Текст книги "Их любовник (СИ)"
Автор книги: Татьяна Богатырева
Соавторы: Ирина Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Нет, вру. Удалось на все сто! С моей подачи.
Я просто сказала, что устала от каблуков. Что бы сделал нормальный человек? Сочувственно улыбнулся и предложил сбросить обувь. Но не Бонни, нет! Он отодвинул меня от стола вместе со стулом, опустился на колени и, сняв с меня туфли, принялся массировать стопы. И мне было плевать, как смотрит на нас дон Джузеппе – потому что мне было невыносимо хорошо!
Дону понадобилась вся его выдержка. Но к чести его надо сказать, он не произнес ни слова. И не скривился. Лишь метал на Бонни уничтожающие взгляды. А Бонни продолжал массаж, пока не принесли первую дозу еды и не расставили по местам.
– Спасибо, дорогой мой, – я погладила Бонни по волосам, не отказав себе в удовольствии запустить в них пальцы и растрепать.
А Бонни не отказал себе в удовольствии потереться о мое запястье щекой. Коротко, мимолетно, но до ужаса вызывающе. И кто тут, спрашивается, сукин сын…
– Мадонна, – Бонни еще и склонил голову, как настоящий вассал перед госпожой.
Уверена, ему сейчас больше всего на свете хотелось, чтобы я покормила его с рук. И чтобы дядюшка видел просвечивающие сквозь рубашку алые полосы на его спине. Жаль только, они уже сошли. Но с Бонни бы сталось их нарисовать по такому случаю, если б его кто заранее предупредил.
– Садись за стол, – обломала я его мечты.
Ну, не совсем обломала: дала возможность подобающе ответить.
– Благодарю, мадонна, – как будто ему оказали королевскую милость.
Паяц! Вот чего он добивается, а? Дон Джузеппе не из тех, кто сбегает, гневно сопя.
Дон Джузеппе, как ни в чем не бывало, похвалил утку с зеленой фасолью и поинтересовался:
– И когда же лорда Говарда можно будет поздравить с наследником?
– Месяцев через шесть с половиной, – отозвалась я. – Не уверена, что будет мальчик. А у вас только сыновья, синьор Кастельеро? Четверо, если я ничего не путаю.
Ага, я тоже сошла с ума, за компанию с Бонни. А пусть теперь дон Джузеппе решает – сказать Бонни в лицо, что не считает его сыном, но соблюсти приличия, или изобразить откровенность со мной и наступить Бонни на хвост. Ну а что? Сейчас никакой его ответ Бонни не понравится.
– Не путаете, миледи. Правда, мой старший сын предпочитает не помнить о том, что у него есть семья.
– Это ты путаешь, дядя. У тебя три сына, и Адриано изо всех сил старается походить на тебя. Мадонна, не желаешь ли еще фреш?
– Конечно. Спасибо, Бонни, – я подставила бокал. – У вас, на Сицилии, все так сложно. А мы… – я словно невзначай коснулась пальцев Бонни, забирая полный бокал, и нежно ему улыбнулась, – хотим и сына, и дочь.
– Мы на Сицилии предпочитаем решать семейные вопросы в кругу семьи, – покерфейс дона Джузеппе все же дал трещину, и из этой трещины уже готова была извергнуться лава и залить к чертям все Помпеи.
– Конечно, дядя. Мы сейчас в кругу семьи, так что говори, не стесняйся.
– Не думаю, что леди Говард будет интересно.
– Отчего же, мне интересно все, что касается Бонни, – я прямо встретила убийственный взгляд дона Джузеппе и даже мило улыбнулась. – Вы разговаривайте, сенатор, и не обращайте на меня внимания.
Он что, всерьез думал, что я слиняю? Я вообще-то леди Говард, а не маленькая мышка!
– У меня нет тайн от Ирвина и Розы, – Бонни поцеловал мне руку и без улыбки глянул на дядю. – Но если у тебя ничего важного, дядя, то не обсудить ли нам урожай оливок?
– Ты огорчаешь свою семью, Бенито.
– Это ты опять путаешь семью и себя, дядя. Ты не похож на Луи Четырнадцатого.
