Текст книги "Чужие сны (полный вариант) (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Потому что в этом городе есть только одно-единственное здание с вертолетной площадкой на крыше. Те, кто за тобой гонится, могут об этом подумать. Но сделать ничего уже не успеют.

– Машины-то не жалко, – быстро спросила Лера, скорее чтобы отогнать подальше некстати появившиеся догадки, – дорогая машина.

– Она застрахована, – спасший ее человек потянулся и включил радио. Передавали футбольные новости.

– Под сидением мои старые кроссы валяются, – сказал он вдруг, – ты в них, конечно, утонешь, но хоть задние лапы погреешь.

– Ты всегда такой? – выпалила Лера.

Не отрывая глаз от дороги, движением бровей, он попросил пояснить.

– Теплый... Веселый.

"...Я ведь не просто попавшая в беду красивая девушка. Я – враг. Персонально твой враг, если хочешь. И ты знаешь об этом. Не можешь не знать. Так же как я знаю, кто ты" – Лера подумала об этом, но вслух не сказала. Тем более, что этого, кажется, не требовалось.

– Так легче жить. Разве нет? Людей вообще проще любить, чем ненавидеть.

– Ага. Только иногда их приходится убивать, – с неожиданной откровенностью произнесла Лера.

– Убивать тоже легче с любовью в сердце, – серьезно ответил он, – тогда тебе остается боль, а не пустота. С болью можно жить. С пустотой – нет.

– Я уже любила, – Лера уставилась вперед, не видя мелькавших домов и машин, и уже не удивляясь свому порыву.

– Значит, ты это умеешь. Полюби снова.

– Для этого нужно сначала перестать ненавидеть, – глухо произнесла шатора, – а я не могу. Пока он жив – не могу.

– Тогда тебе, действительно, придется его убить, – кивнул парень, – только сначала, все-таки, постарайся перестать ненавидеть. Иначе ты убьешь не его, а себя.

Лера вздрогнула:

– Ты говоришь страшные вещи.

– Потому что я – страшный человек. Теплый, веселый и страшный.

Громада торгового центра "Девятка" выросла неожиданно. Подкова на три тысячи машин осталась справа, водитель снова виртуозно маневрировал, не отвлекаясь на разговоры. Он загнал заметную машину в какой-то глухой угол, бросил, не закрывая, и, крепко взяв Леру за руку, почти потащил к запасному входу, где располагались склады и грузовые лифты.

Шатора поняла, что для того, чтобы задать главный вопрос, у нее остаются считанные секунды, в вертолете не поговоришь... Но он не дал ей этой возможности.

– Куда тебя подбросить?

– По северной дороге едет мой друг. У него серая "Тойота".

– Хорошо, что серая. Маскировочная. Долго искать будем, – фыркнул он и, скинув кожаную куртку, быстро освободился от толстого шерстяного свитера. Лера одела его без слова – замерзла люто. Только сейчас, когда она окончательно поверила в спасение, Лера поняла, как замерзла, устала, обессилела. Как болят ноги.

На крыше гулял ветер.

И, действительно, стоял маленький вертолет.

Лера подумала, что при таком ветре полет на вертолете может быть довольно рискованным. Но мысль эта как-то не задержалась. Ее спаситель держался очень уверенно и никаких сомнений не испытывал. Впрочем, если он с вертолетом обращался хотя бы в половину так же, как с машиной, сомневаться и впрямь было глупо.

Машину Максима они засекли уже через десять минут. Это была единственная тачка, которая неслась по обледенелой трассе так, словно ей подожгли багажник.

– Номер его помнишь? – проорал сероглазый пилот и сунул Лере мобильник, – звони, путь тормозит.

Вертолет опустился прямо на дорогу. Лера открыла дверцу. Винт вертелся над головой со страшным грохотом, говорить было почти невозможно. Да и не о чем им было говорить. Лера повернулась к своему спасителю, взяла его руку и, без слов, поцеловала. И, по его быстрому взгляду, который обжег шатору, как газовая горелка, Лера поняла: он знает, что она тоже знает... и это был знак глубочайшего уважения к Высшему... но ни в коем случае не вассальная клятва.

