Текст книги "ПП. Благие намерения (СИ)"
Автор книги: Татьяна Линько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Глава 8. «У всех бывают такие дни»
Следующий день ознаменовался худшим похмельем в моей жизни. Проснуться от пищащего будильника, в обнимку с унитазом и с ощущением, что голова вот-вот воспламенится и соскочит с шеи – такой букет подкосит кого угодно, и даже чистка зубов уподобилась гладиаторскому бою с собственным телом. Когда я на дрожащих ногах покинула ванную, даже вид аккуратно спеленатого Ерша не смог меня порадовать. Кажется, оборотень забыл об особенностях моей кровати и теперь обреченно дрых на полу в коконе из простыней в веселенькую ромашку. Вот это я понимаю – карма, но на злорадство сейчас нет ни сил, ни времени, нужно добраться до лаборатории.
Двадцать минут спустя я, отчасти вернувшись к жизни, почти ласково размотала Ерша, реанимировала собрата по похмелью теми же зельями, что употребила сама, и надолго оккупировала ванную. Будильник прозвенел в полдень, так что времени до встречи с однокурсниками было предостаточно, но легкое чувство беспомощности и неправильности глодало меня уже сейчас. Переход «с корабля на бал» – точнее, с бала на пересдачу – оказался болезненнее, чем я предполагала, как будто после легкого ситцевого платья влезаешь в тесные джинсы. Понадобится некоторое время, прежде чем контраст между настоящей и «мирской» жизнью перестанет вгонять меня в состояние легкого кризиса. Но вернемся к насущному – есть проблема, которую нужно решать. Кистецкий.
Наш план – отстой. Гарантий – никаких.
Где же ты, злобный гений моего сознания? Приди ко мне, приди и победи! Ой, блин, пить – плохо, особенно этот чертов друидский натурпродукт…
Опа! Мозг встряхнулся и встал в боевую стойку. А что если… Конечно, попахивает членовредительством, но мысль не так уж и плоха. Нужно очень аккуратно рассчитать пропорции… но как воплотить? Одна я такое не проверну. Нужен сообщник. Ребята отпадают по очевидным причинам. Тетушкам говорить нельзя, срежут на подлете. Кто же…
Уна!
Но идее припахать подругу к коварному плану не суждено было сбыться. С помощью следящего зеркала я вызвала светлый образ девушки и тут же устыдилась себя, увидев рядом с ней не менее светлый образ валькирида Альрика. Отпадает.
Мыши и Нафиус заложат меня тетушкам, не моргнув и глазом.
Диего? Хм… нет. Точно нет.
Остается… Ерш. Но за ним «хвост». А что, если… Нужно хорошенько все обдумать. Полчаса, не больше. Я влезла в джинсы и ярко-голубой свитер, посмотрела в зеркало и непроизвольно перекрестилась. Придется надеть очки, таких красных глаз я не видела даже у заядлых торчков. На выходе из ванной меня поджидал мрачный, как кладбищенская ворона, Ерш, смерил укоризненным взглядом и молча занял освобожденную территорию. Мы вообще с момента пробуждения не перекинулись и словом, лично я боялась, что от одного единственного звука голосовые связки ссохнутся и треснут, а он чего? Может, из-за вчерашнего? А что я такого сказала?
Ерш вышел из ванной, на ходу расчесывая волосы моей расческой.
– Обиделся, что ли? – прямо спросила я, причем почти без хрипа.
– Нет, – удивился оборотень.
– А чего молчал тогда?
– Перегар.
Вспомнилась сила собственного выхлопа. Фу.
– Я точно ничего такого не ляпнула? – со стандартной женской въедливостью уточнила я.
– Я же сказал – нет.
– Тогда у меня к тебе большая-большая просьба. Посодействуешь акту праведной мести?
Парень внимательно выслушал изложение ситуации и мой план – или просто молча залип, уткнувшись взглядом в лягушачью ширму. Потом почесал нос и честно ответил:
– План – полная хрень.
– Знаю. Поможешь?
– А «хвост»? А тетки?
– Разберемся.
– По-моему, ты сильно рискуешь. Мне это не нравится.
– Фиг с тобой, оставайся дома, – обиделась я, – Сама справлюсь.
– Не справишься, – припечатал оборотень, – Даже вдвоем – одни «если» и «вдруг».
– Повторяю – можешь не участвовать.
