Текст книги "Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг."

Автор книги: Татьяна Горяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

В результате сложилась разветвленная сеть государственных учреждений с параллельными функциями идеологического контроля, куда входили система Госиздата, функциональные отделы Наркомпроса РСФСР (ИЗО, МУЗО, ТЕО и др.), прежде всего Главлит и Главрепертком, Главполитпросвет, Главискусство и др. Новая управленческая структура ВКИ при СНК СССР, имея возможность применять специфические методы воздействия на культурную среду, стала осуществлять параллельные функции политической цензуры.

Идеологическое руководство художественной культурой и контроль над ней как главная особенность функционирования системы политической цензуры (на примере политики по отношению к литературным группировкам 1920 – начала 1930-х гг.)

Богатейшая палитра русской культуры начала XX в. была представлена разнообразием направлений, эстетических и национальных традиций, художественных форм, методов и приемов. Литературнохудожественная элита, несмотря на свою малочисленность, оказывала колоссальное влияние на общественно-политическую атмосферу, зачастую определяя ее градус. Разнообразие вкусов и пристрастий, порождающее бурные дискуссии в художественной среде, находило свое выражение в создании многочисленных литературных кружков, обществ, союзов, художественных салонов, вокруг которых группировались единомышленники. В первые годы после революции они продолжили свою деятельность, появились новые группировки в основном с пролетарским акцентом. Вначале государство никак не ограничивало их деятельность, отсутствовал официальный порядок их регистрации. В основном деятельность этих общественных образований состояла в обсуждении профессионально-творческих вопросов; в некоторых случаях они, наподобие профсоюзов, решали проблемы социальной защиты своих членов. Финансовой основой их существования были членские взносы и издательская деятельность, что делало жизнь членов этих организаций, независимой от государства, хотя и небогатой.

Политика партии первое время касалась общих принципов протекания культурного процесса. Как и другим областям культуры, литературе было отказано в праве полной автономии или свободы. А.В. Луначарский подчеркивал, что «государство обязано влиять на искусство и оно может делать это в определенном смысле, может определенным образом руководить искусством»[574]574
  Луначарский А.В. Собр. соч. М., 1967. Т. 7. С. 498.


[Закрыть]. Во второй половине 1920-х гг. литературе отводилась существенная роль в процессе всеобщего распространения образования и воздействия на народ наряду с агитационными видами искусства и печатью. Такая позиция объяснялась, с одной стороны, особенностями культурного наследия, которое досталось новому господствующему классу, с другой стороны, наличием огромной массы рассеянных на огромных территориях малообразованных людей. Однако концепции о соотношении определяющей роли партийной идеологии и степени ее влияния на литературно-художественную жизнь не существовало, а вопросы политической цензуры носили дискуссионный характер. Это было связано с тем, что у большевистских лидеров, в прошлом профессиональных революционеров, не было практического опыта управления страной. Они не владели механизмами этого многосложного процесса и поэтому стремились укрепить свои позиции прежде всего на идеологическом фронте.

Нетипичным, с точки зрения демонстрации внутренней технологии проведения культурной политики, является письмо А.В. Луначарского Н.К. Крупской (август-ноябрь 1920 г.), в котором он цинично и откровенно излагает скрытые мотивы линии поведения по отношению к Пролеткульту: «…я буду вести такую линию, что де мы признаем импонирующую силу объединения полмиллиона пролетариев и считаем необходимым в нашей культурной работе опереться на это объединение, а для этого считаю нужным ввести по одному официальному представителю в Главполитпросвет и в Художественный сектор с целью, с одной стороны, связать таким образом Наркомпрос с самой крупной пролетарской культурной организацией, а с другой стороны, влить в эту организацию те многочисленные силы культурного характера, которые имеются в НКП, и сгладить нелепую границу между государственной культурной работой рабочего государства и рабочей же внегосударственной культурной работой. Сделаю это так, что им покажется отчасти и это признанием их заслуг и значения, на деле же будет знаменовать собою подчинение Пролеткульта контролю соответствующих органов Наркомпроса. Впрочем, наиболее умные из сепаратистов поймут в чем дело и, м[ожет] б[ыть], будут даже возражать, но мы операцию подчинения Пролеткульта государственному] внешкольному делу должны выполнить во что бы то ни стало. Приблизительно такую линию в общих чертах наметил мне вчера Владимир Ильич…»[575]575
  ГА РФ.Ф. 2306. On. 1. Д. 385. Л. 374.


