Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Для верности она даже дала московский телефон владельца клиники и порностудии.

– Ну, если всё подтвердится, – заверила капитан, запомнив номер, тогда и я сдержу слово. У меня тоже есть достаточно близкие друзья, которые обеспечат тебе своими личными связями другое имя. А уж тихую непыльную работенку с проживанием поищешь потом сама...

Пока она рисовала бывшей подпольной киношнице перспективы новой жизни, Алексей согнал Анну с переднего кресла на заднее. Она взобралась на сиденье с ногами, разулась, потянула носом воздух и поморщилась:

– Нет здесь поблизости какого-нибудь лягушатника?

– Чистые носки в пакете с юбилейной картинкой, – напомнил ей зять, усмехаясь: пьяная Анька была ужасно забавной, как ребёнок, строящий из себя взрослого. Но для порядка он всё же сказал: – Уймись, наконец, смотреть на тебя стыдно! Вот подарочек достался...

Анну это задело:

– Я вас не просила... Нечего было спаивать!

Натянув новую пару носок, она свернулась клубком, подложила под голову пакет и очень скоро сонно засопела.

Луканенкова подошла к "ниве", заглянула, удовлетворённо отметила:

– То, что надо! Пусть хоть с часик поспит!

– Ей давно это надо, – возразил Алексей, – за последние четверо суток она дай Бог восемь часов проспала.

– Что так? Некогда было?..

– Не стройте из себя всезнайку, мадам! – раздраженный намёком, прозвучавшим в голосе Марьи Павловны, Алексей подобрал с земли брошенное одеяло и прикрыл им Анну. – Если бы на вашу долю досталась хоть одна пятая всего, что пережила она, и ваш муж лишился бы не жизни, а всего-навсего ноги, руки, головы или иной части тела, да отсидели бы не пять, – один годик, прекрасно зная, что членовредительство причинили ему не вы, а вернувшись из мест "не столь отдаленных", обнаружили, что ваш ребёнок, ваша – как вы сказали, Маринка? – бесследно пропал, то есть пропала, а вы всё время заключения мечтали о встрече с ней, и вместо этого получаете свидание с любовницей благоверного, которая не скрывает, что именно благодаря ей он лишился своей любимой части тела: обещался подарить ребёнка, и – не смог, поэтому его должок лежит на ваших хрупких плечах, не вернёте – заплатите дочерью, так что о Марине забудьте!.. Ну?

– Прекрасный и очень полный доклад! – поаплодировала капитан. – Я вот только не до конца поняла, какого ребёнка обещался сделать Борис – и не сделал, и почему за это теперь должна ответить Анна?

– Мы и сами это не до конца поняли. Там всё завязано на последней археологической экспедиции Бориса. Договор какой-то он не выполнил, или документы не вернул, за это его и прирезали... Почти на её глазах. Выйдя на волю, она каждый раз просыпается, чуть не утонув во сне в его крови. А уж то, что мы обнаружили в резиденции вашей тёти Люси, и в каком состоянии мать нашла Катю!..

Алексей пошарил по карманам, сигарет не нашел и Марья Павловна предложила ему пачку "Marlboro".

В ней "заработал" следователь:

– А почему ты так уверен, что насчет Бориса она сказала тебе правду?

– Я слышал это признание из уст самой Алёны (если вы видели материалы дела, – должны её помнить) буквально за несколько минут до того, как из-за них пришлось подпалить мой собственный дом... – Алексей глубоко затянулся и покосился в сторону "москвича". – За картины – спасибо! Или это надо оформлять как-то официально? Тогда я – пас: пока всех племянников не разыщу, официально не объявлюсь!

Следователь тоже выпустила дым:

– А что она для тебя? Уж больно горячо ты защищал её во время следствия!

Алексей ответил коротко, но исчерпывающе:

– И она, и дети для меня – всё. – И добавил, пристально глядя Луканенковой в глаза: – Можешь не верить. Я сам, идиот, в это не мог поверить до недавних пор.

Марья Павловна предложила:

– Знаешь что, давай-ка, сядем рядком, да поговорим ладком. Только факты. И – без дураков! Сам понимаешь: свидетелей нет, поэтому можешь не бояться. Магнитофон в лифчике тоже на отдыхе при себе не ношу. Так что начинай, как в фильме: ты – мне, я – тебе...

