Текст книги "Чужие сны (полный вариант) (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Это что? – поинтересовался босс. Видимо, бульдогов природа органами речи не наделила. Или они были просто выдрессированы не тяфкать без приказа.

– Ключи, – честно и предельно искренне ответил Антон, – от моей машины. Лениво мне два дня подряд на этой заправке тусоваться. Там на заднем сидении сумочка кожаная, в ней бабло. Считать до пятидесяти хоть один из твоих вундеркиндов умеет? Пусть отсчитает пятьдесят тысяч евро и притащит. Это все, или мне еще на гвинейские кины их поменять?

За столиками установилась тишина. Хорошая, такая, тишина, какая бывает в цирке перед смертельным номером. Потом босс, не отводя взгляда от Антона, мотнул головой, и морды вышли. Сразу обе. Видимо, и вправду, со взаимным доверием в его команде было не очень. До их возвращения босс не проронил ни слова, даже не шевельнулся. Антон тоже не горел желанием общаться. Он пил растворимый кофе из огромной красной кружки и жалел, что не может отполировать это дело жареным пирожком с капустой. Типа, ужин миллионера. Впрочем, у босса и так челюсть лежала на столе, так что бог с ним, с пирожком, побережем желудок...

Бандерлоги явились ровно через три минуты. Надо полагать, деньги считали. Выглядели они встревоженными, но, увидев, что за время их вынужденного отсутствия с охраняемым телом ничего не случилось, заметно расслабились.

– Занятный ты парень, Антон, – босс впервые позволил себе намек на улыбку, – всегда так кошельки бросаешь?

– Бывает, бросаю, – подтвердил тот.

– Понтуешь, или...

– Понтую, – заверил Антон, – деньги – мусор, и не в них счастье, отец.

При всей своей банальности и заезженности, эта фраза прозвучала неожиданно так искренне и убедительно, что босс поежился. И одарил Антона еще более пристальным взглядом сощуренных глаз.

– Ты на самом деле так думаешь?

– Я не думаю, я знаю. Увы, отец, – Тоха-Звероящер развел руками, – во многом знании, много... сам знаешь чего, не мне тебя учить.

Он выпрямился, откинулся на спинку пластикового кресла и вперил взгляд в телевизор.

"Антон Бакшаров предприимчивостью и фантазией отличался с детства, – вещал, меж тем, ко всему равнодушный ящик, – еще в школе, как вспоминают учителя и одноклассники беглого директора, он организовал общество..."

"...которое называлось: "Лига Птеродактилей". Главными "Птеродактилями" считались он сам и двое его одноклассников – Максим Чернов и Лера Уфимцева. На счету лиги такие "подвиги", как срыв уроков, пропажа классных журналов, порча школьного имущества. Школьные друзья Антона вспоминают, что для того, чтобы вступить в "лигу" необходимо было заплатить "членский взнос", то есть совершить поступок, который главные "Птеродактили" сочли бы достойным. Один мальчик, жаждущий, во что бы то ни стало приобщиться к "избранным" решил пройти по карнизу школы на уровне третьего этажа. Ребенок погиб. После этого чрезвычайного происшествия "птеродактилями" занялись милиция и родительский комитет. Компания была расформирована по разным классам, а Антона вообще перевели в другую школу..."

Эту передачу, посвященную нашему главному "кассовому" врагу я слушала вполуха, скорее, по привычке. По той же привычке писала ее на DVD. Я была уверена, что мои дни в "Алексе" сочтены, жалела об этом, где еще будут платить такие бабки, да еще за любимую работу... да не в этом, в сущности, дело. Похоже, впервые я так близко подошла к разгадке множества мелких и крупных неясностей, которые сопровождали мою жизнь с самого рождения. Например, почему, когда я спрашивала, кто моя бабушка, мне показывали только одну фотографию, Лики Васильевны Сторожевой, мамы моего отца. Моя собственная мать, видимо, была слеплена из глины... Или прилетела со звезд. Между прочим, после фильма: "Моя мать – инопланетянка" я довольно долго думала, что какая-то сермяжная правда во всем этом есть. Лейла, так ее звали, снимала жесточайший приступ мигрени прикосновением руки, могла успокоить и приручить любую, даже самую злобную цепную собаку, а однажды, в лесу, спокойно и уверенно поладила с самкой кабана, которая вывела на прогулку семерых пестрых поросят. Она совершенно не боялась ездить автостопом и ходить ночью одна по темным улицам. Она вообще ничего не боялась. Но стоило завести об этом разговор, даже в шутку, как она бледнела, сжимала губы, бросала несколько односложных скупых фраз и под любым предлогом уходила к себе.

