Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Автомобиль принадлежал элитному фотографу, который делал снимки, в основном, звёзд шоу-бизнеса. Случалось, снимал даже на правительственных тусовках. Узнала также, что довелось ему поработать и с Борисом(!). Интересно, что в последнее время работы у него было немного, но – по всему видно – деньги водились... Единственное, чего пока не смогли найти, так это фотографии владельца автомобиля.

– Сапожник без сапог! – посмеялась Луканенкова. – Ну ладно, до завтра его физиономия найдется? Тряхни паспортный стол. Там, конечно, не фотопортреты, но – хоть представление составить. Блеск! Факсани мне первой! Конечно, на работу. На свой собственный я пока не заработала! Разве что на бумагу... в рулоне... Ага, мяконькую такую!

Она громко захохотала, простилась с однокашником, положила трубку и попросила дочь притащить ей рюкзак: чемодан поломался окончательно и бесповоротно. Потом кинула Маринке ключи от машины, велела ей тащить вещи вниз и, сделав ещё пару звонков, услышала снизу "спартаковское" бибиканье. Погрозив в окно кулаком, проверила наличие путевок, документов и закрыла квартиру.

От дома до Рязани – с подзаправкой – дорога заняла пять часов. (Марья Павловна жалела свой старенький драндулет, состоящий, в основном, из запчастей.) До пансионата ехали тоже прилично – минут сорок пять (пока узнали дорогу, пока туда-не туда свернули, пока нашли верный путь)... В результате – оформилась с Маринкой в дом отдыха уже ночью. Еле уговорила, принять их: не хотелось "давить на психику" своим служебным удостоверением. Наоборот, где только можно, исходя из того, с кем общалась, капитан напропалую кокетничала, использовала женскую ласку или стремилась по обстоятельствам вызвать к себе сочувствие.

Так и теперь: в ход пошел "Плач по Надежным Мужикам". Молодящейся кастелянше в возрасте было со слезами на глазах поведано о том, что муж шофер дальнобойщик – обещал ещё вчера их отвезти, и вот теперь она с дочкой (одна, как всегда!), не дождалась его из рейса, и должна была на ночь глядя (в этом месте "одинокая" мать со страхом поёжилась) ехать по безлюдной дороге... Нет, конечно, он человек хороший, деньги в дом приносит (правда, какие это деньги!), и не сильно пьет, и по бабам не шастает, но... (тут последовал выразительный вздох) – полагаться она может во всём только на себя... Вот и колотится на трёх работах. Слава Богу, Маринка-помощница подрастает!

В общем, уболтала она пухленькую сестру-хозяйку, расположили их в двухместном номере со всеми удобствами: душем и туалетом. Даже пообещали, что разбудят дочку-соню к завтраку.

Несмотря на громыхавшую полночи грозу, спала капитан Марья Павловна, как убитая (уж на что-на что, но на сон никогда не жаловалась!). А рано утром – чуть свет – её "москвич", разбрызгивая лужи, помчался в Москву.

Из первого попавшегося городского райотдела милиции (не станет же она тратиться на жетон) позвонила Смыслову, чтобы договориться со старшим лейтенантом, где им удобнее встретиться по дороге к художнику.

– Марья Павловна, ты давай сразу на работу, тут шеф тебя уже спрашивал, – вдруг услышала она бодро-заискивающий тенорок помощника...

Ничего не понимая, насидевшись в "пробках", капитан Луканенкова ступила "на ковер" начальства...

Сияющий Крячек привстал ей навстречу, словно пирог в духовке. Снисходительно-добродушно он пригласил её присесть в кресло к столу (глагол "сесть" обычно употреблялся в стенах здания лишь в одном значении тюремном).

– Марья Павловна! Дорогая!

"Ого! – подумала она, – гладко стелет!"

– Марья Павловна! – повторил подполковник. – Что там у нас с Арбузовой?

"Дорогая" Марья Павловна отрапортовала, как положено. И тут вдруг услышала:

– Я понял, что напрасно сорвал тебя из отпуска. Ты можешь благополучно ехать отдыхать!

Вот уж чего-чего, но этого она никак не ожидала.

– Что значит "благополучно ехать отдыхать"?.. Но ведь на квартире Арбузовой нашли тело!