Шатора благодарна. Но она остается свободной. И сама выбирает тех, за кого будет драться.

Улыбкой, одновременно ободряющей и жесткой, он ей сказал, что принимает ее ответ, уважает за твердость, иного не ждал. И при следующей встрече – убьет.

С любовью в сердце.

По тому, с какими лицами покидали кабинет бойцы элитного подразделения "Клен", мы с Олегом поняли, что президент эмоций не сдерживал и в выражениях не стеснялся. Потом Эля пригласила нас, и я приготовилась к буре.

Но оказалось, что Влад высек своих волкодавов и успокоился. Нас он встретил с хмурым, но совершенно спокойным лицом. В кабинете с видом на лимонное дерево сидела еще одна личность, которой я до сих пор не имела чести быть представленной: тощий жилистый дядька с выдающимся носом и слегка скошенным подбородком. Дядька был росту метр пятьдесят в прыжке, плечами мог заклинить разве что кофеварку, одет был в китайские джинсы, китайские же кроссовки и серый свитер с растянутым воротом, примерно сутки небрит, и столько же не спал. Где-нибудь на рынке поутру его вполне можно было принять за алконавта, жаждущего опохмелки... но только со спины или в профиль. Взгляд у него был тяжелый. Как и положено командиру спецназа, который давно не спал, только что выдержал тяжелейшую боевую операцию, и пять минут назад был взгрет за то, что, якобы, с треском ее провалил. Впрочем, держался он вполне мирно.

– Познакомьтесь, Александр Храш, командир отряда "Клен" – сообщил Влад то, о чем я уже и так догадалась, – Татьяна Сторожева, аналитик кампании и, по совместительству, наводчица недавнего нападения на президента.

Я вздрогнула, но Влад махнул рукой в мою сторону, – не верещи. Я знаю, что невольная. Если бы я тебя хоть в чем-нибудь подозревал, ты сейчас сидела бы не здесь, а в удобном кресле в кабинете Алки, и она бы из тебя жилы тянула. А я бы смотрел видеозапись и близко бы ни за что не подошел.

– На словах ты всегда на удивление вменяем, – бесстрастно заметил Олег.

– Я и на деле такой!

– Только вот никак не выпадает случая это проявить, – вставил Александр.

Дверь распахнулась от мощного толчка и, широким, командирским шагом вошла Алка.

– Все, мужики, цыц! – распорядилась она, – у нас разбор полетов, а не разборка. Если кто не в курсе, на дворе пять утра, все спать хотят.

– Если кто совсем падает, я могу кофе сварить, – вклинилась Эля из приемной.

– Вари на всех, по большой чашке, двойного, с сахаром и без коньяка, – решил Влад. И развернул на столе большую подробную карту Белоозерска, – Саша... Докладывай, как твои орлы сумели так красиво опозориться.

Если Александр и оскорбился, то виду не подал. Он невозмутимо шагнул к столу, взял со стола маркер и ткнул в небольшой квадратик:

– Мы приняли объект вот здесь. Прямо у "Абхазии". Она вышла через окно прачечной, покалечила мне двоих бойцов, – он перехватил взгляд Аллы и добавил, – не смертельно. Через неделю будут в строю. Вырвалась на улицу, и дальше мы ее вели плотно, до самой косы. Взять не было возможности, она держалась в толпе. Благоприятная ситуация сложилась только у "Трамвая".

Влад вопросительно поднял брови.

– Это кабак такой. Круглосуточный, – пояснила Алка.

– Никогда не был.

– И не надо. Ничего там особенного нет, только сидения кожаные и двойные. А пиво разбавляют.

– Извращенцы, – поморщился Влад.

– Цыц, – еще раз прикрикнула Алка, – давай, Сашенька, все тебя внимательно слушают. Насколько я поняла, отсюда начинается самое интересное.

– Мы держали объект тремя кольцами, – так же ровно продолжил Саша, – в ближнем было пять бойцов, один водитель. Второе держали две группы на джипах. Третье кольцо перекрывало выходы из города. У "Трамвая" объект остался один. Я принял решение – брать. Отдал приказ. Ребята приступили к выполнению. В этот момент нам помешали.