– Такого я не говорил, – Ерш надел свои монструозные ботинки и потянулся за курткой, – что я за мужчина, раз брошу даму в беде? Но если нас поймают, я все свалю на тебя.
– Договорились, – мы торжественно пожали друг другу руки и приступили к выполнению плана под кодовым названием «Хана козлам!».
Для начала плотно позавтракали, непроизвольно дергаясь от любого шороха – делать гадости натощак и вредно, и неэффективно, затем оккупировали лабораторию, где я провела нужные расчеты с помощью таблиц Монга и человеческого коэффициента, пока Ерш искал нужные нам зелья и декокты. Потом наступила ответственная фаза маскировки оборотня. Я внимательно изучила противопоказания, обрызгала парня отваром полыни в качестве стабилизирующего элемента, дабы два других зелья не «передрались» и не превратили бедного добровольца в загадочную крокозябру, и при этом не забывала комментировать свои действия:
– Так, теперь Odeur Faux[40]40
Ложный запах (фр.)Меняет естественный запах объекта.
[Закрыть]… Стоп, ты какой взял? Это Кumquat, а нужен Tabula Rasa[41]41
Чистый лист (лат.)Убирает естественный запах объекта.
[Закрыть]! Что значит «какая разница»? Хочешь пахнуть, как кладбище цитрусов? Да нам не перебивать запах нужно, а прятать! Да не будет у тебя аллергии! Теперь «Пустое место»[42]42
Невидимость как таковую не вызывает, но напрочь отклоняет любое внимание, при этом оберегая объект от столкновения с другими объектами.
[Закрыть]… Нет, там брызгать не нужно. Да не щиплется оно! Надоел, делай сам!
Пока надоедливый оборотень обрабатывался, я наполнила два крошечных пульверизатора тем, что нам еще понадобится, еще раз переделала расчеты, нюхнула порошка «Inu»[43]43
Собака (яп.) Во много раз усиливает восприимчивость в запахам.
[Закрыть], закрыла глаза и проверила действие Tabula Rasa. Работает. Да и зрительно сосредоточиться на Ерше оказалось очень сложно – при том, что зелье варила и наносила я сама! Отлично выполнено!
Мы вышли из дома в начале третьего, так никого и не потревожив, и окунулись в самый разгар рабочего дня в Одессе. Ночной снегопад по-новогоднему украсил улицы города, и по пути нам то и дело попадались ошалевшие от радости стайки детишек, наскоро слепленные снеговики разной степени упоротости и следы широких полозьев на заснеженных крышах автомобилей. В преддверии Нового Года народ безостановочно сновал туда-сюда, и если меня то и дело ненароком задевали, то Ерш скользил сквозь поток людей, как привидение, то и дело выдергивая меня из-под чьих-то ног.
До университета добрались на автобусе и без приключений. Серая громада учебного заведения казалась необычно тихой сегодня, когда почти все пересдачи закончились еще утром, и свет горел только в трех окнах – в деканате, бухгалтерии и в кабинете 226. В светлом квадрате то и дело показывался силуэт Кистецкого. Я незаметно указала Ершу на нужное окно и лишь краем глаза заметила, как смутная тень проскользнула через парадный вход, у которого уже сгрудилась могучая кучка адептов романо-германской филологии. Меня поприветствовали довольно вяло – Яся нервно курила, не выпуская руку Вишневской, Лешак и Борзина в последний раз проверяли аппаратуру, спрятавшись от глаз подлого препода под широким козырьком, Леня же пытался развеселить девчонок, воспринимая ситуацию как удар по его маленькому уютному платоническому гарему. Я – без комментариев.
– Есть одна идея, – сказала я, вызвав легкий всплеск интереса, – Только ничего не спрашивайте, не уверена, что сработает. Если поймают, вам лучше ни о чем не знать, поэтому действуйте, как мы планировали. Если через пятнадцать минут после начала не подам знак – выбиваем дверь и рвем когти. Примитивно, как амеба.
– Помощь нужна? – деловито спросила Яся, щелчком отбрасывая окурок.
– Нет, – ответила я и потерла замерзшие уши, – Лучше сами не попадитесь.
Леня посмотрел на часы.
– Пора, – и наша воинственная группа двинулась по коридорам навстречу общим неприятностям. Я чувствовала себя, как героиня фильма «Миссия невыполнима», и это совершенно не радовало.