– Да, нашли, но она-то там не появлялась!

Капитан недоверчиво переспросила:

– Это точно установлено? А где же тогда она сама?

– А нас это не должно волновать! – слишком уж беспечно махнул рукой подполковник. – Мы же не органы опеки! – Марья Павловна не верила своим ушам: – Кроме того, у тебя есть Смыслов. Должен он, наконец, проявить себя, как помощник, не всё же тебе вкалывать?! А ему скоро аттестацию проходить, вот пусть и поработает, покажет, на что способен. Сколько можно за твоей спиной отсиживаться?..

Капитан в упор уставилась на начальника. Глаза у него забегали, он вскочил со своего трона и ушел от взгляда за спинку кресла, в котором она сидела.

– Сергей Иванович, в чем проблема?

Она тоже встала из-за стола и повернулась к шефу. Подполковник смотреть снизу вверх не любил (его глаза пришлись ей как раз на уровень подбородка), потому он опустил их ниже. И тут же наткнулся на сооружение природы, в своё время мешавшее амазонкам натягивать тетиву лука. Плюнув, он вернулся на своё место. Села и Марья Павловна. Сложив кисти рук на столе крест-накрест, она положила на них голову и, грустно постукивая по столу пальцами, спросила тоном нашкодившей ученицы:

– Это как-то связано с гибелью Колоскова?

– Колосков был убит в пьяной ссоре! – отчеканил Крячек.

Капитан не понимала, в чём дело: подполковник, как никто, знал: тот пил очень мало. Ведь начальником отдела он стал лишь недавно. А до этого проработал со стариком бок о бок много лет, дружил и – видно было переживал из-за смерти Николая Ильича.

Марья Павловна попыталась объяснить:

– Но ведь я с ним только хотела встретиться, уточнить кое-какие подробности в деле Арбузовой, и не успела...

– Ты здесь не рой, – шеф прервал её, даже повысил голос. – Пусть роют бездельники из райотдела. Вообще, каждый должен делать своё дело на своем месте, – он снова вскочил и нервно зашмыгал по кабинету, – мы – на своём, райотделы – на своём, областные – на своём. За тебя, как я уже говорил, останется Смыслов. А ты, Марья Павловна, должна о дочери подумать и – на своём собственном месте – поехать к своим косичкам и бантикам.

– Ну раз уж я сегодня в Москве, – сделала последнюю попытку Луканенкова, – разрешите, хоть обыск у художника проведу?

– Обыск уже сделали и без нас с тобой, – почему-то понизив голос, с досадой бросил он. – Говорю тебе, незаменимых нет! – и указал ей на дверь: – Желаю вам с дочерью хорошо отдохнуть вдвоём...

Когда она зашла в свой отдел, Василий Васильевич загнанно смотрел на неё из своего угла и тут же стал оправдываться:

– Марья Павловна, я сам не понимаю... Когда я вчера зашел подписать ордер на обыск...

– Бантики, косички... – бормотала Марья Павловна, не слушая его, – вот возьму и обрею налысо!

– Ну, это вряд ли, – заявил Смыслов. – Ты скорее дашь отнять себе руку, чем отрежешь дочкину красу и гордость!

Она гневно посмотрела на помощника:

– Типун тебе на язык! – и вдруг заливисто рассмеялась...

Когда веселилась Марья Павловна, вслед за ней начинал хохотать весь отдел: никто не мог удержаться, заслышав её заразительный и всегда громкий хохот, от которого буквально стены тряслись. Смыслов исключением не был: его обиженные пухлые губы "бантиком" растянулись в жизнерадостную улыбку.

Минуты три они беспречинно веселились, затем Марья Павловна остудила коллегу:

– Ты-то чего ржешь? Я еду отдыхать, а тебе за двоих впахивать придется! В общем так, – проинструктировала она послушно кивавшего Василия, – остаёшься тут за главного.

Смыслов беспокойно заёрзал на стуле:

– Что значит "за главного"? Я ведь тот самый один, который в поле не воин.

"Что это он тут ваньку валяет? Будто и не знал о моей ссылке, то-то расстилался сегодня по телефону, артист! Ладно, прав Крячек: пусть проявит инициативу. Если сможет. Лишь бы меня держал в курсе. В самом деле, что мне делать в Москве, пока он будет по архивам, да по Академиям наук носится!"

