Текст книги "Их любовник (СИ)"
Автор книги: Татьяна Богатырева
Соавторы: Ирина Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
22. Если чешется
Москва, тот же день
Роза
Если кто-то думает, что в Гнесинке нас встретила горящая энтузиазмом труппа, он сильно ошибся. Что актеры, что режиссер и композитор – все смотрели на нас с Бонни, как на врагов народа. Но если кто-то думает, что мы отступили – он ошибся еще сильнее. У нас чесалось!
Мы, может, всю дорогу от ВВЦ творили шедевр! Я даже кое-что записала куролапой клинописью! И даже позвонила рыжему Денисову, чтобы бегом бежал в Гнесинку. Зачем? А сюрприз! Работа у него? Какие мелочи, право слово, милейший Александр Эдмундович с удовольствием даст ему отгул.
Рыжий выматерил про себя сумасшедшую зарвавшуюся сучку, то есть леди Говард, и пообещал быть вот прямо сейчас.
Короче говоря, для начала Бонни потребовал, чтобы ему показали сцену без Дракулы, только Мина и поверенный. Кстати, вполне приличную сцену, если не считать полного отсутствия реплик. Но это ж не проблема! Я их еще вчера ночью дописала!
– Ирка, не ешь Бонни глазами, ему пофиг, – страшным шепотом позвала я пламенный мотор проекта, игнорируя оленя Бурцева, который что-то у нее выпытывал. – Я тебе скажу пару слов о сценарии, ага?
Ирка тут же подсела ко мне, глянула в каракули и, стараясь не слишком показывать обиду, спросила:
– Что это?
– Диалоги. Надо быстренько перепечатать хотя бы первые два листа и сделать несколько копий. Будем пробовать.
– Но к этому нет музыки! И вообще, зачем?..
– Зачем, объяснит Бонни, а пока просто сделай.
Ирка поджала губы, но сценарий забрала и открыла планшет. А я напомнила себе, что мы пришли не благотворительностью и психотерапией заниматься. У нас научный эксперимент: сможем ли мы вместе сделать из унылого дерьма конфетку. Ключевое слово – вместе. И если совсем честно… ну… не закрыт у меня гештальт! Жуть как любопытно, сможем ли мы с Бонни работать вместе сейчас, когда я для него не просто мисс Кофи.
– Теперь покажите ансамбль. Только ансамбль! – хмуро потребовал Бонни, когда Гоша с Алесей закончили.
Никаких комментариев к увиденному он не дал, хотя мог бы. К примеру, о том, что без Бурцева эти двое отлично звучат и даже неплохо двигаются. В рамках трусоватой режиссуры, конечно же, но это поправимо.
– Но у нас нет сцен, где только ансамбль, – притормозил Петров.
Бонни по-крокодильски улыбнулся:
– Я хочу видеть ансамбль.
На помощь горе-режиссеру пришла Ирка.
– Покажи кусок, где сжигают Эльмину.
– Я его убрал!..
– Петров, не тупи!
С грехом пополам сцену показали. Даже не всю, Бонни хватило полутора минут, сморщиться и гаркнуть:
– Стоп!
Кривоногие каракатицы остановились и обернулись к исчадию ада, которое легко перемахнуло через рампу и воздвиглось на авансцене.
– Мистер Джеральд? – Петров последовал за ним, правда, бросок через рампу дался ему с трудом. Но он не сдался и не отступил, готовый до последнего защищать свой шедевр.
– Мистер Петрофф, вы поставили унылое дерьмо, – припечатал Бонни и повторил по-русски: – Dermo!
Горе-режиссера перекосило, он позеленел и открыл рот, чтобы что-то вякнуть, но Бонни его опередил. Он подробно рассказал, какие тут все кривоногие каракатицы, для какой самодеятельности имбецилов годится режиссура и хореография, на какой помойке место этому Дракуле, и с какими матюками уйдет с первой же сцены любой уважающий себя зритель. Потому что это все – серо, уныло, неинтересно и полное дерьмо. Но! Музыка местами ничего так. Если добавить драйва и сделать хорошую аранжировку, в целом сойдет. Вон, Пельтье из худшей музыки сделал почти вменяемое попурри. Не мюзикл, нет! Вы вообще не понимаете, чем мюзикл отличается от шарманки! Где актерская игра? Где эстетика? Где сюжет, в конце концов? Какой идиот вообще придумал, что зритель – телепат и должен сам догадываться, что куча безмозглых придурков делает на сцене?! Вот скажите-ка, мистер Петров, каким местом вы думали, делая из мюзикла гала-концерт?