* * *

Разговор окончился быстро, минут через пятнадцать. Марья Павловна поверила почти всему... Конечно, кое-что надо бы перепроверить (следуя заветам Ильича), но следовательское чутьё на сей раз говорило: всё правда! Она изложила Алексею свои скудные сведения и выводы, которые сделала за два неполных дня работы в отпуске, и добавила, с ненавистью глядя на хозяйку иномарки:

– Этой мрази бы не новый паспорт, а – пулю промеж глаз, сучка бесплодная! Ладно, пусть ночует здесь – там видно будет. Ну, что, адрес мы помним, если не соврала. По машинам!

– А стоит ли вам влезать, – спросил Алексей, – вы – представитель закона (если всё это можно назвать законом), хоть и на отдыхе.

– Да я и так уже влезла! Потом, у меня в резерве остался один старлей над делом корпеть, я обещала помогать!.. О! – сообразила капитан. – Я ему как раз из Рязани и звякну. Не хрен спать! – бессердечно решила она нарушить режим ничего не подозревавшего Смыслова, – пусть делом занимается!

– Вы езжайте вперёд, – дипломатично предложил Алексей, – а мы с Анной – за вами.

– Не доверяешь?.. В принципе – правильно! Ну, пойду, развернусь. – И развернувшись всем корпусом, предложила: – Слушай, давай – на "ты", всё равно ты мне уже трижды "тыкал".

Луканенкова пошла искать ключи зажигания от своего "москвича", которые должны были валяться где-то под окошком BMW кастелянши. Пока она шарила по земле фонариком, Пышка умоляла её отстегнуть наручник, уверяя, что всё равно ей бежать невозможно, так как автомобиль застрял "по самое некуда".

– Ничего, переночуешь и так, не барыня! – еле сдерживаясь, чтобы не придавить её по примеру Анны Арбузовой, гавкнула на неё Марья Павловна. Катя сколько у тебя провалялась?

– Так ведь девочка буянила, – ещё имела наглость оправдываться Пышка. – С ней трое человек справиться не могли!.. – Поймав металлический взгляд милиционерши, она заторопилась объясниться: – Но поверьте, что вреда ей... – ну, в том смысле, ну, вы меня понимаете... – не причинили: у неё как раз начались "критические дни". Половой акт в такое время – крайне негигиеничная вещь. Поэтому я (именно я!) настояла, чтобы подождали несколько дней, пока у неё это не закончится... Да и Кофр настаивал, чтоб мы пока не активизировались...

– Кофр – это владелец? – уточнила Марья Павловна у случайно обмолвившейся экономки.

Той ничего не оставалось, как признать.

"Кивает, сволочь! Голова скоро отвалится, столько кивать. А рассказала – с гулькин нос!" – капитан Луканенкова снова нахмурила брови, пытаясь выжать из кастелянши ещё хоть что-нибудь полезное:

– Это так называется: не активизировались?.. За что же девочку тогда избивали? Уж не хочешь ли ты сказать, что вы заставляли её...

– Нет, нет! Успокойтесь, прошу вас! Ничего такого... Просто есть определенная методика подготовки к съемкам, раскрепощающая новичков, чтобы режиссеру не приходилось терять времени. А она отказывалась, была очень перевозбуждена, кричала...

Луканенкова подобрала ключи, показала их уже в нетерпении сидящему за рулём Алексею и поспешила к своему верному железному другу, оставляя позади монотонное бормотание Пышки...

* * *

Добраться до Почтамта было делом двадцати пяти минут: Алексей прознал все пути-дороги, ведущие к пообносившемуся зданию, построенному в традициях сталинских времен, так как уже угробил возле него полдня. То же самое, видимо, ждало и капитана Луканенкову, только в позднее время: междугородная телефонная связь из-за вчерашней грозы находилась в состоянии неустойчивого равновесия.

Марья Павловна заказывала номер домашнего телефона Смыслова.

Пока её соединяли, пока она слушала "безответственные" длинные гудки и переносила заказ на час позже, – Алексей курил, облокотясь на машину, караулил сон Анны, пристально разглядывал и запоминал ночной город...

