Текст книги "Чужие сны (полный вариант) (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Сейчас я верну вам способность ходить. Но при первой попытке сопротивления отниму снова. Насовсем.

Их согнали в гараж под домом. Там обнаружились и Михаил, и Лариса. Они смотрели на троих в масках со страхом и никуда не двигались. Не могли. Самого Дмитрия, жену и мальчиков усадили на пол и приказали вытянуть руку. Тот, что был повыше, взял с полки консервную банку, а из кармана – маленький перочинный нож. Не очень острый. Дети смотрели круглыми глазами, и даже не плакали, так были напуганы. Но Дмитрию происходящее показалось скорее странным, чем страшным. Им всем, по очереди, слегка надрезали руки, сцедили несколько капель крови в консервную банку, перемешали, добавили технической воды из под крана и пролили дорожкой, перегородив единственный выход.

– Пересекать эту черту не советую, – сказал тот же, невысокий. Потом всех в темпе обыскали, отобрали мобильные телефоны, и троица покинула гараж, не позаботившись о том, чтобы кого-то оставить сторожить заложников.

Как оказалось, это было без надобности. Гараж был заперт. Нетрадиционным и не совсем понятным способом, но надежно. В этом они убедились, когда Миша с низкого старта рванул наружу. Стоило ему пересечь небрежно проведенную линию, как он споткнулся, сунулся носом в бетон, согнулся, утробно взвыл, заскреб руками по полу и вдруг обмяк. Лицо побелело. Открытые глаза уставились на семью Грязновых. На пороге гаража лежал, вне всяких сомнений, самый настоящий покойник.

По словам Дмитрия, в гараже они просидели больше двух дней. Бандитов они больше не видели. Еду им не носили. К счастью, водопровод работал исправно. С улицы до них доносились какие-то звуки, тяфкал мегафон, гудели двигатели каких-то серьезных машин.

Выйти наружу они не пытались. Мертвец, лежавший поперек выхода, оказался предостережением весьма действенным.

12.

По мере того, как рассказ его продвигался к концу, Дмитрий Грязнов нервничал все больше, делал паузы. Один раз вытер лоб и шею платком, потом не выдержал и закурил. Кстати, курил преуспевающий бизнесмен заурядный "LM", марку маргиналов. Память о бурном прошлом?

– ...Я не знаю, сколько мы могли просидеть в этом гараже. Наверное, мы умереть там могли... А потом вспыхнул пожар.

– Отчего? – быстро спросила я.

– Даже не представляю.

– А разве причины пожара не расследовались?

– Расследовались, но... очень формально. Поймите, мне в тот момент было не до причин. Жена в ужасе, дети кричат. Сейчас все взорвется. А нам не выйти, потому что происходит какая-то чертовщина! И вдруг появился человек. Сперва я принял его за одного из этих... Такой же зимний камуфляж. Потом сообразил, что ошибся. Он был без маски, вообще без головного убора. И все лицо – как синяк. Глаза навыкате, красные, страшные. Из носа – струйка крови. Женщины аж шатнулись. А он пересек черту, огляделся. И – такое впечатление: понял все сразу. Понял, что остаются считанные секунды. Дернул вверх рукав, снял о пояса нож, полоснул по руке. Кровь хлынула просто потоком, а он даже не поморщился. Полил эту полосу. И приказал... Хрипло, голос был сорван, но не послушаться нельзя, такая в нем власть была: "Закройте глаза детям. И – выходите". А потом он... выстрелил в себя. Короткой очередью.

Женщины бросились к выходу, перепугались. Мимо мертвых. И эта клятая черта нас выпустила. Ничего не случилось!

А потом за нами гараж рванул. Меня оглушило, повалило на землю, и я почти ничего больше не помню. Пришел в себя уже в "скорой". Говорили, что какая-то банда захватила нас в заложники. Требования были обычные...

– Что значит – обычные?

– Ну, деньги, оружие. И еще какого-то бандита из тюрьмы выпустить.

– Бандита? – удивилась я, – что за бандита?

