Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Но, как только она растравила себе душу подобными мыслями, рядом раздался голос:

– Все в порядке. Подожди на крыльце, пока я поставлю машину и пристрою гостя на временный отдых.

Когда они вошли в дом, Алексей не стал зажигать верхний свет. Он включил настольную лампу, показал Ане душевую кабину в углу кухни, дал ей мыло, банное полотенце и свой махровый халат, предупредив, что вода в баке не горячая, но хорошо прогретая на солнце за день.

– "Прогретая за день", – передразнила она. – За какой день – вчерашний или завтрашний? Уже давно ночь!

– Ладно, не привередничай! Скажи спасибо, что хоть такая есть!

Пока Аня переводила недельный запас воды, хозяин дачи снова пошел в просторный гараж и устроил Двойнику максимум удобств: доставил из сарая пустое ведро, связал руки не за спиной, а спереди. Заодно предупредил, что испортит ему профиль, если тот вздумает мочиться в угол, и запер гараж снаружи. Затем Алексей поднялся на чердак и осмотрел каждый уголок. В конце концов он обнаружил то, что искал: клочок бумаги с каким-то рисунком. Потом спустился вниз, порылся в кухонном шкафчике, нашел пару банок консервов и пачку крекеров, поставил чайник на электрическую плиту. К появлению Ани, посвежевшей после купания, уже и чайник закипел, и консервы были открыты, и тарелки поставлены.

За ужином почти не разговаривали. Когда Анна все съела и попросила ещё один стакан чая, Алексей положил перед ней листок, который нашел на чердаке.

– Смотри, это Юрка визитку оставил. Не забыл про наш уговор!

Мать долго не могла рассмотреть, что начиркано на клочке бумаги. Закапала слезами на листок.

"Из дальних мест пришло письмо от возлюбленного, крепко запечатанное рисовым клеем. Торопишься раскрыть его, а сердце так и замирает..."

Алексей решил отвлечь ее:

– Анна, глянь, мне этот почерк, по-моему, знаком. Что скажешь? – и выложил ещё один лист: тот самый, что они добыли в лагере.

Слезы мгновенно просохли. Теперь она внимательно рассматривала ровные строки заявления, написанные мелко, разборчиво, размашисто и почти печатными буквами, сильно наклонившимися влево.

"Директору детского оздоровительного лагеря "Дзержинец" Павлову В.П. от Арина А.А.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу Вас разрешить мне – Арину Алексею Анатольевичу – забрать на летний отдых находящихся под моей опекой детей:

Арбузову Екатерину,

Арбузова Павла,

Арбузова Юрия,

Арбузова Петра,

Арбузову Марию.

Дети будут находиться на моей даче по адресу: Московская область, Истринский р-н, пос. Строителей, ул. Ильича, д.7

С уважением – А. Арин"

– И адрес твой дал! Откуда они все знают?

Реакция Анны была не совсем понятна Алексею. Он подумал, что она замерзла, укутал ей ноги пледом.

– Ты, Ань, как маленькая, ей Богу! Неужели не поняла до сих пор, с кем дело имеешь? – подивился он её наивности.

– Поняла. Давно поняла, – тело свояченицы сотрясала нервная дрожь, с которой никак не удавалось справиться. Подбородок ходил ходуном, поэтому даже не все слова поначалу были понятны. – Еще тогда поняла, когда меня в КПЗ держали. Тогда-то я впервые этот почерк увидела: мне записочка "с воли" пришла. Не артачься, мол, все равно все улики против тебя! А если не будешь отрицать очевидное, да поведешь себя с умом, – тебя глупенькой признают и сильно строгими с тобой не будут. Ревность – она всегда уважение вызывает. Я тогда, действительно – глупая, предъявила эту инструкцию следователю. И знаешь, что он мне ответил? "Ну что ж, по-моему, очень мудрый совет! Ты только никому больше записку не показывай, а то версия с убийством в состоянии аффекта отпадет, и твои психические отклонения будут расцениваться не иначе, как тяжелая форма дебилизма". Пришлось мне смириться. Да и что я могла? Борьку все равно уже было не вернуть, а записку этот мент в дело подшивать не стал, спрятал куда-то в карман прямо на моих глазах: "Все равно она не потянет против всех доказательств твоей вины. Ну а "висяк" мне ни к чему – я сам на ниточке висю: чуть что не так до пенсии доработать не дадут."

