Текст книги "Гоша Каджи и Венец Гекаты (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябова

Соавторы: Игорь Рябов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

Минут через пять после того, как они все же разместились за столами, за золоченой трибуной появился директор школы, возникнув, казалось, прямо из воздуха. С весело-ласковым прищуром молодых и задорных карих глаз он внимательно пробежался взглядом по столам, хмыкнул удовлетворенно в седые усы, а затем просто хлопнул в ладоши. Под потолком, плавно переходящем из утренней синевы в непроглядную черноту звездной ночи, сверкнула яркая вспышка молнии, и по залу пронесся басовитый громовой раскат. Шум и гам мгновенно прекратились, а ученики, успокоившись, разом повернулись к Верд-Бизару довольными лицами. Почти все студенты уважали и любили Этерника, ну, за редким исключением, конечно. В семье ведь не без уродов, находились и такие, кто директора терпеть не могли, считая его шутом гороховым, которому место не в кабинете Игольчатой башни, а в балагане на Старгородской ярмарке. Чтоб им пусто было, этим настоящим волшебникам .

– Ребята, вы сами-то помните, каково вам было в первый раз заходить под эти своды? Страшно ведь до жути. Я вот свой первый день в колдовской школе до сих пор с ужасом вспоминаю. А уж если приснится такой кошмар, так потом до самого утра заснуть не могу.

По залу прокатился дробный недоверчивый смешок, но он тут же смолк, когда Этерник приложил указательный палец к губам, хитро подмигнув ученикам.

– Первокурсники уже стоят за дверью. И многие из них сейчас в сильном страхе за свою дальнейшую судьбу. На какой факультет попадут учиться, как жизнь сложится дальше, найдут ли здесь друзей? Одни сплошные загадки, неразрешимые, пугающие, манящие… Но у нас ведь дружная семья, я надеюсь? Давайте примем малышей так, чтобы все их сомнения мгновенно улетучились раз и навсегда. А сегодняшний день пускай останется в памяти первоклашек одним из самых счастливейших в жизни.

Массивные двери зала легко и плавно раскрылись. Возглавляемые гордо вышагивающей Меридой, первокурсники, построенные парами, робко втянулись за ней под своды зала. Но встреченные громкими аплодисментами, дружелюбными улыбками и даже легким озорным свистом (опять Санчо нарушил дисциплину), они быстро расслабились и заулыбались в ответ, не забывая крутить головами во все стороны, поражаясь ослепительно красивому убранству. Поглядеть здесь было на что.

Вот только Каджи, озабоченный новым резким приступом боли, пропустил мимо глаз и ушей почти всю церемонию распределения. В его памяти лишь отдельными смутными обрывками без начала и конца запечатлелись некоторые моменты. Он, почему-то, хорошо запомнил, что в этот раз Мерида была одета в строгое длинное платье цвета спелой вишни с большим кружевным воротником, раскинувшимся причудливыми белоснежными хитросплетениями у нее по плечам. Да прическа сестры: крупные пепельные кудряшки до плеч, перевязанные на лбу тоненькой розовой ленточкой с алой розой в навершии, – отчетливо отложилась в закрома памяти.

И то, что церемонией распределения в этом году командовала строгая как всегда Бласта Мардер, Гошин декан и учительница заклинаний, тоже осталось. Еще парнишка удивленно приметил, как сильно огорчилась староста Блэзкора Таня Сантас, когда ее младший брат Алексей попал в объятья «каменных медведей», угодив в Стонбир. А уж сам мальчик и вовсе расстроился до слез, которые не смог сдержать.

Не остался без внимания, не смотря на весь туман и муть, плавающие перед глазами, взгляд Своча Батлера, которым он одарил Каджи, специально отыскав его среди блэзкорцев. В серых глазах преподавателя защиты от темных сил сперва проскользнуло ехидное злорадство, сулящее «тесное и дружеское» общение на протяжении всего учебного года. И даже кривая презрительная ухмылка окрасила тонкие губы декана Даркхола. Парнишка ничего другого от учителя и не ждал, а потому не особо и напрягся.

