Текст книги "Синие лампы темного мира (СИ)"

Автор книги: Татьяна Нартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Благодарю, Ян-не капитан. Люди всегда казались мне сумасшедшими. Но теперь я понял – сумасшествие тоже бывает разным. У вас оно правильное.

– Только не смей выдавать такие глубокомысленные фразочки при посторонних, а то весь наш маскарад улетит псу под хвост, – предостерег кабета Расул. – Думаю, мы можем двигаться дальше.

Все четверо охотников обратили выжидающие взоры на Мо. Тот, наконец, понял, что люди чего-то от него ждут:

– Что?

– Где твое устройство? – В бриджах до колен и полосатой футболке Вера выглядела совсем девочкой, не многим старше человеческой личины кабета. – Твой генетический модулятор или как там его?

– Генетический преобразователь, – поправил ее Мо. Потом зажмурился, так, словно ожидал чего-то неприятного. На самом деле кабет просто пытался сориентироваться по магнитным линиям Земли. И вот, через полминуты приговор был вынесен. – Сто девяносто четыре дюжины локтей от того места, где мы впервые встретились.

– Э-эм, а в нормальных измерениях это сколько? – с некоторым неудовольствием уточнил Ян.

– Сто сорок километров, – неожиданно ответила за кабета Вера. – И не спрашивайте, откуда я это знаю. Просто знаю, и все.

Она и правда, не знала. То ли причиной была недавно установленная связь с кабетом, то ли женская интуиция, то ли… Иногда Вере казалось, что она уже переживала все это. Пробираясь тихими, безлюдными в этот час двориками, ныряя то в одну арку, то в другую или перебегая в спешке улицу, охотники будто повторяли давно заученный путь. И когда они уже собирались в очередной раз обогнуть угол очередного дома, Вера схватила идущего впереди Яна за рукав.

– Что? – недовольно прошипел капитан.

– Тихо, патруль, – приложив палец к губам, шепотом ответила девушка.

Ян осторожно выглянул, но никого не заметил. Он хотел возмутиться, но тут раздался далекий стук военных ботинок по камням. А вскоре до ушей дезертиров донеслись смутно знакомые голоса. Дернувшийся вперед Расул немедленно сдал назад: патруль был уже совсем близко.

– Дрок, Дрок, я Магнолия, – зашипела-заговорила рация на плече одного из охотников.

– Магнолия, я – Дрок, никаких следов беглецов не обнаружено. Что у вас?

Ян сглотнул. Сомнений не оставалось: это не просто очередной обход города, это – облава. Только не на тварей, а на них, на его людей и самого Нерко, который едва сдерживался, чтобы не выругаться.

«Магнолия» – это сержант Изотов, с которым он рос на одной улице. А «Дроком» звали Игоря Мальцева. Люди, с которыми капитан ел из одного котелка, товарищи, не единожды проверенные в бою, теперь они все по другую сторону, за невидимой чертой, которую он сам же и прочертил, поверив кабету. Яну вспомнилось, как несколько лет назад они вчетвером сидели в казарме и обдумывали свои позывные.

– Почему мы должны выбирать названия цветов? Это же глупо! Посмотрите на нас, – паренек, а тогда Яну едва исполнилось восемнадцать, обвел своих сослуживцев рукой. – Мы что, похоже на ромашки-подсолнушки? Нет, ну разве не смешно, когда здоровенный мужик называет себя какой-нибудь Маргариткой?

– Ян, хорош! – Кажется, у Игоря от смеха свело живот. – Ты-то у нас точно больше на кактус похож.

– А что? – вслед за приятелем подтянул Тимофей Ельников. – Кактус, кактус, я – Розочка. Ответьте, еще не все колючки растерял?

– Да ну вас! – обиделся Ян. – Нет уж, если уж и выбирать позывной, то такой, чтобы сразу страшно делалось. Чтобы понятно было, тут шутки не шутят, тут тварей убивают. Слушай, Тим, ты же у нас, вроде, всякими травками-муравками увлекаешься, а? Что у нас такого ядовитого растет?

– Ну, – задумался Ельников. – Всякое. Белладонна, например. Паслен опять же, вороний глаз, болиголов, этот, как его? Борщевик – вообще не убиваемый.

