Текст книги "Их любовник (СИ)"
Автор книги: Татьяна Богатырева
Соавторы: Ирина Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
13. Касабланка
Москва, конец октября
Роза
Лучший способ не плакать – это заняться чем-то полезным. Доразобрать коробки, к примеру, и вызвать клининговую службу, чтобы домыла чертовы окна. Без стриптиза в исполнении принца-лягушки. На стриптиз я лучше посмотрю в клубе «Касабланка», его мне рекомендовал Кей, как лучшее ночное заведение в Москве.
А ждать мистера Больного Ублюдка не стану. Во-первых, я уже не верю, что он придет, а во-вторых, я не хочу его видеть. Пошел к черту.
У меня сегодня есть дело куда важнее: потрындеть со старыми подружками из Гнесинки и поразить их в самое сердце новостями. Ни я, ни Тошка как-то не слишком поддерживали связь с однокурсниками из Америки, было сильно не до того. И, судя по неведению Анжелки, первой сплетницы курса, американских газет они не читают, а в русских свадьбу лорда Говарда обошли стороной.
Я не особая любительница ночных клубов, если уж совсем честно, то «Зажигалка» была первым, где мне понравилось. Но Кей сказал, что если взять вип-ложу на втором этаже, будет не слишком громко и отлично видно шоу – при том, что самих посетителей снизу не разглядеть.
Так я и поступила. Позвонила, спросила ложу.
– Прошу прощения, но на ближайшую неделю все столики забронированы, – вежливо послали меня, но на всякий случай уточнили. – Конечно, если у вас есть карта клуба…
– У меня нет, только у мужа… – я наивно похлопала глазками, по телефону это отлично слышно.
– А ваш супруг… э…
– Лорд Говард, – вздохнула я и скорбно сообщила: – Как жаль, что у вас нет мест. Придется ужинать в «Icon».
Волшебная фамилия произвела правильное впечатление. Столик тут же нашелся, менеджер превратился в медовый сироп, поздравил с бракосочетанием и пообещал шампанское за счет заведения. И аккуратно так поинтересовался, леди будет с лордом?
– С подругами. И не называйте меня при них леди Говард, просто Розой. Я хочу сделать сюрприз.
– Разумеется, леди Говард, как вам будет угодно. Мы ждем вас! – тоном, выражающим невыносимое счастье, сказали мне и дождались, пока я сама повешу трубку.
Что ж, немножко елея на мое раненое сердце – полезно для здоровья. А если к елею добавить платье от Веры Вонг, только не стальное, а лавандовое, и посетить салон красоты, то сердце уже почти и перестало чувствовать себя раненым. В конце концов, я давно знаю, что Бонни Джеральд – больной ублюдок и суперчемпион по переваливанию с больной головы на здоровую, так что ничего неожиданного не произошло. А дивную сцену почти случившегося примирения я использую в следующем романе. Хорошая вышла сцена с замерзшей лягушкой, главное, не воспринимать чувственные порывы Бонни всерьез.
Выходя из розового лимузина (да, я решила оторваться по полной и почувствовать себя, наконец, женой миллиардера!) я невольно представила себе лицо Клаудии, если бы она не позвонила, а зашла в дверь. Пожалуй, я начала ей сочувствовать. Козлогений сделал ей ребенка и тут же смотался сначала к любовнику, а потом и вовсе в Москву, ничего ей не сказав. На ее месте я бы послала такого жениха на хер прямо сейчас, а не прикрывала бы его перед мамочкой. Но дело-то хозяйское. Хочет верить, что козла можно перевоспитать, пусть верит.
Мне проще. Я почти научилась принимать Бонни таким, какой он есть. Наверное, постепенно мне и вовсе станет плевать на его дурные заморочки. Кей вон уже десять лет наслаждается адреналином высшей пробы и не парится. Я тоже смогу.
Вот прямо сейчас и начну. С того, что обойду стометровую очередь под неоновой вывеской «Касабланка», мило улыбнусь секьюрити…
– Леди Говард! – оба человека в черном синхронно поклонились и оттеснили толпу молодежи, чтобы никто не задел мое рысье манто или, не дай боже, край платья.
Пока я проходила по живому коридору, один из секьюрити четко доложил по гарнитуре кому-то невидимому, но крайне важному:
– Леди Говард прибыла, Александр Эдмундович.