[Закрыть]. Далее мы убедимся, что этот план был успешно реализован на практике.

Надо сказать, что большую часть творческой интеллигенции всерьез заботили идеи просвещения и она искренне пыталась помочь и поддержать новую власть своим участием в просветительстве и творчестве. Учредители литературно-философского объединения ВОЛЬФИЛ (А. Блок, Р.В. Иванов-Разумник, А. Штейнберг, К. Эрберг) в 1918 г. в положении об этом обществе писали:

«Русская Революция открывает перед Россией и перед всем миром новыя широкия и всеобъемлющих перспективы кулътурнаго творчества. Впервые из идеи Единаго Человечества делаются практические выводы. Мечта о соборном строительстве единаго здания мировой культуры может, наконец, осуществиться в действительности и должна принять характер конкретной организационной попытки. Этому делу хочет посвятить себя ВФА. Она связывает словом Академия память о первых источниках европейской культуры, когда науки, искусства и общественность еще были связаны вольностью и законченностью античного миросозерцания. Академия, видящая в свободе общения и преподавания ту естественную атмосферу всякого творчества, в которой только и могут зарождаться и развиваться существенные культурные начинания; Академия относится к философии, как к той хранительнице заветов единства, без которого нет ни единого Человечества, ни единого Общечеловеческого Идеала. В этом именно смысле вся работа академии должна протекать в духе философии и социализма»[576]576
  ГА РФ.Ф. 2306. Оп. 24. Д.И.Л. 8-12.


[Закрыть].

Однако неприятие насильственных методов диктатуры пролетариата многими интеллигентами, с одной стороны, и судорожные усилия большевиков, стремившихся удержать власть силой, с другой стороны, приводили к неоправданным репрессиям против тех, кто недавно так горячо приветствовал крах самодержавной империи и победу революции.

Часто для того, чтобы вывести то или иное общество из-под критики, или защитить его от угрозы ликвидации, на его спасение бросались авторитетные партийные и государственные деятели, которые организовывали составление и отправку в соответствующие инстанции рекомендательных писем. «Похлопотать» о судьбе отдельного человека или целой организации – прием, который был широко распространен в советской среде. Патронирование стало одной из отличительных черт советской партийно-государственной элиты. Главным защитником культуры был А.В. Луначарский, к которому поступало огромное количество жалоб не только на притеснения цензурного характера, но и на действия ВЧК[577]577
  Письмо Луначарского Ленину 21 ноября 1919 г. об освобождении ученых и литераторов, членов Петроградского Дома литераторов, арестованных ВЧК, а затем дальнейшие его просьбы об этом же см.: РГАСПИ.Ф. 5. On. 1. Д. 1170. Л. 17, 21.


[Закрыть]. Такими же жалобами был завален секретариат СНК, руководители которого считали необходимым прекратить преследования литераторов. Так, 12 декабря 1919 г. управляющий делами СНК РСФСР обратился к заведующему комиссариатом внутренних дел в Петрограде О. Равичу с просьбой защитить представителей Дома литераторов, который оказывал материальную поддержку полутора тысячам человек – преимущественно старым и больным писателям, ученым и артистам. Из письма ясно, что местное ЧК третировало Дом литераторов для того, чтобы «выбить» из его руководителей верноподданнические признания в лояльности к советской власти[578]578
  ГА РФ.Ф. 130. Оп. 3. Д. 230. Л. 130-131о6.


[Закрыть].

Однако не все писатели уклонялись от сотрудничества с партией или сопротивлялись ей. Полную готовность служить своим творчеством целям политической агитации и пропаганды в области искусства выразила группа футуристов и пролетарских писателей[579]579
  Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. М., 1998. С. 29.


[Закрыть]. 7 июня 1920 г. ЛИТО Наркомпроса сообщал, что пролетарские писатели отправлены на фронт для агитации среди солдат. Партия и руководители Наркомпроса с одобрением относились к пропагандистской деятельности футуристов, которая находила выражение в плакатах и стихотворных лозунгах[580]580
  Луначарский А.В. Собр. соч. Т. 7. С. 401-406.


[Закрыть] .

Мы уже останавливались на позиции Троцкого и Сталина[581]581
  Троцкий Л.Д. Партийная политика в искусстве // Литература и революция. М., 1923. С. 159-168.


