Текст книги "Сладкая боль"
Автор книги: Татьяна Истомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Тамара громко, заразительно засмеялась. Она хлопнула ладонью сестру по колену.
– Представляешь, ему же мысль, что он парижанин, покоя не дает. А в Париже кого этим удивишь? Так он купил «Опель», подержанный, естественно, и поволок его в свою деревню, чтобы там пофорсить. Здесь-то «Опелей» море, а там он один. Нет, ты вообрази на минутку... на «Опеле» – по ухабам и непролазной грязи деревенской, так сказать, дороги, а чуть подсохнет, пыль, словно океанские волны, накатывает. – Задорные слезинки озорными фонтанчиками вырвались из глаз Тамары. – В общем, он своего достиг. Его теперь в деревне французом величают. Да... у человека предел мечтаний был – стать французом. Одним словом, каждый находит славу по уровню своего развития.
– А тебе какая слава нужна? – неожиданно спросила Лера.
– Мне слава? Господи, да неужели ты меня считаешь такой скудоумной? Мне жизнь нужна... без ограничений. Жизнь для себя, а не слава для других.
– А мне любовь...
– Все. Приехали. Выходи, любвеобильная сестра.
Машина остановилась среди однотипных пятиэтажек; если бы не чистота во дворах, не ухоженные клумбы и не белые стены домов, можно было подумать, что сестры очутились в Москве.
– Район, скажем прямо, не блеск. Интернациональный, – вынимая чемодан, объясняла Тамара. – Да ты сюда не навсегда. Ты же у нас в миллионера приехала влюбляться... Да-да – пятый этаж, лифта нет, дверь без кодового замка... А ты что хотела? Авеню Фош я тебе предоставить не могу, – добавила она в ответ на вопросительный взгляд Валерии.
Кряхтя и охая, они втянули тяжелый чемодан на последний этаж. Тамара позвонила, и через минуту на пороге появился хозяин – «француз» Володя Копытов.
– О! Тамарочка, привет! – широко улыбаясь, пропел он. – Заходи! – Увидев стоящую за спиной сестры Леру, добавил: – Проходите, девочки!
– Вот, люби и жалуй, моя сестра Валерия, – представила Тамара немного смущенную Леру.
– Очень рад! А я уже давно поджидаю твою сестренку...
– Ой, ты же знаешь, эти вечные задержки с визами, – ответила Тамара, небрежно упав в пушистое кресло.
Лера села напротив сестры, а хозяин, поставив на небольшой столик бокалы и несколько бутылок, устроился на диване. Валерия украдкой оглядела комнату, стилизованную под русскую избу.
«И какого черта надо ехать в Париж, чтобы устраивать тут рязанскую деревню?» – насмешливо подумала она.
Один угол комнаты был заставлен расписными подносами, матрешками, деревянными шкатулками, ложками. В другом, занавешенном пестрой шалью, на тумбочке возвышался огромный самовар. На стене висела большая картина с изображением голой коротконогой с толстыми ляжками русской бабы. Еще один угол переливался поддельным золотом дешевых икон.
Закончив свой беглый осмотр, Лера прислушалась к разговору сестры с хозяином дома.
– Ну, поехал плакаться о своей несчастной парижской жизни...
Тамара сочувствующе изредка кивала головой, а Лера, еще не изучившая эмигрантский политес, неожиданно совершенно искренне и прямо сказала:
– Володя, если тебе так плохо здесь, возвращайся назад!
Бедный Копытов чуть не поперхнулся. Он находился в самой середине своей ностальгии по родным березам, как эта новоприбывшая, ради которой он, собственно говоря, и старался, чтобы она по своей наивности не слишком обольщалась парижской жизнью, вдруг брякнула: «Возвращайся!»
– Чего это я поеду? – взъерепенился Вовка. – Чего это я там... – но, вовремя спохватившись, опять начал разливать реки тоски.
«Так, с ним все ясно, – решила Лера. – Можно без церемоний». – И, поднявшись, сказала:
– Я квартиру посмотрю. Да, Володя, а где моя комната?
Копытов, вновь прерванный на душещипательной ноте, замолчал и печальными глазами посмотрел на свою гостью.