– Не-не, не то, – посмурнел Нерко.

– Ян, тебе не угодишь! О, слушай, есть одно растение. Оно, правда, выглядит не очень грозно. Зато название – ух! Безвременник или колхикум. Из него получают колхицин – жуткий мутаген, который не дает делиться клеткам…

– Избавь меня от подробностей! Одного названия было вполне достаточно, – поморщился тогда Ян.

Шесть лет спустя он выстрелит Тимофею в грудь, когда тварь наступит на тень Ельникова. Удивительно, но тот упадет не сразу, а несколько секунд будет оставаться на ногах, чтобы медленно, почти театрально осесть на загаженный, светящейся кровью монстров асфальт. Это будет благодарность за дружбу и за странное имя-название. А потом каждый день Яну будет сниться один и тот же сон, в котором с губ Тима, обезображенных последней улыбкой, слетает: «Спасибо… кактус…»

Нерко едва смог прогнать нахлынувшее воспоминание. Он все еще стоял, прислонившись к холодной стене многоэтажки, но не чувствовал ни холода, ни впивающихся в ладони ногтей. На несколько мгновений мужчина вернулся в казарму и встал рядом со своими товарищами. А потом порыв холодного ветра, словно пощечина вернул его к реальности. Патруль поравнялся с притаившимися охотниками. Шедший впереди Мальцев чуть повернул голову, поймал взгляд Яна (или показалось?), но тут же отвернулся и заговорил по рации:

– Магнолия, я – Дрок. Квадрат 7-509 чист. Повторяю, у нас все чисто.

– Продолжайте поиски, – сухо прошелестел голос в рации. – Он не мог так быстро убраться из города.

– Так точно, товарищ майор, – хорошо замаскированный вздох и знакомый всем охотникам жест «вперед, не останавливаемся».

Солнце, наконец, вскарабкалось выше пятидесятого этажа бизнес-центра, и засияло над его крышей. Больше ничто не загораживало ему вид.  Солнце вглядывалось со своей непостижимой вышины в пять крохотных точек: четверых человек и кабета. А те, в свою очередь, встали рядом с белым щитом, обозначающим еще одну из тысячи условных границ.

– Вот мы и за городом, – нервно улыбнулась Вера.

А после они повернулись и вновь продолжили путь.

Глава 13

– С кем это ты разговариваешь?

– С ней.

– Хе-хе-хе. Это твоя собственная тень. Она разговаривать не умеет.

– Не умеет. Но она всё понимает.

«Котенок по имени Гав»

Мир теней и тварей

Озеро сверкало медью и золотом. Тысячи мелких рачков, населявших его, перебирали членистыми конечностями, купаясь в ярко-рыжем свете заходящей звезды. Хотелось просто лечь, раскинуть руки и лежать вот так, не шевелясь, тысячу лет. И все же она решила напоследок нырнуть. Скинув мешающую рубаху до колен, голышом пошла по мелководью. Можно, никто не видит ее. Почти никто, но того, кто подсматривает через окошко низкого домика, молодая женщина уже не стеснялась.

Вода, словно родная сестра, приняла ее в объятия, смывая накопившуюся за день пыль. Именно так, за день. Старые привычки не умирают, они просто зарываются поглубже. Сколько прошло времени, а она до сих пор не могла перестать отмерять его именно так, по старинке: часами, днями и ночами, годами.

Отросшие в который раз волосы черными кляксами расползлись по поверхности. Еще одна привычка – вспоминать, с которой приходят эти ранящие сравнения. Нет, сейчас она не настроена. Сейчас – это сейчас. Как там говорил ее друг? Нет ничего, кроме данного момента. Так насладимся же им сполна!

Со стороны берега раздался оклик: «Эй, русалка, ужин на столе!»

В каждом слове столько всего. Любви, нежности, боли, превратившейся в горьковатый привкус на корне языка. Или она все снова придумала?

«Иду». – Несколько широких гребков.

Женщина запрокинула голову, до рези в глазах вглядываясь в огромный светящийся шар.

Живущие в темноте не умеют плавать.