[Закрыть] в отношении вопросов политической цензуры. Только к концу 1920-х гг. окончательно сформировалась концепция литературной политики, о которой в 1927 г. А.В. Луначарский говорил как о наиболее уязвимом месте в позиции партии, где она чувствует себя неуверенно. Эта неуверенность проявилась в том, что литературная политика проводилась неровно – часто непоследовательно и импульсивно. Луначарский писал: «…разумеется, у нас в Наркомпросе не обязательно имеется единая линия; возможно, это объясняется отчасти отсутствием ясных партийных директив»[582]582
  Луначарский А.В. Собр. соч. Т. 7. С. 496.


[Закрыть].

Л.Д. Троцкий вмешался в полемику о литературной политике, разгоревшуюся между напостовцами и партией, своей книгой «Литература и революция», вышедшей в 1923 г. Он писал: «Партия руководит пролетариатом, но не историческим процессом. Есть области, где партия руководит непосредственно и повелительно. Есть области, где она контролирует и содействует. Есть области, где она только содействует. И есть, наконец, области, где она только ориентируется. Область искусства не такая, где партия должна командовать. Она может и должна ограждать, содействовать и лишь косвенно руководить… Однако ведь и культурничество, т. е. усвоение азбуки допролетарской культуры, предполагает критику, отбор, классовый критерий? Еще бы! Но это критерий политический, а не отвлеченно-культурный»[583]583
  Троцкий Л.Д. Партийная политика в искусстве. С. 159-168.


[Закрыть]. Еще более приближенными к практике жизни выглядят его рассуждения о формуле политической цензуры: «У партии нет никаких решений относительно стихотворных форм, развития театра, обновления литературного языка, архитектурных стилей и т.п., и она не может принять подобных решений – точно так же, как и в другой области у нее нет, например, решений относительно вида удобрений, наилучшей организации транспорта, более совершенной модели пулемета – таких решений нет и не может быть… В области искусства вопрос одновременно и проще, и сложней. Если речь идет о политической роли искусства или о помехах со стороны врагов, здесь у партии достаточно опыта, чутья, твердости и средств…»[584]584
  Там же. С. 101.


[Закрыть] Эта схема, по мнению Троцкого, должна была определять характер взаимоотношений между партией и литературой, а особенно цензуры, отношение к различным литературным группировкам пролетарского и попутнического толка.

В связи с этим Л.Д. Троцкий требовал, чтобы цензура судила обо всем с точки зрения интересов революции. Тех же взглядов придерживался и А.К. Воронский. А.В. Луначарский публично, последовательно и с пылом выступал против тех цензоров, для которых основным аргументом при принятии запретительных или карательных решений было то, что данный писатель не коммунист. «Нельзя запретить то, что прекрасно, – писал Луначарский в 1923 г. – …Это главным образом относится к тем случаям, когда речь идет о произведениях искусства, не соответствующих целям нашей агитации, но тем не менее правдиво отражающих действительность и проникнутых революционными тенденциями, то есть в той или иной степени полезных и в агитационном смысле; их следует непременно “поддерживать”». А.К. Воронский вторил ему: «…политическая цензура в литературе вообще очень сложное, ответственное и очень трудное дело и требует большой твердости, но также и эластичности, осторожности и понимания… Прежде всего нашим тов[арищам] цензорам следует перестать вмешиваться в чисто художественную оценку произведения, затем нужно понять, что нельзя от беспартийных промежуточных писателей требовать коммунистической идеологии, тем более четкой»[585]585
  Красная новь. 1923. № 7. С. 257-276.


[Закрыть], в 1924 г. он обращал внимание на «явные несуразности и излишества со стороны» цензурных политотделов[586]586
  Воронений А.К. О текущем моменте и задачах РКП в художественной литературе // Пролетариат и литература. Л., 1925. С. 45-54.


[Закрыть]. По мнению К. Аймермахера, если сравнить эту позицию с литературной политикой партии в конце 1920-х годов, то станет ясно, что в это время цензуру поправляли, чтобы избежать снижения художественного уровня произведений[587]587
  Аймермахер К. Указ. соч. С. 18-36.


[Закрыть]. Политическая цензура конца 1920-х гг. выдвигала куда более конкретные требования: не только не писать ничего негативного, но и писать только позитивное о советской действительности.

У партийной верхушки созрело мнение, что для того, чтобы «защитить» писателей от мелких придирок цензоров, надо «дать четкую определенную линию относительно того, какими правилами должен пользоваться марксистский цензор»[588]588
  К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе: (Совещание Отдела печати) // Вопросы культуры при диктатуре пролетариата. М., 1925. С. 56-139.