– Большая честь видеть вас в нашем клубе!
Это уже юноша-хостесс, порочный ангелочек лет двадцати, принял рысье манто и выразил готовность носить меня на руках, восхищаться и поклоняться вот прямо сию секунду. А откуда-то из глубины мерцающего светомузыкой зала уже спешил невысокий господин лет пятидесяти при белом смокинге, алой бабочке и радушной улыбке.
– Роза Бенджаминовна, счастлив видеть вас в «Касабланке», – поклонился господин, позволяя мне рассмотреть тщательно уложенную шатенистую макушку. – Позвольте представиться, Александр Семенов, владелец заведения. Для вас просто Алекс.
– Роза, просто Роза, – я царственно протянула руку для поцелуя, попутно оценив и ухоженное моложавое лицо, и часы «Лонжин».
– Лорд Говард – счастливчик, – продолжил разливаться сиропом господин Семенов.
– У вас тут очень уютно. Не ожидала от ночного клуба, – сказала я чистую правду.
В «Касабланке» мне как-то сразу понравилось. Стильная обстановка в духе ретро, сдержанной громкости музыка – именно музыка, а не ритмичные бумсы и завывания – и не слишком много народу. Не помпезный «Icon», где я всего раз была с Кобылевским, и не вульгарная «Метелица», а место, где мне даже захотелось потанцевать.
Алекс проводил меня на второй этаж, попутно показав, что и где, и сообщив, что мои подруги уже собрались, и что он взял на себя смелость предложить мне морковно-грушевый фреш со сливками, а также, если леди пожелает – безалкогольные коктейли и эко-меню.
Я впечатлилась сервисом, без шуток. Здесь успели созвониться с Керри и узнать мои предпочтения!
– Благодарю, Алекс. Не зря Кей назвал ваш клуб лучшим местом Москвы.
– Разумеется, не зря, прекрасная Роза. Мой клуб невелик, зато у нас каждый гость – любимый.
Всю любовь Алекса к лорду Говарду и ко мне я оценила, когда над залом прозвучал голос диджея:
– А теперь песня для прекраснейшей Розы!
И следом зазвучало вступление к «Бель» в аранжировке, близкой к «Нотр Не-Дам», и запел красивый, сильный баритон. Мне даже показалось, что голос знаком, но оборачиваться на сцену и разглядывать певца я не стала.
Господин Семенов тонко улыбнулся, но ничего не сказал. Я поступила так же. Честно говоря, обмен любезностями меня несколько утомил. Скулы начало сводить. К чести Семенова надо сказать, больше он меня комплиментами не заваливал, лишь указал на двери «для мальчиков» и «для девочек», и напомнил, что в «Касабланке» готовы исполнить любой мой каприз.
Вип-ложа оказалась немного похожей на театральную: отделенная от соседних матовыми перегородками и с отличным видом на сцену, где довольно прилично исполняли эротическое шоу под «Бель».
Девочки уже приняли по первому коктейлю и наперебой обсуждали мальчиков из шоу. На меня они обратили внимание, лишь когда господин Семенов сказал:
– Это Тамерлан, ваш волшебный джин на сегодня, – и кивнул на тут же склонившегося передо мной в поклоне красавца-мулата.
– Розка! – первой обернулась и тут же радостно завизжала и вскочила мне навстречу Анжелка. – Пропажа нашлась!
– Тишка! Йу-ху!
Следом за ней повскакивали остальные – не только те пятеро, которым я сумела дозвониться вчера, а почти вся женская половина моего и Тошкиного курсов, то есть дирхора и музкомедии, и до кучи еще пара девчонок с вокального. Ну да, я ж сказала Анжелке, чтобы она позвала еще кого-нибудь. Но чтобы двадцать человек? Впрочем, стол большой, а о бабле я теперь могу не думать. Так что гуляй, рванина!
– Ух ты, какое платье! – вдоволь наобнимавшись, Анжелка отодвинула меня и принялась внимательно рассматривать. – А брюлики – ваще отпад! Давай, рассказывай!
– Расскажу, а то! А ты как? А у вас тут что?
