надо! Только не клади…

Но в ухо уже бились короткие гудки. Марина медленно повесила трубку; достала платок и аккуратно промокнула выступившие слезы. Кажется, она слишком долго занимала телефон.

Второй день я хожу по улицам и вглядываюсь в лица встречных женщин. Их лица – молодые и старые, красивые и не очень, умные и откровенно глупые, веселые и печальные… Но ни разу не дрогнуло ничто в глубинах моего сознания, не вызвало дорогие и мучительные воспоминания. Там только боль – тупая и беспощадная, только чернота, которая плещется совсем рядом. Я знаю, что может меня спасти. Мне необходимо найти Ее. И я найду. Непременно найду.

Второй день я езжу в трамваях и в автобусах, захожу в магазины, спускаюсь в метро. Я не замечаю, куда иду, куда еду – все это проходит мимо сознания, которое захлестывает черная мгла. Ее миазмы – холодные, зловонные – подступают, как тошнота. Они поднимаются все выше и выше, к горлу, где бьется в артериях алая кровь, бьется, умоляет о жизни, о спасении, о прощении.

Лица! Тысячи женских лиц!.. Время уходит. Еще немного – и я провалюсь в черную бездну. Она поглотит меня. Я буду падать в нее бесконечно, мечтая достигнуть дна и умереть. Но этого не случится. Я стану кричать, но никто не услышит, зажму уши, закрою глаза, – но все равно буду слышать голос, видеть усмешку Ее презрительно изогнутых губ. Потому что в этой черной бездне живет Ее тень. Она и сейчас смотрит на меня. Она совсем близко, у меня за спиной. И я смотрю только вперед, только на лица встречных женщин, чтобы, обернувшись, не встретиться с Ней взглядом.

Опять метро. Какая же это станция? Не могу понять, не могу вспомнить. Не узнаю с детства знакомых улиц. Я как будто в чужом городе. В чужой стране. На другой планете. Захожу в вестибюль. Вечер, люди едут с работы. Я останавливаюсь и всматриваюсь в их лица. Бесконечная лента эскалатора, бесконечная лента человеческих лиц, сливающихся в одно пятно.

Когда-то в юности это было моей любимой игрой: спускаясь или поднимаясь, вглядываться в лица встречных, в их глаза – равнодушные или такие же, как у меня, с интересом рассматривающие людей напротив. Мы встретились взглядом, установили контакт – кто ты? – и через секунду разошлись навсегда. Эта мимолетная, мгновенная близость необыкновенно волновала меня, будила воображение, заставляла придумывать невероятные истории о моих визави.

Но сейчас мне не до игры. Я закрываю глаза ладонью – они так устали, что уже не в состоянии воспринимать что-либо. Надо отдохнуть, хотя бы несколько минут. Поворачиваюсь и иду к выходу. Останавливаюсь у автоматов. По телефону разговаривает женщина. Голос ее звенит от едва сдерживаемых слез. Красивая песцовая шубка, высокие замшевые сапоги, дорогая сумочка. Кольца на ухоженных тонких пальцах. Странно, что ей понадобился таксофон, обычно у таких всегда при себе сотовый.

Женщина стоит ко мне спиной. Вот она чуть повернулась, поправила выбившуюся из-под шапочки прядь светлых волос, блеснул в мочке уха маленький бриллиантик. От волнения она говорит все громче и громче: «Ну что, что я могла тебе сказать?.. Андрей, я умоляю тебя…»

Но неведомый Андрей, похоже, ее уже не услышал. Женщина медленно повесила трубку на рычаг, достала из кармана платочек, что-то сделала со своим лицом и повернулась ко мне:

– Извините, что так долго.

Наверно, ей лет тридцать, вряд ли больше. Светлые волосы над высоким чистым лбом. Лицо гладкое, ухоженное, с ярким вечерним макияжем. Темно-серые глаза, легкая краснота проступает сквозь блестки теней на веках. Длинные стрелки ресниц, склеившихся от слез. Красные пятна на высоких породистых скулах. Точеный нос. Подрагивающие полные губы, подкрашенные вишневой помадой. Россыпь мелких родинок на длинной стройной шее. Голубая жилка лихорадочно бьется – как сердечко пойманного птенца.

И чернота отступила. Как будто время потекло по-иному после того, как женщина повернулась в мою сторону.

Она посмотрела на меня удивленно и вышла на улицу. Оказывается, уже давно наступила ночь. Шаги гулко отдавались у меня в голове. Запах духов – свежий, сладковатый, тревожный. Я их знаю, и знаю давно. Ив Роше. «Shafali»…

«Нет!» – донеслось до меня из черных глубин.

«Да, Лада, да! Ты умрешь снова!»

Оказывается, уже давно наступила ночь. Дом был рядом, но идти туда сейчас Марина не могла. Села было на скамейку, та оказалась мокрой, с деревьев капало.

Марина встала и пошла по Московскому к центру, как шестнадцать лет назад. Вспомнилось ужасное клетчатое пальто, боль во всем теле… Она шла медленно, и ей понадобился почти час, чтобы дойти до Обводного канала. Вот и дом, где она жила вместе с теткой. Вот и место, с которого смотрела в воду и видела: всплеск, а потом вода сомкнется – и успокоится, будто и не было ничего…

Она не любила думать о прошлом. Вся ее жизнь была четко разделена на две неравные части: до и после. «До» было все: замечательные любящие родители, большая светлая квартира, шумные веселые праздники. Мир рухнул, как это всегда и бывает, в одночасье, внезапно. Родители погибли в автокатастрофе, когда Марине только исполнилось десять. Никогда после этого Марина уже не плакала так – будто пытаясь рыданиями заглушить рвущую на части боль, залить слезами горе, такое чудовищное и непостижимое. Она вообще разучилась плакать, как будто выплакала все слезы, отпущенные человеку на долгую жизнь.