Бледно-зеленый мистер Петров только хлопал глазами и явно мечтал провалиться под сцену, предварительно убив мистера Джеральда. Но свидетелей было многовато.
На его беззвучное возмущение Бонни только махнул рукой.
– Короче, это все надо переделать. Потому что… мистер Гольцман, дайте первый дуэт Дракулы и Мины. Мина, на сцену. Исходная мизансцена та же. Ансамбль в зал, и вы тоже в зал, – отмахнулся он от Бурцева.
Когда Бонни подмигнул Алесе и запел, я думаю, убить его захотел не только и не столько Петров, сколько Димка Бурцев. Потому что даже самому глухому барану стало понятно, что допрыгнуть до уровня Бонни он не сможет никогда.
А Бонни… на сцене не было Бонни Джеральда, на сцене был юный и влюбленный валахский князь. Он пылал, метался, молил Господа и проклинал судьбу, он оставлял позади все, что было ему дорого. Он отказывался от веры и света, бросаясь в омут проклятия – ради той, что была ему дороже жизни и солнечного света…
Поначалу Алеся немного растерялась, но быстро нашлась и включилась в диалог. До нее как-то внезапно дошло, что с этим партнером можно раскрыться, выдать страсть на полную катушку. И она выдала! Вот это я понимаю – Мина, воплощение тьмы и порока!
Несколько мгновений после того, как они замолкли, в зале висела потрясенная тишина. Первым отмер кто? Ага, Бурцев. Нервишки не выдержали. Он поднялся, громко скрипнув сиденьем, и под восторженно-обалделые аплодисменты коллег (увы, не в его адрес) пошел к выходу. Гордо задрав голову.
Я даже пожалела, что всех его актерских способностей и драйва хватило только на красивый уход. Но самого Бурцева жалко не стало. Надо все же трезво оценивать себя и не гробить проект друзей ради неосуществимых амбиций.
Петров поначалу бросился за ним, но на третьем же шаге остановился – разглядел, что в дверях стоит кое-кто рыжий и хорошо знакомый, а рядом с ним Катька Либман. И оба аплодируют, само собой. Причем, как и большинство коллег, не столько Бонни, сколько Алесе. Пусть она пока рядом с Бонни смотрится не очень уверенно, но она же смотрится! Ее и слышно, и видно!
Кстати, Бонни ее расцеловал, обнял и заявил, что если она надумает бросить здешнюю богадельню, он возьмет ее к себе. Но с ней у богадельни будет шанс превратиться в настоящий мюзикл. А пока – самое время обсудить с режиссером и композитором, как именно следует творить из дерьма конфетку. Конечно, если мистер Петров готов выслушать его предложения.
– Готов, – буркнул Эдик, все еще мечтающий его убить.
А может быть, еще сильнее мечтающий его убить. Видеть, как кто-то левой пяткой делает то, над чем ты бился три месяца, и делает на порядок лучше – чертовски обидно. И если бы сейчас Эдик психанул и отказался дальше работать, я бы его поняла. Все бы поняли. Но не одобрили бы. У них же только-только появился реальный шанс! Не потому что Бонни обещал хореографию или режиссуру, он пока ничего не обещал. А потому что они впервые увидели, как это может быть на сцене. То же самое, что случилось со мной чуть больше полугода назад, когда Тошка показал запись Бонни-Эсмеральдо.
– Для начала вам нужен новый солист. Дракула, сюда, – Бонни указал Олежеку на авансцену. – Дайте ему кто-нибудь ноты!
Ну что я могу сказать… Конечно, Олег – не Бонни даже близко. Но если хорошенько поработать, будет вполне себе Дракула. Очень далекий от канонического, чуть ли не противоположность тому, которого сыграл Пельтье, но Дракула же! Харизма есть, голос есть, двигаться умеет. Может, даже звездой станет.
Об этом я и сказала Катьке, которая села рядом со мной. И спросила:
– У тебя опять все серьезно?
– Не знаю, – пожала плечами она. – Нам непросто вместе, и я пока не могу ему доверять, но… наверное, я хочу попробовать. Он развелся со своей мадам и опять на бобах.