Удивительным было совсем другое. Проткнув Гошу жгучим, полным злобы взглядом едва ли не насквозь, поведение у профессора Батлера тут же резко сменилось. Вместо злобы в глазах еле заметно промелькнула неясной тенью жалость, правда, следом за этим его зрачки в страхе расширились, а рука неловко дернулась, чуть-чуть не расплескав бокал с вином. И Своч поторопился отвести взгляд в сторону, повернувшись к Хитер Джакетс с каким-то вопросом, на который женщина красноречиво ответила, высокомерно пожав плечами. Да еще и небрежно рукой отмахнулась, отстань, дескать, от меня с такими пустяками любезнейший Своч. Твои проблемы – ты и крутись, как хочешь.

В этом году место заезжего факультативного преподавателя досталось Мусе аль Фазону Ревелату, пообещавшему ознакомить всех желающих с азиатскими особенностями колдовства и магии. Особняком этот дряхлый и ветхий старичок с редкими прядями непонятного цвета волос на макушке, завернутый в красивый атласный халат, упомянул о том, что о джиннах он знает почти все, так как сам им является с рождения. Затем он сложил домиком руки около груди, чинно поклонился ученикам и вновь опустился за учительский стол.

Янку, неугомонную любительницу всевозможных факультативов, словно нагрузки от основной учебы не хватает, чтоб тронуться умишком в дальние дали, аж заколбасило от возбуждения. Девчонка попыталась дернуть Каджи за рукав мантии и поделиться своими желаниями. Но парнишка хмуро оборвал ее восторг, даже не дав ему разгореться, как следует:

– И не думай даже, размечталась! Хочешь – одна ходи. Можешь Роба с Анькой попытаться заинтересовать. Они любознательные, возможно в этот раз и согласятся тебе компанию составить. А я уже сыт по горло прошлым факультативом. А особо – Дримой Ловью. Где гарантия, что этот заплесневелый старикан не засланный Вомшулдом казачок?

– У тебя мания преследования, Гоша Каджи! Лечись на досуге между уроками. Три сильных удара лбом о стену замка на стакан воды перед едой – прекрасное средство, стопроцентно помогает. Ты опять о других не подумал? Может быть мне именно с тобой хочется на занятия ходить, а вовсе не с Анькой или Робом? Олух ты, Каджи, после всего этого! И эгоист!

– Спасибо за новые эпитеты, а то к простому дураку я уже начинаю постепенно привыкать, – парнишке было настолько плохо, что даже спорить не хотелось.

Близняшка обиженно поджала губы, испепелила Гошу пронзительным серо-голубым взглядом, в котором молнии сверкали одна за другой, не переставая, но отстала со своими бредовыми идеями, отвернувшись к Баретто.

В еде парнишка поковырялся крайне вяло, хотя на столе по мановению директорской руки появилось все, что только пожелали его воспитанники. А Каджи захотел получить себе десятилитровое ведро холодного-прехолодного мороженого, чтобы хоть чуточку затушить полыхающий внутри неистовый пожар. Но в результате он сжимал в ладони всего лишь небольшой рожок со сливочным наполнением, слегка присыпанный сверху молотыми орешками. Быстренько его заглотив, но не ощутив облегчения, Гоша окончательно приуныл.

Из– за того, что второе сентября в этот год выпало на воскресенье, день свободный от учебы, директор вовсе не спешил заканчивать празднество так рано. После того как все, ученики и учителя, насытились, он вновь легко взмахнул рукой, и остатки пиршества исчезли. Вместе со столами, что несколько удивило и позабавило студентов. Бесчисленные острословы тут же принялись отпускать шуточки по поводу неуклонно слабеющей памяти многоуважаемого директора. Вновь видать заклинания перепутал.

