Текст книги "Синие лампы темного мира (СИ)"

Автор книги: Татьяна Нартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

– А о нас в ваших записях сказано? – не удержался от вопроса Бурова.

– Да, ваши имена указывались. Но искать вас мы решили без всяких смутных подсказок, по своей инициативе. Только не спрашивайте, что будет дальше. Эти записи не дневник и не биография. К тому же, мы до сих пор работаем над расшифровкой. Тот фрагмент, который нам удалось разобрать, знаете, на что он похож… на краткую статью или введение перед романом.

– А можно мне посмотреть? – неожиданно предложил Зи. – Не записи, само устройство?

– Ну, – Антон с Хмельницкой неуверенно обменялись взглядами.

– Конечно, – решила за всех Веста. Кажется, Сельцев не шутил, называя ее идейным лидером. Для сотрудников «ПТ» эта короткостриженая брюнетка была непререкаемым авторитетом.

Нам снова пришлось подняться. На сей раз не к экзекуторам, а по другой лестнице к настоящей мечте компьютерного гика. Почти десяток мониторов, провода, диски, какие-то железки. Лариса даже не обратила на все это великолепие внимания, сразу направилась к сейфу. Набрав код, вынула из темных недр нечто, и правда, напоминающее плоскую батарейку размером с двухрублевую монету. Одна ее сторона была в многочисленных царапинах, каких-то пятнах и подпалинах. Вторая – была не гладкой, имела множество бугорков, каких-то дырочек, впадинок, каналов.

– Как вы сняли данные? – удивился Андрей.

– Это была отдельная эпопея. Но видите эту дырку. На самом деле это – порт. Нам пришлось самим сооружать подходящий разъем, но после нескольких десятков попыток, проб и ошибок, задача была решена. Настоящий Кракатук, – с гордостью произнес Сельцев.

Тем временем очертания Зи начали подергиваться. Он снимал чужой облик, который с каждым разом отлипал от кабета со всевозрастающей неохотой. Лариса побледнела, но не отступила. Остальные, увязавшиеся за нами сотрудники «ПТ», наоборот, с интересом подались вперед.

Наш инопланетный друг определенно произвел впечатление. Вопрос в другом – какое именно? Некоторые, увидав двухметрового гиганта с плоским носом а-ля Волан-де-Морт и тремя глазами, заметно занервничали. Другие не удержались от восторженных возгласов. Ну да, всамделишный пришелец. Ни какой-нибудь чудак с Галлифрея, а настоящие чудище.

– Вы говорили, что прибор был вплавлен в череп. С какой стороны? – спросило оно вполне нормальным голосом. Только мы с ребятами почувствовали разницу.

– Снаружи. На височной кости, если быть точным.

– Дайте его сюда.

На шестипалую ладонь легла «монета», и на сгибе, между кистью и запястьем кабета начали вздуваться вены. Так, во всяком случае, показалось вначале. Но приглядевшись, я поняла – это не вены, а подвижные усики, которые будто прорастали из-под серой кожи. Прорастали, завивались, оплетая устройство, приникая внутрь него. Когда переплетение нервных окончаний, почти полностью погребло под его собой, Зи закрыло средний глаз. Два остальных глазных яблока, лишенные век, продолжали совершать движения. Справа налево, с лева направо. Как у спящего человека, когда ему снится сон.

Спустя долгие шесть минут кабет очнулся. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь сфокусировать свой взгляд. Третий глаз его ярко фосфоресцировал в полутемной комнате. Потом свет погас, и Зи окончательно очухался.

– Тебе удалось узнать, что это? – первым спросил Ярослав.

– Да. Это что-то вроде ваших флешек, только с прямым подключением к мозгу.

– Ух ты, как в фантастических фильмах!

– Не совсем. Сюда грузится информация, которую нельзя забывать. Но объем такого носителя весьма ограничен – где-то пара-тройка терабайт. И загрузка осуществляется не снаружи, а изнутри, из мозга. А вот извлечь ее обратно можно только после смерти носителя.