– Слушай, Володя, я не первый раз в Париже и все ваши ностальгические арии знаю наизусть. Так что я тебя сильно слушать не буду, не старайся... – Однако, случайно поймав взгляд сестры, добавила: – А вот Тамара говорила, ты стихи пишешь, это интересно.
В глазах Копытова зажглись яркие звездочки удовольствия.
– Пишу...
– Ты лучше нам стихи почитай...
Лера еще не успела закончить фразу, как тот приступил к декламации.
– Ну пошел, поехал «последний поэт деревни»...
Валерии пришлось сесть и придать лицу задумчивый вид.
«Н-да, Томка мне свинью подложила... Так и с ума сойти недолго, если слушать его каждый вечер».
Она посмотрела на сестру, глаза Тамары смеялись, а губы пытались сохранить сосредоточенное спокойствие.
«И как Томка так может? – недоумевала Лера. – Надо бы и мне научиться».
А Копытов самозабвенно читал свои опусы. Валерия, глядя на его круглую, словно блин, рязанскую физиономию, с немного толстыми губами, которые он постоянно облизывал языком, думала, что было бы очень неплохо, если бы этот доморощенный поэт заткнулся и она смогла бы, приняв душ, отправиться спать.
* * *
Черные стены нескончаемого тоннеля мелькали за окнами, на которых яркий свет вагона отражал усталое лицо Валерии. Она сидела, вжавшись в самый уголок, рядом с дородной, обернутой в пестрые ткани, негритянкой. Полгода уже прошло с тех пор, как Лера стала мадам Муру. Ее «муж» на другой же день после церемонии, получив то, что ему причиталось за его услуги, скрылся в неизвестном направлении.
Молодая женщина невольно поморщилась. Ей вспомнилось, как она в один из вечеров, когда ее денежные запасы были уже на исходе, надев новые колготки и изрядно поношенный костюм от Мюглера, щедрый подарок сестры, отправилась на Елисейские Поля с твердой надеждой непременно встретить того, ради кого она сюда и приехала.
В обворожительный весенне-летний вечер Лера поднялась на эскалаторе из метро, и перед ее глазами возникла величественная Триумфальная арка – сердце Парижа. Молодая женщина воздушной, игривой походкой, чуть касаясь серых гладких плит, пошла по сверкающей огнями, витринами, товарами, глазами туристов улице. Она чувствовала: на нее обращают внимание. Призывно-многозначительное «Bon soir!», что могло бы значить: «Простите, вы не хотели бы со мной познакомиться?» – раздавалось со всех сторон. Но Лера, мельком взглянув на мужчин, желавших свести знакомство, отворачивала голову и шла дальше. Дважды прогулявшись по Елисейским Полям и не встретив ничего подходящего, она отправилась полюбоваться роскошными витринами многочисленных галерей, как говорят французы: «облизать витрины». Замерев в раздумье перед бутиком с дамскими сумочками, Лера услышала, как кто-то сзади подошел к ней и, немного помолчав, спросил:
– А вам какая нравится?
Молодая женщина посмотрела на неожиданного собеседника.
«Нет, не то», – тут же мелькнуло в голове, но, вспомнив, что вечер уже клонится к глубокой ночи, а она еще ни с кем не познакомилась, решила поддержать беседу.
– Вот эта, красная!
– И в самом деле, очень красивая, но цена...
«Еще и двух слов не сказал, а уже цена... – усмехнулась про себя Лера. – Сейчас начнет причитать, как все французы: «Tres cher, tres cher...»[8] Можно подумать, что я и без них не знаю, что очень дорого».
Кавалер, среднего роста и, видимо, обладатель такого же среднего кошелька, пригласил Леру, как принято в Париже, на чашечку кофе. Они зашли в кафе рядом с небольшим рестораном «Hippopotamus».
«Эх, лучше бы туда», – с сожалением отвечая своему голодному желудку, вздохнула Валерия.
Кавалер купил по коктейлю, и начался нудный неинтересный разговор: «Кто вы, а... русская... вы очень красивая...» – и еще на час в том же духе. Выяснив, что ее визави работает управляющим в пиццерии – это что-то вроде старшего официанта, Валерия совсем загрустила и захотела тут же избавиться от него, однако это оказалось не так-то просто.
