Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Его мать вообще очень любила всё вокруг украшать, обшивать, обвязывать. Любой лоскутик находил единственно нужное место в пестром рисунке одеяла, занавески топорщились рюшами, наволочки украшала вышивка ришелье и везде, везде, везде – лежали ажурные белоснежные салфетки, связанные из обычных швейных ниток. Ну, кто любит рукоделье – тот понимает!..

От всего этого в бедном деревенском доме было так уютно, так напоминало Анне детство, что не хотелось возвращаться в обустроенную городскую квартиру с импортными коврами и гарнитурами...

Анна присела на тяжелый старинный кованный сундук-лавку и перед её глазами снова промелькнула картинка вчерашней ночи, а точнее не ночи утра. Снова возникло ненавистное лицо...

– Алёна. – Так её назвал однажды – незадолго до своего ухода – муж, оговорившись. Именно после этого она выставила его. Хотя всё, что её окружало, всё, чем она владела, её мир, её дети, – всё это было связано с Борисом.

– Мама! – голос Юрки вернул её к реальности. – Ты скоро? Мы есть хотим!

– Аня! – предостерег её Алексей от нового всплеска эмоций. – Только цель!

Анна вскочила, открыла дверцу буфета, схватила первые попавшиеся под руку миски и спросила:

– Где накрывать: наверху или внизу?..

Давясь от жадности и захлебываясь от нетерпения поведать всё, что он знает, Юрка рассказал им о том, как забирали детей из "Дзержинца", как ему удалось удрать и что при этом узнать.

Оказалось, что незадолго до этого сменилась медсестра: вместо пожилой Юлии Борисовны, проработавшей на одном месте двенадцать лет и, как облупленных, знающей всех интернатских, взяли практикантку после медицинского училища. Правда, за "выдачу" детей отвечали ещё и воспитатели, но у них, как на грех, в этот день случилось совещание в Москве по итогам учебного года. Так что в лагере никого из начальства не было.

Алексей и Анна понимающе переглянулись: видимо, Двойник дал знать своему "руководству" о том, что ситуация – вполне подходящая, и момент не был упущен.

За детьми приехали двое: мужчина, который представился медсестре их опекуном Ариным Алексеем Анатольевичем, и бойкая молодая ярко накрашенная блондинка, которая назвалась подругой его погибшей жены. Пока он показывал медсестре паспорт, оформлял документы, женщина отвела детей в сторонку и пообещала, что если они подтвердят медсестре, что этот дядя – действительно их опекун, он отвезет их повидаться с матерью, которая, якобы, находится сейчас в пансионате под Рязанью, – ждёт их с нетерпением.

Манька, которая мамы почти не помнит, заартачилась-было, но её одернула Катя. Да и остальные загорелись надеждой, обманутые тем, что женщина уверенно называла всех по именам. К тому же, она объяснила, что дядя Лёша не мог забрать их сам, потому что уехал в Санкт-Петербург оформлять чей-то гастрольный спектакль.

– Юрка, а ты почему ей не поверил? – спросила мать, сдерживая дыхание.

Мальчик помолчал, не зная, что ответить, потом вздохнул и просто сказал:

– Да просто я знал, что ты – в тюрьме, а не в пансионате.

"Хоть всю ночь напролет Подражай петушиному крику, Легковерных найдёшь,

Но "Застава встреч" никогда Не откроет ворота обману."

– Мам, а это правда, что ты папу убила?..

– Нет, сыночек. – так же просто ответила Анна и спросила: – Ты читал "Графа Монте-Кристо"?

Юрка кивнул:

– Я много книг прочел! – похвастался он. – И в кино видел.

– Ну тогда ты помнишь, что Эдмон Дантес был не виноват, хоть его тоже обвинили в убийстве.

– А ты сидела в замке? И тоже клад нашла?..

Алексей вмешался, направляя разговор в нужное русло:

– Лучше ты нам расскажи, как не попался вместе с ними!

Юрка отщипнул кусок лепешки, испеченной умелыми быстрыми руками жены одноногого Рустама, запихнул его в рот и невнятно, но очень солидно заявил:

– Я же говорю, я им не поверил...