Но она давно вышла из тени…

– Да твою же… – в который раз за ночь обессиленно выдохнул-выплюнул Михайлов. – Я не понимаю, как у такого… криворукого существа в предках могут значиться кабеты? Карпатова, скажи-ка, вы точно с Алиевым все тесты правильно провели?

– Так точно, товарищ капитан, – отрапортовала Сан.

Нехорошо так думать, но девушка была счастлива, что ругают не ее. Что в их стаде есть другой козел отпущения. Ну или коза. Во всяком случае, красная, как рак Катя сейчас могла только невразумительно блеять в ответ.

Самое паршивое: Дроздова нравилась Сан. Именно так, она питала симпатию к этой вечно смущающейся девчонке. И потому сейчас Карпатову терзали муки совести. Нет ничего хуже, когда в голову лезет: «Ох, как хорошо, что не меня! Лучше ее/его!» От такого начинаешь невольно задумываться, насколько ты искренен в своих чувствах. Что в тебе есть настоящего? Не сгнил ли ты изнутри, не зачерствел ли? Ненависть к врагам как дорогое вино, зависит от сорта, а неприязнь к друзьям всегда отдает тухлой рыбой.

Через пару дней после возвращения в казарму, Сан начала присматриваться к новеньким. Не просто выслушивать бесконечный треп Захара, но и делать собственные выводы через наблюдение. О некоторых первоначальное мнение не изменилось. Димка оказался, и правда, на все руки мастером и вполне боевым парнишкой. Бесцветный Косликов  после первого же замечания капитана потух, как перегоревшая лампочка, и больше ни к кому не приставал. Иногда, правда, бросал саркастичные замечания в сторону Кати или Андрея, но специально задеть их не старался.

Что же касается этой парочки, тут все было несколько сложнее. Любитель давать прозвища, Андрей, был каким-то плоским, спокойным, как пруд в безветренный день. Рассказывал о себе, вроде, с охотой, ничего не скрывая, но при этом выглядел как плохой актер, затвердивший роль.

«Да, люблю музыку»

«Конечно, кинофильмы конца прошлого века очень неплохи, но мне лично импонирует творчество режиссеров двадцатых-тридцатых»

«Встречался с парой девушек. С одной еще в школе, в старших классах, а вот со второй расстался три месяца назад. Нет, она меня бросила. Ничего, я не в обиде».

В такие моменты Сан казалось, она смотрит на диктора вечерних новостей. Ни единого лишнего жеста, ни заикания, ни запинки. Автомат с газировкой и тот проинформировал Карпатову более эмоционально, когда она не тем концом сунула в него платежную карту: «Please, turn your card. Пожалуйста, поверните свою карту».

Такие автоматы стояли на каждом этаже, на случай, если охотнику срочно надо было перекусить. Никаких энергетиков, равно как и шоколада с чипсами. Только вода в бутылках, газированная и без газа, три вида сока (яблочный, томатный и морковный) и батончики из настоящих сухофруктов и цельных зерен. «Без сахара, соли и вкуса», – как однажды сказал Владлен.

Карточки выдали в бухгалтерии в течении суток всем новичкам, коих оказалось семнадцать человек. Семеро тренировались под командованием Михайлова, еще пять – под началом старшего лейтенанта Ромашова, троих набрал, похожий на легендарного Че, капитан Арахнян. Последняя пара досталась младшему лейтенанту со смешной фамилией Хвостиков и выдающимися передними зубами.

Иногда всех новичков сгоняли на лекции. Кроме хорошей физической подготовки охотник должен был обладать немалым багажом знаний. Именно тогда, впервые сидя в душной и темной аудитории, Сан поняла, сколько же всего от них утаивали. И задалась вопросом: а что, она, собственно знает о пожирателях? Ничего – таков был ответ. Знанием всем гражданским служил страх, он был их «Анатомией в двух томах» и «Общей историей для специальных военных подразделений».

Карпатова как раз готовилась к очередному занятию, когда в спальню вошла Екатерина. На цыпочках, крадучись, прошла к своей койке, опустилась на краешек. Достала из-под нее чемоданчик. Несколько секунд просто смотрела на него, потом отщелкнула замочки, извлекая на синюшный свет потрепанную книжечку. Настоящую, бумажную. Сан видела такие в дорогущем магазине. То есть, не совсем такие, а новенькие, дурманяще пахнущие свежими типографскими чернилами и белоснежными станицами.