Став старше, я начала замечать не в меру пристальный взгляд ее черных, удлиненных глаз. Она что-то искала во мне. А, найдя, очень расстраивалась. Просто до слез. Спустя некоторое время я поняла – маму радует мое сходство с отцом. И, одновременно, жестоко печалят обнаруженные у дочери свои собственные черты.

А потом... потом много чего было и хорошего и разного. Хорошего, впрочем, больше.

– Молодец, парень, – Галочка, закончив возиться в кухне, плюхнулась на диван рядом со мной, – миллионер в двадцать шесть лет! Говорят, у него настоящая, старинная вилла в Ницце.

– Была, – буркнула я, – теперь она за долги пойдет.

– Ну и что? За то он пожил всласть, разве нет?

– Ага... "Таких две жизни за одну, но только полную тревог я поменял бы, если мог".

– Кстати, о демонах, – как все настоящие женщины Галочка была непоследовательна, – тот мужчина, которого мы спасали, он кто?

– Вице-президент банка "Алекса" – ответила я чистую правду.

– Врешь! И играет в переходе? Да неужели у него с деньгами проблемы? В жизни не поверю.

– И правильно сделаешь, – кивнула я.

– Он что, так развлекается? – не поняла Галочка, – а с другой стороны, не наркотики же ему колоть.

– Он даже не курит, – подтвердила я.

– И не женат?

– А вот этого не знаю. Как-то никогда не интересовалась. Но, если хочешь, узнаю. Специально для тебя?

Анкетная база "Алексы" была совершенно недоступна для всяких любопытствующих, даже внутри самой "Алексы". Но нужно же было хотя бы раз использовать по назначению программу, выцыганенную у Кролика. Я ввела ключевые слова: "дата рождения, образование, семейное положение"... и с чистой совестью отправила своего маленького электронного разведчика гулять по сети. А потом открыла новый документ и принялась составлять по форме два заявления: о переводе на прежнее место работы и об увольнении, если первое не прокатит. Не утруждая себя поиском подходящих формулировок, я написала: "не сработалась с новым коллективом и руководством", вывела документ на печать, и позвонила секретарю Влада.

Как ни странно, президент меня ждал. Никуда не укатил. Хотя, может, никаких дел за воротами "Алексы" у него сегодня не было?

Войдя, я, как и в прошлый раз, залюбовалась "небом". Князь терпеливо ждал. И, по-ходу, улыбался.

В кабинете тихо играла музыка. Какое-то радио.

– Кретинская песня, – высказалась я, усаживаясь в кресло.

– Какая? – не понял Влад, – а, Валерии... Почему?

– Сам подумай. "Я лечу словно белое перышко на двух крылышках у судьбы". На обоих крылышках всего одно перышко? А остальные куда делись, ощипали? Или вместо них перепонки? Или это просто такое перышко с крыльями... С кожистыми. Потому что иначе фигня получается, масло масляное.

Влад начал смеяться уже в середине моей речи. В конце он уже полулежал на столе, закрыв лицо руками.

– Вот что значит аналитический ум, – отсмеявшись, сказал он, – Олег тоже все время говорит, что песня дурацкая.

Влад подвинул к себе мои бумаги, сощурился.

– Интересно, если вы с ним так схожи, как же умудрились не сработаться?

– Сцеплению способствуют шероховатости, – ответила я.

– Ох, трудно с тобой. Маргелов тоже плакался...

– Он меня замуж звал, между прочим, – обиженно буркнула я.

– Да знаю, – Влад отчего-то вздохнул, – при других обстоятельствах... оно, бы, может и хорошо. Семья у Алика... В общем, философом он уже стал, справка не нужна. Он тебя любит, – за чем-то сообщил президент.