[Закрыть]. Еще в 1920 г. ЦК РКП(б) обратился с письмом «О пролеткультах», в котором давались оценки буржуазным взглядам пролеткультовцев, прикрываемым пролетарскими лозунгами, и высказывались требования о необходимости «сближения» деятельности Пролеткульта с работой Наркомпроса[589]589
  В защиту искусства. М., 1979. С. 282-285.


[Закрыть]. Такова краткая предыстория резолюции «О политике партии в области художественной литературы» 1925 г.[590]590
  Вопросы культуры при диктатуре пролетариата. С. 215-220.


[Закрыть], которая подвела итог дискуссиям о месте литературы в идеологической работе партии и заявила ее руководящие права в отношении всех без исключения литературных вопросов, включая вопросы формы и содержания.

Широко известна реакция многих писателей на эту партийную инициативу[591]591
  Блюм А.В. За кулисами «Министерства Правды»: Тайная история советской цензуры. 1917-1929. СПб., 1994; «Счастье литературы»: Государство и писатели. 1925-1938: Документы / Сост. Д.Л. Бабиченко. М., 1997.


[Закрыть]. В этой связи интересно подобострастно-льстивое письмо А.М. Горького Н.И. Бухарину от 17 июля 1925 г.

«Резолюция ЦК “О политике партии в области художественной литературы” – превосходная и мудрая вещь, дорогой Николай Иванович! Нет сомнения, что этот умный подзатыльник сильно толкнет вперед наше словесное искусство. Молодежь осмелеет в своем отрицании старого быта, получит возможность отринуть беспощадно его ядовитую пыль и грязь в “комнванстве” и с большей энергией начнет искать и создавать “героя”, – человека, в совершенстве воплощающего в себе инстинкт и дух массы, влекомой историей к жизни поистине новой… Очень хорошо, что “Прожектор” будет издавать книжки и в их числе издает рассказы Романова о деревне. Это – весьма хорошие рассказы, особенно если противопоставить их возрождающемуся сентиментальному народничеству, столь ярко выраженному в “Сахарном немце” поэта Клычкова и в гекзаметрах Родимова “Деревня”. Надо бы, дорогой товарищ, Вам или Троцкому указать писателям-рабочим на тот факт, что рядом с их работой уже возникает работа писателей-крестьян и что здесь возможен, даже, пожалуй, неизбежен конфликт двух “направлений”. Всякая “цензура” тут была бы лишь вредна и лишь заострила бы идеологию мужикопоклонников и деревнелюбов, но критика – и неудобная – этой идеологии должна быть дана теперь же.

Талантливый, трогательный плач Есенина о деревенском рае не та лирика, которой требует время и его задачи, огромность которых невообразима. Хотелось бы, чтоб Козин и Тихонов скорее поняли это…

…сам вижу кое-кого – очень хорош наш рабочий, Ник[оклай] Иванович! Большой это человек. Вот где его надо бы взять для романа, для рассказа. Люди моего поколения одолеть эту дьявольски простую, а потому дьявольски трудную тему – не могут. Нам дано добить старое, но у нас нет сил для изображения нового в том грандиозном объеме, как его выдвигает жизнь. А потому и своевременно, и мудро приласкать несколько молодых, воодушевить их, как это и сделано в резолюции ЦК. Город и деревня должны встать и ближе лоб в лоб. Писатель рабочий обязан понять это. Крепко жму Вашу руку. Здоровья и бодрости! А. Пешков. 13-VII. 25»[592]592
  РГАСПИ.Ф. 329. Оп. 2. Д. 4. Л. 44-45.


[Закрыть].