Склероз, на который постоянно жаловался Этерник, заведомо прибедняясь и подтрунивая сам над собой, оказался вовсе ни при чем. Просто Верд-Бизар решил устроить после торжественного ужина совсем уж не торжественную, а скорее разнузданную дискотеку как минимум до полуночи. А пущай детки порезвятся, будет, что потом вспомнить, когда начнутся суровые будни напряженной учебы. Да и сам Этерник совсем не прочь тряхнуть седой бородой под чарующие звуки музыки. А почему бы, в самом деле, не пригласить на лихой выпляс Мериду, например? Или Электру? Ведь не откажут. Это к Бласте или Хитер он не рискнул бы подойти с подобным предложением. Первая одарит таким строгим взглядом, что почувствуешь себя не директором, а слишком обнаглевшим старшекурсником. А вторая вообще никогда ему не нравилась: за улыбчивой внешностью умело пряталась холодная и жесткая расчетливость, что Этернику претило.

Верд– Бизар заранее позаботился, чтобы было кому наяривать на музыкальных инструментах. Но то ли он совершенно не разбирался в организации дискотек, или с каким другим специальным умыслом, – поди разберись в директорских причудах, – только в Большой зал жизнерадостно ввалилась хмельная пятерка бродячих музыкантов, состоящая сплошь из троллей-полукровок, неизвестно в какой забегаловке отловленных Этерником. Инструменты у них, естественно, оказались свои, народные. Всяк уж с их лапами не на семиструнной гитаре лабать да на синтезаторе пальчиками замысловатые октавы брать. Бздыны, звяки, свистелы, бумбоцы и расщепленный пенек со странным названием «хряпс», как вершина музыкального андеграунда, – в самый раз!

Нездоровый хохот учеников, которым они встретили полукровок, оборвался с первыми же аккордами. Возможно, что по отдельности эти инструменты ничего кроме тихого ужаса у слушателя и не могли вызвать. Но все вместе в опытных и ловких, несмотря на значительную поддатость, руках они звучали по-волшебному прекрасно. Гоша даже с раскалывающейся головой, которой от громкой музыки стало хуже вдвойне, и то понял, что «Дискотека Авария», вообще-то им любимая, и рядом не стояла. А если б стояла, то недолго, – ноги ее музыкантов сами в пляс пошли бы. Хотя музыкальный стиль ополовиненных троллей оказался шибко странным. Он отдаленно походил на жуткую смесь из Бенни Бенасси, «Yello» позднего периода и наоборот ранний «Rammstein» сверху внахлест. Только это были всего лишь цветочки. Ягодки оживленно залетели в зал посреди первого куплета.

Вот тут уж у некоторых слабонервных учеников челюсти поотвисали до пояса. И даже Рудольф с Жанной, замковые призраки, постарались забиться в самый темный уголок зала, хотя до этого весело носились по нему, непривычно дружные и счастливые.

Массовку или группу поддержки у троллей-полукровок, призванную зажигающим танцем увлечь остальных слушателей, составляли сплошь как одна породистые орчанки, или фиг его знает, как их правильно назвать, в количестве десятка далеко не миленьких рож. Одним словом, эти орки, только женского пола в возрасте не старше семидесяти лет (шутка!), принялись лихо и задорно выполнять свои служебные обязанности.

Надо отдать им должное, если не обращать внимания на их хм-м…лица, то фигурки у диковинных гостий были что надо: ладные, стройные, точеные. Да и выплясывали девушки по-степному безудержно, замысловато и с хорошим чувством такта. Гибкость у них тоже оказалась поразительная: посреди танцевального движения не напрягаясь встать на мостик, а затем, оттолкнувшись ногами от пола, зависнуть на пару секунд вверх тормашками на одной руке, изобразив ступнями ритмичные аплодисменты, – не каждый брейкер умудрится. Еще один толчок на этот раз рук и, сделав двойное сальто с пируэтом, плясунья вновь оказалась на ногах точнехонько в центре импровизированного хоровода, демонстрируя танец живота. Недолго. Затем череда совместных кульбитов, прыжков и черт знает чего, и вот уже ни одного равнодушного ученика не осталось. Дискотека зажглась! И тон ей мастерски задавали орчанки, рассыпавшись на пары по залу. Каждое их движение до мельчайшей тонкости совпадало с музыкой, с каждой сыгранной троллями нотой. Просто шикарно!