– Как это выглядело? – негромко спросил Олег.

– Сначала – как самое обычное пьяное ДТП. Придурок, который только что купил права и еще не закончил обмывать. Красный "Порш" выскочил с проспекта, скорость – больше ста, его занесло. Водитель не справился с управлением и врезался в фонарь.

– Причем врезался так удачно, что почти не повредил машину, оказался в непосредственной близости от вашего объекта, да еще перекрыл твоим бойцам сектор обстрела, – язвительно вставил Влад.

– Олег спрашивал, как это выглядело, – возразил Александр, – выглядело именно так. Никакого постороннего фона.

– Не верю, – высказалась Алка. Похоже, это было общее мнение всех собравшихся. За исключением Александра, который точно знал, что он не верблюд. Ну и меня, я то ничего ТОЧНО не знала, поэтому от выводов воздерживалась, только ловила каждое слово.

– Как изволите, – буркнул Саша, – мне продолжать, или сначала контроль лояльности?

– Продолжай, – велел Влад и взглядом приструнил Аллу.

– Продолжаю, – в язвительности, Саша, как оказалось, мог дать фору президенту, – Неизвестный в красном битом "Порше" принял объект и по улице "Путейцев" рванул вот сюда, – маркер прочертил жирную линию. Я поморщилась. Остальные – нет. Оказалось, карта заламинирована, – Здесь мы его упустили.

– Причина? – быстро спросил Олег.

– Преимущество в скорости. У него форсированный движок.

– А вы, стало быть, на педальной тяге ездите...

– Не кипятись, Влад. "Порш" мы нашли. Сейчас его Денис обнюхивает. Можешь потом у него поинтересоваться, что он там наковырял. Мы не смогли его догнать, хотя выжали из техники все, на что она способна.

– Где нашли машину?

– У "Девятки". Неизвестный водитель "Порша" и наш объект ушли по воздуху.

– По воде аки по суху, – задумчиво пробормотал Влад.

– Мы проверили. Именно в это время с площадки на крыше взлетел небольшой частный вертолет.

– Номера по базе пробили?

– Разумеется, – Александр даже не оскорбился.

– Числится в угоне, – уверенно предположил Влад.

– А вот и нет, – впервые Саша позволил себе что-то похожее на улыбку, – еще смешнее. Владельца нам назвали.

– И кто это? – быстро спросил президент.

– Угадай с одного раза, – предложил командир "Клена".

– Банк "Алекса", – сказал Олег.

– Опаньки, – Алка выразительно посмотрела на президента. Тот выдерживал ее взгляд где-то секунд десять. Потом поморщился и развел руками.

– Это тупик, – подытожил Олег, – за господином Осориным водится некоторая небрежность в выборе партнеров по шахматам, рыбалке и прочим мужским развлечениям...

– Вы лучше скажите, – вспылила Алка, – как можно было упустить объект повышенной опасности, ведь вы же элита, я ничего не путаю?! Посторонний водитель на левой тачке... Самому-то не смешно? – Александр молчал, и она добавила, – Ты хоть понимаешь, что тебя, вас, всех нас красиво переиграли?

– Кем нужно быть, чтобы переиграть элиту? – спросил Олег.

– Наверное, нужно быть суперэлитой, – брякнула я. Первый раз на этом саммите. И немедленно пожалела об этом, потому что на меня уставились, как на двухголового цыпленка. – Что вы так смотрите? Я не права?

Влад вздохнул. За окнами все еще было темно, звезд на наших широтах в ноябре не видно вообще, не знать, что шестой час утра, так решишь – ночь глубокая. Эля принесла еще по чашке кофе. Я вдруг заметила, что всегда безупречная секретарша Влада тоже чуть не падает с ног. Прошедшая ночь всем далась недешево. Началось все с моего невинного желания помочь подружке в личной жизни. А вылилось в... А, собственно, во что?

– Девочка... мы на тебя так смотрим потому, что ты озвучила наши мысли, – хмуро сказала Алка, – если ребята из "Клена" ничего не заметили... Значит, они действительно схлестнулись с высшей лигой.