– Слушай, Анька, – голос Алексея задрожал от внутреннего еле сдерживаемого напряжения, – ты что, хочешь сказать...

– Да ничего я не хочу сказать, – устало и как-то сразу расслабившись перебила она, – просто все поверили в то, что говорили факты. Даже те, кто знал меня не один год... Ведь и ты, небось, ни разу не усомнился...

Алексей молчал, как воды в рот набрал.

– Что детям-то сказали, как объяснили?.. – тихо спросила мать.

Алексей сидел, прикрыв глаза, опустив подбородок на крепко сжатые пальцы. Анна взяла, наконец, рисунок сына и улыбнулась, увидев танцующих человечков:

– Это что, из "Записок о Шерлоке Холмсе"? Неужели он знает?

– Да, это и есть наш договор: если он снова сбежит, то даст мне знать о себе шифром из этого рассказа. Мы с ним выдумали недостающие буквы из алфавита и нередко переписывались таким образом.

Анна согласилась:

– Не Бог весть какой секрет, но, не имея книги под рукой, действительно, расшифровать достаточно сложно.

Алексей поднялся, подошел к старой этажерке и снял с неё потрепанный желтый том старого доброго автора детективов – Конан Дойла из детской "Библиотеки приключений".

– На, переводи.

– А ты куда? – вскинулась Анна.

– Хочу съездить к приятелю одному, пристрою у него на время нашего квартиранта. Да не волнуйся ты, – он успокаивающе приобнял её за плечи, – я не надолго! Что ж прикажешь – таскать за собой этого придурка? Он же будет гирями висеть у нас на ногах. А нам ещё столько предстоит всего сделать. Мы, конечно, не муж и жена, но все равно, теперь – "одна сатана"! Постарайся отдохнуть, пока меня не будет.

– Лёша, ты хорошо его связал? – со страхом спросила Анна.

– Да я его в багажник заброшу, оттуда он у меня всё равно не выберется.

Её было трудно убедить:

– А он сообщить никому не сможет?

Алексей дожевывал печенье, поэтому вопрос прозвучал невнятно.

– Каким образом?

– Я видела, у него там такая трубка с антенной, на рацию похожа...

Она ещё говорила, а зять сорвался с места, хватая на ходу ключи от машины. Не понимая, женщина поспешила за ним.

Когда они ворвались в гараж, их пленник, матерясь на чем свет стоит, шарил связанными руками по карманам. Сотового при нем не было. Алексей одним ударом отключил дюжего парня, взвалил его на плечо, попросил Анну открыть багажник машины и скинул туда Двойника. Потом отворил дверцу машины и осмотрел салон. Так и есть: трубка валялась на полу под задним сиденьем.

– Мы везунчики с тобой, Анька! На наше счастье, она вовремя выпала у него их широких штанин. – Он шлепнул её по мягкому месту и весело добавил: – Ну, всё, искательница приключений, иди в дом. С огнем не играть, дверь никому без взрослых не открывать!..

Алексей уехал. Анна вернулась в комнату.

* * *

Блин света от настольной лампы лежал на столе, как нарисованный. Кругом царил полумрак, углы сглаживала темнота... Только сейчас Анна заметила, что в комнате появилось много картин. При Любе такого не было. Сестре льстило, что у неё муж – художник. Но она всячески стремилась направить его талант в "нужное" русло: пристраивала его расписывать под старину потолки и стены в офисах, реставрировать древнюю мебель, писать копии для провинциальных музеев. При этом искренне считала, что если стоит у мольберта не на заказ – Алексей попросту теряет время.

"Настоящий художник должен приносить своим искусством пользу людям! горячо убеждала она его. – А кто из нормальных людей поймет твои фантазии?! Ты здесь растрачиваешь энергию или справляешься с плохим настроением, а тебя ждет ра-бо-та. За которую, к тому же, заплатят! И немалые, между прочим, деньги!"