– Слова, слова, Бенито. За ними не спрячешься от правды, – покачал головой дон. – Однажды ты сбежал от своей семьи, бросил мать, отказался от своего имени. Мы все поняли и простили тебя. Но сбежать от своего ребенка – это слишком. Вам не кажется, леди Говард, что оставить ребенка без отца было бы нехорошо?
– Очень нехорошо, синьор Кастельеро. И Бонни никогда так не поступит.
– Согласен, дядя. Отказываться от своих детей как-то не по-человечески.
– Тогда почему ты не со своей невестой, Бенито? Ты оставил беременную Клаудию в Америке, а сам… – дон замолк, неодобрительно глядя на мою руку в руке Бонни, и тут же продолжил: – сам уехал сюда, даже не сказав ей, когда вернешься.
Что ж, хоть не бросается открытыми обвинениями, типа «спишь с женой друга». Боится, что Бонни ответит «ага, и не собираюсь этого скрывать»?
– Думаю, привычка судить по себе тебя подводит, – в голосе Бонни зазвучала неприкрытая ненависть. – В отличие от тебя я не изменяю беременной жене и не собираюсь никому подкидывать своего ребенка.
– Ты зарываешься, Бенито! – Джузеппе тоже перестал притворяться, с него слетел весь напускной лоск, обнажив суть: огнедыщащего дракона. – Не смей позорить семью!
– Позоришь семью ты, дядя. Причем тупо позоришь. Как тебе вообще в голову пришло подсунуть мне Клау? Я не спрашиваю, как тебе пришло в голову с ней спать, хоть для тебя она и старовата! Но подкидывать мне своего ребенка, это даже для тебя слишком!
– Ты несешь чушь, – дон Джузеппе побледнел, но не сдавался. – Ты сам выбрал Клаудию, не смей валить на меня!
– А ты стал осторожным сукиным сыном, дядя. Не отпираешься, что Клау у тебя работала, и ты с ней спал. Хотя нет. Ты поступил как полный идиот, а не как осторожный сукин сын. Мало того, что ты пытаешься отобрать у Ирвина его собственность, ты еще и наследил везде, где только можно.
– Я не собираюсь оправдываться, Бенито. И не собираюсь обвинять никого в подтасовке фактов. Если у тебя есть разум и хотя бы зачатки совести, ты женишься на девушке, которая носит твоего ребенка, и прекратишь позорить Марко и Селию. В твоих родителей тыкают пальцами, потому что их сын ведет себя как шлюха. Марко никогда тебе этого не скажет, но скажу я. Ты – причина того, что мой брат при смерти. Он любит тебя, как родного. Он воспитывал тебя, растил, он дал тебе все, что не смог дать я. А ты отплатил ему позором. Ты позоришь всех, кому ты дорог! Мне стыдно за тебя!
– Браво, – Бонни поаплодировал, не вставая с места; его тон до странности сейчас напоминал Никеля Бессердечного. – Теперь я верю, что ты сам пишешь себе речи. Как думаешь, мадонна, секретарши бы рыдали?
– Стопроцентно бы рыдали, – согласилась я.
– Для импровизации вообще гениально, дядя. Но если ты репетировал заранее, то зря не обратил внимания на несоответствие целевой аудитории. Для режиссера и сценариста требуются совсем другие доводы, чем для секретарш. И, боюсь, эмоций тут будет мало. Я бы хотел услышать факты и логические аргументы, почему я должен усыновлять своего брата и не обнародовать твоей связи с моей несостоявшейся невестой. И нет, позор семьи – не логический аргумент, а грубая манипуляция.
Честно, я почти посочувствовала синьору Кастельеро. Но с другой стороны – какой повод для гордости своим сыном! Бонни хватило духу не просто высказаться, но и не поддаться на эту самую грубую манипуляцию. Как? Ведь в прошлый раз, с Клау, не устоял.
Но дон Кастельеро не сдался, нет! Он же – мафия, он же – политик! Преодолев желание прирезать Бонни столовым ножом, он собрал волю в кулак и продолжил психологическую атаку. Признал еще раз, что был знаком с Клаудией – и поэтому так радовался, что Бенито выбрал достойную во всех отношениях девушку. И заявил, что понимает, Бенито сложно признаться в своей ошибке, но ведь ребенок не виноват! Вы же согласны оба, что ребенок не виноват?
Сам собой, мы были согласны, и я даже демонстративно загнула два пальца: два согласия он уже получил, что будет третьим перед порцией наглой лапши?