– Не может быть, – тихо произнес Влад, обводя нас, каждого, непонимающим взглядом, – Остров не мог выступить против нас.

– Тогда объясни, мамонт тебя забери, КТО ЭТО БЫЛ?!! – рявкнул сдержанный Александр. Маркер в его руке хрустнул и раскололся пополам.

6.

Дороги неожиданно развезло. Ранняя зима не состоялась, а муниципалитет, как всегда, среагировал оперативно, то есть собрал экстренное совещание, сочинили отписку в область, прорепетировали выступление главы администрации перед горожанами, если телевизионщики все же прорвутся в здание и ущучат "главу" на месте. О том, чтобы убрать с улиц кашу, в которой тонул общественный и личный транспорт, не могло быть и речи. Техники, как всегда, не было. Впрочем, если бы она и была, это бы ничего не изменило, поскольку отсутствовал бензин и запчасти.

"Вольво" Платона с задачей не справился, и этот бандит средней руки, скрепя сердце, пересел на Тохин "Опель". Тот, хоть и был здесь иностранцем, вполне освоился, тянул прилично, даже не особо возмущался, когда темные, тяжелые сугробы поднимались до переднего бампера. Просто переваливал через них и пер себе дальше. Потихоньку. Скорость Антон не поднимал выше сорока километров.

– Едем по-пластунски, – прокомментировал он, дисциплинированно тормозя на светофоре.

На заднее сидение упаковались "сопровождающие лица", звали их, как выяснилось, Тимофей и Альберт... Что называется, нарочно не придумаешь. Максима Антон сопровождать себя в этом вояже не пригласил. Платон расценил это как неописуемую уверенность в себе. И признал, что она имеет под собой почву. Что думали его телохранители, никого не интересовало.

На самом деле уверенность, конечно, присутствовала, но Максима Тоха отпустил по другой причине. После неудачной атаки на президента Лера осталась совсем без сил, и, как это ни странно звучит, простудилась. Чернов отпаивал ее молоком с медом, менял компрессы и поднимал самооценку. Тоха искренне надеялся, что у него получится. Потому что без Лерки предстоящих месяцев он не мыслил. Не мыслил, даже когда у него не было ничего кроме набранной скорости, погони на хвосте и уверенности в том, что все кронги попадают в рай. А теперь, когда забрезжила надежда, не робкий всплеск оптимизма у неудачника, который вдруг нашел полтинник, а настоящая надежда... Теперь Лерка была нужна ему как воздух. И не только как первоклассный боец, а в первую очередь как та, кто может в полной мере оценить то, что он собирается сделать. И разделить плоды победы. Макс был хорош, он был друг, и Тоха бы умер за него без колебаний, если бы еще мог выбирать, за кого умирать. Но он всего лишь человек. А Лера – существо одной с ним крови и одной судьбы.

– Приехали, – напористый голос Платона вклинился в его размышления, и Антон, тряхнув головой, переключился с глобальных вещей на текущие проблемы, – вот эта площадка.

– Хорошее место, – признал Антон.

Они остановились у моста, связавшего древний город с новыми районами, выросшими за последние тридцать лет.

Справа поднимались корпуса университета. Слева – стадион учебки. Сразу за мостом начинался оптовый рынок. Заканчивался он у реки, неширокой, но синей-синей, даже в пасмурную погоду.

– Этот балаган снести на фиг, он и в другом месте будет себя неплохо чувствовать, – продолжал распинаться Платон, – а здесь отгрохать спорткомплекс. С тренажерным залом, бассейном, кортами, летним кафе, парковкой. И с причалом для яхт. Это же город яхтсменов, здесь навигация продолжается, пока лед не встанет! Место-то какое, ты оцени, Антон! Тут же красоту можно отдельной строкой в прейскурант включать!

Платон, в отличие от своего античного тезки, был прав даже не на сто, а на все двести процентов. Вид, который открывался с моста на одну из красивейших рек России, действительно имел товарную ценность, и немалую. И использовать такую площадку под оптуху... Только за одно это конкуренту Платона, перехватившему землю, стоило отвернуть башку.

– И ты один такое дело поднимешь? – засомневался Антон.