Вот только Каджи был при последнем издыхании. Парнишка как-то разом понял, что задержись он посреди этого безбашенного разгула, в который слишком уж активно стали включаться и ученики с учителями, еще на несколько минут, уборщикам по окончании шабаша достанется его хладный труп на улицу выволакивать. А потому Гоше с огромным трудом удалось выловить в столпотворении безудержно выеживающихся друг перед другом фигур старосту Блэзкора, рядом с которой вечный приколист Санчо талантливо изображал механического зомби, у которого завод пружины заканчивается.

– Таня, меня не ищите после дискотеки. Я спать пошел.

Девчонка в такт песне покивала ему головой, мол, не смотри, что я такая, все поняла прекрасно. И не прекращая равномерных движений, она помахала ему на прощание высоко поднятой рукой, а голова старосты при этом так отчаянно моталась из стороны в сторону, что трудно было уследить за стремительно перекатывавшимися волнами темно-каштановых волос. Одним словом, ведьма! Санчо предпринял попытку пристроиться вслед за Каджи ломаной и дерганой походкой робота-паралитика. Но немного проводив парнишку, он счел долг старшеклассника выполненным и вернулся к своей подружке-старосте.

И уж на самом выходе из зала Гоша увидел настолько живописную троицу, что невольно замер ненадолго, изумленно разинув рот. Мерида в центре, раскрасневшаяся, что заметно даже на ее темной коже настоящей мулатки. Движения плавные, гибкие, но в то же время ритмичные, словно у танцующей кобры. Только это ерунда, по сравнению с волосами. Никакой цветомузыки не надо, они похлеще нее постоянно меняли цвет и форму с невероятной быстротой, подпав под очарование заводного ритма. Глаз не оторвать.

А рядом компанию девушке составляли профессора Волков и Хлип. И получалось это у них вдвоем на загляденье слаженно и красиво, хотя, сказать честно, именно от них Каджи такого поведения не ожидал. Особенно от нескладного и угловатого Монотонуса, похожего в обыденной жизни на ходячий циркуль из-за своей страшной худобы при немалом росте и жуткой стеснительности. Но сейчас… Вы смотрели фильм «Белые цыпочки»? Так вот те двое негров, замаскировавшиеся под сестер-близняшек, возможно, брали уроки танцев у профессоров Хилкровса, да только оказались далеко не лучшими учениками[34]34
  Можете выключить песню.


[Закрыть].

Но как ни хотелось парнишке посмотреть, чем все это закончится, боль оказалась сильнее. Когда на него обрушилось очередное цунами приступа, он едва ли не бегом исчез из Большого зала, направившись в Башню Грифонов, где жили блэзкорцы. Беспрепятственно проскочив через полыхающее на входе языкастое пламя, тут же его узнавшее, после легкого ощупывания лица, Каджи простонал сквозь плотно сжатые зубы портретам прежних деканов факультета невнятное «Здрасьте» и устремился наверх по широкой винтовой лестнице, в свою спальню.

То[35]35
  Включите песню Русский размер – Обними меня.


[Закрыть], что одежду он побросал наспех на пол рядом с кроватью, – вполне простительно в его положении. А вот то, что, сперва проигнорировав вопросы Барни, в нетерпении узнать последние новости топчущегося на прикроватной тумбочке, парнишка затем окончательно потерялся, едва голова коснулась подушки, да и его тело задрожало от сильнейшего озноба, оказавшись под одеялом, – уже не очень. И совсем уж никуда не годится его полнейшее беспамятство, в которое он провалился минут через тридцать, безуспешно пытаясь согреться и заснуть. Вместо оздоравливающего сна Гоша, весь мокрый от пота и пышущий жаром, подобно каменке, то метался в лихорадочном бреду, не понимая где сон, где явь, то замирал внезапно, словно уже отдал швартовы в этом мире. И лишь его тихое, прерывисто-хриплое дыхание тогда говорило, что он все еще по-прежнему на капитанском мостике своей судьбы, а корабль-жизнь мало-помалу идет заданным курсом. Вот только не помешало бы отловить того злыдня-штурмана, что проложил на карте такой корявый, полный острых рифов и коварных отмелей, курс, да накостылять ему от души по хребтине оглоблей. Авось в следующий раз поостережется безобразничать.