Но вслух умевшая-таки иногда "придержать коней" Марья Павловна успокоила его:

– Не дрейфь – прорвёмся! Помни: в отпуск я ушла, но всё, что связанно с делом Арбузовой, должна знать! На всякий случай: вдруг придется выручать молодого коллегу?.. – Капитану показалось, что в глазах "молодого коллеги" мелькнуло разочарование, и она решила его постращать: – Или ты хочешь иметь перед аттестацией "висяк"?

– А что мне дальше-то делать, раз с обыском не вышло? Подскажи... Смыслов вопросительно глянул на Луканенкову. Она задала ему встречный вопрос:

– А вот давай, для начала расскажи, что там с обыском-то не вышло?

Оказалось, что ордер, который ещё вчера Вась-Вась отнес к шефу для подписания у руководства, так и не был подписан, якобы "для обыска нет достаточных оснований".

Марья Павловна стала на миг серьезной:

– Интересненько! А чего ж он мне заливал, что уже... Так, ладно, прервала она сама себя, – звонить буду каждый день, сюда или домой, связь односторонняя. Если что экстренное, отбей телеграмму. Но так, чтобы этот, последовал выразительный жест в сторону кабинета Крячека, – ничего не знал. Что-то не нравится он мне.

– Значит, я сейчас должен...

– У тебя есть план бумажных действий, – перебила его капитан, – у меня тут (она покрутила себе пальцем у виска) – действия оперативные.

Марья Павловна снова расхохоталась и покинула кабинет, трагически напевая: "Уйди, совсем уйди! Я не хочу свиданий..."

Она была полностью занята размышлениями о том, какое именно из её действий кардинально переменило мнение начальства о её отпуске.

И лишь на подступах к Рязани вспомнила, что так и не оформила сдачу картин с пожарища на хранение. Плюнула всердцах, но решила, что никто не позарится на её старенький москвич, а шедевры переживут без особых удобств в багажнике: спасибо, хоть живы остались...

4.

"То, что близко, хотя и далеко:

Обитель райского блаженства.

След от корабля.

Отношения между мужчиной и женщиной."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

– Так вы, молодой человек, категорически отказываетесь погостить у старухи несколько дней и скрасить её унылое существование? – гримерша вставила в мундштук новую папиросу.

– Категорически! – с восхищенной улыбкой уверенно кивнул Юрка и прижался к матери.

– Голубчик! – повернулась баба Женя к Анне. – Я рада, что вы оказались способной ученицей. Главное – ничего не бояться. Кроме Бога, разумеется!

– А я и не боюсь, – подтвердила та, – хуже быть не может... Для меня сейчас главное – успеть!

Глаза женщины, как будто возражая ей самой, на секунду затуманились болью и ужасом. Но Евгения Осиповна сняла с неё это наваждение, как нитку с пальто:

– Успеете! Все недоноски по-садистски упиваются своей властью, но это – лишь до поры-до времени. Сколько веревочке не виться...

А потом она употребила выражение, о существовании которых Анна не подозревала даже в местах пятилетнего "отдыха". Алексей одобрительно усмехнулся и, скрывая усмешку, по старой привычке стал искать широкой ладонью бороду. Юрка поглядел на гримершу почти с обожанием. Улыбка его стала ещё шире и ещё восхищенней.

Баба Женя заговорщицки подмигнула мальчишке:

– Ну, что, ваши молодые уши не завяли?..

Провожая их к дверям, она взяла Алексея под руку и, чуть подзадержав, сказала ещё несколько слов почти шепотом:

– Деточка, будьте осторожны. Мне бы не хотелось вас пережить. – А потом указала глазами на Анну. – И с ней поаккуратней. Девочка – на пределе...

Анна резко обернулась к ним:

– "Девочке" уже тридцать четыре! И с ней будет всё в порядке, когда она сможет вытащить своих детей от этих... ублюдков.

Она хотела употребить почти такую же цветистую фразу, как Евгения Осиповна минуту назад, но, покосившись на Юрку, осеклась. А впрочем, та поняла её:

– Согласна с вами от первого и до последнего слова. Учтите, Алёша знает мою квартирку, милости прошу, если что... Зря вы едете на ночь глядя. – Но, усмотрев немое сопротивление в лице Анны, добавила: – Хотя, всё правильно: времени лучше не терять. Ну, с Богом! – И баба Женя широко перекрестила её напоследок, выпустив очередную струю дыма.