– Пошутил? Я же не Рокфеллер. И даже не Баобаб. Были у меня партнеры. Вложились бы конкретно, люди серьезные.

– И что, этот... директор рынка твоих серьезных партнеров так подмял?

– Да они... в общем, и с самого начала не горели. Я уломал. Но только если сам все пробью.

Антон ласкал взглядом сине-серебряную гладь воды, чувствуя глубокое спокойствие и беспричинную вроде бы радость. На перила села большая чайка.

– Птичек можно кормить со смотровых площадок на крыше, – вставил Платон.

Тоха невольно улыбнулся. И сказал, как о деле решенном.

– Готовь проект.

– Да он давно готов! Я же с ним ходил и в администрацию, и в земельную комиссию, и в архитектуру. Всем, блин, понравилось. Только бабки этого козла понравились еще больше, – Платон выглядел недоумевающим и по-настоящему расстроенным. Словно любовь к деньгам была чем-то, выходившим за рамки его понимания.

– Не повезло, – коротко отозвался Тоха.

– Кому? – не понял Платон

– Им, конечно, – Антон широко улыбнулся, хлопнул партнера по квадратному плечу, выбросил руку вперед и с выражением процитировал:

– "Здесь будет город заложен, назло надменному соседу!"

– Брянский волк ему сосед, – буркнул Платон, – я с ним на одном гектаре не сяду...

...Лера выглядела намного лучше. Нос красный, лоб, наоборот белый, волосы слиплись, но глаза блестят по-прежнему, и это – главное. Если глаза блестят – все остальное приложиться. Максим хлопотал вокруг нее как заботливая нянька, и Тоха на миг остро позавидовал. Не Лерке, чему тут завидовать, если чашку чая сам себе заварить не можешь? И не Максиму, которому пришлось взвалить на себя тяжкий труд домохозяйки и сиделки. А тому, что друг так счастлив от этого.

– Глупая девочка! Хотел бы я знать, на что ты рассчитывала?

– Персидский царь Дарий говорил, что внезапность часто приносила победу...

– Ага, только он не уточнял, какой стороне, – сказал Антон.

Квартира, которую они снимали по "божеской" цене, всего за четыре тысячи, ничем не напоминала "съемку": обставлена она была нестандартно и с любовью. В "японском" стиле, с шелковыми ширмами, плотными циновками на полу, низкой мебелью, не больше трех предметов на комнату, цветными жалюзи и тонкими гравюрами. Тохе здесь нравилось.

– Красавица, блицкриг возможен только при полном и безоговорочном превосходстве над противником, – Антон сел на краешек тахты, заботливо поправил сбившееся одеяло, – мы такого превосходства не имеем. Пока не имеем. Но мы над этим работаем.

Лера виновато улыбнулась. Приняв это за поддержку, Антон развил свою мысль:

– Бабло у нас, можно сказать, есть. Платон, в обмен на мелкую услугу, пообещал сконвертировать "горячие" в то, что можно тратить...

– Сумма? – быстро спросил Максим.

– Неограниченно. Но чем горячее, тем курс хуже.

– Так это хорошо? – Максим обтер руки, кинул тряпку на подоконник и опустился рядом. Лера торопливо подвинулась и даже привстала, – значит – все в порядке?

– Ну, типа – да. Так что впереди у нас большая и, я надеюсь, победоносная война. И если некоторые... не будем показывать пальцем и называть имена, не будут больше подставляться по глупости, а будут помнить, что любая армия держится не на героизме, а на дисциплине...

– Ну, хватит, уел ты ее, она раскаивается, – с улыбкой перебил Максим.

– Сознаю свою вину, меру, степень, глубину, – подтвердила Лера.

– То скоро мы прибьем на вратах "Алексы"... – Антон поискал вокруг себя глазами, – ну хотя бы вот это.

Из внутреннего кармана он извлек небольшую цветную брошюрку и широким жестом кинул на одеяло.

"Путь самосознания", – гласило название, а ниже, мелкими буквами, было приписано разъяснение, которое ничего не разъясняло: "Учение Мукту".

Помощники накинулись на маленькую книжку как стая голодных гиен на падаль.

– Уже отпечатано?! Дай посмотреть! И сколько?