Следующие два часа мы вдохновенно трещали о своем, о девичьем. Поначалу я больше слушала девчонок, все же я – не душа компании и предпочитаю держаться в тени. Да и интересно было, что произошло в родном богемном мире за те полтора года, что прошли с моего развода с Кобылевским и исчезновения со всех горизонтов. На самом деле из всех однокурсниц после развода я немного поддерживала связь только с Катькой Либман, такой же малообщительной букой, как я. Из общей тусовки Катька выпадала по идейным соображениям: не пила, не курила, не тусила, подрабатывала в церковном хоре и любила исключительно старинную музыку. То есть остальные знали только об одной ее любви, а я – еще и о постыдной, запретной страсти к рязанскому дарованию по имени Олег.
Почему я сейчас о нем вспомнила? А все просто. Именно Олег и пел «Бель» для прекрасной Розы, то есть меня, а потом что-то еще, вполне себе ресторанное. А Катька очень правдоподобно делала вид, что ей все равно, когда девчата перемывали лимите Олежеку кости.
Я даже спросила ее, шепотом, потому что остальных девчат это не касалось:
– У вас что-то было, что ли?
Катька покраснела, затем побледнела и кивнула.
– Мы встречались полгода. А потом он женился на какой-то мадам со связями.
– Связи – это устроиться в «Касабланку», что ли?
– За «Мурку» платят больше, чем за Перголези, – фыркнула Катька.
Я только покачала головой. Катьку было жаль, она у нас девушка тяжелого поведения, уж если влюбилась – это надолго. Вон, с Олежеком ее высокие чувства тянутся с третьего курса, а это уже больше пяти лет.
– Ну и дурак он, – констатировала я, и мы вместе запили тему, Катька «Лонг-Айлендом», а я грейпфрутовым фрешем.
– Кто дурак? – тут же влезла Анжелка, в каждой бочке затычка.
– Денисов дурак, – громко сказала Катька. – С таким голосом петь по клубам!
– Ага, его прямо ждали в Ла-Скала! – хохотнула Анжелка.
К ней присоединились еще девчонки, начали делиться подробностями романчиков с Олежеком, а до кучи с другими однокурсниками. А я сжала Катькину руку.
– А пошли танцевать, Кать. К черту козлов!
Мы немножко потанцевали, потом еще выпили – за мой удачный брак и массированную поддержку русской культуры, потом еще потанцевали… В процессе танцев добрую половину девчонок умыкнули за чужие столики, так что часам к десяти мы остались впятером: я, Катька, Анжелка и Наташка – с дирхора и Лара с музкомедии. Примерно тот состав, который я и звала изначально.
– Невиданное диво, Анжелка – и не нашла себе кавалера! – отпустила шпильку Наташка.
– Не убегут. А вот Тишка смотается в свою Англию и не расскажет самого интересного!
Под ее испытующим взглядом я немножко смутилась.
– Да ладно, самое интересное я уже рассказала.
Девчонки дружно фыркнули, Наташка велела карманному джину Тамерлану тащить еще коктейли и суши, а Лара уставилась на меня взглядом голодного кагебешника и велела:
– А теперь рассказывай про мюзикл!
Пришлось рассказывать. Ну, почему бы и нет? Репетиции с Бонни – то еще шоу. Особенно девчонкам понравилась сцена «мистер Джеральд отбирает роль у Мартина». Я как-то незаметно для самой себя расслабилась, может быть потому что пару-тройку раз перепутала свой безалкогольный коктейль с Катькиным, да и шампанского нельзя было не попробовать. В конце концов, я же совсем немножко, а врач сказал, что на моем сроке немножко – можно.
Так что не знаю, какой черт дернул меня за язык… короче, оторва Анжелка взяла да и предложила:
– Надо заказать мальчиков! У нас девичник или где?
– Я даже знаю, какого мальчика мы закажем! – злорадно расхохоталась Лариска, кося на сцену. – Эй, джи-ин! Тамерланчик!
– Мы хотим мальчиков! Два штука, черненько и беленько! – это Катька, решила предотвратить Ларкину диверсию, но поздно.
– Не-а, беленько и рыженько! – а это уже я, в роли Остапа, которого понесло. – Во-он того рыженького, со сцены!
– Роз, ты с ума сошла! – Катька попыталась меня одернуть, но остальные трое дружно загомонили:
– Олежека, Олежека! И стриптиз!!!