Алексей поклонился старухе, передал сверток гримерши Юрке, повел их к выходу, ускоряя шаг и подталкивая в спины.

– Анька, ну и слух у тебя! – неподдельно изумился он в самое ухо свояченицы.

– Музыкальный... – самодовольно улыбнулась Анна. – Помнишь, какие мы концерты закатывали?

– Да, концерты закатывать ты – мастер! – неосторожно пошутил Алексей и, чтобы сгладить неловкость, спросил: – А что, разве у всех музыкантов обостренный слух?

– Необязательно. Просто у меня тренинг был неплохой.

– Конечно! – Юрка с гордостью посмотрел на мать. – В замке Иф, небось, такие толстенные стены...

Она по-прежнему ассоциировалась для него с увлекательным приключенческим романом.

– Да, – согласился зять, вновь уводя близких со скользкой дорожки воспоминаний, – я в Афгане тоже в этом смысле натренировался. Забирайся! скомандовал он племяннику, открыв дверь машины и наклоняя вперед кожаное кресло.

Юрка мгновенно переключился на опекуна:

– Дядь Лёш! А где ты стрелять научился, в Афгане? – он перелез на заднее сиденье "нивы" и спросил, с любопытством и некоторой долей опасения отодвигая застегнутую наглухо спортивную сумку, в которой лежал пистолет: А там можно было оглохнуть?

– Запросто! – согласился Алексей.

Хотя Анна уселась и даже пристегнула ремень, он двигаться с места пока не спешил.

– Что-нибудь случилось с машиной? – тревожно спросила она.

– Нет, просто осматриваюсь. Будь внимательна. Мы немного покатаемся. На всякий случай.

Юрка и тут вмешался в разговор:

– Езжай, дядь Лёш, я послежу! – Он уже встал коленями на кресло, распластал локти на спинке, уткнул в сцепленные пальцы острый подбородок и прилип к окну.

– Сообразительный ты, парень! – одобрительно кивнул Алексей. – Правда, я надеюсь – очень надеюсь – что к Евгении Осиповне мы за собой никого не привели.

– А "девятка" больше не появится? – снова подал голос мальчишка.

– Думаю, что вряд ли.

– Мы её намного обогнали? Где она?

– Ей теперь придется со всем её содержимым отправиться в одно место...

– Куда? – не отставал Юрка, поворачивая любопытную голову. – В ремонтную мастерскую?

Алексей включил зажигание.

– На помойку!

По тону опекуна Юрка понял: лучше вопросов больше не задавать. Да и мать предостерегающе покачала головой – помолчи, мол. Она и раньше всегда умела одним взглядом пресечь ненужные детские капризы, уговоры что-нибудь купить, посмотреть по телевизору фильм "ну хоть ещё минуточку"...

"То, что разгоняет тоску... Милая болтовня ребенка лет трех-четырех."

– Мент родился! – вдруг ни с того ни с сего заявил Юрка, когда они, выехав за пределы кольцевой автодороги проехали несколько километров в полном молчании.

– Баба Вера бы сказала "Ангел пролетел"! – поправила его Анна. – Ты помнишь бабу Веру? Нет, вряд ли. Тебе было всего три года, когда она умерла. Удивительно, как ты дом нашел! Хотя, мы же там были несколько раз после того, как её не стало.

– Просто у меня фотографическая память! – похвастался сын.

Анна машинально посмотрела на нагрудный карман зятя, где должна была лежать карточка детей, но теперь на нем была футболка: прожженную рубашку он сменил в квартире. Алексей молча открыл бардачок и тут же захлопнул его, когда её рука потянулась к фотографии.

Анна возмутилась:

– Но ведь это и есть цель!

Он упрямо покачал головой:

– Займи себя чем-нибудь другим.

– Тогда... ты не мог бы включить радио? – придумала она.

– С огромным удовольствием, голубчик! – воскликнул Алексей, подражая голосу и интонации гримерши.

Они рассмеялись и Алексей, показав ей, какую кнопку нажать и какую ручку покрутить, мимоходом заметил:

– Ты у меня и машину станешь водить!

