355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Татьяна Апраксина » Порождения ехиднины » Текст книги (страница 7)
Порождения ехиднины
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:14

Текст книги "Порождения ехиднины"


Автор книги: Татьяна Апраксина


Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Доктор К. Камински, ведущий криминолог Полицейского управления Флориды
15 декабря 1886 года, Флореста, Терранова

Последние полчаса полета, посадка и поездка на автомобиле – медленное погружение в болото. Не болото даже, нефтяное озеро: густая липкая тьма, звездчатая, мерцающая, пульсирующая. То ли рабочий коктейль оказался не самым лучшим, то ли все-таки не стоило пить вдвое больше Гомеса, то ли недавний шумовой удар – неважно уже, важно, что нужно как-то выплывать, а сил нет, и окружающего мира нет, ничего нет, есть гипотонический криз, верный навязчивый поклонник...

Реальность всплывает изредка, вспышками: посадочная площадка, гладкий зализанный темно-синий автомобиль, неудобный подголовник, заставляющий нагибать голову вперед, пропускные пункты, лифт, какое-то помещение с людьми... яркие, хлещущие картинки, союзники криза. Лучше их не рассматривать вовсе, закрыть глаза: все равно перед ними то темно, то слишком много цвета. Злая собака ухитряется как-то так управлять недвижимостью в лице Кейс, что можно переступать своими собственными ногами, хотя вообще-то чужими и ватными, но вот для движения нужен внешний импульс.

Потом – вода, опять очень много воды, со всех сторон, но на этот раз – горячей... и следом за тем ледяной. На третью перемену возвращаются слух и голос, и можно уже сказать все, что хочется... никаких спасибо, а только проклятия палачу.

– Извините, сейчас будет хуже, – сообщает палач, еще невидимый, но уже ощутимый: руки, поворачивающие туда и сюда, запах мокрой ткани, одеколона, антисептика...

Да. Действительно хуже. Расстрел ледяной водой. Струи лупят горизонтально, повсюду, от голеней до шеи, напор – как из полицейского гидранта, стоять невозможно, и падать некуда, потому что сзади тоже вода, и на нее можно опираться, как на ограду. Только очень больно. Хорошо, что больно: я все-таки есть.

Когда в голове всплывает вопрос "зачем сообразительному корпоранту душ Шарко?", Кейс понимает, что процедуры подействовали.

– Сейчас горячая – и все.

Ее вынимают из душа, обертывают халатом, вручают чашку. Чашка на ощупь теплая. Жидкость, кажется, обжигает язык. Вкуса пока нет. Нет, есть. Лучше бы не было...

– Что это за дрянь? – Гадость такая, что даже кашлять не хочется, только дышать, разинув рот.

– Поднимает кровяное давление, – отвечает палач. – Плавно поднимает. Венозное кровообращение стимулирует.

Самоуверенный дурак. У всех его препаратов наверняка уйма противопоказаний, а я никогда не поверю, что у него есть хотя бы фельдшерская квалификация. Коктейли, душ, неведомые смеси... но все это, надо признать, работает. Работает до той степени, что можно различить: "злая собака" стоит рядом, в полушаге, словно собирается ловить при падении в обморок. Мокрая водолазка прилипла к коже. Новая вариация ложной скромности: полоскать человека в душе – не спросив позволения, кстати, – не раздеваясь при этом самому.

Ткань на груди хлюпает под пальцами.

– Снимите это.

– Как скажете, – улыбается где-то там сверху морской разбойник.

И тут же на месте стягивает этот скальподрал через голову. Буквалист. Внутри он такой же белый – там, где сам не попал под концентрированную струю – и такой же мокрый. Зато хоть волосы на голове дыбом встали. Значит, этот пробор не сам собой держится – приятно. А еще у него слева и чуть сзади довольно большая шишка. Даже не шишка а горб какой-то. Отрада френолога.

– Кто это вас и зачем?

– Коллеги. За покушение на жизнь высокопоставленной персоны. Отца нашего разыскиваемого, – безо всяких эмоций отвечает палач и буквалист. Видимо, отвечает уже в сороковой раз. – Это мелочи, не обращайте внимания.

– Что мелочи, покушение или результат? – Психлечебница какая-то, а не корпорация, буйное отделение.

– В общем – все мелочи, кроме поисков. – Да уж, не поспоришь.