14–57. Занимаем позиции. Вишневская – перед дверью в кабинет 226, Ерш рядом с ней, абсолютно никем не замеченный, остальные филологи – этажом ниже, в кабинете 116, открывают окно и устанавливают с помощью селфи-штатива крошечную камеру на нужную раму. Процедура требует нешуточной акробатической подготовки. Спонсор техподдержки – новый папик Борзиной.
Я стою под дверью в деканат в другом конце корпуса на первом этаже и молюсь.
15–00. Танюша заходит в кабинет. Операция начинается.
Я решительно стучусь, просовываю голову в деканат, благодарю всех богов оптом и спрашиваю:
– Извините, Алиса Васильевна, у вас наш журнал не потерялся?
Замдекана Соломит – типичная «очкастая мышь» из тех, кто хронически ночует на работе – отрывает голову от ведомостей, нервно поправляет цепочку на тощей бледной шее и тоненьким голоском отвечает:
– Его Борис Леонидович забрал, на пересдачу.
– Ой! Спасибо, а то нам нужно кое-что перепроверить…
Впрочем, уже можно ничего не говорить – Соломит теряет ко мне интерес и снова уходит в ведомственный транс, не мешая незаметно разбрызгивать жидкость из припрятанного в ладони пульверизатора. Я тихонько закрываю дверь, сажусь на пол в позу лотоса и изо всех сил представляю, как молекулы редкого и исключительно дорогого декокта «Voice»[44]44
Декокт навязчивого желания, в быту зовется «голос в моей голове» или «шизофренд». Годится только для несерьезных воздействий
[Закрыть] перегруппировываются и летят к замдекана. В похмельной голове гулко бухает чугунный шарик боли – есть контакт. Мамочки, это вам не чесоточный порошок по воздуху гонять, тут думать надо. А что нам надо думать?
«Этот Кистецкий потерял всякий стыд, – транслировала я, шипя от боли, – Почему я должна заниматься его ведомостями? Как он смеет относиться ко мне, словно я его служанка?! При всех называет меня мымрой, еще и заперся сейчас с этой бедной девочкой… А вдруг слухи – правда? Нет, он просто мерзавец! Я пойду и выскажу ему все прямо сейчас!».
Секунды тянутся мучительно медленно, а упрямая замдекана все еще противится моей воле. Если бы очкастая грымза слушала хоть кого-то, кроме себя, я бы просто с ней поговорила, но жизнь – боль. Как голова-то болит, кстати… Но я продолжаю сыпать семена на хорошо удобренное ненавистью и презрением сознание. Ни с кем другим у меня просто не получится, значит, это будешь…
Ты!
Последним отчаянным усилием я наконец-то сталкиваю этот камень в пропасть. Из носа на ярко-голубой свитер капает кровь, а Соломит встает из-за стола и решительно выходит из деканата. Я едва успеваю отскочить в сторону, когда очкастая фурия проносится мимо меня, яростно бормоча ругательства. Ну, Ерш, не подведи – я достаю из кармана крошечного медного скарабея и сжимаю ему брюшко, подавая сигнал его брату-близнецу в кармане оборотня, а затем на всех парах мчусь
за Соломит. На полпути до нас доносится истошное ржание и испуганный крик Вишневской, и до кабинета 226 мы практически летим, а когда заветная дверь распахивается под напором замдекана, нам предстает зрелище, которое отныне останется одним из лучших воспоминаний всех присутствующих – и в то же время одним из худших.
Абсолютно голый Кистецкий с невероятной для своих объемов грацией скакал по партам, нечленораздельно ржал и с наслаждением поедал старую половую тряпку, а перепуганная Танюша метнулась к нам из дальнего угла кабинета.
– Слава Богу, вы здесь! – надрывно всхлипнула она в область нагрудного кармана Соломит, ни капли не играя, – Он сошел с ума, кошмар какой-то!
Замдекана вдруг улыбнулась – так, наверное, улыбаются нильские крокодилы – неловко погладила Вишневскую по голове и с видимым наслаждением набрала на мобильном телефоне номер скорой психиатрической службы под аккомпанемент громкого топота. Филологи с камерой добрались до нас секунд через пятнадцать, порадовав совершенно обалдевшим видом и видеорядом исключительно хорошего качества. Серая тень оборотня выскользнула из кабинета, по дороге довольно кивнув мне.
Занавес.
* * *
Через час мы с Ершем шли по Успенской, презрев толкотню и давку общественного транспорта. Небо стремительно серело, меня слегка покачивало, а в том, что осталось от мозга, флегматично дрейфовал сгусток лавы размером с кулак, еще и свитер загубила… Но оно того стоило!