– Ну и... в чем проблема? – не поняла я, – его жена – родственница губернатора?

– Плевал я на губернатора, – совершенно искренне сказал Влад. И был при этом так печален, словно сама возможность плюнуть на губернатора доставляла ему ни с чем не сравнимое огорчение.

– Тогда почему бы мне не устроить свое личное счастье? Если уж с карьерой я обломалась?

Влад немного помолчал. Я тоже с высказываниями не лезла.

– Пойдем-ка, – сказал он, наконец, – под дерево. Выпьем. Ты как к крепким напиткам относишься?

– А понадобятся именно крепкие? – слегка удивленно уточнила я.

– Мне – да.

– Убиться тапком!

Мы и в самом деле выпили. В самом начале рабочего дня, честную, хотя и очень хорошую водку. Вопреки собственным словам, Влад ограничился символической дозой в 25 грамм, а мне плеснул щедро... И, пока я не выпила, зажмурясь и махом, и не вцепилась зубами в маленький бутерброд с рыбкой и зеленью, рта не открывал.

Наконец он, видимо, счел артподготовку проведенной и достаточной.

– Врать тебе я не хочу, – сказал Влад, – а всей правды сказать пока не могу.

– Хотя бы намекни. Я понятливая.

– Алик из семьи с традициями. Для них развод неприемлем.

– Дичь какая-то, – не поверила я.

– Для тебя, – возразил Влад, – не всегда можно судить по себе. Менталитет у людей разный.

– И что, если Алик пойдет против традиций, они вываляют его в перьях и на шесте вынесут из всех пунктов завещания?

– Примерно так, – кивнул Влад, – и, учти, это – не шутка.

– А если ему плевать?

– А ему и плевать, – подтвердил Влад, – он влюблен как сопливый пацан и света белого не видит.

– Тогда... кому НЕ плевать? – очень тихо и очень спокойно спросила я.

– Ты угадала...

– Я не гадаю, – привычно огрызнулась я. – Так что, мой перевод сюда и совершенно дикий оклад за, в общем-то, рядовую работу – это все лишь для того, чтобы я держалась от него подальше?

Темное бешенство затопило меня с головой и как-то сразу. Только что сидела спокойно, пила водку, рассуждала о несовершенстве жизни. Мгновение спустя уже стою, передо мной маячат огромные темные глаза Влада, а в ушах шум, как от работы реактивного двигателя. А потом мир погас, уже привычно и совсем не страшно.

Я пришла в себя от холодной воды. Она была везде: сверху, снизу, с боку. Вся одежда была мокрой, волосы – мокрущие, а вода все лилась и лилась. Наконец я сообразила открыть глаза. И обнаружила себя в ванной, под холодным душем. А президент банка с недетской силой держал меня под струей, и сам был мокрым по пояс..., а может и ниже, не проверяла.

Заметив, что я открыла глаза, Влад немедленно прекратил экзекуцию и выключил воду.

Черт знает от чего, но настроение у меня резко пошло вверх, захотелось смеяться и куражиться.

– Понял, что деньгами меня не купить, и решил утопить в собственной ванной? А как бы ты от трупа избавился?

– А у меня тут где-то мясорубка имеется, и аквариум с рыбками – хмуро пошутил Влад, – ты бы все-таки завязывала со своей пироманией. И тем более, против меня. Я в таких случаях ставлю защиту рефлекторно. И удержаться могу далеко не всегда. От тебя может горстка пепла остаться...

– Я воскресну, как феникс! – произнесла я нараспев и вскинула руки к потолку. Смех бил из меня фонтаном. Влад тоже не выдержал и улыбнулся в ответ. Потом рассмеялся.

Потом подхватил меня на руки, крепко прижал, вытащил из ванной и закружил по кабинету, так быстро, что звезды в "небе" понеслись галопом.

– А ты когда-нибудь изменял жене?

– Регулярно. Только тс! Это страшная тайна!

– Я никому не скажу, – прошептала я.

– И что я тебе за это буду должен?

– Ничего. Я буду молчать просто так...