Буквалист приглаживает волосы – и тут же его ладонь оказывается на шее, прямо за воротником халата, пробирается через волосы вверх. По позвоночнику пробегает электрический разряд, становится вдруг жарко, а кожа на скулах натягивается. Стимуляция венозного кровообращения...

– Ну раз вы так ставите вопрос, – говорит Кейс, – водолазкой мы не обойдемся.

И поворачивается к нему.

Еще никто и никогда не делал с ней этого в порядке терапии. Но молодой человек явно разбирается в вопросе. Будем доверять его профессиональному чутью и далее. А лишние полчаса – не срок, если за это время ей удастся вытащить из глубин мирового океана свою голову. Чистую, промытую изнутри и готовую к работе.

А у него, оказывается, растут волосы. Просто тоже очень светлые.

Кажется, повезло: "физиотерапевт" никуда не торопится. Все эти процедуры делились для Кейс на два этапа – сначала хорошо, а потом никак. Скучно. Но это что-то вроде взаимовыгодного обмена: сначала приятно тебе, потом партнеру. Сначала можно впитывать каждое прикосновение, чувствовать, что тело – это чуть больше, чем унылая и мешающая вечными перебоями в работе оболочка, набирать энергию в аккумуляторы, а потом просто позволить так же подзарядиться об тебя.

Расслабиться и плыть по течению, и позволить лепить из себя все, что угодно, тем более, что мальчик то ли опытен, то ли просто внимателен, и все у него получается хорошо, просто замечательно – ни одной ошибки, ни одного неверного, несвоевременного движения, которое обычно словно ледяной водой окатывает, и все оказывается напрасным, ненужным, раздражающим...

Страсти во всем этом существенно меньше, чем, скажем, в преферансе. Но от преферанса – пусть это трижды национальная игра, как у соседей шахматы – не бывает так хорошо, снаружи, внутри, повсюду. Вернуть партнеру порцию естественных эндорфинов – это даже приятно, тем более, что он, кажется, тоже в ней нуждается. Но, в принципе, понятно, почему злую собаку кто-то мог захотеть – и захотел – вбить головой в пол. Выбрать место для "терапии" так, чтобы часы были видны обеим сторонам – это достижение.

Когда – и почему – разделение на довольную плоть и наблюдающий за всем этим со стороны ехидный разум прекращается, Кейс заметить не успевает. Также как и не ловит перехода от "вы нам" к "мы вам". Просто секундная стрелка замирает на месте, и на скачок с 13 до 14 уходит прорва и бездна личного времени. Время наружное, объективное, осыпается с циферблата серебристой чешуей, засыпает всю комнату до самого потолка...

И можно плыть в этой чешуе и лететь, и дышать ею, все равно земля проворачивается где-то внизу, отдельно. Не претендует. И это так естественно, нормально, правильно, что когда внизу обнаруживается опора, а "мы" превращается в мы, Кейс удивляется – зачем? Почему не как раньше?

И не спрашивать же, что это было? Тем более, что и так понятно, что.

– Хороший допинг... – выдыхает Кейс, и потом только ощущает, что говорит на родном языке, а следом вспоминает, что слова звучат совершенно одинаково для обоих: dobry doping.

Положить ладонь на щеку злой собаке – и испугаться обжигающей пальцы раскаленной белой эйфории во взгляде, в улыбке. Да что за глупости?

– Это у вас всегда так? – Было такое желание, сказать что-то признательное. Быстро испарилось.

– Да нет, – улыбается еще шире. – Не всегда. Нужны некоторые привходящие условия. Одежду вашего размера я заказал, но ее еще точно нет. Но зато у меня в шкафу есть женские джинсы чуть побольше – и рубашка.

Ненавижу одежду с чужого плеча. Ненавижу. Надо было все-таки исхитриться и взять с собой сумку. А теперь придется влезать во что-то ношеное, деформированное под чужое тело, пропитанное его запахами, и невольно предполагать, откуда именно взялось...

Вещи новые. На рубашке магазинная пластиковая петля. Этикетка, видно, расквасилась при стирке.

– Это откуда? – невозможно же не спросить.

Маг и волшебник уже переоделся и опять омерзителен. И почему галстук – красный? Вот кто выдумал этот придурочный стандарт, словно на дворе все еще восемнадцатый век, крой, считай, тот же... пингвины? Мировой заговор пингвинов?