Вечер прошел впустую. Добравшись к полуночи домой, Лера, расстроенная, уставшая на высоченных каблуках, сгорбившись, поплелась... если бы домой, а то к Копытову. Взобравшись на пятый этаж, она без сил рухнула на кровать, размазывая макияж горькими слезами.
«Значит, придется искать работу», – всю ночь свербила мысль в ее голове.
Лера рассчитывала, что ее трудовая деятельность не затянется надолго, так как она приехала сюда не в поисках работы, а в поисках любви. Однако иностранка, да еще с посредственным знанием французского языка, оказалась никому не нужна. Только благодаря помощи Тамары она кое-как устроилась официанткой в небольшую пивную.
– Хорошо, что не уборщицей, – безжалостно заявила Тамара в ответ на ее робкие жалобы.
– Нечего сказать, успокоила, – злилась Валерия. – У меня все-таки высшее образование...
– Моя дорогая, выбирай: или с высшим – в Петербурге, или официанткой в Париже – хотя, по правде говоря, первый вариант мне нравится больше.
– Но ты, ты же не работаешь, а живешь – дай Бог всякому, – взвизгнула Лера.
Тамара долгим черным взглядом впилась в бледное лицо сестры.
– Но ты, ты же не пойдешь по моему пути...
Валерия опустила голову и что-то невнятно пробормотала.
– Самое удивительное, – продолжала Тамара, – что ты мне завидуешь, но при этом абсолютно забываешь, чего мне все это стоило. И, если честно сказать, Лера, ну чего я добилась? Маленькая квартирка, машина да куча тряпок. Ладно! – резко перебила она сама себя. – Не раскисать. Хотя многое потеряно безвозвратно, кое-что все-таки осталось.
Валерия слегка потерла усталую спину рукой. В вагоне было душно, многолюдно. И так изо дня в день. Правда, после вечерней смены, которая заканчивалась в полночь, возвращаться удобнее, поезда пустые, но зато приходится лететь со скоростью шквального ветра – в час ночи метро закрывается, а ей еще надо успеть сделать пересадку на RER.
Лера грустно усмехнулась, вспомнив, как она готовилась к своему первому рабочему дню, словно к экзамену в университете. Всю ночь зубрила меню: какое название что означает. Неделю отработала даже весело. Все думала: не сегодня-завтра зайдет выпить что-нибудь приятный мужчина и уведет ее оттуда. Дни летели, шли месяца, а мужчина не появлялся. Тамара, естественно, ее предупреждала:
– Ты на свою забегаловку не рассчитывай. Тот, кто тебе нужен, туда не заходит.
Однажды на серебристо-сером «Ягуаре» приехал сам владелец многочисленных брассери. Валерия в черном облегающем платье постаралась попасться ему на глаза. Но тот только скользнул по ней равнодушным взглядом, как по части интерьера. А жаль... темноволосый, с легкой проседью, хозяин ей понравился, да и машина тоже.
Получив свои первые в жизни заработанные непосильным трудом пять тысяч франков, Валерия отправилась в магазин... но увы, не в завораживающую «Галери Лафайетт» или роскошную «Прэнтан», а в обыкновенный «Монопри». Считая и выгадывая до появления пота на лбу каждый франк, она смогла купить себе только самое необходимое и, разумеется, самое дешевое: кремы для лица, тела, шампунь, краску для волос. Увы, седина настойчиво вплетала свои ненавистные серебряные нити в каштановые волны ее волос, а это вело к новым затратам. Разорилась Лера только себе на колготки, позволив истратить на них тридцать франков.
«Если так дела пойдут дальше, – безрадостно подумала она, – то я вскоре стану клиенткой добрейшего мсье Тати[9]».
За продуктами Володя ездил на машине, и Лера только отдавала ему свою долю денежного взноса, но иногда они, как супружеская пара, вместе отправлялись в супермаркет и деловито сновали с тележкой между зазывающими рядами товаров.
Вначале Копытов, конечно, предложил Лере свои мужские услуги, но та, серьезно посмотрев ему в глаза, сказала:
– Мне этого, Володя, не надо.
