Текст книги "Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг."

Автор книги: Татьяна Горяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)

Глава I ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ ЦЕНЗУРЫ СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА

Историография проблемы*

* Раздел включает анализ литературы, выпущенной до 2002 г.

Цензура долгое время оставалась за пределами советской историографии. Понятно, что в обществе, в котором официально отрицалось наличие цензуры, любые попытки изучения даже дореволюционной истории цензурных органов рассматривались как вероятность возникновения нежелательных аллюзий. Именно этим объясняется, что в советское время появилось только несколько специальных работ, посвященных дореволюционной цензуре. Однако и они носили справочноинформационный, библиографический (Л.М. Добровольский[15]15
  Добровольский Л.М. Библиографический обзор дореволюционной и советской литературы по истории русской цензуры // Труды библиотеки АН СССР и Фундаментальной библиотеки обществественных наук АН СССР.М.; Л., 1948-1968. Т. 5. Сб. статей. 1961; Он же. Запрещенная книга в России. 1825-1902. М., 1962.


[Закрыть]) и архивно-источниковедческий характер (М.Л. Лурье, Л.И. Полянская[16]16
  Лурье М.Л., Полянская Л.И. Большевистская печать в тисках царской цензуры. 1910-1914. Л., 1939; Полянская Л.И. Архивный фонд Главного управления по делам печати // Литературное наследство. Т. 22-24. М.; Л., 1935. С. 603-634; Она же. Обзор фонда Центрального комитета цензуры иностранной // Архивное дело. 1938. № 1 (45). С. 18-32.


[Закрыть]) или касались в большей степени литературоведческих вопросов («Гёте в русской цензуре», «Гейне в русской цензуре», «французские писатели в оценках царской цензуры» и пр.), которые рассматривались в статьях Л.И. Полянской, С. Рейсер, А. Федорова и др.[17]17
  Полянская Л.И., Айзеншток И. Французские писатели в оценках царской цензуры // Литературное наследство. Т. 33-34. М., 1939. С. 769-858; Рейсер С., Федоров А. Гете в русской цензуре // Литературное наследство. Т. 4-6. М.; Л., 1932. С. 915-934.


[Закрыть] Несмотря на их несомненную ценность, эти исследования нельзя рассматривать как продолжение традиции дореволюционной историографии по истории цензуры в Российской империи, представленной такими авторами исчерпывающих исторических полотен как М.К. Лемке[18]18
  Лемке М.К. Николаевские жандармы и литература 1826-1855 гг. По подлинным делам Третьего отделения С.И.Е.В. канцелярии. СПб., 1908; Он же. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904; Он же. Эпоха цензурных реформ 1859-1865 годов. СПб., 1904.


[Закрыть], А.М. Скабичевскиий[19]19
  Скабичевскиий А.М. Очерки истории русской цензуры (1700-1863). СПб., 1892.


[Закрыть], П.К. ГЦебальский, В. Розенберг, В. Якушкин, В.В. Сиповский[20]20
  Розенберг В., Якушкин В. Русская печать и цензура в прошлом и настоящем. М.: Сабашниковы, 1905; Розенберг В. Из истории русской печати: Организация общественного мнения в России и независимая беспартийная газета «Русские ведомости» (1863-1918 гг.). Прага, 1924; Сиповский В.В. Из прошлого русской цензуры // Русская старина. Т. 98. СПб., 1899 (апрель – май – июнь). С. 162-175; Щебальский П.К. Исторические сведения о цензуре в России. СПб., 1862.


[Закрыть] и авторами локальных исследований – Н.В. Дризеном (театральная цензура), А.Н. Котовичем (духовная цензура), А. Мазоном (Цензурный комитет)[21]21
  Мазон А. Гончаров как цензор // Русская старина. 1911. № 3. С. 471-484; Котельников В.А. Гончаров как цензор // Русская литература. 1991. № 2. С. 24-51; Котович А.Н. Духовная цензура в России (1799-1855 гг.). СПб., 1909; Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. 1825-1881. М., 1916.


[Закрыть].

Изучение истории советской цензуры отечественными историками началось только в начале 1990-х гг. практически с момента ее ликвидации как в правовом (Закон о печати и других СМИ. 1990 г.), так и в организационном плане (ликвидация Главлита в декабре 1991 г.). Поэтому историография этой проблемы условно разделяется на ту, которая сформировалась до 1991 г., и новейшую, возникшую после 1991 г. Эти две основные группы исследований отличаются друг от друга существенными особенностями. На первом этапе значительную роль сыграли зарубежные историки, советологи, филологи, исследования которых строились на документах открытой печати зарубежных архивов, многочисленных свидетельствах и воспоминаниях деятелей русского зарубежья. Работы зарубежных авторов, которые первыми приступили к исследованию советской цензуры, надолго определили ключевые подходы и оценки, а также исследовательские направления в области изучения советского общества. Зарубежная историография до 1991 г. представляла собой своеобразный период «изучения России без России».

Условно эту литературу можно разделить на две основные группы. Первая представлена главным образом советологами, исследования которых были посвящены изучению советской политической системы и как ее части – партийно-идеологического контроля и цензуры. Это работы известных авторов: Мак-Ко-Хилла, Р. Пайпса[22]22
  Me. Crau-Hill. Encyclopaedia of Russia and Soviet Union / Ed. 8. М. T. Florasky. N. Y.; Toronto, 1961; Пайпс P. Россия при старом режиме. М., 1993; Он же. Три «почему» русской революции. М.; СПб.: Atheneum; Феникс, 1996; Он же. Русская революция: [В Зт.: Авториз. пер. с англ.]. М., 1994 (в обзоре даются ссылки на русские издания Р. Пайпса, вышедшие в российских издательствах после 1991 г.).