Мы сидели на полу, мокрые как мыши, и хохотали так, словно нас щекотали.

– Представляешь, уже второй раз ты приходишь ко мне в кабинет, а потом туда приносят два комплекта одежды... Что люди подумают? – Влад вытер лицо салфеткой, бросил мне пачку, – надо хоть кофе сварить.

– У тебя и кофеварка есть? – изумилась я, – а зачем? Неужели тебе кофе не приносят.

– Да, пока они соберутся, он сто раз остынет. Да и перехочется.

– Ты понимаешь, – спросила я уже после того, как переоделась, и с чашкой кофе снова устроилась в кресле под деревом, – что если бы я действительно любила Алика и хотела за него замуж, ты бы меня не остановил.

– Остановил бы, – спокойно и уверенно ответил Влад, – просто другими средствами.

Я вздрогнула, словно вдоль позвоночника проползла холодная змейка.

– Тайна на тайне. Я тут пыталась понять... еще в самом начале своей карьеры, откуда взялась "Алекса". Девяностые годы... Деньги делали на нефти, газе, лесе... Но среди основателей нет ни одного из олигархов, который бы засветился в распродаже природных богатств родины. Ни одного бывшего партийного функционера, так что версию о золоте партии я тоже отмела... Ни одного "авторитета". "Алекса" вообще не мелькала рядом с откровенной уголовкой. Безупречная репутация. Такое впечатление, ребята, что вы клад нашли.

Влад кивнул:

– Ты почти права. Только клад нашли не мы. А нам выдали гранд на то, чтобы мы этих кладоискателей аккуратно обезвредили и клад изъяли. Желательно – без фатальных последствий для населения России и нескольких сопредельных государств. Этим мы, в общем, и занимаемся. А деньги это всего лишь инструмент. И далеко не единственный. Так что на счет своей работы – ты не права. Она очень важна. – он встал, тремя шагами пересек кабинет, взял мои заявления. Еще раз внимательно просмотрел. Потом порвал пополам и аккуратно положил на край стола.

– С этим мы разобрались, да?

Я невольно кивнула, подчиняясь не столько словам, сколько интонации... ну и еще настроению, куда ж от него.

– И, с понедельника, с самого утра приходишь не сюда, а в "Клен". Ты знаешь, где их корпус?

– Что я там буду делать?

– Учиться, – ответил Влад, – многим полезным вещам. И в первую очередь – держать под контролем свои способности. Иначе кому-нибудь из нас придется тебя убить. Просто, чтобы уцелеть самим.

– А сможете? – вскинулась я.

– Сейчас – да. После обучения... не знаю. До того, как ты случилась в нашей жизни, в "Алексе" у меня соперников не было.

Уже в дверях своего кабинета я столкнулась с Олегом. Он машинально кивнул мне... Все правильно, сегодня еще не виделись. Уже отвернулся, но потом вдруг остановился. И спросил вроде бы нормальным тоном, но ОЧЕНЬ спокойно.

– Влад в порядке?

– Даже не ранен, – ответила я, почти не удивившись. Гений, что с него взять.

– Хорошо, – отметил он и вышел.

Поздно вечером, уже почти ночью, выпал первый снег. Мара, забираясь под одеяло, заметила в окно, что с неба валятся растрепанные хлопья, тихо порадовалась тому, что снег выпал на ночь. Значит, к утру должен был растаять. Но, когда мобильник, поставленный на семь, запел про сердце-магнит, и Мара дисциплинированно открыла глаза, в ее комнате было светло. Слишком светло для обычного ноябрьского утра. Она отдернула занавеску и поняла, что худшие ее опасения вполне оправдались. На сто процентов. На двести! Первый снег сыпал всю ночь и лег на уже слегка промерзшую землю. Зима пришла внезапно. Мара не успела к ней морально подготовиться... Именно, морально. Шубка-то давно висела расчехленная, мама постаралась.

Она ненавидела зиму. Буквально, болела, когда город погружался в сероватую вату, холод и темноту. Но тут ничего нельзя было поделать. Разве только найти чемоданчик с миллионом, бросить все и вечерней лошадью до города-курорта Майами. Там, говорят, вечное лето. А еще есть на свете такие страны как Тунис, Алжир... Там, конечно, зимой идут дожди и холодно. Градусов десять выше нуля... Вот бы там померзнуть!