Глава 10. Три ночи, два дня

Когда Каджи не проснулся на завтрак, это в демократичном Хилкровсе восприняли нормально, совсем не обеспокоившись, тем более что сегодня был выходной день. Но застав его в постели и после возвращения из Большого зала, Баретто, откровенно недоумевающий таким поведением, попробовал разбудить друга. Стоило только ему дотронуться до обжигающе горячего Гоши, продолжающего неспешный дрейф среди туманного бреда, как парнишка все разом понял и стремглав исчез из спальни. Бардер Шейм, третий обитатель этой комнаты, лихорадочно метался по ней, несмотря на свою непомерную лень и толстые телеса, запустив обе пятерни в волосы и совершенно не зная, что предпринять. Но и оставаться на одном месте он не мог, потому что его одноклассник в это самое время сухими потрескавшимися губами шепотом несет бредовую околесицу на непонятном языке, готовый вот-вот коньки отбросить. Барни просто тихонько и ненавязчиво ронял крупные горошины слез, усевшись на тумбочку лицом к стене.

Через две минуты в комнате было не протолкнуться. Весть о том, что Гоша Каджи серьезно заболел и уже даже не реагирует на окружающих, мгновенно разнеслась по факультету. Если бы парнишка видел сколько, оказывается, людей искренне беспокоится о нем и по-настоящему переживает, то ему, наверняка, стало б крайне стыдно за свое безответственное поведение, и он моментально выздоровел бы.

Еще через десяток минут в спальню мальчиков стремительно ворвалась нахмурившаяся больше обычного Бласта Мардер. Окинув с порога суровым взглядом тихо гомонящую и бурлящую толпу блэзкорцев, искренне желающих помочь больному, но по обыкновению лишь дающих друг другу абсолютно глупые советы и только мешающихся под ногами, профессор коротко скомандовала непререкаемым тоном:

– Все вон отсюда! – и едва ли не взашей вытолкала учеников за порог, милостиво позволив остаться только Робу, Бардеру, сестрам-близняшкам и старосте.

Обычно неугомонный озорник Санчо сегодня выглядел притихшим, что впрочем, совсем не помешало ему ловко увернуться от декана Блэзкора, попытавшейся и его выгнать прочь вместе со всеми. А затем старшеклассник прикинулся частью меблировки комнаты, втиснувшись в закуток между кроватью Баретто и платяным шкафом.

Вовремя испарившимся ученикам крупно повезло. Почти следом за Бластой в комнату залетел вызванный по тревоге Диорум Пак, маленький и сухонький старичок в белом халате и с редкой порослью на подбородке, которую лейб-медик Хилкровса гордо именовал бородой. Он с ходу порывался и всех остальных вытурить за дверь. Возможно, что и пинками. Спасла положение профессор Мардер, доходчиво объяснившая доктору, что этим экземплярам можно остаться. Иначе Диорум больше времени и нервов потеряет, через каждую минуту вышвыривая их из спальни, а они с завидной постоянностью и настырностью будут ломиться обратно. И если у них не получится просочиться через дверь, так непременно пролезут в окно. Да хоть все здесь забаррикадируй – примутся стены крушить.

Этерник, незаметно прибывший последним, со знанием дела подтвердил слова учительницы, прислонившись спиной к косяку. И врачу волей-неволей пришлось смириться. А директор не сказать, что выглядел слишком уж обеспокоено. Скорее в его поведении проскальзывала озадаченность происходящим. Но ведь рядом Пак, а значит, ничего страшного с учеником случиться не может.