[Закрыть], Р. Такера[23]23
  Tucher R. Stalinism as Revolution from Above // Stalinism: Essays in Historical Interpretation / Ed. R. Tucher. N. Y., 1997.


[Закрыть], С. Коэна, А. Рабиновича, Э. Карра, Д. Боффа, И. Дейчера[24]24
  См. об этом: Коэн С. Изучение России без России // Свободная мысль. 1998. №9. С. 21-35; № 1012.


[Закрыть] и др. В трудах Р. Пайпса вскрыты исторические корни российского тоталитаризма и русской революции, одним из элементов которых была сначала царская, а затем большевистская цензура[25]25
  Пайпс Р. Россия при старом режиме; Он же. Три «почему» русской революции; Он же. Русская революция.


[Закрыть].

Западные историки и литературоведы обратились к изучению взаимоотношений власти и культуры еще в 1940-х – начале 1950-х гг. В 1947 г., сразу после принятия известных постановлений, была издана книга Г. Ривея «Советская литература сегодня»[26]26
  Reavey G. Soviet Literature Today. New Haven, Yale U. P., 1947.


[Закрыть], в 1950-е – начале 1990-х гг. в статьях В. Викери, Р. Домара, Э. Саймонса, книгах Е. Брауна, А. Кемп-Уэлча, В. Викери, М. Харварда, Г. Свайсза, М. Слоним, М. Хопкинса и др. рассматривались механизмы политического контроля и управления литературным процессом, деятельность Союза советских писателей[27]27
  Domar R. A. The Tragedy of Russian Society. Columbia U. P., N. Y., 1953; Swayze H. Political Control of Literature in the USSR, 1946-1959. Cambridge, 1962; Simmons E. J. Russian Literature and Controls, in Trout the Glass of Soviet Literature. Harvard, 1963; Brown E. J. Russian Litera ture sins the Revolution in the Soviet Russia 1917-1962. London, 1963; Vickery W. N. Zhdanovism (1946-1953), in Literature and Revolution 1917-1962. London, 1963; Slonim M. Soviet Russia Literature. Writers and Problems 1917-1977. N. Y.; Oxford, 1977; Hayward M. Writers in Russia 1917-1978. London: 1983; Kemp Welch A. The Union Soviet Writers. 1932-1936. London: School of Economics, 1982; Kemp-Welch A. The Literaturery Intelligentsia. 1929-1939. London, 1991.


[Закрыть].

Вторую группу составляют специальные работы, посвященные советской цензуре и ее партийно-государственной специфике. В них представлен интересный архивный материал, в том числе из документов Смоленского архива о деятельности советских цензурных органов. В этой связи следует упомянуть работы А. Гаева, Е. Симмонса, М. Файнсона, Ш. Фицпатрик, Джона и Кэрол Гаррард[28]28
  Гаев А. Цензура советской печати. Мюнхен, 1955; Fainson М. Censor ship in the USSR – a document report // Problems of Communism. 1956. Vol. № 52 (March-April); Fainson M. Smolensk under Soviet Rule. Cambridge: Masg, 1953; Fitzpatrick S. The Russian Revolution. N. Y., 1982 и др.


[Закрыть] и др. Оригинальный архивный материал представлен в статье Е. Симмонса о происхождении литературного контроля[29]29
  Simmons E. J. The Origins of literature Control // Survey. London. № 36. 1961. № 37 (Apr.-Jun.); 1961. № 37 (Jul.-Sept. № 37).


[Закрыть] и работах М. Файнсона «Цензура в СССР» и «Смоленск при советском управлении» (с хроникой работы местного управления Главлита), написанных на основе материалов Смоленского архива[30]30
  Fainson M. Censorship in the USSR – a document report; Fainson M. Smolensk under Soviet Rule.


[Закрыть].

В изданиях справочно-обобщающего характера также имеются сведения о системе управления и цензуры органами информации. В книге «Пресса в авторитарных странах», изданной международным институтом Прессы, давалась краткая характеристика структуры и деятельности Главлита, Агитпропа и Отдела печати ЦК[31]31
  The Press in Authoritarian Countries / Published by International Press Institute. Zurich, 1959.


[Закрыть]. Достаточно полно представлена ситуация со свободой слова и печати в 1960-е гг. в книге М. Хопкинса, написанной в том числе по впечатлениям автора от его пребывания в Ленинграде в период обучения на журфаке ЛГУ и позже от работы в советских редакциях[32]32
  Hopkins M. W. Mass media in the Soviet Union. N. Y., 1970. P. 108-150.


[Закрыть]. В энциклопедии Мак-Кро-Хилла «Россия и СССР» имеются статьи о цензуре и литературном контроле, организованном в партийном и государственном масштабе[33]33
  Me. Crau-Hill. Encyclopaedia of Russia and Soviet Union / Ed. М. T. Florasky. N. Y.; Toronto, 1961.