И, чтобы отплатить Копытову за свое бесплатное проживание, ей пришлось взять на себя все хозяйство. Лера готовила, мыла посуду, убирала, гладила, даже переклеила обои в прихожей. Несколько дней после отказа Обогреватель ходил с надутой физиономией, но потом оценил удобства, создаваемые Валерией, и они дружно зажили каждый своей жизнью под одной крышей.
Лера посмотрела в сторону выхода, с трудом поднялась и неожиданно встретилась взглядом с очень приятным мужчиной. Она сразу же приободрилась, измученное выражение глаз сменилось на кокетливо-беспечное.
«Ну же, выйди со мной, заговори, я же тебе понравилась...»
Но, увы... поезд умчался вместе с очень приятным мужчиной, а Валерия осталась на перроне одна.
Дома, не обращая внимания на усталость, боль в спине, Лера деятельно занялась приготовлением обеда. К приходу Вовки стол был уже накрыт. Однако несмотря на то, что Копытов был, видимо, доволен порядком, воцарившимся в квартире, Лера очень боялась появления в ней еще одной женщины.
«Ведь не будет же он жить все время монахом. Обязательно девку приведет... и что мне тогда делать?»
Пообедав, как всегда, с говорливым Володькой, Лера убрала со стола, вымыла посуду на строгий французский манер, то есть погрузила ее в пенную воду, потерла губкой и, не споласкивая, поставила на сушилку. Придя к себе в комнату, она сняла узкое платье и без сил упала на кровать. Неприятная мысль о появлении другой женщины все вертелась у нее в голове.
«Если Вовка меня выставит, что тогда делать? Квартиру я снять не смогу – денег не хватит; Тамара не поможет, на это рассчитывать не стоит; в проститутки податься... это не для меня. Господи, так что же мне делать? Полгода света белого не вижу. Разве я для того удобную двухкомнатную квартиру в Петербурге бросила, чтобы здесь чашки, тарелки перетирать, да «Чего изволите?» на полусогнутых спрашивать?»
Лере вспомнилась ее бухгалтерия с мягким креслом на вертящейся ножке, негромкое постукивание калькуляторов, стрекотание компьютера. Раздражавшие раньше до ненависти лица сотрудниц представились ей теперь такими близкими и родными.
«В принципе все они – неплохие тетки... Ну, у каждой что-то не ладится, настроение не очень... но ведь, когда кому плохо, всегда помогут пусть просто теплым словом... Нет, не ценила я этого, не ценила...» – всхлипнув, проговорила Лера.
Две огненных больших слезы появились в уголках ее серых глаз и, перелившись через края век, потекли обжигающими щеки струйками.
Ссоры, возникавшие в тихих покоях бухгалтерии, показались ей глупыми, не стоящими гроша. Она вспомнила имена всех сотрудниц своего отдела, даже имена их мужей, детей, вспомнила проблемы, волновавшие их перед ее отъездом, вспомнила, как весело они распили пять бутылок шампанского за ее удачу в сказочной Франции. Тогда Лера не верила в их искреннюю радость за нее, а теперь ей казалось, что они всем сердцем желали ей добра.
«Господи! Как же мне быть? У меня нет больше сил, какой смысл в моих каждодневных унижениях и страхах? Да, я могу гулять по Елисейским Полям, но я все равно там – чужая. Там веселая, праздничная жизнь, а я словно отгорожена от нее толстым витринным стеклом, могу только смотреть и завидовать...»
Неприятно, ужасно неприятно было сознавать, что Тамара во многом оказалась права.
«Неужели и я, как Копытов, буду ныть по поводу своей несчастной парижской жизни? Эх, если бы мне хоть такую квартиру, как у него, я бы... Стоп, – прервала себя Лера, – я-то сюда не за ординарной квартиркой в рабочем районе приехала. Я примчалась сюда за любовью и красивой, невероятно красивой, словно картинка в журнале, жизнью. А что получается? Может, все бросить и вернуться в Питер отдохнуть от тягот, от слез... Так в чем же дело?»
А дело было в том, что остатки гордости не пускали Леру назад. Она не смогла бы вынести насмешки и сожаление подруг и друзей.