– Пока десять тысяч, – скромно сказал Антон. Он был доволен эффектом, – потом еще добьем.

– Что это? – Лицо Леры вдруг вытянулось, – Серьезное отношение... Знать за чем ты здесь и к чему стремишься... Работать полные... Контроль ситуации... Антон, это же восемь ступеней сетевого маркетинга!

Причем здесь религия?

– В буддизме тоже восемь ступеней. Если у Гаутамы срабатывает, почему у меня не выйдет? Мало под Сикамором сидел?

– Сикаморой, – машинально поправила Лера.

– По-моему, нормальные постулаты веры, – высказался Максим, – принципы управления людьми везде одни и те же.

– Так выпьем же за то, чтобы время всегда боялось пирамид, – провозгласил Антон, и вытащил из пакета бутылку "Хеннеси".

Антон скоро ушел. А Лера еще долго сидела молча и улыбалась чему-то, пока Максим не заметил ее странное состояние.

– Он смеется, – пояснила она, – Я в первый раз увидела, как Тоха смеется.

– Ему смертный приговор отменили, – Максим пожал плечами, – я бы на его месте вообще ржал, как пьяная гусарская лошадь.

– Почему как пьяная, да еще гусарская?

– Потому что трезвые, да еще драгунские лошади ведут себя гораздо сдержаннее, – с серьезным видом пояснил Максим.

– Алла, помоги мне...

– Денег в долг дать, что ли?

– Не валяй дурака. По-настоящему помоги. Как Алику...

По календарю вроде бы начался новый рабочий день. Девять утра. Но топ-менеджеры "Алексы" только расползались по койкам. Те, кто мог себе это позволить. Кто не мог, глотали стимуляторы и впрягались еще на сутки. Кофеварка работала в режиме форсажа, бары были закрыты на ключ, ключи сданы Эле под письменный приказ президента – не давать никому, даже если будет угрожать оружием, давать взятку и обещать жениться.

Алка тоже была из тех, без кого здесь все, типа, рухнет. Ее ноутбук не закрывался в течение всей этой безумной ночи, глаза были красными, кожа, наоборот, даже слегка синей. Или зеленой. Впервые мне подумалось, что Алла старше меня. Раньше ее возраст как-то не чувствовался, казалось, она играет со временем по каким-то своим правилам, и всегда выигрывает.

Но мне было некогда ее жалеть. Сразу после того, как нас отпустили, я повисла на ней, как репей на собаке.

– Мне очень нужно вспомнить!

Добравшись до своих владений, Алла, буквально, рухнула в кресло и вытянула длинные ноги.

– Минералочки мне нальешь?

Утолив жажду, подруга, наконец, выразила какое-то подобие желания меня выслушать.

– Что тебе нужно вспомнить?

– Разговор. Давний разговор.

– Так загорелось? – устало спросила она, – ох... Ты не понимаешь, о чем просишь.

– Ну, так объясни, буду понимать.

Алла закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

– Тебе случалось пережить что-то очень страшное? Когда кажется, что все кончено, мир рухнул, жить дальше вообще незачем?

– Да, – кивнула я. Мне, действительно, случалось.

– Ты долго не могла заснуть... А когда провалилась в сон, снова попала в мир вчерашнего дня, где все было хорошо. Где еще не было беды. И ты решила, что все страшное было наваждением. Ты плакала во сне, благодарная за вернувшееся счастье. И клялась себе впредь его беречь, пушинки сдувать. И была уверена, что сдержишь слово, – я кивала, как загипнотизированная. Алка описывала все очень точно, – а потом ты проснулась...

– Не надо, а, – попросила я.

– То, чего ты просишь, будет еще жестче, – спокойно сказала Алла.

Я испугалась. По-настоящему испугалась. Потому что слишком хорошо ее понимала. И еще, потому что другого выхода, похоже, не было.

– Алла, мне очень нужно вспомнить.

Она открыла глаза и посмотрела на меня очень внимательно.

– Один из этих людей умер, – это был не вопрос, а утверждение.

– Оба, – тихо сказала я.

– Они были тебе очень дороги...

– Это мои родители.