Из Вологды приехала сестра отца – Антонина, которую Марина возненавидела не по-детски люто. Грубая, неряшливая тетка, похожая на жирную хромую утку, была для нее воплощением того мира, который продолжал жить как ни в чем не бывало – продолжал жить после того, как ее родителей не стало! И этого Марина не могла ему простить.

Они сняли маленькую квартиру на Обводном, а старую, где Марина жила с родителями, сдали. На вырученную разницу кое-как жили.

Прошло четыре года, каждый день которых состоял из тоски и отвращения. Марина ненавидела свой дом, канал, шум близких вокзалов, желтый молочный комбинат и охристого Ивана-на-капельке. Ненавидела школу и одноклассников, которые отвечали ей тем же. Ее не травили, нет – просто подчеркнуто сторонились. Они казались ей сопливыми недоумками, она им – чокнутой. Однако пылавшая внутри Марины ненависть как бы создавала вокруг нее защитную оболочку. Маленькие звереныши инстинктом чувствовали, что эта девочка может быть опасной, и даже не пытались ее обидеть.

Тетка пила, с каждым годом все больше и больше. Денег не хватало. Марина ходила в обносках, которые отдавали сердобольные соседки, давилась капустой и серыми скользкими макаронами. Свой четырнадцатый день рождения она запомнила навсегда. Тогда тетя Тоня продала ее своему случайному знакомому за пару бутылок водки. Сколько раз потом Марина зажмуривалась и трясла головой, отгоняя воспоминания: чашка противно пахнущего веником и ржавчиной чая, внезапное головокружение, грязная кухонная тряпка во рту, привязанные к спинке кровати руки, резкая боль – и потная вонючая туша, подскакивающая на ее распластанном теле…

С трудом оторвав взгляд от темной воды, Марина вернулась в настоящее, которое странным, мрачным образом переплеталось с прошлым, пытаясь замкнуть круг. То и дело останавливаясь, она дошла до Технологического института. Метро уже давно было закрыто. «У меня больше нет сил», – подумала Марина. Когда-то ей не хотелось жить от душевной и физической боли. Теперь боли не было – никакой. Только звенящая пустота и усталость. И воспоминания…

Точно так же, как сейчас, она шла по Московскому – красивая высокая девочка с растрепанными золотистыми волосами, в уродливом клетчатом пальто и стоптанных мальчиковых ботинках, шла, не зная куда и зачем. Несколько дней Марина бродила по улицам, ночевала на верхних площадках лестниц, все больше слабея от голода и тупого отчаяния. А потом – решилась… И словно кто-то недобрый в насмешку послал ей Славика Бергера, который подобрал ее на вокзале, накормил, отмыл и пристроил к «ремеслу».

Сначала комнатка в огромной пустой коммуналке полурасселенного дома и скрипучая деревянная койка, потом квартирка на Смоленской и огромный зеленый «сексодром». И мужчины, мужчины… Старые, молодые, толстые, лысые – всякие. Потные руки, волосатые ноги, кислый запах изо рта… Но со временем клиенты понемногу перестали вызывать у нее отвращение и секс стал чем-то вроде визитов к гинекологу, которого она раз в месяц исправно посещала по настоянию Славика.

По иронии судьбы Славик оказался для нее просто подарком. Он честно отсчитывал половину ею заработанного, всегда интересовался, здорова ли Марина, может ли «трудиться». Именно Славик съездил на Обводный и забрал Маринины вещи, припугнув тетку, которая собиралась обратиться в милицию. Именно он заставил Марину вернуться в школу и окончить ее.

Она не строила иллюзий по поводу благородства своего хозяина и не чувствовала по отношению к нему никакой благодарности. Просто Славик, возможно, благодаря своим немецким корням прекрасно понимал, что если со скотиной обращаться хорошо, то отдача будет гораздо больше.

Так незаметно пробежали годы. Иногда Марина казалась себе древней старухой. Славик, начинавший с фарцовки и случайных спекуляций, стал зубастой акулой не самого мелкого бизнеса, обзавелся особнячком на Крестовском острове и «шестисотым» «Мерседесом». Другие его «девочки» потеряли товарный вид и, по его словам, ушли в отставку, но Марину он оставил при себе – «в порядке гуманитарной помощи». Его высокое положение позволяло ему рекомендовать Марину таким клиентам, которые в состоянии были платить за один визит столько, сколько менее удачливые ее сограждане получали за месяц ударной службы на производстве.

После смерти тетки Марина не захотела жить в квартире родителей и занялась обменом. Новое жилье было у парка Победы, и часто в теплую погоду Марина сидела на скамеечке, как старушка, греясь на солнце и стараясь ни о чем не думать. Жизнь проходила мимо, она по-прежнему равнодушно зарабатывала деньги своим телом, с удовольствием их тратила и снова зарабатывала…

Марина повернулась и пошла обратно – к дому. Она не знала, что будет делать, когда дойдет. Но и стоять на месте было уже невыносимо. Идти, идти, делать хоть что-то… Можно было поймать машину – Марина теперь ничего не боялась, – но она шла, механически переставляя ноги, время от времени останавливаясь и невидящим взглядом всматриваясь в темноту перед собой.