Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Прежде, чем он прополз в образовавшуюся щель и, спустив ноги внутрь, повис на руках, ему пришлось прослушать, пока осколки закончат танцевать на полу. Разглядеть ничего он не смог: видно, попал в то самое помещение, где полностью соблюдался режим экономии.

"Спасибо, что светомаскировку не повесили!" – афганец пружинисто спрыгнул, под ногами хрустнуло стекло.

Снова дождавшись абсолютной тишины, Алексей двинулся наощупь в противоположную от окна сторону. Протянутые руки постоянно наталкивались на пустоту. Зато глаза, начавшие привыкать к отсутствию света, различили, что он оказался в центре крестообразного коридора. Сзади него находилось окно, справа и слева – два длинных серых рукава, спереди...

Он едва успел отпрыгнуть в левое крыло: спереди на него из-за угла стала наползать огромная тень. Человек, отбрасывавший её, прошёл по дальнему – параллельному рукавам распростертой каменной "рубашки" – проёму, словно перерезая шагами горло подвала. Слух ли у него был кошачий, или нюх собачий, а может, Алексей шумнул, было ясно одно: что-то его встревожило. Чёрная тень, образованная издали прорывающимся неизвестно откуда слабым отсветом, стала непропорционально расти, норовя в семь раз быстрее, чем её обладатель, коснуться ног художника... И она бы сделала это, если бы вдруг где-то наверху не раздался тревожный звуковой сигнал...

...Подбегая к подъезду, Анна не знала, что скажет и как будет действовать дальше. Решение было импульсивным, главное – отвлечь свободно передвигающихся обитателей ночного особняка от подвала.

На тротуаре, под приглядом фонарей, она чувствовала себя неуютно, словно в предбанник одетой вошла. Поторопилась проскользнуть внутрь и, к ужасу своему, снова попала в перекрестный огонь таможенных рентгеновских лучей. Они бурно отреагировали на пригревшегося у неё на груди "жучка".

Анна рванула было к парадной лестнице, но из-под неё, как из-под земли, прямо перед носом матери, пришедшей за мальчиками, вырос детина, а не мальчик (хоть одет он был в костюм цвета вялой травы с пятнами "детской неожиданности"). На боку у защитника подпольных хирургических рубежей болталась дубинка. Внушительных размеров торс перетягивался ремнем.

– Ой, – выпалила она первое, что пришло ей в голову, – а где Сергей Львович? Я должна ему сказать что-то очень важное и кон-фи-ден-ци-альное, (уф, как с горы спустилась!).

Охранник вежливо указал ей под лестницу, пропустил вперёд, лишь провёл своими граблями по особо выпуклым частям тела женщины. Она стерпела, молясь, чтобы не был обнаружен жучок. После разрешения двигаться дальше, нагнув голову, нырнула под мраморную эстакаду.

За спиной послышался шорох, звук удара, хрип, шум падающего тела. Анна мгновенно обернулась. Босая Марья Павловна отпустила бычью шею бугая и попыталась втиснуть ноги в босоножки на высоких каблуках, тихо ругаясь:

– Хоть какая-то от вас польза за целый день, мучение моё!

Голова лежащего охранника была странно вывернута набок. Женщины, не сговариваясь, втащили его под лестницу и обнаружили там раскрытый вход в подвал.

Они прислушались, нет ли где подозрительных звуков. Звуки шли снизу не очень подозрительные: журчала вода в кране, будто кто руки мыл. Анна и Луканенкова, действуя по-прежнему в унисон, обыскали мужские карманы, нащупали связку ключей и бесшумно спустились на мелодичный зов. Марья Павловна пристегнула друг к другу кожаные ремешки босоножек и повесила свое летнее оружие на плечо:

– Чем не нунчаки?..

В темном коридоре Анна ориентировалась хорошо: в карцере, куда она попадала два раза, бытовые условия были ещё более суровыми, поэтому ей вполне хватало скудости света, еле капающего из ночников в потолке. Женщины взялись за руки. Ведущей – Анна, ведомой – Марья Павловна.

Вдоль глухой стены добрались до перекрёстка, где минуту назад стоял Алексей. Зов воды становился сильнее. Да и света прибавилось: одна из дверей в перпендикулярном коридоре была открыта, оттуда и раздавалось пение воды и специфический больничный запах.