Несмотря на то что все идеологи новой культурной политики, включая и самого В.И. Ленина, воспитывались на классической русской реалистической литературе, их официальные политические симпатии вынуждены были сосредоточиться на пролетарской литературе и искусстве, которые особенно ярко воплотились в Пролеткульте. Процесс выработки методов руководства литературой растянулся на целое десятилетие и коснулся группировок различных направлений, которые исчислялись десятками. Их самостоятельность и самобытность, особенно в первые послереволюционные годы, заставляли партноменклатуру изобретать все новые и новые рычаги контроля и политической цензуры[593]593
  1920-е гг. действовало как минимум 81 литературная организация, общество и объединение в области литературы. Вот их названия, которые удалось выявить по документам государственных архивов: ВАПП / ВОАПП, МАПП, Пролеткульт, РАПП, ЛАПП, Суриковский литературно-музыкальный кружок, Трудовая артель литераторов, Общество взаимопомощи литераторов и ученых, Литературное общество рабочих литовцев в Америке, Союз литовских пролетарских писателей и поэтов им. Юлия Янониса, «Звено» («Литературное звено» ), Л ЦК ( « Конструктивисты» ) .Литературный фронт, Коллектив рабоче-крестьянских писателей и поэтов им. Неверова, Рабочая весна, ВОЛФИЛ, Дом Печати, Союз Приблизительного Равенства, Брейшит, Бригада М-1, Литературная коммуна, Московские вечера, Вечера рассказа, Атака, Общество содействия молодым дарованиям, Общество ревнителей французской культуры, Институт итальянской культуры, Союз поэтов и имажинистов, Общество истинной свободы памяти Л.Н. Толстого, Общество изучения художественной словесности при РИИИ, Московский кружок еврейских литераторов, Общество литературоведов-марксистов при Комакадемии, Всероссийское литературно-драматическое и музыкальное общество им. Пушкина, ЛОКАФ, Московский лингвистический кружок, Общество любителей российской словесности при 1 МГУ, Маспер, Всероссийское литературно-драматическое и музыкальное общество им. Островского, Артифекс («Вторники на Кузнецком»), Кружок памяти В. Брюсова, Литература и быт, ВСПоэтов, ВЦПоэтов, ВСПисателей (Всероссийский союз писателей) ФОСП, ВУСПП / ВСПП, Никитинские субботники, Круг, Кузница, Твори, Литературный особняк, Общество А.П. Чехова и его эпохи, Всероскомдрам, Союздрампис, МОДПИК, ОДПИК, Драмсоюз, СРД, Масткомдрам, Футуризм, Ассоциация любителей живого слова и литературы, Тургеневское общество, Современная Россия, Ассоциация вольнодумцев, Немецкое культурное общество, Писательский кооператив «Полярная звезда», Искусство молодых, Дворец искусств, Пушкинский кружок, Ассоциация содействия литературному музею при Библиотеке им. Ленина, Книжная лавка писателей, Дом литераторов, Биокосмисты, ЛЕФ, Московское товарищество писателей, Резец, Литературные декады.


[Закрыть].

Руководство литературными группировками прежде всего затронуло правовые вопросы их организации. До 1922 г. эта проблема не была урегулирована: общества и союзы возникали и юридически оформляли свое существование в различных местностях по-разному. 1922 г. стал рубежным в культурной жизни страны. После организации Главлита было принято постановление ВЦИК и СНК от 3 августа 1922 г. «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и порядке надзора над ними»[594]594
  СУ. 1922 г. № 49. Ст. 622.


[Закрыть]. С этого момента работу по утверждению и регистрации обществ и союзов, а также надзору за их деятельностью осуществлял НКВД. Прежде всего, это касалось организаций всероссийского масштаба или объединений, по масштабу своей деятельности выходящих за пределы одной административнотерриториальной единицы, края или губернии. Кроме того, НКВД регистрировал объединения всесоюзного масштаба и наблюдал за ними, их уставы утверждал СНК СССР. По сведениям на 13 января 1929 г., за весь период с 3 августа 1922 г. до конца 1928 г. через НКВД прошло 386 заявлений об утверждении обществ, из них было утверждено 107 обществ всероссийского значения[595]595
  Письмо НКВД в Агитпроп ЦК ВКП(б) от 13 января 1929 г.


[Закрыть].

Порядок утверждения обществ был следующим. НКВД предварительно согласовывал вопрос о целесообразности утверждения того или иного объединения с заинтересованными ведомствами; все без исключения организационные вопросы обсуждались с ОГПУ и как правило все вопросы – с Агитпропом ЦК ВКП(б). Помимо заключений ведомств, обращалось внимание на состав учредителей, главным образом на то, имеются ли в числе учредителей члены ВКП(б). По директиве ЦК ВКП(б) 1924 г. существовал порядок испрошения учредителям – членам ВКП(б) согласия партийных органов на право участия в этом процессе, но впоследствии эта процедура перестала существовать, поскольку ее сочли излишним и формальным моментом. Кроме того, было замечено, что учредители использовали авторитет «видных партийных товарищей в момент утверждения обществ» путем «вербовки их в члены учредителей» или получения «лестных отзывов с просьбой утвердить устав или ускорить утверждение». При этом партийные патроны сразу же забывали о существовании этих обществ и членстве в них. Например, Луначарский фигурировал в 9-ти обществах, Семашко – в 6-ти, а Каменев – в 4-х.