– Вещи? Долго объяснять. Или коротко. В общем, я параноик. У меня здесь даже маленький электрогенератор есть.

– Вы не параноик. Вы... – с языка едва не слетело "пингвин", – ипохондрик с навязчивой идеей самолечения, переходящей в комплекс целителя.

– И это есть. Горячего шоколаду хотите?

– Без сахара. Совсем.

– Кто же кладет сахар в шоколад? Это все равно, что водкой полы мыть.

А еще в этой норе квадратов в семь есть микроволновка и плитка. Отдельно. Нет, это не паранойя, это хорошо откормленный гедонизм. Потому что плавить шоколад в микроволновке – кощунство того же сорта, что замораживать и потом подогревать булку с котлетой и томатом. Но время, время, которое вернулось на круги своя? Мы работать будем, спрашивается?

– Будем. – Чашка опускается в гнездо, край стола загибается вверх и становится терминалом. – Вот сводка за то время, что мы сюда добирались. В первую очередь – повторный допрос свидетеля, видевшего, как Антонио-младшего "кадрили" в баре. И фоторобот Доктора, он уже готов. Я сейчас намерен организовать в городе небольшой неудачный теракт от имени "Черных бригад" – это позволит нам проводить массовые мероприятия, не спугнув при том маньяка. У меня на это уйдет чуть меньше полутора часов. После этого мы сможем поговорить.

Допрос? Фоторобот? И когда успел? Ах да, мы, кажется, останавливались в кабинете на пару минут.

– Зачем вам неудачный теракт? Подорвите Дельгадо.

Фоторобот неплох, на диво человекообразен. Все прочие показания бармена отлично вписываются в давно составленный портрет Моро. Иностранец, переехал лет 6-7 назад, флорестийское "давно" – это от пяти до десяти, вероятно, работник сферы просвещения. Преподаватель биологии? Хорошо. Последние сомнения отпадают. Теперь можно и нужно работать – да и шоколад кончился, жалко.

Теория эволюции, спонтанные мутации, скачкообразное развитие, формирование органов, то, что веками заставляло ученых думать, что растительный и животный мир был сотворен Создателем непосредственно... это очень хорошо, это заполняет лакуны. А вот почему он так банально прокололся? Средь бела дня в людном баре к очень приметному мальчишке... только из-за сенсации Del Gado, да простят меня языки за такое насилие?.. Или это упущенный modus operandi контакта с жертвами? Да нет, здесь легче притворяться педофилом, чем педагогом, меньше внимания привлечешь, и всплыло бы, за двенадцать дел хотя бы раз всплыло.

Он поменял тактику? Учел опыт следствия, о котором болваны-коллеги напели журналистам все и немножко больше, или дело в том, что до очередного срока еще месяц с лишним? Он не хочет, чтоб его нашли, никогда не хотел...

– Простите, доктор... – Кейс выдергивают, к счастью, еще не из моря, не с глубины, а просто с берега, с длинной серой дюны, но все равно безобразие. Ощущение гнуснейшее. Я ему потом на практике продемонстрирую, на что это похоже!..

– Вы меня зачем сюда тащили, болван? Отвлекать?

– Посмотрите, пожалуйста. Этот проект... теракта подготовили в мое отсутствие.

Обращение... обращение через прессу к общественности с изложением сути дела... приметами и призывом о помощи?!

Не то чтобы Щербина был совсем нетранспортабелен, но тащить за руку два собственных веса трудновато, и все-таки категорически необходимо.

В кабинете за прошедшее время резко прибавилось людей – или просто стали заметны, черт разберет. Стены... стены раньше показались серыми. Зря. Они светло-желтые. Здесь всегда будет такая толпа? Дайте мне другую комнату, если нельзя дать другую корпорацию... а вот от недоумка можно избавиться самостоятельно.

– Добрый вечер. – Начинать с драки не стоит, сперва поздороваться. – Я доктор Камински. И я хочу увидеть автора идеи обращения в прессу.

– Это я. Добрый день. – встает... нет, вот он не помор, он прусс или летт. Не славянин, балтиец. А в остальном – похож, как имбирный пряник из той же формы. – Я Карл Векшё, очень приятно познакомиться.