– Пустила к себе жить?
– Пока нет. Посмотрим. Ты реально думаешь, что из «Дракулы» что-то получится?
– Сама видишь, – я махнула на сцену, где Бонни что-то объяснял Петрову и Гольцману, размахивая руками и представляя то Дракулу, то Мину, то предка Ван Хельсинга. – Кстати, не хочешь ли попробовать роль Люси? То, что понабрали Петров и Гольцман, Бонни не нравится, и я с ним согласна.
– Я и мюзикл? – засомневалась Катька, но я-то видела, глазки уже загорелись.
– Ты ничего не теряешь. Если Бонни понравится – роль твоя. И за репетиции будет нормальная оплата, на проекты Бонни Кей всегда дает бабла.
– Кей?..
– Ирвин, – улыбнулась я. – Извини, уже привыкла называть его неофициально.
Катька странно на меня посмотрела, но комментировать не стала. И правильно. Не уверена, что готова всей музыкальной тусне озвучивать особенности наших интимных отношений. Хотя, конечно, после вечеринки в Касабланке и так все в курсе, что Бонни – мой любовник.
И пусть. Нас троих все устраивает – а на все прочие мнения начхать. Да. Начхать Хотя бы до тридцатого числа, когда Бонни придется ехать на Сицилию. Интересно, он один поедет или позовет нас с Кеем? Спросить, что ли…
Спрашивать я не стала. Не сегодня. Мы так хорошо отвлеклись от собственных проблем, что возвращаться к ним без острой необходимости не стоит. И вообще, Кей приедет – и разберется. Вот, я отлично все придумала! А пока…
До позднего вечера мы с Бонни то поочередно, то вместе гоняли господ артистов. Что-то сразу ставили, что-то дописывали на ходу, читали диалоги с листа, переворачивали все с ног на голову. Нормальная такая репетиция часов на шесть, причем к концу в Малом зале собралась половина Гнесинки, а отделение музкомедии так и вовсе в полном составе, считая преподавателей. С первыми двумя-тремя Бонни даже поздоровался, не слезая со сцены, дальше уже и внимания не обращал.
Я же поначалу чувствовала себя несколько неуютно. После стольких лет вернуться в родное училище не в качестве студентки, даже не в качестве выпускницы, а спонсором и приглашенной звездой? Очень странные ощущения. Особенно когда преподаватели, во время учебы меня не особо замечавшие ввиду отсутствия ярко выраженных музыкальных талантов вдруг приветливо улыбаются, расспрашивают о жизни, отвешивают комплименты и вообще на меня смотрят! А все ректор, кстати. Не только разболтал всему педсоставу, что я – леди Говард, но и вскрыл мое писательско-сценарное инкогнито, так что теперь все знали, что сценарием к Дракуле занимается не какая-то там Роза Тихонова, а Тау Роу, чьи рекламные плакаты украшают подземку и витрины всех книжных. Ну а что? Издательству вдруг стало выгодно меня продвигать. Остатки крохотных тиражей вмиг разлетелись, допечатки – тоже, кто-то от большого ума обозвал меня русской Эрикой Джеймс… Убила бы за такое дело, честное слово! Идиотское стремление в поклонении загранице принижать своих соотечественников. То ли дело Фил, настоящий, блин, американец! Единственная и неповторимая Тай Роу, самая таинственная и успешная писательница последнего десятилетия, спешите видеть, покупайте наших слонов! И ни слова рекламы посторонним.
Короче, что русский мюзикл, что русский маркетинг – ода вторичному ширпотребу.
Кстати, к концу репетиции между Петровым и Гольцманом наметился раскол. Гольцман был счастлив, как младенец с новой погремушкой. Его музыку хвалили, особенно то, что он досочинял прямо в процессе, и его музыке светила мировая слава. А Петров, хоть и старался держать хвост пистолетом, уже репетировал некролог своей режиссерской карьере. А главное – слился из процесса, оставив все Бонни. Ну не идиот ли?
Этот вопрос я ему и задала, подсев на первый ряд. Правда, сначала с наслаждением откусила кусок пиццы – боже, как я соскучилась по этим бесконечным репетиционным пиццам!
– Могу мыло одолжить, – предложила я кислому, как позавчерашняя столовская капуста, режиссеру.