– Понятия не имею. Судя по фамилии, какого-то грузина. Я так и не понял, выполнили их требования, или нет. Вполголоса говорили, что войсковая операция сорвалась. Спецназ просто не смог пройти в дом. Такое впечатление, что применили какую-то новую технологию. Может быть, ультразвук. Солдатики падали и отключались. Кто был покрепче – сумели отползти. Я их потом видел мельком – зрелище не для слабонервных. Барьер сумел пройти только один человек. Ваш отец. Он спас нам жизнь.

– А ваши "маски"?

– Скрылись, – коротко ответил Дмитрий и замолчал. Я сообразила, что расспрашивать дальше не имеет смысла, он просто ничего не знает. Бизнесмен прикурил одну сигарету от другой. Я-то думала, что после пожара в гараже он навсегда отучится дымить рядом с бензином, но, видимо, психика у него оказалась достаточно устойчивой. Впрочем, он ничего не потерял в той истории. Кроме некоторых иллюзий.

– Ну что ж. Папа действовал абсолютно грамотно, – постановила я. – Только я бы на его месте все-таки вас грохнула.

– То есть? Вы, действительно, что-то в этом понимаете?

– Что-то понимаю, – подтвердила я, – вас заперли "Лунной дорожкой". Штука мощная, но – тупая и примитивная. Распознает того, кто ей нужен, считывая кровь.

– Вы имеете в виду, код ДНК?

– Может быть. "Лунная дорожка" узнает того, кого ей велели стеречь и, при попытке пересечь черту, убивает. Но достаточно небольшого усилия, чтобы смерть одного она приняла за смерть всех остальных. А мертвые ей не интересны. Она их просто не видит.

– Вот оно как, значит... Но я не мог этого знать.

– Даже если бы знали, сомневаюсь, что это что-нибудь изменило.

– Сомневаетесь, что я бы отдал жизнь за своих детей?

– Сомневаюсь, что мой отец взял бы вашу жизнь. Даже если бы вы предложили ее добровольно.

– А вы бы могли – и силой? – Дмитрий смерил меня быстрым взглядам. Казалось, он немного успокоился.

– Если сила мне дана, значит, я могу ей пользоваться, – я пожала плечами, демонстрируя уверенность, которой на самом деле не испытывала, – Последний вопрос – эти люди, в масках, не имели никакого отношения к тем, от кого вы прятались на даче?

– Ни малейшего, – подтвердил он.

Мы простились, обменявшись, как пишут в хронике, "дружеским рукопожатием". И я не сомневалась, что больше мы никогда не встретимся. Дмитрий Грязнов был вполне симпатичным человеком. И при других обстоятельствах, с ним вполне можно было подружиться. И я ни в коем случае, ни в чем не считала его виноватым. Просто видеть Дмитрия мне больше не хотелось.

Со стоянки до лифта я шла минут десять, не смотря на холодный ветер. Мне было о чем подумать.

Всю свою жизнь я считала, что главная загадка в нашей семье – это мама. Отец был прост и понятен: солдат, потом офицер, "жизнь – отечеству, честь – никому". Но те навыки, которые он, если верить Грязнову, продемонстрировал в своей последней операции, никак не вписывались в эту схему. Даже курсивом.

Силу можно влить в другого человека, как в сосуд. Но... чью силу? И – кто? Представить свою маму, отрезающую чью-то голову, и потом... Ерунда полная! Или я совсем не знала собственных родителей. Из чего вытекал вывод – я совершенно не знаю и себя. Потому что любой из нас лишь сумма тех, кто подарил нам жизнь.

Письмо от неизвестного доброжелателя уже ждало меня в почтовом ящике. Оперативно.

"Узнай, покупает ли Осорин участок 34 – 12, "Башню Алладина". Быстрый ответ – сутки жизни Маргелову".

Сначала я даже решила, что ошиблась. Но вторая строчка исключала двойное толкование. Что же это получается, весь сыр-бор, все эти смерти и похищения из-за участка земли? Хотя, если участок в центре города, то можно и еще столько же народу положить. Если киллер работает по средней ставке, то предприятие окупится. А письмецо-то паскудное. Часто думала, как себя чувствуешь, когда тебе вот так, бесцеремонно всаживают крючок в жабры? Вот, сподобилась узнать. Нет лучше ответа на любой вопрос, чем собственный опыт.