– То есть, это вроде дополнительной памяти? – Лариса все еще была бледной, но профессиональное любопытство победило всякий страх.

– Да. Воспоминания, которые ты хочешь передать потомкам. Или мысли, которые могли бы им пригодиться. Запись велась не беспрерывно. Тут, кстати, не так много информации. Я не стал трогать личные данные. Хотя ясно, что останки принадлежали немолодой женщине, жившей в двадцать втором – начале двадцать третьего века по вашему летоисчислению. Устройство имплантировали ей в возрасте двадцати лет. Тогда они считались революционной технологией.

– Черт… я-то думал, что доживу до таких штучек… – пробормотал Антон.

– А что-нибудь полезное для нас нашлось? – клещом вцепилась в кабета Веста. Ее не смущали ни габариты, ни вид пришельца. – Насчет тех хроник.

– Да. Только это не хроники. Это… – Зи бесшумно зашевелил тонкими губами, подбирая подходящее определение. – Фантазия. Выдумка. Книга. Впрочем, я склонен верить тому, что написано в первой его части. Там говорится о Долгой Войне, о появлении пожирателей на Земле. В общем, о том, что происходило на самом деле. А еще…

– Что?

– Не знаю. Насчет того, что она была не совсем человеком. В записях дважды проскользнула аббревиатура ГМЛ – генетически модифицированные люди. Кажется, та женщина была одной из таких.

Картинка, засевшая в его сознании, была такой яркой, что я уловила ее без всяких настроек связи. Вид откуда-то сверху. Не то какой-то холм, но, скорее, не очень высокое здание. Ночь, луна, вырисовывающая серебристым светом очертания домов и превращающая лежащий внизу снег в блистающую алмазную крошку.

Я видела все чужими глазами, у которых была явно искаженная цветопередача. Но даже она не смогла испортить прекрасной панорамы зимнего города. Странного, без единого светящегося окна, будто навсегда покинутого всеми жителями. А потом взгляд скользнул направо. Рядом стоял какой-то парень, лет на пять-семь младше меня. Чуть раскосые глаза, встопорщенный вверх чубчик.

«Ты привел меня сюда, чтобы читать лекции по астрономии?» – произнес кто-то. Та самая протезированная старушка низковатым, даже с легкой хрипотцой голосом, который все же принадлежал молоденькой девушке.

«Конечно, нет. Просто… иногда я думаю, что мы все похожи на Луну. Все генно-модифицированные люди, а, может, вообще все. Одна наша сторона всегда остается неосвещенной. Никто не знает, и мы сами не знаем, что там? Может большущее черное пятно, гладкий камень или серая чешуя?» – ответил парень.

Я видела его. Не здесь. Гораздо раньше, на одном из рисунков Маши. Он, и правда, чем-то напоминал Ярика.

Змея выпустила ядовитые зубы и попыталась поймать свой собственный хвост. Это почти ей удалось.

Мир теней и тварей

Сан почти сроднилась с коляской. Она частенько выезжала на веранду больницы, старательно мерзла там по несколько минут, рассматривая внутренний двор. День за днем, стараясь делать это в одно и то же время. Прогулка из палаты вниз стала для девушки чем-то вроде ритуала. Или, скорее, обряда для вызова вдохновения. Двор был окружен тремя корпусами, так что глазу особенно не за что было зацепиться. Будь в здании окна, Сан могла бы подглядывать за пробегающими туда-сюда врачами и их неторопливыми пациентами. Но корпуса больницы имели глухие стены. Да и сам двор – ровная площадка со скамейками был ничем не примечателен.

 Ничем, кроме нескольких деревьев – невысоких разлапистых рябин. Именно за ними девушка и наблюдала. Точнее, за прилетавшими птицами. Из Сан был так себе орнитолог, но уж синиц от воробьев она отличить могла. Примерно через три – пять дней после начала наблюдений к ним присоединились снегири. Удивительно, но этих красногрудых птичек давно не бывало в их городе. А может, девушка просто раньше не замечала их?