– Спасибо, обойдусь, леди Говард, – режиссер задрал нос и отвернулся.
– Я не поняла, Петров, ты хочешь делать спектакль или нет? Если нет, здесь как минимум два режиссера, которые вот сию же секунду займут твое место, – я покосилась на преподов, во все глаза глядящих на работу Бонни и чуть ли не конспекты конспектирующих.
– Это больше не мой спектакль. От того, что я делал, ни черта не осталось!
Мне очень захотелось сделать фейспалм, но в руках все еще была пицца, так что я сдержалась.
– Ну уж придется выбирать, шашечки или ехать.
– Как будто кто-то меня спрашивал, – буркнул Петров и голодно покосился на мою пиццу.
О, боже. Невозможный дебил! Даже попросить кого-нибудь принести себе пиццу не может! И это – режиссер?!
– Держи, половина твоя, – я поставила коробку с пиццей ему на колени. – Поешь, кровь прильет к мозгу, тогда и поговорим.
Первый кусок пиццу он заглотил, не жуя. Второй – уже делая какие-то движения, кроме хватательно-глотательных. А на третьем даже понял, что пицца-то с грибами, которые он терпеть не может… не мог… упс. Кончилась и пицца, и грибы. Хорошо что я вовремя утащила себе еще кусочек, а то знаю я эту публику, все схомячат и не заметят.
– Ну вот теперь ты больше похож на хомо сапиенс. Хотя конечно насчет сапиенса я все еще в сомнениях.
– Он всегда такой бешеный? – Эдик с суеверным ужасом кивнул на Бонни, указывающего ансамблю, куда перетащить выгородку, и одновременно требующего у Ирки перевода следующих реплик: я ж писала по-русски.
Ирка, кстати, очень даже ожила, сориентировалась и бодро включилась в процесс. Даже в какой-то из пауз успела извиниться, что сомневалась в моих сценарных способностях. Ну, она ж не знала, что это я – автор сценария «Нотр Не-Дам»! Само собой, я от ее извинений только отмахнулась. Какая разница, кто там чего автор, когда у Бонни творческий процесс!
– Не-а, сегодня он вполне спокоен и адекватен. Вот если не напомнить про обед, тогда да, тогда кошмар и ужас. Просто мы через несколько дней уезжаем, Бонни хочет сделать максимум возможного.
– В смысле, уезжаете? – Петров чуть не подавился, аж раскашлялся, бедняжка.
– Слушай, Эдик, неужели ты думаешь, что Бонни приехал из Нью-Йорка только для того, чтобы ставить твой спектакль? Еще две, максимум три репетиции, а дальше – сам, только сам. Так что бери жопу в руки и вперед, работать.
– Погоди, то есть…
– На афише будет твое имя, Петров. Я даже не уверена, что Бонни согласится, чтобы его обозначили как консультанта. Это же русский мюзикл.
– Ты говоришь как «индийское кино».
– Не-а. Как «вторая свежесть». Ты еще здесь, придурок? Смотри, Бонни похер, кому отдать идею, тебе или Богдану, – я снова покосилась на одного из преподов, уже что-то обсуждающем с Бонни перед сценой. – А Богдану похер, что это твой шанс. Он за возможность поработать с Бонни тут всем глотки перегрызет.
– Это, спасибо, Ти… леди Говард.
– Да иди ты, еще меня в родной Гнусе леди не называли.
К чести Эдика надо сказать, что Богдана он вежливо подвинул, всего разок кивнув на меня – наверняка что-то типа «кто девушку обедает, тот ее и танцует».
К концу дня я убедилась, что Бонни целиком и полностью пофиг, кто у него в помрежах, хоть испанская королева. Была бы труппа построена, пицца доставлена, кофейные зерна в шоколаде выданы ему лично и решены все не касающиеся его административные вопросы. И правильно. Вопросы с залом, оплатой труда актеров, наймом художников-декораторов и костюмеров – не режиссерское дело. Я, конечно, пока декораторов нанять сама не смогу, тупо не знаю, кого звать, но я знаю, кто знает, и у меня есть телефон. Так что к концу репетиции мы с Иркой составили список актеров, прикинули бюджет и заказали небольшой банкет в ресторанчике неподалеку. Ибо для правильной творческой атмосферы надо артистов и кормить, и поить, и вдохновлять!