– Круто, – помимо воли вырвалось у девушки.

– А? – Кажется, Дроздова зачиталась.

– Я говорю: это большая редкость – настоящие книги.

– От дедушки достались. Он тоже агрономом был. Ну, я-то не агроном… в смысле, не выучилась. Мама передала. Товарищ капитан сказал, нас теперь только в начале ноября отпустят. Тогда, наверное, надо будет что-нибудь другое взять. А хочешь, – вдруг оживилась Катя, – я и тебе тогда захвачу чего-нибудь? Ты читать любишь?

– Ага, – впервые за долгое время Сан почувствовала теплоту внутри. И благодарность к этой девчонке «сто оттенков красного». – Да, люблю. А у тебя дома большая библиотека?

– Не очень, – кажется, этот факт смутил Дроздову, так что следующая фраза больше походила на оправдание: – Но все книги замечательные. Детективы, приключения. Есть даже поэзия. Ты к стихам как относишься?

– Хорошо. Из меня, правда, так себе ценитель.

– Это ничего. Мой папа говорит, главное – собственные ощущения от прочитанного. Искусство должно задевать что-то внутри, даже если от этого становится страшно или грустно. Нет ничего хуже вердикта: «Хорошо написано». Как жевать пустую гороховую кашу: сытно, но не вкусно.

Они помолчали. О чем думала Катя, было непонятно, она просто уткнулась в книгу и заскользила глазами по строчкам. А вот Сан почему-то вспомнила о маминых оладушках, которые та всегда пекла по выходным, пока отец был жив. Пока его не разорвали твари.

«Хватит! – оборвала себя Карпатова. – Только не об этом. Все было так хорошо, так волшебно. Зачем снова бередить рану?»

Не сразу, но мысли ее вновь вернулись к приятному. Опять пришла на ум дурацкая песенка об одиночестве: «Пять минут одиночества – это время без слез и лжи». Нет, сейчас точно не подходящий момент для уединения. Наоборот, нестерпимо хотелось, чтобы в спальню вошли остальные охотники. Чтобы Захар бесцеремонно приземлился рядом, чуть не отдавив Сан ноги, и начал выкладывать очередную порцию местных баек. Чтобы Ванятка при этом закатывал глаза и неодобрительно качал головой, а затем предложил бы всем готовиться ко сну. А потом бы они, смеясь, еще долго переговаривались в темноте. Может, Косликов вспомнил бы детскую страшилку: в одном черном-черном городе… И Сан не представляла бы при этом свой родной городишко – похожий на мертвое и холодное ночное небо с тусклыми лампочками-звездами. А потом, на последних словах Владлена: «Отдай свое сердце!» – Дроздова бы нырнула с тихим вскриком под одеяло.

Сан тряхнула головой, возвращаясь к реальности. Потом собрала остатки того тепла, что давали последние угольки в ее груди, и подсела к Кате.

– Надо же, тут картинки, – заглянув через плечо, зачем-то сказала Карпатова. А то и так было не понятно. – Это что?

– Схема водного транспорта в растении. Не самая интригующая тема. Мне больше нравится каталог в конце. – Дроздова открыла книгу в другом месте. – Тут основные сельскохозяйственные культуры нашей полосы. Пшеница, рожь, гречиха… Жаль, нет нормального освещения. Я как-то видела эти рисунки под обычной лампой.

– Да, – только и смогла выдать Сан.

– Я скучаю, – неожиданно призналась рыжая. – Здесь так пусто… Я не про меблировку. И людей в здании полно. А все равно ощущаешь себя в каком-то вакууме. Не знаю…

– Задыхаешься. Ждешь, когда ночь закончится, потом – когда вновь разбудят. И не покидает ощущение, что ты просто… – Сан хмыкнула: – жуешь безвкусную гороховую кашу. Пережевываешь один день за другим, складируешь их, не чувствуя ничего, кроме усталости. А самое гадкое во всем этом то, что у нас просто нет выхода. Мы навсегда заперты здесь.

– То есть нас не отпустят в ноябре? – встревожилась Катя.