– Все-таки филологи – страшные люди, – голос оборотня доносился до меня, как сквозь туман, – Даже в СлавМАке народу хватает мозгов не издеваться над преподами, а потом этот филиал ГЕСТАПО в вашем исполнении… Вроде допрашивали тебя, а вспотел я.
Когда странно улыбчивая Соломит надежно заперла Кистецкого в кабинете до приезда скорой, почему-то воздержавшись от расспросов, а запись происшествия перекочевала на компьютер декана (опять-таки идея зама!), моя родная и любимая группа вместо того, чтобы искренне радоваться такой удачной развязке, устроила мне расстрел однообразными вопросами, весь смысл которых сводился к емкому «Каким хреном?…». Я чести мундира не посрамила, загадочно закатывала глазки, надувала губки и раз за разом повторяла хрестоматийное «Волшебники не раскрывают своих секретов!» и «Так получилось – невероятное совпадение!» – короче, строила блаженную, пока моим экзекуторам не надоело издеваться, и радость от успешно завершенного дела не отодвинула жажду знаний на второй план. В итоге удалось вырваться без больших потерь, хотя одногруппники и обещали устроить «темную» засранке, которая даже не хочет отпраздновать победу в кругу друзей. Я просто сняла очки, чтобы показать, что «засранка» уже напраздновалась.
– Это тяжело? – вдруг спросил Ерш, – Совмещать?
– Не очень, – подумав, ответила я, – По принципу «разделяй и властвуй», с упором на «разделяй». Они хорошие, очень хорошие, но живут в совершенно другом мире, и, кроме учебы, у нас нет ничего общего. Зачем спрашиваешь?
– Да так, – тень пожала плечами, и куртка издала характерный кожаный звук, – Никогда не учился с людьми, вот и интересно.
Я промолчала. Наверное, будь Фортуна чуть благосклоннее, я могла бы сказать то же самое.
– Тетушкам расскажешь? – спросил оборотень.
– Нет, – отрезала я.
– Однозначно криминал?
– Да не в этом дело… Кистецкий их не волнует, а вот тебя вытаскивать из дома не стоило. Мало ли что.
Ну вот кто меня за язык тянул? Мой кишечник-ясновидец?
– Да ладно, – Ерш беззаботно взмахнул руками, разминая плечи, – Хоть проветрился немного…
Аккуратно выстроенная маскировка из зелий треснула и осыпалась осколками дыма, во всей красе являя оборотня миру. Быть не может, я так не ошибаюсь! Мы резко остановились, оглядываясь по сторонам, оборотень изо всех сил вдохнул морозный воздух и молча задвинул меня за спину. От страха я вся покрылась пупырышками, но впадать в панику не собиралась. Когда под ногами поползли черные линии, воздух посерел и странно загустел, а пространство исказилось гранями Черного Граната[45]45
Пузырь параллельного подпространства. Все, что происходит в нем, никак не отражается на человеческом мире.
[Закрыть]примерно пятнадцати метров в диаметре, я запустила руку в карман и вынула связку ключей с облезлым брелком в виде бейсбольной биты. Кто-то сильно потратился, чтобы замочить нас, не привлекая внимания. Желудок скрутило, но несколько глубоких вдохов-выдохов поправили положение.
– Сколько? – тихо спросила я, откручивая брелок.
– Шестеро, – ответил Ерш и сбросил куртку, – Прямо сейчас не помешала бы помощь. Какие-нибудь предложения?
– А то, – я дважды хлопнула по связке ключей и уронила ее на землю, – Продержаться пять минут.
Оборотень то ли хохотнул, то ли закашлялся, не отрывая взгляда от силуэтов, медленно и молча приближающихся к нам от края Сферы, трое с его стороны и столько же с моей. Здоровые такие парни с мутными рыбьими глазами. У одного в руке сиял демаскирующий артефакт. Я не успела толком рассмотреть лица, когда все шестеро соскользнули во вторую ипостась, и по земле зашуршали не подошвы, а когти.
Они совершенно не торопились, и я крепко сжала челюсти, чтобы не застучать зубами отнюдь не от холода.
– Не протянем, – сухо и мертво сказал Ерш, – Прости. Не двигайся и не путайся под ногами.