Потом мальчишка побежал к воротам: решил посмотреть, нет ли там дяди Лёши. А на дороге, которую со всех сторон обступили сосны, неподалеку друг от друга стояли две машины – зеленый джип и светло-серая "девятка" с номером, в котором были две единицы. В каждом автомобиле – по накаченному парню с "сотовым".

Сначала Юрка решил, что они разговаривают друг с другом, но когда понаблюдал за ними, понял, что ошибся: иногда они говорили одновременно, а иногда оба замолкали, внимательно слушая, что говорят им.

Затем бугай из серой "девятки" подошел к охраннику и спросил:

– Ну что, долго еще? У Грека всё готово к торжественной встрече пациентов. Да и Сдоба готова новую булочку в Солотче испечь. А по младшей давным-давно уже запад плачет. Заграница помогает нам, мы – им!

Охранник только что заметил Юрку и прикрикнул на него:

– Ты зачем тут?! Ну-ка, дуй в корпус, собирай вещи!

Бугай озадаченно посмотрел на него и спросил у охранника:

– Это что, один из них, что ли?

– Ну да, – подтвердил тот, – средний.

– Нет, постой! – остановил Юрку качок из "девятки". – Твои вещи братья захватят, а ты можешь пока посидеть в машине, посигналить. Чего бегать туда-сюда? – И выразительно посмотрел на охранника: – Сходи, посмотри, как там чего...

Дальше он прибавил, что у кого-то (Юрка забыл, как бугай его назвал, слово напоминало "могилу") два пациента дышат на ладан, ждут доноров, надо ещё проверить их на совместимость. И так он слишком рискует и будет сильно недоволен задержкой.

Машины – Юркина страсть. Дважды его приглашать не пришлось. Но, уже сидя за рулем, ему вдруг пришло в голову, что весь этот отъезд выглядит довольно-таки странно. Раз уж он оказался за воротами лагеря, надо "делать ноги", пока не поздно.

Он погудел для вида, осмотрелся, понял, что за ним никто не наблюдает: парни подняли лакированный капот джипа и что-то там рассматривали. Тогда он осторожно выбрался из другой двери и сиганул в перелесок, который уже изучил за две недели отдыха вдоль и поперек.

Юрка не знает, что было дальше. Когда обнаружили его отсутствие: сразу – или только когда в машины сажали остальных братьев и сестер, что сказали медсестре, – всего этого он, естественно не слышал и не видел, да и не очень стремился...

Как ни странно, рассказ сына не напугал Анну, а побудил к новым вопросам. Она пыталась выяснить как можно больше подробностей: как выглядели те, кто приехал за детьми, что говорили, во что были одеты.

Узнав по приметам Очкастого и Алёну, она торжествующе взглянула на Алексея: эти уже – вне игры!

– Юрочка, сынок! А какое ещё имя называл тот парень, который разрешил тебе посигналить?

Юрка подумал-подумал и сказал, огорченно вздохнув:

– Нет, не помню!

(Второе имя было – Асклепий. Юрка вспомнит его позже, глядя на свою чердачную картинку с танцующими скелетами.).

* * *

Аня пригорюнилась, подперев ладонью щеку и глядя на дорогу: её огорчил отказ зятя ехать в Солотчу немедленно. Тоном, не терпящим возражений, он объяснил, что сейчас для них – самая подходящая возможность заехать в Москву и подготовится к долгим, трудным, опасным поискам оставшихся детей. Он покосился на спящего сзади Юрку и вполголоса предположил:

– Или ты собираешься это перепоручить милиции?!..

– Я, конечно, больная, но не настолько! – возмутилась Анна.

Тогда надо запастись деньгами, забрать вещи Алексея – кто знает, сколько им придется мотаться. Кроме того, он заглянет в свои личные архивы – поищет, не найдется ли среди фотографий и писем что-то, хоть отдаленно указывающее на предмет поиска бандюков. Ведь он был с Борисом в двух экспедициях. Потом поход по магазинам. Ане надо приодеться и Юрке кое-что купить. Не возражать! И ещё один короткий заезд к даме "приятной во всех отношениях". На всё про всё уйдёт часа три.

Делать нечего: приходилось соглашаться.

