Текст книги "Свояченица"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Анна выключила фонарь. Алексей долго ждал хоть какой-нибудь реплики, наконец, не выдержал:

– Ну, что скажешь?

Анна вышла из оцепенения:

– Ничего. Помолчим пока. Вот найдем Марью Павловну, тогда и скажу. Зачем об одном и том же – дважды?..

Алексей прибавил газ и сосредоточился на том, как благополучно миновать пост ГАИ при въезде в Москву.

* * *

Спросонок Марья Павловна Луканенкова не сообразила, кто звонит. Наконец, узнала Анин голос, поняла, что они с Алексеем – в городе и объяснила, как её найти.

Потом она растолкала Смыслова, поджавшего длинные тощие ноги на Маринкиной постели, безжалостно выгнала: "Спать дома надо! Попутку поймаешь, а нет – на своих двоих доберешься. Недалеко!" – и поставила на электроплиту кастрюлю с водой: как раз к их приезду согреется. Жаль, что чайник остался в номере. Сопрёт ещё кто-нибудь! Убрала постель.

Поджидая гостей, снова задремала. Звонок застал её в кресле.

– Добро пожаловать, гости дорогие! Давненько не виделись! – громко засмеялась Луканенкова, но как только увидела заспанного Юрку и хмурые лица Арбузовой и Арина, тут же прекратила веселиться. – Что стряслось? Нашли бумаги?..

– Нашли... – сумрачно подтвердила Анна.

– А что ж такие лица, будто умер кто?..

– Не умер... – Анна взяла сообщение на себя. – Убили...

Марья Павловна побелела сквозь свои румяные щёки.

– Анька, не томи душу! Кто-то из твоих?.. – она побелела ещё больше. Моя?!.

Алексей взял из Юркиных рук уже виденного прошлым утром на кухне у скульптора сказочного козлика. Луканенкова поняла.

– Трегубов... Шурик... Вот скоты... мерзавцы... Как это случилось?

Подробностей они и сами не знали... Анна попросила Марью Павловну:

– Маш, где можно пристроить Юрку? Я его уложу, Алексей пока расскажет тебе всё, что нам удалось выяснить.

Через несколько минут Луканенкова позвала Анну из детской в коридор и зашептала:

– Слушай, не знаю, что там между вами произошло, но он не хочет тебе говорить. А я считаю, что Трегубова вполне достаточно.

Анна "завелась":

– Во что ещё я по его мнению не должна вмешиваться? Опять – его "личное дело"?..

Марья Павловна осадила её:

– Да не ори ты! Я же обещала, что не скажу! Не будь дурой и сядь.

Анна продолжала стоять, упрямо надеясь на свои силы:

– Ну, обещала, так говори.

– Лёшку твоего зацепило.

У Анны похолодели руки, ноги подогнулись, она почти упала на край светлой полированной галошницы.

– Что значит "зацепило"?

– Пулей.

Анна закрыла лицо и стала качаться из стороны в сторону.

– Это я им приношу несчастья. Меня надо убить. Я – меченая! Прав был Мыльников: пусть Машку усыновят, – тут же автоматически поправилась, удочерят приличные люди. Со мной они все пропадут ни за грош...

Марья Павловна только руками всплеснула:

– Ах ты, умница! Да что ты несёшь! Слушать тошно! Ничего серьёзного у Алексея нет, крови только много потерял, но жить-то будет!

– Растрепала всё-таки!.. А ещё в органах работаешь! – раздался укоризненный голос. – Давай, ковыляй за перекисью и йодом.

Алексей присел перед свояченицей на корточки, отвёл её руки в стороны:

– Ну, что ты причитаешь? Вот он я – живой и здоровый. Подумаешь, слегка чирикнуло по рёбрам. Не дождутся!.. – он заправил её волосы за уши. – Ну, открой глаза, Аннушка!

Она послушно разлепила веки, взглянула на него, обидчиво поджала трясущиеся губы:

– Почему ты мне в машине не сказал?

– До города же надо было добраться!

– Решил, что и это – не моё дело?.. Почему...

Марья Павловна принесла перекись водорода, стерильные бинты и пластырь:

– Почему да почему... По кочану! Пошли в комнату, а то Юрку разбудим. Алексей! Хватит героя из себя корчить, марш на диван! Да прямо на покрывало ложись, потом застираю!