Иногда выдавались ясные морозные ночи. Но чаще шел снег, красиво подсвечиваемый фиолетовыми лампами. Сан могла бесконечно долго смотреть на то, как падают снежинки. Казалось, это вовсе не они летят, а ты сам движешься вверх, к темному небу. А потом замерзшие конечности уже невозможно было игнорировать, и Карпатова возвращалась обратно в палату. Один и тот же путь: коридор, лифт, доставляющий коляску на четвертый этаж, небольшой холл и снова – коридоры, кажущиеся бледно-голубыми, хотя на самом деле они были выкрашены в серо-жемчужный цвет.

Она научилась ловко перебираться из своего «трона» обратно в койку. К тому времени руки немного согревались, а вот мысли, наоборот, начинали походить на куски прозрачного льда. Кристально ясные и совершенно лишенные каких-либо эмоций.

Сан никогда не слыла болтушкой и душой компании, но последнее время охотница совсем перестала разговаривать. Даже встречая на своем пути знакомого из соседней палаты или медсестру, которая заходила к ней, Карпатова лишь вежливо кивала. Звуки ее раздражали. Они были лишними. Все, что было нужно девушке, сейчас находилось внутри ее черепной коробки.

Там была свобода. Там были счастливые люди. Пусть не настоящие, пусть – выдуманные, но они были для Карпатовой живее тех, кто окружал ее в реальном мире. Мертвецы, вот кто все эти двуногие. Они просто не знают об этом… А Сан знала, и это знание, словно огромный камень, давило на грудь. Поэтому она, едва проснувшись, ждала того момента, когда ее коляска вкатится на веранду. Голые черные ветви деревьев напоминали сгоревшие до костей руки, но это был обман. Еще пара-тройка месяцев, и на них появится зеленый ореол молодой листвы. Как год и два, и многие десятилетия назад. И так будет долго, очень долго. Даже когда на Земле уже не будет никаких людей: ни настоящих, ни обитающих лишь в сплетениях серых клеточек.

Сегодня встреча с птицами и рябинами отменялась. Сан уже собиралась открыть дверь, когда кто-то толкнул ту снаружи.

– Диоген Петрович, что-то случилось? –  прокашлявшись, произнесла девушка.

 Обычно ее лечащий врач навещал больную пару раз в неделю во время обхода. Стандартный осмотр занимал не более трех минут. Все сведения о самочувствии Сан и так поступали к нему в виде электронных отчетов от медсестер и умной техники. Сегодня личных проверок не намечалось.

– Ну, можно сказать и так. Ты ведь у нас – охотница.

Карпатова молча приподняла бровь. Зачем многие так любят повторять и без того заезженные факты? Словно не доверяют своим собственным сведениям и знаниям.

– В общем, наша больница проводит один эксперимент…

Эксперименты… эксперименты. Сан начинала чувствовать себя подопытной крысой, а не человеком. Сколько раз над ней ставили опыты? Сначала природа, наделившая ее генами совершенно чужого вида. Потом жизнь. Ребенком Карпатова была довольно болезненным и слабым, в четыре года заболела тяжелым воспалением легких, еле спасли. Марат, засунувший ее к пожирателю. Михайлов, постоянно гоняющий Сан на пределе выносливости: выдюжит или нет? Бородатый со своей частицей и разговорами о конце света. Каждый так и норовил засадить Сан в герметичную камеру и проверить, насколько она крепка. Или подопытная предпочтет после всех мытарств сдаться. Тогда они смогут поставить очередную галочку и выкинуть ее трупик.

И все же Сан, как послушный красноглазый грызун, проявила интерес:

– Какого рода?

– Тестирование новейшего оборудования. Небольшие приборы для записывания различного рода сведений.

– Типа диктофонов? – не поняла Сан.

– Нет. Их называют считыватели памяти. Может, что-то слышала о таком?

Сан слышала. И даже видела запись настоящей операции по извлечению информации из нервной ткани. Выглядело это омерзительно. Собственно, а как иначе может выглядеть препарирование трупа? Мертвецу на видео отпили макушку, потом загнали в красноватую массу мозга несколько щупиков-проводков. Информации оказалось немного. Все, что осталось от прекрасного (или не очень) внутреннего мира – лишь десятисекундная видеозапись ужасного качества, скроенная из полу-размытых картинок. Считывали были нужны для создания общей базы данных всех уничтожителей. И воспоминания мертвецов служили чем-то вроде наглядных учебных пособий как не надо действовать, чтобы следующим на столе патологоанатома не оказался ты.