Ехали с небольшими остановками почти весь остаток недолгой июньской ночи. Стояли всего пару раз – чтобы Алексей хоть на полчаса прикрыл глаза.

Лишь к утру машина оказалась в городе, который уже просыпался и начинал активно демонстрировать Анне свою деятельную и совсем ещё незнакомую жизнь.

Автомобилей разных импортных и отечественных марок на улицах было пруд пруди, но всё же это был пока не "час пик", поэтому добрались они без "пробок".

Алексей по-прежнему жил невдалеке от Садового кольца в престижном доме. Машина Рустама свернула в арку почти не изменившегося внешне дома и въехала во двор. Слава Богу! Хоть здесь всё осталось, как было: тот же скверик в центре, разбитый над крышей подземного гаража, те же полуразрушенные каменные лестницы у подъездов.

Они с трудом нашли место среди обилия машин, плотно отдыхающих на тротуаре. Анна вышла из "нивы" первой, следом – Алексей. Он поручил ей ключи от машины, а сам взял мальчика на руки. Деревянные двери в подъезде сменились на тяжелые, металлические, с какими-то кнопками. "Как в сейф заходишь", – подумала Анна и спросила:

– Это для чего?

– Своего рода охрана: не откроется без специального ключа, или пока тебе не ответят из квартиры. Называется "домофон".

Внутри на привычном месте лифтерши не было, но зато было на удивление чисто. Лифты старые: один – раздвигающийся, другой – с решеткой. Анна предпочла первый. Решеток ей за последние пять лет хватило с лихвой. До седьмого этажа на старом лифте с новым двигателем они доехали всего за несколько секунд...

– Значит, входная дверь не откроется, говоришь? – съязвила Аня.

В квартире царил разгром. Похожий на тот, позавчерашний, в её доме...

Она прошла из просторного квадратного холла в гостиную, сдвинула разбросанные по дивану книги, этюды, рисунки. Алексей осторожно положил на освободившееся место Юрку и продекламировал, скрывая злость и досаду:

– О поле, кто тебя усеял мертвыми костями?..

– Так что, не брани себя за то, что детей не успел забрать: их бы и здесь нашли! – На сердце опять легла бесприютная тоска и безнадежность.

Не слушая её, Алексей слонялся из детской в спальню, снова возвращался в гостиную, служившую ему и местом для работы. Пытался отыскать в этом хаосе необходимые ему вещи, но найти ничего не мог.

– Самое интересное, что денег не взяли! Честные бандюки попались!

Он достал из верхнего ящика старинного бюро пачку сотенных купюр и зелёные иностранные банкноты. Наткнулся там же на разорённые фотоальбомы.

Полез на антресоли и с облегчением вздохнул, увидев свой армейский альбом.

– Буди Юрку. Не будем задерживаться: здесь небезопасно!

Алексей подошел к телефону, громко выругался, увидев оборванный основной провод, швырнул аппарат на пол и пошел вместе с мальчишкой в ванную, буркнув по дороге:

– Мы ненадолго.

– А можно Юрку я вымою? – попросила Анна.

– Мам, лучше пусть дядя Лёша, – смутился Юрка.

Алексей его поддержал:

– Во-первых, он уже не маленький, а во-вторых, времени – в обрез! Мы вдвоём быстро справимся. Ты лучше чайник поставь. Спички на полке над плитой, если и там всё не перевёрнуто.

Она понимала: за сутки столько всего произошло, что теперь ей лучше спокойно сесть и подождать его решения. Пока он отмывал её сына, Анна, дожидаясь своей очереди в ванну, так и просидела на кухонной табуретке у окна. И вспоминала, вспоминала...

– Ань, давай-ка чайку побыстрее. Сейчас везде "пробки" – мы можем тут застрять. К тому же, не исключено, что за квартирой следят.

– Ты серьезно? – рука её, наливая кипяток по чашкам, чуть дрогнула: не стоило бы об этом при Юрке...

– Ручаться, конечно, нельзя, но всё возможно. Юр, ты допивай, а я попытаюсь отыскать в этом бедламе нам с тобой чистое бельё. Может, хоть какой-нибудь порядок сохранился в многоуважаемом шкафу.

Алексей вышел в холл, открыл огромную полукруглую створку гардероба, откуда тут же посыпались вещи. Он умоляюще взглянул на Анну, она поняла его немой призыв и откликнулась:

– Лучше посмотри, что можно сделать с телефоном. Я тут сама справлюсь, не царское это дело...

– Ага, – обрадовался зять, – Ань, Андрюхина полка – первая, моя вторая. А ты себе посмотри на самом верху: там кое-что Любино ещё осталось, я для Кати держу. Они же тут ночуют иногда...

Разбирая вещи, Анна горько поправила его:

– Ночевали...

– Не смей даже думать об этом! Забудь о прошедшем времени, мы ведь договорились! – Алексей зубами обнажил телефонный кабель, наскоро соединил его с основным проводом и обрадовался, как дитя, услыхав гудок в трубке.

Анина спина всё-таки давала о себе знать: еле-еле разогнулась, поднимая с пола очередной носок.

– Ну как, нашла что-нибудь подходящее?

Анна показала ему широкий джинсовый комбинезон (она сама покупала его сестре, когда Люба ходила беременная Андрюшкой).

– Да брось ты. Хватит предаваться ностальгии! – снова, теперь даже слегка раздраженно, напомнил Алексей. – Давай лучше намажу тебе спину.

Он взял приготовленную Женой Рустама мазь, аккуратно втер в больные места.

– Ладно, всё необходимое купим вам по дороге, – говорил он. – Юрка вон совсем на бомжа похож. Сейчас я сделаю пару звонков и – по коням! Совершаем закупочный набег на столицу и завозим Юрку в надежное место.

– А что вы имеете против бомжей? – возмутился пацан. – Знаете, как они меня выручали, пока я добирался до бабы Веры?!

Алексей набрал междугороднюю телефонную станцию и, назвав номер, попросил телефонистку соединить его с Солотчинским музеем художника-графика Пожалостина. Анна встревожено подняла на него глаза: слово "Солотча" звучало в рассказе Юрки... Зять многозначительно прижал палец к губам и через полминуты весело кричал по телефону:

– Сашка?.. Трегубов?.. Ну конечно, а кто же еще! Слушай, как мне повезло, что я тебя застал! Я тут хочу одну свою приятельницу вывезти отдохнуть... Нет, ей рекомендована наша родная средняя полоса... Ну, и я о том же! Или сегодня к вечеру, или завтра с утра. Где тебя искать? Понял! До встречи!

* * *

Анна смотрела на Москву с удивлением, восхищением и некоторой долей неприязни. Она просто не узнавала её за высокими сверкающими витринами, над которыми уже с утра трудились мойщики стекол.

Проехали мимо какой-то станции метро. А там цыганским табором раскинулись матерчатые палатки, пёстрые ларьки, заполненные импортными товарами. Такое изобилие и разноцветье она встречала лишь в "гуманитарных" посылках, которые иногда перепадали семье от многодетного общества. Конечно, в неволю им кое-что приносили "в клювике" благодетели из всевозможных религиозных обществ, вели с ними душеспасительные беседы, рассказывали о том, как все изменилось "на воле", убеждая, что жить им теперь придется по-новому, но одно дело – рассказы, а тут – наяву! Кругом сувениры, цветы, фрукты, даже названия которых она не знала, не то что вкуса.

Была куплена, как ей показалось, тонна непортящихся и бесконечных во времени продуктов, разных жевалок, хрустелок, нарезок, выпивалок, и к ним впридачу несколько упаковок сухофруктов. По супермаркету Анна бродила чуть ли не с полчаса. Юрке всё купила быстро: хоть глаза и разбегались, а практичные детские вещи видела хорошо. Но для себя так ничего не приобрела. И уже чуть не матом ругалась, когда её нашел Алексей и в несколько минут помог купить самое необходимое, что может понадобиться женщине в дороге: от куртки и кроссовок – до зубной щетки и изделий "с крылышками".

Правда, потом ему же и пришлось, проклиная собственную инициативу, объяснять, для чего они предназначены.

– В принципе, – рассуждал вслух зять, – всё это можно купить на каждом углу. Но зачем же нам потом забивать голову ерундой, когда будет дорога каждая минута?! Считай, что всё это – сухой паёк.

– Да уж, особенно вон тот, – женщина кивнула в сторону целой упаковки с прокладками, косясь на сына.

– А для чего – сухой паёк? Мы в поход идем? – встрял в разговор Юрка.

– Мы должны быть во всеоружии, – ухмыльнулся Алексей.

– Ну раз "мы" теперь во всеоружии, мы можем, наконец, ехать в Солотчу? – нетерпеливо перебила его Анна.

– Да, – обрадовал её Алексей и тут же снова разочаровал: – только сначала заедем ещё в одно место.

– Куда это?

Опекун повернулся к племяннику:

– Ты помнишь бабу Женю?

– Это которая провела нас на "Синюю птицу"? – оживился сын и, надменно прищурив глаза, одним неуловимым движением изобразил курящую женщину.

Анна почувствовала легкий укол материнской ревности.

– Что это за баба Женя за такая? – ядовито спросила она, передразнив жест сына.

– Та самая Евгения Осиповна, которую ты сочла моей бабой.

– Это что – так срочно?

– И необходимо! – отрезал Алексей. – Полезай на заднее сиденье, приведи себя в порядок. Стыдно показаться с тобой в приличном обществе!

Они кружили по центральным кварталам некоторое время. Пока Анна переодевалась в хлопчатобумажные летние брюки и просторную футболку, она глухо ворчала себе под нос:

– Срочно!.. Необходимо!.. И что мы здесь катаемся? Экскурсий мне больше не надо, насмотрелась я на ваши столичные новшества. Спектаклей тоже пока хватает. Сам говорил, пора двигаться к главной цели...

– Да помолчи ты, зануда! – рассмеялся Алексей и стал серьезным. – Я просто не хочу навлекать неприятности на человека, который сможет оказать нам бесценную услугу. Ты лучше смотри назад. Докладывай всё, что видишь.

– Я и не заметила, когда успела передать тебе командование парадом, огрызнулась она.

– Давай не будем спорить, – спокойно предложил зять, – для нашего же блага! Просто делай пока, как я говорю.

Анна поняла, о чем шла речь: о наличии "хвоста". Ладно, она оказалась втянутой в историю, ладно, Алексея втянула. Он хоть не посторонний человек (похоже, что теперь даже слишком непосторонний). Но, тем более, абсолютно прав: разве можно позволить подставить под удар кого-то еще?!

Она взобралась на сиденье с ногами и стала внимательно следить за машинами, которые следовали позади их "нивы".

Через некоторое время одна из них, светло-серая, показалась ей подозрительной. Она немедленно сообщила об этом зятю.

Юрка, завязывающий в это время левый кроссовок, мгновенно повернулся к заднему окну.

– Мам, да это же та самая "лада"! – Его петушиный голосок задрожал от напряжения. – Вон, точно, и номер! Помните, я же говорил, я говорил – в нём две единицы!

Возбуждение сына передалось Ане.

– Ты говорил, что была "девятка"!

Алексей вмешался сдержанно-обыденным тоном:

– Это – одно и то же. Юр, сядь спокойно.

Он посмотрел на светофор и, как только зажегся зеленый свет, резко нажал педаль газа. "Лада" газанула следом.

Алексей начал петлять по улочкам, искусно используя все ходы-выходы старой Москвы. "Девятка" не исчезала.

Тогда "Нива" влилась в поток машин на Садовом кольце, доехала до площади Восстания и на перекрестке резко свернула к зоопарку.

Перестраиваясь из ряда в ряд, они мчались по улице 1905 года, мимо метро Беговой, по Хорошевке, по Маршала Жукова... Форсированный двигатель позволял машине Рустама двигаться с максимальной скоростью. Но все ухищрения оказались бесполезными: "хвост" следовал за ними, как приклеенный...

Алексей скривил губы в усмешке:

– Ну, раз так, мы пойдем другим путем! Аня, дай мне свою сумку! И пригнитесь, пригнитесь!..

Анна всё поняла, не раздумывая, залезла в спортивный баул, заполненный вещами, откопала среди шмоток "макаров", переложила его на самый верх и поставила сумку на пустое переднее сиденье. Потом положила Юрку себе на колени головой.

Снизив скорость, Алексей взял в правую руку пистолет, повернул на Живописную и поехал спокойно. Преследователи (Анна разглядела, что в машине их было двое) также сбросили темп. Две машины чинно ехали по звенящей трамваями улице, постояли у светофора, и вдруг, завернув направо, словно с цепи сорвались. Передышка оказалась короткой.

По Берзарину "нива" чиркнула, как карандашом по чистому листу, благо улица пустынная, машин почти нет. Алексей резко вывернул руль налево, затем – то ли своих предупредил, то ли угрожающе бросил: "Ну, держитесь!".

Они помчались по огороженному заборами безлюдному каменному коридору улицы Максимова. "Девятка" – тоже. Алексей на миг притормозил, высунулся из окна и дважды, с небольшим промежутком выстрелил по колесам преследовавшей их "лады". Двигаясь на полной скорости, машина заёрзала, саданула левым боком противоположную стену, потом её понесло на правый тротуар. Она с такой силой врезалась в фонарный столб, что передние фары наконец-то увидели друг друга и почти поцеловались.

Оглохнув от выстрелов, визга тормозов и грохота, Аня с Юркой замерли на дне салона.

Алексей остановился, вышел, не выключая двигателя.

– Лежать! – крикнул он поднявшей было голову свояченице.

Держа пистолет наготове, подошел к преследователям, заглянул в салон дымящейся "лады". Быстро вернулся обратно, невозмутимо спрятал "макаров" на самое дно сумки и через секунду – "ниву" Рустама как ветром сдуло.

* * *

...Театральный художник притормозил у служебного входа в киностудию. Он пропустил своих спутников вперед, спокойно провел их сквозь вахту, бросив небрежно: "Это со мной!". По внутренним коридорам они добрались до гримерного цеха. Уверенный, сильный боец-афганец, только что угробивший кучу железа (а скорее всего и тех, кто в ней сидел: он об этом с Анной не распространялся), довольно робко постучал в плотно прикрытую дверь.

– Да-да! Входите! Кто там скребется? – тут же откликнулся глубокий хриплый грудной голос.

Дверь широко распахнулась и на пороге возникла дородная седовласая длинноносая старуха с папиросой, вставленной в мундштук.

– Алешенька, детка! – расцвела она в улыбке и сразу стала уютной и домашней. Ане даже привиделся фартук с оборочками.

– Прошу, молодой человек! – Это относилось уже к Юрке. – Как поживаете?

– Моё почтение, Евгения Осиповна! – низко склонил голову Алексей, едва осмеливаясь её прервать. – Припадаю к вашим ногам с нижайшей просьбой: жизненно необходимо преподать этой молодой даме урок искусства внешнего перевоплощения. С внутренним у неё постепенно всё наладится. Причем, на время – только на время! – нам понадобятся все нехитрые для этого приспособления: парики разного фасона, гумоз, грим и так далее, не мне вам объяснять!..

Баба Женя (так мысленно Анна "окрестила" старуху) повернулась к ней, выпустила дым:

– Деточка! Как вас зовут? – получив ответ, снова затянулась и ошеломила вопросом: – За что вы сидели?..

Анна "убила" Алексея взглядом, возмущенная его болтливостью, но баба Женя грузно опустилась в кресло, царственным жестом указала ей на банкетку и посоветовала:

– Меня можете не бояться. Рыбак рыбака...

* * *

Марья Павловна и не предполагала, что сюрпризы на этом не кончились.

Она пришла на работу и первое, что стала делать – составлять план на день: во-первых (и самых главных) ей было необходимо все-таки отправить Маринку в дом отдыха. Вопрос только – с кем теперь? Чем девчонка-то виновата, что у матери такое идиотское начальство – и дня без неё не могут прожить! Поручили бы эту ненормальную Арбузову кому-нибудь другому – тому же Смыслову, например. "Все равно он, червь бумажный, так и так будет теперь шарить для меня по архивам, куда он денется!".

Отсюда вытекает, что во-вторых: надо заставить Смыслова побегать для неё. Пусть раздобудет сведения об этой девице, что так убивалась на суде, давая свидетельские показания против Арбузовой.