Анна помогла ему снять тёмно-синюю футболку, на которой расплылись мокрые пятна, совсем не похожие на кровь. Зато левая сторона его туловища была залита потёками из рваной раны на боку. Выглядело зловеще.

– Кто из вас меня подштопает? – обратился Алексей к дамам, глядя на Анну.

Луканенкова внимательно осмотрела поврежденное место.

– Слава Богу, навылет, но не мешало бы врачу показать... Ты, собиратель шрамов, не дергайся!

Он сморщился, когда раствор, вылитый на рану, неприятно зашипел.

– Ну, убедилась сама, что ни один существенный для жизни орган не поврежден?.. Даже ребро, из которого ты была сделана... Ань, тебе меня уже совсем не жалко? – поинтересовался он, увидев, что она отошла к столу и наблюдает за процедурой издали.

Анна отвернулась, сказала глухо:

– Мне всех жалко. Только я на кровь больше смотреть не могу.

Алексей продолжал, по-прежнему чувствуя её отчуждение:

– Анька, объясни, что случилось! Это из-за дневников? Что ты там прочла?.. – потом вспомнил: – Нет, это раньше... О чем мы говорили?..

Марья Павловна наложила стерильную салфетку, заклеила пластырем, кряхтя, поднялась с колен и довела до сведения присутствующих:

– На диване мы втроём не поместимся. Я пошла за раскладушкой и матрасом!

Анна поспешила впереди неё, несмотря на протестующие возгласы Алексея. В коридоре Луканенкова снова стала любопытничать, повторяя его вопрос:

– Ты объяснишь мне, что у вас случилось?.. Что ты ему как неродная?

Анна пожала плечами:

– Не это сейчас главное. Лучше я действительно расскажу о связи Бориса с Мыльниковым-Кофром.

Следователь кивнула и они пошли на кухню...

– Я чувствую, – лихорадочно прошептала Анна в заключение рассказа, что Мыльников, не получив дневников Бориса, уже отдал приказ о переправке Манечки за границу чужим людям. И наверняка – через аэропортовского таможенника, на которого ссылался, если верить дневникам Бориса. В чем же Борька промахнулся? Почему, если он один знал место захоронения сокровищ, его всё-таки убили?

– Верно мыслишь, подруга! – одобрила Марья Павловна. – Перепутавший тебя с Алёной муженёк (царствие небесное) был им во как необходим! И покончили они с ним – прости, Анька, сейчас не до сантиментов – вследствие экстренной ситуации... – Марья Павловна задумалась. – Постой, ты сказала, что он собирался куда-то сообщить?..

Анна подтвердила:

– Там написано "попробую покаяться". Но если задумал, то он мог и осуществить! Помнишь, я говорила, он ведь хотел мне что-то рассказать, когда за пару дней до... – она запнулась, – до смерти приходил домой. Я как раз именно тогда орала не своим голосом на весь подъезд, что прирежу его, если он ещё раз появится. И опять выгнала... – лицо Анны заволокло тучами воспоминаний. – А вдруг он действительно написал? Могло ли его признание попасть в руки Кофра?

Луканенкову осенило:

– Могло. В одном случае: если адресовал его Борис не в милицию, а, к примеру, по месту работы Кофра – в Академию Наук. Мыльников ведь раньше там тоже работал. Если предположить, что у него был свой человек, например, в секретариате, как у нас, который письмо это не стал регистрировать, а показал ему...

Анна сказала:

– Что бы там ни было, но это – дело пройденное. Я-то всё равно отсидела, да и Борька давно уж с бабой Верой свиделся. Теперь главный вопрос: где нам искать того самого Эксперта по связям с заграницей? – она снова ожила, глаза засверкали, всю её охватило нетерпение.