Очень тихо, но очень быстро они подошли к световому прямоугольнику, заглянули...

Пышка сидела на стерильном топчане, привалившись спиной к стенке и уныло свесив голову. Она не заваливалась, не падала набок, как будто боялась запачкать несвежей одеждой белизну покрывала. Правая рука её лежала на коленке, левая была протянута вдоль тела. Раскрытой, словно для милостыни, ладонью она указывала на тумбочку, где на общем белом фоне использованный одноразовый шприц казался непозволительно грязным. Рядом валялись резиновые перчатки.

Ящерица-Гриб оттирал свои руки под струёй, намыливал, снова надраивал их щеткой, опять запускал под воду, потом внимательно рассматривал и вновь мыл. До самозабвения.

– Что ты ей ввёл? – негромко поинтересовалась Марья Павловна.

Мокрое мыло плюхнулось в раковину, сделало по ней круг и, стукнув инфекциониста по карману, упало на пол.

– Вы не видите – я работаю! Женщине нужна срочная медицинская помощь, выйдите немедленно!

Тон у Сергея Львовича был таким раздражённо-начальственным, что даже капитан на секунду повернулась к выходу. Вовремя опомнилась, взяла Анну за руку, остановила и втянула в кабинет, закрыла дверь.

Анна, не глядя на осевшую Пышку, сняла у Луканенковой с плеча босоножки и перевесила их на паразитолога, потом сдернула с него шапочку, марлевую маску. Обнажились остатки сизой шевелюры, сквозь которую просвечивали споры перхоти, худые впалые щеки, длинный, свернутый набок нос, тонкие, красиво очерченные губы. Щербатый рот закрылся в негодовании и больше не открывался, во избежании заразы. Плечо нервно поднималось и опускалось, желая скинуть милицейские черевички.

"То, что никуда не годно... Человек дурной наружности и вдобавок с недобрым сердцем."

Марья Павловна повторила вопрос, который вновь остался без ответа.

– Девочки, не теряйте времени, я сам с ним поговорю. – Алексей заглянул в дверь. – Мне кажется, из охраны тут никого больше нет: спереть-то нечего, кроме мальчишей да стерильного воздуха. Кто наймита успокоил?

Аня кивнула на капитана, а та – на свои босоножки:

– Я же говорю, что можно обходиться подсобными средствами. А то невзначай засветишь табельное оружие – хлопот не оберешься доказывать потом, что ты не верблюд.

– Профессионально! – похвалил Алексей. – И жить будет, и вырублен надолго!

Анна поспешила в коридор, будучи уверена, что Алексей вытрясет из медика душу, но добьется ответа, где сейчас Маруся.

– А не то, если не скажешь, – угрожающе бросила она, проходя мимо сжавшегося человечка, – сам знаешь, что будет.

Она смачно плюнула возле его ноги и покинула помещение в тот момент, когда он спешно накрывал это место перевернутой кверху дном какой-то стерильной посудой.

Взглядом поручив Марье Павловне Анну, афганец остался один на один с мертвой Пышкой и поеденным временем паразитологом – помощником Асклепия. Когда женщины послушно закрыли за собой дверь, в полутьме коридора воцарилась тишина небытия.

Анна уже вовсю шарила по коридорам, когда к ней присоединилась Луканенкова. Они обследовали стены, прислушиваясь к каждой запертой двери... Мать не выдержала, стала стучать, звать Пашу и Петю. Подвал безмолвствовал. Возле одного из молчаливых кабинетов остановилась, прилипла к двери, уверенно сказала:

– Здесь! Машка, давай ключи! Ах да, вот, – почувствовала она их в собственном кармане.

Трясущиеся руки никак не могли попасть в замочную скважину. Марья Павловна отобрала у неё связку, стала наощупь пробовать один за другим.

– Почему ты думаешь, что они здесь?.. – шепотом спросила она.

Замок не поддавался. Для простоты действий по-прежнему не хватало света.

– Господи, да найди ты здесь где-нибудь выключатель! – отчаянно воскликнула Анна.

– Что ж ты меня так вознесла? – съязвила Луканенкова, но побежала в комнату, где Пышка встретила свои последние минуты жизни.