Парень беззвучно превратился и стал прохаживаться вокруг меня. Я хотела сказать, чтобы он так не крутился, а то меня укачивает, но вместо этого продолжала дышать, размяла плечи и запястья и невольно подумала, что Ерш гораздо крупнее и… драконистее, что ли, чем его зомбированные сородичи. А потом на нас напали, без предупредительных выстрелов, грубо и невоспитанно.
Мы, как по команде, пырснули в разные стороны, и группе нападающих пришлось разделиться на две неравные части – четверо наседали на Ерша, а двое помельче неспешно направились ко мне, как к слабому противнику, скаля зубы с омерзительным злорадством. И-ик… Один, играясь, щелкнул зубами возле моей ноги… и полновесная бейсбольная бита с нежностью метеорита врезалась ему в ухо, а второй получил под ребра пинок шипованным берцем.
Ай эм БЕРСЕЕЕЕЕЕРК!!![46]46
Аз есьм воин могучий в исступлении великом, битвой разожженном (англ.). Примерно.
[Закрыть]
– Хоум ран! – вякнула я, чувствуя, как страх отступает под неожиданным напором азарта и взмахнула своим грозным оружием на манер двуручного меча.
Пока его товарищ оглушенно мотал головой, пнутый оборотень цапнул меня за левый локоть, я поднырнула под светло-коричневое мохнатое брюхо и правой рукой крутанула биту, целясь туда, куда всем мальчикам, вне зависимости от биологического вида, целить не стоит. Пес сдавленно хрюкнул и разжал зубы, от болевого шока скатившись в человеческий вид.
– Прямо в яблочко! – обрадовалась я, но тут первый, которого я неосторожно оставила за спиной, очухался и повалил меня на землю, лицом вниз. Я наугад махнула битой, не попала, попробовала еще раз и почувствовала, как безотказное оружие выскальзывает из пальцев и отлетает куда-то в сторону. Пес зарычал и вцепился зубами мне в затылок, явно намереваясь прокусить череп…
– Аай-яй-яй-яй! – завопила я, пытаясь схватить ногтями нос противника. Больно же!
– Ау-уау-уау! – взвыл тот, когда часть его зубов с хрустом раскрошилась об узор татуировки Брони. Оборотень отскочил и замер метрах в трех, стараясь не закрывать окровавленную пасть и с ненавистью наблюдая за мной маленькими черными глазками. Бита лежала у его лап, чуть поодаль с трудом поднимался тот, кому я сократила шансы на вклад в генофонд, не спеша принимать вторую ипостась. Ершу приходилось очень плохо – несмотря на заметное преимущество в скорости, он едва успевал уворачиваться от зубов и когтей, отталкиваясь лапами от границ Граната, шерсть на боках слиплась от крови, а с клыков капала пена. Одним судорожным рывком он схватил ближайшего оборотня за загривок и швырнул в остальных противников, как шар для боулинга. «Кегли» бросились врассыпную, уворачиваясь от визжащего сородича, и возобновили атаку.
А я что?! Где моя бита?!
Моя беззубая Немезида, словно услышав, о чем я думаю, наступила на оружие всем весом. Бита жалобно затрещала.
– Не трожь артефакт, сволочь! – заорала я и вцепилась зубами в мохнатое ухо жертвы любительской стоматологии. Тот взвизгнул и поднялся на задние лапы, пытаясь меня стряхнуть, а я соскочила на землю, потянулась за битой… и здоровенная рука второго вражины схватила меня за шиворот и ткнула лицом прямо в сугроб, а вся остальная тяжесть оборотня обрушилась на мою спину. Мамочка, топят! В смысле, душат! Я замолотила конечностями, но безрезультатно, снег забился в рот и нос, вызывая нестерпимое жжение в носоглотке, нехватка кислорода с каждой секундой становилась все острее, в глазах поплыли желтые круги, лицо горело…
Нечто куда более сильное, чем муки совести, сбросило оборотня с моего позвоночника, и я вскинула голову, с хрипом вдыхая морозный воздух с привкусом крови и мокрой псины. Черный Гранат все так же скрывал от посторонних глаз семерых оборотней, замерших живописной инсталляцией под заклинанием стазиса[47]47
Спросите Пайпер («Зачарованные»)
[Закрыть], одну маленькую недоведьму и двух ну очень похмельных, не накрашенных тетушек с растрепанными со сна волосами. На мисс Плам была кремовая шелковая пижама с трогательными панталончиками до колена и тонкой маечкой, а на Оливии и того меньше – бирюзовая ночная рубашка достаточной длины, чтобы прикрыть то, из чего растут ноги. Обе мрачно восседали на гоночной метле Матильды.