Наш невозмутимый джин белозубо улыбнулся и поклонился:
– Слушаюсь и повинуюсь, прекрасные леди! – и, отойдя в сторонку, принялся что-то писать в смартфоне. Не иначе, наш заказ.
– Вы, вы!.. – бедная Катька не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать.
– А что мы-то? – сделала большие глаза Наташка. – У нас вообще примус!
– Олежека-то зачем?
– Затем что сука, – припечатала Анжелка и оглянулась: – Тамерланчик, еще шампанского!
Само собой, шампанского нам тут же налили – на волшебном сервировочном столике нашего джина торчало в ведерках еще бутылки три. И вот когда мы уже пили за лучшего на свете лорда Говарда, в нашу ложу кто-то зашел.
– Ма-альчики! – обрадовалась Анжелка, оборачиваясь.
– А чой-та черненький, мы черненького не заказывали!
– Почему только один? А где рыженький!
– Не надо рыженького!
Одна я молчала, глядя на чертова больного ублюдка, идущего ко мне прямой наводкой.
– Роза.
Он остановился за два шага до стола. Руки в карманах драных джинсов, черная рубашка наполовину расстегнута и обнажает шею без единого чокера и край татуировки «м-р Джеральд», губы кривятся в ухмылке, в глазах горит вызов.
– Бонни, – почти не дрогнув голосом, отозвалась я.
Девчонки, кроме Анжелки, заткнулись, и потому ее «вау, какой красавчик, я его хочу!» прозвучало особенно выразительно.
Мне очень захотелось сказать: хочешь – пользуйся, оплачено! Но я удержалась. Я на него, конечно же, чертовски зла, но не настолько, чтобы кому-то отдать. А вообще я немного растерялась. Одно дело – играть с ним дома или в «Зажигалке», и совсем другое – в незнакомом (возможно, приличном) ночном клубе и на глазах собственных однокурсниц. Которые пока даже не знают, что я пишу книги, не то что о моих эротических пристрастиях… хотя не факт, что второе их шокирует больше, чем первое.
И что теперь делать? Спустить на тормозах и сделать вид, что мы – просто друзья? Самый приличный вариант, и судя по наглой ухмылочке Бонни, именно такого он и ожидает. Вот только этот вариант – самый дохлый. После такого меня будет саму от себя тошнить. Так что берем себя в руки и вспоминаем, что я – леди, а не хрен собачий.
– Бонни Джеральд, – повторила я, не обращая внимания на ахи подружек, стервозно усмехнулась, развернулась к нему и слегка топнула носком туфельки по полу. – Иди сюда, красавчик.
Он вспыхнул дикой смесью протеста, гнева и возбуждения (мгновенно отозвавшейся во мне жаркой волной предвкушения), раздул ноздри, как злобный жеребец. Я на миг испугалась, что он сейчас укусит. Или обольет меня презрением и закатит скандал, на которые он мастер. Помнится, даже Сирену умудрился переиграть на этом поле, а уж она-то признанный чемпион. Но глаз я не отвела, только добавила жесткости во взгляд и припомнила недоигранную сцену в «Гудвине».
Ну, давай, Бонни. Я же вижу, ты хочешь этого даже больше, чем я. За этим ты и пришел, сколько бы не врал себе о настоящей мужской дружбе и самопожертвовании.
Не знаю, сколько мы так бодались взглядами – секунду или час. Девчонки, хоть и косые, но почувствовали напряжение момента и тоже замерли, не дыша от любопытства. И в какой-то момент Бонни коротко выдохнул, склонил голову и опустился передо мной на колени.
Честно, я чуть не кончила, так это было остро и горячо. Губы тут же пересохли, все мысли куда-то исчезли, оставив лишь желание коснуться… Что я и сделала. Запустила руку в его волосы, разворошила стильную небрежную прическу и сжала пряди в горсти.
Мне показалось, или он едва сдержал стон? А, нет, это Анжелка тихо ахнула и зажала рот ладонью. А Ларка показала мне большой палец, мол, знай наших!
Я слегка надавила на его затылок – напряженный, упрямый. Давай, Бонни. Мы только начали! И он поддался, неохотно, ломко, словно не склоняя голову к моему обтянутому тонким чулком колену, а поднимая на плечах египетскую пирамиду. Зато прикосновение его губ было… о, боже! Меня почти унесло. Были бы мы одни – я бы немедленно привлекла его ближе, раздвинула колени… Нет, нельзя! Не здесь. Не сейчас. Я его еще не простила!..