– Ну, это как раз – не вопрос! – подчеркнула Марья Павловна. – Чем, ты думаешь, я тут занималась? Гусей пасла? Правильно. Одного пасла: Смыслова! Есть у нас и все координаты Эксперта. Барский Николай Дмитриевич действительно много лет работает на аэропортовской таможне. Он определяет стоимость изделий из драгметаллов и художественных произведений, которые пересекают границу: время их изготовления, не представляют ли они художественной или исторической ценности для государства, и даёт разрешение или запрет на их вывоз (ввозить сегодня можно почти всё, кроме наркотиков). Как эксперт, Барский вызывался и нашими органами, занимавшимися хищениями. Но никогда больше, чем на "свидетеля" не тянул. Зато теперь у нас есть кассета, спасибо старой знакомой кастелянше. – Луканенкова поморщилась, вспомнив осевшую на кушетке фигуру Пышки.

– Маш, давай адрес, прямо сейчас к нему и пойдём!

– "Как зе, как зе!", как говорила Маринка в детстве. Разбежалась! Марья Павловна остудила её пыл: – Во-первых, сейчас ночь.

Анна согласилась:

– Вот и хорошо! Возьмём его тёпленьким!

Капитан не любила, чтобы её перебивали.

– Помолчи, наконец! Слова не даешь сказать!

– Да-а, уж тебе не дашь, – усмехнулась Анна (впервые с момента возвращения из дома Бабы Веры).

– Во-вторых, прекрати глупо хихикать, – повысила голос Марья Павловна. – Смыслов сказал, что ты – в розыске, поскольку не явилась по месту прописки.

Анна тоже была не лыком шита:

– Я вышла на свободу, значит, имею право находиться, где хочу!

– Это – сколько угодно, но не тогда, когда в твоей квартире обнаружили труп мужика!

– Так он же сам!.. – возмутилась Анна её непонятливости.

Следователь разозлилась, даже прикрикнула:

– Арбузова, ты мне-то не доказывай! Это вот мне теперь придётся всё доказывать, кому следует. Надеюсь, успею. Чтоб не вышло, как с Колосковым...

Анна тут же остановилась. Помолчали. Потом она взмолилась:

– Машка! Но время же уходит! И всё равно, кроме меня – больше некому: ты – безногая. Алексей... Нет его я больше не потревожу. Он и выглядит-то, как бандит с большой дороги... Вдруг она спросила, испытующе глядя на Луканенкову: – Маш, а рана Лёшки опасна?..

Марья Павловна неопределенно пожала плечами:

– Я же не врач! Но раз он смог проделать такой путь с дыркой в боку... Завтра будет видно. Нужно будет дать ему что-нибудь противовоспалительное. Кстати о бандитах, – вспомнила она. – Ты же мне самое интересное не рассказала! Ну, как вы? Было что-нибудь?.. – она приготовилась на минутку развлечь себя соучастием в совсем не уголовном, а чисто женском деле.

Анна не хотела останавливаться на этом вопросе:

– Давай решим, кто поедет к Эксперту! – упрямо твердила она. – Я всё-таки хочу сама с ним разговаривать. Кассета с его криминалом – у нас! Буду нахально его шантажировать. Пусть только попробует не вернуть Манечку! Подумаешь, розыск! В конце концов, у меня есть грим, краска для волос.

– В самом деле? – Эта тема заинтересовала Луканенкову не меньше. – Ну, это уже кое-что!

Они ещё некоторое время пошептались, затем решили, что перед трудным разговором Анне следует хоть немного отдохнуть.

– Чур, я на раскладушке возле Юрки! – быстро, как в детской игре, выкрикнула Марья Павловна и невинно захлопала глазами. – Я первая сказала! К тому же, если тебе что громкое приснится, сына не испугаешь, а хахаль твой привык уже!

– Ты, хитрованка, сводня старая! – развеселилась вдруг Анна. Потом погрустнела, потемнела лицом, исчезла ямка на правой щеке, углы губ опустились. – Они с Борисом считают, я только рожать способна. Ни на что другое – не гожусь! Мне и правда раньше – кроме деток ничего не было нужно. Но теперь... А он...

Выведала-таки Луканенкова у Анны её обиду и полностью её поддержала:

– Все мужики такие! – безапелляционно заявила она. – Пока ты только на них ишачишь, да вовремя даёшь – годишься! А как проявишь себя в каком-нибудь неожиданном ракурсе – они давай гайки закручивать, чтобы твоё к ним внимание оставалось неизменным и главное – неназойливым. А сам при этом "что хочу, то и ворочу"!

– Да, – горько согласилась Анна. – "Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, а ко мне – передом!"