– Отпустят. А потом вернут. А потом мы сами не заходим уходить. Наши души скупили по дешевке, а наши тела вскоре превратят в продолжение автомата. Вот все. Мы прокляты, Кать…

– Не говори так. Мы – ГМЛ, единственная надежда человечества на спасение от пожирателей, – затараторила Дроздова. – Мы… – всхлип, – никогда не вернемся домой, да?

У Сан хватило сил на один-единственный кивок. А потом она почувствовала, как теплые пальцы Дроздовой несмело касаются ее плеча. И сама первой обняла подругу по несчастью. Сан не плакала, нет, она только слушала придушенные рыдания Кати. Но почему-то от них ей самой стало немного легче.

После того утра между девушками протянулась тонкая ниточка взаимопонимания и сочувствия. До настоящей дружбы было, конечно, далеко, но все же сидеть в казарме и изучать параграфы учебников стало не так тоскливо. Вот только, когда Михайлов снова разносил в пух и прах старания рыжей, Сан ощущала то самое удовлетворение и, одновременно, гадливость по отношению к самой себе.

Дроздова держалась из последнего. Нос у нее стал похож на неспелую клубнику, щеки – на две половинки свеклы, а лоб, наоборот, побелел, как крахмалистая картошка. Почему-то, всякий раз, когда Катя нервничала, Карпатовой на ум приходили именно такие пищевые сравнения.

Они как раз окончили так называемую разминку: пробежку на два километра и отжимания («Дамам скидка, всего двадцать!» – заявило доброе начальство). К счастью, из-за погоды, которую паршивой признал даже сам капитан, тренировка проводилась в спортзале. Где-то там, за глухими стенами завывала самая настоящая вьюга. И это – в начале октября-месяца! Казалось, с каждым годом несчастная планета все больше превращается в покрытую толстым слоем льда пустыню. Последнее лето было дождливым, осень, едва успев начаться, тут же превратилась в зиму, а уж о весне и вспоминать было тяжко. До середины апреля лежал снег.

– Ладно, – махнул рукой Александр. – Авось, на сегодня мои мучения подошли к концу. Но предупреждаю, рядовая Дроздова, здесь вам не фитнес-центр. И если я говорю, что ты можешь лучше, значит, так оно и есть. И не надо тут мне глазами хлопать. Я морзянку не понимаю.

Дверь спортзала скрипнула, вынуждая всех охотников повернуться на звук. Щека Михайлова, так что была не обезображена шрамом, дернулась. Но затем он произнес самым будничным тоном:

– Знакомьтесь, салаги – это товарищ Николай Иванович Зимний. Я удаляюсь, а он займется вами.

– Э-ээ… капитан? – подал голос Жильцов.

– Чего?

– А какое звание у товарища Зимнего?

– Просто товарищ. Николай Иванович – гражданское лицо, – последнее прозвучало почти как оскорбление. – Он научит вас всяким кабетским премудростям. Надеюсь. В общем, оставляю этих обормотов на Ваше попечение. А у меня совещание.

Все это время Зимний держался на два шага позади капитана, давая тому выговориться и не издавая ни звука. Только галстучек поправил. На вид Николаю Ивановичу можно было бы дать лет пятьдесят пять-шестьдесят, только вот его шея, вся в складках, явно давала понять: ему намного больше. Она торчала из воротника, как из домика черепахи, да и напоминала больше черепашью, чем человеческую.

«Интересно, а сколько лет тому…?» – даже не смогла сформулировать, кому именно, Сан, имея в виду странного мужчину с крыши многоэтажки. Назвать его стариком язык не поворачивался, но девушка чувствовала: он намного старше Зимнего.

Последние три дня она все чаще вспоминала их разговор. Перебирала в голове, как бусины четок, каждую фразу. Неделя прошла, но Арес (или как его там, черт побери?) не соизволил явиться. Карпатова начала волноваться. А вдруг это она должна была вновь прийти на место их первой встречи? Но, вроде, никаких указаний не было. Просто: «Я дам тебе частицу, скажем, на неделю, а потом мы встретимся вновь». В конце концов, девушка решила подождать еще немного и послезавтра отправится на поиски. Возможно, после этого Михайлов, наконец, осуществит свое жгучее желание посадить ее в карцер. Ну и пусть! Лучше так, чем ежедневно наблюдать его постную рожу.