Простила?.. да, я же хотела… нет, не чтобы он отстранился, нет!..
Мне тут же стало зябко и обидно. Какого черта он, вместо того чтобы обнять меня, отстранился и стоит, как чурбан, даже не смотрит на меня?! Чего он ждет?!
Кажется, я сама чего-то хотела… да… точно! Ошейник же.
Соберись, леди Говард. Сейчас нельзя растаять, как мороженка под солнцем Лос-Анжелеса. И вообще, на нас смотрят. Как некстати сейчас на нас смотрят!
Под ошарашенными взглядами подружек я достала из сумочки ошейник. Настоящий, на бультерьера, из толстенной серебряной цепи. И молча надела его на Бонни.
Он вздрогнул, ощутив прикосновение холодного металла к шее, и так же молча позволил мне его застегнуть.
– Ни хера себе, – не выдержала Наташка. – Тот самый Джеральд?
– Ну ты даешь, Тишка! – Лариска.
– Может, одолжишь на часок? – Анжелка, кто ж еще.
Одна Катька смотрела на меня, как на вылезшего из пола черта рогатого, разве что не крестилась.
– Не-а, не одолжу. Это мой спецзаказ. Si, dolce putta?
– Si, Madonna, – хрипло, неохотно.
О, боже! Он сам вообще представляет, как меня заводит его сопротивление? Эта чертова Жанна Д`Арк, идущая на костер?! Больной ублюдок…
– Что ты делаешь? – почти жалобно спросила Катька, которую жизнь явно к такому не готовила. – Это же…
– Частная жизнь звезд, – прокомментировала Анжелка с видом прожженной журналюги и отсалютовала мне стаканом с чем-то неоново-голубеньким.
Шея Бонни под моей ладонью напряглась сильнее, еще чуть – и взорвется. И я не знала, что он сделает дальше: трахнет меня прямо на глазах у подружек или перевернет к чертям собачьим стол, а сам сбежит.
Ладно. Так уж и быть, помогу тебе, упрямый ты баран.
– Всего лишь пари между джентльменами, – я перешла на английский: Бонни не говорит по-русски, а девчонки поймут. – Кукарекать под столом скучно.
Задать вопрос, а что же именно джентльменам весело, девчонки не успели. В нашу ложу ввалилась сладкая парочка – накачанный блондинчик, явно профессиональный стриптизер, и рыженький Олежек, которому до профессионала было еще ползти и ползти. То есть он вошел со вполне годной улыбкой «ай-нэ-нэ», но стоило ему увидеть нас, и улыбочка сползла и сам он сбледнул. Еще бы. Ему-то сказали про леди Говард с подругами, а тут – однокурсницы. Обломчик.
А Катька, дурище трусливое, покраснела и попыталась сползти под стол.
– О, какие мальчики! – не отпуская волос Бонни, пропела я. – Прелесть! Только слишком много одежды.
Получилось еще стервознее, чем мне хотелось, но не беда. Подумаешь, вымещу часть злости не на Бонни, а на Олежеке. А нечего было крутить Катькой, знал же – для нее все серьезно. Совесть не шевельнулась небось, когда бросил ее ради какой-то там мадам со связями. А теперь – кусай локти, сучонок.
14. Сицилия-Россия, 3:4
Москва, конец октября
Роза
– Не вопрос, прекрасные дамы! – просиял блондинчик, подтолкнул Олежека, мол, работай, дебил, пока не уволили обоих, и начал томно стаскивать блескучую рубашку.
Олежек, которому не хотелось быть уволенным, натужно улыбнулся и тоже принялся томно извиваться. Без огонька, прямо скажем, и даже не глядя ни на одну из нас. Видимо, чтобы не оскорбить випов неподобающим взглядом.
В отличие от него блондинчик отрабатывал на все сто, причем жертвой своего обаяния избрал Анжелку. Уж не знаю, то ли принял ее за заказчика банкета (Анжелка выглядела намного эффектнее меня), то ли верно оценил свои шансы против Бонни, искоса поглядывающего на них с Олежеком.