– Даянира!
Появилось желание уподобиться страусу и нырнуть обратно в снег.
– Брюнгильда!
Я вжала голову в плечи, нашарила рукой биту…
– По-Плам!
– Аа-а-а! – заверещала я, закрыв глаза, – Знаю-знаю-знаю-знаю! Все знаю…
– Балда! – мисс Плам соскочила с метлы и заключила дурное дитя в объятья. Ее заметно потряхивало, но не от холода – теплый ветерок безостановочно скользил по ее коже.
– Домашний арест, до самого отъезда, – оттеснила подругу снежно-белая мисс По, погладила меня по голове и тут же брезгливо отдернула руку, – Это еще что?!
Я испуганно коснулась затылка, на пальцах осталась клейкая смесь дурно пахнущей слюны и крови.
– Не моя, – брякнула я, падая на колени от осознания того, что кто-то на самом деле пытался прокусить мне череп с такой силой. А потом все вытеснила одна мысль – что с Ершем? Я с трудом поднялась на ноги и стала осматривать поле боя вместе с тетушками.
Чем ближе мы подходили к Ершу, тем тише становились мысли в моей голове, а когда до цели осталось не больше метра, в ушах звенело от этой тишины. Картина была леденяще… четкой. Нашего оборотня прижали к земле, два пса повисли на передних лапах, третий вцепился ему в холку так, что шея оказалась абсолютно беззащитной под зубами четвертого, и клыки на треть длины вошли в густую коричневую шерсть. Заклинание стазиса обволакивало всех пятерых подрагивающей стеной ветра.
Если у меня еще было время, у Ерша не осталось и доли секунды.
– Дая, тише, – мисс По приобняла меня за плечи, – уже все нормально.
Оказывается, я, как рыба, хватала ртом воздух и судорожно сжимала кулаки так, что мышцы свело судорогой. Когда-то картина Бугро «Данте и Вергилий в Аду» покорила меня своей яростной энергией – теперь я вижу ее вживую, даром что вместо людей звери.
– Нужен лекарь, – шепнула я холодными губами.
– Нельзя, – отрезала мисс По, – Только еще больше засветим, вопросы будут… Сами справимся.
Я закрыла рот и кивнула – она знает, о чем говорит. Однако глупое желание пробежаться до ближайшей больницы никуда не делось.
– Вилли, – позвала Матильда, вроде бы ни на что не намекая, но ее руки уже заметно подрагивали. Стазис – штука очень энергоемкая, и работает далеко не везде.
Оливия склонила голову набок, и Ерша опутала черная сеть, концы которой сомкнулись в кулаке миссмистера. Она нахмурилась, выдохнула и сильно дернула, разом освобождая оборотня из смертельного захвата, его противники так и повалились на снег в идиотских позах. Раненого быстро перебросили на метлу – сиденье от Харлей Дэвидсона при этом раздалось вширь – накрыли останками куртки, и теперь в ход пошли неизвестные мне манипуляции. Мисс Плам перебросила заклинание стазиса на Оливию, приманила несколько капель крови Ерша, выдернула у меня три волоса и стала лепить из воздуха нечто странное. Ветер под ее пальцами загустел, вобрал в себя снег, кровь и волосы и распался на две фигуры, в общих чертах похожие на меня и звериную ипостась оборотня. Две большие круглые тыквы – интересно, откуда сбежали такие креативные колобки? – выкатились из-за угла и запрыгнули на плечи фантомов, те заняли наши места, а Матильда слевитировала нападающих в исходные позиции. Затем нашла в снегу демаскирующий артефакт и с чувством шваркнула об асфальт, а я под шумок умыкнула здоровенный, почти целый клык моей беззубой Немезиды.
– Отходим, – скомандовала мисс Плам и открыла временный проход в Хрустальной сфере, сквозь который мы все и вышли.
– Оливия, это их обманет? – тихо спросила я тетушку. На мой взгляд, разница очевидна, – Мое присутствие не всполошит их хозяина?
– Не нужно недооценивать Плам, – улыбнулась та, – Это для нас они – два чучела огородных, а для врагов – ты и Ерш. А в твоем еще и заклинание – через пять минут и не вспомнят, что был кто-то еще.