– "У меня"? – Анне показалось обидным собственническое местоимение.

– Ну, не у меня, так у нас с Юркой, – поправился зять и пояснил, – Не всё же мне за баранкой торчать – нужно ведь отдыхать иногда.

– Дядь Лёш, а ты меня научи, я стану тебя подменять! – тут же встрял Юрка в разговор.

Аня в ужасе затрясла головой:

– Тебе? За руль? Нет-нет, лучше уж я...

Алексей успокаивающе потрепал её за волосы:

– Да в этом ничего сложного нет! Смотри.

Он вдруг сделал вираж-разворот, воспользовавшись тем, что на встречной полосе нет машин. Анна аж побелела вся: ей показалось, что их по инерции чуть не вынесло за пределы шоссе в кювет.

Юрка завизжал от восторга, завалившись на сиденьи, а она зашипела:

– Не смей больше попусту рисковать! Не наездился еще?! Тоже мне, супермен.

Алексей хитро посмотрел на неё:

– Для твоей же пользы, чтоб скорей приняла прежнюю форму. Знаешь, как этому способствует выброс адреналина в кровь? А то – сидишь сиднем в машине, а потом под тобой ступеньки обламываются...

Женщина из белой сделалась красной, разобижено отвернулась к окну, бросив сквозь зубы:

– Тебе-то что? Не твоя печаль!

– Очень даже моя! – совершенно серьёзно объяснил он. – При большей нагрузке уходит больше бензина!..

– Шел бы ты... к натурщицам!

Алексей только посмеивался, изредка оценивая, до какой степени она накалилась, и радуясь, что сумел отвлечь свояченицу от тяжелых мыслей.

С полчаса ехали молча, музыку Анна включила на полную мощь, и теперь их развлекали только ведущие "На семи холмах".

Потом ей стало стыдно за эту вспышку ярости. Она вспомнила, сколько они вместе пережили за эти дни, вспомнила его картины, оставшиеся на даче... Анне захотелось извиниться, но раздражение отступало медленно.

– Ладно, – пробурчала она, садясь ровно, – говорить можешь, что угодно, но не надо зря пугать – у меня внутри всё просто перевернулось. Добро бы, для дела, как днем...

– А для дела – не страшно было? Могла бы уже научиться доверять мне! мягко упрекнул её зять. – А водить ты всё равно будешь!

– Мам, вы что, с дядей Лёшей поссорились? – напряженно спросил Юрка.

Он боялся повернуть голову и, подпрыгивая на ухабах, глядел на удирающую от него ленту шоссе.

Они ехали по деревеньке, где по обочинам дороги со свежими огурцами и зеленью на продажу – стояли бабки, дети, хозяйки или мужики-алкаши. Вокруг носились дворовые полубездомные и явно полуголодные псы. Куры бросались от них врассыпную и едва успевали унести ноги, разбрасывая перья во все стороны.

– Нет, сыночек, что ты! Дядя Лёша столько сделал для меня, я просто не имею права на него сердиться, – льстивым сладким голоском сказала Аня. – Он даже пожертвовал для меня... своей бородой!

– Ах, так?! – вскипел он. – Ну погоди!

Алексей дождался, пока дорога станет пустынной и безлюдной, и остановил машину:

– А ну, марш за руль! Давай, давай, пошевеливайся!

– Лёш, нам некогда, нас же твой друг ждёт, – испуганно отнекивалась Анна.

Он не отступал:

– Не отлынивай!

На что она заискивающе:

– Да ты мне и без бороды очень даже нравишься! Такой молоденький стал! Теперь тебя все будут принимать за Юркиного старшего брата. – И сразу вдруг посерьезнела: – Андрюшку научил, значит, и я смогу.

Алексей заметил резкую смену настроения свояченицы, но в этот раз не стал переключать её внимание с мыслей о сыне, а наоборот – решил воспользоваться этим, чтобы укрепить в желании освоить технику вождения:

– Павел тоже водит. Не по городу, конечно, но возле дачи по поселку нас катал. И вполне успешно.

Анна взяла себя в руки, перестала сопротивляться:

– Что надо делать? Рассказывай!

Алексей освободил место за рулем, сел справа от неё и начал объяснять. Юрка, как завороженный, следил за ними, передвинувшись в центр заднего сиденья.

Урок вождения автомобиля покатился, как по маслу...

* * *

Анна вела машину неровно, то газуя, то выжимая сцепление. Ей никак не удавалось уловить нужный момент, почувствовать автомобиль. Даже руль не всегда слушался.

Но было видно – получает она от этого удовольствие, отвлекаясь от бесконечно тревожных раздумий. Даже похваливала или поругивала себя иногда: в зависимости от успехов.

– Мою бы ты освоила быстро, – утешал её Алексей.

– Твою бы я даже назвать не смогла! – обидчиво возразила Аня (которая мысленно уже дала железяке кличку "кузнечик").

Тут она от неожиданности вскрикнула, подскочив на ухабе, потом ругнулась (причем, для самой себя у неё нашлось больше всего эпитетов), потом начала упрашивать "ниву", как норовистую лошадку:

– Ну, прости засранку. Видишь – я же стараюсь! Постарайся и ты! Не подводи меня!

Юрка с Алексеем от души веселились, слушая этот диалог, где один собеседник говорил, другой – лишь фырчал двигателем.

– Что вы издеваетесь?! – возмущалась Анна. – Посмотрела б я на вас, когда б вы за швейную машинку в первый раз сели!

– Посмотрела б я на вас за машинкой в первый раз! – "отредактировал" её сын и они вдвоем с дядей снова закатились.

– Хватит ржать! Лучше дайте поесть чего-нибудь. Уже четвертый час едем, а во рту маковой росинки не было!

Алексей взглянул на циферблат приборной доски и сказал:

– Такими темпами мы и до завтра не доберемся. Давай меняться. Тем более, что скоро надо будет верное направление выбирать, а ты дороги не знаешь.

Анна возражать не стала. Довольно лихо затормозила, передвинулась на свое прежнее сиденье, но Алексей предложил сделать небольшой привал, а Юрке велел найти любую лужу и набрать воды для радиатора.

Это задание было лишь предлогом удалить его на несколько минут.

– Ань, надо всё серьезно и быстро обсудить, – сказал опекун, дождавшись когда племянник, подпрыгивая и разминая засидевшиеся ноги, отойдет с пластмассовым ведерком на почтительное расстояние.

– Я слушаю тебя, – Анна внимательно смотрела на него.

– Помнишь, Юрка упоминал Солотчу?

Она кивнула:

– Мы же туда поэтому и едем?

– Мы едем туда ещё и потому, что, пока мы с тобой нарушали правила противопожарной безопасности, Рустам "расколол" Двойника. Тот знает наверняка, что Катя в этой самой Солотче у некоей дамы под названьем Пышка.

Анна нервно перебила:

– Но ведь Юрка в своем рассказе о похищении детей упоминал о какой-то Сдобе...

– Вот если бы он видел её – не перепутал бы никогда в жизни. А так – в случайно подслушанном разговоре... Для него и сдоба, и пышка, – всё одно: булка. Не думаю, что она знает о существовании своей литературной тёзки у Мопассана. Дамочка – бывшая шлюха в возрасте, с образованием ниже среднего. Сейчас работает сестрой-хозяйкой в доме отдыха под Рязанью. Но это – не основной заработок. А кормится она тем, что сдала свою хату в аренду (ты только не паникуй!) подпольной порностудии...

Анна обмерла. Господи! Катя... её Катюха...

– Ну вот, этого я и боялся! – сокрушался Алексей. – Очнись! Превращаться в соляной столп будешь, когда мы разгромим этот Содом и Гоморру!

Она накинулась на него чуть ли не с кулаками:

– Всё шутишь? Что же ты раньше молчал?!

Алексей пытался её урезонить:

– Какие уж тут шутки! Посмотри на себя: тебя же постоянно кидает из огня – да в полымя! Ну представь: всё это время ты знала... Тебе стало бы от этого легче?

Уговоры не действовали. Женщина продолжала бросаться на него, стуча зубами, как форточка на сквозняке.

Тогда он грубо схватил Анну за руки, пригрозил:

– Успокойся! А то вон, Юрка с водой идёт: живо устрою тебе холодный душ!