В третьих, пусть узнает, где сейчас её дети. Не может быть, чтоб не захотела баба повидать свой выводок, после пяти лет разлуки. Может, именно в связи с этим приехала она на дачу к художнику. Говорили же старушки-соседки, что он, вроде бы, их опекал. Значит, Арин – в четвертых!

Вот несчастные: сначала отца потеряли, теперь – опекуна. От матери, небось, отвыкли уже давно. Так что есть она – нет... Маринка, вон неделю в доме свекрови проторчит – узнать её невозможно: совершенно неуправляемая становится!

"Да, кстати, – сообразила следователь, – не мешает побольше узнать и о самом Борисе Арбузове: что был за человек, где и с кем работал. Что там о нём в деле сказано?.. – Марья Павловна вынула из сейфа документы. – Так. Характеристика из университета. Прекрасный педагог, археология, раскопки, бесценный вклад... Ага! Последняя поездка – за месяц до "безвременной трагической кончины". Ерунда какая! – возмутилась Луканенкова. – Чем это люди занимаются, вместо того, чтоб дело делать? Черепки откапывают! А вместо черепков – баб себе новых находят.

А, нет, прошу прощения: "бесценный вклад" – это не только черепки. Попадаются и даже очень ценные находки. Что? Никогда бы не подумала! Да мне за такие бабки года три ишачить без отпуска!

Итак, в пятых: пусть Вась-Вась собирает мне материалы по экспедициям Арбузова."

Марья Павловна набрала номер и лучезарно улыбнулась:

– Солнышко моё, ты уже встала? Молодец! И посуду вымыла? Нет, пока нет, но постараюсь... Не волнуйся, конечно поедешь! Что значит, "без тебя"?! – Она тут же перестала ворковать и отбарабанила: – Как смогу приеду. Лучше б я тебя с папочкой твоим отправила в Шереметьевку в огороде загорать задницей кверху!.. А варенье кушать ложками любишь... Вот и всё, тогда не ной!

В кабинет буквально ворвался старший лейтенант Смыслов:

– Марь Пална, что с пожаром станем делать?

Она машинально расправила подплечники на кричаще-розовой шелковой блузке:

– А мы разве планировали что-то подпалить?

– Труп мужика в гараже – не принадлежит хозяину дачи! – выпалил помощник, ожидая произведенного эффекта.

– Ты что, получил заключение экспертизы? – С капитана моментально слетело кокетство: она увидела, что Вась-Васю не придется долго уламывать, он наконец-то включился в работу. – А чей же он? И кто тогда устроил фейерверк?

– Это ты у меня спрашиваешь? – ответил ей Смыслов на вопрос вопросом.

Он полез в свои записи и протянул ей листок с московскими координатами Арина. Луканенкова мельком взглянула, взамен отдала только что намеченный список вопросов.

– А женщина – не установили, кто она?

– Тела пока так и не опознаны. Мужчина, кстати, носил очки.

Марья Павловна уставилась в одну точку.

– Вась, – протянула она в задумчивости, – а художнику кто-нибудь пытался сообщить, что у него дача сгорела?

– Угу, – ответил тот, – но его нигде нет: ни дома, ни в мастерской. А в театре ответили, что он позвонил третьего дня вечером, предупредил, что завтра – то есть, вчера – на работу не придет. Какие-то семейные обстоятельства.

Марья Павловна снова задумалась. Она взяла из рук коллеги свою бумажку и на пункт о детях перенесла жирную цифру 1), дважды её подчеркнув.

Потом набрала телефон УВД Московской области и после недолгих переговоров, уже знала, что машина, сгоревшая на участке Арина, действительно импортная, только не "хундай", а "джип-чироки", с московским номером.

Капитан Луканенкова снова отобрала у Смыслова план действий и художника пронумеровала цифрой 2).

Выяснить, где сейчас должен находиться выводок Арбузовой, Вась-Васе не составило особого труда. Основная трудность – дозвониться в детский оздоровительный лагерь "Дзержинец", летнюю резиденцию интерната. Героические усилия потребовались для этого старшему лейтенанту.

Трубку снял взволнованный женский голос директора лагеря и, узнав, что звонят из милиции, с истерикой набросился на помощника Марьи Павловны:

– Когда не надо – вы готовы в каждую щель заглянуть с проверками, а когда надо – вас не дождешься!..

Оказывается, когда из-под носа молоденькой медсестры увезли её нестойкого защитника, в местном отделении милиции заявили: "Ваших детей охранял частный сектор, вот туда и обращайтесь. У нас лишних людей нет!".

– Да это просто мистика какая-то! – негодовала Марья Павловна, узнав подробности разговора. – Арбузова пропала, охранник исчез, детей увёз мифический опекун, причем, сам – тоже испарился (как вода на его пожаре)! Дай-ка мне адрес этого "Дзержинца".

Смыслов уже держал наготове. Глаза у Луканенковой округлились:

– Ты что, шутишь? В часе езды от его дачи?

– Вот именно! – торжествовал Вась-Вась. Он тут же получил "по мозгам":

– Что сияешь, как медный таз! Где хочешь, разыщи мне физиономию этого художника, хоть на доске почета! Через полчаса, когда вернусь, она должна лежать у меня на столе. Надо с этим лагерем всё выяснить. – И подсластила "пилюлю": – Слушай, Василёк, Ну раз мне снова тащиться за город – могу я Маринку с собой взять, чтоб не торчать ей в нашей душегубке.

Она уже поняла, что первый пункт её плана (отвезти сегодня дочь в пансионат) становится нулевым, поэтому пусть девчонка хотя бы воздухом подышит. А может, и для дела сгодится: маме с девочкой больше расскажут, чем капитану "при исполнении".

Еле сдерживая нетерпеливо подпрыгивающую Маринку, Марья Павловна спрятала правдами и неправдами добытое фото. Оказалось, Арин уже засветился в её родных "органах", правда – в Управлении ГАИ, в связи с ДТП, в котором погибла его жена. За рулём сидел он сам и был абсолютно невиноват, если верить семилетней давности документам, присланным по факсу.

– В общем так, оформляй разрешение на обыск в квартире художника. Оснований более чем достаточно: пропажа детей, исчезновение их матери, два трупа. Хорошо, если самый первый тоже не его рук дело, – отдала она последнее распоряжение Смыслову перед отъездом в лагерь.

* * *

Капитан милиции правильно рассчитала, что разговор с воспитателями будет более откровенным, если они увидят перед собой не официального представителя власти, а мать с дочкой.

А уж когда она попросила накормить свою беспризорную девочку, ей выдали столько информации! И о детишках Арбузовых, и об их заботливом опекуне. Дома-то они у него жили, и в театры-то он их водил, даже для других детей из интерната просмотры устраивал!

– На днях приезжал с подругой, забрал племянников к себе на дачу отдыхать, – поведала пожилая воспитательница. Правда, сама она в этот день была выходная, знакомой его не видела, а жаль! Как она сказала: "Не из праздного любопытства – просто хочется счастья хорошему человеку."

– А кто отдавал детей? – поинтересовалась Марья Павловна. – Ах, медсестра? Могу ли я с ней повидаться?..

После того, как хрупкая выпускница медицинского училища не признала по фотографии того, кто приезжал за детьми, и описала "дядю" с подругой жены, капитан Луканенкова Марья Павловна начала передвигаться в бешеном темпе, которого так опасались её коллеги, особенно Смыслов...

По приезде домой, она позвонила Вась-Васе, обругала его последними словами, узнав, что ордер на обыск квартиры Арина – до сих пор у руководства на подписи, в сердцах сломала замок у чемодана, до сих пор стоявшего не распакованным, быстро "уполовинила" его содержимое, снова села за телефон, раскрыла старую записную книжку и вызвонила своего приятеля по институту.

Марья Павловна решила действовать в свой излюбленной манере – в обход всяких официальных порядков – чем всегда славилась в Управлении, и за что ей нередко попадало от начальства. Зато благодаря этому узнавала все новости первой! Вот и теперь: ещё не имея на руках официального заключения, она выяснила, что по номеру сгоревшего на даче джипа-чироки установили его владельца.