«Это будет ужасно, ужасно, – твердила, обхватив голову руками, Лера, – но лучше я переживу это унижение и вернусь к своей нормальной жизни в Петербурге: найду другую работу, в конце концов, поменяю круг друзей-приятелей, перееду на новую квартиру... чем здесь унижаться всю жизнь и трястись от леденящего душу и тело страха, заслышав русскую речь в брассери... вдруг знакомые из Питера, тогда хоть пулю в лоб, тогда – все. – Она даже встала с кровати. Она не смогла бы вынести насмешек и сожалений подруг и друзей. – Представляю их восторг: «Валерия-то в Париже официанткой работает... Фи, мерзость какая!» – будут судачить они, смакуя такую новость».
Леру бросило в жар, она скинула халат и осталась в одних кружевных трусиках, но через минуту ей вдруг стало так холодно, что она, стуча зубами, улеглась под толстое одеяло.
«Надо успокоиться и обязательно найти выход... завтра утром... завтра утром...»
А завтра утром раздался тревожный звонок будильника, и взъерошенная Лера вскочила с кровати только с одной мыслью в голове: «Не опоздать на работу!»
Когда наступило небольшое затишье и клиентов поубавилось, она, устало прислонившись к стойке, неожиданно для себя приняла решение:
«Потерплю еще месяца два, а потом уеду. Слово даю, уеду!»
Ей сразу стало легко и радостно, она совершенно спокойно оглядела зал и, успокоившись, пошла навстречу новым посетителям. Ведь ей осталось здесь мучиться всего два месяца, и сегодня вечером можно зачеркнуть один день добровольной ссылки.
* * *
Прошел месяц после принятого Лерой решения. Она выглядела чрезвычайно веселой и бодрой. Даже Тамара, изредка звонившая и справлявшаяся о ее делах, подумала, что сестра уже нашла свою любовь, но держит это пока в тайне. Однако, когда наступил последний день поставленного срока, Валерия растерялась... И... «год отсверкал»... вновь пришла весна, а Лера по-прежнему вместо положенных по ее мечтам песцовых боа и бриллиантовых колье продолжала носить кружевной фартук официантки. Она уже не думала о сроках, о любви, она вообще старалась поменьше думать, потому что знала: если задумается хоть на миг, то тут же побросает вещи в чемодан и уедет, улетит, убежит в Петербург.
Солнечные лучи игриво заглядывали в стеклянные окна; весенний воздух, благоухающий, словно полевой букет, врывался через двери. Валерия с очаровательной улыбкой на бледно-розовых губах элегантно лавировала между столиков. Вчера она получила письмо от подруги из Питера. Та, не жалея бумаги, расписала ей свою жизнь за последние полгода: и в Греции была, и в Италии, и в Австрии, а теперь в Париж собирается.
«Только этого мне и не хватало», – раздраженно подумала Лера.
Но самой обидной новостью было то, что их общая приятельница, никуда не выезжавшая из Питера в поисках престижного жениха, совершенно неожиданно вышла замуж за очень богатого, красивого испанца и теперь живет в залитом солнцем Мадриде.
«Нет, надо возвращаться, надо», – опять завздыхала Валерия.
Она подошла к столику и, приветливо улыбнувшись, спросила у рассматривавшего меню мужчины:
– Вы уже выбрали, мсье?
– Да! Чашку шоколада, пожалуйста.
Когда через несколько минут Лера появилась с дымящимся, ароматно пахнущим напитком, он спросил ее:
– А вы любите шоколад?
– Да! – не подумав, ответила она.
Но тот недоверчиво покачал головой:
– Мне кажется, что нет. Вы предпочитаете кофе.
Лера, очнувшись от тумана мыслей, внимательно посмотрела на него.
– Вы правы, мсье. Вы очень проницательны.
Он улыбнулся и, с интересом глядя на нее, спросил:
– Вы иностранка?.. Как вас зовут?
– Валери, – ответила она, – я – русская.
– О! Издалека! А меня зовут Жиль.
– Очень приятно!
– Если я заеду за вами после работы?..
– К сожалению, я заканчиваю очень поздно, в полночь.
– Прекрасно. К этому часу я тоже буду свободен, и мы еще успеем поужинать в «Бистро Ромэн».