Дон намек проигнорировал, только сверкнул глазами – увы-увы, взглядом меня не убьешь, даром, что кому-то очень хочется – и продолжил давить.
– Глупо отрицать, что ты спал с Клаудией, и тем более глупо заявлять, что она беременна от кого-то другого. Элементарный генетический анализ покажет, что ребенок твой…
Тут мы с Бонни переглянулись: дон не в курсе, что его сын был стерилен. Плохая у него разведка.
– …но доводить до такого жестоко! – тут же сменил курс дон, поняв, что парфянская стрела промазала. – Нельзя обижать и волновать беременную женщину! Если с ребенком что-то случится, готов ли ты взять на себя такую ответственность? И готов ли продолжать свои эскапады, зная, что это напрямую бьет по тем, кто тебя родил и вырастил? Не может быть, чтобы ты был настолько неразумен, чтобы не понимать – Марко Кастельеро сейчас необходимо душевное равновесие, забота и положительные эмоции. Вот и выбирай, Бенито, продолжать мстить мне и ранить этим тех, кого ты любишь, или оставить месть в прошлом и отплатить любовью за любовь.
О да. Эта речь была еще лучше, и попала прямо в цель. Бонни стало больно. Очень больно. Я чувствовала, как подрагивает его рука, слышала его дыхание и биение его сердца. Мне безумно хотелось его защитить, возразить дону Джузеппе, напомнить: по его вине в семье Кастельеро творится бардак, и нельзя перекладывать решение на Бонни.
Но я промолчала. Да, я леди Говард и мадонна. Да, я люблю Бонни и готова ради него на очень многое, даже насмерть поссориться с мафией. Вот только сейчас Бонни должен справиться сам, потому что он – мужчина, а не мальчик. Потому что это его отец и его семья.
– Я впечатлен, дядя. Ты действительно пишешь речи сам и умеешь давить на больные места. Но ты в самом деле думаешь, что мне по-прежнему четырнадцать, и я поведусь на пафос? – Бонни поднял бровь а-ля Никель Бессердечный. – Глупо отрицать, что я сам затеял обман ради спокойствия родителей. Я уже сто раз раскаялся. Но журналистов-то на тихую семейную встречу в Милане позвал ты. И подливаешь масла в огонь тоже ты. Спорим, ты ни за что не скажешь брату, что переспал с Клаудией, прежде чем подсунул ее мне?
– Не уходи от темы, Бенито. Кто бы что ни сделал раньше, сейчас выбор за тобой. Или ты поведешь себя, как подобает мужчине, или сведешь отца в могилу.
– Если настаиваешь, чтобы я набил тебе морду, я к твоим услугам, – Бонни чуть привстал и подался вперед, словно готовился перепрыгнуть через стол и вцепиться дону Джузеппе в горло. – Давно мечтал это сделать, но не хотел расстраивать папу. Он считает тебя братом.
Дона Джузеппе перекосило, а меня зазнобило. Охрана охраной, но он же бешеный убийца! Если его сейчас переклинит… и они с Бонни подерутся… ведь не подерутся же?! Боже, пусть дону хватит выдержки не наброситься на Бонни прямо сию секунду!
– А я все еще считаю тебя сыном, Бенито, – ярость придала голосу дона рычащих ноток; он тоже подался вперед, опершись на стол ладонью. – Хоть ты и ведешь себя, как трусливый пес.
Несколько секунд мужчины испепеляли друг друга взглядами, а я мечтала заползти под стол, чтобы не задело, когда взорвется.
Дело спас официант. Стоило ему подойти с подносом, как оба сели обратно и приняли вполне цивилизованный вид. Разумеется, я даже не поняла, что именно нам принесли, все мое внимание было на этих двоих. Отец и сын, не ошибешься. Даже крыльями носа подрагивают одинаково.
А вот когда официант отошел и Бонни первым отмер – я вздрогнула. И тут же облегченно выдохнула, потому что он обернулся ко мне и взял мою руку в свою.
– Прости, Роза. Я не хотел тебя в это вмешивать, но лучше тебе было услышать все самой. А дядя Джузеппе уже сказал все, что хотел, и уходит. Не так ли, дядя?