С утра в институт ноги не несли. Мара вполне осознавала, сколько девчонок просто мечтали оказаться на ее месте. Спали и видели, причем многие даже в ночь накануне рождества. Вуз был престижный, экономики и права, и совсем не дешевый, родители тянули его из последних сил. Проблема была в самой Маре. Точнее, две проблемы: экономика и право. Она терпеть не могла ни то, ни другое. В детстве она мечтала стать врачом. И непременно – на "скорой". Но мамуля, стоило Маре заикнуться о медицинском, встала на дыбы не хуже коня Медного Всадника. Грязь! Кровь! Нервы! Постоянный стресс! Безденежье! И все это – ее дорогой дочке?! Ни за что! Только через ее труп!

Пришлось подчиниться. В конце концов, деньги на учебу давали родители, а кто платит, тот и заказывает музыку.

У подъезда Мара немного задержалась. Сапоги она одела осенние, в глубине души надеясь, что к полудню снег все же растает. Ступать в них по сугробам совсем не хотелось.

Наверное, только поэтому в сером утреннем свете она заметила приклеенное на дверь подъезда объявление:

"Последователи учителя Мукту приглашают желающих обрести духовное совершенство, поднять личный энергетический уровень и укрепить щиты, добиться процветания, личного счастья и внутренней гармонии, а так же избавиться от алкогольной, никотиновой, наркотической, либо другой зависимости. Собрание кружка состоится в 19.00, 12 ноября в помещении клуба "Риф" на улице Некрасова 12."

– Спасатели, – про себя фыркнула Мара, – Чип и Дейл спешат за пивом.

Вспомнилось, как всегда вдруг, что сегодня нужно отдать в канцелярию фотографии. Разумеется, сфотографироваться она забыла. Впрочем, срочная фотография находилась совсем рядом, в магазине. Забежать, щелкнуться, через две минуты все готово, даже не слишком опоздает.

Мара решительно спрыгнула с крыльца, своими непоправимо осенними сапожками прямо в рыхлый снег, и зашагала к магазину.

В срочной фотографии ребята работали веселые. Будка встречала клиентов симпатичным плакатиком: "Если тонкий альбом и плохие фотки – значит паспорт". Чуть ниже, более мелким шрифтом, красовалась надпись: "Не так страшен черт, как его фото 3 х 4". А левее Мара углядела уже знакомое объявление последователей учителя Мукту.

Настроение окончательно испортилось.

– Как вы позволяете себе на стену эту пакость лепить, – раздраженно сказала она, усаживаясь на жесткий стул перед цифровой камерой. Девушка-фотограф безразлично пожала плечами:

– Это не моя стена, а хозяйка разрешила. Сядьте прямо. Подбородок чуть ниже, а то у вас глаза под образа...

– А хозяйка что, из тех, кто у цыган мед покупает?

– Не шевелитесь, не моргайте... Все, можете расплачиваться. Не знаю, вроде нет. Она умная женщина. Учитель Мукту у нее внука вылечил.

– Еще скажите, что у внука был паралич! – недоверчиво и раздраженно проговорила Мара, роясь в кошельке.

– Да нет. Все лишь хронический бронхит. Тоже мало радости для маленького мальчика. Врачи только прогревания назначали, ну и лекарства при обострении. Все равно ничего не помогало, мальчик все время кашлял. Мы в прошлом году, наверное, полгода сами работали, хозяйка постоянно то по больницам, то по санаториям, то по аптекам. А учитель Мукту только один раз посмотрел на ребенка – и все. Сейчас пацан в садик ходит. Хозяйка говорит, даже насморка нет.

– Не верю, – Мара сердито запихнула фотографии в сумку и, запахнув куртку, процокала каблучками к выходу, – все равно не верю. Вот если этот Мукту посреди зимы лето утроит... Тогда может быть...

– Девушка, – позвал негромкий голос. Она как-то сразу поняла, что обращаются именно к ней. И одновременно ощутила острое нежелание оборачиваться. Сделав вид, что не расслышала, Мара взялась за ручку двери.