Лера нерешительно пожала плечами. Ей так все время не везло, что поверить в удачу она не могла. Слишком как-то все просто.
«Или он будет без особых средств, или женатым... Ладно! Хоть в «Бистро Ромэн» поужинаю», – решила молодая женщина.
– Хорошо. Приходите, – немного смущенно согласилась она.
Без четверти двенадцать Жиль уже был у дверей кафе.
– Добрый вечер, Валери.
– Добрый вечер. Я буду готова через пять минут.
Они сели в машину и поехали по направлению к Елисейским Полям.
«Боже! Какое блаженство устроиться на мягком сиденье автомобиля, а не бежать сломя голову в метро», – подумала Лера и тут же, спохватившись, обратилась к Жилю:
– Я забыла вас предупредить, что живу очень далеко, в Орли, а после часа ночи...
– Не волнуйтесь! Мы поужинаем, и потом я вас отвезу домой.
– Спасибо. Вы очень любезны.
Спокойная атмосфера «Бистро Ромэн», отгораживающего своих посетителей от городской суеты бордовыми шелковыми стенами, и темно-красное кьянти внесли мир в душу Валерии, истома охватила ее тело, все вокруг подернулось голубоватым туманом. Дарящее радость вино изгнало тревожные мысли, и она с удовольствием ела ледяной грейпфрут с розовыми креветками, политыми восхитительным соусом.
К ее великому изумлению, сорокапятилетний Жиль оказался холостяком и не без средств. Он работал инженером в одной довольно крупной фирме. Тамара на месте сестры сразу бы прогнала хмель и рьяно взялась за дело, а Лера раскисла, расплылась, обмякла. Они неторопливо беседовали ни о чем. Жилю импонировало спокойствие Валерии. Она не была слишком говорлива, и возникающие паузы в разговоре не смущали его. Лера смотрела на своего неожиданного знакомого сквозь сладко кружащую голову пелену кьянти: темноволосый, с каре-зелеными глазами, чуть выше среднего роста, с приятным матовым цветом лица. Длинными изящными пальцами он поднял переливающийся, словно рубин на свету, бокал и, ласково глядя на нее, произнес:
– За нашу встречу!
Опьяненная, чему-то улыбающаяся Лера повторила за ним:
– За встречу!
Как и обещал, Жиль отвез Валерию в Орли и предложил ей встретиться вновь.
– Буду рада! – ответив на пожатие его руки, сказала она.
Через день Лера опять увидела черный «Рено» перед дверями брассери. Целый месяц Жиль водил Валерию по ресторанам, приглашал на загородные прогулки, обстоятельно рассказывал историю каждого посещаемого ими замка и всегда ограничивался лишь прощальным поцелуем руки.
«Несомненно, у него серьезные намерения, – решила Лера. – Кто бы просто так стал тратить деньги на женщину...»
Поэтому она решила запастись терпением и спокойно, без всяких намеков на их совместное будущее, ждала инициативы с его стороны.
Наконец этот день настал. Жиль пригласил Леру к себе, в довольно фешенебельный квартал Парижа.
– Апартаменты у меня небольшие, но очень удобные, – сказал он, открывая дверь. – Направо – салон, налево – спальня.
Просторный салон с темно-коричневым ковровым покрытием был обставлен дорогой черной кожаной мебелью; массивная настольная лампа освещала мраморную крышку стола; тяжелые шторы под цвет покрытия хранили тишину квартиры. Спальня в темно-синих тонах, с большой кроватью посередине мягко, но настойчиво клонила ко сну. Осмотрев кухню и ванную, Валерия пришла к выводу, что им здесь было бы неплохо вдвоем. Она взглянула на задумчивое лицо Жиля и почувствовала, что он размышляет о том же.
«Как было бы кстати, если бы Жиль предложил мне переехать к нему. А то из-за наших свиданий я совершенно забросила хозяйство Копытова, и тот уже начал недовольно посапывать», – осторожно, боясь спугнуть удачу, подумала молодая женщина.
Жиль подошел к Лере с бокалами в руках и, протянув ей один, немного робко обнял ее за талию. Она с силой прижалась к нему.
«Целый год без мужчины! – стучало у нее в висках. – Но теперь все...»