– Нет, Карл Векшё, вы сильно ошибаетесь. Вам очень неприятно. Потому что публично сообщаю вам, что вы идиот. Уточняю, поскольку вижу вас: малолетний пустоголовый идиот, чертовски вредный для дела.

Этот Карл дурак, но умнее Дельгадо, что не сложно. Он не начинает кричать. Он спокойно кивает и, кажется, собирается вежливо так спросить, что меня не устраивает. Не успеет. Потому что дурак.

– Вы убьете вашего Антонио вернее, чем ножом, идиот. Доктор Моро – не псих из учебника, он не на сексе помешан. И он не играет с полицией. Мы его вообще не интересуем, даже как соперники. Он пытается сделать научное открытие. И не станет рисковать собой. Если он решит, что он в опасности, он просто сбросит хвост, избавится от мальчика – и исчезнет. И если он не преуспеет, а он не преуспеет, то он убьет свидетельство провала, потому что он тщеславен, а вы на весь мир выставите его неудачником. Убьет, а не отпустит, понимаете, придурок? Зачем вы вообще лезете туда, где ни ухом ни рылом – вы тут кто? Заместитель? Кто вам позволил принимать подобные решения?

– Позволил я, – негромко говорит из кресла знакомый по новостям и репортажам человек. По виду – точь-в-точь из-под каледонского холма в гости заглянул.

– А вы бы вообще молчали, господин Сфорца! Этого болвана хотя бы чему-то учили – а вы, если не ошибаюсь, биохимик? Ну и занимались бы тем, в чем разбираетесь. Что вы все наговорили журналистам? Что вы им уже наговорили?

– Не так громко, пожалуйста, – легкие движения, скользящая походка, резко подчеркнувшие возраст синеватые тени под глазами. Рука висит над плечом, но не касается. – Мы только договорились с прессой об экстренном сообщении в связи с пропажей мальчика. Без подробностей. Как я понимаю, это ошибка, да? Спасибо за объяснение. Доктор Камински, я вам обещаю, что никто больше не будет лезть вам под ноги. Но постарайтесь не кричать, прошу вас.

Ему тоже мешает звук? Ну хорошо, хоть кто-то будет понимать.

– Ладно, не буду. Про пропажу вы им сказали... значит все, тут мы уже не закроем.

– Закроем. – Злая собака выдвигается вперед. – Извините, Карл, мне нужно было почту внимательней читать. Идея отменная, просто недовернута. Итак. Антонио да Монтефельтро похищен. Местными экстремистами. Экстремисты уже связались с нами и назвали себя руководством "Черных Бригад", но мы, повторяю, мы, имеем основания считать, что это, скорее, радикальная группа, которая пытается сейчас оседлать движение.

– В подобных случаях закон нам позволяет вести розыск силами корпорации и привлекать полицию, – говорит кто-то профессиональным тоном консультанта.

– Вот и замечательно, – кивает Сфорца, не как все люди, а к плечу. – Карл, я думаю, что вы прекрасно справитесь с антитеррористической операцией, а розысками займутся Максим и доктор Камински. Кстати, Кейс – это в оригинале Катажина?

– Кейс это в оригинале Ка с точкой. Остальное никого не касается. – Еще только моей святой покровительницы в этом деле не хватало. Тем более, что везет мне во всем, и в этом тоже – историки церкви уже лет десять шумят, что не было никакой Екатерины Александрийской, ученой мученицы, а что это Ипатию задним числом канонизировали.

– Договорились. Начинайте работать. Касается всех. До новостей осталось полчаса. – Интересно, а как можно быть одновременно ломаной линией и густой тягучей патокой? Вот сразу, одновременно?

К счастью, владыка лесов, полей и холмов отбывает из рабочего помещения вместе со своими загадками. Кейс некоторое время обалдело смотрит вслед. Сюрреалистическое существо.

Следом за существом потихоньку высачивается за дверь разномастная свита. Дикая Охота, как она есть. Переехали в Терранову, слегка адаптировались, маскировкой пренебрегли. Дама с рыжей гривой пышнее чем у Кейс, та, с голосом консультанта, тоже условно знакома. Та самая, "Минута рекламы!". Все Управление месяц повторяло как попугаи.

– Я сейчас доведу проект обращения, – говорит Щербина.