Прозвучало так двусмысленно и в духе высказываний Марьи Павловны, что они снова расхохотались. Вспомнили вчерашнее утро в номере... Притихли обе. Капитан вытащила из холодильника бутылку, поставила две рюмки, принесла из прихожей "Серебряное копытце".

– Помянем?..

"Если б не он, мы, женщины, вряд ли провели бы эту снежную ночь без сна до самого утра, и красота её не показалась бы нам столь необычной."

Выйдя из душа, Анна завернулась в полотенце, прошлась по комнате.

В простенке между балконом и сервантом кое-как притулились картины, такие же пострадавшие, как и их хозяин. Напомнив Марье Павловне о материальной ответственности, которую та несет за них, Анна перенесла спасенные работы из машины в квартиру Луканенковой. (Не дай Бог пропадут, если что случится...)

От закопченных холстов до сих пор веяло дымом и гарью – Анна только сейчас почувствовала, рассматривая их потери...

Потом долго вглядывалась в лицо крепко спавшего Алексея.

15.

"То, что вселяет уверенность...

Слова утешения в часы тревоги и печали, которые слышишь от человека, истинно тебя любящего."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Когда солнечный луч партизанским образом проник сквозь завесу волос и разбудил Аню, она почувствовала, что лежит одна, удобно скатившись в уютную расщелину дивана-книжки. Телу было так приятно, а душе спокойно... Не хотелось двигаться.

– Не вздумай пошевелиться, – вместо "доброго утра" строго приветствовал её голос зятя.

"Опять начинается! – подумалось ей с тоской. – В кои-то веки проспала без сновидений, так вот – на тебе – проснулась... Пошло-поехало!"

Она приоткрыла треть глаза, увидела Алексея за ватманским листом, лежащим на столе.

– И долго мне ещё так лежать? – поинтересовалась она.

– Нет, всего одна, самая-самая последняя складочка осталась. Сейчас закончу... Из тебя потрясающая натурщица!..

Она быстро сообразила, в каком виде находится: покрывало сбилось и почти ничего не скрывало. Анна резко задёрнула занавес.

– Какая же ты зараза, – гневно бросила она.

– Почему "какая"? – невозмутимо улыбнулся Алексей, откладывая карандаш и направляясь к дивану. – Тебе больше бы понравилось, если бы я был женщиной?

– Если бы ты был женщиной... Не подходи ко мне!..

Он присел на краешек.

– Ну нет, это моя больничная палата, а ты сама прыгнула ко мне в койку.

– Лёш, а можно посмотреть?..

– Нет.

– Почему?.. Когда-то раньше разрешал...

– Потому, что!..

– Дай мне встать, – она подобрала ноги. – У меня сегодня много дел.

– Больших или маленьких?

Она вконец разозлилась:

– Прекрати свой сортирный юмор, он меня расхолаживает! А мне надо быть собранной, внимательной и злой!

– Ну, злости-то в тебе – на десятерых! Не хотел бы я оказаться сегодня на месте Эксперта! И как я буду жить с тобой такой – представления не имею!

"Ну, Машка, ну, трепло!" – подумала Анна и плотнее закуталась в покрывало, выдернув его из-под Алексея. Он рассмеялся, стал белым, как борода деда Мороза, схватился за пластырь.

– Арбузова, что ж ты делаешь?

– Ой, Лёшенька, прости меня, окаянную. Больно? Дай я посмотрю! Ляг скорей. – Она всерьез испугалась, особенно когда увидела проступившее на повязке красное пятно. Побежала в коридор. – Машка! Где у тебя всё?

– Да не кричи – не дозовёшься, её нет. Они с твоим сыном ушли в магазин, еды какой-нибудь купить, – громко заявил он ей вслед. – Я был бы дураком, если бы не использовал такую возможность!

Анна нашла на кухонном столе медицинские принадлежности, набросила легкий ситцевый халат, который ещё вчера в ванной привлёк её внимание из-за обилия рюшек. Быстро вернулась в комнату.

– Тебе не надо было вставать...

– А мне что, место оставалось? Ты же разлеглась прямо посередине!

Зять уже отодрал повязку, советами и комментариями помог свояченице сделать новую. В какой-то момент, когда пластырь был наклеен, Алексей дернул поясок халата, развязал его и, нырнув обеими руками под оборки, притянул Анну к себе.