Фактическим руководством деятельностью обществ занимался НКП и его подразделения. Знаменательным является первый крупный факт, подтверждающий слияние государственной организации с общественной формой литературной жизни. В 1921 г. группа писателей Пролеткульта выделилась из него и вошла в ЛИТО НКП как структурное подразделение, в качестве подотдела пролетарской литературы, стала получать госзарплату. Впоследствии в рамках ЛИТО было учреждено издательство «Кузница», а в 1922 г. под таким же названием – Всероссийское общество пролетарских писателей.

Однако было бы неверно оценивать отношения между властью и интеллигенцией односторонне по принципу «жертвы и злодеи». Очень многие инициативы шли «снизу», от интеллигенции, которая стремилась найти компромисс с властью, чему имеются многочисленные подтверждения именно в документах о деятельности литературных группировок[596]596
  «Литературно-художественные группировки» – информационная база данных как подпроект российско-немецкой научноисследовательской программы «Структура, формы и механизмы советской культурной политики 1917-1940 гг.: (Документация и научный анализ)» (Институт русской и советской культуры им. Ю.М. Лотмана (Рурский университет, Бохум, ФРГ), Росархив, РГАЛИ, РГАНИ, РГАСПИ, ГА РФ, РГАКФД).


[Закрыть]. Безусловно, мы не можем оценивать ситуацию, опираясь только на обращения, резолюции, протоколы литературных организаций и письма отдельных литераторов, которые по стилистике больше напоминают политические доносы, стенограммы обвинительных процессов, кухонные склоки. При изучении этих документов возникает вопрос: что было делать цензуре в условиях добровольного и массового стремления участников забега оттолкнуть соперников и первым прорваться к кормушке? Объективности ради необходимо подчеркнуть, что все усилия литературных организаций были направлены на достижение чисто материальных целей: литераторы, входящие в группировки пролетарского направления, находились на регулярном финансировании государства (на зарплате) через органы управления культурой (Наркомпрос РСФСР). Поэтому желание «вписаться» в официально признанные объединения было обусловлено не столько победой одного литературного направления над другим, сколько чисто прагматическими стремлениями выжить в сложной идеологической и экономической обстановке[597]597
  Об этом подробнее см.: Коржихина Т.П. Извольте быть благонадежным! М., 1997.


[Закрыть]. Первопричиной этого морального разложения был страх, разъедающий души даже самой лучшей части общества. Конечно, страх 1920-х гг. отличался от страха начала 1930-х гг. и страха 1937-го года.

В середине 1930-х гг. конформизм и беспринципность стали уже привычными для творческой интеллигенции. Газеты тех лет пестрели гневными статьями и «публицистическими произведениями» Д. Бедного, А. Суркова, М. Кольцова и других. Интеллигенция хорошо себе усвоила, что без благосклонности высшего политического руководства и членства в соответствующем творческом союзе она будет обречена на молчание и безызвестность и даже исчезновение и уничтожение. В наши дни опубликованы стенограммы и протоколы обсуждений с обличительными речами писателей против своих товарищей по цеху, сказано много горьких слов в адрес советской образовательной среды, но полного и до конца осмысленного понимания причин нравственного падения поколения «детей революции» не приходит. Слишком велики соблазны наложить современные представления на психологию людей переходного периода.

Итак, основными проблемами, которые решались в результате узаконения литературной деятельности через зарегистрированные объединения, были: государственное финансирование, издательская деятельность (включая реализацию книжной продукции), взаимодействие с партийными и цензурными органами по идеологическим вопросам, в том числе и организация положительной критики (например, даже «Артифекс» не смог избежать соблазна организовать переговоры с Д. Бедным о его рецензии на сборник «Вторники на Кузнецком» 26 декабря 1922 г.[598]598
  РГАЛИ.Ф. 2493. On. 1. Д. 3. Л. 19.