Ему нравилось, как лихо вписывается современная нахальная живая молодежная суета в Рязанский классицизм. На улицах – по которым должны были стучать копытами цугом запряженные четверки с экипажами – шныряли праздношатающиеся автомобили.

Несоответствие стилей, дисгармония "монстров" старинной архитектуры и современных лёгких торговых павильонов напоминали о том, сколь быстротечен человеческий срок и сколь бесконечно движение жизни.

Внезапно от философских размышлений Алексея оторвал детский голосок, который со всей серьёзностью предупреждал:

– Осторожно! Еду назад! Осторожно! Еду назад! Осторожно! Еду назад!..

Опекун стал беспокойно озираться, но никого не увидел. Лишь автомобиль, который задним ходом приблизился к нему вплотную: это оказалось очередным изобретением автолюбителей. Изумлённо проморгавшемуся небритому "дяде" ничего не оставалось, как завести машину и уступить дорогу "ребёнку" за рулём.

Чтобы ему не пришлось долго веселиться, подошел "гаишник". Он вежливо, по форме козырнул и объяснил водителю машины с московскими номерами, что в этом месте – не паркуются... Указав другое место для парковки, гаишник снова козырнул рязанскому гостю и отошел (но Алексей пережил несколько довольно неприятных минут).

Вскоре появилась раздосадованная Марья Павловна: треклятый Смыслов упорно не поднимал трубку.

– Одно из четырёх: или дрыхнет, как сурок, или телефон отключил!

– А может, он до сих пор бегает по служебным делам, или у парня бурная личная жизнь? – предположил на "второе" и на "третье" Алексей.

– У кого? – фыркнула Луканенкова. – Не смеши! Только время из-за него уходит!

Алексей предложил ей попробовать ещё раз, а сам решил, пока Анна спит, уточнить дорогу к дому Грека.

– И вот ещё что!.. – Алексей вспомнил свои ощущения при виде стража порядка. – Нельзя ли загрузить ваш...

– Твой, – поправила Марья Павловна.

– Да, твой москвич моей сумкой? – Алексей покосился в сторону гаишника.

– А что, уже интересовались?

– Пока только парковкой, но – кто его знает! Не хотелось бы уходить в нелегалы.

– Бедный мой старикан! – Хоть и ругала его частенько, но Марья Павловна любила своё средство спасения от давки в метро. – Тебе только лишних железочек не хватало!

Алексей вынул из багажника черную тяжелую сумку (пистолет у него остался задвинутым сзади под ремень), напружинив мускулы, перенёс её в почти пустой багажник "москвича". Картины Алексея они переложили в машину Рустама ещё там, "на большой дороге".

Марья Павловна снова решила попытать счастья и скрылась за дверями переговорного пункта.

Алексею захотелось ещё раз посмотреть, что именно уцелело. Там – в пригороде – было слишком темно. Он перекладывал в открытом багажнике холсты старой ветошью, рассматривал сгоревшие куски и обдумывал, что пропало безвозвратно, а что можно будет восстановить (но – стоит ли?).

– Лёш, это ты? – над сиденьем поднялась всклокоченная голова Анны.

– Проснулась, хулиганка? – Алексей не отрывал взгляда от одной, особенно пострадавшей работы.

– А можно мне поглядеть? – виновато спросила Анна, чувствуя себя ужасно.

– Ты лучше поспи ещё, – посоветовал он, по-прежнему занятый своими мыслями...

– Лёш, меня тошнит, – жалобно призналась она.

– Только, ради Бога – не в машине! – Он переложил холсты, помог ей выйти на тротуар и подвел к ближайшей урне. – Вот и хорошо. Теперь легче станет, мне подобное состояние знакомо, – и вдруг заругался: – Что ж ты кроссовки-то не надела, чумичка!

Тут только Анна заметила, что на ней нет обуви. Она искренне удивилась:

– А где они?

– Где, где. В Караганде! Не помнишь, как собиралась стриптиз устроить?..

Анна помотала головой из стороны в сторону, сморщилась и попросила:

– Не кричи! И без тебя башка трещит!