– Тогда я тебе не нужна. Ты вспомнишь сама.

– Алла!!! Если бы я могла...

– Ты можешь. Просто не умеешь.

– А... как? – растерялась я.

– Тебе нужны детали давнего разговора твоих родителей, – Алла выпрямилась, наконец спустила ноутбук с коленей, и слегка наклонилась ко мне, – он произвел на тебя сильное впечатление. Значит, ты его запомнила.

– Я помню только одну фразу, – перебила я.

– Об этом я и говорю, – кивнула Алла, – этот разговор записан в твоей памяти. А фраза, которая тебе запомнилась, это ярлык. Как в компьютере.

– Да, но файл, похоже, стерт.

– Тебя лечили электрошоком?

– Нет, – я удивилась и испугалась.

– Значит ничего не стерто. Просто этот файл заблокирован. Твой собственный мозг отказывает тебе в доступе.

– Ну и? – подтолкнула я.

– Есть несколько путей, – Алла закурила, – Самый простой – взломать. Я это могу. Но ломать мозг труднее, чем компьютер. И опаснее. Клиент не всегда выдерживает.

– Можно умереть? – удивилась я.

– Или сойти с ума. – Она помолчала, давая мне возможность освоить полученную информацию. Потом так же ровно продолжила, – Другой путь – снять блок. Но для этого нужно знать ключ. Я его не знаю. А ты – наверняка.

– Не понимаю, – призналась я.

– Не упирайся лбом в стену, – посоветовала Алла, – вспоминай не сам разговор, а сопутствующие детали. Когда это случилось. Какое время года было, какая стояла погода. В чем была одета мама, чем пахло из кухни. Какого цвета были обои. Что было накануне. Какое у тебя было настроение...

– Понимаю, – кивнула я. – Но это... без гарантии?

– Это трудно и долго, – подтвердила Алла, – но – возможно. Больше я тебе ничем не могу помочь. А теперь брысь отсюда, мне работать надо, – и потянулась за своим компьютером. Я поняла, что больше мне ничего не светит.

Ну, и на том спасибо.

... "Ясацкая дурь". Так выглядел этот, как выразилась Алка, ярлык.

Это было восемь лет назад. Время года – зима. Могу даже точную дату, не вопрос. Отец погиб восемнадцатого января. Этот разговор был двумя днями раньше. Стало быть, шестнадцатого. Как все неописуемо просто, если не боишься боли. Место действия – кухня нашего дома. Цвет обоев тоже без проблем: кремовая плитка с арабским геометрическим узором. Эта плитка и сейчас стоит на кухне, чего ей сделается за десяток-то лет? В чем была одета мама? Вот с этим – засада. Не помню. Халатов она терпеть не могла. Можно предположить, что в домашние брюки и свитер, топили у нас тогда не очень. Но я вычисляю, а Алка сказала, что должна вспоминать. То есть просто подбирать детали, которые сами всплывают на поверхность озера памяти... А всплывает почему-то музыка. Песня. Пела ее Алла Пугачева, разумеется. Кто же еще? Радио что ли играло? Или телевизор был включен? Очень простые слова: "Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи. Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил... Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце. Где разбитые мечты обретают снова силу... высоты..."

Ой!!!

Ощущение было такое, словно прорвало плотину и меня смыло волной.

Я сидела в своей комнате. Двери были приоткрыты, но я сидела спиной к коридору. Читала книгу. Вернее, делала вид, что читаю.

...Поэтому у меня в памяти и нет видеоряда, сообразила я, только саундтрек. Я ничего не видела, только слышала.

На кухне играло радио.

Отец в очередной раз уезжал. В командировку.

Самая обычная вещь – папа уезжает в командировку. В других семьях по этому поводу возникал лишь один вопрос: что папа привезет. Но не в нашей.

Красивое слово "террористы" было еще не в ходу. Их называли просто бандитами. Вооруженная банда захватила заложников. И папа уезжал в командировку. На военном аэродроме папу ждал самолет. Его и еще двадцать спецназовцев.

– Успокойся. Это самая обычная операция. Аналитики оценивают вероятность потерь очень невысоко. Что обычные уголовники могут противопоставить обученным бойцам?