Смотреть дольше пяти секунд на самодеятельность колхоза имени дольче виты я не смогла. Нежно погладила Бонни по затылку и вопросила тоном лорда Сноба:
– И это – лучший клуб Москвы? Бонни, покажи мальчикам, как это делает настоящий профи, – и резко сжала в горсти его волосы.
Его прерывистый вздох произвел на меня куда большее впечатление, чем местный стриптиз. Раз этак в тысячу большее.
– Si, Madonna, – отозвался он, каким-то змеиным движением поднялся на ноги и кивнул на полупустой стол. – Здесь?
– Si, mio dolce, – кивнула я и щелкнула пальцами: – Тамерлан!
Девчонки тут же расхватали свои коктейли и отошли от стола, чтобы лучше видеть представление. А мулат тут же бросился освобождать стол, заодно припряг к этому делу обоих мальчиков. Блондинчик воспринял все нормально – работа и есть работа, к тому же бесплатный мастер-класс от самого Бонни Джеральда. А Олежек то бледнел и отводил глаза, то с вызовом поглядывал на Катьку, то снова прятал взгляд.
– Тишка, отпусти его, – не выдержала пунцовая Катька.
– Рыжую безногую каракатицу-то? – усмехнулась я, краем глаза наблюдая, как Бонни объясняет Тамерлану что-то насчет музыки. – Легко, все равно от него толку ноль.
Олежек чуть не опрокинул сервировочный столик и глянул на меня, как на террористку с десятью кило пластида в сумочке. Мне стало любопытно: решится попросить его оставить и не лишать работы в «Касабланке» или не решится? Отношения у нас непростые, дружбы во время учебы не сложилось. Возможно, потому что поначалу Олежка меня не замечал, а после смерти родителей резко «влюбился» и так же резко остыл. Я тогда не поняла, в чем прикол, мне Тошка потом признался, что провел воспитательную беседу. Мол, не лезь к Тишке, ее наследство и квартира – не про твою честь. А для лучшего понимания политической ситуации поставил рыжику фингал.
Тошка, Тошка… сегодня мне тебя очень не хватает! Ты бы легко и непринужденно превратил неудобную ситуацию в шутку, и все бы остались довольны.
Просить Олежек не решился, но его выручила Анжелка.
– Тю-у, – протянула она. – Толк будет, правда же, Олежек?
– Анжела! Зачем?.. – Катька, похоже, не врубилась в ситуацию, дурище благородное. – Так нельзя!
– Да ладно, весело же, – попробовала воззвать к Катькиному чувству прекрасного Лара.
– Нет, пусть уходит! – уперлась Катька.
Олежек совсем позеленел. Видимо, за подобные конфликты их тут не просто увольняют, а еще и штрафуют на стоимость почки.
– А, ну раз ты хочешь, чтобы его поперли с работы… – Анжелка пожала плечами. – Нехай прут.
– Не хочу, – Катька совсем растерялась.
– А раз не хочешь – то пользуйся. Для тебя ж заказали.
Бедная Катька еле сдерживалась, чтобы не подорваться и не сбежать. Останавливало ее, похоже, лишь то, что Олежек как раз стоял между ней и дверью.
– Кать, ну что ты, в самом деле, – вмешалась я. – Закрой уж свой гештальт, используй рыжика по назначению.
– По назначению?! – Катька снова запунцовела.
Боже, она что, с ним даже не трахалась?! Вот это я понимаю, девушка тяжелого поведения сотый левел!
– Ага, качество проверено, – подмигнула ей Анжелка. – Эй, рыжик, дальше сам. Не упусти шанс.
Честно говоря, я думала, что Катька не выдержит слома шаблона и сбежит. Но она вдруг махом опрокинула свой почти полный бокал и велела:
– Сюда, рыжик, – причем уверенно так, и похлопала по бедру: место.
– Й-ес! – завопили на три голоса Анжелка, Лара и Наташка.
Даже Бонни, с интересом наблюдавший сцену, одобрительно хмыкнул. А блондинчик подтолкнул Олежека, чтобы тот не тормозил. Хорошо так подтолкнул, так что Олежек чуть не сбил Катьку с ног, черт знает как извернулся – и грохнулся на колени.
Катька глянула на него, как на ядовитую змею, а потом на меня: и что мне теперь с этим делать?!
– А все, что тебе хочется, – подмигнула ей я.
– Если что, мы на вас не смотрим вот ни капельки! – смутила ее еще больше Наташка.