[Закрыть]. Информативен справочник Б. Горохоффа «Печать в Советском Союзе», в котором приводятся данные о советской печати, библиографии и системе научной информации[34]34
  Gorohoff В. I. Publishing in the Soviet Union. Indiana Univ. Publishers, 1959. P. 73-83.


[Закрыть].

В период, когда исследования по цензуре в нашей стране не проводились, зарубежные ученые восполняли этот пробел – успешно проводили научные симпозиумы и конференции, издавали монографии и сборники статей о советской цензуре. Источниками, как и для всей советологии, служили обширные библиотечные фонды, публицистика, воспоминания и свидетельства эмигрантов, документы личного происхождения. В качестве наиболее часто используемых источников выступали сборники Л.Г. Фогелевича, о которых будет сказано ниже, книга А. Гаева[35]35
  Гаев А. Цензура советской печати. Мюнхен, 1955.


[Закрыть]. Следует отметить, что, несмотря на независимость, не все зарубежные авторы могли преодолеть влияние пропагандистских задач. Особенно это касается литературы периода «холодной войны». Не удалось избежать этого и авторам теоретического исследования о роли и задачах прессы в тоталитарном обществе[36]36
  Four theories of press: The Authoritarian Libertarian, Social Responsibility and Soviet Communist concepts of What the Press Should Be and Do. Urbana Univ. of Illinois, 1956.


[Закрыть].

В 1969 г. в Лондоне прошел симпозиум, специально посвященный советской цензуре. Тема стала предметом обсуждения зарубежных ученых и советских диссидентов. Итоговые материалы этой конференции были изданы в виде книги «Советская цензура» под редакцией М. Дьюхерста и Р. Фаррела[37]37
  The Soviet Censorship / Ed. Martin Dewhirst and Robert Farrell. Metuchen, New Jersey: Scarecrow Press, 1973.


[Закрыть].

Качественно новый этап в зарубежной историографии начался с появлением работ американских ученых М.-Т. Чолдин и М. Фридберга, (Университет Иллинойса Урбана-Шампейн)[38]38
  Fridberg M. Soviet books censors and readers // Literature and Revolution in Soviet Russia. 1917-1962. A Symposium… London; N. Y.; Toronto, 1963. P. 198-210; Choldin M.-T. Fridberg M. The Red Pencil: Artists, Scholars, and Cencors in the USSR. Boston Unwin; Hyman, 1990; Choldin M.-T. A Fence around the Empire: Russian Censorship of Western Ideas under the Tsars. Darham: Duk University Press, 1985;


[Закрыть]. Среди исследований этого периода – материалы конференций и симпозиумов по советской культуре, литературе и другим видам искусства, сборники статей и монографии, в которых цензура представлена не как обособленный институт, а как результат многоаспектной деятельности идеологической системы[39]39
  Censorship in Slavic World. An Exhibition at Universary of Illinois Library, Urbana Champaign April 21 – July 3, 1986; Choldin M.-T. Censorship under Gorbachev // Solanus. 1991. № 5. P. 130-142; Choldin M.-T. The New Censorship: Censorship by Translation in Soviet Union // The Journal of Library History. 1986. V. 21. № 2. University of Texas Press. P. 334-349.


[Закрыть]. Так, в 1989 г. были опубликованы материалы научной конференции «Советское руководство творчеством и интеллектуальной деятельностью», которая проходила в 1983 г. в Вашингтоне. Сложные проблемы взаимодействия творчества с тоталитарной системой власти находились в центре внимания Четвертых международных Сахаровских чтений, состоявшихся в 1983 г. в Лиссабоне. В сборнике докладов под редакцией С. Резника были опубликованы статьи В. Войновича «Три вида цензуры в СССР», Б. Хазанова «Контроль над словом в СССР», С. Черток «Киноцензура в СССР» и др.[40]40
  Proceedings of the Fourth International Sakharow Hearing / Ed. By Semvon Reznik Lisbon. October 1983.


[Закрыть] В книге «Красный карандаш: литераторы, ученые и цензоры в СССР» были помещены выступления известных бывших советских писателей и публицистов В. Аксенова, В. Войновича, А. Синявского и другие материалы мемуарно-аналитического характера, а также конкретно исторический материал, собранный М.-Т. Чолдин, и предметная библиография.

Следует все же отметить публицистический налет и определенную ограниченность исследований зарубежных авторов, которые, несмотря на научную добросовестность в поисках доступных источников, не могли по известным причинам использовать документы советских архивов. Поэтому их работы привлекаются только в той степени, в которой они способны оказать качественное влияние на современный уровень изучения проблемы института цензуры.

Фальсифицированность советской истории заключалась не только в односторонности освещения фактов и оценок, но и в умолчании целого ряда явлений и сторон общественной жизни[41]41
  Афанасьев Ю. H. Избавить историческую науку от мертвых пут сталинщины [Историки и писатели о литературе и истории. 27-28 апр. 1988 г.] // Вопросы истории. 1988. № 6. С. 72-73.


[Закрыть], в том числе и данной проблемы. Поэтому мы оставили за пределами настоящего историографического обзора работы, рассчитанные на сиюминутный пропагандистский эффект. Характерно, что те качества, которые снижают научную ценность советского историографического наследия, одновременно наделяют его свойствами источника, отразившего официальную политику и действия власти, идеологическое руководство и контроль за всеми областями общественной жизни, в том числе и научной.