– Подумай как следует над моими словами, Бенито. У тебя еще есть шанс поступить правильно. – Дон Джузеппе поднялся, прямой, как стилет, и такой же острый и опасный. – Леди Говард, прошу меня простить.
– Бонни, – я сжала его руку. – Почему ты не скажешь дяде правду?
– Какую правду, миледи?
– Ту, которую ты не услышал, дядя, – голос Бонни был ровен и холоден. – Клау не может быть беременной от меня. Я десять лет назад сделал вазектомию. Последний анализ на фертильность сдан на прошлой неделе в клинике Сандерса, можешь поинтересоваться результатами. Так что если Клау честная девушка и не спала больше ни с кем – ребенок твой.
Несколько мгновений мне казалось, что дон Джузеппе сейчас просто развернется и уйдет, так ничего и не услышав. Слишком много яростного отторжения. Но я ошиблась. К счастью.
– Этого не может быть, – сказал он так же ровно и холодно, но по растерянности в глазах было видно: он уже понял, что это правда.
– Ты услышал.
– Если ты солгал… – дон еще пытался давить, но что-то в нем надломилось, и за маской политика и мафиозо проступил пожилой, усталый и не слишком счастливый человек.
– Не солгал. Или ты тоже не можешь иметь детей? – похоже, Бонни тоже почувствовал перемены: яда в его тоне поуменьшилось.
– Не твое дело!.. – рявкнул дон Джузеппе, но уже не очень убедительно.
– У тебя есть шанс поступить правильно. До нескорой встречи, дядя.
– Ты…
– Я приеду к своему отцу. Не к тебе.
Ничего не ответив, дон Джузеппе развернулся и вышел. А мне почему-то стало очень-очень холодно.
24. Дракон по четвергам
Москва, тот же вечер
Роза
Несколько секунд после ухода дона Джузеппе мы с Бонни сидели неподвижно, держась друг за друга и не решаясь заговорить. Я не очень понимала, что тут можно сказать. Все будет хорошо, Бонни? Это не моя фраза, а Кея. Жаль, что его нет рядом.
– Мадонна, – наконец, шепнул Бонни и прижался губами к моим рукам. – Спасибо, что ты со мной. И прости, что втянул в разборки с дядей. Как ты?
– Как… как после встречи с диким драконом. Мне холодно, Бонни.
Меня тут же сгребли к себе на руки и обняли, но согреться это не очень-то помогло. Я никогда раньше не видела Бонни таким. Даже когда он бодался с Сиреной, это было как-то… ну… не то что мягче, но как-то не всерьез, что ли. Как фильм. А сегодня я увидела Бенито Кастельеро, который вполне мог стать достойным наследником мафиозного клана. Жесткости, даже жестокости, в нем достаточно. И ненависти. Ничего удивительного, что он сам себя боится и делает все, чтобы наследник дона не показывался на свет божий. Судьба Майкла Корлеоне его не привлекает, и это – прекрасно!
А вот наследнику Говардов было плевать и на встречу с драконом, и на глубоко спрятанную темную сторону Бонни Джеральда. Говард-мелкий хотел кушать, а вместе с ним и я. До ворчания в желудке и мушек перед глазами.
С колен Бонни я не слезла. Сегодня его очередь кормить меня с рук и доказывать, что он по-прежнему мой нежный и заботливый любовник. Человек, а не дракон. Да Бонни и не возражал, ему тоже очень надо было вернуться в привычный образ и отвлечься. Например, разговорами о постановке. Пусть немного вялыми и рваными, плевать. Все равно помогло.
К концу ужина мы оба уже могли улыбаться и даже без дрожи смотреть на пустое место, где совсем недавно сидел дон Джузеппе. В смысле, я – без дрожи, а Бонни – без желания выпустить клыки с когтями и кого-нибудь разорвать на части.
– Хорошо, что он не привел с собой Клаудию, – вслух подумала я, вместо того чтобы ответить на какой-то пустяковый вопрос то ли о Гольцмане, то ли о Денисове.
Бонни поморщился:
– Вот только ее тут не хватало.
– Тебе все равно придется с ней встретиться рано или поздно.
– Не вижу смысла. Нам с Клау не о чем говорить.
– Тебе ее не жаль? Вы оба ее использовали и бросили. Одну. Беременную.
– Мы оба?! – Бонни яростно сверкнул глазами, но тут же притих и болезненно скривился, словно дракон жег его изнутри. – Я не хочу о ней даже думать. Все это было страшной глупостью.