Катька попыталась отодвинуться от привалившего счастья, жаль, уже было некуда. Бедняжка. В смысле, бедняжка ее шаблон! Рвется, рвется, все никак не дорвется.
– Бонни, dolce mio! – позвала я на помощь тяжелую артиллерию.
Уже если Катька после стриптиза в исполнении Бонни не трахнет рыжика – значит, она вообще безнадежна. По мне, даже статуя Свободы, и та оживет и воспламенится.
Просить себя дважды Бонни не заставил. И вроде бы ничего не сделал, только кривовато улыбнулся, чуть изменил позу – и этого хватило, чтобы температура в ложе поднялась градусов на пять, а про Олежека забыли все, даже Катька.
Внезапно стала слышна музыка – что-то безумно романтичное и надрывное из «Скорпионс».
Бонни не смотрел ни на кого из нас. Он просто шел к столу, теряя по пути мокасины, надетые на босу ногу. Четыре шага, легкий прыжок на стол, пауза на два такта – ровно чтобы сердце успело замереть и забиться вдвое быстрее, едва он шевельнулся. Отстраненно, неловко и угловато, словно ни разу в жизни не танцевал и не раздевался. Словно заставляя себя стоять на месте… нет, не на столе, а на горящих углях. И в глазах его внезапно заплескалось одиночество и боль.
Чертов гений. Как он двигался! Ничего, совершенно ничего от привычного эро-шоу. Можно сказать, в его пластике сейчас совсем не было эротики – если бы от его ломких, не попадающих в ритм музыки движений не кипела кровь и не хотелось до потери дыхания коснуться, хотя бы просто коснуться его…
Когда он, наконец, сбросил рубашку, синхронно выдохнули не только девочки, но мальчики-профи. Возможно, от восхищения. Не знаю. Мне было на них начхать. Я видела только Бонни, слышала только его дыхание, ощущала биение его сердца… и его желание. Чертов больной ублюдок наконец-то бросил на меня единственный короткий взгляд: обжигающий сомнением, потребностью довериться – и осознанием собственной наготы и беззащитности.
Черт, как, как он это делает?! Он всего лишь чуть потоптался на столе и снял рубашку, а я уже сто раз успела пожалеть, что вынудила его, выставила на всеобщее обозрение, что отказалась его понять, что не люблю его достаточно сильно… чертово наваждение!
В горле пересохло, я глотнула шампанского – и едва не поперхнулась. Он сглотнул вместе со мной, приоткрыл рот, едва-едва, почти невинно, и тут же коснулся губ пальцами, неуверенно улыбнулся, рвано вздохнул… и словно вспыхнул.
Я уже видела это. Много раз. И все равно не привыкла. К этому нельзя привыкнуть. Не может человек вдруг стать текучим светом, тьмой и пламенем одновременно, беззащитным мальчишкой и демоном-искусителем. Человек не может. А Бонни Джеральд – может. Сейчас. Здесь. Для меня.
Он танцевал для меня. Он менял кожу для меня. Он отдавался мне на этом чертовом столе, и я чувствовала каждое его движение, каждый вдох, каждый удар его сердца. Чувствовала его сожаление и его боль от осколков рухнувшего мира. И страстно, без малейшей возможности отвести взгляд, хотела обнять и согреть.
«Согрей меня», – просили его руки, то неуверенно ласкающие напряженный живот, то отталкивающие кого-то невидимого, то ищущие опоры. «Согрей меня», – требовали искусанные губы и сжатые колени, изломанные плечи и упрямо вскинутая голова.
А потом… потом он на миг замер, словно его выключили посреди очередного завораживающе-ломаного па, дрогнул, снова посмотрел на меня – и с каким-то открыто-беззащитным лицом уронил джинсы себе под ноги, вышагнул из них обнаженным, возбужденным и, не отпуская моего взгляда до последнего, рухнул… нет, не рухнул – стек, обвалился, словно его подсекли. Сначала на колени, затем – ниже, еще ниже, борясь до последнего с неумолимой силой, пригибающей его к земле, и держась за мой взгляд, как за последнюю соломинку…
И на последних звуках песни закрыл глаза и уронил голову. Сдался. Покорился. И лишь сгорбленные лопатки торчали, как не развернувшиеся крылья падшего ангела… боже, какой же он! Больной ублюдок!