Валерия сама припала к его губам. Жиль оказался весьма консервативным и совсем не остроумным в любви, но он ей нравился. Это не была страсть, бушующая, безумная, с падением в пропасть, это было выстраданное чувство, продиктованное мечтой жить в Париже.
На следующий день вечером Жиль, как всегда, заехал за Лерой. Поприветствовав друг друга поцелуями, они тут же отправились в Орли. Вещей у Валерии было немного, и прощание с Копытовым было недолгим.
– Кажется, я устроилась, – вздохнула она.
6
Всю дорогу Светлана мечтала о златоглавой Москве, а встретил ее шумный, серый Казанский вокзал. С тяжелым чемоданом и массивной сумкой через плечо девушка замерла на платформе среди толпы спешащих и толкающихся людей, словно зацепившаяся за отмель ветка посередине быстрой реки.
Оглядевшись вокруг, она направилась в сторону подземного перехода. Девушка долго шла с оттягивающим руку чемоданом по нескончаемому мрачно-серому тоннелю, не выдержав, прислонилась к стене, мысленно повторяя адрес женщины, у которой пять лет тому назад останавливалась ее мать с приятельницей. Больше у Светланы в Москве никого не было.
Из последних сил она дошла до метро, с трудом нашла нужное направление и села в вагон. На Кольцевой была пересадка. У Светы от страха закружилась голова, когда она очутилась в подземном людском круговороте, в котором никто уже не принадлежал себе.
Выйдя на свежий воздух, она нашла нужный автобус, и еще целых сорок минут ее трясло в потном, ворчащем, наступающем на ноги автобусе.
«Ничего, – утешала себя Светлана, – надо немного потерпеть, а там я уж своего добьюсь...»
Выйдя на последней остановке, Света огляделась по сторонам и увидела дом с нужным ей номером. Волнуясь, девушка нажала на кнопку звонка.
«Господи, вдруг она откажет?»
– Кто там? – раздался голос за дверью.
– Это я, – Светлана поперхнулась от волнения. – Я... моя мама у вас когда-то останавливалась... Мне нужна Лидия Николаевна...
Замок щелкнул, и перед девушкой предстала хозяйка, рыжеволосая женщина лет пятидесяти пяти. Она с интересом посмотрела на свою непрошеную гостью.
– Когда твоя мама у меня останавливалась?
Светлана, с мольбой глядя ей в глаза, стала все подробно рассказывать.
– Нет, не помню, – в раздумье произнесла та.
Света, нервно кусая губы, жалобно попросила ее:
– Лидия Николаевна, а можно мне все-таки у вас остановиться?
Хозяйка придирчиво оглядела худенькую девушку с огромными испуганными синими глазами, одетую в старенькие джинсы и очень скромную кофточку.
– Я дорого беру, – начала было она, но потом поправилась, – ну не то чтобы дорого, как все...
– Я согласна, согласна, – радостно закивала Светлана.
– Что ж, проходи! Спать будешь на кухне, у меня там диван.
Света мгновенно подхватила вещи. Она была готова расцеловать рыжую Лидию Николаевну и беспрестанно лепетала:
– Спасибо, спасибо вам, Лидия Николаевна.
На другое утро, надев узкую, короткую черную юбку и красную шелковую блузку, распустив свое белокурое богатство по плечам, ярко накрасив губы и до предела удлинив тушью «Ленинград» пушистые ресницы, Светлана направилась в престижное модельное агентство «Шарм».
Проехав чуть ли не пол-Москвы и поблуждав по улицам, она наконец увидела сверкающие золотые буквы над входом. Света завернула за угол, достала пудреницу, наскоро привела себя в порядок и, как ей казалось, суперпрофессиональной походкой западной топ-модели вошла в заветную дверь.
В шумном отделе, занимающемся набором манекенщиц, на нее никто не обратил внимания. Света в нерешительности замерла перед большим столом, заваленным фотографиями.
– Извините, пожалуйста, – набравшись смелости, обратилась она к женщине, погруженной в рассматривание фотоснимков.
Та подняла на нее строгие глаза и нетерпеливо спросила:
– Что вы хотите?