Из раздумий Карпатову вывел довольно приятный голос Николая Ивановича. Неожиданно тот заговорил громко и четко, словно всю жизнь читал лекции в огромных залах с сотнями студентов.

– Что ж, позвольте, я расскажу немного о себе и о том, чем мы с вами будем заниматься в течение следующего полугода. Мое имя вы слышали, но я все же повторю…

Перешептывающиеся Андрей с Захаром заткнулись, с самым серьезным видом уставившись на Зимнего. И тот их не разочаровал. Около десяти минут охотники слушали краткое содержание предстоящего им кошмара. Три раза в неделю им предстояло заниматься не чем-нибудь, а медитацией и упражнениями на «развитие заложенных инопланетянами навыков». То бишь гасить свечки щелчком пальцев, рассматривать картинки в ультрафиолетовом и инфракрасном свете, создавать сферы из электрического и магнитного полей и далее, и далее.

– И что, мы все это сможем сделать? – кажется, глаза Жильцова готовы были отправиться в большое путешествие прямиком из родных глазниц.

– Не все и не всё, – дернул носом профессор. Да-да, Зимний оказался не просто «гражданским лицом», а кандидатом медицинских наук. – В нас всех заложен определенный потенциал. Гены наших общих предков, кабетов, присутствуют в каждом ГМЧ в разных количествах. Так или иначе, любой прием, которым вы овладеете, пригодится в дальнейшей работе. Убивать пожирателей можно не только обыкновенным электрошокером. Лейтенант Алиев рассказал мне, что один из вас уже смог отразить нападение нашего лабораторного пожирателя. Хорошо, но запомните – это была случайность. Нам же нужно добиться постоянства, автоматизма. Не важно, какой у вас дар – им надо пользоваться. Иначе рано или поздно он восстанет против вас самих. Думаю, вам нужно время, чтобы все осмыслить, а заодно – помыться. Жду всех через полчаса ровно в кабинете номер сто двадцать четыре.

Конечно, они все уже знали о кабетах, о том, какие штуки те вытворяли. Но поверить, что им самим вскоре придется заняться телекинезом и телепортацией, было невозможно. Кто-то из парней пошутил про школу чародейства, Захар шутливо изобразил, как взмахивает волшебной палочкой:

– Крибле, крабле, бумс!

– Нет, все это больше походит на розыгрыш! – вмешался в разговор Андрей. – Кстати, а кто этот чудик, который Йорика победил? У меня возникли большие сомнения.

– Не сомневайся, – раздался позади веселящихся салаг голос Алиева.

– Товарищ лейтенант, – вытянулись по стойке «смирно» Кослинский и Дима.

– Марат, – улыбнулась Сан.

– Пойдем… чудик, – скользнув равнодушным взглядом по парням, позвал ее врач. – Знаю, времени у вас немного, но я не задержу. Просто хочу кое-что показать.

– Ребят… – девушка повернулась к друзьям. Жильцов махнул, мол, иди спокойно. Ваня тоже был непротив:

– Только не опоздай.

Когда Сан с Маратом немного отошли, до них донеслись возбужденные шепотки: «Это что, она? Неужто Сан пожирателя в нокаут оправила? Да ладно!»

– Зачем ты меня звал? – стараясь не обращать внимания на обсуждение собственной персоны, перешла к делу Карпатова. – Просто так? Давно не виделся и соскучился?

– И это тоже, – не стал отрицать Марат. – Там ветер стих, стало белым-бело. Красиво так, не передать! Пойдем в сарай, просто глянешь. А то боюсь, завтра эту роскошь лопатами сгребут, а потом с грязью смешают.

– Марат, серьезно? – Сан остановилась. – У меня занятия, а ты решил по пустякам отвлекать. Я тысячу раз видела снег. Он мокрый, холодный и блестит. Слушай, я понимаю, тебе не с кем разделить волшебный момент. Пригласи лучше Дроздову, ей такая поддержка будет кстати.