Когда до ужина оставалось минут сорок, а до конца репетиции – всего ничего, ко мне подсел Олежек. Усталый, как бобик, офигелый и сияющий. Правда, немножко смущенный.
– Тишка, мне бы… короче…
– Не мямли, рядовой, – устало потянулась я.
– Короче. Мы что-то получим за репетиции, или сосем хрен до премьеры?
– Получите. Не обещаю, что до премьеры будет не хуже, чем в «Касабланке», но обычно Бонни дает по тысяче в неделю солистам и пять сотен ансамблю. А дальше будет зависеть от того, как вас примет публика. И твоего агента, ясен пень. У тебя агент есть?
– Смеешься? Нужен я нашим агентам!
– Фил что-нибудь придумает, кажется, у него даже филиал в Москве есть. Или знакомые, я не вникала пока.
– Тебе-то зачем, когда у тебя личный спонсор.
– О спонсорах, Олеж. Между нами, девочками, ага?
Олежек вздохнул и покосился на Катьку, которая как раз была на сцене – на роль Люси ее, как ни странно, Бонни взял, но оставил и предыдущую солистку дублершей. А вот Денисову дублера не нашли, хоть ко мне уже и подходило несколько студентов с вокального и музкомедии с предложением их прослушать на второй состав.
– Насчет Катьки?
– Догадлив, сил нет. Так что у тебя с Катькой?
– Да ничего особенного, – Денисов тяжело вздохнул.
– Позаботься, Денисов, о ее душевном равновесии. Ты у нас знатный козел, гуляешь направо и налево, а Катька – девушка серьезная, с принципами.
– Да не гуляю я, – поморщился Денисов. – За четыре месяца в «Касабланке» гулялка стерлась.
Я тихо хрюкнула, не удержалась. Вот он, оскал капитализма! Так упахали нашего Олежека, что того и гляди остепенится. Лишь бы импотентом не стал.
– Вот и отлично. Вам с Катькой вместе работать, так что уж постарайся не козлить.
– Да понял я, понял, – Олежек опять тяжко вздохнул. – Слушай, ты сама скажи Семенову про мюзикл, а? Он же так просто не отпустит, скажет две недели отрабатывать или платить неустойку, а где я такого бабла найду.
– Ладно, договорюсь с Семеновым. Чего не сделаешь ради подруги.
– Да уж… – хмыкнул Денисов и подскочил, услышав повелительное:
– Все на сцену!
Народ с шумом и гамом собрался, выслушал все, что имел сказать Бонни – а имел он сказать, что даже из русского мюзикла можно сделать конфетку, если хорошенько поработать, и продолжим мы работу завтра, в одиннадцать утра. И что композитор молодец, режиссер – потенциально тоже ничего так, научится, артисты местами даже не кривоногие каракатицы, а он сам и автор сценария однозначно гении, и потому все будет круто.
– А теперь, – дождавшись окончания бурных аплодисментов, объявила я, – небольшой сабантуй для всех желающих и подписание контрактов с продюсером мюзикла.
23. Пять минут, пять минут…
Москва, два дня спустя
Роза
О том, что сегодня надо быть на официальном мероприятии, ради которого я и поперлась в Москву – я предсказуемо забыла. Честно говоря, с этой постановкой, мы с Бонни забыли обо всем прочем мире. Напрочь. Репетиции по девять-десять часов, чтобы хоть что-то успеть… Разумеется, никто не держал десять часов подряд всю труппу, мне пришлось крепко подумать над расписанием, чтобы кто-то был занят утром, кто-то вечером. Но то артисты, а Бонни-то работал от и до! Ну и я с ним, как группа поддержки.
Послушайте доброго совета, никогда, ни за что не ввязывайтесь в квест «поставить мюзикл за пять дней»! Мы возвращались домой, что-то ели, продолжая в мыслях творить чертову постановку, и падали без сил. Даже любовью занимались только утром, чередуя поцелуи с обсуждением очередной сцены.
Нет, я не хочу сказать, что мне не нравилось. Наоборот! Это было великолепно! Полное погружение в творческое безумие. Я даже как-то лучше поняла, почему Бонни не может жить спокойно. То, что для обычного человека – нормальная интенсивность впечатлений, для него – космическая пустота. Пожалуй, я лучше поняла, и почему они с Кеем – скорее друзья, чем пара. Им тупо некогда, причем обоим. И ни один не сможет подстроиться под другого, не потеряв себя. Со мной куда проще, я не связана ни местом работы, ни временем. Хотя нормальная жизнь тоже не для меня. Я уже привыкла к адреналину постановок, презентаций и телешоу, а ведь я пока не ввязалась толком в меценатскую деятельность Кея, да и он несколько ее подзабросил, слишком занятый сменой власти в корпорации.