– Девушка, – повторил голос, – а зачем вам посреди зимы – лето?

По-ходу, порадовать Галочку мне была не судьба. Олег оказался не только давно женатым, но и счастливым отцом двоих детей. И, раз уж судьба подкинула мне секретные материалы, я зарылась в них, как крот.

Любопытсвенные вещи начали обнаруживаться сразу. Высший эшелон "Алексы", практически весь, был повязан семейными узами. Больше того, лишь у двоих я обнаружила по одному ребенку – у самого Влада и одного из молодоженов, вступивших в законный брак всего год назад. Количество отпрысков в других семьях варьировалось от двух до пяти. Даже Алка, тощая, как жердь... пардон, стройная, как кипарис, оказалась матерью аж троих оболтусов школьного возраста. Спятить можно! Когда же она успевала работать?

С одной стороны, ничего странного в этом не было. Люди с уровнем дохода выше среднего могут себе позволить вырастить и воспитать столько наследников, сколько собственные нервы выдержат. С другой... Приращивать население большинство сотрудников банка начали еще в те времена, когда никто не слышал об "Алексе".

Ну, ладно. Чего в жизни не бывает. Возможно, у отдела кадров есть секретная директива брать на работу преимущественно людей семейных и многодетных. Может, по каким-нибудь исследованиям, количество детей как-то влияет на отношение к работе. Непонятно, как я в эту компанию попала, но коль скоро есть правило, исключения тоже должны быть.

Вторая странность – никто... НИКТО ВООБЩЕ из всего руководящего звена "Алексы" не был местным. В Белоозерск всех принесло из каких-то далеких мест, география России и сопредельных государств была представлена почти полностью. Включая дальневосточную станцию Ерофей Павлович.

Кстати, сам Влад был родом из Москвы.

На третью странность я наткнулась почти случайно, и вполне могла бы остаться в счастливом неведении, но судьба, кажется, решила, что в последнее время я много удивляюсь и мало думаю. Она была права.

Анкеты располагались не по порядку.

Во всяком случае, не по алфавитному порядку.

Если бы это была картонная папочка на завязочках, или даже современный пластиковый скоросшиватель, я бы, может, и не удивлялась. Мало ли у кого какой бардак в секретных документах. Но беспорядок в файлах, которые раскладывает компьютер?! Это было за пределами даже моего представления о реальном, которое за последнее время существенно расширилось.

И поэтому я сделала единственно возможный вывод: бардака не было, был порядок. Просто какой-то другой порядок. И я, прорасти трава на брюхе, его установлю!

Для начала – проверить, это чисто кадровая аномалия, или в других местах фамилии сотрудников расположены так же хитро. Например, в ведомости на зарплату... Но в бухгалтерские файлы я не полезу. В случае чего будет просто не отмыться. Да и не нужна мне ведомость на зарплату. Хватит табеля учета рабочего времени...

Ох, предупреждал меня Кролик, чтобы я этого не делала. Предупреждал! А Кролик зря не предупреждает. Но другого-то выхода нет!

Нет ничего легче, чем уговорить того, кто очень хочет, чтобы его уговорили. Тем более, если этот кто-то – ты сам. Но охотничий азарт еще не окончательно забил мне мозги. На ночь я "качалку" Кролика ставить все же не стала. Воткну завтра утром. Подумаешь, всего день простоять, да ночь продержаться.

Снег повалил снова. Казалось, здешняя природа вознамерилась разом, в один день выполнить норму по осадкам. Сквозь стекло витрины наблюдать за миром, исчезающим в снежной круговерти, было даже забавно. В кафе, теплом и не по-зимнему уютном, горели лишь две оранжевые лампы, под самым потолком, и четыре бра у столиков. Медового цвета шторы с горчичными кистями были наполовину задернуты. Посетителей, кроме них, не было вообще.

– Меня зовут Рустам.