Первый такой прибор изобрели около тридцати лет назад. Как и старинные ЭВМ, считыватели были огромными, неудобными в обработке и выдавали информацию в виде сложного кода. Сейчас размер оборудования уменьшился до размеров стандартного наладонника: сантиметров десять в длину и не более пяти – в толщину. Но прогресс не стоит на месте, о чем и поведал Диоген Петрович:

– Это совершенно закрытая программа, специально разработанная для людей, вроде нас. – Врач никогда не употреблял слово ГМЛ, равно как и другие не слишком корректные слова. Насколько смогла разузнать Сан, сам хирург был все-таки ближе к нормальным людям, чем к модифицированным. – С помощью новых приборов мы сможем записывать свои текущие мысли, некоторые визуальные образы, даже электрическую активность областей, ответственных за зрение и слух.

– Меня хотят сделать ходячей видеокамерой?

– Не совсем верно, хотя и близко к истине.

– А уже есть…

Впервые за долгое время девушка почувствовала что-то, кроме ледяного равнодушия. Страх боли и смерти. Самое верное чувство, указывающее человеку, что он еще в этом мире и его сердце бьется не просто из упрямства.

Диоген Петрович понял Карпатову. Поправив свои очки, не делающие его глаза менее круглыми, он присел на стул для посетителей:

– Да, уже шестерым вживлены считыватели. Не стану обманывать – операция серьезная. Прибор медленно интегрируется в нервную систему, но уже через неделю-другую проходят все симптомы вмешательства: головная боль, тошнота и некоторое чувство сдавливания за ухом. Затем пропадают синяки и припухлость, когда восстанавливается кожный покров. На самом деле, по сравнению с тем, что мы сотворили с твоими позвонками, вживление считывателя – совершенный пустяк.

– Я могу отказаться? – на всякий случай спросила Сан. Ответ ей и так был известен. В рядах охотников не было такого определения, как «добровольно».

– Нет, – покачал головой врач. – Прости, девочка, под программу попали как раз те, кто не может по тем или иным причинам служить в полевых условиях. И ты – идеальный кандидат. Почти весь набор кабетских генов, возраст… да что я тебе объясняю?

– Когда операция?

– Завтра. После полудня. Я приду за тобой.

Что-что, а Диоген Петрович никогда не обманывал своих пациентов. На следующий день Карпатову привезли на каталке в большую, ярко освещенную операционную. На лицо напялили маску, и одна из медработниц попросила девушку посчитать от десяти до одного. Сан уснула уже на цифре «семь».

В месте, куда вживили считыватель, до сих пор ощущалась шишка. Спать на левом боку стало почти невозможно. Впрочем, из-за постоянных головных болей и на правом-то едва удавалось отдохнуть. Карпатовой постоянно кололи обезболивающие, которые делали ее дурной. Выныривая из тумана, девушка бралась за планшет. Заодно записывала свои задумки на новейший прибор. Ее все чаще и чаще посещали те странные сны: Сан то бродила по берегу медного озера, то по пустынным улицам родного города. После первых охотница просыпалась посвежевшей, полной новых задумок. Но когда приходил черед вторых, ночь становилась невыносимой. Карпатова могла часами сидеть неподвижно, уставившись в одну точку совершенно пустым взглядом.

Именно в таком состоянии и застал ее Марат.

– Привет! – как всегда, довольный невесть чем, поздоровался он с подругой.

– Ага. – Вот и вся реакция.

– Смотрю, тебе тоже его поставили? – Сан повернула к Алиеву голову. Тот отогнул ухо, чтобы показать повязку во всей красе, такую же, как у самой девушки. – Когда тебя собираются выписывать?

– Числа десятого февраля. Знаешь, мне и здесь неплохо.