В обширной литературе по истории партии и идеологической работы даются исчерпывающие сведения о руководящей и направляющей роли партии, выполнявшей функции политической цензуры. Особенно подробно это было представлено в работах, посвященных советской и партийной печати (А.К. Белков, Б.П. Веревкин[42]42
  Белков А.К., Веревкин Б.П., Кононыхин Н.М. История партийной и советской печати. М., 1975.


[Закрыть], Н.М. Кононыхин[43]43
  Кононыхин Н.М. Партийная и советская печать в период Великой Отечественной войны. М., 1960.


[Закрыть], Г.Д. Комков[44]44
  Комков Г.Д. Идейно-политическая работа КПСС в 1941-1945 гг. М., 1965.


[Закрыть], И.В. Кузнецов[45]45
  Кузнецов И.В. Большевистская печать Москвы. М., 1968; Кузнецов И.В., Мишурис А.Л. История партийно-советской печати. 4-е изд., испр. и доп. Учеб.-метод. пособие. М., 1968; Кузнецов И.В. Многонациональная советская журналистика. М., 1972 и др.


[Закрыть], В.В. Ученова[46]46
  Ученова В.В. Партийно-советская печать восстановительного периода (1921-1925). М., 1964.


[Закрыть] и др.) и других средств массовой информации и пропаганды (СМИП) (В.Н. Ружников, П.С. Гуревич, А.Я. Юровский[47]47
  Гуревич П.С. Ружников В.Н. Советское радиовещание: Страницы истории. М., 1976; Дубровин В.Б. Об эволюции газетных форм работы и жанров на радио (1922-1932 гг.) // Журналистика: Наука. Образование. Практика. Л., 1971; Летунов Ю.А. О развитии документальной радиожурналистики. М., 1965; Михалкович В.И. Изобразительный язык средств массовой коммуникации. М., 1986; Основы радиожурналистики. Учебник. М., 1989 и мн. др.


[Закрыть] и др.). Исследования в области теории пропаганды, истории складывания системы советских средств массовой информации и пропаганды (далее – СМИП), «верного идеологического орудия партии», представляют собой самостоятельное направление, которое было подробно изучено и проанализировано в связи с выявлением механизма идеологического контроля и цензуры печати, радиовещания, телевидения. Основы функционирования СМИП, партийное руководство журналистикой и ее роль в идеологической борьбе были подробно освещены в многочисленных сборниках и учебниках по истории советской журналистики. Например, таких как «Очерки истории русской советской журналистики. 1917-1932» (1966), «Партийная и советская печать в борьбе за построение социализма и коммунизма» (1-е изд., 1961, 2-е изд., 1966), «Телевидение и радиовещание СССР» (1979), «Средства массовой информации и пропаганды» (1984), «Журналистика и идеология» (1985), «Основы радиожурналистики» (1984) и др. [48]48
  Журналистика и идеология. М., 1985; Звучащий мир: Книга о звуковой документалистике. М., 1979; Максимов А.А. Советская журналистика 20-х гг. Краткий очерк журнальной периодики. Л., 1964; Методологические проблемы изучения средств массовой коммуникации. М., 1985;


[Закрыть] В этих исследованиях, несмотря на то, что они давали реальную картину практической организации работы журналистских коллективов, полностью отсутствовало даже упоминание о цензурных органах. Вместе с тем все специальные работы и разделы по методике редактирования полностью отражают цензурный процесс, поскольку о нем говорится как об «области политической, идеологической работы, связанной с руководством СМИП», а редактор представлен как «коммунист, политический деятель», «боец идеологического фронта»[49]49
  Средства массовой информации и пропаганды. М., 1984. С. 261-271.


[Закрыть].

На фоне многочисленной книговедческой и журналистской литературы, посвященной вопросам партийной и советской печати, книгоиздательского дела, выделяются работы А. 3. Окорокова «Октябрь и крах русской буржуазной прессы» (М., 1970) и Е. JI. Динерштейна «Положившие первый камень…» (М., 1977), трехтомное издание «История книги в СССР. 1917-1921» (М., 1983-1986), а также многочисленные публикации ежегодника «Книга. Исследования и материалы» и справочник «Архивные материалы по истории книги и книжного дела в СССР. 1917-1977» (М., 1977). В них представлена история становления и развития государственной монопольной издательской системы – Госиздата и параллельного удушения частных издательств.

С другой стороны, многоаспектность, дихотомичность и информативность журналистского текста, в совокупности представляющего отражение реалий действительности, стали предметом как теоретикометодологических исследований по журналистике (Е.П. Прохоров[50]50
  Прохоров Е.П. Классовость журналистики: (К вопросу о марксисткой концепции журналистики) // Вестник МГУ. Серия «Журналистика». 1972. № 4. С. 50-61; № 6. С. 13-20; Он же. Публицист и действительность. М.: Изд-во МГУ, 1973; Он же. Методологические проблемы социологии журналистики // Человек в системе массовых коммуникаций. София, 1973. С. 8-48. (На болг. яз.); Он же. Семиотические проблемы деятельности средств массовой информации // Материалы научного семинара «Семиотика средств массовой коммуникации». Ч. 1. М., 1973. С. 50-57 и др.