[Закрыть]). Наиболее вожделенным для писателей являлось обеспечивающее достойное существование государственное финансирование творческой деятельности, которого добивались всеми возможными и невозможными способами. Об этом правдиво пишет в своем дневнике 5 марта 1928 г. А.Я. Закушняк, автор и исполнитель «Вечеров рассказа»: «Наркомфин выпустил новое положение о налоге подоходном. Ты знаешь, как мне приходится трудиться, чтобы жить и, главное, иметь возможность приготовить новый репертуар, а тут выходит так, что все равно – сколько ни работай, еще хуже выходит. Мое дело не шаблонное, и потому ни под какой закон не подведешь. И потому так трудно. Это меня нервит, не дает покоя. Юрьев устраивает мне свидание с Луначарским – пусть хоть Наркомпрос сделает меня, что ли, государственным, чтобы легче дышалось»[599]599
  Закушняк А.Я. Вечера рассказа. М., 1984. С. 122.


[Закрыть].

Другим привлекающим фактором близости к власти являлись безграничные издательские возможности, которые гарантировались лояльным литераторам и литературным группировкам. Так, решения о финансировании и «режиме полного благоприятствования» принимались в отношении пролетарских или околопролетарских группировок. Государство медленно и коварно подготавливало единственно возможную форму существования литературы – государственную, обязательно лояльную и подконтрольную. Здесь следует подчеркнуть, что собственно творческие вопросы редко являлись предметом обсуждения на многочисленных заседаниях обществ и союзов, кроме тех случаев, когда авторы или их произведения удостаивались поддержки или подвергались резкой критике по идеологическим соображениям. При этом следует сказать, что организации так называемых литераторов-попутчиков или непролетарских направлений были гораздо более озабочены непосредственно литературным процессом, чем пролетарские организации. Здесь в качестве примера опять приведем «Артифекс» (Б. Жидков, Б. Заходер, Ю. Бахрушин, В. Судейкин), который, в отличие от других обществ, рассматривал на своих заседаниях, отраженных в протоколах, и чисто литературоведческие вопросы, например, о задачах словотворчества, не говоря уже об оригинальной форме, в которую была заключена деятельность общества (главные организующие – главный мастер, хранитель печати, мастерская, капитул, конституция). Манера общения между собой членов общества «Артифекс» существенно отличалась от уже утвердившейся в писательской и иной творческой среде манеры, сводившейся к взаимному неприятию или корпоративному подхалимажу. В письме главного мастера «Артифекса» В.И. Авдиева И.Ф. Шишову от 1 октября 1920 г. (по старому стилю) говорилось: «Любезный Игорь Федорович! Разрешите мне обратиться к Вамъ, как къ хранителю печати сообщества “Artifex”, съ нижеследующимъ офицальным заявлениемъ. Будучи избраннымъ другомъ сообщества, я, как Вамъ это, наверное, поведали, принялъ с благодарностью это звание, не могь его не принять, т. к. въ душе моей связь съ “Artifex-ом” не порвалась, а только ослабилась. Теперь же, когда, по словам Алексея Николаевича, от моего возвращения на постъ гл[авного] мастера зависит само бытие общества, я, ни минуты не колеблясь и даже жертвуя въ некоторой степени своимъ самомнениемъ, иду на Вашъ зовъ и согласен продолжить начатое мною, и такъ некстати прерванное, дело[600]600
  РГАЛИ.Ф. 393. On. 1. Д. 1. Л. 26-27об.


[Закрыть]».

В обращениях же и декларациях групп пролетарских писателей и поэтов ВАПП клеймились все, не поддерживающие активно пролетарские лозунги, выражающие традиционные российские эстетико-философские воззрения. При этом стиль и тон обвинений не предполагали дискуссии и обсуждения. Так, в канун отплытия эпохального «философского парохода» в обращении ВАПП ко всем литераторам говорилось: «В последнее время замечается появление произведений пролетарских писателей на страницах чуждых, а зачастую даже враждебных классовым задачам пролетариата. ВАПП, являясь преемницей и носительницей лучших заветов первых литературных объединений рабочего класса, возникших задолго до 17 г., не может обойти молчанием подобных явлений, грозящих разрушением единого фронта пролетарской литературы и ведущих к вольной или невольной измене делу всемирного пролетариата… Исходя из этого, Правление ВАПП требует от своих членов незамедлительного выполнения следующих пунктов:

«1. Члены ВАПП не должны состоять членами лит[ературно]-худ[ожественных] организаций, союзов и кружков.

2. Безусловное неучастие членов ВАПП в органах печати, чуждых пролетарско-коммунистической идеологии.