Год после гибели Любы Алексей совсем не писал, но теперь живопись, вероятно, стала полноправной хозяйкой его жизни. Об этом говорили полотна, которыми были увешаны стены. Хотя Аня была убеждена, что это – далеко не все его работы: слишком строг он был к собственному творчеству, к тому же, наверняка много дарил...

Ей очень хотелось всё рассмотреть. Анна побоялась включать люстру и направила лампу на стены. Разглядела подробно каждую работу... Господи, что же творилось в душе Алексея, когда он писал вот это?..

Стало страшно.

Снова нарядившись в спортивные брюки и футболку, набросив на плечи старую Любкину шерстяную шаль, Анна в раздумье подсела к столу. Зачитанный "Шерлок Холмс" раскрылся почти в нужном месте. Она, букву за буквой, стала разбирать послание Юрки.

Когда работа уже подходила к концу, Аня насторожилась: в оглушающей предутренней тишине явственно слышался шорох покрышек по шелестящей траве.

"Как хорошо жить в таком доме, где никто не заботится о воротах ни в середине ночи, ни на заре, где можно принять любого гостя, будь он принц крови или придворный вельможа!"

"Лёшка!" – подумала она и помчалась в сад, начисто позабыв о шутливом предостережении зятя...

За воротами, сливаясь с предутренними сумерками, стоял тот самый зеленый автомобиль, номер которого она складывала днём и который узнала по "подбитому глазу". Из машины вышли двое: какой-то мужик и... Алёна! Так вот почему женский голос за дверью показался ей накануне знакомым... Вот кто преследовал её по пятам!..

Шок, панический ужас, оцепенение, безразличие и – безудержная ярость... Ярость, захлестнувшая Анну с такой силой, что кровь бросилась в голову, застучала по вискам, расплылась обжигающими кругами в глазах... Ей показалось, что сердце уже перестало биться, что она не дышит. В ушах сквозь гул – прозвучала только одна фраза: "Не хочешь забрать своего единственного обратно? Мне он больше – ни к чему!.."

Продираясь сквозь немоту и бездыханность, Анна, как в замедленном сне, сделала несколько шагов по направлению к Алёне. И оцепенение тут же слетело с неё, как простыня с нетерпеливых любовников. Она кинулась вперед и вцепилась в ненавистное стройное горло руками, дрожащими от слабости и возбуждения. Её пальцы, словно челюсти тигра, стискивали нежную шею. Еще чуть-чуть – и Враг должен быть повержен! Но в этот момент она почувствовала страшный удар сзади и рухнула на землю, увлекая за собой жертву.

Анна пришла в себя на полу гаража, связанная, лежащая в луже ледяной воды (должно быть, облили её уже не один раз). Мужик нервничал, словно перед защитой диссертации, озабоченно сновал туда-сюда, изредка подправляя на переносье очки, и возмущенно оправдывался: – не он же виноват, что Кол не справился со своей работой и Алёна теперь осталась без помощника! Заниматься подобными вещами вообще не входит в его обязанности. Из-за их обоюдного недосмотра она своим телефонным звонком вызвала его с важнейших переговоров, может сорваться очень важный контракт на поставку оборудования, в котором так нуждается клиника. Артисту легко давать указания, садясь в самолёт. Пусть скажут спасибо, что он вообще догадался искать эту шуструю мамашу здесь – на даче у опекуна её детей.

Охрипшая девка держала руку на горле. Она предложила ему перестать разыгрывать из себя светило, напомнила, что ему дают не только указания, но и немалые бабки, и в красках расписала, как его "поблагодарит" Кофр, если эта (последовал кивок в сторону Анны) сыграет в ящик.

Тут она заметила, что "эта" приоткрыла глаза и сразу нависла над Аней:

– Ты мне ещё за это ответишь! – Она схватила женщину и рывком посадила. На лилейной шейке ярко алели отпечатки пальцев.