Очень трудно соотнести того шутника и этого народно-параноидального целителя. Кстати, кстати... его и тогда по голове били. Видимо, это местная традиция. Тот из-под холма этого пингвина... бредовое какое ощущение, словно через экран телевизора провалилась, а там не киностудия с актерами, там все на самом деле. Девиртуализация симулякров. Обдумать на сон грядущий, когда он случится.

– Посмотрите, доктор? – терпеливо повторяет бывший симулякр.

– А эти ваши радикалы, они стрелять не начнут от такого поворота?

– Начнут, но что-то такое давно пора было сделать. Я собирался... – лицо у "собаки" пустое, он сейчас не здесь, интерфейс поддерживает мелкая служебная программа, – но тот труп пришлось использовать иначе.

– Хорошо. Мне нужны нормальные вычислительные мощности. Я знаю, что они есть, и они нужны мне все – плюс пара расторопных программистов. Объясняю: мы все три года искали по следам, лежки между убийствами, а сейчас нужно срочно очертить возможное место деятельности. И без хорошей машины мы просто не справимся.

– Машина есть. "Королева Фей" CX. И программисты есть, – это Карл. – И все данные по городу. И вся документация за последние сорок лет. Что не оцифровано, через час-другой тоже введут. Все в вашем распоряжении.

Пару секунд Кейс раздумывает, не извиниться ли. Потом ловит в его уголках глаз что-то такое, от чего делается неприятно. Не в свой адрес пока что, хотя уже ясно, что здесь нажит очередной враг. В адрес то ли господина Сфорца, то ли Щербины.

– Молодой человек, мне обещали, что вы не будете мельтешить у меня под ногами. Требования были изложены не вам.

– Доктор, – раздается сбоку. – Карл мой референт, а я занят. И если бы не он, все, кроме машины пришлось бы еще добывать. Давайте... – странная пауза, – жить дружно.

– I'll do my personal best, – обещает Кейс – и даже не врет.

Антонио да Монтефельтро-младший
15 декабря 1886 года, Флореста, Терранова

Антонио перечитывал записи и морщился. Действительно маньяк. Лечиться нужно. Конечно, иммунные реакции – мощная штука, на них много можно раскачать, но варварство же и вандализм. И, конечно, это еще не все материалы, только небольшая часть. До остальных тоже нужно добраться, только попозже.

И вообще – о чем он думал? Если бы он просто исходники свои с предварительными выводами опубликовал – за него бы дрались по меньшей мере три института. Да дядя Франческо ему бы просто лабораторию с нуля сделал и всех специалистов нашел, даром что он медициной прямо не занимается... Это в сколько раз быстрее работа пошла бы? Надо ж быть таким кретином. А теперь, конечно, нужно готовый результат предъявлять, чтобы руками потрогать можно было. Иначе убьют же.

Может быть, и так убьют: никто же не выжил до сих пор. Хотя если нас все же найдут, но удастся объяснить, в чем дело, то синьора доктора приберет либо отцовская, либо дядина корпорация. Еще и подерутся, кому достанется. Но, конечно, за таким экспериментатором нужен строжайший присмотр. Смешно – настоящий Безумный Доктор из одноименного старого комикса.

– Я нашел вам ошибку. Как минимум одну, – говорит Антонио. Он старается произносить каждый звук как можно медленнее – и двигаться по счету. Потому что нервные узлы отработали классно и сейчас он сам себе напоминает ту ящерку, которая может бегать по поверхности воды. Нужно крепко все тормозить, чтобы тебя слышали, чтобы ничего не разбить, да и самому не покалечиться.

– Она в самом начале совсем. Смотрите, вот.

Это не файлы. Это золото. Нет, не золото. Лучше. Собранные по десяткам тысяч источников медицинские данные времен гражданской войны в Терранове. Времен развала империи. С оглушительным выводом: несмотря на резко ухудшившиеся условия, несмотря на продовольственный кризис, местами переходивший просто в сезонный голод, несмотря на военные действия и нехватку лекарств... общий уровень заболеваемости резко упал. Не только количество обращений, это-то понятно, не только внимание – люди просто стали меньше болеть. И быстрее выздоравливать. И вставать после такого, что при том мясницком уровне медицины ни в какие ворота. По госпитальным данным заживляемость едва на 20 процентов вверх не заехала против нормы, причем, у обеих сторон. Когда первая война кончилась, конечно тут же все пошли болеть и умирать... но пик оказался вполовину не таким крутым, как должен был. И тоже не из-за недостатка учета. А главное, можно было сравнить с более ранними данными. Империя-то была бюрократической донельзя, это еще от инков унаследовали.