– Ладно, алкашка, жди меня, я скоро.

Зять побежал искать какой-нибудь открытый аптечный киоск.

9.

"Надо выбирать таких телохранителей, в добром поведении которых ты совершенно уверен."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Алексей вернулся быстро, откупорил банку с водой, распечатал какую-то таблетку и бросил её в жидкость. Там что-то бурно закипело. Дождавшись, пока микроизвержение затихнет и не слушая возражений, почти насильно заставил Анну проглотить приятный кисловатый напиток. Он потрогал её ступни, присев на корточки у раскрытой дверцы, и, убедившись, что они сухие, одел на свояченицу кроссовки. Наконец, сел рядом.

– Сейчас полегчает. Где же эта Марья Павловна?

– Как она тебе? – вяло поинтересовалась Анна, разглядывая пустую банку.

– Трудно сказать сразу. – задумался Алексей. – Мы с ней потолковали, когда ты уснула. Вроде, приличный человек, но стопроцентно голову под паровоз не положу. Хотя, с другой стороны, – чего ей лезть в это дело? Кстати, она сказала, что договаривалась о встрече с Колосковым, он же "случайно" был убит в бытовой ссоре.

– Подонок, мразь! Туда ему и дорога!

– Тс-с, тише! – жесткий палец лёг ей на губы. – Не заводись! И так понятно, что он тоже был подневольный, как Пышка. Да, связи у них, будь здоров!.. – Алексей обнял её и пригрозил: – Будешь возникать, опять напою!

– О-ой, не надо! – Анне было отвратительно своё состояние. – Неужели ты меня никогда раньше пьяной не видел? Мы же столько праздников отмечали вместе, всегда ведь пили.

– Закусывали, дорогая, обильно! А на пустой желудок, да ещё от такой дозы – слон упадёт! Что, опять?

Алексей растерянно оглянулся, не зная, чем ещё помочь. Он вспомнил, что в одном из пакетов, кажется, оставался лимон, достал его, надгрыз корку и протянул Анне кислую мякоть.

Свояченицу, видимо, больше всего беспокоил провал в памяти. Лизнув сочный плод, причмокивая и гримасничая от оскомины, она попыталась восстановить потерянное:

– А что, я очень плохо себя вела?

Он снова развеселился:

– Не комплексуй! Ты была бесподобна! И – весьма мила... Всегда бы так, только чтоб ещё перегаром не несло! – Он явно собирался закрепить предъявленные на неё права.

Анна отодвинулась.

– У меня скоро сформируется стойкий отрицательный рефлекс ко всякого рода ласкам... Давай, что там ещё случилось, пока я спала? И прекрати изыскания! У меня всё – на месте.

– Есть две новости и обе – от Пышки, – Алексей предпочитал, чтобы она злилась на него: она тогда не впадала в ярость, а просто дулась. – Одна так себе, вторая – нормальная, если этот пончик опять не соврал.

Анна мгновенно просекла:

– Адрес липовый?..

Алексей достал из заднего кармана брюк карту города:

– Только что купил, здесь такой улицы даже и в помине нет.

– Господи! – простонала Анна. – Какая же я дура! Ведь ты из-за меня не взял её с собой. Иначе она бы не отвертелась: показала дорогу прямо к дому! Как же теперь?..

– Анька, погоди горевать. У меня есть одна мысля.

– Говори скорей!

Он оценивал её состояние.

– Скажу, когда успокоишься!

Алексей взял её за руку, стал терпеливо объяснять сложность ситуации, которая возникла в связи с появлением на их ночном горизонте такой помощницы, как Марья Павловна.

Общительно-недоверчивая и очень решительная Марья Павловна вызывала у Алексея уважение и симпатию, в отличие от самого учреждения, где она работала. Когда он, взвешивая каждое слово, рассказал ей практически всё, он ничем особенно не рисковал: будь она к ним "приставлена" – её так и так уже ввели в курс дела те, кому надо. Но Алексей и под пыткой не указал бы нового убежища Кати и Юрки. А теперь он считал, что ни к чему обсуждать с ней то, что адрес липовый. Если она из противостоящего клана – пусть думает, что и он, и Анна верят в её искренность.