– О-па! А кто совсем недавно говорил, что мечтает выбраться из этих стен? – изумился Марат.

Сан не ответила. Тогда ей снилось озеро. Сегодня она снова ощущала, как солнечные лучи пронзают кожу, растекаются жаром по венам. И голод, мучавший ее, на время немного ослабевал. Где находится озеро, и есть ли оно на самом деле, равно как и деревянный дом с большими окнами, Александра не знала. А вот о жизни пожирателей была наслышана и видела их начальную частицу своими глазами. Она все еще была внутри, и белая маленькая змейка ее собственного дара оказывала с каждым днем все меньше сопротивления.

– Я не знаю… – выдавила охотница наконец. – Наверное, меня просто все достало.

И снова замолчала. Марат внимательно смотрел на подругу. Она изменилась. И дело вовсе не упадническом настрое –  Карпатова и раньше не страдала от излишнего жизнелюбия. Но перед парнем сидело какое-то новое создание, мало имеющее общее с человеком. Статуя, манекен, который может открывать рот. Слова звучали, но не несли никакой окраски. Словно ветер в проводах запутался и пытается имитировать людскую речь.

– Сан, – Марат решительно позвал подругу. – Что я могу для тебя сделать?

«Оставить меня», – хотела сказать та. Но ответила абсолютно другое:

– Прочти, я тут кое-что накатала.

В руки лейтенанта лег знакомый планшет. Гипсовая маска, служившая Сан лицом, чуть оживилась. Марату ничего не осталось, как раскрыть одну из закладок. Строчки, много строчек текста. Много запятых, многоточий и других страшных знаков препинания, свидетельствующих о том, что его подруга всерьез занялась творчеством.

– Я скопирую файл. Потом тебе напишу ответ, как прочту.

– Нет. – На этот раз маска стала нетерпеливой и злой. – Хочу, чтобы ты прочел все прямо сейчас. Мне важно знать – имеет ли хоть какой-то смысл все это… вся эта… чепуха.

– Если ты считаешь написанное чепухой, то почему отдаешь мне? – растерялся Алиев.

– Не считаю. Я, вообще, окончательно запуталась – что и как мне считать. Марат, – голос Сан мгновение смягчился, а глубине зеленых глаз промелькнуло что-то удивительно приятное. Маленькая звездочка, не иначе. – Марат, просто помоги мне разобраться.

– Это так важно для тебя?

– Да.

Больше вопросов не требовалось. Откинувшись на спинку стула, лейтенант пробегал бесчисленные строчки. Темно-синие буквы на сероватом фоне медленно, но верно превращались в полноценные образы: храбрые космические путешественники, неизведанные планеты. Все то, что так манило самого Алиева в детстве.

Уже дважды медсестра по просьбе Сан приносила кофе и бутерброды. Врач жевал ярко-красную колбасу с хлебом, запивая их то ли тормозной жидкостью, то ли пережаренными желудями, не обращая внимания ни на вкус, ни на цвет. Он провалился внутрь, в потустороннее пространство где-то между очередными абзацами. Двадцать страниц, тридцать, пятьдесят, сто… На сто второй сочинение закончилось.

– А дальше? – тупо спросил Марат.

– Я не придумала еще.

– Так придумывай, чего сидишь!

– Думаешь, это имеет смысл? Я имею в виду не стиль написания и все-такое. Просто… Такое может вдохновить людей? Или они просто посмеются и забудут о моей книге на второй день.

– Ты все это видишь? – задал встречный вопрос Алиев. – Твои кошмары, видения, они имеет к написанному отношение?

В дурацком синем свете, со взлохмаченными волосами и повязкой за правым ухом он выглядел сейчас невероятно прекрасным. Все то время, что он читал, девушка следила за ним, за каждым движением губ, за трепетанием ресниц. Сан попыталась вспомнить, за чем наблюдала с таким же удовольствием. Рассвет. Встающее из-за пелены тумана солнце, которое наполняло пространство теплом и своим золотистым сиянием. Марат, сначала сгорбившись над планшетом, постепенно расправлял плечи, взгляд его из скучающего становился все более заинтересованным. Словно в его тело вливали новые силы. И Сан поняла – она ни за что не хочет огорчать его.