Он силком посадил её на землю, велел не шуметь – сына испугает. Потом показал племяннику, что надо делать с мотором, и снова подошел к ней:

– Сейчас мы едем к моему Сашке. Доверяться ему пока не будем, кто знает, что там у него за душой. Хотя, парень был талантливый скульптор. К нему раньше часто приставали зубры-монументалы, которые в "застойные" сделали себе имена, а теперь плодят "планов громадьё". Но ни таланта, ни желания работать не хватает. Вот и предлагали ему поработать на них "черной лошадкой". Он не продавался. Видимо, в результате и оказался в этой дыре.

Юрка справился с ответственным поручением и прокричал, закрывая капот:

– Готово, дядь Лёш! Можем ехать!

Алексей помог Анне подняться и строго, почти в приказном порядке дал последние указания:

– Ты должна вести себя естественно: приехала на отдых, не знаешь, где пристроиться. Он, как местный житель, поможет нам в этом. Главное выведать, как зовут эту Пышку, и где её "культурный центр". Юрку надо уговорить погостить у Трегубова, я думаю, это будет легко: Сашка интересный человек, а сколько всего знает!.. Ну, пошли, пошли.

Негнущимися ногами Анна подошла к машине, с трудом взобралась на сиденье.

"Так мне и надо! – думала она. – Не надо было отвлекаться от цели. Кокетничать вздумала... Старая калоша, сучка!"

– Ты напрасно не запоминаешь дорогу, – между прочим заметил Алексей. Кто знает, вдруг тебе придётся ещё тут ехать одной.

Юрка сразу отреагировал:

– Почему одной? Дядя Лёша, а мы?..

– Твой дядя Лёша имеет в виду, что ему надоест путешествовать с такой истеричкой, как твоя мать! – ядовито заметила Анна, злясь на самоё себя.

– Я вообще-то имел в виду совсем другое, – спокойно ответил Алексей. Но ты права, мне может надоесть возиться с тобой. – Он посмотрел на женщину, всего лишь нахмурив брови, но она будто камней наглоталась от угрозы в его голосе. Особенно, когда услышала: – Одно плохо, тогда шансы на успех резко понижаются.

Аня сидела ни жива-ни мертва. "Что-то будет, если он плюнет на всё и откажется помогать? – с ужасом думала она. – Одна ведь я не смогу помочь Кате, вытащить мальчишек, найти Маню!.. Как мы выкрутимся без него? Как я выкручусь без него?.."

"После того, как канцлер Мититака покинул наш мир, во дворце произошли большие события и воцарилось смятение."

– Лёш, не бросай нас! – взмолилась Анна.

Алексей предостерегающе указал глазами на зеркальце, где отражался светлый мальчишеский затылок, и с досадой бросил:

– Куда я денусь?..

Голова парня просунулась вдруг между передних сидений. Он переводил свои огромные, всё понимающие на свете глаза с матери на дядю.

– Вы ругаетесь – точно, как мама с папой.

Ане будто сердце прищемили, похолодели ноги, она беспомощно взглянула на Алексея.

– Всё, всё, Юрка! – опекун быстро пришел ей на помощь, снова взяв грубовато-шутливый тон: – Что с бабами поделаешь – прекрасный пол! Слабый к тому же... Давай, забирай мать на свою половину, а то она боится, небось, что я её сейчас укушу! – Он плотоядно щелкнул зубами, сверкнул глазом на Анну и сосредоточил всё своё внимание на дороге.

Анна перелезла на заднее сиденье, попросила сына в очередной раз намазать ей спину чудодейственной мазью, расспрашивала Юрку о том, как ему всё-таки удалось добраться до бабушкиного дома...

Но не раз на протяжении всего пути она чувствовала на себе его недетский взгляд...

* * *

Саша Трегубов оказался милейшим интеллигентным парнем. Собственно, не парнем уже – молодым мужчиной. Невысокий, с гусарской выправкой и безукоризненной вежливостью по отношению к даме, словно выходец из оттуда, где "Средь шумного бала...", он носил длинные русые волосы, перехваченные резинкой, и залихватски подкрученные кверху усы.

Его светская внешность не вязалась с деревянными простыми стенами светлой избы Дома-музея графика Пожалостина. Но в спокойных внимательных серых глазах его прочитывалось что-то удивительное и одухотворенное. Они словно говорили: "Смотрите, я – провинциал! Я живу на родине Есенина. Мне хорошо работается, здесь нет столичной суеты, кругом всё просто и понятно, тут легко думать о вечном и творить...".

Саша провел их по таинственным сумеркам музея. Со знанием дела и с явным удовольствием коротко рассказал о виртуозном художнике-графике, который выбился в Петербургскую Академию художеств вот из этого самого села.

Юрка слушал и смотрел, буквально рот раскрыв!

Алексей тоже был внимателен, но, скорее, присматривался к собеседнику, чем слушал его рассказ.

Анне не терпелось перейти к главному, но её постоянно контролировал взгляд опекуна детей. Ей ничего не оставалось, как только выжидать удобного момента.

Почувствовав, что гостью что-то тревожит, и что она слушает невнимательно – явно думая о чем-то своём, Трегубов сразу перестал быть искусствоведом и радушно пригласил их к себе, заручившись обещанием, что днём они придут на полноценную экскурсию.

"В начале двенадцатых чисел девятой луны я отправилась в храмы Хаса, и мне случилось заночевать в каком-то убогом домике."

Подворье Саши оказалось небольшим. Приуныл без движения мотоцикл у сарая. Домишко был стар, мал, зато живописен: толстые стены вросли в землю, потому выглядел он полутораэтажным. Брёвна обшиты досками, покрашенными в традиционный ярко-зеленый цвет, наличники ослепительно белы. До окон первого этажа легко дотягивались желтые глазки "куриной слепоты".

Домик стоял строго вертикально, однако, Ане показалось, что он вот-вот весело съедет со склона, на котором вырос.

"Если бы я где и жила, так это здесь. Хотя нет, у бабы Веры – не хуже! – агрессивно воспротивилась она очарованию места. – Подумать только: где-то среди такой красоты притаилась мразь, сволочь!"

"То, что вызывает нетерпение... Женщина должна разрешиться от бремени. Уже прошли все положенные сроки, а нет ещё и признака приближения родов."

У Анны возникло неистовое желание начать крушить всё кругом. Алексей вернулся за ней из домика, куда уже прошел вслед за хозяином и Юркой, взял её руку железной ладонью и сказал:

– Идем в дом. Неудобно. Саша уже чайник ставит...

Беседа за столом текла чинно, неторопливо: как сама жизнь в провинции.

Поговорили о росписях Алексея (он от них отмахнулся), о его работах в театрах (художник тоже по-настоящему был доволен лишь двумя, да и то заграницей). Саша спросил, пишет ли он маслом, но Алексей снова ушел от ответа, сказал, что времени нет.

"Наверное, переживает из-за погибших на даче картин, – Анне казалось, что она понимает его состояние: – столько лет сгорело одним махом! Как и у меня. Только у меня – жизни, а у него – работы! Наверное, для него – это и есть жизнь...".

Алексей стал расспрашивать друга, над чем сейчас работает он сам.

Трегубов оживился, рассказал, что помогает восстанавливать лепнину в женском монастыре. Как платят? За что? Ведь он сам предложил! Отметая вопросы о заработке, пригласил в свою студию. Оказалось, это – тот самый сараюшко, возле которого скучал двухколесный конь. Анна с ними не пошла. Ей невмоготу было вести светскую беседу, когда в голове свербело: "Катя... Катя... Катя...". А Павел с Петей? Что с ними, где они? Знает что-нибудь о них Алексей? О маленькой Марусе она и вспомнить боялась...

Юрка прибежал со двора и радостно завопил:

– Мам! Там так здорово! Иди посмотри!

Она лишь с улыбкой покачала головой.

– Тогда я пойду посижу на мотоцикле, мне дядя Саша разрешил! Он такой добрый! – кричал мальчишка, уже выбегая. – Он завтра даст мне краски и кисти!..

– Юрка, солнце моё! – прошептала Анна. – Спасибо, хоть ты – со мной!

Художники вскоре вернулись в дом, бурно обсуждая творческие замыслы каждого. Алексей стал заметно менее напряжен. Он ободряюще кивнул свояченице и стал интересоваться, как же так – вдруг – Сашка отказался от столичной жизни, от общения с высоким искусством, от предложений поучаствовать в украшении Москвы, от элементарных городских удобств, наконец!