– Ты ничего не понимаешь, – в свою очередь застыл изваянием Алиев. Свет очередной лампы падал на его лицо, и зеленые глаза превратились в чистую бирюзу. Это было красиво, но не достаточно, чтобы переубедить Сан. – Это не просто снег, а первый снег. И нет, никого кроме тебя, я тащить на крышу не намерен. Тем более какую-то соплячку.

– Марик, Катя старше меня на два года.

– Не важно, все равно, она соплячка. Чуть что, носом хлюпать начинает и слезы пускать. Слушай, мне надоело тебя уговаривать. Мое дело предложить, а твое…

– Хорошо, пойдем! – сдалась Карпатова.

И они пошли. Сначала по лестнице вниз, потом в гардероб. Ура-ура, им вчера выдали теплые куртки, а футболки заменили водолазками, и охотники перестали все время мерзнуть. Привратник даже не стал смотреть пропуска, молча разблокировав турникет. И они вышли на морозный, прозрачный, как бокал в самом фешенебельном кафе, воздух.  Облака, совсем недавно изрыгающие снежинки над головой, уползли куда-то за горизонт, открыли полный, круглый лик луны.

Привычно нырнув в сарай, отодвинули доску. Марат помог Сан взобраться наверх. А потом с видом хозяина обвел двор рукой:

– Ну, стоило оно или нет?

– Нет, – призналась Сан. – Слишком светло. Тени повсюду. Могут появиться…

– …пожиратели, – закончил за нее Алиев. – Не появятся. Они не любят луну. Никто не знает почему. Но в такие ночи ни одна тварь не выползает, чтобы навредить людям. Может, потому, что свет луны – отраженный. Может, они, как оборотни из глупых рассказов. Ты знала, что одна сторона спутника всегда остается в тени?

– Ты привел меня для того, чтобы читать лекции по астрономии?

– Да нет, конечно. Просто… иногда я думаю, что мы все похожи на Луну. Все ГМЛ, а, может, вообще все люди. Одна наша сторона всегда остается неосвещенной. И никто не знает, даже мы сами, что там? Может большущее черное пятно, гладкий гранит или серая чешуя?

– Хм... там два моря: Москвы и Мечты, а еще куча кратеров. Кажется, один из них назван в честь первой женщины-космонавта, – захихикала девушка, пытаясь одновременно зарыться носом поглубже в воротник.

– Терешкова. Название кратера. А еще там есть кратер Китов и Комаров. Но я совсем не о том. Посмотри на эту красоту, словно тысячи мельчайших осколков лунного света усеяли здесь все. В детстве я боялся порезаться о снег, он казался мне острым. А облака, наоборот – мягкими. У меня в комнате было окно, самое настоящее, только его закрыли толстым фанерным листом. А я проковырял дырочку. Сначала ковырял просто так. У каждого маленького ребенка свои ритуалы. Кто-то большой палец сосет, кто-то – в носу ковыряется, чтобы успокоиться или уснуть. А у меня была привычка перед сном ногтем колупать деревяшку. Годам к шести я начал делать это намеренно. В восемь лет, когда родители однажды ушли на работу, я взял у отца ящик с инструментами и вырезал в листе круглое отверстие. А, чтобы они не ругались, повесил на окно календарь. Еще одно мое увлечение – старые календари. Почему-то они мне ужасно нравились. И вот, когда становилось совсем жутко, сон никак не шел, я снимал календарь и смотрел на небо. На огрызок огромного голубого простора. Ты видела облака днем?

– Ага. Только вот позавчера, когда нас капитан Шрам гонял.

 Сан невольно заслушалась, хотя считала подобного рода разговоры нелепыми и смешными. Мало ли, чего маленький Марик мог рассматривать, когда ему не спалось. В восемь лет – старые календари, а в шестнадцать, может, журналы с голыми тетеньками из-под матраса доставал. Но что-то в голосе врача остановило ее от очередной шпильки. Потому что девушка тоже чувствовала эту тоску, потому что тоже много раз порывалась выбраться посреди дня из дома, посмотреть, как оно при свете солнца? И не думала о том, что ослепнет, что останется лежать навсегда усыпленной или разорванной пожирателями.