– Нет. Если ты о том, вижу ли я будущее, то точно – нет. Но уверена, оно таким и будет. Полеты между галактиками, новые открытия. После того, как мы победим тварей. – Карпатова постаралась говорить так, чтобы друг не заметил дрожи в голосе. Не заметил ее лжи. И повторила. – Да, все так и будет.

Мироздание бурлило и пенилось, как макароны на слишком сильном огне. Вероятности смещались со своих мест, моменты перепутывались все больше. Любая система стремится к равновесию, к гармонии, к своему первоначальному виду. Сжатая пружина всегда распрямляется, брошенный об пол мяч – подскакивает, теряя лишнюю кинетическую энергию. Вселенная, как волосы на голове – сколько их не стриги и не перекрашивай, все равно отрастут корни. Ну, или повыпадут…

…Старик  сидел на берегу небольшой запруды, следя за большущими осетрами. Иногда он бросал в воду кусочки хлеба. Рыбы послушно подплывали, дожидаясь, пока подкормка утонет и принимались обыскивать дно. Самые опытные особи держались подальше от берега, наивный молодняк же хватал добычу, не глядя.

Нет, старику не нужны были эти глупые хладнокровные. У него не было ни сачка, ни удочки. Хотя, захоти старик поймать одного из осетров, смог бы и голыми руками это сделать. Он днями напролет следил за бултыхающимися в воде плавниками и острыми мордами, за блеском чешуи, что почти ослеплял. Но более всего за откладываемыми в воду икринками. Черными, гладкими, упругими. Каждая особь была способна отложить больше миллиона икринок. Но эти осетры были особенными. Старик долгие годы выводил свою собственную породу, отдельный вид, пока не добился идеальных соотношений количества и качества. Так что его осетры приносили лишь тот приплод, который мог развиться в полноценную рыбку. В этой реке они чувствовали себя хозяевами: никаких хищников, сетей и полно пищи.

Очередной осетр отплыл подальше, вовсе не стремясь получить добавку к ежедневному ужину из моллюсков и червей. Старик отложил подкормку в сторону, сосредоточив все внимание на этой рыбине – почти трехметровом монстре. И как только та сорвалась с места, он бросился в воду. Штаны и рубаха из неокрашенного льна тут же промокли, как и кончик седой бороды. Он слишком долго этого ждал.

Пружина сжалась до такой степени, что давить на нее стало просто бесполезно. Только отпустить и отбежать подальше в надежде, что следом не последует выстрел.

В воде, между длинными лентами водорослей запуталась несколько икринок.

– Вот она, – улыбнулся старик, вылавливая одну из них.

На гладкой, лишенной линий ладони, покоилась молочно-белая бусина…

…Вероятности остановились, составив новый узор.

Сан проснулась с бешено колотящимся сердцем. Нет, ей снился вовсе не кошмар. Не озеро и не улицы, по которым свободно разгуливали пожиратели. Но сон явно был необычным. Даже окончательно очнувшись и прекратив судорожно заглатывать воздух, девушка ощущала сладковатый аромат чужих духов и гладкую кожу под пальцами.

Пытаясь восстановить все элементы сна, Сан закрыла глаза. Они только мешали видеть. Темнота – бархатная, теплая, окутала ее с головы до ног. Поймать первую картинку, как змею за хвост и потихоньку вытянуть ту из ее норы.

Длинные рыжие кудряшки. Первое, что отметила Карпатова. У девчонки, крутящейся перед зеркалом в коридоре, были необычайно красивые волосы. Густые, блестящие – казалось, они излучают свой собственный свет.