Надо как-то постараться избавиться от её "опеки". В любой момент (опять-таки, при условии, что эта "сочувствующая" – лишь глаза и уши бандитов) её присутствие может помешать Алексею с Анной в дальнейшем поиске детей.

– С другой стороны, если её действительно отодвинули от ведения дела и она теперь играет на нашей стороне, а это больше похоже на правду, Алексей не отрывал успокаивающего взгляда от лица свояченицы, – как ты думаешь, не должны ли мы использовать её отпуск нам на пользу? Отрываться от неё насовсем не имеет смысла.

Анна в задумчивости кусала губы. В ней теперь не было и намёка ни на злобную ярость, ни на пьяную истерию:

– Но ведь след оказался потерян. Что нам теперь делать? "Подъезжать" к ней на кривой козе? Или возвращаться к Пышке?

– Я предлагаю тебе пойти на переговорный и покараулить её, то есть занять светской беседой, – пояснил зять. – Мне за это время необходимо убедиться в правильности одной догадки.

– Какой?

Алексей досадливо отмахнулся: обязательно она должна быть в курсе всего!

– Если я прав, – он пересел на более привычное для себя место водителя, – мы с тобой скоро увидим хату Грека. Вон – Марья Павловна идёт. Не вздумай при ней... – он опустил стекло машины пониже. – Ну, что, дозвонилась?

Капитан только руками развела:

– Он как раз взял трубку и нас разъединили. Пообещали в течение часа...

– Надоело мне тут торчать бельмом в глазу. – Алексей повернул ключ в гнезде зажигания. – Анька! Хочешь, покажу тебе старую Рязань?

– С ума сошел? Меня мутит! Добро бы – ради дела, а просто так кататься – извини! Я – пас! – И пулей вылетела из машины...

Она настолько натурально сыграла своё благополучно уже завершившееся "нездоровье", что даже Алексей сначала поверил, а потом изумился: "Ай, да Анька! И ведь не один год её знаю!.. Интересно, сколько ещё сюрпризов она мне преподнесёт?.."

Марья Павловна и Анна сидели на переговорном пункте и ждали, когда восстановится связь с Москвой. Анна слушала её рассказ о встрече на пляже Юрки и Маринки.

– Маш, ты можешь мне честно рассказать последние известия от этой грёбаной Пышки? – вопрос гвоздем торчал у Анны в мозгу.

Луканенковой не хотелось понапрасну обнадёживать Арбузову – а вдруг это очередные выверты развратной тётки.

– Ну хоть намекни! – канючила Анна.

– Я бы хотела сначала убедиться, что она не наврала.

Анины приставания прервал механический голос, на весь зал пригласивший Марью Павловну в третью кабину переговорить с сослуживцем. Она тут же вскочила, плотно притворив за собой дверцу. Анне оставалось через стекло наблюдать бурную артикуляцию и жестикуляцию новой знакомой.

– Ну, наконец-то! Давай, быстренько излагай, что там у нас. Как мало времени? Целый день прошел! Потому так поздно и звоню, надеялась, ты что-нибудь новенькое разузнал... Ну, ладно, давай из хорошо забытого старенького...

Марья Павловна говорила со Смысловым, а краем глаза увидела, как зашел странно изменившийся Алексей, подошел к Анне, она также переменилась в лице, кивнула, подошла к кабине, что-то сказала через стекло.

– Вась-Вась, погоди минутку. Нет, девушка, не разъединяйте! – Марья Павловна прикрыла трубку рукой, толкнула дверь и крикнула в спину уходящим Анне и Алексею. – Что там стряслось?

– Мы скоро! – махнула рукой Анна. – Встретимся здесь через час! Ускорив шаг она догнала зятя и они исчезли из пределов видимости...

– Слушай, батенька, ты там что-то слишком долго просыпаешься! Нельзя ли покороче? – Марья Павловна, наконец, вникла в смысл сказанного Смысловым и уже не рвалась на выход...

* * *

Анна торопливо семенила за Алексеем к машине. Но, вопреки обыкновению, это было совсем не трудно: он шел так медленно, словно находился под водой, а к ногам у него было привязано по маленькой подводной лодке.