– Охереть… – восторженным шепотом прокомментировала Анжелка, шагнула к столу и коснулась его плеча.
Бонни даже не вздрогнул, лишь ресницы неуловимо шевельнулись.
За Анжелкой последовали Ната и Лариска, они тоже трогали Бонни, явно уже плохо соображая, где находятся и кто все эти люди вокруг. Еще бы. Они же – не статуя Свободы.
Бросив взгляд на Катьку (с трудом – оторваться от Бонни сейчас было равно подвигу), я увидела еще одну невероятную картину. Катька стояла, вцепившись обеими руками Олежеку в волосы, а он гладил ее ноги под юбкой и терся щекой о самое интересное место, при этом безотрывно глядя на Бонни… то есть до тех пор, пока Наташка не загородила ему весь обзор.
Ладно, не буду подсматривать, Катькин шаблон сдался, и слава богу.
Я шагнула к столу, положила ладонь Бонни на загривок.
– Мне понравилось, – прозвучало низко и хрипло.
Еще бы. Я сама горела и плавилась, но пока не могла себе позволить отключить голову.
Бонни чуть дрогнул, повернул голову ко мне и открыл глаза, горящие возбуждением и протестом. Вызывающе улыбнулся, почти оскалился.
– Я рад, что угодил вам, Мадонна.
Меня обожгло волной злости. Бог мой, как же он талантливо нарывается! Так и хочется врезать по этой его ухмылочке, и чтобы он потом слизывал капли своей крови с моих пальцев… Вот как, как ему удается?! Я же разумная, взрослая женщина, я не поддаюсь на нижнее доминирование… не поддаюсь! Даже если ты – больной на всю голову гений Бонни Джеральд!
Еще бы понять, на что именно ты нарываешься, Бонни. Вряд ли на скандал, ты слишком возбужден для этого. На порку? На публичный секс? Или так хочешь убедиться в том, что я бешеная сука, что провоцируешь пустить тебя по рукам? Чертов ублюдок, что творится в твоей голове?!
Чувствуя себя канатоходцем над ареной с голодными тиграми, я толкнула его в плечо, веля перевернуться. Бонни обжег меня злым взглядом, но послушался – к радости девчонок.
– Руки за голову, – велела я, стараясь не слишком коситься на подружек, похожих на обнюхавшихся валерьянки кошек.
Повернулся Бонни так же артистично, как и раздевался. Напряжение, покорность, ожидание и провокация – и самым выразительным акцентом каменный стояк. Ну да, кто бы сомневался, что мистер Больной Ублюдок прется от шоу больше всех прочих, вместе взятых! И косится на меня, буду ли я ревновать от того, что Анжелка уже гладит его по животу, подбираясь к члену?
Не буду. Не дождешься. Но и делиться не буду.
Оглянувшись на блондинчика и мулата, выжидающих в сторонке, я кивнула на девчонок. Дважды просить не пришлось – оба тут же включились в игру, и шаловливые пальчики Анжелки быстро отлипли от Бонни. Правда, прежде чем позволить блондинчику усадить себя на край стола, она обернула на меня, подмигнула и бросила:
– Тишка – жадина!
Ларке и Нате уже было не до того, их как-то очень быстро занял собой Тамерлан.
– Собака на сене, – поймав мой взгляд, насмешливо шепнул Бонни и потянулся, играя проступившими мышцами.
– Ты не заслужил сладкого, гадкий мальчишка, – я правой рукой погладила его по губам, позволила лизнуть и прикусить свой палец.
– А что же я заслужил, мадонна?
– Пока – ничего, – левой рукой я провела по его груди и ущипнула за сосок.
Бонни замер на миг, его глаза затуманились, а когда мои пальцы легко пробежались вниз по его животу, он задышал быстрее. Но глаз не закрыл, так и продолжая смотреть на меня с вызовом.
Мне безумно хотелось поддаться и трахнуть его. Сейчас же, прямо на этом столе. Останавливало только одно: сукин сын добивается, чтобы я потеряла голову. Не знаю, зачем, и знать не хочу, но вертеть собой не позволю. Сегодня я сверху.
Огладив его по лицу вверх и запустив пальцы ему в волосы, я велела:
– Оближи, – и нажала пальцами левой руки ему на нижнюю губу.