– Не дрыгайся. Не станешь же ты бить раненого? – спросил он, наслаждаясь её теплотой и близостью. Потом попросил: – Аннушка, хватит дуться. Я прочел дневник Бориса. Остальное объяснила мне Марья Павловна... Что же мы молчим, девушка? Расскажи что-нибудь...

Анна расслабилась, услышав сказанную на ухо давнюю знакомую фразу. Постаралась сдвинуться, чтобы не сдавливать повязку. Притихла у него на плече.

– Лёш, а может, тебе лучше не ездить с нами?.. – Алексей так взглянул на свояченицу, что она споткнулась на полуслове. Помолчав, призналась: Знаешь, я предчувствовала, что с тобой что-то случится.

– Я – в полном порядке! – прервал он. – Лучше скажи, кто отложил вон те две мои работы в сторону?..

– Я. Извини. Сейчас поставлю на место.

– Подожди... – Алексей её не отпускал. – Объясни, почему именно их?

Анна не знала, что отвечать. Как на экзамене. Даже ладони вспотели.

– Анюта, давай подружимся снова, – предложил Алексей, машинально перебирая и запутывая ей волосы.

Анна очень тихо возразила.

– Мы не сможем быть друзьями... Ты мне теперь... Я никогда не претендовала на какое-то особое место в твоей жизни... Ты сам... – Она проглотила комок в горле. – Ты сам сказал, что мы ничего не должны друг другу.

– Ты убедилась, прочитав записи, что я – полный кретин? Это же началось ещё давно... Только я, тупой, сам всего не понимал. Теперь, когда ты рядом... Дети и твоя жизнь небезразличны мне.

– Вот видишь?.. – Ей было трудно, но она всё равно это произнесла: Ты прав, я тебе не должна... Я не должна мешать. Не хочу лежать валуном на твоем пути... – Анна вдруг невпопад вспомнила: – Когда появился Борис, я завалила экзамены в институт. Помню, бабушка тогда особенно возмущалась, всё Любашу мне в пример ставила... Она очень хотела, чтобы я чего-то добилась в жизни. Без "верхнего" образования любимых внучек и не представляла...

– Твоё главное образование – вот здесь, – он легонько, без намёка, коснулся её груди, – не сразу заметно...

Анна осторожно заворочалась, безрезультатно попыталась встать.

– Давай отложим этот разговор на потом... Надо торопиться, меня Маня ждёт.

– Одну все равно не отпущу, – твердо заявил Алексей, пробормотав тише: – Ты удивишься, узнав, сколько в моей собственной жизни... Не хочу пока взваливать на тебя ещё и это... Но это не значит, – убежденно начал он...

Анна снова тревожно сказала:

– Мы поговорим позже, когда Маруся будет с нами. Пора оканчивать эту историю... Лёш, отпусти меня. Тебе же больно.

– Мне без тебя больнее!

Алексей нехотя разомкнул руки.

Она в благодарность быстро поцеловала его, запахивая халат.

– Вот и умник! Я пойду проверю, не закипела ли вода.

* * *

Анна была неузнаваема...

Когда все втроём они загрузились в "москвич", привезли Юрку на киностудию и постучались к Евгении Осиповне, баба Женя расцвела неподдельной радостью:

– Детки! Наконец-то! Ну, как, "со щитом или на щите"?

Анна объяснила, что эпопея ещё не закончилась. Баба Женя оставила Алексея у себя в гримерке делать копию видеокассеты на фирменной аппаратуре (внук подарил!), усадив его на диванчике, включила Юрке и Марье Павловне телевизор и решила доверить Анну профессионалам. Она провела женщину через забытые муки парикмахерской, прошла с ней в костюмный цех, поколдовала над её лицом и вот – перед союзниками предстала высокая светловолосая женственная особа с легким дневным макияжем: чуть подчеркнутыми ярко-голубыми (вместо серо-зелёных) глазами, тонкими, капризно-требовательно изогнутыми бровями, белозубой улыбкой, в элегантном модном (неопределённого покроя) светло-бежевом свободном костюме, под которым могла спрятаться не то что видеокассета – а даже целая видеокамера.