[Закрыть]), так и источниковедческих работ, образовавших в 1970-80-х гг. самостоятельное направление и научную школу. Это направление прошло в своем развитии сложный путь от безоговорочного признания абсолютной достоверности советской журналистики до полного их отрицания. В работах М.Н. Черноморского, А.М. Панфиловой, В.В. Фарсобина, О.Е. Соловьева, И.И. Копотиенко, С.С. Дмитриева и других рассматриваются проблемы анализа текста в зависимости от его жанровой и типологической принадлежности, обстоятельств и целей создания и других особенностей происхождения, но без учета цензурных вмешательств[51]51
  Черноморский М.Н. Периодическая печать. М., 1956; Он же. Источниковедение истории СССР. Советский период. Учебн. пособ. 2-е изд. М., 1976; Панфилов А.М. Советская периодическая печать как исторический источник. М., 1975; Фарсобин В.В. К вопросу о периодической печати как источнике по истории Великой Октябрьской социалистической революции на местах (октябрь 1917-февраль 1918 гг.) // Проблемы источниковедения. Вып. XI. М., 1973; Соловьев О.Е. Источниковедческий анализ газет Советской России. Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1975; Копотиенко И.И. Периодическая печать Украины как источник по истории КПСС (1921-1923): Автореф. дис. … канд. ист. наук. Днепропетровск, 1975; Симкин Е.Я. Изучение журнальной периодики как научная проблема // Вестник МГУ. Сер. П. Журналистика. 1976. № 6; Илизаров Б.С., Козлов В.А. Развитие системы средств массовой информации и пропаганды СССР // Культура развитого социализма. Некоторые вопросы теории и истории. М., 1978; Борический В.Я. Некоторые вопросы изучения советской периодической печати как исторического источника // Некоторые проблемы отечественной историографии и источниковедения. Днепропетровск, 1978; Копотиенко И.И. К вопросу о путях установления полноты и достоверности газетных материалов // Вопросы историографии и источниковедения истории КПСС. Киев, 1978; Корогод Г.И. Публицистика – источник изучения деятельности коммунистической партии в годы реконструкции народного хозяйства (на материалах Украины): Автореф. дис. … канд. ист. наук. Киев, 1982; Горяева Т.М. Радиогазета 20-30-х гг. как исторический источник // История СССР 1984. № 1 и др.


[Закрыть], в учебнике «Источниковедение истории СССР» под редакцией И.Д. Ковальченко (2-е изд. 1981) в разделах, посвященных периодической печати XVIII – начала XX в. (С.С. Дмитриев), при описании методики анализа содержания и достоверности материалов прессы указывается на необходимость учитывать наличие цензуры. В связи с этим достаточно подробно излагается история цензурных органов, основные этапы и правила цензурного вмешательства в деятельность журналов и газет[52]52
  Источниковедение истории СССР. 2-е изд., перераб. и доп. / Под ред. И.Д. Ковальченко. М., 1981. С. 221-237; 325-342.


[Закрыть]. В специальной главе о советской периодической печати (Л.Д. Дергачева) упоминания о цензуре полностью отсутствуют[53]53
  Там же. С. 446-465.


[Закрыть]. Однако при анализе прессы переходного периода говорится о ее «идейной неоднородности», применении «эзоповского» языка авторами буржуазного, «сменовеховского» и «попутнического» направления. Все эти черты, с точки зрения авторов, полностью исчезают в «эпоху победившего и развитого социализма». Несмотря на то что учебник является отражением идеологической ограниченности исторической науки этого периода, авторам все же удалось с помощью того же «эзоповского» языка, не называя открыто органы цензуры и Главлит, дать точные указания на наличие политической цензуры, которая полностью опиралась на сформулированные В.И. Лениным принципы партийности печати. Таким образом, отсутствие возможности объективно оценивать информационно-пропагандистский процесс восполнялось углублением и совершенствованием методики внутреннего анализа содержания, включая и внеисточниковый анализ.

Особое значение для настоящего исследования имеет наследие Ю.М. Лотмана, основателя тартусско-московской семиотической школы, считавшего, что восприятие художественного текста всегда является борьбой между автором и слушателем. Это соответствует положению об относительности эмпирического наблюдения сложных психологических ходов, заключенных в источнике (А.С. Лаппо-Данилевский).

Двойственная ситуация складывалась в изучении культурологических проблем. Существовала официальная историография по истории советской культуры или, как она тогда называлась, «культурного строительства». Несмотря на общие признаки, исследования в этой области имеют определенную эволюцию и подразделяются на несколько этапов. Работы периода 1930 – конца 1950-х гг. можно расценивать только как образцы пропаганды идей партии, а не в качестве самостоятельных исследований[54]54
  Еголин А.М. Расцвет социалистической культуры в СССР.М., 1946; Он же. Тридцать лет советской литературы. М., 1948; Он же. Сталин и советская литература. М., 1950; Плоткин Л.А. Борьба партии за высокую идейность советской литературы в послевоенный период. М., 1956; Советская литература в годы Великой Отечественной войны. Свердловск, 1957.


[Закрыть]. Новые возможности открылись перед историками культуры, литературоведами и искусствоведами в 1960-х гг.[55]55
  История русской советской литературы. 1930-1941 гг. Т. 1. М., 1967; История русской советской литературы. 1941-1953 гг. Т. 3. М., 1968; История советской многонациональной литературы. Т. 2. М., 1968; История советской многонациональной литературы. Т. 3. М., 1970; Кузьменко Ю.Б. Советская литература вчера, сегодня, завтра. М., 1984.


