Текст книги "Чёрная смородина (СИ)"
Автор книги: Татьяна Мирная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
Глава 14
Упокоение Лаки стало неким рубежом, переломным моментом, в худшем смысле этого понятия. Словно какую-то часть меня упокоили вместе с верным дворецким, который предпочел окончательную смерть новому хозяину. Порой я выходила в сад, смотрела на закат и представляла дом, в котором больше нет меня, отца, Лаки, а по залам ходят чужие люди, трогают наши вещи… Руки сжимались в кулаки от ярости. И ведь виновата в этом только Я!!!
Так и проходили мои дни. Однообразно, уныло, когда руки что-то терли, переставляли, переносили, а мозг выжирали черные мысли. У меня появилась новая привычка: смотреть, как гаснет солнце, как оно опускается-опускается за горизонт – и словно обрывается в бездну. Раз – и все. И нет его. И хорошо, что нет…
Тира с тревогой поглядывала на меня, все чаще задерживаясь по вечерам в моей комнате. Я не видела, когда она уходила: засыпала раньше.
Однажды Пенка Бурнель предупредила, что альфа ждет меня на улице. Молча отложила тряпку и пошла к выходу. Открыла дверь и зажмурилась от яркого солнца. На улице так тепло?!
Оборотень ждал на лестнице.
– Пойдем!
Пройдя пару шагов, задумалась: а куда мы идем-то? Но спросить не успела. Карнеро сошел с дорожки и поманил меня за собой. Ступила следом на… это трава? Уже выросла? Какой сейчас месяц?.. Пока разбиралась со своими внутренними часами, волк нетерпеливо прошелся по кругу:
– Как тебе?
– Что именно?
Я пыталась сосредоточиться, но получалось слабо. К тому же с утра болела голова, не сильно, но мне, как говорил Эрки, «недобрилось». Оборотень подошел и за подбородок поднял мою голову вверх.
– Смотри!
Я смотрела, но ничего особенного не видела.
– Пакту-авы зацвели, ты хотела увидеть… осенью, – наконец, пояснил альфа.
А мне было все равно: зацвели, отцвели. Какая разница?
Волк подтолкнул меня к дереву, повернув спиной к себе. Я не сразу поняла, что он делает. Карнеро расплел мою косу, расправил волосы по плечам, груди, поднял руку и тряхнул одну из веток. Перед глазами пронеслось розоватое облако из лепестков. Оно вдруг стало серым, а потом черным… все стало черным. Волк едва успел подхватить меня. По крайней мере, боли от падения я не почувствовала.
Очнулась в своей комнате, рядом суетились Тира и Пенка. Я отмахнулась от резкого запаха, раздражающего нос.
– Люция? – экономка протерла мои виски. – Слышишь меня?
– Да… Голова болит.
– Лежи-лежи. Ты упала в обморок.
– Мне лучше. Спасибо. Я полежу с закрытыми глазами. Спасибо… Спасибо, – шепнула в третий раз, чувствуя прикосновение холодной мокрой ткани к лицу.
Незаметно уснула. Проснулась ночью… по естественным надобностям. Вышла из туалетной комнаты и прислушалась к тихому стуку. За окном барабанил дождь. Почему-то подумала про цветущие пакту-авы, про их побитые, помятые лепестки. Не было их жалко, лишь сожаление, что красовались так недолго. Если до этого каждый восхищался ими, то сейчас будет проходить мимо, не замечая былой красоты…
Расслышав шаги в коридоре, тихонько легла в постель и притворилась спящей. Скрипнула дверь, впуская внутрь полоску света. По запаху узнала Карнеро.
– Я знаю, что ты не спишь. Дышишь правильно, как спящая. Только сердце колотится. И твои мысли оглушают, их слышно даже у меня.
Открыла глаза и повернулась. Волк стоял в дверном проеме, но в комнату не заходил. Ответила, наплевав на приличия:
– Я ходила в туалет.
Он понятливо кивнул и сказал:
– Завтра слетаешь в лечебницу.
– Не надо. Мне с утра болела голова. Наверное, реакция на погоду.
– Уверена?
Его забота выглядела смешно. Я ответила, мечтая только об одном: чтобы оборотень скорее ушел.
– Да. Так бывало раньше.
– Ладно. Отдыхай.
Дверь тихонько закрылась.
…
Оказалось, уже наступила весна! Теплая, солнечная!