– Я хотела бы работать манекенщицей, – немного удивленно ответила девушка. «К чему вопросы, неужели по мне не видно, зачем я здесь?» – в то же время недовольно подумала она.
– А! Пройдитесь! – скомандовала женщина.
Светлана положила сумку и прошлась по комнате. Сотрудница отдела в задумчивости покачала головой.
– У нас набор уже прекращен, мы укомплектованы до конца года.
Сердце Светланы замерло, а потом глухо упало.
– У вас есть какие-нибудь титулы? – продолжала женщина. Света непонимающе посмотрела на нее. – В конкурсах вы участвовали?
– В конкурсах?.. Ах, да! «Таганрогская красавица».
Лицо женщины помрачнело. Она с сожалением смотрела на Свету и, неожиданно рассмеявшись, сказала:
– Н-да, «Мисс Таганрог» – это здорово! Такой титул все двери откроет.
Светлана со щеками цвета бордовой розы потерянно стояла перед ней.
– А что же мне делать? – борясь с ненужными слезами, тихим голосом проговорила она.
– Пройдись-ка еще! – предложила ей женщина.
Светлана покорно прошлась перед ней.
– Теперь подойди!
Она внимательно рассмотрела лицо несчастной претендентки, отбросила назад волосы, затем приподняла их, повернула голову в профиль, отошла на два шага, наклонилась, осмотрела ноги, пощупала талию.
– Неплохо! Все неплохо, но у нас – полный комплект.
– Все-таки, может быть, можно? – жалобно протянула Света.
– С тобой столько работать надо, – в задумчивости рассуждала сотрудница. – Ведь ты – ноль. Ты ничего не умеешь. Ты даже не умеешь пользоваться своими внешними данными. Ну посмотри, во что и как ты одета... а макияж... За три километра видно, что ты – «Мисс Таганрог». И не проси, нет-нет, – резко оборвала она робкую Светкину мольбу. – Я очень занята, невероятно занята. Но тебя мне жаль. – Увидев лучик надежды в глазах девушки, она тут же поправилась: – Не тебя, а твои стандарты. Я тебе посоветую вот что: сейчас журнал «Космополитен» совместно с нашим агентством проводит конкурс. Если ты выйдешь на нем в финал, то тогда получишь работу у нас.
– Правда? Вы думаете, у меня получится? – взволнованно воскликнула девушка.
– Я ничего не думаю. Это твое дело думать и карабкаться... Короче, с деньгами у тебя, вижу, не густо, к первоклассному мастеру ты обратиться не сможешь... пойди, рискни сфотографироваться в любом фотоателье и пришли снимки вот по этому адресу. – Она протянула Свете небольшой лист бумаги. – Это будет первый отборочный тур. Он только даст надежду, а вот если ты выйдешь в финал во втором туре, где уже непосредственно соберутся все претендентки, тогда – порядок.
Светлана бережно прижала адрес к груди.
– Да поторопись, – продолжала та, – осталась всего неделя. И еще, лучше голой сфотографируйся, чем в этом нелепом наряде. И с волосами пофантазируй... и с макияжем...
Светка растерянно хлопала ресницами и глупо шевелила губами.
– О! – взмолилась сотрудница. – Провинция! Вот возьми! – Она сунула девушке большую фотографию какой-то западной манекенщицы. – Попытайся сделать свой макияж похожим на этот. Поработай! Все, все, иди. Некогда мне, – выпроводила она опешившую Светлану.
Перед большим зеркалом в коридоре Света, глядя на фотографию западной модели, старательно, как смогла, нанесла грим, а затем попыталась придать своему лицу выражение загадочной отрешенности.
– Слушай, а она на тебя похожа, – сказала Лидия Николаевна, с любопытством наблюдавшая за Светкиными кривляниями.
– Вы думаете?
– Да ты сама посмотри: глаза – точь-в-точь и волосы...
– Правда, есть какое-то сходство, – задумчиво произнесла Света, – но лучше бы было сходство в зарплате, а не во внешности...
– Ты, Светланка, не расстраивайся, что тебя не взяли. На конкурсе победишь, никуда они не денутся, – уверенно сказала Лидия Николаевна.
– Если бы...
– Нет, она сомневается, – возмутилась хозяйка, – ты же красавица!