– Я не знаю, – тихо говорила мама. Мне приходилось прислушиваться, чтобы, сквозь громкую музыку уловить ее слова, – я не верю в вашу математику. Я верю своему сердцу. А оно говорит, что ты не должен уезжать.

– То есть как это, не должен? – изумился отец, – милая моя, я солдат. Я получил приказ. Невыполнение – трибунал.

– Ты можешь заболеть...

– Не могу, – он хмыкнул, – давно уже не могу. Двадцать лет по полигонам закалят лучше любой спартакиады. Все прививки сделаны. Разве что ногу сломать.

– Ну, так сломай, – в первый раз мама повысила голос, – в жизни не поверю, что ты испугаешься боли.

– А в то, что я могу предать, ты веришь? – отец заговорил жестко. Разговор ему не нравился, но прерывать его он не собирался. Он и в самом деле не боялся боли.

– Кого ты предашь?

– Своих ребят. Они верят мне. Им будет тяжело с другим командиром. Тех людей, которые ждут помощи. Своего командира, который верит в меня.

– Всех перечислил. Кроме меня и дочери!

– Лейла, через пару дней я вернусь, и тебе самой будет стыдно...

– Мое сердце говорит, что ты не должен уезжать, – тихо, но упрямо повторила мать.

И отец сорвался:

– Ясацкая дурь говорит, а не сердце!

Я больше не могла слушать. Я сунула голову в подушку и зажала уши ладонями.

В предчувствия, карточные гадания, прорицания с помощью птиц, воды и кофейной гущи я тоже не верила. Просто знала, что отец врет. Скорее всего, не было никаких уголовников. Было что-то другое. Папа уходил почти на верную смерть. И знал об этом. Потому он и не мог послать вместо себя кого-то другого.

Накануне, буквально за пару дней он провернул грандиозную финансовую операцию: взял в банке кредит и полностью выкупил квартиру. А еще я знала, что банковский кредит, по условиям, полностью гасился страховкой отца. На случай его внезапной смерти.

Мне тогда было семнадцать лет. Но складывать два и два я уже умела. Во всяком случае, военная разведка уже оценила мой странный талант и сделала предложение руки и сердца, от которого было чертовски сложно отказаться. Да я, в общем, и не собиралась.

Через два дня отец вернулся, как и обещал. Только поговорить с ним было уже невозможно.

Мама тогда слегла почти сразу. И уже не встала. Правда, и не залежалась. Через семь месяцев я осталась одна.

Семь месяцев – вполне достаточно, чтобы продумать, как в совершенстве изобразить сломанного и опустошенного человека, спившегося и подсевшего на наркотики. Но, как оказалось, недостаточно, чтобы сломаться по-настоящему.

Дешевая водка выливалась в раковину. "Беломор" с "травкой" аккуратно обрезался, поджигался, гасился и выбрасывался. Часть – на лестницу. Часть – в мусорное ведро. Основная составляющая смывалась в унитазе. Туда же отправлялось содержимое ампул, которые я покупала у перехода, после семи вечера, по бешеным ценам. Денег я не жалела. Главное – детали! Я ела очень мало, почти не расчесывалась. Косой пришлось пожертвовать, после я так и не смогла ее распутать. Я следила за своим поведением и речью, и старалась не разговаривать со знакомыми людьми при дневном свете и достаточно долго. Я читала нужные книга, но лишь те, что нашлись в домашней библиотеке.

Я решила обыграть очень серьезную контору, и сама была смертельно серьезна.

Правда, совсем невменяемой я все же не была. Понимала – если начнут копать, моя легенда не продержится и десяти минут. Достаточно сделать простой анализ крови, чтобы понять, что человек не пьет и не употребляет наркотики. Остальное – дело техники. Но я крепко надеялась на то, что моя игра убедительна, и на потенциальный кадр, который сломался из-за смерти родителей, папина контора просто плюнет. Спишет в неизбежные потери типа усушки и утруски.

Нет, мама мне ничего так и не сказала. У нее хватило твердости придерживаться выбранной линии до самого конца. Видно, крепко верила в свою правоту, ничем другим такую фантастическую упертость я объяснить не могу.