Миссмистер дождалась, когда Матильда распылит на нас более сильную вариацию «Пустого места», сняла стазис внутри Сферы, не размораживая при этом Ерша, и вместе с метлой ушла вперед, к дому. Я осталась с мисс Плам.
Дальнейшее, возможно, повредило меня на всю жизнь – то, как озверевшие оборотни рвали на части псевдо-Ерша, как зубы и когти размазывали оранжевые волокна тыквы по земле и разбрасывали во все стороны гроздья крупных светлых семян… как мой противник сначала долго удерживал псевдо-меня «лицом» в сугробе, а затем одним движением кулака раскрошил «голову» фантома на несколько неравных кусков. Сочный хруст. Когда с «нами» было покончено, псы приняли человеческий вид, аккуратно собрали куски «тел» в одну кучу, вместе с заляпанным снегом, обильно полили горючим зельем и подожгли, наблюдая за уничтожением улик с непроницаемым выражением на лицах. Костер догорел, оборотни ногами разбросали пепел по дороге, сняли Сферу и спокойно удалились в сизые сумерки одесских улиц.
– Мы их даже не допросили, – зачем-то сказала я и спрятала нос в воротник куртки.
– А смысл? – резонно ответила Матильда, – Зомбированные намертво, а идти за ними сейчас мы не готовы. Я послала ветер, может, выведут к хозяину… но я бы на это не рассчитывала. Пойдем, кенгуренок, Вилли понадобится наша помощь.
* * *
Оливию и Ерша нашли на кухне, где оборотень успел устроить погром в первые секунды после разморозки. Перевернутый стол валялся в углу, по полу были разбросаны кастрюли, чайник и осколки глиняной посуды, а в покореженной духовке хрипло вопил жар-кот. Сам парень замер неподвижно посреди этого бардака, только грудная клетка неравномерно раздувалась и опадала в такт тяжелому дыханию, а еще его шерсть приобрела странный металлический блеск, и с боков капала густая темная кровь. Оливия спокойно восседала на ящике для сковородок, по-турецки скрестив ноги, и тихим голосом пыталась урезонить больного.
– Ёршик, солнышко, так не пойдет, – ляпнула я первое, что пришло в голову, – Не хулигань.
Да-а, по голове меня, видимо, сильно били. Как ни странно, оборотень замер, тоненько взвыл, вздрогнул всем немаленьким телом и с трудом принял человеческий вид, чтобы ровно через три секунды обессиленно упасть на колени, а три женщины вокруг него, словно по команде, приступили к активным действиям: мисс Плам поспешила в лабораторию за лечебными зельями, бинтами и – на всякий случай – ниткой и иголкой; миссмистер слевитировала на место стол, накрыла его белой скатертью и наполнила горячей водой серебряный таз, попутно достав несколько больших мягких губок и бутылку водки; я же уложила Ерша на стол и, вооружившись ножницами, стала срезать пришедшую полную в негодность одежду. От куртки-непробивайки остались только рукава, свитер и джинсы вообще превратились в лоскуты, все тяжелое, грязное и липкое от крови. Оборотень слабо дергался от боли, но сознание мужественно не терял – а стоило бы, потому что от вида открывшихся ран даже мне стало не по себе. Больше всего пострадали бока и спина, с правой стороны плоть была разорвана так, что на свет выглядывали ребра, а глубокие следы от клыков на руках и ногах вообще не поддавались подсчету. Мы с Оливией перевернули Ерша на живот, прибежавшая Матильда влила ему в рот несколько глотков обезболивающего зелья, потом мы быстро промыли раны…
– Надо лекаря, – решительно заявила я, отхлебывая водку прямо из горлышка[48]48
А вы думали, она тут для дезинфекции?
[Закрыть], – Слишком глубоко, шить надо.
– Не н-надо… лекаря, – вдруг прохрипел Ерш, – Руки, ноги – замотайте, не страшно, остальное… заштопайте, само срастется. Я интровертен[49]49
Психологию в сторону, в магии интровертность – способность применять личный дар к себе, экстравертность – к окружающим. В одном человеке совмещаются редко, особенно среди лекарей – почти все экстраверты.
[Закрыть].
И как-то без споров роль почетного хирурга была отдана мне, потому что обе тетушки, несмотря на жизненный опыт и хроническое бесстрашие, уже сейчас держались только за счет адреналина, гордости и водки, радуя глаз нежно-салатовым цветом лиц. Взамен они вооружились склянками с Plantágo[50]50
Подорожник (лат.) Обеззараживающе-заживляющий декокт для открытых ран. И да, в основе – одноименное растение.