– Да брось! – Анна скривилась, то ли в ухмылке, то ли от боли. Голова у неё кружилась и всё вокруг ходило ходуном. – За мои "поцелуи" тебя вряд ли кто-нибудь станет ревновать. Ведь кобели твои, наверное, все до одного знают, что ты – сука продажная!

Алёна размахнулась, но "научный работник" придержал её за руку:

– Не увлекайся! Успеешь! – А потом заглянул Ане в зрачки сквозь свои профессорские линзы и сказал очень мягко, вкрадчиво, но настойчиво:

– Арбузова Анна Даниловна, если не ошибаюсь?

– Что вам надо? – побледнев, грубо спросила она.

– Вам бы теперь здоровьем заняться не мешало – память подлечить. Ведь то, что случилось несколько лет назад, сегодня опять произошло, причем, снова не без вашего участия. История повторяется... – и сокрушенно вздохнул: – Вы просто неисправимы!

– Что вам надо от меня? – повторила Анна. – Снова сесть прикажете? История-то повторяется, да только я уже не та!

– Ну зачем же, наоборот! Вы нужны нам здесь. Напрасно вы так резко отреагировали на посещение нашего... курьера. – подобрал он словцо. – Хочу предложить небольшое джентельменское соглашение. Ваш муж, я имею в виду покойный муж – в связи с безвременной кончиной, не успел передать нам кое-какие документы, относившиеся к его последним раскопкам. Так вот, просьба состоит в том, чтобы вы, зная характер покойного, его привычки, пристрастия, помогли нам найти все эти бумаги – все, что остались. – Он почти ласково пояснил: – В обмен на жизни тех, кто вам, надеюсь, небезразличен.

– Ах ты, сука, падаль вонючая, – зашипела на него Анна, – да если хоть один волос упадет с их голов, вы, твари, ни одной буквочки от ваших паршивых бумажек не получите. Я... – она снова задохнулась и дикая боль снова сдавила ей голову. – Я...

"Поверьте, я не считаю мою речь особенно изысканной. Разве я могу решить, что хорошо, а что худо? Оставлю это на суд других, а сама доверюсь только моему внутреннему чувству."

– Зачем же так нервничать, – посоветовал ей "профессор" тоном семейного врача, – вы же видите, вам вредно волноваться! Дело-то яйца выеденного не стоит: вы нам – документы, мы вам – ваших чад, заметьте, в целости и сохранности. Поверьте, содержатся они в полном довольствии и достатке. Существуют добрые люди, которые очень любят девочек, и конечно, здоровеньких. А уж внутренние органы для пересадки нужны только от здорового донора. Правда, в наше тяжелое время случается это нечасто: немногие в состоянии оплатить операцию своего любимого и, как правило, единственного ребёнка. А у некоторых семейных пар – вообще нет детишек, они безумно от этого страдают и готовы платить любые деньги, лишь бы им помогли усыновить – или удочерить, как угодно – нормального ребенка с хорошей генетической наследственностью. Таких тоже немного: услуги врачей и официальных органов социальной защиты стоят немало. Но вам это лишь на руку: времени больше в запасе. Так что – не обессудьте, не вернёте бумаги, долги вашего покойного мужа оплатят его отпрыски, благо – их у вас много. Есть места, где живую человеческую плоть ценят больше, чем вы своих детей. Желаю удачи! Давайте только заранее договоримся, где и когда нам встретиться...

– На том же месте, в тот же час!.. – раздался весёлый голос. – О чём спор?

Анна, наконец, смогла вдохнуть: наставив на гостей пистолет, плотно закрытую дверь гаража подпирал спиной Алексей. Замершая было девка шевельнулась.

– Стоять!

Анна не поверила своим ушам, услышав резкий, словно крик грача, голос зятя. Он махнул дулом пистолета в сторону противоположной стены, у которой громоздились канистры с бензином, банки с мебельным лаком, растворители; эти – оба – послушно отошли от заложницы.

Алексей, наоборот, подошел. Продолжая держать Очкастого под прицелом, не глядя, левой рукой распутал узлы.