А просто Алексей изнемогал от тяжести давившей его ноши, которую собирался прибавить к немалому грузу свояченицы.

– Лёш, я не поняла, что ты сказал? Кому ты звонил? Кто меня ждет?..

– Сядем в машину, – не глядя на неё и чувствуя себя предателем, глухо сказал Алексей.

– Лёш, ну-ка посмотри мне в глаза! – Анна требовательно понизила голос почти до шепота. – Что с мальчиками? Отвечай! Почему у нас почти нет времени?.. – Он по-прежнему не мог совладать с собой. – Ну, что ж, в машину, так в машину!

Анна решительно двинулась к "ниве" Рустама и села за руль. Алексей попытался её согнать, но пока ему удалось отцепить лишь одну подводную лодку: ноги по-прежнему не слушались, а женщина уже включила мотор и газанула. Сделав крутой разворот, вопреки правилам дорожных движений словно на площади Пляс Пигаль – она подъехала к растерянному зятю почти по встречной полосе и подставила правую дверцу:

– Ты надумал, или мне на тебя больше не рассчитывать?..

Он удивился, что в самом деле вести машину сейчас – впервые не в состоянии. А терять времени действительно было нельзя: к сожалению, теперь ему это стало хорошо известно.

Свояченица действовала уверенно и профессионально, словно провела за рулём полжизни: газ, сцепление, первая скорость, снова газует, плавно жмёт на педаль сцепления – переводит на вторую.

– Ты будешь говорить? – разрывала ему сердце Анна, всё набирая темп. Дорогу... Говори, куда ехать...

– Я не хочу, чтобы ты, чтобы с тобой...

– Дорогу! – перебила его Анна. – Показывай, ты ж у нас любознательный, днём всё повидал, всё разузнал... Как только отделываешься от меня, остаешься один – нате вам – сразу ценную новость приносишь! Где ты их только берешь... Кто тебе их подбрасывает...

Алексей пожинал плоды собственной сдержанности...

Оберегая Анну от лишних волнений, он не учёл, что уже не раз в своей жизни она наталкивалась – с разбегу, с размаху – на человеческую подлость. Сколько раз в кровь разбивала доверие к людям, веру в любовь, справедливость, человечность... Начал эпопею Борис – своей бесконечной чередой измен и уходом к Алёне. Продолжил – Колосков – простой трудяга-следователь, засадивший её за решетку... Одновременно с ним – почти все близкие ей когда-то люди, не желавшие больше знать Анну. Теперь – эти мерзавцы, эти ублюдки, покусившиеся на смысл её жизни, на саму её жизнь её детей...

Поэтому теперь Алексей с покорностью слушал все эти ужасные и несправедливые обвинения, сыпавшиеся градом:

– Вы, наверное, договорились ещё днём, а может тогда, когда я ждала тебя на даче, ещё до пожара, – рассуждала вслух Анна, вполне алогично сводя "концы с концами". – Как же, такая добрая, прекрасная капитанша... Оказывается в нужном месте, в нужное время и спасает самое ценное – твои картины! Может, и те двое тоже спаслись? Может, это как раз Алёна и тот "профессор" с риском для жизни вынесли твои шедевры из огня? А потом нате! Мы "случайно" встретимся, споим глупенькую дурочку Нюшку, воздействуем на неё морально и физически (у тебя это прекрасно получается), и будет она плясать под мою дудку!.. Только зачем?.. Чего вам всем от меня надо?..

Она повернулась к нему всем телом. К лицу Алексея словно прижали целлофановый пакет, через который он не мог ни говорить, ни дышать... На это оказалось невозможно смотреть и Анна перевела взгляд на дорогу.

Не было кругом ничего. Только чужой город, только её Маня, её Павлик, её Петька где-то в нём. Где? Кто ей подскажет? Кто будет с ней рядом? Катя с Юркой?..

"Досадно, когда заметишь, что шила что-то наизнанку."

Да. Катя с Юркой. Они помогли вновь отчетливо разглядеть реальность. В бесконечной смене вранья и правды вновь открылось её внутреннее безошибочное зрение.