– Хорошо, если было, – я задумчиво повертела в руках чайную ложечку. – Знаешь, ушел только твой дядя, а мне кажется, что я опять одна. Ты весь там, в семейных проблемах, и я не уверена, что не потеряю тебя снова.
– Роза? – он погладил меня по щеке, зовя поднять взгляд на него, и заглянул мне в глаза. – Я с тобой, сейчас и всегда. Я люблю тебя и Кея. Что бы дядя ни говорил, я не откажусь от вас и не женюсь на Клау. Ты мне веришь?
– Верю, – кивнула я и потерлась щекой о его ладонь.
Я очень хотела верить, но чувствовала – Бонни опять отравлен, и опять пытается спрятаться от самого себя. А я… я могу оставить все как есть, понадеяться на авось, или что-то сделать. Авось себя уже не оправдал, а что-то сделать… что? Заставить Бонни поговорить с Клау? Рассказать его родителям, что Клау беременна не от Бонни? Нет. Не то. Здесь требуется другой подход, не настолько в лоб. И я знаю, у кого уже не раз получалось поставить Бонни мозги на место.
Так что дома, пока Бонни был в душе, я позвонила Кею. Сюрреалистическая картинка, правда же? Тайком от любовника звонить мужу. Прелесть просто, хоть водевиль пиши. Только мне было не до водевиля.
По счастью, я застала Кея одного и в дороге, а не очередных суперважных переговорах или встрече с очередными политиками. Хорошо, что у меня есть мой Бонни и мои романы, а то я бы возненавидела его корпорацию.
– Я ужасно соскучилась, ты когда приедешь?
– Послезавтра. Я тоже соскучился по вас. Надеюсь, синьор Кастельеро вел себя прилично?
Я хмыкнула. Кто бы сомневался, что Кею уже все доложили и запись беседы в «Касабланке» предоставили. И правильно. Когда он в курсе дела – все намного проще.
– Как настоящий политик: морочил, увиливал и давил на больные мозоли. Но мне не хамил, если ты об этом. Кей, я волнуюсь за Бонни. С него станется поехать на Сицилию одному и влипнуть в очередную дядину манипуляцию.
– Не в этот раз, Колючка. Не волнуйся, все будет хорошо. Ты просто поговори с ним, ты умеешь. Британские ученые это не раз доказали.
Я невольно улыбнулась. Британские ученые, о да!
– Я люблю тебя, Кей.
– Я тоже тебя люблю, моя нежная Роза.
Казалось бы, Кей не сказал ничего особенного, не дал мне инструкции к действию, но почему-то после разговора с ним я успокоилась. Наверное, у меня муж все же волшебник. И сегодня британские ученые это доказали еще раз.
Кстати, я уже знаю, как и о чем хочу поговорить с Бонни, и это будет совсем не похоже на наши прежние откровенные разговоры. Потому что сегодня я не буду спрашивать, а буду рассказывать сама. Есть такой способ психотерапии, мне Манюнюэль как-то объясняла, я ей даже сказки для практики писала.
К возвращению Бонни из душа я зажгла на подоконнике три свечи, заправила кальян, собрала на постель все подушки и потушила электричество. Сама оделась в длинную шелковую сорочку на бретельках. А волшебную коробку с игрушками убрала в тумбочку, чтобы не отвлекала.
Когда Бонни пришел, одетый в одно лишь полотенце на бедрах, я поманила его на постель.
– Мы играем в тысячу и одну ночь? – спросил он, скинув полотенце и устроившись рядом со мной, полулежа на подушках.
– Не то чтобы в тысячу и одну ночь, но мне в голову пришла одна мысль, и я ее думаю. Подумаешь вместе со мной? – я подала ему трубку кальяна.
– Мысль, хм… – он тоже затянулся, прикрыв глаза. – Это интересно. Новый роман?
– Не то чтобы роман, скорее просто история об одном драконе… нет, пожалуй, об одиноком драконе, зимнем лорде и четвергах. Грустная и трагичная история.
– Со счастливым концом?
– Не знаю, я пока не придумала. Но знаю, что она будет называться «Дракон по четвергам», или «Драконий четверг», как-то так. И в этой истории будет смерть и предательство. И еще любовь. Безумная любовь к небу. Мне нужен слушатель, а может быть и режиссер. Или актер. Я еще не знаю.