– Иди в дом, найди, во что переодеться, – строго приказал он свояченице, – мы уж тут, как-нибудь, без тебя. А то опять что-нибудь натворишь.

– Я буквально три минуты назад говорил о том же, – засуетился профессор.

– Говорить будешь, когда тебя спросят! – обрезал Алексей, обыскав его и Алёну, затем раздраженно добавил, распахивая на минуту дверь: – Анна, я тебе что сказал?!.. – Он заметил, что она едва передвигает ноги. Голос его прозвучал уже не так сердито. – И сумку не забудь...

2.

"– Что ему было нужно? – спросила императрица.

Я без утайки рассказала все, о чем говорил мне Наримаса. Дамы со смехом воскликнули:

– Не такое уж это важное дело, чтобы вызывать вас из апартаментов государыни. Мог бы, кажется побеседовать с вами в ваших собственных покоях."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Капитан милиции Луканенкова пришла на работу в ужасном настроении. С утра все складывалось до отвращения неудачно: не просохли выстиранные вчера джинсы дочери, пока она их гладила, убежал кофе, пока оттирала плиту, чтобы не оставлять её грязной на месяц, Маринка грохнула стеклянную пепельницу и сильно порезалась. Потом они долго не могли остановить кровь, и в результате, когда уже стояли в дверях с чемоданами, – раздался звонок из отделения.

Сегодня к ней боялись подходить не только сослуживцы: сам подполковник Крячек, который вызвал её на работу и которому успели доложить, что Марья Павловна – не в духе, не рискнул выговорить ей за опоздание, а лишь сказал:

– Прости, Марья Павловна, что пришлось сорвать с отдыха, но тут дело такое... Тебе ведь досталось "наследство" от Колоскова Николая Ильича? Так вот, была у него подопечная Арбузова. Ее вчера выпустили, но по месту прописки она так и не прибыла. Мало того, в квартире соседи слышали подозрительный шум, вызвали наряд, и что ты думаешь?..

– О том, что я думаю, я лучше промолчу! – сверкнула глазами капитан Луканенкова.

– Нет, в самом деле, – примирительно продолжил начальник, – на её квартире обнаружен труп мужчины с огнестрельным ранением. Оружие не найдено. Судя по всему, женщина в квартире побывала. Непонятно только: до, во время или после выстрела. Где она – неизвестно. Так что, сама понимаешь, без тебя не обойтись.

– Незаменимую нашли! – достаточно громко фыркнула себе под нос капитан и официально уточнила: – Могу идти?

Получив утвердительный ответ, она вышла, преувеличенно четко вбивая крепкими ногами каблуки в кабинетный паркет начальника.

– Чтоб ты провалился вместе со своим Колосковым, – бушевала на всю комнату женщина "бальзаковского" возраста, употребляя выражения, не свойственные прекрасным героиням романов.

Марьей Павловной её величали с молодых лет, в то время, как сверстницы были просто Олями, Наташами, Ирочками или Танями. Она вызывала уважение коллег независимым характером, нежеланием идти на компромисс, умением быть "своим парнем" в мужской кампании. Марья Павловна отвергала формулу "во внутренних органах для женщины путь к звёздам лежит только через органы половые", поэтому начальства не боялась. На попытки без её желания залезть к ней под юбку (охотников поначалу было много) отвечала коротко – била наотмашь. А рука у Луканенковой, надо сказать, была очень тяжелой, хотя никто бы не сказал, что её обладательница – крестьянских кровей: так музыкально-длинны пальцы, так узка ладонь. Усвоив, что её фривольный тон и слегка циничный взгляд не означают для них "призыва к действию", мужчины-сослуживцы поотстали с нескромными предложениями.

Притихший коллега-Смыслов, наливая в кружку кипяток, с опаской поглядывал в сторону обычно веселого (иногда даже излишне), но, впрочем, всегда шумного "старшего товарища".

– Кофе хочешь?