Все только рты пооткрывали. В Анне изменилось так мало, но как много!.. Она сама себя увидела другой!

– Идеальное лицо! – удовлетворенно осмотрела свою работу гримерша. Прекрасно ложится под грим. – Она подвела Анну к Алексею, как невесту. Обрати внимание на глаза! (Что он и так делал, не отрываясь.) Твой подарок: цветные контактные линзы из бельгийского набора.

Юрка был исполнен гордого собственнического мужского восторга:

– Мам, ты – как манекенщица!

Анне понравился произведённый эффект. Привыкая к туфлям на высоком каблуке (хорошо, что не новым, а достаточно разношенным), прошлась по комнате, повернулась несколько раз на одном месте и чуть не упала.

Марья Павловна высказала одобрение чисто по-женски:

– Ой, я тоже так хочу!

Анна чувствовала в себе столько сил и энергии, столько уверенности и воли, что мысленно "встав на стульчик", провозгласила:

– Анна Арбузова! Последний выход!

– Почему ж "последний", голубчик? – поправила её Евгения Осиповна. Первый! Твой первый сольный номер! (Во время "преображения" Анна рассказала ей всё, что касалось освобождения детей и знакомства с Марьей Павловной, на которую баба Женя до сих пор поглядывала с некоторым подозрением). Разделайся с ними в хвост и в гриву... – хотела по привычке добавить пару цветистых фраз, но Анна заткнула Юрке пальцами уши и она удержалась, уронив пепел из неизменного мундштука себе на квадратную грудь. – Ступайте. А Юрику я покажу тут всё, что только можно. Да, Юраша?..

* * *

Они подъехали к дому на Тверской. Нерушимому, местами побитому временем, как старая каракулевая шуба – молью. Он подавлял своими размерами и чванливой демонстрацией огромных витрин с ультрадорогими и сверхзаграничными товарами в магазинах первого этажа.

Несмотря на это, чувство уверенности не покинуло Анну ни когда она нажимала кнопки домофона, ни когда отвечала на хриплый простуженный вопрос "кто там".

"Прекрасно торжественное шествие, когда после празднества Камо Верховная жрица возвращается в свою обитель".

– Николай Дмитриевич? – вежливо спросила она, бархатно играя каждой ноткой богатого голосового диапазона, как учила их с Любой в далёком детстве бабушка, которая переняла эту манеру у знаменитой Книппер-Чеховой.

– Вы кто? – прокашлял голос, вместо ответа.

– Я – дама "приятная во всех отношениях", – процитировала Анна классика (откуда что взялось?), – как нищенка, стою под дверью самого Барского, а ведь Мыльников характеризовал вас, как не только самого знающего эксперта, но и как самого воспитанного мужчину!

Она обернулась к машине, весело подмигнула голубым глазом своим травмированным спутникам, послала им воздушный поцелуй и крепко прижав локтем к телу видеокассету, проскользнула в дверь после разрешительного сигнала.

– Лёха, ты это видел? – Марья Павловна повернулась к Алексею, который отнюдь не разделял её восторга.

Он это видел. На протяжении нескольких лет жизни с Любовью. Век бы этого не видел!

Алексей закрыл глаза и сложил руки на груди. Каменными жерновами медленно двигались заросшие модной щетиной скулы. Теперь он смотрел другое кино: утренняя Анька в халате с оборочками... дорожная Анька в спортивных брюках и футболке... беззащитная Анька, беспомощно вьющаяся в лапах мыльниковского посланца... зверь-Анька – у ложа с растерзанной Катей... неуклюжая Анька, соскальзывающая с приставленной к чердаку лестницы... хозяйственная Анька – в избе Трегубова... гибкая Анька – в подвальном окне клиники, как верблюд – в игольном ушке... смиренная Анька под ладонью матушки Варвары... сумасшедшая Анька в гостях у Кофра... ночная Анька в реке, страстная Анька в его объятьях... Анька, Анька, Анька... Где ты? Не наделаешь ли глупостей?.. Ты же – неуправляемая, непредсказуемая, необъяснимая, неосторожная, незащищенная...

Боль в боку ещё можно пережить, но тревога за тебя отнимает последние силы...