Сан никогда не привлекали представительницы своего пола. Честно говоря, она и к мальчикам была довольно равнодушна, воспринимая их только в качестве друзей. Они росли вместе с Захаром, деля все секреты и ввязываясь в различные авантюры. Потом к ним присоединился Ванятка, и хотя Сан подозревала, что нравиться Зиньцову, но ответных чувств ни к кому не питала. Пока…

Отбросить ненужные сейчас рассуждения, снова ныряя в воспоминания о сне. Охотница могла поклясться, что никогда в жизни не видела эту рыжую в зеленом свитере и разношенных джинсах. Господи, да кто сейчас носит джинсы? Они вышли из моды лет тридцать назад, окончательно превратившись в такой же хлам, как сиди-диски или газовые плиты.

Снова Сан цеплялась за мелочи, детали, когда надо было ловить нечто, не имеющее с ними ничего общего. Сон – это не набор образов. Это ощущения. Ни один, даже самый страшный монстр не способен напугать тебя так, как чувство одиночество и потери. Ничто не рассмешит, пока ты сам не почувствуешь настроение улыбаться.

Незнакомка повернулась к Карпатовой. Неожиданно ее лицо оказалось загорелым, не красноватым, а имевшим ровный золотистый оттенок. А еще у рыжей не было ни единой веснушки. Большие зеленоватые глаза уставились на Сан, губы расплылись в улыбке. И тогда охотница впервые поняла, что значит – влюбиться.

– Кто ты? – спросила она рыжую.

Нет ответа. Девчонка снова развернулась к зеркалу, наматывая серый длинный шарф на шею. Такие тоже уже лет пятьдесят не носят, что уж говорить о «дутом» пуховике в тон к шарфу. Да и вся обстановка была какой-то древней. Огромные окна во всю стену, деревянные панели на стенах. Вдалеке Карпатова заметила несколько раковин, стоящих рядком, над которыми возвышались капающие краны. Кажется, первый и единственный раз, крутящиеся регуляторы воды она видела на выставке, посвященной старинному быту рядом с ребристой доской для ручной стирки. Тогда охотнице было всего восемь.

– Начало двадцать первого века, – неожиданно произнесла рыжая.

– Что? – то ли вслух, то ли про себя переспросила Сан.

Девчонка продолжала мучить доисторический шарфик, пока окончательно не удовлетворилась результатом и своим видом в зеркале.

– Мое любимое время, – продолжила, словно бы не слыша предыдущего вопроса. – Это школа, в  таких учились твои прабабки и прадеды.

– Кто ты? – Может, эта рыжая и безумно симпатичная, но явно чокнутая.

– Если бы все развивалось так, как положено, в две тысячи пятьдесят первом ее бы разрушило от мощного взрыва бомбы. Люди не умеют жить мирно. Так что Третья мировая была лишь вопросом времени. Через шесть лет им надоело бы заниматься ерундой, и на месте образовавшегося котлована выстроили бы новое здание. На сей раз – институт. Первый международный строительный проект, огромное здание, в возведении которого использовали все самые передовые технологии и материалы. Но даже он не выдержал бы испытание Временем. К две тысячи сто семнадцатому институт начали бы перестраивать, а потом бы превратили в общественный центр для помощи голодающим. Увы, не все технологии, и не все материалы одинаково полезны для окружающей среды. Голод захлестнет планету, впервые объединив человечество хоть на какое-то время. Когда поля и сады вновь начнут приносить урожай, а дорогущему мясу найдут дешевый синтетический аналог, центр станет не нужен. Число людей на планете снова перевалит за четыре миллиарда. И из-за растущего населения понадобятся новые школы. Видишь? Рано или поздно мы возвращаемся к началу.

Но все пошло не по плану из-за моего дурного брата. Поэтому теперь на месте прекрасного образца типичного общеобразовательного заведения стоит уродливая больница. Эх... Дети не боялись света. Им не надо было прятаться от невидимых тварей. Они играли в этих коридорах в салки, хотя полы были скользкими, приклеивали жвачки там, где было не положено, нарушали правила, потому что иначе нельзя вырасти, – вздохнула незнакомка. Сан все еще не понимала, почему так хочет узнать, кто она и почему при этом всецело и полностью ей доверяет. – Пойдем-ка, выйдем.