– Это совсем не то, – отозвался Марат. – Я видел их. Огромные, белоснежные, казавшиеся скоплением пуха. Ангелы роняют пух, он летит по небу. Забирайся выше, друг, взяв кусочек хлеба…

– Мы покормим голубей с синими очами. Приходи, скорее, друг плавать над домами. Эта крыша так мала, небосвод – огромен. Там останется зала, пепел возле дома, – продолжила Карпатова легко, как будто не вспомнила – прочла слова.

– Эта зелень так ярка, тысячи бериллов. Поднимайся в облака с ангелами, милый, – закончил Алиев. – Мне мама в детстве читала. Не понимаю, почему в книжку для малышей поместили стихи о смерти.

– Они не о смерти, – возразила девушка. – Они об освобождении. Извини, я пойду. Ночь, и правда, чудесная. Но еще пара минут, и я превращусь в сосульку.

Марат ничего не ответил. Карпатова спустилась с крыши, взошла на крыльцо штаба, обернувшись. На фоне серебряного пятака Луны вырисовывался четкий силуэт врача. Он даже не поменял позы, все также вглядываясь куда-то далеко-далеко. Не иначе, хотел рассмотреть ту, невидимую сторону.

Мир без тварей

Массивные золотые двери, больше напоминающие по своим размерам ворота, распахнулись, впуская кабетов в просторное помещение. Иё-кра постаралось смотреть строго перед собой на возвышающийся посреди тронного зала постамент высотой почти в два локтя. Хотя уж очень хотелось поступить, как его нерадивые ученики, вертевшие головами, словно местные флюгера. Говорят, раньше Зара больше походила на шар из малахита – небольшую планету полностью покрывали дремучие леса, а теперь большую ее площадь занимали пустыни, отхватывающие каждый период вращения Зары все новые территории.

Когда выходной шлюз корабля поехал вверх, в лицо Иё-кра дохнуло таким жаром, что оно едва не лишилось сознания.

«Я умру здесь», – подумал кабет и решительно шагнул на поверхность планеты. Состав атмосферы тут был несколько отличен от родного воздуха Кессии. Двое шустрых мальчишек-зарийцев немедленно подбежали к прилетевшим, подсовывая фильтры-респираторы. Местные привыкли к высокому уровню аммиака и своеобразному запашку, их организмы эволюционировали вместе с наступлением песков, а вот кабетам пришлось в первые часы весьма туго. Земля обжигала подошвы, но местная обувь не подходила для ног гостей, пришлось экспериментировать буквально на ходу. В конце концов, ступни Слушающих и Бродящего просто-напросто обмотали несколькими слоями ткани.

Потом кабетов провели в так называемый гостевой дом – сложенное из камней и глины здание. Мо и Зи посвятили много мгновений, ощупывая стены и исследуя их стыки. На Кессии все помещения были круглыми, и такая нелепица, как углы, вызвала бурное обсуждение у молодых кабетов. Впрочем, в доме хватало других интересных вещей. Увидев странное сооружение из дерева, Мо осторожно потрогало его одной из конечностей и поинтересовалось у зарийца-слуги:

– А это для чего?

– Оно называется «диван», – чудовищно коверкая кабетский, ответил тот. – Мы использовать его для сидения. Мешок отдохновения эквивалент.

– А, – не решаясь присесть, протянул Мо.

Мастерам, старшим кабетам было проще. Они частенько видели подобные странные штуковины на разных планетах. И то, некоторые вещи даже их привели в замешательство. Например, гости долго не могли понять, как пользоваться туалетом, и зачем он, вообще, нужен.

Яростно краснея ушами, все тот же слуга поведал об особенностях зарийской физиологии. Хорошо хоть не стал показывать сам процесс, обошелся довольно яркой словесной иллюстрацией.

– Но вы можете бросать в него свои… – закончил он, неопределенно вытянув руку в район живота Зи.

– Абхриции, – подсказало Дех-кри.

– Да, именно, – невесть чему обрадовался ушастый. – Я иметь в виду продукты метаболизма.

– Фи, какая гадость, – произнесло Мо, как только за зарийцем закрылась дверь. – Я еще могу понять их потребность во сне, но иметь специальную дырку для выброса отходов… Творцы, они, наверное, ужасно мучаются каждый раз, когда это делают.