– Эй, Алексей Анатольевич, подвиньтесь! – Это она! Вернулась... Позвольте вам представить: Барский Николай Дмитриевич. Он любезно согласился проводить нас в аэропорт, во избежание разных неожиданностей.

– Приветствую вас! – насмешливо поклонилась Марья Павловна высокому холеному господину. – Хорошо, что быстро спустились, а то мы уже начали за вас волноваться. Знаете, какая она в гневе?.. Вот собирались с Алексеем идти вам на выручку. Киношку посмотрели?

Барский – подтянутый импозантный мужчина – пригладил волнистые седые волосы, прокашлялся в сторону, извинился, растянул ворот водолазки, словно тот его придушил, затем хрипло сказал, усаживаясь рядом с ней на переднее сиденье:

– Не будем об этом много говорить. Я считаю, что девочке, безусловно, следует помочь вернуться к матери, – он с неудовольствием оглядел салон "москвича" и захлопнул дверцу. – Это ваша личная машина?

– А что, не нравится? – ответила вопросом на вопрос Марья Павловна. Зато чистая: ни грязи, ни крови!

Эксперт снова закашлялся и стал распространяться на тему, что он-де искренне хотел пристроить ребёнка в любящие руки бездетной пары, которая позаботилась бы о судьбе девочки... Он и не предполагал, что её сиротство такой чудовищный обман! Но теперь, когда он знает, что этот двуличный тип вёл двойную игру...

– Да-да! – подтвердила Анна. – Вы же сами видели: он и на вас собирал материал! Вы же видели! Он хотел все ваши делишки, большие и малые, прибрать к рукам, а вас самого – задвинуть!

Барский покосился на Марью Павловну:

– Простите, я не мог вас видеть раньше?

Она просто раскатилась хохотом:

– Дошло, наконец? "Мы с вами где-то встречались", ведь и вы, и я – из органов, только я – из внутренних, а вы – из внешних!

Эксперт отвёл глаза и поинтересовался, не трудно ли ездить на такой рухляди? Ведь есть прекрасные современные модели (не обязательно иномарки)...

– Я – однолюб! – категорически прервала его Луканенкова. – Вот когда мой старикан отбросит концы, подсоберу денег и обзаведусь новым.

– Но сколько времени это займет?.. Ведь можно было бы машину получить в обмен на...

– Видеокассету, вы имеете в виду? Нет. Об этом и не заикайтесь! К тому же существуют копии, спрятанные в разных местах на случай, если вам захочется её у нас изъять. Она – гарантия того, что Арбузовы наконец-то смогут жить спокойно. А коли мир перевернулся и вы вдруг захотели сделать доброе дело, приложите максимум усилий к возвращению девочки. У неё есть мать, которая – не автомобиль и на иностранную марку её менять нечего!

Барский заверил: раз мать – жива и здорова, он сделает всё, что от него зависит, чтобы восстановить справедливость. Время вылета аэрофлотовского чартерного рейса задержать он не в силах, но притормозить туристическую группу детей из пансионата Святого Михаила – может. Для этого нужно только вовремя оказаться на месте, потому что по телефону эти вопросы не решаются. Во всяком случае он их по телефону не решает.

– Мы успеем! – Марья Павловна перевела рычаг своего "старичка" на последнюю скорость.

"Успеем, успеем, успеем..." – как заклинание твердила про себя Анна.

Она взобралась с ногами на сиденье, обеими руками обняла предплечье Алексея, прижалась всем телом и спросила на ухо:

– Лёшка, а что такое "чартерный рейс"? Это значит – нелегальный?..

Он снова, как в случае с покупками и ценами, понял, что многое в нынешней жизни кажется ей диким. Пошли пятые сутки после выхода Анны на свободу (если не считать сам день освобождения). Постигая законы зверей без клеток, она не успела постигнуть и понять пятилетних перемен обычной жизни.

Приблизив губы к её уху, он пообещал:

– Я научу тебя всему, что знаю сам!

– Но я же – дурочка, способная лишь рожать! – Анна вызывающе смотрела ему прямо в глаза.

– Нюшка, не говори так, сколько можно напоминать, что я идиот?.. Ты помнишь, что я сказал тебе у бабы Веры в доме? Это – главное! – Румянец выплыл на её лицо, словно солнце из-за горизонта. – И сейчас же отвернись, Анька, не то... – он впился пальцами в её круглую коленку.