[Закрыть] Несмотря на идеологизацию исследований, в них уже имеется конкретный историко-архивный материал[56]56
  Идеологическая работа КПСС на фронте (1941-1945). М., 1960; Кононыхин Н.М. Партийная и советская печать в период Великой Отечественной войны. М., 1960; Комков Г.Д. Идейно-политическая работа КПСС в 1941-1945 гг. М., 1965; Максакова Л.В. Советская литература и искусство в Великой Отечественной войне // Всемирно-историческая победа советского народа. 1941-1945. М., 1971; Она же. Культура советской России в годы Великой Отечественной войны. М., 1977.


[Закрыть].

Однако даже в обобщающих исследованиях по историографии истории культуры авторы, как правило, ограничивались только поверхностной характеристикой общих проблем культурного строительства, а также отдельных отраслей культуры и искусства[57]57
  Зак Л.М. История изучения советской культуры. М.: Наука, 1981.


[Закрыть]. Вопросы идеологической борьбы и контрпропаганды рассматривались односторонне и тенденциозно. Разумеется, это можно расценивать как проявление идеологической ограниченности, поскольку тогда же были и исследования, в которых констатирующая, а не обличительная интонация, повествующая о методах и формах идеологической борьбы советской власти, позволяла все же авторам несмотря ни на что давать объективную картину развития культурной политики. К таким работам можно отнести, прежде всего, книгу С.А. Федюкина «Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу» (М., 1977). В ней сказано о создании Главлита, его функциях и деятельности, приводятся выдержки из циркуляров, ссылки на опубликованные, архивные источники, в том числе из так называемого «буржуазного лагеря». Таким образом, в отличие от подавляющего большинства исследователей, Федюкин признает наличие цензуры в СССР (примечательно, что эта работа, видимо по цензурным соображениям, не была включена в историографическое исследование Л.М. Зак). Наличие цензуры в СССР признавалось также во 2-м издании БСЭ (1957); в последующих ее изданиях, очевидно также по цензурным соображениям, этот факт полностью отрицался.

Пробелом в историографии можно считать отсутствие институциональных исследований, раскрывающих систему управления и контроля учреждениями культуры, в которых бы показывались механизм и методы идеологического воздействия. Это отмечалось в статье Л.В. Ивановой «Новый этап в создании документальной базы истории советской культуры», которая была напечатана в коллективной монографии «Культура развитого социализма: некоторые вопросы теории и истории» (М., 1978), посвященной созданию опубликованной источниковой базы по культурному строительству в СССР. В том же постановочно-неконкретном тоне говорится об этом и в коллективной монографии «Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры 1917-1927» (М., 1985). Однако, если опустить тенденциозные оценку и подбор источников, то в работах М.Б. Кейрим-Мархуза «Государственное руководство культурой. Строительство Наркомпроса (ноябрь 1917 – середина 1918 г.)» (М., 1980), Л.А. Пинегиной «Советский рабочий класс и художественная культура. 1917-1932» (М., 1984), М.П. Кима, В.Т. Ермакова и В.А. Козлова «Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры. 1917-1927» (М., 1985), А.И. Фомина «Культурное строительство в первые годы советской власти. 1911-1920 гг.» (Харьков, 1987) и многих других можно обнаружить сведения о деятельности ЦК и его отделов (Агитпроп, Отдел печати и др.) Наркомпроса, Главполитпросвета и других управленческих структур по руководству культурой.

При общей ограниченности советской историографии, некоторые ее направления получили глубокое развитие, в том числе изучение и истории государственной системы управления. Особое место среди исследований по истории советских государственных учреждений в области литературы занимают работы Т.П. Коржихиной, которые имели не только общеисторическое, но и методологическое значение[58]58
  Коржихина Т.П., Фигантер Ю.Ю. Советская номенклатура: становление и механизм действия // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 25-38; Коржихина Т.П. История государственных учреждений СССР.М., 1986; Она же. Политическая система СССР в 20-30-е годы // Политические системы СССР и стран Восточной Европы. 20-30-е годы. М., 1991.


[Закрыть]. Именно госучрежденческий подход в сочетании с системным анализом, успешно разработанный и применяемый Т.П. Коржихиной, легли в основу некоторых публикаций автора, и прежде всего данного исследования.

Более свободно касались взаимоотношений власти и творческой интеллигенции советские литературоведы и искусствоведы, среди работ которых фундаментальный характер имели исследования Б. Алперса[59]59
  Алперс Б. Театральные очерки. В 2-х тт. Т. 1. М., 1977.


[Закрыть], К. Рудницкого[60]60
  Рудницкий К. Режиссер Мейерхольд. М., 1969.


[Закрыть], П.А. Маркова[61]61
  Марков П.А. В Художественном театре. Книга завлита. М., 1976.


[Закрыть], Г.А. Белой[62]62
  Белая Г.А. Литература в зеркале критики. М., 1986.


[Закрыть], М.О. Чудаковой[63]63
  Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова. Материалы для творческой биографии писателя // Записки Отдела рукописей. Вып. 37. М., 1976.


[Закрыть] и др. Независимо от общей атмосферы, царившей в издательствах, и самоцензуры авторов, им удавалось сквозь личностное восприятие деятелей искусства и психоанализ передать реальные очертания прошлого, особенно в исследованиях, носивших историко-биографический характер. В этой связи следует отметить монографии – творческие портреты М.И. Туровской «Бабанова. Легенда и биография» (М., 1981) и Л. Яновской «Творческий путь Михаила Булгакова» (М., 1983).