Все, пора завязывать с партизанщиной. Заигралась. Мне нужен союзник. Кто-то, кто сможет объективно оценить информацию, которую я собираюсь слить (ну да, собираюсь), относительно жизни моего несостоявшегося любовника и отличного друга Алика Маргелова. В одиночку я влипну по самые кисточки на ушах. Вопрос – кто? Хотя, даже не вопрос. Саша Храш – это просто тупой твердый предмет с ограниченной ударяющей поверхностью, иными словами – кулак. Лена – жена президента, а сам президент уже принял решение и, насколько я успела узнать Влада, решений своих он не менял. Остается Олег Ковалев. Мой прекрасный шеф. И добровольно, в порядке шефской помощи, он в такую историю не полезет. Придется мне на него рыбацкую снасть налаживать.

Легко сказать! Чтобы припереть к стенке гения, нужен гроссмейстерский ход.

Некоторое время я напряженно думала, вороша все, что мне было известно о выданных кредитах, процентных ставках и аналитических прогнозах развития тех или иных компаний. И все это время я прекрасно осознавала, что занимаюсь ерундой. Для такого чайника, как я, существует лишь один способ обыграть чемпиона мира по шахматам. Предложить ему партию в домино.

Вечерний Белоозерск красив, как женщина в вечернем платье, ярком макияже, и драгоценностях, взятых напрокат. Темнота скрывает всю грязь и неухоженность, синие сугробы по обочинам улиц смотрятся дорогими мехами, гирлянды рекламы – изысканным ожерельем, а звезды в небе горят, как бриллианты в диадеме. Вечерний Белоозерск пахнет духами, хорошим вином, конфетами, а в зеркалах его витрин отражается странная жизнь, которой, вообще-то, не может существовать в действительности. И мы – не похожие на себя.

Под галереей вечером оказалось еще многолюднее, чем днем. И это не смотря на то, что вечер был будним. Девчонки в коротеньких, до пояса курточках, не смотря на холод с голой головой, парни в турецких дубленках, пахнущие бензином и дешевыми сигаретами, солидные мужчины в длинных пальто, старушки в огромных шалях и допотопных валенках с галошами, собаковладельцы с питомцами – никто, как будто, никуда не торопился, не толкался, не рычал, а если и матерился, то исключительно для связи слов в предложении, без злобы и агрессии. Создавалось впечатление, что драка на этой земле идет лишь за место под солнцем. А под землей, куда солнце никогда не заглядывает, а вместо звезд – электрические лампочки, все люди – братья. Или это музыка так действовала? Потому что звучала "Алабама"...

Я аккуратно, с бесконечными извинениями протолкалась вперед, туда, где хриплый голос саксофона рассказывал о том, что смерти нет.

Лицо Олега было мокрым от слез.

Увидев его, я едва не устыдилась того, что собираюсь сделать. Потом вспомнила Алика, и сантименты уступили место решимости. Сомневаешься – не делай. А делаешь – не сомневайся.

– Привет, – бросила я, едва последний звук растаял под гулким сводом галереи, – опять шабашишь?

– Привет, – кивнул Олег, шагнул ко мне, легонько обнял за плечи, – а ты опять деньгами соришь? Подсказать, где здесь подходящий пакет для мусора?

– А что, плохой вечер?

Вместо ответа Олег красноречиво выставил большой палец вниз. Я поверить не могла, он был, кажется, всерьез расстроен этим.

– Помочь? За час настреляем больше, чем ты за неделю.

– Детка, от неуверенности в себе ты не заболеешь, – этот Олег легко переходил от депрессии к эйфории, – поверь, эта публика непробиваема.

– Спорим?

– На что? – загорелся Олег.

– А на желание.

– Рискуешь, – он сощурился, – у меня такие желания бывают, Залман Кинг отдыхает.

– Ну... – улыбнулась я, – если так, рискуешь ты. Давай, бери свою дудку. "Аве Мария" потянешь?

– Легко. А сама-то потянешь?

– Не потяну – тебе же лучше.

Я расстегнула полушубок и сбросила его вниз, прямо на пол, даже не поглядев, куда он упал. Поймала взгляд Олега... Потянешь? Смешно!. Петь джаз так же легко, как умирать за любовь. Просто отпусти душу на волю, и она все сама сделает. Потому что у нее есть крылья. И они легко унесут тебя за пределы твоих возможностей, туда, где вообще нет понятия – предел. Только позволь им тебя нести, просто позволь...