– Я могу быть актером для тебя. Или режиссером. Или просто слушателем.
– И не боишься трагедии? Знаешь, в этой истории может разбиться чье-то сердце.
– Тогда ты соберешь его из осколков, склеишь своим дыханием и оживишь поцелуем, – Бонни улыбнулся так, что мое собственное сердце забилось быстрее.
– Думаешь, поможет?
– Конечно. Я знаю.
– Ну ладно, тогда… только в этой истории не будет прекрасной принцессы. Я предупредила.
– Рассказывай уже, Шахерезада.
– Представь себе: ночной Нью-Йорк с высоты птичьего полета, реки огней, моря эмоций и запахов, – начала я, устроившись головой на плече Бонни. – Дракон летит над городом, купается в ласковых воздушных потоках, не обращая внимания на полицейские вертолеты: они кружат неподалеку, как осенние листья. Его крылья сильны, тело совершенно, он – всемогущ и бессмертен… и почти не помнит, зачем нужно отказаться от крыльев, стать таким же как те, внизу – маленьким, жалким, беспомощным человечком. Но почему-то знает, что нужно. И, отсалютовав вертолетам фейерверком огня, исчезает со всех радаров. Просто исчезает, как будто его здесь не было. А потом приземляется на крышу Метрополитен-опера – человеком. Он идет по крыше, показывая мечущимся в небе вертолетам средний палец. Шагает в лифт, смотрит в зеркало, поправляет лацканы идеального смокинга и улыбается той самой улыбкой, от которой сходят с ума миллионы фанаток по всему миру. Как тебе такое начало истории, Бонни?
– Красивое начало, – он передал мне трубку кальяна и улыбнулся в потолок. – Значит, ты видишь меня драконом?
– Ты бы мог сыграть эту роль, – я вдохнула сладковатый дым и отдала кальян обратно. – Мистер Эль Драко, живая легенда музыки. Прекрасный, таинственный, одинокий, его песни – слезы и боль, счастье и полет. Правда, у него репутация полного козла, за ним целая галактика разбитых сердец и растоптанной любви. Впрочем, он не верит в любовь и дружбу. Когда-то его собственное сердце было разбито, но Эль Драко давно об этом забыл. Теперь у него нет сердца, зато есть крылья.
– Очень романтично, – Бонни хмыкнул и продолжил: – Крылья, зубы, когти и АНБ на хвосте. Чешуйчатом.
– Да, а еще у него есть небо. Холодное, одинокое небо. И голод, ведь драконам надо много кушать.
– Много кушать это проблема, да, – согласился Бонни. – И как Эль Драко ее решает? Девственницы на завтрак?
– Ну нет, он еще не настолько озверел, да и кому охота есть напичканную ГМО и облитую парфюмом дрянь? Он предпочитает честную говядину. Думаю, страховые компании дерут сумасшедшие деньги с фермеров и перевозчиков мяса. Конечно, статистически он наносит ущерба куда меньше, чем автокатастрофы и налоговая инспекция, но на дракона очень удобно свалить свою жадность. Так что раз в неделю-две он берет дань фурой с мясом. Если водитель нормальный, то сам открывает двери и отбегает подальше, делать фотки для страховой. Иногда дракон охотится на что-то дикое в пустынях и саванных, иногда ловит акул в океане, они тоже вкусные.
– Акулы ничего так, согласен. Но хоть жарит? Сырая акула, гадость какая!
– Сыроедение полезно для здоровья! А, да. Еще он иногда охотится на наркоторговцев и прочих террористов. От них плохо пахнет, а он любит чистоту.
– И, конечно же, сдает их в полицию. Не дракон, а супермен.
– Если остается что-то кроме пепла – сдает. Говорят, в штате Нью-Йорк сильно упала преступность, а страховые компании вообще перестали работать с мафией. Невыгодно.
– Но он же, наверное, крупноват для улиц. С крыльями особо не развернешься.
– Ну, он может менять размер. Небольшой такой, карманный дракон. Метра три от носа до кормы, зато бронированный, с идеальным нюхом и встроенным огнеметом. Страшная зверюга.
– На месте мафии я бы смылся подальше и больше не грешил.