Таким образом, можно сказать, что до 1990-1991 гг. советские авторы лишь опосредованно отражали в своих работах историю и современные реалии системы контроля и цензуры. Зарубежные исследования этих лет отмечены основательными, хотя и ограниченными в источниковой базе попытками изучить отдельные институты политического контроля и деятельность цензурных органов.

Разработка подлинно научной истории советской политической цензуры стала возможна только благодаря демократическим преобразованиям в государственной и политической системе советского, а затем и российского общества. Правовая (1990 г.) и фактическая (ликвидация Главлита в октябре 1991 г.) отмена цензуры вызвала острую необходимость передачи архива Главлита на государственное хранение в ГА РФ (ЦГАОР СССР) с последующим постепенным рассекречиванием. Кроме этого, были рассекречены не только документы по цензурным вопросам фондов редакций, газет и журналов, электронной прессы и других учреждений культуры, но и значительные документальные комплексы высших органов партийного и государственного управления. Именно последние наглядно демонстрировали механизм управления идеологизированной культурой и информацией на всех этажах власти – от Секретариата ЦК и Политбюро ЦК до первичной партийной организации творческих союзов, редакций, театров и др. Эти документы, ставшие доступными для изучения и анализа, явились источниковой основой для объективного изучения феномена политической цензуры.

Появившаяся в последнее десятилетие литература обладает качественно новым содержанием и исследовательскими подходами, требует иных оценочных критериев. Речь идет о полноценных монографических работах и документальных публикациях (в некоторых случаях даже пофондовых), построенных на исчерпывающей источниковой базе в условиях открытости и доступности.

Работы по истории советской цензуры отразили общие процессы, происходившие в отечественной историографии в этот период. Колоссальные изменения в исторической науке были вызваны тем, что с середины 1980-х гг. наряду с марксистско-ленинской методологией исторических исследований стали утверждаться новые методы и подходы. Решающим фактором этих перемен стали перестройка и гласность, открывшие возможность свободного обсуждения ранее «запретных» тем и имен. Одной из таких тем стала советская цензура. Координирующую и организационную роль в ее изучении сыграли научные конференции, которые состоялись в сентябре 1991 г. в Санкт-Петербурге, в 1993 г. – в Москве и Санкт-Петербурге, в 1995 г. – в Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. Направление, возникшее незадолго до этого и уже начавшее оформляться в самостоятельную научную дисциплину, находящуюся на стыке различных наук, привлекло к себе большое число исследователей из Москвы, Санкт-Петербурга и различных регионов России, объединив их с зарубежными специалистами. Первая конференция по цензуре (1991) была организована Институтом истории естествознания и техники Ленинградского отделения Российской академии наук (ЛО РАН) совместно с Ленинградским государственным университетом. На этой конференции впервые встретились историки, политологи, правоведы, журналисты, бывшие цензоры, сотрудники органов госбезопасности. Они обменялись мнениями о перспективах законодательного решения проблем, связанных с государственной тайной, теоретико-исторических исследований по этим проблемам[64]64
  На подступах к спецхрану. Труды межрегиональной научно-практической конференции «Свобода научной информации и охрана государственной тайны. Прошлое, настоящее, будущее», 24-26 сентября 1991 г., Санкт-Петербург. СПб., 1995.


[Закрыть]. Конференции 1993 и 1995 гг. проходили при поддержке Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы (ВГБИЛ) им. М.И. Рудомино, Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург), Уральского государственного университета, Свердловской областной научной библиотеки им. В.Г. Белинского. Существенным их результатом явились подготовленные в ходе этих конференций выставки, тезисы и библиографические каталоги[65]65
  Цензура в царской России и Советском Союзе // Материалы конференции 24-27 мая 1993 г., Москва. М., 1995; Цензура в России: История и современность. Тезисы конференции 20-22 сентября 1995 г., Санкт-Петербург. СПб., 1995; Цензура в России. Тезисы научной конференции 13-15 ноября 1995 г., Екатеринбург. Екатеринбург, 1995.


[Закрыть]. Такая активная научноорганизационная деятельность послужила мощным импульсом для появления целого ряда монографических исследований и научных статей по проблеме цензуры. Это, прежде всего, монографии А.В. Блюма и Д.Л. Бабиченко, сборник документальных очерков «Исключить всякие упоминания…» под редакцией автора. Однако началом нового этапа исследования можно считать первые публикации о цензуре на страницах советской научной периодики, которые появились в 1990 г., в то время, когда их выход еще контролировался действующими цензурными органами (Главлит / ГУОТ). Это статьи автора данной монографии «Журналистика и цензура (источниковедческий анализ радиоматериалов 20 -30-х гг.)» в журнале «История СССР» (1990. № 1) и С. Джимбинова «Эпитафия спецхрану?…» в журнале «Новый мир» (1990. № 5).