– Святая дева Мария! Я в шоке, – высказался Олег. – Около трех тысяч в свободно конвертируемой валюте! Девушка, у меня к вам оригинальный мужской вопрос: а что вы делаете завтра вечером? И вообще, по вечерам?

– Мне казалось, это ты проспорил? Или я ошиблась?

– Проспорил, – подтвердил Олег, – с треском. И готов, так сказать, нести... и все такое.

– Тогда бери бабло, и пойдем наверх. К небу.

– Так ты сюда по делу пришла, – мгновенно сообразил Олег.

– По личному, – уточнила я. – И – дрянному.

– Понятно, – кивнул Олег. – Ты очень хорошо сделала, что пришла именно сюда.

В моей жизни, видимо, начался период деловых переговоров в машинах. На этот раз, для разнообразия, они проходили в моей тачке. Обогреватель в ней тоже был. Шеф уже отошел от "синдрома подземелий", был спокоен, собран и холоден.

– Можно посмотреть письма?

Я протянула распечатку.

Олег изучал две короткие строчки внимательно и долго, словно они были написаны по-китайски, причем, плохим почерком. А, закончив, сложил листок вчетверо и сунул в карман куртки.

– Дело и впрямь дрянное. У проекта, о котором здесь идет речь, наивысший приоритет. Его курирует лично президент. Знает о нем три человека. Сам Влад, я, потому что готовил обоснования, и Эля, она печатала документы.

– С нашей стороны, – уточнила я, – но для сделки нужны как минимум двое.

– Я не случайно просил тебя показать письма. Обрати внимание, как поставлен вопрос: "Покупает ли?" Сегодня Влад с Элькой ездили на переговоры, подписали договор о намерениях. В нем речь шла об участии "Алексы" в строительстве нового торгового центра "Алладин". На паях с прочими... желающими. И только вечером, уже по приезде, президент поручил мне подготовить прогноз по покупке башни. В личное, так сказать, пользование. Понимаешь, о чем я говорю?

– Документы вообще не спускались с третьего этажа.

– Точнее, не выходили из нашего кабинета. – Олег немного помолчал и так же спокойно закончил, – Под подозрением только двое. Ты и я.

– Сеть? – предположила я, вспомнив собственный горький опыт.

– Таня?! – Олег... не обиделся, конечно, но удивился, – я готовил документ такой секретности. Разумеется, я отрубил и локальную сеть и Интернет. И провода выдернул.

– Ну, тогда не знаю. А какая разница – как, если мы точно знаем – кто?

– Угадать с одного раза? – съязвил Олег.

– Извини, глупость брякнула.

– Извиняю охотно. Говори глупости сколько хочешь. Главное, что ты их не делаешь.

От такого увесистого комплимента "Шеви" аж на все четыре шины просел.

Снова пошел снег. Сухой и пушистый. Термометр стабильно показывал – 10, настоящая новогодняя погодка. Скоро ведь праздник, осенило меня вдруг.

– Что будем делать? – спросила я.

– Думать. Сроку, чтобы отыскать канал утечки, у нас до утра. И мне почему-то кажется, что мы справимся. А завтра попробуем сыграть на опережение. У тебя на приеме интересные контакты нарисовались...

– А что с Аликом, – перебила я, этот вопрос волновал меня больше всего.

– Странно слышать такой вопрос от тебя.

– От аналитика "Алексы"? Или от верноподданной князя Влада, который уже списал Алика в потери?

– От дочери полковника Сторожева, – неожиданно сказал Олег. – Мне кажется, уж ты то должна знать, что заложников, как правило, не возвращают. Это слишком опасно. Тем более, если в заложниках оказался такой специалист как Маргелов. Даже если ему завяжут глаза и уши, запрут в подвале, он сможет собрать столько информации...

– Тогда тем более его нужно вытаскивать!

– Таня! Влад не равнодушен. И не жесток. Он очень ценит Алика. И если он принял такое решение, значит, оно было оптимальным.

– Почему? – спросила я, глядя в светло-серые глаза Олега. У ЭТОЙ стороны его личности был один громадный плюс – врать он попросту не мог. Но мог промолчать.