3. Выступления пролет[арских] писателей на литературных и других вечерах с писателями враждебных нам групп должны иметь своей целью борьбу с последними.

ВАПП предпринимает немедленную чистку своих рядов в целях удаления тех писателей, которые, ввиду отсутствия классового сознания и твердого коммунистического воззрения, неспособны проводить намеченную линию. Правление ВАПП объявляет перерегистрацию, добавляя, что впредь в члены ее будут приниматься только те товарищи, которые безоговорочно примут и выполнят все вышеуказанные требования.

Вл. Кириллов, Мих. Герасимов, Ив. Филипченко, С. Обрадович, С. Родов, С. Малашкин, А. Дорогойченко, П. Яровой, Гр. Санников, А. Безыменский, П. Низовой, Н. Полетаев, В. Козин»[601]601
  Там же. Ф. 1638. On. 1. Д. 10. Л. 1.


[Закрыть].

Некоторые из литературных группировок ставили перед собой не только идеологические, литературно-творческие и узко цеховые задачи: они считали необходимым внести свой вклад в развитие экономики страны и в определение ее хозяйственной политики. К таким следует отнести группу поэтов-конструктивистов (ЛЦК). Как документ эпохи технического романтизма можно рассматривать «Технический кодекс» об идеологической платформе ЛЦК 1924 г.:

«Общая часть. Ст. 1. Бытие определяет сознание (Фейербах).

Ст. 2. Анархическая стихия хозяйства буржуазного общества с его непроизвольными размерами производства, нездоровой системой обмена и специфическим характером распределения материальных благ – приводила к систематическим промышленным кризисам, периодичность которых была замечена буржуазными и полу буржуазными идеалистами (Джевонс, Левеле, Ценблар, Миллье, Сисмоней, фон Кауфман, Родбертус, Турган-Барановский), но объяснения природы их, в силу опасения этих учета вскрыть противоречия капиталистического строя, – были разноголосны, противоречивы и научно неудовлетворительны…

Ст. 3. Социальная революция с 1-го ее момента силою обстоятельств поставила революционное общество перед? “быть или не быть”. У отчаяния один метод: напряжение всех сил, отсюда отстранение всего, кроме насущного задания, на которое должны быть переброшены все силы и средства, хотя бы в ущерб остальным интересам, имеющим 2-ое значение. Этим знаком определилась эпоха военного коммунизма с его лозунгам “Даешь” – будь то перекопское заграждение или продрасверстка.

Ст. 4. Отхаркавшись оптацией и прелиминарными условиями мира с Польшей в 1920 г. ~ революция в итоге гражданских войн и бандитизма имела в активе: тиф, голод, разруху и пароксическую жажду животной жизни – печки, бани, хлеба без примеси, свежего белья, половой любви.

Ст. 5. Отсюда Метод: нужно срочно сделать переброску всех частей на борьбу с разрухой, на восстановление хозяйственной структуры, однако батарейный погром, лихой кавалерийский рейд и пехотные походы – бессильны перед этой задачей – бой по хозяйственному фронту должен был разрешить проблемы: а) во-первых: промышленные (централизация, или хозрасчет, вопрос о концессиях, о частном капитале, о взаимоотношениях крупной, мелкой и средней производ. системы, об экстенсивности или интенсивности аграрной культуры), б) во-вторых, – финансовые (стабилизация валюты и след., значит и сокращение эмиссии, и наложение налоговой системы, установление бюджета, учет; вопрос о кредитном аппарате; вопрос об обоих займах и т.п.), в) в-третьих, – коммерческие (учреждение фондовой и товарной биржи, институт синдикатов, вопросы кооперации, характер и размеры импорта и экспорта), г) в-четвертых, – транспортные – (вопросы протекционистического тарифа, распоряжений подачи подвижного состава по ударным ценам акционерных транспортных средств, д) в-пятых, – юридические – в смысле установления прочных норм гражданского оборота, т.е., короче говоря, установления своеобразной капиталистической системы в рамках и при контроле Социалистического Союза.

Эта колоссальная задача требовала тонких методов разрешения, выяснения потребностей, постоянного учета наличности и распределения силы не по количеству штыков и шашек, а по квалификации, стажу, по качественному отбору; отсюда болезненно острое стремление революционного общества к организационности как единственного способа овладения хозяйственной аппаратурой»[602]602
  Там же. Ф. 1095. On. 1. Д. 2. Л. 1.


[Закрыть].