Я, с абсолютно пустой головой, сидела на ступеньках у служебного входа. Никаких мыслей. Никаких желаний. Просто слушала, как шумит ветер среди деревьев, как поют вернувшиеся с юга птицы. Где-то стучал молоток, наверное, Нилс что-то чинит…
И вдруг знакомый холод полоснул по рукам. Узнала его мгновенно. Оторопело вытаращилась:
– Реранг?.. Тосанг?
Мои рачетсы?! Но я их не видела. Магическое зрение давно исчезло. С тоской разглядывала воздух:
– Я не вижу вас, не слышу. Только чувствую… Девочки мои!
Холодок пробежал по ладони. Это точно Реранг: она более ласковая, чем сестра. Усмехнулась собственным мыслям: ласковые рачетсы – это оксюморон. А потом накатила тревога.
– Почему вы здесь? Что-то случилось?.. – я занервничала, гадая, что могло привести призраков ко мне. – Как же нам поговорить?..
Потом вспомнила, как некоторые некроманты общались с немыми призраками (есть и такие!).
– …Давайте так: если «да» – коснетесь правой руки, если «нет» – левой. Хорошо?
И протянула руки вперед. Улыбнулась, когда холод пробежал по правой ладони.
– Вот и ладно, – облегченно выдохнула. – Вы пришли ко мне?
Правая рука. Хорошо!
– Привязка осталась?
Левая рука. Я задумалась.
– Что-то не так с отцом в Гранях? Кто-то хочет поднять его?
Левая сторона.
– Фу-у-у! – не сдержалась я. – Это хорошо! Может, проблемы дома? Хотя он уже не мой дом, но все-таки…
Левая сторона.
– Что тогда? Может, что-то затевается среди отступников?
Рачетсы «думали» долго. Я уже занервничала, протянутые руки дрожали как в ознобе. И наконец, холод обволок левую ладонь.
С боковой дорожки вдруг донеслось:
– Они соскучились!
Я вздрогнула, оглядываясь на Герва Санторо. Когда он пришел? А больше подумать ни о чем не успела, потому что правая рука буквально заледенела. Я не могла поверить!
– Да?.. Вы соскучились по мне?
И снова леденящий холод. Не иначе рачетсы вдвоем прижались к ладони. А я расплакалась, как девчонка, чувствуя холодное прикосновение к своим щекам. И мне казалось, что я их вижу, страшных, уродливых созданий Граней, которые сейчас оказались моими единственными друзьями в мире живых.
Рачетсы приходили ко мне каждый день. Их холодные объятия согревали. Звучит абсурдно, но это так. Ладони и плечи чуть не льдом покрывались, а я представляла Реранг, уткнувшуюся в мои руки, и сдержанную Тосанг, улегшуюся рядом. Когда холод пропадал, я уже знала: кто-то из волков рядом. Рачетсы не хотели, чтобы оборотни знали о них.
Вот и сейчас моя нежить исчезла, а я повернулась к двери. Там стоял Нилс Буш.
– Я принес еду, – омега смущенно кашлянул.
Равнодушно посмотрела на вареное мясо, взяла мягкий хлеб с хрустящей корочкой. Слуга все еще крутился неподалеку.
– Чего тебе? – прозвучало грубовато, но мне сейчас не до шарад.
Молодой мужчина кашлянул:
– Я чистил ванную в твоей комнате…
– И?
– У тебя сильно лезут волосы.
– Бывает, – отмахнулась я. Глаза закрывались: – Иди. Спасибо.
– Ты не поела!
– Больше не хочу, – положила на поднос недоеденный хлеб. – Иди, Нилс. Я хочу спать.
…
Стах медленно шел по каменистой земле, слыша шепот Владека и Эмерика за спиной. Нигде не было ни травинки: все выжжено магией. В ушах стоял волчий вой вперемешку с человеческими криками и стонами. Карнеро скользнул взглядом по убитым магам и волкам. Они лежали рядом, почти касаясь друг друга – извечные враги, чья взаимная ненависть пестовалась столетиями. И не было надежды на примирение, на спокойную жизнь. Лишь Грани объединяли всех. Альфа сжал кулаки, чувствуя магию. Сколько же здесь ворожили? С какой мощью, если он по прошествии нескольких часов чувствует ее так сильно? И так же сильно чувствует запах мертвечины, смешанный с гарью. Черные волки, словно зачарованные, шли на протяжные стоны, разрывающие воздух. Оборотень увидел Теймура Волотича. Альфа Бурых приветствовал его кивком. Карнеро стал рядом, заметил обгорелые останки волка:
– Кто это?