– Ты проспорил мне желание, – сказала я. Прозвучало это жалко. Да и сама затея показалась дурацкой. Пошлет он меня сейчас... пешком, искать созвездие Феникса.

Но я опять оказалась не права.

– Одно желание, – уточнил Олег, – выбирай, что ты хочешь: спасать Алика, или узнать, почему делать этого не нужно.

– Спасать, – время на раздумье мне не потребовалось.

– Хорошо, – спорить Олег не стал, – для начала, потребуй у них двое суток. Объясни, что проекту присвоен высший приоритет. Когда ответят согласием, напишешь, что Влад башню покупает.

– Это правда? – спросила я.

– Князь еще не принял решение. Но он откажется. "Мы воюем малой кровью, и всегда на чужой земле".

– "Потому что вся она нам чужая", – закончила я, – а потом?

– Потом видно будет. Не переживай, мы его вытащим, – Олег положил руку мне на плечо и несильно, ободряюще сжал, – они против нас – котята.

Я почти успокоилась. Но все же спросила, не могла не спросить:

– Если это легко, почему Влад отказался его спасать?

– Одно желание, – напомнил Олег, – ты выбрала. И выбрала правильно, не сомневайся. Я уже, кажется, говорил, что ты не делаешь ошибок?

Мара смотрела кабельное телевидение. Шел какой-то французский фильм, причем без перевода, И Маре было почти интересно угадывать, о чем идет речь, ориентируясь лишь на жесты и интонации. "Почти", потому что сейчас во всем мире существовал лишь один звук, который мог ее заинтересовать – рассыпчатая, серебряная трель дверного звонка. Учитель, Антон – обещал прийти пораньше. Она ждала, натянув на колени длинную футболку с изображением смешного скунса на сноуборде.

Когда в дверь позвонили, Мара на секунду обмерла, почувствовав, что ладони стали влажными. Потом бросилась в прихожую открывать.

Антон принес запах морозца и снег на воротнике. Она потянулась к нему, но тот жестом отстранил девушку. Он улыбался.

– Ты когда-нибудь слышала о людях-мутантах? Так вот – я самый страшный из них, – он сунул руку за спину, и, спустя мгновение, уже протягивал Маре крупную белоснежную розу на длинном стебле. На мягких лепестках цветка блестели капли воды.

– Антон! – Мара ахнула, и повисла у него на шее, прижимаясь всем телом.

Добросовестно отвечая на поцелуй, Звероящер продолжал размышлять. Девчонка ему почти не мешала. Она была так очарована, что света белого не видела. Он мог бы и не стараться с цветами и подарками... Но все равно старался. Совесть, что ли, мучила?

Спустя полчаса, когда в спальне царил полнейший разгром, а соседи, два раза стукнув в батарею, успокоились, Мара вдруг приподнялась на локте, и, заглядывая ему в глаза, сказала:

– Я видела еще один сон. Про башню. Двое разговаривали, но я их не видела. Один говорил другому, что высота башни обязательно должна быть сорок майсаков. Что такое майсак?

– Мера длины, – ответил Антон, – старинная. Обозначает то ли локоть, то ли ступню.

– И ты не знаешь точно?

– Даже если бы знал, я не имею понятия, локоть или ступня какого существа имеется в виду, – по-прежнему разглядывая потолок, пробормотал Антон.

– Но... наверное, человека?

– Не думаю. Не думаю... Не бери в голову, – опомнился Антон, повернулся к девушке, и погладил ее прямые волосы, – наверное, мой враг знает, и что такое майсак, и что им мерили. В этом вопросе я ему доверяю.

Антон пошарил рукой на полу, там, где грудой была свалена одежда, выудил мобильник, и, нехорошо улыбаясь, набрал номер Платона.

– Привет, – произнес он, и подмигнул девушке.

– Почему я до сих пор "симку" не скинул? – отозвался Платон.

– Ну вот! Я к вам по делу пришел, а вы бодаться... – прикрыв трубку ладонью, он спросил, – голова больше не болит?

Мара отрицательно мотнула растрепанной прической.

– Слушай его. Слушай, как ты это умеешь. Мне нужно знать, испуган он или нет, поняла?.

Мара кивнула и, придвинувшись к Антону вплотную, положила голову ему на плечо.