Собираясь на мероприятие в Большом Театре, о котором напомнил душечка Фил, я поделилась ценной мыслью о пустоте обыденной жизни с Бонни.
– Да ну, – пожал плечами он, застегивая рубашку. – Нормальная жизнь – это здорово! Бегать по утрам, ходить в бар с друзьями, смотреть телевизор…
– Ты про ту пыльную черную дрянь на стене, которая сломалась в позапрошлом году, а выкинуть лень? – хмыкнула я.
– Разве? А я и не заметил… – он сделал наивные глаза, а потом мы вместе заржали.
Конечно, я немножко преувеличила. Все же телевизор мы с Бонни иногда смотрим. Например, в ЛА смотрели вручение «Тони»! То есть я смотрела, а он комментировал с завязанными глазами, но это неважно. И в Нью-Йорке как-то смотрели, да! Целых… один раз. Правда, не помню, что именно – как-то мы быстро отвлеклись от экрана. Вот как я сейчас готова отвлечься от собственного платья, глядя на Бонни. Он так редко надевает смокинг, а ведь ему безумно идет!
– И не смотри на меня так, леди Говард, а то мы опоздаем, – он обласкал меня жарким взглядом.
Маньяк. После шести часов репетиции (пришлось начать раньше, в десять утра, и смотаться в четыре) он меня причесал и накрасил, и еще что-то такое хочет! Полный маньяк. И я ничуть не лучше. Несмотря на то, что мы проводим вместе все двадцать четыре часа, я продолжаю гореть от его прикосновений. Даже взглядов.
– Не опоздаем, – я показала ему язык, а потом протянула галстук-бабочку,
Бонни поморщился:
– Опять я буду похож на официанта. – И, покачав бабочку на пальце, бросил ее на пол, а верхние пуговицы рубашки расстегнул. – Так гораздо лучше, не находишь, мадонна?
– О, да… – я провела пальцами по серебряной цепи в распахнутом вороте рубашки. – Только давай обойдемся без гриндерсов в комплекте, а то я весь вечер будут тебе нещадно завидовать.
– Только ради тебя.
Бонни опустил тоскливый взгляд на свои блестящие туфли. Черные, как и смокинг. Не понимаю, что ему не нравится? Изумительный образчик знойной сицилийской мафии, только пистолета под мышкой не хватает.
Я сегодня составляла ему достойную пару. Вечернее платье цвета морской волны, с летящей юбкой, классическая прическа – рыхлый узел на затылке и небрежные крупные локоны на висках, скромное колье-паутинка с живой бирюзой и алмазной крошкой. Кружевные перчатки и туфли на два тона темнее платья, телесные чулки, «естественный» макияж. Честно, я сама никогда бы так не накрасилась, как делает это Бонни. Вроде бы все быстро и просто, минимум косметики, но эффект! Сама собой готова любоваться!
Жаль все же, что Кей сегодня не с нами. Первый раз идти на подобное мероприятие в качестве леди Спонсор немножко стремно. Особенно потому что там будет до черта знакомых.
К Большому нас отвез кто-то из секьюрити, вторая машина следовала в трех метрах позади, как приклеенная. Обычно они держались так далеко, чтобы я их не замечала (и могла вообще о них забыть), но в России если ты явишься на прием без охраны – ты не вип. Дурацкие дикие традиции!
– Кто-то трусит, – шепнул мне на ухо Бонни, ведя к новому корпусу Большого.
– Чувствую себя как в аквариуме, – вздохнула в ответ я. – Соболя, бриллианты, охрана, словно я какая-то принцесса!
– Ну что ты, мадонна. Никаких принцесс, ты уже королева, – он изобразил взгляд верного придворного лизоблюда, нагло пользуясь тем, что я не могу его пнуть.
От того, как нас встречали, я едва не взвыла. Бедные, бедные королевы! Как им нелегко! Кеды не наденешь, сама за собой дверь машины не закроешь, и улыбаться надо все время и всем сразу. Как Кей все это выдерживает год за годом?