Только при следующих конфликтах такого мощного всплеска уже нет. А потом все наоборот, статистика перевернута. Это все очевидно, достаточно свести.

– Видите, да? Вот тут вы и ошиблись. Это не воля, воля тут вообще ни при чем. Это мотивация. Они хотели жить и драться, построить Город Солнца, добыть себе свободу, вернуть все, как было, просто выжить и увидеть родных, просто сохранить детей, просто, чтобы наступил мир – кому как. Но хотели со страшной силой. А потом, в третий, в четвертый раз все уже знали, что ничего не кончится. И ничего не будет. Нечего хотеть, некуда хотеть. Тут что себе ни приказывай, организм не послушает. Не воля, желание. А вы полагались на волю. Вот у вас и шло все прахом. Чтобы что-то заработало, нужна не просто предельная ситуация, нужен очень сильный мотив за нее прорваться. Знаете, я читал одну книгу, фантастику – там человек смог телепортироваться, когда оказался в безвыходной смертельно опасной ситуации. А другие потом уже научились, зная, что это возможно. То, что надо. Вы не читали?

– Нет. – Кажется, надо говорить меньше, резать мысли тонкими ломтиками, а то Безумный Доктор изумленно встряхивает головой и смотрит на Антонио как на восьмое чудо света. – Имеет смысл прочитать?

– Вряд ли... там сюжет уже про то, как все потом жили.

– И как?

– Все так же глупо, только с телепортацией.

Хозяин кивает одобрительно, кажется, что очень медленно – нет, просто Антонио разогнался до второй космической. Но... как тест это было здорово, а в чем еще смысл? Препарат плюс нейростимуляция – ну да, конечно же, будешь быстрее соображать, лучше, точнее. Но нам ведь нужен постоянный результат и без внешней химии, верно?

Такое подозрение, что у Безумного Доктора ни плана, ни оснований для составления плана – одно наитие. Покажется – сделаем то, не покажется – сделаем это.

– Скажите... а скольких вы убили?

– Троих, – морщится хозяин. Понятно, остальные сами умерли.

– Вы извините, но так нельзя. Это просто преступная бесхозяйственность. И страшный риск. И потеря времени. Сначала нужно составить план. Что мы хотим получить, как, что будем делать, если оно не даст результата или если результат не впишется в теорию. – Отца бы сюда. Он на таких вещах собаку съел. – Ну вот, например, зачем нам нейростимуляция? Проверить, могу ли я вообще измениться?

– Да. Если нет, так и смысла работать дальше нет. И еще, ты меня извини, но если бы ты был латентным шизофреником, например, оно бы проявилось уже.

О. А об этом он забыл. А ведь верно. Разумная предосторожность.

Но этого мало, мало, мало... и не вполне правда. Дважды не вполне. У шизофреников реакции могут проявляться далеко не сразу, не на второй прием. А на пятый, десятый... я где-то это читал. Давным-давно. Интересно, можно ли вспомнить? Да, можно. Медицинская энциклопедия, солидное бумажное издание в кожаном переплете и с золотым обрезом. Где это хоть было? У дедушки, кажется. И там статья "Наркотики" страниц на двести. Про все подряд, и про это тоже.

Мне не очень нравится этот подход, думает Антонио, вычерчивая на листе бумаги блок-схему с простейшим алгоритмом "если-то": к своему компьютеру хозяин не пустил. В нем есть кое-что странное. Ну вот для настоящей трансплантации нужны такие мощности... во Флоресте до сих пор еще отделение трансплантационной хирургии не открыли, потому что мало иметь оборудование, нужен еще и персонал, особенно хирурги, и вот подшивается же – нерв к нерву, сосуд к сосуду, разве прямо тут, в этом доме можно? Нет, можно человеку какой-нибудь кусок чужой живой ткани вшить, как получится в одиночку – и надеяться на результат. Что сепсиса не будет. Будет же. Надеяться и верить, что на иммунном ответе подопытный куда-то выпрыгнет. Ждать как чуда. Как чуда. Интересное такое чудо. Своими руками делаешь, а потом просишь кого-то оживить. Как в очередной прочитанной книжке.