– Какой, к черту, кофе? У меня и без него давление уже подскочило! Нет, ну как тебе это понравится? Мало того, что я три месяца разгребала бумажные завалы после этого полевого командира (она вновь добавила пару эпитетов), мало того, что из-за него на мне повисли два дела, так теперь опять его наследство. У меня от него изжога начинается! Ну что ты смотришь, как баран! Давай, дуй в архив за делом Арбузовой пятилетней давности. И протокол судебного заседания достань. Не я же побегу, у меня – отпуск!

Луканенкова сняла туфли, вытянула ноги и, приняв "пляжную" позу, прикрыла глаза...

Папка Арбузовой оказалась не очень объемной, дело-то было слишком очевидным: подозреваемая была задержана на месте преступления. К тому же, набралось достаточно свидетелей в пользу обвинения. Одни в подробностях с упоением рассказывали, какие скандалы закатывала Анна своему мужу "приличному человеку и хорошему отцу", другие живописали в красках, как она выставила его из квартиры, а потом во время его редких визитов домой, требовала от него "подумать о детях". Правда, находились и такие, кто её даже и не осуждал, ведь "любовь – слепа".

Много, подробно и эмоционально говорил об Анне муж её погибшей сестры – художник Алексей Арин. Даже по сухим страницам протоколов можно было понять, что он частенько бывал в её доме и очень ценил семью, где царили мир, любовь и покой. Ничто не предвещало беды, пока Борис Арбузов не уехал в последнюю археологическую экспедицию. Оттуда, по словам Алексея, он вернулся другим человеком: часто уезжал из дома, появилось ощущение, что домашний очаг треснул и вот-вот развалится... Впрочем, скоро так и случилось: отец семейства ушел жить к другой женщине.

– Интересно, что бы сделала я, если б моего Вовку кто-нибудь увел? подумала вслух Мария Павловна. Она вообще славилась тем, что всегда примеряла на себя "рубашку" подозреваемых. – Тоже, наверное, убила бы. Только не его, а её! – постановила она и стала читать дело дальше.

А дальше как раз шли показания подруги убитого – Алёны. Именно она убедительно и подробно рассказала о том, как Анна Арбузова приехала к ней домой и вызвала Бориса на лестничную клетку для разговора. Она, Алёна, забеспокоившись его долгим отсутствием, выглянула к лифтам. По её словам, картину застала жуткую: мужчина лежал на спине, а его бывшая жена методично вытирала о его рубашку большой кухонный нож.

Марии Павловне показались любопытными два момента: на первых допросах обвиняемая вину свою отрицала. Она монотонно твердила, что в тот вечер ей позвонили, и неизвестный женский голос поинтересовался, не хочет ли она забрать своего единственного (она так и сказала – "единственного") обратно. Когда она приехала по указанному адресу и поднялась на шестой этаж, то увидела мужа с ножом в горле. Нож, по её словам, пропал у неё из дома пару дней назад, да она его особенно и не искала: у них частенько что-нибудь исчезало, – потом, через какое-то время, все равно находилось.

А на третьем или четвертом свидании со следователем Арбузова рассказала о том, что сама позвонила мужу, что не знает, зачем взяла нож и не помнит, как всё произошло, но зло на мужа не имела и потому безоговорочно признаёт всё, в чём её обвиняют.

– Да-а! – Капитан Луканенкова с шумом захлопнула папку и швырнула её на стол. Потом крутанулась в вертящемся кресле и уставилась за окно.

От её глубокомысленного замечания коллеге-Смыслову стало не по себе. Он ждал нового взрыва эмоций.

– Слушай, утренние сводки – у тебя? – вдруг достаточно мирно обратилась она к Смыслову.

– Уже отдал. Позвонить, чтоб принесли? – с готовностью потянулся он к трубке. (Именно за умение ладить с людьми, а не просто за сочетание имени и отчества, коллеги в шутку прозвали его "Вась-Вась".)

– Нет. Ты ведь знаешь: у нас только сказка скоро сказывается, а дело нескоро делается. Будь другом: сходи сам. Я пока поговорю с нашим заслуженным пенсионером.

Когда старший лейтенант уходил, Марья Павловна уже набирала номер домашнего телефона Колоскова.