Алексей как раз тащил к двери растопыренного, цепляющегося за все углы и выступы Гриба. Марья Павловна повертела у него перед носом ключами и приказала:

– Показывай злато, царь-Кощей!

Повинуясь, он безропотно открыл одну из дверей в этом крыле коридора. Это была сверкающая, вылизанная операционная. Из неё стеклянно-металлическая дверь вела в дезинфицирующую душевую. Дальше, через раздевалку, Гриб провёл непрошеных гостей в приёмное отделение. Марья Павловна только глянула на хранившиеся там аккуратно заполненные журналы и, не раздумывая, забрала их с собой.

Сергей Львович попытался возражать:

– Там же вся моя отчетность перед Грековым!

– Ты лучше думай, чем будешь отчитываться перед Господом Богом! оборвала его следователь.

– Это – ненаучный подход! – снова вступил в дебаты паразитолог, почти не разжимая губ.

– Ах ты, глиста! Лямбля недоделанная! Где они? Веди нас! Всё показывай! Где тут ваша лаборатория, или базовое хранилище? Где мальчики Арбузовой?

Алексей, державший его за тонкую, цыплячью шею, чуть сдавил пальцы и ящерица резво побежала в другой конец коридора, туда, где Анна прижала ухо к замочной скважине английского замка.

– Тихо, они там что-то говорят!

Алексей щелкнул зажигалкой, поднёс её к двери. Снова зазвенел металл, но ни один ключ так и не подошел.

Ящерица извернулась ужом, выскользнула из халата, как из старой кожи, помчалась к выходу наверх.

Амазонка Луканенкова бросилась в погоню за беглецом. Она чуть не споткнулась об охранника и остановилась. Тот лежал в прежней позе, но что-то её насторожило. Показалось, или в самом деле голова его повернута как-то иначе?..

Следя за ним во все глаза, она протянула руку к дубинке и в этот момент была схвачена за кисть. Борьба оказалась неизбежной.

Вскидывая ноги, применяя дозволенные и недозволенные приемы (вплоть до царапанья), капитан милиции боролась с профессиональным охранником не на жизнь, а на смерть: в опасной близости находились каменные ступеньки, спуск по которым не светил ничем хорошим...

Марье Павловне повезло больше... через несколько секунд мощный противник свернулся клубком у подножия лестницы. Запустив пальцы ему под воротник, она убедилась, что пульса нет и не будет...

Появились Алексей с Анной, задержались над пятнистым обмундированием:

– Что за шум, а драки нет? – удивился Алексей.

– Не дождётесь! – Марья Павловна пояснила: – Он очень вовремя оступился! Мне бы одной с ним не совладать...

– А где же Гриб? – Анна уже побежала наверх по парадной лестнице.

В коридорах второго этажа, распространяя едкий запах ацетона, подравнялись по ранжиру мешки со строительным мусором, доски, банки с красками, лаком, звуконепроницаемые панели и вся прочая обязательная для ремонтно-строительных работ атрибутика.

Прямо по курсу перед Анной находилась приоткрытая дверь хорошо знакомого ей парадного зала. Туда она и направилась. За ней еле поспевали опекун детей и капитан Луканенкова.

В зале не горело ни одной лампочки, но были открыты прежде задернутые портьеры. Света уличных фонарей оказалось достаточно, чтобы Анна увидела лёгкое колыхание одной из них.

– Вот ты где, крыса! – Она налегла на портьеру всем телом, но любитель стерильности вывернулся и на сей раз.

Он забегал по залу, как белая лабораторная мышь, случайно вырвавшись из клетки. Не сумев прошмыгнуть в дверь мимо Марьи Павловны, широко расставившей в проходе босые ноги, он не нашел ничего лучше, чем открыть один из морозильников и юркнуть туда, прихлопнув за собой мышеловку...

Анна помчалась вниз.

Чтобы вытащить морозонеустойчивое животное, Алексей стал искать какую-нибудь ручку или кнопку, но так и не обнаружил ни одной. Они не смогли его извлечь из ловушки, в которую сам себя загнал...

– Жадность фраера сгубила! Покушать плотно захотелось: накушается теперь, – злорадно отметила Марья Павловна.

Анна перепрыгнула через охранника, пробежала по коридору, снова приникла к двери, скрывавшей от неё мальчиков.