Я слышу улыбку в его голосе и тоже улыбаюсь. Бонни, который не грешит? Фантастика. Но на этом, пожалуй, можно переходить к истокам.
– О, с мафией у Эль Драко особые счеты. С мафией и женщинами. Он же не всегда был драконом, когда-то он родился обычным человеком, в обычном городе. Его мать не была замужем, и родила только потому, что прозевала срок аборта. Его отец узнал о его существовании слишком поздно…
– И не успел дать денег на аборт? – теперь Бонни усмехается горько.
– Давать денег на аборт, когда в твою гостиную в Беверли-Хиллз заглядывает дракон, как-то поздновато. То есть он бы дал денег, он что угодно бы дал, но у него никто и ничего не просил. Просто раз – дракон в окне, две – и посреди Беверли-Хиллз полыхает факел, три – и над ЛА взмывает дракон. А потом по всем каналам показывают то, что осталось от дома сенатора.
– Сенатора и его семьи? – Бонни пытается говорить шутливо, но уже слишком напряжен для этого.
– Нет. Семья сенатора была в совсем другом месте. Только он сам, кто-то из тех друзей, которых он не светил перед прессой, его любовница – звезда кино, и охрана. И знаешь, дракону совсем не было стыдно. Драконы вообще не умеют стыдиться, нет такой опции.
– Даже потом, когда снова стал человеком?
– Это была праведная месть. Сенатор сломал жизнь его матери, обрек самого Эль Драко на трущобы. Он мог бы стать наркодилером или сутенером, но он хотел петь. Его дразнили, его били, у него отнимали ноты. Сложное детство, но Эль Драко справился. История умалчивает о том, как ему удалось накопить денег на обучение в Нью-Йорке, но он поступил в консерваторию. Класс вокала.
– Консерватория… – Бонни усмехнулся. – Он что, оперный тенор?
– Почему бы и нет? Хотя я думаю, что он не тенор. Мне больше нравится баритон с хорошим диапазоном. Как у Пельтье и у тебя. Знаешь, от голоса Эль Драко с женщинами творится такое… м… – я притянула его руку себе на живот. – Когда он поет, я вся мокрая.
– И почему я – не Эль Драко? – Бонни потерся губами о мой висок.
– Ты – лучше. Эль Драко… не знаю, смогла бы я любить бессердечного дракона? Вряд ли. Я люблю тебя, Бонни Джеральд. И поешь ты лучше.
– Только пою? – он бессовестно сжал губами мочку моего уха.
– Нет. Ты во всем лучше. Лучше всех. Но ты меня отвлекаешь!
– Ладно-ладно, продолжай, Шахерезада.
– Степанна, ага… ладно. Тебе рассказать, как он стал драконом, или ты уже догадался?
– Ну, в целом… Он не сбежал в Румынию и не встретил там Кея?
– В целом – да. Он чуть не умер от наркоты, когда его бросила Звезда. А может быть, как раз умер и стал драконом, что-то вроде второй жизни. Не суть. Когда-то он безумно ее любил, готов был положить к ее ногам весь мир, но она не оценила. И не предусмотрела.
– Уж не та ли Звезда, которая сгорела вместе с сенатором?
– Вот так совпало, да. Разом избавиться от всего прошлого, отомстить всем…
– И потерять цель в жизни. Или кроме мести, у него было что-то еще?
– Было, конечно. Музыка. И небо. Собственно, это все, что у него было. Не так уж мало, не так ли? Он пел – и его обожала публика, он летал – и его боялись. Властелин мира! Чего еще можно желать?
– Даже не знаю… – Бонни обнял меня, приник всем телом. – Зря он не обзавелся своей Шахерезадой.
– А вдруг бы она оказалась такой же сукой, как Звезда? Он не мог рисковать.
– Да уж… а Зимний лорд? Ты говорила…
– …что он родился на берегах Скандинавии. Наследник полусотни благородных поколений, истинный принц. У него было все: воспитание, образование, поместья и заводы, лошади и самолеты. Титул. Ум. Красота. Настоящий викинг, потомок ярлов. Он любил скорость, небо и свой бизнес. Современный викинг не грабит деревню на побережье, он получает побережье целиком путем молниеносной операции на бирже.
– И как же его звали?