– Игорь Шиманский… и его пара.
Скорее всего, мужчина погиб, до последнего пытаясь спасти жену от некромантов. Черный уже видел нарисованный круг в метрах десяти от них.
– Зачем они некрам?
– Рая Шиманская была беременна… А впрочем, посмотри сам.
Они подошли к жертвенному кругу. За свои неполные сто лет Стах повидал всякое, но от увиденного даже его стало мутить. В жертвенном круге лежала обнаженная женщина с разрезанным животом. Разрез был почти ровный, окаймленный кровавыми разводами. А сам живот странно и страшно впавший.
– Где ребенок?
– До родов оставалась неделя-две. Некрам нужен был нерожденный младенец для ритуала.
– Что?
Волотич кивнул своему бете, и тот протянул Черному альфе несколько листов бумаги. Стах, сжав зубы, читал скупые фразы – четкие, пошаговые инструкции: «…положение тела жертвы лучше всего с пониженным головным концом, что соответствует обычному положению плода головой вниз…» Протяжный утробный вой отвлек внимание Карнеро, сунув листок Маюрову, мужчина вернулся к Теймуру.
– Кто это? – он кивнул на волка в стороне.
– Бартоз Рукша – отец Раи.
Светловолосый мужчина, стоя на коленях, раскачивался из стороны в сторону, бережно касаясь руки мертвой волчицы, и выл. Оборотни недолго смотрели на волка, не в силах ему помочь.
– Альфа, – вдруг позвал Маюров.
Карнеро с видимым облегчением отошел от жертвенного круга к своему бете. Владек кивнул на бумагу в своих руках.
– Если я не ошибаюсь, это ритуал на подавление воли окружающих.
– То есть сделать из других послушных обезьянок?
– Да. Но ты сюда глянь, – Маюров ткнул пальцем в нижний правый угол.
Стах посмотрел в указанном направлении и увидел несколько букв. Маюров, в свое время увлекающийся литературой, пояснил:
– …Это имя, скорее всего, переводчика.
– И?..
– Lixcе, что значит «капля», – Маюров выдохнул: – Люция-Анна-Гаруш-Кабира. Собери первые буквы полного имени Люции на саноском языке.
Стах на минуту замер, а потом выругался:
– Твою мать!.. Это она перевела эту мерзость?!
– Я почти уверен. Всем известна ее страсть к древним книгам по некромантии. Она легко могла найти там описание этого ритуала и перевести… Стах, она могла сделать перевод без всякой задней мысли, – торопливо добавил Владек, заметив желваки на скулах альфы.
– Угу! Иди Рукше это скажи!
…Волки быстро сделали краду, молча уложили погибших сородичей на дрова. Огонь неохотно облизывал сырые поленья. Едкий дым слался по земле, не желая подниматься вверх. Протяжный вой – последний, прощальный – пронесся по степи. Волотич с жалостью смотрел на осиротевшего отца, в раз лишившегося и дочери, и зятя, и нерожденного внука.
– Я понимаю твое горе.
И направился прочь. Стах шагнул следом и вдруг:
– Это все ты и твоя девка!
Карнеро замер и медленно повернулся. Бартоз с одуревшими от свалившейся беды глазами поднялся с колен:
– … Пока эта любительница мертвяков не появилась у тебя, некры не били нас в открытую. Теперь волчат из дома страшно выпустить! Мы своих жен и дочерей на краде сжигаем! А ты до сих пор яйца в свою мертвячку макаешь! Я тебе говорю, еб…рь хренов!
Карнеро пошатнулся от удара по лицу. Из разбитого носа пошла кровь. Волки замерли: это был вызов. Стах выбросил вперед руку и сжал пальцами шею. Прежде чем оборотни успели вмешаться, Бартоз Рукша с раздавленным горлом упал на землю.
– Что ты?.. – Волотич оттолкнул Карнеро.
Они долго смотрели в глаза друг друга. Остальные волки не смели даже попытаться узнать, о чем сейчас «говорили» альфы. Оглушительно громко трещала разгоревшаяся крада, застилая округу дымом. Силуэты оборотней расплывались, терялись в нем.
Карнеро сделал шаг назад, развернулся и пошел прочь. Маюров и Галич потянулись следом, ловя спинами осуждающие и злые взгляды соседей.
Бета Бурых волков рискнул спросить у своего альфы:
– О чем вы говорили?
Теймур распорядился насчет нового поминального костра и только тогда посмотрел на мужчину.
– Это не был вызов, Ларс. Бартоз не хотел жить один, без семьи. Стах выполнил его просьбу: уйти в Грани достойно.
Утром меня выпустили на улицу. То есть не просто на улицу, а за ворота. Странно вышло. Экономка что-то спросила – и я машинально кивнула. Оказалась, она предложила:
– Я иду в поселок за хлебом. Хочешь со мной?
Почему вдруг она меня позвала? Альфа велел выгуливать свою собачонку? Хотела сардонически хохотнуть, но не стала. Почему бы не пройтись? Стены в своей комнате я уже выучила полностью, до крохотного пятнышка у потолка.
…По волчьему поселку шли молча. Пенка искоса наблюдала за мной. А я банально отогревалась в лучах весеннего солнца. Волков почти не встречали, а те, кто попадался, торопились убраться с глаз.
Переливчато отозвался колокольчик на двери пекарни, когда мы вошли внутрь. Настоящая древность! Я заинтересовалась: сейчас звонок безобиден, но то, что когда-то это был артефакт, поняла сразу. Разглядывала медный колокольчик и краем уха слышала обрывки разговора Пенки и булочницы. Волчицы привычно возмущались беззаконием некромантов, сетовали на народ, распускающий сплетни, и при этом поглядывали на меня. Женщины говорили про какой-то вызов, булочница то и дело хваталась за сердце от переживаний. Пенка успокоила волчицу, сказав, что альфа в порядке. Я не видела Карнеро уже несколько дней, после того обморока в саду, я не спрашивала, где он. Где бы ни был оборотень, пусть остается там подольше.
Потом отвлеклась, заметив полустертые руны на колокольчике. Когда-то изучение рун было моим любимым предметом в Академии. Я могла часами сидеть над древними свитками, разбирая письмена на мертвых, забытых языках. Чьи это руны? Дроу? Вряд ли? Эльфы, даже темные, не любят колокольный звон… Опомнилась, когда Пенка, видно, уже не в первый раз позвала меня:
– Люция, а ты ничего не хочешь?
– Нет.
– Ты даже не посмотрела! – обиделась булочница.
Я обернулась, окинула взглядом подносы со свежей выпечкой.
– Нет.
– Булочки только из печи, – экономка подошла ко мне. – Ты же любишь, чтобы свежие, еще тепленькие!
– Нет, спасибо.
Обратно шли молча. Пенка о чем-то размышляла, судя по сведенным бровям. А я смотрела себе под ноги, чтобы не споткнуться и не зацепиться.
Что же так далеко? Зачем только пошла? Сидела бы себе тихонько дома.
Ноги стали словно ватные. Голова шла кругом.
– Люция? – взволнованно окликнула экономка, когда меня повело в сторону.
Я посмотрела на женщину и виновато улыбнулась:
– Далековато… Что-то я подустала… Сейчас отдышусь и пойдем… Извини…
Оборотница медленно кивнула:
– Да я не тороплюсь.
После обеда сидела в своей комнате и рисовала те самые руны с колокольчика. Что-то в них было!
– …Люция?!
Я подняла голову. Пенка поставила на стол поднос с ужином.
– Это тебе.
– Спасибо.
– Здесь запеченные овощи, куриные отбивные. Как ты любишь.
Растерянно посмотрела на волчицу и неуверенно улыбнулась. Как-то я отвыкла от заботы и внимания за это время.
– Что здесь происходит?
А вот и он!
Улыбка сползла с моих губ. Карнеро посмотрел на поднос, потом на меня и, наконец, на побледневшую экономку.
– Пошла вон!
Женщина, несмотря на свои немаленькие размеры, ужом проскользнула мимо альфы и бегом припустила к лестнице. Волк подошел к столу, брезгливо поковырялся в моей тарелке.
– Ого! С чего это Пенка тебе выготавливает?!.. Ладно, ешь, потом отработаешь.
Мразь! Аппетит, только что появившийся, пропал.
Волк вернулся через полчаса.
– Почему не ела?
– Не хочу! – я замерла в дверях в ванную.