Реальность... Лёшка – это реальность. Он привёл её к сыну, нашел Юрку. Это – реальность. Он возвратил ей Катю. Пусть страдающую, униженную, но увидеть дочь снова Анна смогла, благодаря Лёшке и его другу... Он пытается возродить в ней женщину. Зачем? Для себя! Пусть!.. Да как она смеет! Не могла же она измениться настолько?.. Алексей – единственный, кому можно довериться в этом безбрежьи вранья и предательства. Все её домыслы – бред сивой кобылы!..

Он будто читал её мысли.

...Пусть для себя – для кого ж еще? Не для нового же Бориса? Ведь только рядом с ней – не с роскошной Любовью, по которой он буквально засыхал – лишь рядом с некрашеной, простоволосой, в спортивном костюмчике, всё понимающей сердцем и часто ничего не понимающей головой Анькой – ничто не мешало ему быть самим собой. Собственно, и счастливым даже быть... И вот теперь, когда это ему открылось, он должен...

– Я должен привезти тебя к ним... Если мы не будем там через тридцать, – он посмотрел на приборную доску, – нет, уже через двадцать пять минут...

– Что, что тогда?.. Нет, не говори!.. Кто?.. – Она уже не хотела слышать ответа, она боялась его услышать: грядущее черной неотвратимой тенью предстало перед ней во всей своей сатанинской красоте.

Но Алексей уже сделал выбор. Он перестал её щадить:

– Петя.

– Где?

– У Грека в клинике.

– Знаешь, как ехать?..

– Мне объяснили.

– Я не найду, я тут ничего не знаю...

– Меняемся местами, может, успеем...

– Как ты нашел Грека?..

Этот вопрос был самым ожидаемым. Странно, что Анна не задала его первым. Если каким-то чудом уцелеет, она никогда не сможет понять, почему он не сказал ей раньше...

– Я сам туда позвонил!!!

В результате этой страшной викторины, постепенно – как жемчужины из раковин – выуживая из Алексея слово за словом, Анна узнала, что во время уничтожения пышкиного Содома и Гоморры, вернее, за пару минут до него, Алексей тогда занялся перетаскиванием видеокассет в машину, – в доме раздался телефонный звонок (она отчетливо вспомнила тот миг).

Подходить к телефону? Полный идиотизм! Но высветившийся на аппарате номер Алексей запомнил...

Теперь, когда адрес, данный Пышкой, оказался липовым, – опекун детей решил воспользоваться этим номером и проверить, не имеет ли он отношения к самому Греку-Асклепию.

Расчёт оказался верным. Более чем верным. Алексей попал прямо на мобильный телефон. Это не был Грек, это был непосредственный начальник его и Пышки. Он не сразу понял, кто говорит, но как только разобрался, что звонивший связан с Анной...

Не было сил пересказывать весь разговор.

– Он потребовал, чтобы я собственноручно доставил тебя, к нему в гости, а сам остался в машине. В противном случае...

Алексею надо было решать: Аня или Петька.

– Чего они хотят?

– Не знаю.

– Времени сколько осталось?..

– Пять минут. – Алексей высунул голову в окно и поинтересовался у прохожего названием улицы. Сверился с картой. – Мы почти на месте.

Ровно через три минуты они остановились у двухэтажного тёмного выселенного старинного дома, по каким-то неведомым причинам не представляющего для государства архитектурной ценности. Ветхое здание было упаковано в строительные леса, как сломанная нога в аппарат Илизарова.

Охраны, к удивлению, не было.

– Это – здесь...

– Я должна идти одна?..

– Таково их условие.

Анна мысленно перекрестилась.

– Ну, тогда вперёд, – подбодрила сама себя. – Меняем Петю на Аню... и пошла, почти весело напевая: – Петруха, Петрушка-прозрачные ушки...

Она дошла уже до подъезда и вдруг вернулась, нежно обняла Алексея, поцеловала его шрам на подбородке:

– Негоже так уходить, когда ты меня не простил. – Она оторвалась, посмотрела на циферблат на столбе. – Пора. Прости убогую, пока не поздно...

Алексей застыл возле машины, как подъемный кран на заброшенной стройке. Даже губами не шевельнул. Анна скрылась за дверью...