– Говорю тебе, – услышала она разговор, – это была мама, – с солидностью уверял подростковый "петушиный" говорок, в котором она различила интонации Пашки.

– Откуда ей тут быть? – грустно возражал ему совсем ещё детский голос Петрушки. – Её, небось, тоже из больницы не выпускают, как и нас. И что это за болезнь такая дурацкая, когда чувствуешь себя хорошо, а никого видеть нельзя?!.

– Петя, Павлик! Это я, мама! – заорала Анна не своим голосом. – Вы слышите меня?.. Я здесь!

– Ну, что я тебе говорил? – радостным басом завопил Пашка. – Мам, тут же закукорекал он, – вытащи нас отсюда!

– Сейчас, сейчас, мои золотые, – билась о металл мать, – мальчики мои, подождите, сейчас!..

Марья Павловна отодвинула её и плечом попыталась высадить дверь.

– Невозможно! Давай всё-таки попробуем ключами.

Опекун подошел к двери, позвал:

– Паша!

– Дядя Лёша, это вы? – мальчишка ещё больше обрадовался, услыхав опекуна. Анна ревниво прислушивалась к их разговору.

– Павел, скажи мне, у вас там есть хоть какое-нибудь окно?

Выяснилось, что окно есть, только высоко. Им до него не дотянуться, а подставить нечего: вся мебель привинчена к полу.

– Всё ясно, там ремонт уже был, значит, снаружи их вряд ли достанешь, – рассуждал вслух Алексей. – Тогда будем пытаться открыть отсюда. Теперь, уж точно, придётся немного пошуметь. Марья Пална! – обратился он к Луканенковой по-свойски. – Принеси пушку оступившегося, она ему уже не нужна. Будет лучше, если найдешь где-нибудь запасную пару перчаток, или хотя бы одну.

Капитан передала Анне журналы медучета, мигом слетала в противоположный конец коридора, одолжила там перчатки у караулившего их тела Пышки, выдернула салфетку из-под шприца, заодно прихватила свои валявшиеся на полу босоножки, сбегала проведать охранника и вернулась.

Алексей тем временем объяснил ребятам, где им лучше встать, чтобы было безопасно.

– Что ты хочешь делать? – тормошила его Анна. – А вдруг, не дай Бог, зацепишь...

– Не лезь под руку, – цыкнул на свояченицу афганец, – лучше уши заткни.

Анна поняла это в переносном смысле: засунув отданные ей капитаном документы под пояс брюк (которые стали значительно свободней за последние дни), она вытащила "жучок", зажала его в потном кулаке.

Алексей натянул перчатку, вытянул руку, ещё раз спросил, укрылись ли парни, и стрельнул в злополучный не пускавший их кружочек замка...

Не дожидаясь, пока стихнет громовое эхо, Анна снова бросилась на дверь.

– Погоди, дай-ка я, – зять, сосредоточившись, ударил ногой прямо по замку.

Мальчишки выскочили, повисли на взрослых, поочерёдно меняясь местами, причем, к неосознанной обиде Анны, наиболее горячая часть объятий досталась опекуну...

– Ну, хватит, сопливые вы мои, – резко сказала Марья Павловна, вытирая неизвестно откуда взявшиеся слёзы. – Надо делать ноги.

Через главный вход не удалось, оказалось, там уже стояли две легковые машины. Видимо, мальчиков сегодня ночью действительно собирались перевезти в иное место. А может, Кофр решил, что оставлять их под присмотром маньяка-любителя будет небезопасно.

Все впятером они кинулись обратно в подвал – ночные рубашки так и замелькали впереди. Петька по дороге потерял тапок, вернулся за ним, дотронулся до матери, словно проверяя, живая она или снится ему, помчался за братом.

– Выводи детей! – приказала Анна опекуну, задержавшись возле Луканенковой. – Машка, давай помогу!

Они вдвоём заблокировали изнутри дверь дубинкой охранника и помчались за Алексеем к единственному спасительному окошку. По дороге, не заводя в кабинет детей, опять "одолжились" у Пышки, теперь уже – мебелью: металлической этажеркой на колесиках, состоящей из трёх секций.