Короче говоря, я целый час исполняла долг настоящей леди, сказала небольшую речь о величии русской культуры, сфотографировалась с кучей чиновников, политиков и культурных деятелей, вежливо и обтекаемо послала нафиг пару десятков просителей и раздала обещаний на несколько миллионов фунтов. Пока, наконец, Бонни не отогнал от меня очередного кого-то – смутно знакомого и жаждущего денег на искусство – и увел на диванчик в эркере, попутно прихватив у официанта бутылочку минералки.
– О, боже, какой кошмар, – вздохнула я. – Может, сбежим отсюда?
– Отличная идея, – подмигнул мне Бонни. – Если ты не хочешь больше ни с кем тут пообщаться.
– Не хочу! Еще немножко, и меня стошнит.
– Ты отлично держишься, мадонна, – мне поцеловали руку и предложили еще минералки. – Предлагаю поужинать где-нибудь поблизости, а потом завалиться баиньки.
– Баиньки, какое прекрасное слово!
И мы почти успели сбежать. Почти! Если бы хоть на пять минут раньше…
– Леди Говард, Бенито, – остановил нас роскошный баритон, от которого Бонни ощутимо вздрогнул и шепотом выругался. – Представь меня, мой мальчик.
И ведь не сделаешь вид, что не слышишь в гаме толпы – у синьора Кастельеро отлично поставленный голос политика, безумно похожий на голос Бонни, только песку поменьше. Пришлось обернуться и даже улыбнуться.
– Мой дядя, сенатор Джузеппе Кастельеро, леди Роза Говард, – тоном, режущим стекло, представил нас Бонни.
– Рад знакомству, миледи.
Джузеппе Кастельеро был полной копией Бонни, особенно это бросалось в глаза сейчас, когда оба были одеты в смокинги. Разве что у сенатора серебрились виски и короткая бородка, а смокинг облегал едва заметный животик, в самый раз для солидности. А, и еще нос отличался – отсутствием горбинки, и галстук-бабочка был на месте.
Пришлось снова улыбнуться и протянуть руку для поцелуя, хотя я бы с куда большим удовольствием протянула ему бокальчик цикуты.
– Много о вас слышала, сенатор.
– Я о вас тоже, миледи, – меня оценивающе оглядели с ног до головы, но вот признали ли годной – неизвестно, морда осталась вежливо-каменной. – Если позволите, мы с Бенито ненадолго оставим вас.
– Сожалею, дядя, но мы с леди Говард уходим прямо сейчас. Миледи нехорошо себя чувствует, – убийственно холодно, я сама чуть льдом не покрылась.
– Уверен, на воздухе миледи станет лучше, – дон Джузеппе кивнул и отступил на шаг.
Больше не замечая дядю, Бонни повел меня к дверям, не забывая вежливо кивать тем, кто с нами здоровался или прощался.
Меня, честно говоря, немножко потряхивало от взгляда, которым нас провожал нас дон Кастельеро. Если он решит, что я мешаю его семье – никакая охрана не спасет. Единственная надежда на то, что он не решится вот так откровенно воевать с Кеем.
Удрать нам удалось, но вот далеко ли? Дон Джузеппе шел следом, и когда Бонни накидывал мне на плечи манто – забрал в гардеробе свое пальто. И даже слегка поклонился, пропуская нас с Бонни вперед.
Интересно, напряжения между Бонни и доном Джузеппе хватит, чтобы проскочила электрическая дуга? Или они сразу аннигилируются? Вот бы как-нибудь это не проверять на практике!
– Бонни? – почти жалобно спросил я, идя с ним под руку к машине.
Он понял, о чем.
– Не отвяжется. Прости, мадонна.
– Ты не хочешь разговаривать наедине?
– Я вообще не хочу, но придется. Касабланка?
Кивнув Бонни, я остановилась и обернулась к дону Джузеппе. Тот подошел все с той же невозмутимо-вежливой улыбкой, только глаза были холоднее Арктики.
– Миледи?
– Мы с Бонни собираемся поужинать в Касабланке. Вы могли бы присоединиться.
– Благодарю, леди Говард, с удовольствием, – кивнул дон Джузеппе и направился к своей машине, тоже черной и бронированной, тоже с охраной.