Диорум в свою очередь внимательно обследовал больного, едва слышно, только для себя, бормоча под нос не то попутно составляемый диагноз, не то заковыристые ругательства. И еще он постоянно вздыхал, очень даже грустно, да покачивал головой, словно тут же сам себе возражал. А когда Янка честно выложила свою версию болезненного состояния Каджи, по ее мнению последовавшего после их вчерашнего купания в ледяной воде, Пак, отсчитывавший пульс парнишки, криво ухмыльнулся:

– Вообще-то пока еще доктором в Хилкровсе я числюсь. А вам, милочка, вполне подошло бы занятие сказки-небылицы придумывать для детей-маглов. И, учтите, исключительно для дошкольников. Более старшие ребята вам не поверят, – Гошин пульс старичка окончательно разочаровал, и он приподнял парнишке веко, заглянув в невидящий, но ритмично, словно затвор фотоаппарата папарацци, расширяющийся и сужающийся зрачок. – Почему вы в таком случае не умираете рядом с другом? Насколько я понимаю, в ручей вы окунулись вместе. Или вы с раннего детства кровь единорога стаканами пьете на сон грядущий, чтобы обрести бессмертие? Так потом заплатите за оное непотребство такую несоизмеримую цену, что…

Сказать– то старичок сказал то, что думал, да вот только видимо забыл, занятый активным поиском причины болезни, что общается вовсе не с коллегой по профессии. Янкины глазищи расширились чуть ли не во все лицо. Сама девчонка моментально вспыхнула, приобретя пунцовую боевую раскраску. Затем так же стремительно кровь отхлынула, и близняшку запросто приняли бы в свою компанию Руди с Жанной, посчитав за свеженькое привидение. Руки у нее самовольно сжались в кулачки, тонкие губы задрожали, брови сгрудились около переносицы, зрачки резко потемнели: одним словом, держите меня семеро, иначе и доктора лечить придется, если выживет, конечно.

– Нет! Гоша не может умереть! Вы все врете! – яростно прокричала близняшка. – Я вам не верю!

– Это почему же, сударыня? – спокойно возразил Диорум, склоняясь к мальчику ухом и прислушиваясь к его прерывистому дыханию. – Умереть может любой человек, это я вам как доктор доктору говорю.

– Не может! – упрямо повторила Янка, гневно тряхнув вмиг разлохматившейся прической. Да еще и ногой в сердцах топнула.

– Почему это вы так уверены в обратном? – наконец-то Пака проняло, и он изумленно уставился на близняшку. Дыхание у Каджи было настолько слабым и прерывистым, что слушать оказалось нечего. А вот девчонка доктора определенно заинтересовала, точнее ее психическое самочувствие. – Сделайте милость, извольте объясниться. Может быть я, старый пенек, просто чего-то не понимаю?

– Конечно, не понимаете, – многозначительно фыркнула близняшка, согласившись с самоопределением врача. – Куда уж вам! Одни пилюли и микстуры на уме… А тут такое дело… Гоша не может умереть, потому что он… Нет, потому что мы… Хотя, вообще-то, потому что это я…

Янка окончательно запуталась в невысказанных мыслях. Потом она обвела присутствующих в комнате замутившимся от обильно навернувшихся слез взглядом. Они, все как один принялись внимательно изучать потертые деревянные половицы, словно сговорились не замечать ее состояние. От этого близняшке стало еще муторнее на душе и почему-то очень стыдно. Девчонка покрылась алыми пятнами вперемешку с мертвенной бледностью и, не произнеся больше ни слова, резко сорвалась с места на выход. По дороге Янка чуть не своротила по началу массивный стол, разместившийся посреди спальни, а затем косяк и стоявшего рядом с ним директора. Увернулась в последний момент. Тому пятикурснику, что подслушивал, плотно прижавшись ухом к двери, повезло меньше всех. Вся злость близняшки выплеснулась на ни в чем, кроме непомерного любопытства, не повинного парнишку. Мало того, что ухо чуть погодя обязательно распухнет, так девчонка еще специально затормозила на миг, с удовольствием добавив старшекласснику пинка. Благо он, находясь в удобном предстартовом положении, как раз пытался подняться с пола, куда вновь и отправился, растянувшись.

– Ты еще тут…! Разлегся на дороге! – рявкнула малявка на старшего по возрасту ученика настолько энергично, что он дослушивал ее, уже удирая со всех ног. – Вот погоди, поймаю…

И девчонка рванула за ним в гостиную. А может и не за ним. Но исчезла стремительно, словно ее здесь и не было. Баретто молча покрутил пальцем у виска. Анька – сумрачная, как наступившая за окном осень, не скрываясь, показала ему кулак, прошептав во всеуслышанье, что ничего не забудет: Роб свою порцию тумаков получит, когда учителя уйдут. Профессор Мардер невозмутимо заправила за ухо выбившуюся прядку волос, с каждым годом седеющих все больше и стремительнее. Диорум невнятно покачал головой, поджав губы, и вновь отвернулся к больному. И лишь Этерник понимающе и одобряюще хмыкнул, потеребил себя за бороду да прошептал тихо в усы:

– Эх, знать бы раньше. И почему я ничего не замечал? Молодость, молодость… Но начало почти идентично прошлому витку спирали. Хотя…, – Верд-Бизар обвел комнату задумчивым взглядом, наткнулся на удачно замаскировавшегося Санчо и, окончательно растрепав кончик бороды, лукаво поинтересовался. – Ага, вот оно, отличие. Ты что здесь забыл?

Парнишка потупился, ничего не ответил, но и с места не сдвинулся. На что директор отреагировал в своем излюбленном стиле:

– Все, пора мне на пенсию проситься. Ученики уже ни во что не ставят. Еще немного, и первокурсники станут приставать, расскажи, дескать, деда, сказочку про то, как дэймолиш от бабушки ушел, от дедушки ушел, от рыжей виверны тоже ушел, а вот от Каджи не смог, зафутболили обратно в подземелье. Решено однозначно, сегодня же напишу заявление на расчет…

– Зря чернила изведешь, и время бестолку потеряешь, – Бласта позволила себе слегка улыбнуться краешками губ. – Директор его не подпишет, так что, Тэри, лучше прочитай хотя бы несколько сказок для дошколят. Освежи память. Пригодится.

– Так ведь директор – это я!

– А вот потому он и не подпишет, – заверила Верд-Бизара декан Блэзкора и, видя, что врач закончил осмотр пациента, она спросила: – Что скажете, Ди? Неужто все настолько серьезно, как вы тут нас и пугали?

Пак глубоко вздохнул, помассировал пальцами переносицу, а затем, пожевав свои сухонькие губы, печально посмотрел на учительницу:

– Даже намного хуже, Бласта. – Доктор в недоумении развел руками. – Скажу честно, я не знаю в чем причина болезни. С уверенностью могу сказать только одно: простуда здесь совершенно ни при чем. Вы меня хорошо знаете. Я много повидал всевозможных недугов и несчастных случаев, и вроде бы вполне успешно противостоял им в школе несколько десятков лет. А вот сейчас я бессилен что-либо сделать.

Кудрявая голова Баретто после таких слов понуро свесилась, а пальцы принялись самовольно теребить воротник мантии, так и норовя порвать его на лоскутки. Аня вместе с Таней почти одновременно испуганно вздрогнули, словно нос к носу неожиданно столкнулись в темном переулке с толпой подгулявших оборотней. А профессор Мардер с такой силой переплела пальцы рук в замок, что костяшки побелели.

– Я могу предложить единственное в таком случае средство, которое может победить почти любую болезнь.

– Слеза дракона, – Этерник понимающе покачал головой. – Разумно.

Пак достал из кармана халата маленький пузыречек с прозрачной жидкостью. Потом он накапал в мензурку пять крохотных капелек, подумал пару секунд и добавил еще две. И, разжав безвольный рот Каджи, влил в него лекарство. Буквально через миг глаза парнишки широко распахнулись, приобретя некоторую осмысленность во взгляде. Но уже в следующее мгновение Гоша быстро перегнулся через край кровати, и его обильно вырвало. Затем он обессилено откинулся на подушку, вновь провалившись в беспамятство. И по всему видать ему стало только хуже: лоб покрылся крупными каплями пота, а тело сотрясала безудержная дрожь.

Бласта невозмутимо взмахнула волшебной палочкой, приводя комнату в порядок.

– И что же нам теперь делать, Ди? – директор нахмурился, став непривычно строгим и серьезным.