– Платон, такая фамилия Ибрагимов тебе еще о чем-то говорит?

– Смерти ты моей хочешь, сынок, – вздохнул Платон.

– Не преувеличивай. Хотел бы, ты давно нюхал бы цветочки со стороны корней, – фыркнул Звероящер, обнимая Мару, – я тебе жизни хочу. Уточняю – хорошей жизни. Богатой. Чтобы ты свой спорткомплекс построил. – Платон молчал, и Звероящер продолжил, – вдова его, кажется, русская. Она как, прожженная дама?

– Да нет. Обычная рыночная кошелка. Горем убитая, – фыркнул Платон.

– А ты в курсе, что на месте оптового рынка Ибрагимов хотел огромный торговый центр ставить. Даже название придумал "Башня Алладина".

– Ну, – поторопил Платон, который плевал на дипломатический протокол с той самой башни Алладина, – кого теперь интересует, что он там хотел?

– Нашлись интересующиеся. Башню будут строить, Платон. На паях. И знаешь кто в доле?

– Если ты скажешь – Оппенгеймер...

– Еще смешнее. Банк "Алекса".

– Мать твою, – высказался Платон.

– Их сто раз убьешь, а они живут, – процитировал Звероящер, демонстрируя полное согласие с бывшим партнером.

– Значит, звездой накрылся спорткомплекс, – Платон, наконец, отмерз, – ты мне позвонил чтобы порадовать, или еще зачем?

– Нет, с наступающим поздравить, – фыркнул Антон, – где твои мозги? Наследница – вдова. Беззащитная женщина.

Платон засопел в трубку:

– Ты представляешь, что будет, если еще и Наталья... от естественных причин? Тут тучу всяких специалистов по жмурикам принесет. И местных, и из области, и ФСБ будет! И еще эти, как их, уфологии. От этих вреда вроде бы никакого, но шуму – больше чем от настоящей летающей тарелки, честное слово!

– Птица говорун отличается умом и сообразительностью, – Антон скривился, словно съел кислое, – да кому нужно ее мочить?! Кому она мешает? Сам сказал – баба простая. И комбинация здесь нужна простая, как ручка от лопаты. Сложную она просто не поймет. Значит, сделаем мы так...

– Постой, сынок, – перебил Платон, – притормози малость. А тебе-то что за интерес в моем спорткомплексе?

– Моим именем его назовешь.

... Звероящер захлопнул телефон и вопросительно посмотрел на девушку. Она задумчиво накручивала на палец прядь волос.

– Страха в нем нет, – сообщила она, – вообще. Никакого.

– Хорошо, – кивнул Антон. И сделал движение, чтобы встать.

– Послушай, – спросила Мара, – что такое "тринадцатый месяц"?

Он замер. Вернулся. Посмотрел на девушку очень внимательно.

– Почему ты спрашиваешь? Это тоже было в твоем сне?

Мара покачала головой.

– Не-ет. Вроде там ничего такого не было. Откуда же я это взяла? Я почему-то четко знаю, что он есть – тринадцатый месяц. У меня в голове все время крутится фраза: "Тринадцатый месяц – надежда ясаков". Кто такие – ясаки?

– Забудь об этом, – велел Антон. И потянулся за одеждой.

Была уже без четверти полночь, когда я позвонила на пульт охраны банка, этот номер я за последнее время выучила.

– Скажите, вчера сбоя в работе видеокамер не было? По третьему этажу и кассовому залу?

– Вы что, поспорили? – удивились там, – сбой был. Десять минут. С восемнадцати пяти до восемнадцати пятнадцати.

– А с чего вдруг такой вопрос? – удивилась в свою очередь я.

– Десять минут назад звонил Ковалев. Спрашивал то же самое.

Я поблагодарила "Синие щиты" и отключилась.

Телефона Марины я наизусть не помнила. Не беда, он есть в памяти. Время, правда, уже не политесное, но ничего, переживет. В крайнем случае, Олегу пожалуется.

Вопреки опасениям, Марина тоже не спала. Смотрела какой-то фильм по-местному.

– Татьяна, если вы собираетесь спросить, не спускался ли Олег вниз, в кассовый зал... – начала, было, она.

– Вообще-то, я хотела спросить, не спускалась ли туда я.

– У вас что, эпидемия склероза? – изумилась Марина.

– У нас сбой аппаратуры, – ответила я коротко и сухо, – надеюсь, у Вас склероза нет? Значит, вы можете ответить на мой простой вопрос.

– Вообще-то, рабочий день уже давно закончен, – так же сухо отозвалась Марина.

– Послать вам официальный запрос? Но, имейте в виду, дело не терпит отлагательств. Так что разрешение я получу через полчаса, шеф подпишет. Вам его доставят с курьером через час, максимум – полтора. Надеюсь, вы еще не будете спать, – я нажала кнопку отбоя, злясь на себя за несдержанность.

Телефон заиграл "ламбаду" почти сразу.

– Не горячитесь, Татьяна Анатольевна. Просто согласитесь, это странно...

– У меня мало времени, – напомнила я.

– Вы в кассовый зал не заходили. Олег тоже, – Марина, по-ходу, обиделась, – еще вопросы будут?

– Только один. Он вас не затруднит. У нового кассира последний технологический перерыв был во сколько?

– Может быть, вам стоило поговорить с Олегом?

– В пять минут седьмого, – я не спрашивала. Я уже знала ответ. Марина промолчала, из чего я заключила, что не ошиблась.

– У третьего этажа есть какие-то претензии к моей работе?

– Я ни о каких претензиях не знаю, – сказала я и снова отключилась.

Звонить в такое время губернатору было бы уже каким-то запредельным свинством, чреватым политическими осложнениями. Или нормально? В конце концов, он же бывший военный, по идее, должен иметь привычку к ночным тревогам.

Добросовестно поразмыслив минут пять, я пришла к выводу, что дело с трудом, но терпит. А чтобы успокоить... не совесть, а, скорее, нервы, связалась с "горячей линией" и оставила свои телефоны на автоответчике секретаря Кучеры.

Если бы голову можно было отключить так же просто, как мобилу.

По идее, нужно было ехать домой. Чтобы не настораживать шатору. Но сил болтать с Галочкой, смотреть "Кто хочет стать миллионером", и уминать ее кулинарные изыски у меня не было. Перед глазами стояло лицо Маргелова, такое, каким я увидела его за мгновение до исчезновения. Он что-то почувствовал. Удивился. Но ничего не успел сделать.

Я снова позвонила.

– Галинка, не спишь?

– Еще нет, тебя, полуночницу, жду. У меня жаркое приготовлено.

– Спасибо, но придется тебе его одной есть.

– А что так? Опять в банке ЧП? – я словно воочию увидела ее любопытные глаза и слегка встрепанную челку.

– Нет. У меня встреча. Ты не жди, ложись спать. Я, скорее всего, не приду.

– О-о! Ну ладно, удачи. Потом расскажешь.

Обязательно и всенепременно. И расскажу, и покажу, разве ж смогу я тебе в чем-то отказать. Я же "помечена".

Я посмотрела на часы – первый час.

Интересно, что все человечество делало, пока не изобрели мобильный телефон? Как же мы все, бедняги, мучились?

Кролик ответил мгновенно, словно жил с трубкой возле уха. И спал с ней, и мылся.

– Привет, подруга. Ну, как?

– Восемь, – ответила я, припомнив известный анекдот.

– Что – восемь? – опешил Кролик.

– А что – как?

– Программа, разумеется. Не получилось? Я предупреждал, что она еще не проверена...

– Не помню, – я искренне удивилась, – вроде ни о чем подобном ты меня не предупреждал. Или я что-то путаю?

– Стареешь, мать. Два дня в памяти не удержать. – Кролик хихикнул.

– Погоди! Какие два дня? Я была у тебя больше месяца назад.

– Ты же вроде не пьешь.

– Да и ты не колешься, – сказала я, уже слегка нервно, – или уже начал?

– Стоп, – распорядился Кролик, – Перезагрузка. Позавчера ты появилась у меня, вся взбудораженная, будто за тобой, как минимум, Годзилла гонится...

– И что мне было нужно? – спросила я.

– Программу. Я честно сказал, что она еще не опробована. Мы с тобой договаривались на неделю, ты появляешься через три дня!

– Кролик, та программа, которую я у тебя заказывала, она, часом, не имела какого-нибудь отношения к системе видеонаблюдения?