Меня передернуло. Вот как-то легко верится, что он с удовольствием бы сейчас перерезал мне горло. Черт. Я не хочу его бояться! И ужинать с ним не хочу. А хочу, чтобы он провалился к чертовой бабушке и не появлялся на горизонте. Никогда.
Я позволила Бонни, не сказавшему дону Джузеппе ни слова, увести меня к машине. Сейчас я как никогда радовалась, что Кей настоял на круглосуточной охране. Пожалуй, я даже готова была пустить парочку секьюрити в свою квартиру, чисто чтобы не просыпаться ночью с воплями ужаса.
– Все будет хорошо, мадонна, – в машине Бонни прижал меня к себе, обещая защитить от любой опасности. – Дядя Джузеппе тебя не обидит. Он, конечно же, сукин сын, но не полный придурок.
– У него взгляд убийцы, – пожаловалась я, просовывая замерзшие руки Бонни под смокинг.
– Наплюй. Он только пугает.
– И ему это удается. Он будет тебя шантажировать, чтобы ты женился на Клау?
– Будет. И попытается нас поссорить. Но у него не выйдет.
– Хотела бы я быть так же уверена.
– Ты можешь быть уверена, что я люблю тебя и Кея. Всегда буду любить.
– Но жениться тебе все же придется, да?
– Нет. Дядя переоценивает свой дар интригана.
Я только поежилась и крепче прижалась к Бонни. Ведь вместе мы справимся, правда же?
– Я люблю тебя, – шепнула я ему.
– Я знаю, Раша, – он притянул мою руку выше, к расстегнутому воротничку рубашки, и положил мои пальцы на теплое серебро. – К черту дядю с его интригами. Я – твой, ты честно меня купила.
– Сумасшедший, – я невольно облизнула губы, так горячо и обещающе прозвучали его слова.
– Не я один, – он поцеловал меня, нежно пройдясь пальцами по спине вверх и остановив ладонь на затылке.
Мы оторвались друг от друга, только когда машина остановилась у «Касабланки».
Три машины. Две наши и одна – сенатора Кастельеро.
По крайней мере, он не стал навязывать свое общество сразу, держался в нескольких шагах, пока мы шли ко входу. Кстати, позвонить и заказать столик мы оба забыли. Но, судя по тому, что нас встретил сам Алекс Семенов – об этом позаботился кто-то из охраны.
Все было так похоже на мой первый визит сюда! Те же улыбки хозяина, такая же приятная музыка, полный танцпол и гул оживленных голосов. Только сейчас рядом был Бонни, и мои губы горели от поцелуев, а прическа наверняка растрепалась, и всем вокруг было видно, что мы – вместе. Любовники. Влюбленные. Сумасшедшие на всю голову. Ведь только сумасшедшие будут дразнить дона Кастельеро!
Впрочем, он в самом деле ничего нам не сделает, разве что выразит свое «фе». Да хоть сто раз! Плевать! И вообще, я есть хочу. Будущий лорд (или леди) Говард растет и хорошеет, а я есть хочу. Опять. Почти все время! Еще немного, и превращусь в колобок на ножках, никакие платья от Веры Вонг не спасут.
В общем, за столик я села с твердым намерением как следует поужинать, и первым делом заказала много еды. Очень много еды, и чтобы хоть что-нибудь несли сразу!
Бонни в меню даже заглядывать не стал, сказав, что всецело поддерживает выбор мадонны. Нет ничего лучше блюда «много еды сразу». Ведь синьор Джузеппе согласен, не так ли?
– Разумеется. И кьянти.
– А нам зеленый чай, – мило улыбнулся Бонни. – А для начала фреш, мадонна. Позволь, я налью тебе.
Фреш уже ждал на столе, полный кувшин. Милый, предусмотрительный Алекс. Милый, заботливый Бонни. Он, кстати, снял смокинг и остался в рубашке. Я говорила, что ему безумно идут белые рубашки? Наверняка. Ему вообще все идет. Правда, синьор Джузеппе так не думал, если верить гневно раздувшимся ноздрям, когда он оценил серебряный ошейник на Бонни. Ну да. Кто бы сомневался, что Бонни расстегнет рубашку так, чтобы только слепой этого ошейника не заметил. А в сочетании с тем, как Бонни за мной ухаживал, с какой нежностью на меня смотрел – что ж, если он хотел довести дядюшку до кипения, то ему это почти удалось.