– Марья Пална! Тут стекло, обуйся, – предупредил афганец, услышав хруст на цементном полу.

– Полезай, сама разберусь!

Тратить время на застегивание тесных ремешков капитан не собиралась. Но тут же пожалела: порезалась при первом же шаге. Кое-как вынув осколок, чертыхаясь на чём свет стоит, всё-таки влезла в треклятые босоножки, беспечно болтавшиеся на плече.

Забравшись по медицинской мебели, как по лестнице, опекун быстро оказался на асфальте, помог вылезти детям и Луканенковой. Анна, не надеясь пролезть в узкий проём, протянула наверх документы и сиротливо стояла на этажерке, как неуклюжий памятник. Уже слышался топот бегущих по подвалу двух пар ног, уже забликовали фонарные лучи на стенах, а она даже не пыталась выбраться...

– Мама, мама! – потянулись к ней детские руки. – Что же ты стоишь, лезь давай!

– Мы без тебя не уйдём, сонная тетеря! – Алексей встряхнул её словесно: – Детей подставляешь!

Сработало безотказно: в мгновение ока Анна подпрыгнула, повисла на руках, подтянулась, легко и безболезненно вынырнула наружу.

Пригибаясь, как в военных фильмах при артобстреле или бомбежке, впятером они набились в заскучавшую без них "ниву" Рустама, которая притаилась в переулке среди машин.

Алексей, к счастью, успел предупредить детей о необходимости сохранять полное молчание. Да этого и не требовалось: они были слишком напуганы этим обратным похищением. Но нюни распускать мальчишки не собирались. Тем более при чужой тётке, обозвавшей их "сопливыми"!

Зато уж Анька рассопливилась вовсю!..

"Даже самые обычные люди радуются, если счастье улыбается их детям, но какая великая радость выпала на долю императрицы-матери... Одна мысль об этом вызывает благоговейный трепет."

* * *

Минуя почтамт, и посигналив старому "москвичу", так и отдыхавшему на обочине, как подгулявший пьяница, машина долго петляла по городу, пока Алексей не убедился, что на крючок их поймать не успели.

Мальчики прижались к матери с двух сторон. Не скрывая удовольствия, они принимали её тепло и нежность, которые она изливала на них нерастраченным за долгие годы потоком. Даже Павел слегка подзабыл, что он уже почти взрослый...

Анне хотелось только одного: побыстрее привезти их к Трегубову, спрятать подальше. Опасность продолжала следовать за ними по пятам.

Разглаживая жесткие Пашкины кудри, она вспоминала, какими глазами смотрел он ей вслед, стоя рядом с Катей, когда она помчалась на звонок Алёны: "Не хочешь забрать своего единственного обратно? Мне он больше – ни к чему!".

Петрушке тогда было... сколько?.. четыре с половиной. Он и Манечка были в садике, Юрка – на продлёнке. Старшие должны были забирать младших, а мать ждала их всех дома с ужином... Кто их тогда накормил? Как им объяснили в тот вечер её отсутствие?..

Потом. Она узнает это – потом, когда всё закончится.

В ней зрела надежда... Но точно так же не покидала уверенность, что в покое семью вряд ли оставят, если она не найдёт документы...

Где Борис мог спрятать свои бумаги? Что за ценности он доставал для этой своры извращенцев и садистов? Почему он вообще связался с ними? Неужели знал всё, что они вытворяют, и продолжал с ними общаться? За какой его грех платят теперь дети? Когда это произошло? Что было известно Лёшке?..

Потом её взгляд задержался на всклокоченном затылке Алексея. В тёмных волосах застрял какой-то мусор. Это мешало Анне думать и она машинально навела порядок в шевелюре зятя.

– Сама, думаешь, лучше? – тут же отреагировал он.

"Он никогда не сможет забыть. Пусть он и нежен сейчас со мной. Но этого хочет тело... а в душе, – она вернулась к своим сомнениям, – он никогда не простит... Он помогал расти ребятам, меня там не оставил... Не задумываясь, пожертвовал своими картинами, под ноги кинул... Кому? Неблагодарной твари!.. В одну секунду всё забыла! Разве он не сказал мне ещё там, у бабы Веры, что нуждается в моей помощи? А я?.. На что ему такая злыдня?.. – Она украдкой взглянула на зятя. – Сама во всём виновата!.. С Борисом так же было: когда поняла, что могу остаться одна, это показалось страшным. (Не понимала, дура, что по сути, одна-то я была почти со второго года нашего брака)... Сначала тупая безответность на его выходки, которую про себя гордо называла "терпением", а потом, пошли мои истерики и "концерты". Так вот и рухнула жизнь с Борькой... И его потеряла – навсегда, и дети выросли без меня. Вдруг, будь я внимательнее к Борису, смогла бы уберечь если не от ухода, то хотя бы от ошибок... – Анна грустно усмехнулась, глядя на сопевшего Петьку. – Но кто я была для него? Разве могла хоть как-то повлиять на мужа? Зато теперь, когда его нет, вынуждена заниматься его делами со всем усердием, на какое только способна. Теперь это вопрос жизни и смерти. – Сердце опять стиснуло холодное безжалостное кольцо. Она уговаривала себя: – Радуйся тому, что имеешь, вспомни, с чего начала: одна в полном дерьме... А теперь рядом – Алексей... – Её снова одновременно с печалью охватила радость: четверо – уже с ней! Если бы ещё Маруська! Радость стушевалась, уступив место тревоге... Нет, нельзя!.. Нельзя бояться... – Господи, прости меня за всё, помоги!.. Хоть бы Лёшка не бросил... Ну хотя бы, пока Манечку не найдём... Потом я справлюсь, я смогу одна, если не буду ему нужна... Надо верить. Разве можно не верить, если за четыре дня Бог послал таких людей, как Лёшка, Саша Трегубов, Марья Павловна?.. Рустам с его женой? Они разве не помогают?.. А мать Варвара?.."

Очнулась она от самобичевания, когда машина остановилась у ворот пансионата. На циферблате горело время: 4-12. Потихоньку начал заниматься своей работой рассвет.

Алексей вышел проводить Марью Павловну до номера. Анна заметила, что она изрядно прихрамывает. "Наверное, туфли натёрли, – опустошенно подумала мать, выпрямляя окаменевшую спину и осторожно высвобождаясь от привалившихся к ней мальчишек. – Уже утро, а кажется, прошел час, от силы полтора с момента, как мы покинули монастырь. Катя с Юркой тоже, должно быть, спят, как убитые (никакая иная ассоциация не приходила в голову после всего пережитого)..."

Алексей вернулся. Анна вышла к нему из машины, они сели на одиноко желтевшую возле автобусной остановки лавочку. Порывшись в кармане, куда после стрельбы по замку перекочевал "жучок", Анна поинтересовалась, что с ним делать, может, раздавить? Алексей поблагодарил, что напомнила, и снова пошел обыскивать машину. В спешке Марья Павловна нашла всё-таки не всех "насекомых". Алексей обнаружил ещё одного.

– Поднимаем мальчишек: к Трегубову пойдем пешком.

– Лёш, может, лучше – доедем? Хороши они будут на дороге: сонные, в тапках и ночных рубашках, – возразила Анна. – А твои картины? Оставить их в машине?.. А "сокровища" в сумке Рустама?..

Подумав, афганец согласился, что она права. "Ниву" он аккуратно поставил во двор скульптора, бережно вынес из неё младшего племянника, мать подняла Павла.

Саша дремал на веранде за столом, положив голову на руки. Спросонок он не понял, кто зашел, но потом страшно обрадовался. Анна попросила его не суетиться и поставить чайник, а пока она уложит мальчишек наверху на месте Кати. Собственно, укладывать даже не пришлось: Пашка спал на ходу с открытыми глазами, как лунатик, а Петруха так и не проснулся.

11.

"То, что радует сердце... Прекрасное изображение женщины на свитке в сопровождении многих искусных слов."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Когда Анна спустилась с чердака на веранду, Трегубов был уже посвящен в ход событий. Он встал ей навстречу, галантно поцеловал руку, налил горячего чаю, всё подробно доложил о Кате с Юркой. Потом спросил, какие планы на завтра.

– Завтра, точнее – сегодня, в десять утра мы встречаемся в кабинете нашего следователя: в номере, Марьи Павловны, – Алексея царапнула галантность однокашника по отношению к Анне. – Там и будем решать, что делать дальше. А пока надо всем поспать, хоть до девяти.

Анну удивила некоторая сухость в его голосе, но потом она сообразила: "Всё правильно, экстремальные условия на сегодня окончились."

"Дворцовый слуга принес мне подарок... Уж нет ли в нем картины?.. но оказалось, что там тесно уложены, один к другому, хэйдан – жареные пирожки с начинкой."

Она молча сполоснула чашки и, пожелав скульптору спокойной ночи (какая уж тут ночь: небо заалело вовсю) пошла во двор умываться.

Алексей догнал её у колонки, тихо, чтобы не слышал тактично удалившийся в горницу Трегубов, спросил:

– Что, опять?.. Без Марьи Павловны нам не обойтись, у неё – прямые контакты. Через них она сможет хоть какой-то свет пролить на дело Бориса.

– Ты абсолютно прав, – спокойно ответила Анна, – полей мне, пожалуйста, – и на секунду засунула под струю голову. – До конца жизни буду благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал!

– Но сделано так мало: почти что ничего не изменилось, – горячо убеждал её художник, поддавая напор воды, – даже когда мы вернём Машу, мы не сможем спать спокойно до тех пор, пока не обезопасим семью от этой шоблы. Поэтому параллельно с поисками Маруськи, видимо, надо искать то, что они просят.

Анна кивнула и отправилась в дом. Он брызнул ей в спину:

– А где моё "спокойной ночи"?

Несмотря на холодную воду, Анне стало тепло.

– Ты просто руки об меня хочешь вытереть!

– Ну, хорошо! – вконец разобиделся Алексей. – Иди, иди! Я сам буду зализывать свои раны.

– Зачем сам. Идем в дом, я их помажу, вот только голову вытру. Жалко, что мы йод не прихватили в медучреждении.

Она поёжилась, вспомнив затравленный блеск очков паразита-Гриба, и место, куда он себя запрятал, чтобы сохраниться навеки... Сразу пропала охота шутить.

– Ты открыл морозильник?

– Дерьмо не тонет. – уклончиво ответил Алексей. – Может, его кто уже обогрел и реанимировал... – Зять, как и прежде, иногда видел непредсказуемую свояченицу насквозь. – И не думай о нём! А то я стану ему завидовать!

Анна остановилась, встряхнув влажной шевелюрой:

– Лёш, я же понимаю, что после моей сегодняшней выходки, когда я...

Алексея и веселили, и утомляли перепады её настроения. Он подошел к Анне, двумя ледяными пальцами прищемил ей нос и с отчаяньем вздохнул:

– Жаль, матушке Варваре слово дал. И у Юрки уже разрешения спросил. Теперь хочешь не хочешь – нельзя отступить!

– Ты не можешь, чтобы не поиздеваться! – скрывая слёзы, выступившие от боли (а может, от нечаянной радости), Анна отвернулась от мужчины. Она не ушла. Рассматривая что-то на земле, повторила вопрос, уже звучавший в ней: – Много же хороших баб вокруг. Ты, наверняка, не был одинок в последние годы... Зачем я тебе?

– Ну, вот тебе и "буква в алфавите"!.. Анька, давай не будем путать кислое с пресным. При чем здесь последние или предыдущие годы?.. Они не были безоблачными ни у меня, ни уж тем более – у тебя. Неужели тебе не хочется, чтобы кто-то взял на себя хоть часть твоего воза? По-моему я самая подходящая кандидатура... – Он прислонил её к себе спиной и зарылся лицом в мокрые густые волосы. – Одно из двух: или ты дурочка совсем, или у тебя есть кто-то другой на примете!

Анна молчала, растворяясь в его руках. Он вдруг оставил её, буркнув с досадой:

– Да что я тебя уговариваю. Не маленькая... Сама ведь чувствуешь...

– Лёш, погоди, – исчезновение его тепла вызвало в Анне чувство обездоленности. – Ты мне так и не ответил...

– Что, что ещё я не ответил? – Он, уже не скрывая, злился. – Я уже много раз сказал, что ты мне нужна. Вот такая, как есть: нормальная, ненормальная, худая, толстая...

От неожиданной определённости его слов она снова чуть не разревелась, только уже в голос:

– Так ты вправду простил меня, за то, что я решила, будто ты... что ты меня... как они все...

Алексей встал прямо перед Анной, запустил растопыренные пальцы в её шевелюру, оттянул голову назад так, чтобы она хорошо видела его лицо, процедил, стиснув зубы:

– Вся беда в том, что я действительно тебя предал. Я должен был воевать за вас не сегодня, а ещё пять лет назад. Нет, ещё раньше! Когда я понял, что Бориса засасывает уже не святая любовь к археологии, я не смог его остановить. А я должен был защитить тебя от всего этого... Подожди, дай мне сказать! – Он глядел в её глаза, наполненные страхом разочарования, но уже не мог остановиться. – Больше никаких секретов и недоговоренностей быть не должно!..

– Помнишь, ещё давно, когда мы с Любой поженились, он брал меня летом художником в экспедиции, давая возможность подзаработать? Поначалу мне было безумно интересно, работа и поездки помогали отвлечься от Афгана... К тому же – рядом была Любовь, для которой всё это также было внове, а я в то время смотрел на неё, как на божество. Позже ей наскучила такая жизнь. Родился Андрюшка... Я решил, что больше ездить не буду, тем более, что группа теперь могла обойтись без меня: у Бориса появился друг, прекрасный фотограф, с которым ты имела честь познакомиться сегодня. Я сам привёз тебя к этому... – Алексею на минуту опять стало жутко. Он снова поймал ускользающий взгляд свояченицы. – Да, за то, что ты попала в его логово, благодари меня!.. – Он прижался лбом к её лбу, потом ладонью прикрыл рот пожелавшей что-то произнести Анны. – Нет, не стоит, я сам уже всё сказал себе по этому поводу... Так вот. Основная работа Григория Мыльникова, умеющего без мыла влезать в любую щель и потому быстро запоминающегося, была в Академии наук, а подрабатывал он в АПН. У нас с Любой в семье начались проблемы, о которых тебе известно лучше, чем кому бы то ни было. Но сейчас речь не об этом... В двух последних экспедициях я начал замечать за Борисом какие-то странные вещи. Непосредственно в раскопках он уже не участвовал. Вдвоём с Мыльниковым они где-то пропадали целыми днями, возвращались поздно, когда дневные работы уже были окончены из-за темноты. Иногда привозили на машине какие-то запечатанные коробки. Якобы, экспонаты для столичных музеев. Удивляло нежелание Бориса продемонстрировать шедевры даже мне: пусть не как родственнику – как художнику! Он объяснял, что это оформляется по иным статьям и что к нашей непосредственной работе отношения не имеет. По возвращении в Москву я оба раза видел, как он лично сгружал эти "экспонаты" в чей-то личный транспорт. Помогал ему лишь Гриша-фотограф. (Он тогда ещё не был столь знаменит, как ныне!). Поскольку все канцелярские и финансовые дела вёл сам Борис, никто из группы, как мне кажется, не был в курсе этой купли-продажи. В том, что твой Боречка хорошо нагрел на этом руки, я убедился позже, когда уже не стало Любы и ты самоотверженно приняла нас с Андреем к себе под крыло. Однажды утром, ты – беременная Машкой повела всех детей (и моего в том числе) в сад. Ты, а не уставший отец, который пришел поздно вечером с "индивидуальных занятий", или твой несчастный зять, который отсыпался у вас после очередного "заливания горя". И вот этот зять – то бишь я – слышал, как Борис имел по телефону очень странную беседу. О чем шла речь, я в своём полупьяном бреду плохо разобрал. Понял только, что он требовал от кого-то свою долю. И вероятно вытребовал, потому что вскоре у вас появилась импортная детская люлька, а к ней впридачу – радиоаппаратура, купленная тебе в подарок по случаю трех месяцев со дня рождения дочки. Заботливый муж и отец проявлял внимание к семье!.. Помнишь, как она мешала потом спать Маруське в те редкие вечера, когда хозяин оказывался дома? Я достаточно откровенно говорил тогда с Борисом... Мне, потерявшему (можно сказать – своими руками угробившему) жену, было интересно знать, понимает ли он, какая вы ценность. Зачем он навлекает опасность на ваши головы?.. Ведь чем заканчивается жизнь наёмных искателей жемчуга мы приблизительно знаем.