– Николай Ильич? Здравствуйте! – её речь полилась веселым контральто. – Как ваше драгоценное?.. И правильно сделали, что отправили: они – от вас, вы – без них! А вот мне, несчастной, отдохнуть не дают: на работу из очередного вызвали. В некотором роде и по вашей милости! Тут подопечная ваша, Арбузова – помните?.. Ну как же "нет": мать пятерых детей, убила мужа, на бытовой... Да-да, именно она! Мне бы такую память! Так вот, вчера дома не появилась. Уже освободили... И не говорите, – сама не замечаю, как летит, Маринка в девятый пойдет. Я?.. Всё молодею. Ну я быстренько, об Арбузовой, я ж ваша единственная наследница. В чём дело? Да просто мне подкинули её дело – в том-то и дело! Ага, скоро оды буду слагать нашему начальству, вот только рифмы поприличнее найду. Ну да ладно, не будем о грустном, ближе к телу! – капитан сделала ударение на последнем слове и взяла быка за рога: – Николай Ильич! Встретиться бы... – в её голосе появились заискивающе-умоляющие нотки, – без вашей помощи мне никогда отпуска не увидеть! Да нет, сегодня – первый день... Ну послушайте! игриво возмутилась она, – Не очень молодая, но местами очень красивая женщина умоляет вас о свидании, а вы отнекиваетесь! Помилосердствуйте!.. Да где вам удобно, туда и подъеду! Договорились!

Смыслов протянул ей сводки происшествий и ехидно поинтересовался:

– Ну, что, охмурила старичка?

– Учись! – ухмыльнулась Марья Павловна. – Секс по телефону. Бесплатный. Тот ещё козлик! Знаешь как он на меня пялился, когда я только начинала работать! Просто раздевал глазами. – Следователь быстро просмотрела бумаги и заинтересованно протянула: – Тэк-тэ-эк-с, пожар, значит? На даче, значит?!

– Какой пожар? – подсел к ней на стол Вась-Вась.

Вместо ответа капитан вскинула на Смыслова заблестевшие глаза и напористо спросила:

– У тебя как сейчас с работой? Дел много? Не хочешь со мной за город прокатиться, воздухом подышать?..

– Нет, мне тут ещё надо... – заколебался Смыслов, не желая быть затянутым в бешеную орбиту энергичных действий капитана Луканенковой.

– Как знаешь! А я съезжу, может, даже удастся искупаться на природе: отпуск у меня или не отпуск?!

Уже уходя, капитан отдала последнюю просьбу-приказ: позвонить Колоскову и сообщить, что встреча с ней переносится на семнадцать, нет, лучше восемнадцать часов. И ещё – раздобыть ей московские телефоны Арина Александра Анатольевича, свидетеля по делу Анны Даниловны Арбузовой.

Смыслов перевел дух, только когда её шаги затихли в конце коридора. Он подошел к окну и окончательно успокоился лишь через несколько минут, убедившись, что Луканенкова "оседлала" свой персональный старенький "москвич" и помчалась в сторону кольцевой автодороги...

Когда Марья Павловна разыскала дачу Алексея Арина, она ещё застала окончание бесплатного спектакля, который Истринская пожарная машина давала для обделенных зрелищами местных: пожарные рьяно качали воду из колодца и щедро поливали деревья, словно в расчете на то, что обуглившиеся ветки при всём честном народе снова покроются зеленью и цветом. В углу участка зияла разинутая черная пасть, бывшая ранее гаражом, рядом с ней – всё то, что прежде называлось автомобилем. Толпа деревенских жителей старательно затаптывала по всему саду тлеющие головешки. Кто-то из людей половчее ухитрялся вытащить из обугленных останков дома картины, охраняя их от проливного пожарного дождя. Постепенно собралось изрядное количество полотен.

Чумазый бригадир ознакомился со столичным удостоверением приезжей сотрудницы и весело доложил, сверкнув улыбкой:

? Обнаружено две трупа, мужской и женский. Мужчина предположительно хозяин дачи. Женщина – неизвестна.