– Винтер. Николас Винтер – он по матери англичанин, и предпочитал в бизнесе пользоваться ее фамилией. Очень подходящей. Зимний лорд, Ледяной принц…
– …треска мороженая, – в голосе Бонни сквозила нежность.
– Скорее акула, треска для него мелковата. Но вообще его прозвали Никелем Бессердечным, за доброту и щедрость. Да, и еще он обожал гонять на байке. Скорость, ветер, адреналин. Почти так же сильно, как летать на крохотной двухместной «Сессне».
– Они встретились в небе?
– Нет, что ты. Все было куда банальнее. Мир тесен, особенно для звезд и шведских графов. Тусовки, торжественные мероприятия. Благотворительные концерты. Лорд Винтер занимался благотворительностью вместе со своей невестой, дочерью владельца фармацевтической корпорации. Она была совершенна – красота, манеры, приданое. Их фотографии украшали обложки журналов, на их помолвке присутствовала сама шведская королева. Ей завидовали и на нее равнялись.
– Англичанка? Американка?
– Креолка, прекрасная Памела. У них был бы идеальный брак, но они не спешили. Оба были слишком молоды для семейных уз. Никелю едва стукнуло тридцать пять, а Памеле даже тридцати не было. Да и куда торопиться, если и так все давно решено. Короче, Винтер предпочитал семейным вечерам гонки на байках. Была у него одна любимая трасса, как раз рядом с Нью-Йорком. Не то чтобы трасса была особенно хороша, но там он время от времени сталкивался с достойным соперником. Одиночка на тяжелом «Харлее», ярл звал его Сауроном – за роспись на байке. Кто он, Винтер понятия не имел, да и не хотел. Они просто гоняли, как сумасшедшие, не думая ни о чем, и оба ни разу не сняли шлемов.
– Значит, как-то – сняли?
– Нет. Лорду не подобает тусить с байкерами, даже если он надрался до невменяемости. Впрочем, об этом тоже никто не знал – напивался Никель редко, и не на тусовках, а где-то, где можно подраться или встрять в приключения инкогнито. Ну, что ты хочешь, без адреналина его жизнь была бы совсем пуста и скучна. Так вот. Об Эль Драко. Иногда он не летал и не гонял на байке, а бродил по городу. Один. Искал что-то, или кого-то, если бы он сам понимал, что и кого. А может быть просто приключений на свою задницу. С приключениями была некоторая проблема: его боялись. Ну, что ты хочешь, дракон же. Он как глянет, так все отползают. В общем, сложно было с достойными соперниками. А с достойными партнерами для секса и вовсе беда. После Звезды он никому не позволял себя отыметь, слишком это было опасно, снова от кого-то зависеть хотя бы несколько минут.
– Бедный, неудовлетворенный дракон, как нелегко ему приходилось, – с горькой насмешкой прокомментировал Бонни.
– Вот, ты понимаешь. Ни одного сумасшедшего, который решится с ним пободаться и его нагнуть. До тех пор, пока он как-то не забрел в один из баров…
– …на Пятой авеню, где Никель Винтер пил свой «Макалан» по две тысячи за дринк…
– Ладно, пусть будет на Пятой и «Макалан», – согласилась я, нежно запутавшись пальцами в волосах Бонни. – Эль Драко тоже был не дурак выпить хорошего виски. А так как с Винтером они были знакомы – то даже поздоровался.
– Настоящий мужской разговор из двух слов?
– Что-то вроде. И десяток дринков. В общем, достаточно, чтобы Эль Драко сумел рассмотреть викинга не только как мешок денег. Честно говоря, в тот вечер ему было пофиг на деньги и все прочее, ему хотелось в небо, но что-то подсказывало, что вернуться на землю будет очень сложно. Это с каждым разом становилось все сложнее, иногда дракон ловил себя на том, что даже не помнит, как его зовут и в какую точку на земном шаре ему нужно приземлиться. И тем более – почему это должен быть какой-то шумный, грязный город, а не отличный скальный остров посреди океана, где никто не помешает ему спать.
– А еще там полно вкусных акул, и никаких папарацци.
– Именно. Правда, ни одного дракона на тысячи миль вокруг. И вообще никого, с кем можно было бы потанцевать в стратосфере. Не говоря уж о здоровом сексе.
– Вот-вот, ни здорового секса, ни здорового викинга. Ну его, этот остров.