Где-то на полпути Эксперт вдруг обернулся и сообщил, глядя "сочувственно" на экстравагантную Анну:

– Вы потом обязательно обратите внимание на её здоровье! У девочки, если верить документам, сильно увеличена печень. Когда всё закончится, я надеюсь, к нашему всеобщему согласию, – могу вам порекомендовать одного специалиста. У меня есть прекрасный врач...

– Грек, что ли? – Аня очаровывающе блеснула на него синими очами. – У вас его уже нет!.. Ищите другого специалиста, Николай Дмитриевич!

Тот покраснел, побледнел, проглотил ком в горле, отвернулся к Марье Павловне:

– И вы считаете, что это – законно? Вы же должны стоять...

– Не базарьте, правозащитный вы наш! – в очередной раз прервала его сентенции капитан Луканенкова. – Вот дьявол! – воскликнула она, когда заглох мотор у "москвича". – Это "стоять" относилось не к тебе! Ну давай, двигайся!.. Ты что, в самом деле на покой захотел?

Анна уже выскочила на дорогу и "проголосовала". Возле неё вначале остановились "жигули", потом "volvo", потом ещё несколько машин непонятного происхождения, но, увидев, что женщина с целой кампанией, – водители спешно ретировались.

– Вот гады, – ругалась Марья Павловна на чем свет стоит, – Анька, сгинь в машину, а то ты им свет застишь и они никого больше не видят.

Барский тоже нервничал из-за непредвиденной задержки. Он понимал, что когда девочка улетит в Лондон, – ему не поздоровится! "Обвалы" пойдут по многим направлениям. Если же сейчас всё получится, то можно будет кое-что спешно предпринять.

Он вышел из машины, расправил пиджак и стал ловить попутку сам. Через две минуты жестом хозяина уже приглашал всю троицу в старую и надежную, как мир, "волгу", предупредив, однако, что денег на проезд не брал.

– Гони, братишка! – попросила Луканенкова, садясь позади шофера. – Мы на самолёт опаздываем! Успеешь – плата двойная! – и гордо посмотрела на удивившегося её щедрости Эксперта. – Будешь мне должен! – успокоила его Марья Павловна.

Водитель старался за обещанные деньги вовсю! Он устроил такие "гонки с препятствиями", что у всех без исключения пассажиров аж дух захватывало!

Дважды его останавливали инспектора ГАИ, и тогда выручал Эксперт. Он выходил, демонстрировал своё служебное удостоверение, что-то объяснял насчет сведений об отправке нелегального груза. Гаишники козыряли и беспрепятственно пропускали "волгу". Мало того, когда на пути встретилась крупная авария из четырёх легковых и одного грузового автомобиля, одна из машин Госавтоинспекции (видимо, предупрежденная по рации) поехала впереди и прямо по тротуарам почетным эскортом сопроводила вельможного сановника таможни до аэропорта. Эксперт нервничал, посматривая на часы.

– Ждите меня здесь! – взял вдруг Барский начальственный тон, окунувшись в родную стихию. – Посадка уже оканчивается...

– Вот уж нет! – возразила Аня. – Я пойду с вами!

– Я сама присмотрю за ним, чтоб не удрал, – остановила Марья Павловна рвавшуюся за ограждение мать, – всё-таки я – официальное лицо, хоть и на отдыхе. И удостоверение у меня с собой.

Удивительная скульптура застыла в зале: две резко контрастные фигуры, слившиеся в одну... Преображенная Анна обняла за пояс Алексея, страшного, небритого, со ссадиной над бровью, в безрукавке-ветровке, перемазанной изнутри кровью, в грязно-черных джинсах.

"В любой некрасивой вещи можно подметить что-либо привлекательное... А в красивом – увы! – отталкивающее."

Она приникла щекой к его груди и, не отрывая взгляда от прохода для пассажиров, что-то тихо шептала. Он прислушивался к её бормотанию, иногда вставлял реплику, также, как она, неотрывно глядя на узкий коридор...

– Она меня не узнает, я совсем другая стала...

– Она вспомнит тебя, как только прикоснется.

– А я?.. Я же видела её только на той фотографии! Дай мне снова посмотреть!..