Вот уж не подумала бы! Мара даже моргнула от удивления. Русые волосы, правда, не есенинский чуб, цивильная короткая стрижка, светлая кожа. Глаза серо-голубые... или просто серые, при таком свете не разберешь. В чертах лица ничего "кавказского", уж скорее новый знакомый был похож на поляка. Словом, типично славянская внешность. Лет ему было, как навскидку определила Мара, что-то около тридцати. Словом, совсем не ее "экологическая ниша". Попробуй ее тридцатилетний сосед так вот подойти и пригласить Мару "на чашечку кофе", она бы лишь плечами пожала. А, может быть, и нагрубила.

Но – не пожала и не нагрубила почему-то. Решила, что и экономика и право как-нибудь переживут этот день без нее.

– Тамара, – представилась она.

– Для друзей просто Мара. Но я пока еще ничем не доказал, что друг, – улыбнулся Рустам.

Она мгновенно перепугалась:

– Откуда вы?.. Кто вы?

– Сотрудник Моссада. А по совместительству – местный маньяк. Кстати, мы же договорились – на "ты", – перебил он.

– Как ты узнал мое домашнее имя? – Мара испытующе уставилась на него, всем своим видом демонстрируя, что пытаться ее обманывать – дело зряшнее.

– Ты мне сказала. Откуда еще я мог его узнать?

– В прошлой жизни? – Мара подозрительно сощурилась.

– Сейчас. Люди говорят друг другу гораздо больше, чем кажется им самим. Нужно только услышать. Слова. Интонацию.

На овальном, слегка подкрашенном и очень симпатичном лице отразилось сомнение. И одновременно... Он поймал ее мысль как мячик для пинг-понга.

– Учить этому не нужно. Все зависит не от умения, а от желания. Ну и от мужества, разумеется.

– От мужества, – не поняла Мара.

– Иногда нужно очень много мужества, чтобы слышать то, что есть, а не то, что хочешь, – пояснил Рустам.

– Ты читаешь мысли? – предположила Мара. Рустам качнул головой, улыбаясь ей одними глазами.

– Сомневаюсь, что это возможно. И очень сомневаюсь, что это вообще нужно. Мысли человеческие это эфирный пар. Они редко воплощаются в дела. Другое дело – чувства. Они почти всегда предопределяют поступки. Но чтобы быть в курсе чувств другого человека, совсем не обязательно лезть ему в голову. Нужно просто смотреть внимательно. И хотеть видеть то, что есть. А не то, что хочется.

– Ты из этих... сектантов? – догадалась Мара, – последователей учителя Муфта?

– Ну да, конечно, – кивнул Рустам, – они повсюду. Мы все – в матрице.

Мара наконец рассмеялась. И потянулась к капуччино, который здесь и впрямь готовили великолепно.

– Я впервые прогуляла институт, – призналась она, отчего-то не испытывая ни малейшего смущения.

– Ну и как ощущения?

– Отлично!

– Не любишь свою будущую специальность?

Мара уже не удивлялась. Новый знакомый обладал проницательностью поистине сверхъестественной, но отчего-то чувствовать себя под рентгеновским аппаратом было... приятно. Наверно, потому, что это был очень доброжелательный рентген.

– Кому сейчас нужны юристы с экономическим уклоном? Все рабочие места заполнены, кризис перепроизводства! Вряд ли я найду хорошее место...

– Тем более, что было бы обидно потратить свою единственную и неповторимую жизнь всего лишь на поиски "хорошего места" – в тон ей произнес Рустам.

– Я всю жизнь мечтала спасать людей, – неожиданно выпалила Мара.

– Опасное желание, – Рустам вдруг сделался очень серьезным, наклонился вперед. Мара подумала, если он возьмет ее за руку, что делать? Или ничего не делать? Но за руку он ее не взял...

– Почему – опасное? – опомнилась Мара.

Новый знакомый приблизил к ней свое лицо, совсем рядом оказались глаза: темно-серые, как она отчетливо разглядела. И заговорил: тихо, спокойно, убедительно.

– Потому что мы живем в мире, построенном на принципах бинарной логики. Для того, чтобы он существовал, все действующие силы должны уравновешивать друг друга. Летнее тепло и зимний холод, темнота ночи и солнечный свет... Верующий человек сказал бы: Бог и дьявол. И в безопасности мы только на терминале. Границе, разделяющей две противоположности. Мы в безопасности, пока живем для себя, решаем за себя, любим или ненавидим только себя. Как только мы делаем шаг, безразлично, к богу или к дьяволу, просто шаг с терминала – мы становимся на одну из сторон. И другая немедленно наносит удар.