[Закрыть] и стали обрабатывать конечности парня, а я взяла в руки тонкую иголку с белой шелковой нитью и занялась курсами кройки и шитья, ни на что вокруг не отвлекаясь. Время от времени кому-то из тетушек приходилось промывать края ран, иголка скользила в мокрых от крови пальцах, но оборотень лежал абсолютно неподвижно, под действием обезболивающего зелья преисполнившись спокойствия и умиротворения, и меньше чем через час работа была закончена. Я окинула взглядом дело рук своих – не haute couture, зато добротно и крепко. Для гарантии шлепнув на каждый шов Plantágo, мы замотали Ерша с ног до головы в бинты и отнесли ко мне в комнату, отдыхать, затем быстро привели в порядок кухню, переоделись, умылись и без сил свалились в кресла в гостиной третьего этажа, так по дороге никого и не встретив. Очевидно, бал сильно затянулся, и гости отсыпались всласть, даже фамильяры куда-то запропастились, а я… я ждала бурю. И дождалась.
– Домашний арест до самого отъезда, – жестко заявила мисс Плам, поправляя шнуровку темно-малинового корсета, – И после – еще месяц. И повинность Танцующего Шкафа за это время – на тебе.
Мне хватило ума не препираться.
– Чем ты думала, когда потащила его на улицу? – продолжила тетушка, – Мы что, скрываем его здесь просто так, от скуки? И если думаешь, что я не заметила пропажу «шизофренда» и грибной настойки, твои умственные способности меня расстраивают.
Молчу. Стыдно.
– Думаешь, умнее других? При всей моей любви к тебе, сообщаю – это не так.
– Да знаю я! – огрызнулась, не поднимая головы, – Знаю.
– Зачем тогда творишь? – резонно спросила миссмистер.
Больше не повторится, уж точно. Хватило. На всю жизнь.
– Знаем, что за гедзь тебя в задницу укусил – заметила мисс По, – Но, думаю, ни для кого не секрет, что от тебя обычной сейчас мало что осталось. И отчасти мы понимаем – но, пока твои мозги не встанут на место, никакой свободы передвижений и никакого плаванья в горе и хандре. Я достаточно ясно выразилась?
– Да, – прошептала я.
Фиавар. Имя всплыло в памяти, несмотря на строжайший запрет. Осознание потери, пусть ненадолго и отброшенное, вернулось бумерангом, чтобы огреть меня по лбу. Стало очевидным, насколько глубоко въелась эта зараза, раковой опухолью разрастаясь в области здравого смысла и трезвых суждений. С меня хватит! Я с сожалением покинула нагретое кресло и отправилась на кухню, где после непродолжительных поисков разжилась прекрасным топориком для мяса. Оттуда я ураганом пронеслась в «костюмерную», где среди пыльных пиджаков и ремней хранился последний кусочек моей бессмысленной страсти. Когда Фиавар предал меня в первый раз, на священный костер Инквизиции отправилось все – письма, цветы, подарки… Уна с серьезным видом передавала мне эти куски глупой материи, и с каждой новой вспышкой огня хандра отступала, а когда с дурацким ритуалом было покончено, подруга поздравила меня с ремиссией. Однако, если пациент хочет страдать, врачи бессильны, и я оказалась не лучше любого обыкновенного человека. Вот она, моя личная раковая опухоль, которую я хранила на случай возвращения Фиавара – чтобы в момент воссоединения вернуть ему и сказать «Как хорошо, что я верила в нас».
Я сунула руку в потайное отделение бокового шкафа, вынула нечто крупное, аккуратно завернутое в жемчужно-розовый шелк, отнесла добычу к себе в комнату под укоризненными взглядами тетушек, устроилась в позе лотоса возле камина и стала морально готовиться к агрессивной химиотерапии. Сначала в огонь отправилась шелковая упаковка, и глазам открылось чудо эльфийского мастерства – акустическая гитара из дерева Онвин[51]51
Поющее дерево (эльф.) Инструменты из него обладают наилучшим звучанием и почти всегда становятся артефактами. Растет только в эльфийских долинах и отличается баснословной ценой
[Закрыть] с аппликацией из гладко отшлифованных полудрагоценных камней на грифе и тонким рисунком цветков персика на верхней деке. Даже такой профан, как я, не мог не оценить великолепие инструмента, и тем тяжелее было собраться с силами.