Если говорить об общем характере новых отечественных исследований, то их объединяет попытка объективного анализа рассекреченных и ранее недоступных архивных документов, раскрывающих структуру, механизм, формы и методы политического давления и регулирования в различных сферах культуры и информации. Характерной чертой некоторых из работ является присущий им обличительный пафос, который было трудно преодолеть на первом этапе в освещении действительно драматических страниц истории противостояния, с одной стороны, и компромисса интеллигенции, с другой стороны. Часто авторы, обращаясь к источникам, освещающим только одну сторону, например функционирование репрессивного аппарата партийногосударственной цензуры, представляют ее механизм однобоко, только «сверху». В качестве жертв выступают так называемые «объекты цензуры» – журналисты, литераторы, режиссеры и др. Однако отношения творческой интеллигенции и власти были гораздо сложнее и драматичнее. Во многих исследованиях не учитывается, что очень многие решения, имеющие поворотный стратегический характер, принимались под воздействием «снизу». Об этом свидетельствуют многочисленные источники института творческих союзов, созданного для реализации монопольного права, на определение эстетических и этических норм в искусстве, а также многочисленные «обращения» и «покаяния» творческой интеллигенции в ЦК и другие инстанции. Этот механизм, существующий в таком виде именно для внутреннего регулирования литературно-художественной жизни, демонстрирует, что исследования политической цензуры выходят далеко за рамки институционального подхода. Только системный анализ, включающий многообразие сторон, граней и проявлений социальной, культурной и политической сфер жизни, дает возможность объемно представить картину и вскрыть глубинные процессы, в том числе психологические и поведенческие. Этим объясняется необходимость обращения к истории литературнохудожественных группировок, которая получит освещение в основной части исследования.

Книга А.В. Блюма «За кулисами “Министерства правды”. Тайная история советской цензуры. 1917-1929» (СПб., 1994) стала первой в ряду монографических исследований «нового» поколения. Она явилась результатом изучения архивных комплексов, доступных к этому времени автору. Это документы из архивов Санкт-Петербурга и Москвы, освещающие деятельность цензурных органов с 1917 по 1929 г. Автор выделил два основных этапа в истории цензуры изучаемого периода. Это 1917-1922 гг. и 1922-1929 гг. Если рубежом первого этапа стало создание Главлита, то границей второго был выбран год «великого перелома». В этом случае целесообразно было бы продлить повествование, поскольку изменения в общественно-политической структуре государства вызвали реорганизацию и цензурных органов в 1930-1931 гг. Однако реальная идеологическая перестройка осталась за пределами книги и не получила должного освещения. Тем не менее те аспекты, которые автор выбрал для демонстрации форм, методов и направлений советской цензуры (цензура литературы, издательская политика, аппарат Главлита и Главреперткома и др.), освещены подробно и доказательно. Даже не ставя перед собой задачу системного анализа, А.В. Блюм, изучая деловую переписку Ленгоробллита 1920-х гг., проследил взаимосвязь деятельности государственных цензурных учреждений с работой высших партийных инстанций и репрессивных органов. Несомненно, эта работа, появившаяся как первый результат изучения архивных документов, стала своеобразным справочником для заинтересованного круга исследователей. И, как первое в этом ряду издание, она обладала такими качествами, как публицистичность и излишняя эмоциональность.

Практически одновременно с книгой А.В. Блюма вышла монография Д.Л. Бабиченко «Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х годов под политическим контролем ЦК» (М., 1994), посвященная идеологическому контролю литературного процесса 1940-х гг. со стороны ЦК партии. Этот период – одна из трагических страниц советской культуры, когда в эпоху послевоенного подъема национального самосознания и единения, возрождения веры в справедливость власти сверху были инспирированы очередные репрессивные кампании, призванные запугать, а значит, и подчинить творческую интеллигенцию. Автор путем тщательного изучения и анализа партийных документов провел тонкое расследование: как, когда и кем конкретно из партийных руководителей готовились в недрах ЦК, его идеологических отделов, постановления второй половины 1940-х гг. Это исследование ценно, прежде всего, в плане демонстрации реальной расстановки сил и возможностей в верхних эшелонах власти, ее механизмов и действия. Так, в результате изучения протоколов заседаний Политбюро, Секретариата и Оргбюро ЦК и материалов Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Д.Л. Бабиченко выявил предтечу постановления «О журналах “Звезда” и “Ленинград” (1946), определившего на долгие годы судьбы российской словесности. Автор установил, что идея подготовки такого постановления, а также выбор его «героев», т. е. писателей, которые стали объектами критики и травли, уходят своими корнями в 1940 г., и только война помешала реализовать задуманное. Монография Бабиченко, несмотря на локальность темы и хронологических рамок, благодаря точности и выверенное™ фактографии и ее вдумчивой интерпретации репрезентативно отражает весь процесс партийного управления страной. Эта же проблема получила освещение и в кандидатской диссертации Бабиченко, в которой представлены основные формы и направления политического влияния и партийного руководства советской литературой в период 1939-1946 гг. (М., 1995).

Практически одновременно вышел сборник документальных очерков «Исключить всякие упоминания…» (Минск; М., 1995), состоящий из самостоятельных публикаций в различных жанрах, от статьи до комментированной подборки документов. Авторы, а среди них были в основном студенты-выпускники Историко-архивного института РГГУ, на основе новых архивных источников представили разнообразную палитру советской культуры, находившейся во власти цензурных органов: литературу, театр, радио, живопись и даже цирк. Кроме того, одна из статей сборника была посвящена истории структурных изменений учреждений цензуры. Очерки явились результатом коллективных усилий, направленных на освоение массива рассекреченных архивных документов с целью подготовки научного издания по истории политической цензуры. Этим и были обусловлены широкие тематические и хронологические рамки сборника, концептуальный стержень которого составила принадлежность рассматриваемой фактографии к проблеме взаимодействия культуры и цензуры.