Оборотень скрипнул зубами и зло ухмыльнулся:
– Гордячка, да? Люблю гордячек… Они так быстро про гордость свою забывают.
Я попятилась, как только сообразила, как он хочет избавить меня от гордости.
– Не подходи! Меня тошнит от тебя!
– Даже так?!
Глядя на его посеревшее от ярости лицо, я завыла от ужаса.
– Не надо! Я все съем!.
– Само собой! – усмехнулся оборотень и схватил меня за шею.
…Волк лежал на боку, то лениво поглаживая мою спину, то наматывая на палец волосы.
– Вот видишь, как мы быстро вылечили тебя от гордыни, Люсенька. Ты и просить теперь умеешь, и умолять. Правда?.. И в еде, оказывается, совсем не привередливая. Согласно есть все!
Я молчала, с содроганием вспоминая последние полчаса. Оборотень поднялся и заставил меня подойти к столу.
– Ну?
Есть не хотелось, но Карнеро стоял рядом, наблюдал. И по его взгляду было понятно, как он ждет, что я откажусь. Через силу откусила что-то, потом еще… Волк ухмыльнулся, направляясь к выходу:
– Вот и аппетит вернулся. А то заладили все: «есть перестала – есть перестала». Качественный секс – лучшее лекарство от всех недугов!
Хлопнула дверь. Я едва дотерпела, пока он выйдет, и рванула в туалет. Ужин вырвало. Болел желудок. Болело горло. Когда вернулась, в дверях уже маячила Пенка, виновато глядя на меня:
– Прости, Люция.
Не хотела никого видеть.
– Иди, Пенка. Все нормально.
Владек зажмурился:
– Стах, опомнись! То, что ты делаешь…
– Иди скажи это Волотичу. Он послушает с интересом, после того как сожжет на краде тело Бартоза Рукши и его замученной дочери.
– Но это сделала не Люция! Она не может отвечать за всех отступников! Не сгоняй на ней свою злость!
– Бурые уходят на север. Знаешь, что это значит? Сейчас ближе всех к отступникам мы.
Маюров выругался. Стах ухмыльнулся:
– Галич практически живет на востоке, охраняя наши границы, потому что три месяца назад я убил Залеского. Волки из приграничья перебираются ближе к Денте. Готовься размещать беженцев. И вот я возвращаюсь домой после того, как вместе с Волотичем достал из жертвенного круга растерзанную волчицу, убил ее обезумевшего отца, а мне с удрученным видом сообщают, что бедная, несчастная Люция ничего не ест, ослабела, похудела. Какого хрена, Владек?! Я что, ей есть не даю?..
Маюров расстроенно покачал головой, глядя вслед взбешенному мужчине. Из окна он видел, как Стах, перекинувшись в волка, исчезает в глубине сада.
Черный волк бежал со всей возможной скоростью, перепрыгивая через рвы и поваленные деревья. В глубокой чаще леса, где не было ни одной живой души, остановился и завыл. Стах без Владека знал, что хватил лишку. Тупо сорвался на девчонке. Все, что копилось эти сутки: и убийство Шиманских, и обидные, в чем-то правдивые обвинения Бартоза, и наплыв испуганных волков, и бегство Бурых – выплеснулось на действительно похудевшую, бледную волчицу. Но он не мог убить ее, как советовал Герв. Ему казалось, что это слишком легкое наказание для Люции за то, что она сделала, за цепочку тех проблем и неприятностей, которые появились после осени и, словно клубок, не заканчивались.
Невероятно красивая Анетта Метси, которая должна была стать очередным трофеем в его спальне, практически разрушила прежнюю жизнь. Волк привел магичку в свое логово, рассчитывая, что будет как с другими: несколько месяцев легких, приятных отношений и расставание без взаимных претензий и обид. И так было поначалу, а потом… Анетта завораживала его то своими глупыми выходками, то не по возрасту мудрыми рассуждениями. Стах до сих пор помнил собственные ощущения, когда услышал, как она поет. Услышал и не поверил, что это та самая маленькая глупенькая Анетточка. Теперь понимал: тогда Люция забылась и на несколько минут показала истинное лицо. Это выражение он видел еще раз, в день, когда… Когда она исчезла в зеленом магическом свете, волк мечтал о ее смерти. Мечтал, что найдет и заставит сожрать эти проклятые бумаги. Бежал в Миаду, чтобы убить, но когда услышал ее крик, когда в черной безликой фигуре узнал ее, не смог.
Стах ненавидел Люцию. И себя ненавидел за то, что хотел ее. Только ее! Магичку! Некромантку!.. Другие волчицы, предлагающие себя, заигрывающие с ним, вызывали раздражение. Его конкретно клинило на бывшей отступнице! Он не видел других!
А тут Пенка со своим «бедная девочка»!.. Котс! Сожрала бы эта «бедная девочка» проклятые овощи – и он не тронул бы ее. А она взбрыкнула! С какого хера?! Ведь давно уже перестала рыпаться!..
Волк выл отчаянно, зло, вспоминая, как разум захлестнула ярость, когда Люция брезгливо скривилась, унижая его… А дальше унизил он, растоптал, раздавил в очередной раз.
И в очередной раз выл в лесу. Чтобы никто не узнал, что он жалеет о содеянном. Он альфа, он никогда не ошибается. Ошибки – удел слабых, сомневающихся. Альфа не сомневается!
Глава 15
Вы никогда не боялись шагов? А у меня это фобия: когда я слышу чьи-то шаги. Я уже научилась различать походку каждого обитателя поместья. Сразу узнаю легкие быстрые шажочки Тиры. Пенка ходит тоже быстро, но тяжело. Походка Нилса размеренная, даже крадущаяся. У бет уверенные, широкие шаги, ими легко давить врагов.
Но страшнее всего ходит альфа. Его шагов почти не слышно. Очень давно я даже не замечала, когда он подходил ко мне, вернее к Анетте. А сейчас я услышу его бесшумную поступь даже на другом конце дома.
Выдохни, Люц, и повернись!
Тихо скрипнула дверь, и в мою комнату вошел Карнеро.
– Одевайся.
Я машинально посмотрела на себя: вроде одета? Волк тоже окинул взглядом мой домашний костюм и уточнил:
– Мы летим в город. Переоденься.
Оборотень ждал меня на улице, подал руку, чтобы помочь спуститься с лестницы, но я сделала вид, что не заметила. Молча прошла по дорожке и села в автолет. Водитель вежливо поздоровался:
– Добрый вечер.
Только кивнула в ответ. Я смотрела в окно на цветущую землю, голубое небо, кожей чувствуя взгляд альфы. Мне казалось, что волк ждет, когда я повернусь, чтобы заговорить со мной. Словно в подтверждение моих мыслей, тяжелый вздох, и затылок, наконец, перестало давить.
Шум города ударил по барабанным перепонкам. Я уже привыкла к тишине и уединенной жизни в поместье.
– Мы в театре, – пояснил волк. – Сегодня здесь выступает труппа Пагсадол. Ты рассказывала в вересне о ней, хотела попасть на премьеру новой пьесы. Помнишь?
Я помнила, но это желание из прошлой жизни. Тогда мне много чего хотелось: красивых подарков, новых нарядов, походов в рестораны и театры. Сейчас осталось только одно желание – выжить. Тем не менее вышла из автолета следом за оборотнем.
Театр Денты был заново отстроен совсем недавно. Я помню, как восхищалась мобильной сценой, необычной конструкцией зрительских мест, когда по желанию режиссера сцена могла быть в любом месте, а зрители порой сидели просто на полу, погружаясь в действо. Сегодня все было более-менее традиционно: сцена и расположенные в несколько ярусов зрительские места. Карнеро не повел меня в общий зал. Мы поднялись на балкон, сегодня пустующий, и смотрели представление оттуда.
С гоблинского наречия Пагсадол переводился как «смешанный» – незатейливое название для труппы, снискавшей мировую известность. Хотя это слово как нельзя лучше передавало суть: в труппу входили представители самых разных рас Гебы: гоблины, эльфы, гномы, вампиры, оборотни, инкубы с суккубами, поговаривали, что одно время с ними выступал даже дракон. Но секрет успеха был не только в этом. С труппой работал гениальный режиссер. Рассказывая жизненные истории, он показывал их глазами разных народов. Например, типичную ситуацию для вампиров – скрытных, немногословных – увидеть глазами оборотней, у которых решения принимаются на чистых эмоциях. Или когда историю любви обычных смертных расскажут эльфы, порой растворяющиеся в своем бессмертии.
Сегодня мы смотрели про гоблинскую семью, потерявшую состояние, и про их внутрисемейные проблемы, всплывшие в непредвиденной, тяжелой ситуации. А играли на сцене гномы, те, кто разориться не мог не только из-за природной торговой жилки, но и благодаря поддержке собственного клана, те, для кого семья была величайшей ценностью. Гномы создавали семьи поздно, но раз и навсегда.
Меня затянуло. На какое-то время забыла, где я, кто рядом. Оперлась на перила. Слушала. Думала. Переживала.
Когда спектакль закончился, вздрогнула от тихого голоса Карнеро:
– Тебе понравилось?
– Да.
– Что конкретно? – он сел рядом, хотя все представление находился через кресло от меня. – Игра?.. Сюжет?..
Я опустила голову: не было желания устраивать обсуждение, тем более с ним.
– Нужно время осмыслить.
Оборотень кивнул, соглашаясь:
– Ты права, – потом добавил. – Подожди, пусть разойдутся все. Чуть позже сходим к актерам.
Через полчаса, когда зрительский зал опустел, мы спустились за кулисы. К альфе, понятное дело, подошли режиссер и директор труппы. А я направилась к гномке, сыгравшей главную роль в сегодняшнем представлении:
– Ваша игра безупречна, неане (обращение к гномке, принятое на Гебе, – Прим. авт.)! Я словно прожила кусочек жизни с вами.
Женщина приняла цветы и внимательно посмотрела на меня.
– Спасибо, – она прикурила сигару и виновато передернула плечами, кивая на зеленую трубку. – Это «ни диос» – высушенные листья южного дерева. Помогает снять напряжение после выступления и успокоиться. Вам не мешает дым, фири? Или еще фироне?
Я вздрогнула от этого обращения.
– Ни то и ни другое. Я никто.
Гномка хмыкнула:
– У вас слишком мощная аура для «никто», – она немного помолчала, делая затяжку, а потом позвала женщину, беседующую с администратором.
По заостренным ушкам, невысокому росту и особенному запаху я узнала эльфийку.
– Клаитае, посмотри, какой интересный случай, – гномка кивнула в мою сторону.
Меня немного покоробило такое пристальное внимание и я, попрощавшись, собиралась уходить, когда эльфийка взяла мою руку. Смотрела недолго, но от этого взгляда у меня мурашки побежали по коже. Я знала, что некоторые эльфы обладают даром ясновидения, хотя раньше встречать их не доводилось.
– У тебя сильная аура, ее изначальный цвет зеленый, как твои глаза. Есть несколько темных разводов, очень старых. К тому же видно, что их чистили. Сама? Или кто со стороны?
Я недоуменно посмотрела на женщину, та усмехнулась:
– Значит, чистила сама того не замечая. Так бывает. Но сейчас твоя аура вся в серых пятнах, да и внешне ты больше похожа на умертвие, уж прости, – эльфийка Клаитае задумчиво покачала головой. – От чего-то ты сейчас откупилась, девонька.
– Что?
– Тебе сегодня не позавидуешь, – женщина сочувственно смотрела на меня, – но в твоем прошлом я не вижу причин для такой кары. Значит, это откуп от чего-то страшного, что могло случиться с тобой в будущем.
Я криво усмехнулась:
– У меня нет будущего.
Попрощавшись с притихшими актрисами, вышла через стеклянные двери. Я стояла у парадного входа, дожидаясь волка, чтобы вместе вернуться в автолет. Карнеро был неподалеку, я слышала его голос.
– … Примите букет!
Вздрогнув, посмотрела перед собой. Напротив стояла девочка, чем-то похожая на Отиль Трейси. Даже слишком похожая! А потом личина начала сползать, и я увидела сморщенную коричневую кожу. Тролль! Он держал мои руки и ухмылялся. Предвечная Тьма! Я сама протянула троллю руки!.. Сознание медленно уплывало. И не было сил повернуться и позвать на помощь. Магия троллей – это магия стихий, грубая, бесконтрольная, но действенная. При одном условии – близком, в идеале, тактильном контакте, причем добровольном. Поэтому всех нас с детства учат: не давать троллю руку. Даже меня – оборотня – взяло.
Очнулась в каком-то мешке. В нос ударил затхлый запах. Проклятье! Меня куда-то волокли, судя по всему на спине. Вспомнила про тролля. Эти пещерные жители весьма сильны и выносливы, пробежать несколько километров с мешком на спине для них не проблема. Судя по скорости, тролль не устал, значит, бежит недолго, и механический запах в носу, значит, мы летели в автолете.
Далеко позади раздался волчий вой. И тролль ощутимо прибавил скорость. Неожиданно мешок бросили на землю. Я уже собиралась заговорить, как вдруг услышала грубый бас:
– На! Вот твоя девка!
– Ты выполнил свою часть сделки. Вот обещанное золото. Иди, тролль.
От этого голоса внутри похолодело: я узнала говорившего – Нарсис Саламан си Бархас – отец Алоиза. Послышался звон монет (тролли не любили бумажные купюры, предпочитая драгоценные металлы, особенно золото), и довольный наемник сказал:
– Приятно иметь с вами дело, лорд. Только я бы на вашем месте поторопился. Волки идут за ней.
– Прочь!
Я услышала удаляющиеся тяжелые шаги. А мешок тем временем подхватили и поволокли. Расслышала шум льющейся воды. Что это? Река? Водопад? А потом я испугалась! Меня хотят утопить как котенка?!
– Нарсис, постой! – закричала, пытаясь выпутаться.
Некромант остановился, развязал мешок. Я глотнула свежего воздуха и зажмурилась от яркого солнца. Когда глаза привыкли к свету, рассмотрела бледное, осунувшееся лицо моего почти что свекра. Чуть поодаль, на речном берегу, стояли несколько магов и два оборотня со странным апатичным выражением на лицах. Я пыталась узнать их, а Саламан криво усмехнулся, по-своему истолковав мой взгляд:
– Они тебе не помогут. Они подчиняются мне.
Увидела на его шее капсулу с кровью, узнала символы:
– Это же…
– Да! – он кивком подтвердил мои опасения. – Кровь младенца для ритуала Тхато, который ты перевела по просьбе Алоиза.
– Но это было для его научной работы?! – я недоверчиво тряхнула головой. – Не может быть! Неужели вы убили нерожденного ребенка?!
– Я убил выродка, из которого вырос бы зверь.
От мыслей взрывалась голова. Было жалко убитую женщину, было жалко ребеночка, так и не увидевшего мир, потому что когда-то я от нечего делать перевела древний текст. Было жалко себя, потому что мне нигде не было места: ни среди волков, ни среди некромантов. Сморгнула обидные слезы.
– Это вы выродки… вы все: и волки, и маги. Чем вы лучше друг друга?
– Заткнись, гадина! Ты погубила моего единственного сына. И сама пойдешь следом. Надеюсь, твою душонку…
Я и Нарсис замерли, услышав рычание. Всхлипнув, перевела дух: значит, оборотни догнали, нашли!.. Некромант ругнулся, повернулся к зачарованным волкам:
– Завяжите мешок и бросьте в воду. А сами плывите на другой берег.
Я похолодела, глядя на мощные речные водовороты. Ни один человек не сможет выплыть из этого бурлящего потока. Мужчины, подчиняясь магии, усиленной кровью младенца-оборотня, синхронно шагнули в мою сторону. Я запищала и почти в ту же секунду полетела вниз. Ткань промокла не сразу. Какое-то время она удерживала драгоценный воздух. Я пыталась всплыть, но меня упорно тянуло вниз. А мешок уже намок, облепил лицо, тело, мешая работать руками. Всплыть не получалось. Я перекинулась в волчицу, теряя остатки воздуха на трансформацию, надеялась, что когтями смогу разорвать мешковину. Ничего не видела: ткань залепила глаза. Я, вцепившись когтями, рвала мешок, путалась… и шла ко дну. Дышать нечем! Больно! Не могу больше терпеть! Еще чуть-чуть… Просунула в дыру голову, плечи. Ну же!.. Рванулась вверх, инстинктивно делая вдох… В пасть хлынула вода. Легкие обожгло огнем. Не-е-ет!!! Дайте дышать!.. Дышать! Я делала так необходимый вдох – и захлебывалась водой. Пузырьки убегали наверх, к свету. Я тоже хочу туда!.. И вдруг света стало так много, что я ослепла. И больше уже ничего не видела…
Что-то мешало дышать, вдохнуть полной грудью – я зашлась кашлем. Еле-еле разлепила глаза. Рядом на коленях стоял Карнеро, мокрый, голый, бледный. Он придерживал меня за плечи, пока я отплевывалась от речной воды. Потом прижал к себе.