Как объяснил тот же бригадир, представители местной милиции уехали в отделение составлять протокол, дело-то ясное: хозяин дачи переливал в канистру бензин для своей тачки: вон, во дворе – сгорела вся! Подружка его, видимо, не вовремя бросила сигарету, ну и... Правда, поскольку гараж выгорел дотла и тела погибших невозможно опознать, а уж о документах и говорить не приходится, трупы в Москву повезли для проведения идентификации. С женским телом, скорее всего, будут сложности: хозяин-то был вдовец и что за бабу привез к себе в гости – кто его знает. И со спасенными картинами сплошные проблемы: милиция забрать отказалась: говорят, мол, у них не камера хранения, – посетовал белозубый Майкл Джексон-наоборот, – а из местных жителей никто не хочет брать на себя ответственность: отвечай потом за сгоревшее, обвинят еще, что продали, а на пожар свалили!

Марья Павловна не была большим ценителем живописи, но оценив количество труда, вложенного в работы, предложила составить опись и под расписку отвезти их в Москву: всё равно ей ещё с родственниками погибшего придется встречаться!

Пока пожарник горячо благодарил московскую капитаншу, Марья Павловна выяснила у него, где найти отделение милиции, но прежде решила поговорить с жителями.

– А вы правда в милиции работаете?.. А кто вы по званию?.. – не отставали от неё местные мальчишки и старушки. – А семья у вас есть?.. А как вы всё успеваете?.. А зачем приехали?.. А он что – был мафиози или просто рекетир?..

Луканенкова решила от них не отставать:

– А вы его часто здесь видели?.. А он один приезжал или с кем-нибудь?.. А как звали его сына?.. А кто знает, где он сейчас?..

Заткнув тем самым "фонтан" любопытства, она выудила у стоглазых бабок максимальное количество информации: и о том, что женщин не привозил, наоборот – у художника часто гостили дети – его племянники-сироты, а мальчишки даже дали ценные сведения о том, что обычно театральный художник ездил на машине японской марки "хундай".

И вот наконец, ей удалось задать вопрос, который волновал её больше всего:

– А где здесь можно искупаться?!..

На обратном пути в Москву Марья Павловна ругала себя последними словами: и почему не догадалась заехать за дочерью по дороге сюда! Маринка так любит плавать!

* * *

Капитан подъехала к дому Николая Ильича в пять пятьдесят пять – в расчёте после беседы с пенсионером ещё застать Смыслова на работе.

Минута в минуту (Марья Павловна никогда не опаздывала на деловые свидания) она поднялась на шестой этаж и глазам своим не поверила: на выходе из лифта – почти такая же толпа, как несколько часов назад в загородном поселке.

Луканенкова протиснулась к ободранной двери, представилась молоденькому тщедушному лейтенанту милиции, сурово разгонявшему народ, объяснила, что у неё была назначена встреча с хозяином квартиры. Лейтенант вернул ей удостоверение и значительно покачал головой:

– Вряд ли ваша встреча состоится. Колосков уже встречал сегодня гостей. Видимо, хорошо приняли "на грудь", чего-то не поделили. В результате – ваш гостеприимный хозяин получил заряд из дробовика в глаз.

– А кто, кто стрелял?

– Это не установлено. Пока! – физиономия милиционера гордо блестела, как медный самовар, когда он записывал данные Луканенковой в потрепанный служебный блокнот: – Убийство на бытовой почве. Такие, Марья Павловна, раскрываются быстро и на уровне местных органов правопорядка.

– Сынок, ты уж мне-то можешь не заливать! За девятнадцать лет работы я понавидалась этих "бытовых". – Тон капитана сменился с ласково-материнского на начальственный. – Повторяю, у меня была назначена деловая встреча с нашим бывшим сотрудником Колосковым Николаем Ильичем. И знаете, о чем я вас попрошу, лейтенант? – Она положила руку на плечо оробевшему стражу порядка и продолжила со своей излюбленной интонацией приказной просьбы: – Вся информация по данному делу должна быть у меня на столе! Передай Анатолию Сергеевичу, пусть срочно со мной созвонится: мой домашний телефон не изменился.

Больше всего лейтенанта поразило, что эта самоуверенная баба накоротке с его шефом...