* * *

Если бы Анна не сосредоточила все силы, чтобы организовать спокойное плавное передвижение своего тела (со стороны казалось – независимая деловая женщина вернулась домой из командировки), она конечно заметила бы, что прошла сквозь хитрое сооружение, вмонтированное в стены. Рентгеновский взгляд взятой в аренду таможенной проходной, мгновенно разложил по слоям её обмундирование: футболку с лёгкими брюками и то, что под ними, удостоверился в отсутствии на гостье металла.

Не заметила Анна и того, когда успела вырасти рядом с ней стройная, как подберёзовик, фигурка в белом халате.

– Прошу вас, входите! Вот сюда, пожалуйста! – раздался разочарованно-вкрадчивый голос. – Вы всё-таки успели... – Анна чуть-чуть выдохнула. – Извините, что мало света: здание ещё недооформлено в собственность, так что приходится соблюдать режим строжайшей экономии.

Парадная мраморная застеленная ковровым проспектом лестница в два пролета привела Анну к льющейся световой реке, на миг ослепившей и окончательно обезоружившей. Возле впадения этой реки в темный холл дежурили двое часовых, стоящих неподвижно, как у входа в мавзолей.

Словно в противовес "строжайшей экономии" в многоугольном сером бархатном зале под лепным потолком сияли дневным светом две многоэтажные люстры из белых подсвечников. Белым был овальный деревянный стол, три дивана, асимметрично расставленные вдоль отремонтированных по самым современным европейским стандартам стен.

Бедной Анне за последние пять лет и четыре дня ещё не приходилось видеть таких помещений, (кстати, выглядело всё строго, без излишеств, очень торжественно). Поразило не это: сочетание света и сумрака почему-то резануло воспоминанием о красно-тигровом подвале Пышки. (Видимо, дизайнер был один и тот же.)

– Вы – как раз вовремя, – снова грустно констатировал белый халат. Мы уж было начали беспокоиться, не случилось ли чего по дороге.

Человечек-подберёзовик отодвинул одно из равномерно распределённых вкруг стола кресел, пригласил сесть. Невозмутимо, словно два раза в неделю она посещала ночные светские рауты, Анна прошла к предложенному месту. В голове сам собой возник хрустящий под копытами "школьный" Маяковский: "...гриб, грабь, гроб, груб...".

Нет, грубым подберёзовик не был. Он был профессионально внимательным, почти ласковым: словно только вчера давал клятву Гиппократа. Приземлился наискосок от Анны. Теперь, при свете искусственного дня, Анна стала его демонстративно разглядывать, хотя разглядывать там, собственно, было нечего: нос и рот скрывала марлевая маска, волосы, уши и лоб – медицинская шапочка, глаза – толстенные роговые очки доисторического периода, превращавшие их обладателя в белоснежную ящерицу. Человек-невидимка, забинтовавший себя, чтобы стать зримым, был, наверное, более определённым, чем этот призрак. Даже рук не видно – резиновые перчатки!..

– Где все? – Анна инстинктивно поняла, что ей тоже придется провести этот раут в маске и "надела" на себя бесстрашие, весёлость, добродушие.

– Кто – все? – марлевая повязка обозначала рот при входе и выходе воздуха.

– Я полагала, не вы один меня хотели видеть. Скорее всего, есть кто-то, кому мы с вами, – подчеркнула Анна, – интересны тогда, когда зачем-нибудь необходимы.

– Совершенно верно, – раздался за спиной музыкальный тенор. – Прошу прощенья за вынужденную задержку: пришлось отменить кое-какие распоряжения и дать несколько указаний, – извинился тенор.

Она вздрогнула от неожиданности...

"Войдет в комнату кто-то тебе ненавистный – и душа замирает."

Он был дружен с Борисом, даже один раз появился в их доме... Но Анну его искусные фотопортреты и впечатляющие кадры всегда почему-то оставляли равнодушной.

– Вы почти правы, очаровательная Анна – как вас по отчеству? Прекрасно выглядите, если учесть, как давно не были на курорте.

– Какое, к черту, отчество?! – она почти оправилась от шока. – Раньше меня называли просто Анна, чаще – мама или мамочка, потом – Арбузова, подозреваемая, подсудимая, пока не "сократили" до номера.