– Самое прямое. Послушай, ты шутишь? Между прочим, совсем не смешно.

– Кролик, – сказала я, – чего ты боишься больше всего на свете?

Он ответил сразу, словно вопрос была давно обдуман:

– Потери разума.

– Как думаешь, я сумасшедшая?

– Уже не знаю, – честно сказал он.

– Я не помню, что приходила к тебе, заказывала какую-то программу. Больше того, у меня есть серьезные основания подозревать, что на то время, когда я якобы была у тебя, у меня алиби. Я была в другом месте.

Кролик молчал довольно долго. Потом осторожно спросил:

– А сейчас ты где?

– В двух кварталах от твоего дома. Я еду к тебе, – честно предупредила я.

– А как я узнаю, что ты – это ты? – задал вполне резонный вопрос Кролик.

– В шахматы со мной сыграешь, – ответила я. А что тут еще можно было предложить?

Мгла, висевшая над городом несколько последних дней, неожиданно рассеялось, и на чистом черном шелке неба показался ковш большой медведицы. Я повернула голову: рядом обнаружилась малая. Все же некоторые вещи остаются незыблемыми. Созвездие Феникса сияло сейчас где-то в другом месте. Я попыталась представить себе это место: мир, где можно летать. Мир, где нет старости и болезней. Мир, где не рождаются дети. Мир, где войны ведутся до полного истребления, где не умеют жалеть. Где не существует самого понятия – милосердие. Похоже, я в очередной раз села в лужу, применив к обитателям другой вселенной свою систему ценностей. Если Галочка умеет так лихо прикидываться мной и крутить мозги как хула-хуп, то самым рациональным решением было бы убить меня и занять мое место. Почему она этого не сделала? Есть очень много хороших психологических фильмов, где палач милует жертву, заклятые враги в последний миг опускают оружие, женщина, утомив на ложе любви убийцу своего отца или брата, не может воткнуть в него нож, потому что он выглядит таким беззащитным – спящий. Но это явно не тот случай. Проявляя милосердие, твой враг, тем самым, делает шаг навстречу, к миру. Демонстрирует желание договариваться. Но если мир в принципе невозможен, то – что? Прекратит войну тот, кто первым уничтожит всех своих соперников.

Почему шатора меня не убила? Почему осталась рядом с источником потенциальной опасности? Жила в жутком напряжении, следила за каждым словом, тратила бездну сил... да еще готовила мне всякие вкусности, в рамках легенды?

А ответ-то, пожалуй, только один.

Не смогла. Слабо ей.

Разрозненные кусочки мозаики начали потихоньку обретать какое-то подобие целостности. Еще не картинка, но уже можно угадать домик или мышка. Сюда уложились и мой давний сон про замок, и гнев Влада, когда Алик сказал, что хочет на мне жениться. И факел Калкина. И намеки Олега в "Метро". И то, что Алика спасать ни к чему... Осталось взглянуть, хотя бы одним глазом, на проект "Башни Алладина" и выяснить, что за грузина обезглавил Звероящер в Серебряном Бору. И тогда я сложу этот паззл. И, без сомнения, обнаружу, что во многом знании много печали.

Я с чувством выругалась, помянув мамонтов, баобабы и рыбу-пилу, и поехала к Кролику. Короткая стрелка на часах уже приближалась к часу.

Продуктов в холодильнике было вполне достаточно, чтобы с комфортом пересидеть небольшое вражеское вторжение. Вряд ли массивный белый шкаф так основательно подготовили именно к его визиту, иначе там не появились, бы, например, мороженые котлеты. Наверное, время от времени комната все же использовалась хозяевами.

Котлеты Маргелов вытащил из морозилки, подождал, пока они оттают, и принялся потихоньку прикармливать бродячих кошек, которые водились тут в изобилии, вниманием избалованы не были и хватали все. Уже к исходу первых суток кошки сообразили, что под окнами старого корпуса открылась новая столовка. Парочка "дежурных" сторожила там постоянно, еще пятеро набегали периодически. Покончив с этим, Алик свил надерганные нитки в веревочку, снарядил затяжную петлю, раскрыл форточку и аккуратно разложил ее там. А потом раскрошил бисквит "Киндер", предварительно освободив его от крема и шоколада.