Мара хотела отшатнуться. Разговор вдруг перестал ей нравится. Да и сам новый знакомый из умного и интересного собеседника превратился в... то ли вестника апокалипсиса, то ли просто психа. Но что-то ее удержало. Может быть, то, что в лице Рустама не было ни малейших следов безумия.

– Смотри, – приказал он. Она подчинилась. Кажется, у нее не оставалось выбора. Он сжал руку в кулак. Медленно провел над ней другой рукой. И разжал. На ладони лежал небольшой продолговатый камешек с дырочкой. Куриный Бог.

Фокус Мару не впечатлил. В цирке и не такое показывают. Но Рустам сказал:

– Возьми, – и она без слов протянула руку.

Камень лег ей в ладонь и показался неожиданно теплым. Желтая цепочка толстой тяжелой змейкой скользнула следом.

– Носи всегда, даже в душе, – велел он, – когда тебе понадобиться помощь, сожми в кулаке, так крепко, как сможешь. Чтобы почувствовать боль. И подумай обо мне.

– Какая помощь? – растерянно спросила Мара.

– Ну, например, в кино будет не с кем сходить, – Рустам снова откинулся на спинку кресла и легко улыбнулся, – кто знает, может как раз это будет для тебя важнее всего в мире.

– Его можно использовать только раз?

– Да нет. Он многоразовый. Пока я жив... буду тебя беречь.

– Пока ты жив? – испугалась Мара.

– Ну, я то давно ушел с терминала, – Рустам пожал плечами.

– По законам жанра тебе теперь полагается сделать загадочное лицо и растаять в воздухе, – пробормотала Мара.

– Загадочное лицо – не проблема. А вот в воздухе растаять – извини, не получится. Не умею, – сказал Рустам. И с неудовольствием подумал, что, похоже, начал врать. А значит, встречу пора сворачивать. Тем более, что боевую задачу он вполне успешно выполнил, девочка "помечена". Так что можно прощаться и уходить.

Запустить "крокодила" я не успела. Мою руку перехватила другая рука. Узкая, сухая и очень сильная. Я как-то мгновенно поняла, что дергаться бесполезно. Раньше, чем обернулась и увидела, кто меня ущучил.

Это был не один из секкьюрити. И даже не "Клен".

За спиной стоял Олег, собственной персоной. И смотрел на меня пристально и бесстрастно, как на редкий экземпляр таракана.

– Я думала, ты давно ушел домой, – пробормотала я.

– Я хотел, чтобы ты так думала, – кивнул он и, утопив кнопку громкой связи на аппарате, коротко сказал:

– Зайди.

За окном медленно утопали в чернильной тьме городские окраины. Фонари тут были только наши, "фирменные", и, понятно, у самой земли. А муниципального освещения, луны и компании, не разглядеть за плотными густыми тучами.

Настроение под-стать. Я даже не испугалась, мне было мутно и тоскливо.

– Олег, я...

– Помолчи пока, – пресек он. И я заткнулась. А что мне еще оставалось?

Через три минуты тягостной тишины появился сам князь Влад собственной персоной. Я уже не удивлялась.

Он подошел к столу, аккуратно взял флэшку. Переглянулся с Олегом. И только после этого соизволил заметить меня.

Мне приказали молчать, и я молчала. Смотрела в пол.

– Объяснения твои нам не нужны, – тяжело сказал Влад, – тем более, что мы вполне догадываемся, что услышим. И я, и, тем более, Олег, за все время работы здесь таких объяснений наслушались предостаточно. А расклад у нас такой: ты рассказываешь подробно, кто, когда, с какой целью тебя нанял. И – катишься на все четыре стороны, живая и невредимая. Либо ты изображаешь из себя Бонивура...

– И тогда вы вдвоем тащите меня в подвал и подвешиваете к потолку? – хмуро спросила я.

– Зачем? Мы просто звоним и вызываем Аллу.