Они не вышли. По законам сна нельзя перемещаться, просто делая шаги и открывая двери. Коридор сменился безлюдной улицей. Вместо надоевшего всем снега, под ногами Сан оказался голый асфальт с трещинками и вздутия от древесных корней. Высаженные у дороги березы, каштаны и тополя тянули их во все стороны, игнорируя желание людей ходить по ровному покрытию. Перли напролом, как бы сказал Жильцов.

Осень. Уже не ранняя, но еще не поздняя. Приблизительно часов четыре-пять, солнце закатывалось девушкам за спины, бросая какой-то уставший, но все равно приятный свет. Незнакомка снова замолкла, просто продолжая идти вперед. Руки – в карманы, нагнула голову, и будто бы совсем не замечала плетущуюся за ней Сан. А той хотелось задать еще тысячу вопросов, на которые она вряд ли бы получила ответы. И все же это лучше, чем просто слушать. Свой собственный голос немного разрушал тот магнетизм, которым обладали длинные золотые кудри и смотрящие сквозь тебя глаза. Сан изо всех сил спешила за незнакомкой, но догнать ее не могла, покуда та сама не остановилась.

– Не важно, кто я, – наконец произнесла она что-то разумное. – Главное, запомни кое-что перед тем, как проснешься. От тебя зависит многое, очень многое. Но прежде чем взваливать на себя ответственность или сдаваться, подумай о себе. Не о тех, кто умрет. Не о тех, кто будет жить дольше, чем ты. О себе. Чего ты сама хочешь, к чему стремишься. Быть человеком, не значит нарушать правила. Равно как и не значит слепо им следовать. Выбор должен исходить отсюда, – рыжая коснулась Сан в районе груди. – И от сюда. – Прикосновение к виску. От прохладных пальцев исходит спокойствие. Нос улавливает смесь запахов: какао, выпечки, раскаленных прутьев камина, бумажной пыли, свежей стружки и почему-то шампуня, которым моет голову Марат. – Следуй за своими желаниями, за тем, что тебе дорого.

Сан никак не могла вспомнить окончание сна. А был ли у него, вообще, конец? Перед глазами все еще стоял образ рыжей девчонки, а ее голос эхом отдавался в ушах. Сейчас было бы неплохо охладить голову, но даже не глядя на часы, охотница знала – за стенами больницы белеет ясный морозный день. В такое время ни один охранник не выпустит ее наружу.

Она была приговорена к вечному заключению в безжизненно-холодном свете синих ламп. И единственным желанием Сан было затушить их, одну за одной. Кое-как неловко перевернувшись на бок, она с головой накрылась одеялом и снова погрузилась в сон. На этот раз без всяких видений.

– Ты поговорила с ней? Зачем? – изумилась голубоглазая.

– Надоело наблюдать за этим цирком. – Как всегда причина оказывается банальнее, чем хотелось бы. Хоть бы раз ее сестра-близнец обосновала свои действия хоть какими-то благими намерениями. Но нет. У нее только два ответа: «Мне скучно» и «мне надоело». Да уж, такая она, богиня Случая. Стерва, каких поискать. – Не бойся, я не выдала никаких тайн. Просто дала хороший совет. Сама знаешь, от хороших советов еще никто не помирал. На то они и хорошие.

– И что теперь? Она… будет писать дальше?

– Откуда мне знать?

 Еще одна дурная привычка сестрицы, все время отвечать вопросом на вопрос и таращить свои бирюзовые глазищи. Будто она вовсе ни при чем. И, конечно же, не делала ставку, как все остальные Творцы. Но вытрясти из нее правду сложнее, чем превратить железо в золото. Теоретически возможно, а практически почему-то не выходит.

– Хорошо. В любом случае, мы скоро об этом узнаем. Наш братец недавно заходил ко мне, хвастался, как здорово «ткнул кабета рожей в его же дерьмо».

– Где он только таких выражений набрался? – богиня Случая покачала головой. Строго говоря, в этом споре она держалась нейтралитета. Но все же приятно было видеть, как близняшка улыбается. Они никогда особо не ладили с Пресекателем. Жизнь и Смерть, одно не работает без другого. Но это вовсе не означает, что обоим нравится этот вынужденный союз.