– Я не знаю, – на лбу врача красовались капельки, ничем не уступающие Гошиным. – Ждать, молиться, верить…

Когда Пак поднялся с кровати, в комнату влетела запыхавшаяся Мерида, а следом за ней Янка. Девушка тут же бросилась к брату, но хрупкий невысокий Диорум успел на удивление крепко ухватить ее за кисть руки и уволочь к окну.

– Мэри, успокойся! Послушай меня. Да не вырывайся ты, черт тебя подери! – вспылил врач, а девушка неожиданно угомонилась. – Мальчику сейчас нужен абсолютный покой. Его организм и так из последних сил сопротивляется недугу. Мы, к сожалению, ничем ему помочь не можем. А вот помешать – запросто. Я даже к себе в больничное крыло не собираюсь его забирать, чтобы не потревожить. А поэтому, – он строго обвел взглядом спальню, – требую, чтобы все, я подчеркиваю – все без исключения, немедленно покинули помещение.[36]36
  Можете выключить песню.


[Закрыть]

После минутного раздумья Пак добавил уже мягче:

– Разрешаю остаться только кому-нибудь одному, чтобы следить за состоянием больного. Ну и помочь ему, чем сможет: лоб от пота протереть, давать как можно больше пить… Только это вряд ли получится. Хотя бы губы мальчику влажной салфеткой промакивать. У него на лицо сильное обезвоживание организма. Сам я, к сожалению, прямо сейчас остаться не могу. У меня в палате еще один тяжелый случай разлегся, переборщил с силой заряда фейерверка. А пришивать пальцы на руке, я вам скажу совсем не просто. А уж заставить их вновь нормально двигаться…

Янка[37]37
  Включите песню Н. Власовой – Может быть.


[Закрыть] немедленно уселась на Гошину кровать, стиснула его горячечную руку своими холодными ладонями и, упрямо сжав губы, так выразительно полыхнула взглядом, что всем сразу стало ясно: выгнать отсюда девчонку не получится. Можно только убить и уж затем вынести частями.

Один за другим учителя и ученики понуро удалились.

– Да, да, только так, – прошептал Пак, уходя. – Единственное оставшееся средство…

Мерида подошла к близняшке, и та сразу же напряглась туго скрученной пружиной, готовая в любой момент взорваться. А девушка жалобно посмотрела на брата, потом перевела предельно серьезный взгляд на его подругу:

– Яна, пожалуйста, спаси его, – голос Мэри прозвучал едва слышно, словно поземка прошуршала. – Не дай Гоше умереть. Он – единственный, кто у меня остался в этом мире. Я потом для тебя все, что хочешь сделаю. Только помоги ему победить болезнь…

Близняшка сглотнула тугой комок в горле, но так и не смогла что-либо произнести в ответ. Только коротко кивнула головой, да носом шмыгнула, намериваясь вот-вот разреветься. Мерида прижала ее голову к себе, ласково погладила по черным растрепанным волосам и, печально улыбнувшись уголками губ, нагнулась и чмокнула девчонку в макушку. А затем резко выпрямилась, схватившись за грудь и болезненно сморщившись.

– Нет, только не сейчас, – на свет из-за отворота платья появился амулет, замысловатое переплетение трех странных рун на тоненькой цепочке, ожесточенно и ритмично пульсирующий жаром и тусклым кроваво-багряным светом. – Ну откуда они только берутся?!

Девушка стремительно подлетела к окну, быстро глянула за стекло и бегом бросилась на выход, сменив небрежным движением руки длинное платье на свободный брючный костюм. Почти сразу за дверью она наткнулась на Верд-Бизара, придерживающего за плечо угрюмого Санчо и инструктирующего парнишку.

– …Смотри, головой отвечаешь. Никто, кроме перечисленных мною, не имеет права войти в эту комнату. Можешь применить в отношении особо непослушных любое заклинание. Только уж не убивай, ладно, а то мне потом оживлять придется. А это дело хлопотное…

– Директор! Опять началось, – Мерида бесцеремонно перебила Этерника, дернув его за рукав мантии. – И сегодня, по всему видать, гораздо серьезнее, чем в августе. Ну откуда только они прут, я никак не пойму?! Ведь проход в прошлый раз мы вроде бы надежно запечатали…