Так. Кажется я на что-то набрел. То, что я сейчас вижу как дыру в методике, может просто быть другой методикой. Именно методикой, даже если Доктор Моро сам головой не понимает, что делает, не может вербализовать, это не значит, что он не прав – никакая логика не подскажет химику забыть кусок резины у нагретой печки. Но вот научная интуиция – может. И она же позволит понять, что делать с результатом.

Бурчание за спиной усилилось – хозяин, кажется, включил телевизор на полную громкость. Звук троился в голове, мешал. Три динамика – боковые и нижний – интересно, а где нужно сесть, чтобы речь перестала расслаиваться в голове? И все эти звуки отскакивают с легким треском от нештукатуреных стен. Стоп. Нельзя зависать на побочных эффектах стимуляции.

Антонио всегда реагировал на упоминание своего имени только со второго раза, убедившись, что имеют в виду именно его, а не отца. В первую пару секунд он по привычке подумал, что речь не о нем, и не успел даже испугаться или возмутиться – как похитили? Как "Черные бригады"? Откуда, из больницы в одном корпусе с кабинетом дяди? Вот же бред!..

А. Это меня похитили террористы? Если верить почти чернокожей дикторше с великолепным грудным голосом, то меня, меня. Террористы. Награда за помощь. Награда за сведения. Душераздирающая, исторгнутая из самой диафрагмы просьба к жителям столицы: помогите спасти ребенка. Мы не можем идти на уступки негодяям... и так далее.

– А если бы тебя на самом деле похитили террористы, – интересуется Доктор, – они не стали бы платить?

– Ну это по обстоятельствам. Если бы думали, что на деньги можно похитителей выманить, могли бы и согласиться для виду. А вообще, нет, конечно. Если платить, этому ж конца не будет. Так безопаснее, на самом деле.

Доктор кивнул...

– Пожалуй. Но жалко же.

– Жалко. Раньше, когда семьями воевали, платить выкуп было выгодно. Чтобы пленных не убивали. А теперь невыгодно. Но вы вообще понимаете, – Антонио кивнул в сторону телевизора, – что все это значит?

– Ложный след. Кто-нибудь узнал о твоей пропаже и подсуетился.

– Я вам объясню сейчас, кто именно подсуетился, – сердится Антонио. – Вам это ничего не скажет, конечно, но это заместитель по внешней безопасности из дядиной корпорации. Тот самый, который посреди заседания Мирового Совета подменил у председателя комитета безопасности диск с компрометирующими материалами. Вы правда не знаете, что все, что говорит пресса по таким поводам... где оно все составляется? – В горле пересохло, очень хочется пить. Антонио жадно хлебает прямо из пластиковой бутылки, вода пенится на губах и проливается на грудь. – В общем, у нас осталось очень мало времени. Суток трое. И надо за это время что-то реальное сделать. Понимаете?

Антонио льет воду на ладонь, протирает лицо. Доктор смотрит на него внимательно, кажется, до него начинает доходить серьезность положения.

– Это я виноват, – грустно продолжает Антонио, – Мне нужно было вам лучше объяснить, с кем вы связались, но я так увлекся... Они перевернут город, весь и по минутам. Они найдут дом, они найдут вас. Это не полиция. У дяди такой штат и такие вычислительные машины, а если не хватит, мама наших привлечет. Даже если вы мое тело спрячете и попробуете скрыться... или отпустите меня и тоже попробуете скрыться, вас найдут. Человека, который застрелил тетю Габриэлу, прятала служба безопасности Мирового Совета. Так вот, тот самый зам его нашел за месяц и голову его дяде к завтраку подал. Нам нужен результат. И быстро.

– Кто, – хлопает глазами похититель, совсем как первоклассник, – кого кому к завтраку подал? – И смотрит на Антонио так, словно пытается прозреть в нем шизофреника или еще что-то, непригодное к обработке.

– Максим. Который зам. Голову убийцы нашей двоюродной бабушки. Потому что дядя сначала очень разозлился и так и попросил, голову. Отдельно. А потом он забыл, а Максим запомнил... мама сказала, что так дяде и надо, – медленно и внятно объясняет Антонио. Что тут непонятного?

– У тебя, – вынужденно улыбается доктор, – слишком много родни, а у родни слишком много работников. А результат – да, конечно. Придется форсировать программу.

– Ну вот давайте сядем и спокойно это обсудим.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю