Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Вот, возьми, но ты почувствуешь её... Чего ты боишься? Её приведёт к нам Марья Павловна...

– А почему их нет так долго?.. Наверно, её не отдают! Я пойду туда!

Он только сильнее прижал её, дурея от боли в боку.

– Нельзя! Всё испортишь! Там Марья Павловна! – снова повторил он. Наверное, ищут в бумагах какую-нибудь закорючку, к которой можно было бы придраться!

Анна закрыла глаза.

В её нетерпеливом ожидании снова предстала картина встречи с Марусей. Анна верила, что именно так или почти так должно было это произойти... Ведь теперь даже понятно, почему в её видении упал Алексей, а ведь тогда он не был ранен...

Но тут...

Тут объявили о том, что самолет...

"Манечка!" – Аня вырвалась от Алексея, отшвырнула загородившего проход мелкого таможенника, помчалась на взлетную полосу...

Но бежала, как в замедленном сне...

Самолёт ещё можно догнать, чем-нибудь заарканить – да вот, хотя бы поясом (как назло, не отрывается!) – и привязать к руке, как воздушный шар: он вот только что оторвал свои проклятые колёса от полосы. Надо просто изловчиться подпрыгнуть повыше...

И тогда всё окончится хорошо: Анна опустится перед Машенькой на корточки, подметая подолом асфальт, и облизывая-обцеловывая, затискает дочь. Девочка поначалу почувствует себя неловко, но станет очевидно, насколько она соскучилась по ласке, пусть даже выражающейся столь бурными эмоциями. Через несколько минут Алексей выйдет к ним, не выдержит:

– Девчонки! А мне останется что-нибудь? Я тоже хочу!

Мать и дочь оторвутся друг от друга и вдвоём накинутся на любимого опекуна...

...Сильно мешал шум моторов. Его необходимо было перекричать... Крик Анны ввинтился в землю, сделал её ненадёжной, неустойчивой. Ноги превратились в ходули, а на этих длинных жердях никак не удавалось сохранить равновесие... Самолет неумолимо уменьшался с каждой секундой...

Всё кругом куда-то пропало. Лишь прозрачная пустота, огненный водоворот солнца, затянувший в себя её бесценный шарик-самолётик, да протестующий рёв поглощаемого железного чудовища...

Капитан Луканенкова выскочила к ней, подхватила под руки и увела из-под носа местных "утешителей", которые – как грифы к павшему животному уже торопились к нелепо растопырившейся на асфальте женщине. Скорее всего (и даже наверняка) они обладали не только форменными фуражками и пилотками, но и фотографиями Арбузовой.

Когда она вновь смогла видеть, Анна с любопытством смотрела, как беззвучно движутся губы Марьи Павловны, как что-то встревожено объясняет Эксперт, как кто-то с красным крестом на рукаве тычет под нос прозрачную склянку.

Все вокруг были красивыми кремово-розовыми, фиолетовыми и зелеными и все добавляли рокота в прощальный гул съеденного солнцем самолёта с её Маней... Гул этот стал невыносимым, разрывал уши и голову...

После очередного тычка в нос, наконец, вернулась традиционная реалистичная цветовая гамма. Рёв в ушах тоже закончился – быстро и незаметно. Луканенкова что-то беззвучно сказала, схватила клочок бумаги и написала крупно, как для полуслепой: "Главное – она жива!". Анна тупо кивнула, побрела к выходу, подворачивая ноги на высоких каблуках.

– Видит око, да зуб неймет! – монотонно повторяла она нараспев с разными интонациями, стараясь услышать самоё себя.

– Ань... перестань... – сквозь омут тишины дальним к ней пробился голос Алексея.

Она обернулась, поискала его глаза, обнаружила, снова потеряла.

– Вы кто? Ваши документы! – к ней подошел маленький форменный человечек "при исполнении".

Анну опередил Барский. Эксперт попытался заслонить своим стройным телом элегантную, поникшую, как позавчерашняя роза, женскую фигуру. Он сказал, отводя человечка в сторонку и что-то запихивая ему в плоский нагрудный карман, сразу же ощутимо раздувшийся:

– Оказываем медицинскую помощь пассажиру рейса Стамбул-Москва. – Тот мгновенно смылся... Барский подозвал Марью Павловну: – Насчет девочки свяжетесь со мной через два дня. Вот вам номер моего мобильного телефона... И вот что: побыстрее увозите их отсюда, – кивнул на Анну и бледного Алексея. – Хватит тут глаза мозолить... Сколько у вас на дорогу? Может, добавить?

– Значит, всё-таки, при деньгах? – язвительно констатировала Марья Павловна.

– На службе у меня всегда есть одно-два места, откуда я могу их достать. А у вас разве не так? – удивился Эксперт.

– Хрен с вами, гоните свою заначку. – не стала церемониться капитан Луканенкова. – Давайте, ребятки, выходите потихоньку. Я пошла тачку ловить...

Машин при выходе было навалом: только махни купюрой – любая на брюхе подползёт. Задача стояла другая: как уговорить Анну Арбузову сесть в ползающее а не летающее железо и покинуть аэропорт. Марья Павловна предоставила разрешать эту проблему Алексею...

Анна, к удивлению, артачиться не стала, согласилась быстро, при одном условии:

– Этого, – речь шла о Барском, – берём с собой! Где гарантии, что у него телефон завтра же не сменится?

– Гарантии – на плёнке, – ответил ей Эксперт, закашлявшись. – А сейчас мне необходимо вернуться домой. Я неважно себя чувствую...

– Сволочь ты, Николай Дмитриевич! – сказала Анна, пряча м(ку под маской равнодушия. Она выпрямилась и вновь приобрела вид светской дамы: Ничего, что – на "ты"? Дай тебе Бог хоть один раз испытать когда-нибудь то же, что чувствую я сейчас... Тогда ты станешь несоизмеримо богаче, чем теперь...

– Не надо так, Анна Андреевна! – попросил Барский. – Я же не предполагал, что они будут столь исполнительны из-за какой-то пары тысяч!..

– Такая цена моей Марусе? – холодно удивилась истукан-Анна. – А кто ещё должен был получить за её продажу? Ах да, – сообразила она, – конечно же Мыльников!

Эксперт, подавил новый приступ кашля и опять обратился с просьбой:

– Я понимаю, как вам сейчас трудно, но, тем не менее, не предпринимайте пока никаких поспешных решений... Через два дня, а может и раньше, даю вам слово, я узнаю, где будет находиться девочка. Постараюсь сделать всё возможное, чтобы вернуть её в страну. Хотя, – он, скрывая волнение, громко и противно проглотил слюну, – теперь это достаточно сложно.

– Только попробуй не вернуть... – Анна по-прежнему была безучастно-каменной, лишь упрямо выдергивала по-одному пальцы из рук Алексея, который давно уже тянул её на выход...

Вот наконец услужливо раздвинулись автоматические двери, выпуская их из недр аэропорта. Марья Павловна уже оседлала какого-то автомобилиста и подавала им знаки с переднего сиденья багровой "восьмерки".

– Едем ко мне, я позвонила коллеге Смыслову, заберём его по дороге.

– А к чему нам сейчас твой Смыслов? – Анна мечтала поскорее оказаться одна в замкнутом пространстве и завыть в голос...

– Мы должны показать ему дневник Бориса. Там – твоя реабилитация! Или хочешь всю жизнь проторчать на нелегальном положении?.. Потом, пора убрать с твоего пути Кофра. Он слишком значимая во всей этой истории фигура, чтобы – вот так, за здорово живёшь – оставить его в покое. А этот, думаешь, тебя в покое оставит, раз знает, что ты нашла дневники?..

– Мне всё равно... – бесцветно, тускло сказала Аня.

– Анька, не смей так говорить! – Марья Павловна повысила голос, пытаясь развернуться в кресле, запуталась в ремне безопасности, отстегнула его, получила выговор от водителя, зло покосилась, но комментировать не стала, лишь проигнорировала замечание и, встав на сиденье коленками, зашептала, чтобы он не слышал: – Возвращением Маруси будет заниматься Эксперт. Не слезем с него, пока не добьемся...

– Да пошла ты... Ничего мы не добьемся, – устало перебила следователя вконец измотанная Арбузова, – я не увижу её... Всё окончилось. Удивительно, что мне вообще так фартило последнее время...

– Не будь дурой, радость моя!.. – тихо, с трудом, но уверенно подал голос Алексей. – Значит, вам ещё какое-то время надо побыть врозь... глаза у него запали, вокруг появилась сетка морщин. – А то, что встреча состоится... Пожалуйста, не сомневайся...

Анне почему-то стало спокойней.

"То, что вселяет уверенность... Слова утешения в часы тревоги и печали, которые слышишь от человека, истинно тебя любящего."

* * *

Василий Смыслов отложил прочитанный дневник Бориса Арбузова, приложил к нему письма его студента Миши Короткова и подытожил:

– Вот с этим я теперь могу идти к Крячеку! Материал, как минимум, по двум убийствам есть, а если постараться, то можно будет раскрутить и "бытовое" дело пенсионера Колоскова. Только как я объясню шефу, где всё это взял?.. – и поднял глаза на коллегу Луканенкову. – Может, ты, Марья Павловна – со мной?..

"Старший товарищ" посмотрела на Алексея, перевела взгляд на Анну, пустым взглядом уставившуюся в одну точку.

– Вы как, справитесь? – Марья Павловна уже набирала Крячека. – Сергей Иванович! Да, я... Назначьте мне свидание, соскучилась – жуть!.. Да отпуск мне – поперёк горла, одни травмы. Нет, ничего серьезного: "наколола ноженьку на былинку". Считайте, что по личному... Я, Вась-Вася и ещё один молодой человек... (Ань, я Юрку сама заберу по пути!) Вот не скажу... Да потому, что вы ругаться будете, я девушка пужливая. Сергей Иванович, а может, машину за нами пришлёте? Нет, что вы, не барыня, конечно не домой. Ну, хотя бы, на Пушкинской?.. К памятнику, Сергей Иванович, к солнцу русской поэзии!.. Всё-всё, через сорок минут...

– Маш, до центра бы машину взяли, с твоей-то ногой, – обеспокоилась Анна. (Алексей обрадовался её тону: в нём наконец-то появились живые "зеленые" ноты.)

– Ничего, родимая, доберусь как-нибудь! Во-первых, на метро прямая ветка, во вторых, у меня будет целых два ухажера. Помогут. – Марья Павловна не была бы Марьей Павловной, если б стала поддерживать упадническое настроение Арбузовой. Она понизила голос: – Ты, подружка, лучше за Лёхой приглядывай: не нравится мне его рана. Как бы сепсиса не вышло, тогда пиши-пропало! – она нарочно стращала Анну и сгущала краски. – Он в дороге всё хорохорился, да видишь, что из этого вышло. Теперь и сам себя будет поедом есть, и ты тут – как ходячий укор. Возьми себя в руки. Хватит с нас скульптора! – Марья Павловна с горечью махнула рукой, поковыляла к выходу, бросив через плечо: – Лучше тебе станет, если и твой Алексей?..

– Ты права, – с тоской в глазах согласилась Анна вслед захлопнувшейся двери... – я не должна...

"Когда под тихим дуновением ветра один листок за другим влетает в отверстия оконной решетки, трудно поверить, что этот самый ветер бушевал вчера."

* * *

Глубокой ночью Анне вдруг снова привиделся явственный сон...

Ей казалось, что она идёт по подземным коридорам, где над нею не потолок, а толща воды. Коридор сужается, каменный пол, выложенный серыми плитами, поднимается в гору, а стены всё сдвигаются, ограничивая пространство передвижения. Анна боится, что вся вода планеты рухнет ей на голову, если она заденет её хоть единым миллиметром тела. Проход уже настолько узок, что дальше приходится ползти. Неожиданно, словно кто её подтолкнул, она взбрыкивает пяткой и задевает потолок. В ужасе закрыв локтями голову, она ждёт водяного обвала... Но, едва коснувшись тела и нежно обласкав его, а потом ринувшись вниз по крутому коридору за спиной, воды открывают над ней чистое ночное небо, полное звёзд – как в ту первую ночь у скульптора... Небесный Свод на глазах светлеет, но звезды сияют по-прежнему ярко. А сама Анна покачивается на воде...

По дороге в Солотчу, трясясь в Рязанской электричке, капитан Луканенкова пыталась растормошить задумчивую Анну:

– Ты слыхала?! Что ты об этом думаешь?..

По телевизору рано утром в передаче "Дорожный Патруль", передали сообщение о вчерашней трагической гибели в автокатастрофе известного мастера фотографии, сделавшего немало портретов эстрадных звёзд.

Григорий Мыльников погиб на месте. Водитель попутной автомашины, которая везла Мыльникова по Овчинниковской набережной, чудом остался жив...

У Марьи Павловны не было даже и тени сомнений:

– Это наверняка Эксперт! Побоялся, что Мыльников раскалываться начнёт! Потому поспешил сам его достать. Его рук дело, я не сомневаюсь!.. – Марья Павловна решила "подготовить" подругу к следующей новости: – Анька, ты как сейчас, в истерику впадать не собираешься?

– Он про Машеньку сказал? – сразу догадалась Аня. – Говори. Я теперь крепка, как Ахиллесова пятка!

– У Ахилла пятка была как раз самым уязвимым местом! – возразила Марья Павловна. – По себе знаю!

– Я думаю, после того, как в неё попала стрела, она стала самым твердым местом на теле. Так что он узнал?

– Он сказал, что твою Машу потеряли в пути. После того, как все прилетели и погрузились в автобусы, обнаружили, что её в группе нет, только рюкзак без ремней остался...

Анна затрепетала.

– А в самолете она была?

– Никто не может сказать наверняка, – ответила Марья Павловна.

– Ничего, я её отыщу! – вдруг уверенно сказала Анна, глядя на задремавшего Алексея.

Знаком она попросила Юрку не вертеться.

– Я рада твоему оптимизму, – изумлённо-недоверчиво протянула капитан Луканенкова.

Анна сказала просто, как о чем-то само собой разумеющемся:

– Сегодня ночью Саша с нами прощался... Он дал мне понять, что мы найдём Манечку...

– Но как ты, интересно, собираешься попасть за границу? На какие шиши?

– Придёт время – найдутся и "шиши".

Марья Павловна со вздохом позавидовала:

– Я бы тоже с тобой за компанию смоталась. Ведь всё-таки отпуск! А меня завтра вместо этого вышестоящее начальство опять на ковер вызывает. Размечтались! Уже всё говорено-переговорено! Я всё равно не пойду: больничный взяла из-за производственной травмы. Пусть сами себя отчитывают, придурки!..

С похорон Саши Трегубова поздно вечером вернулись в квартиру Алексея, убранную накануне Анной и Женой Рустама, которая по просьбе капитана Луканенковой привезла Двойника.

Катя вначале просилась пожить в монастыре у матушки Варвары, но когда увидела мать, изменила своё решение...

Настоятельница благословила их на прощание...

Дети крепко спали...

– Ань, где ты? – Алексей безнадёжно, не надеясь на отклик, побрел по квартире. Перед закрытой дверью кухни остановился. Анна тихо пела.

Он вслушался в незамысловатую песенку.

– Младшенькой Машке

Наденем рубашку,

Машеньке-душке

Подложим подушку...

Лишь Мурка заснёт

Подушка вздохнёт,

Зашепчет на ушко:

"Не хочешь ли сушки, ватрушку и плюшку?"

Но Маша зевает

Она засыпает...

Подушка вздыхает,

Её обнимает:

"Маруся, Маняша, сокровище наше!.."

Алексей вошел, сел на табуретку.

– Леша, зачем ты встал?..

Алексей посидел с ней рядом молча, потом в сердцах брякнул:

– Аня, я тебе её откуда хочешь!.. Только ты!.. Почему ты!.. Когда ты не веришь... У меня...

– Я знаю, знаю, – остановила его Анна, – не надо много говорить. – Она продолжала тихо: – Что же делать, Лешенька? Просто она была уже так близко...

* * *

Дети подросли. Их у меня пятеро – три мальчика и две девочки (младшей уже одиннадцать лет).

Муж – писатель-сказочник. Каждая его сказка – жемчужина. Но не печатается. Время не приспело.

Между службой (сто звонков, сто посетителей, капризы босса), детьми (сессии, отметки, одёжки, стирка, психология), мужем (набор, перепечатка, дискеты, вся его писательская кухня, а еду у нас готовят мужчины) поездками в метро, усталостью и сном – написан этот роман.

"Сердце радуется, когда пишешь на белой и чистой бумаге из Митиноку..."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

*** Все цитаты, набранные в тексте курсивом, взяты из книги Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья".